Страница:
– Как такое возможно? – Морозов с неожиданной легкостью поднялся на ноги.
– У него появился могущественный союзник, – Ракшаса пожал плечами. – Все-таки он – царь великой державы. После гибели нашего доктора Джаяра Борис Владимирович оказался в тяжелом положении. И наверняка решил искать себе другого некроманта. Получается, что нашел.
Морозов попытался заглянуть в глаза Ракшасы, но взгляд лемурийца был непроницаем.
– Кто этот некромант? – проговорил боярин с нажимом. – Разве есть неподвластные вам мастера темных искусств?
– Конечно, есть! – отвечал Ракшаса. – В свое время мы активно делились нашими знаниями по всему миру. Темные искусства до сих пор неплохо развиты в империи ацтеков, в Африке и Аравии. Да и братья Серебряного Черепа мне не рабы. Кто-то из них мог вмешаться в ситуацию на свой страх и риск.
Морозов сжал кулаки до хруста.
– Осторожней! Пальцы сломаешь. Не забывай, теперь ты почти не чувствуешь боли, – остановил ученика Ракшаса.
Михаил Всеволодович постарался взять себя в руки и продолжил разговор спокойно:
– Что мы теперь будем делать?
– Это неправильный вопрос… – Ракшаса сделал долгую паузу. – Правильный вопрос: что собираешься делать ты?
– Я? – Морозов пытался понять, куда клонит некромант.
– Ты, – подтвердил Ракшаса, а потом продолжил свою мысль: – Мы, лемурийцы, соблюдаем мирный договор. Не в наших интересах затевать новую мировую войну. И вмешиваться во внутренние дела Руси мы не имеем права. Только тебе решать, что делать дальше. Хочешь, собери армию и сбрось царя. Не хочешь, оставайся в своем поместье. Или можешь отправиться на Шри-Ланку, там отличная школа темных искусств.
– Я полностью свободен в своем выборе? – удивился боярин.
– Конечно, – отвечал Ракшаса. – В любом случае, советую продолжить занятия. Участь некроманта-недоучки печальна.
Морозов прошелся по кабинету. Нужно было подумать… Оказалось, у него есть выбор. Есть ли он на самом деле, или это какая-то игра?
– Значит, я могу сбежать или выступить против царя… – боярин продолжал размышлять, но уже вслух.
– Борис Владимирович окончательно превратился в чудовище и уничтожил моих последних друзей, разогнал боярское собрание. Теперь ни о каких прогрессивных реформах и союзе с Лемурией речи быть не может. Русь навсегда останется отсталой страной с царем-марионеткой. Получается, выхода нет, и я должен сражаться. Иначе все было напрасно… – этого Морозов не сказал, но Ракшаса все прочитал по его лицу.
– Ты все еще человек чести и не можешь сбежать.
Морозов покачал головой. Выход был только один.
– Как мне собрать армию? – спросил боярин.
– Ты некромант… – ответил Ракшаса.
На этом разговор был закончен и начался урок. Морозов уже умел поднимать мертвецов в виде послушных зомби, теперь он должен был освоить нечто более масштабное. Ночь уже опускалась на Павловскую слободу. Крестьяне засыпали у печек, конюхи проверяли скотину, девицы откладывали рукоделье и протирали уставшие глаза. Если бы кто-то заглянул в окна хозяйского кабинета, то увидел бы текучий бледно-зеленый туман. А если бы этот незваный зритель чуть зазевался, то запросто мог угодить на урок в качестве наглядного пособия.
Некроманты закончили тренировку за полночь, и Ракшаса поднял в небо свою длинную черную лодку. На ее изогнутом носу красовался серебряный череп. Лемурийское судно несли на своих плечах неупокоенные души. И сейчас страшная лодка плыла по небу на восток. Там, на берегах Волги, была старинная вотчина Морозовых. Крепостное право уже полвека как было упразднено, и жители приволжских деревень не принадлежали Михаилу Всеволодовичу. Однако боярин все равно считал, что если уж он должен получить армию зомби, то из этих своих крестьян.
Лемурийская лодка тихо проскользила над резными коньками крыш. С ее борта сыпался мелкий черный прах. Морозов стоял на носу. Его лицо прикрывала маска из слоновой кости. Проходя сквозь ее круглые дыхательные прорези, ночной воздух необычно вибрировал. Боярин читал заклинание на чужом древнем языке и не узнавал свой голос. Темное колдовство долго сплеталось изощренным узором. Михаил Всеволодович держал его рисунок в голове и ни разу не сбился. Когда заклинание сработало, черный прах обратился ядовитым зеленым туманом. Колдовская отрава опустилась на деревню, сверху ударило еще одно заклинание, уже невидимое, оно превратило погибших крестьян в зомби.
К утру в распоряжении Морозова была приличная армия мертвецов. Днем боярин нанял в Нижнем Новгороде пароходик и две баржи. На них Михаил Всеволодович планировал доставить свое войско в столицу.
Тем временем по Москве ходили самые разные слухи, что Британия готовит колдовской удар по Руси, а может, уже его нанесла, что царь умер или что жив, но отправился в тайное путешествие.
Посвященных в боярский заговор осталось не много. По большей части это были жены, друзья и родичи пропавших в Кремле. Половина этих людей тут же отбыла прочь из столицы в уездные города, свои имения и вотчины. Но слухи о пропавшей делегации все равно начали распространяться.
– Так им и надо, боярам! Проворовались, вот их царь-батюшка всех собрал да на каторгу! – так говорили в кабаках и на рынках.
Но находились и те, кто мог ответить:
– Я за Милославского Василия Васильевича лично ручаюсь. Когда у нас в деревне церковь сгорела, он новую отстроил! А в неурожай фураж и зерно беднякам раздавал!
За два дня число сочувствующих и просто любопытных многократно умножилось, и на третий людское море выплеснулось на Красную площадь. Народ кричал, требовал показать государя, желал узнать, что происходит. Ответом было полное, мертвое безмолвие. Штурмовать царскую резиденцию люди не решились и к вечеру стали расходиться. Самые активные захватили ближайшие торговые лотки и устроили палаточный лагерь прямо на площади. Охранный приказ в происходящее никак не вмешивался. Его начальник, Евстратий Павлович Железняков, знал кое-какие нехорошие подробности о царском фаворите Джаярове, да и про боярина Морозова догадывался, а потому старый сыскарь отправил московскому воеводе прошение об отставке. Правда, принять его было некому – воевода сгинул в Кремле.
На следующий день Красная площадь собрала еще больше народу. Самые отчаянные начали строить под стенами баррикаду. Народ терял терпение. Предлагали отправить делегацию в расквартированный под Москвой Семеновский полк. К вечеру баррикада возле Спасских ворот доросла до верха стены, но тут же рухнула от неожиданного порыва ветра. Плотник Трофимов упал с большой высоты и сильно расшибся. Несчастного унесли к докторам. А он все клялся по дороге, что видел летучую навь – холодное, полупрозрачное привидение.
В это самое время Наравапару призвал к себе еще одну неупокоенную душу и окончательно разгромил примитивное осадное сооружение.
– Решайте, что делать дальше, Борис Владимирович, – сказал некромант. – Скоро кто-нибудь притащит порох и взорвет ворота.
Царь молчал. В редкие минуты душевного спокойствия он думал об отречении от престола, о том, как вернуть все на круги своя. Пусть не для себя, но для своей страны. Вот только спокойствия почти не было. Бориса Владимировича постоянно мучил жуткий, не знакомый живому человеку голод. Когда становилось совсем невмоготу, некромант сжигал одного из зомби и насыщал царя энергией. В методах и словах Наравапару не было никакой деликатности.
– На мертвяках долго не протянете, – говорил некромант.
Наконец царь не выдержал и спросил:
– Что же мне делать? Я превращаюсь в чудовище! В таком виде я не могу править государством!
У Наравапару был заготовлен ответ:
– Соберите новый двор. Всегда найдутся те, кто захочет власти и денег. С их помощью вы вернете себе контроль над страной.
Борис Владимирович задумался над словами некроманта и признал их правоту. Когда на город тяжело опустилась летняя ночь, Наравапару попрощался с царем.
– Срочное дело, – сказал он. – Вернусь к утру.
Борис Владимирович остался один в окружении зомби. Мертвецы не обращали на царя никакого внимания. Они подошли к стене, за которой горожане разбили лагерь, да так и стояли всю ночь. Тихий странный плач зомби уходил в небо. Борису Владимировичу казалось, что мертвецы видят сквозь камень и не сводят глаз с живых людей на площади.
Той ночью Наравапару оставил царя не просто так (хотя определенный воспитательный элемент в действиях некроманта все же был): лемуриец поспешил навстречу повелителю. Он застал Ракшасу в Павловской слободе, в кабинете Морозова. Молодой человек сидел, закинув ногу на ногу, и смотрел в сад. Наравапару всегда поражался способности повелителя казаться бодрым и жизнерадостным. Некроманты ведь не зря носят свои костяные маски – они скрывают пораженные болью, злобой и смертью лица. Ракшаса как всегда был молод и свеж, только прищур его глаз сегодня казался каким-то недобрым, мстительным.
– Кажется, я понял ваш план, повелитель, – осторожно начал разговор Наравапару.
Ракшаса рассмеялся:
– Это не план! Это новая дружественная политика Лемурии!
Наравапару не был уверен, что понял шутку, и продолжил с еще большей осторожностью:
– Ваша цель разжечь на Руси гражданскую войну и чтобы каждая из сторон использовала темное искусство. Так ведь?
Ракшаса блеснул белозубой улыбкой.
– Тебе не хватает позитива, дорогой Наравапару. – И начал объяснять: – Раньше мы, лемурийцы, пренебрегали молодыми народами. Мы доказывали наше старшинство силой. Использовали темное искусство для покорения народов и хранили его секреты. Думаю, настала пора общаться с миром на равных. Мы создадим потребность в темных искусствах и щедро поделимся тайнами с нашими новыми друзьями!
– Действительно, – пробормотал Наравапару. – А чтобы возникла острая потребность в некромантии, нужны злейшие враги на пороге твоего дома.
– На пороге – далековато! – улыбнулся Ракшаса. – Возвращайся к царю и проследи, чтобы он побольше думал о своих врагах.
Наравапару почтительно кивнул, немного выждал, потом все-таки сказал:
– Случилось кое-что не очень приятное, повелитель. Пересвет Северский забрал царевича. Возможно, он направится в Китеж…
– Старик еще жив… – задумчиво проговорил Ракшаса. – На этот раз он не сможет помешать нашим планам. В живую воду нельзя войти дважды.
– А если не он, а кто-то другой с его помощью? – спросил Наравапару.
Ракшаса щелкнул пальцами.
– Маловероятно, но возможно. Что ж, придется мне самому заняться Китежем.
4
5
– У него появился могущественный союзник, – Ракшаса пожал плечами. – Все-таки он – царь великой державы. После гибели нашего доктора Джаяра Борис Владимирович оказался в тяжелом положении. И наверняка решил искать себе другого некроманта. Получается, что нашел.
Морозов попытался заглянуть в глаза Ракшасы, но взгляд лемурийца был непроницаем.
– Кто этот некромант? – проговорил боярин с нажимом. – Разве есть неподвластные вам мастера темных искусств?
– Конечно, есть! – отвечал Ракшаса. – В свое время мы активно делились нашими знаниями по всему миру. Темные искусства до сих пор неплохо развиты в империи ацтеков, в Африке и Аравии. Да и братья Серебряного Черепа мне не рабы. Кто-то из них мог вмешаться в ситуацию на свой страх и риск.
Морозов сжал кулаки до хруста.
– Осторожней! Пальцы сломаешь. Не забывай, теперь ты почти не чувствуешь боли, – остановил ученика Ракшаса.
Михаил Всеволодович постарался взять себя в руки и продолжил разговор спокойно:
– Что мы теперь будем делать?
– Это неправильный вопрос… – Ракшаса сделал долгую паузу. – Правильный вопрос: что собираешься делать ты?
– Я? – Морозов пытался понять, куда клонит некромант.
– Ты, – подтвердил Ракшаса, а потом продолжил свою мысль: – Мы, лемурийцы, соблюдаем мирный договор. Не в наших интересах затевать новую мировую войну. И вмешиваться во внутренние дела Руси мы не имеем права. Только тебе решать, что делать дальше. Хочешь, собери армию и сбрось царя. Не хочешь, оставайся в своем поместье. Или можешь отправиться на Шри-Ланку, там отличная школа темных искусств.
– Я полностью свободен в своем выборе? – удивился боярин.
– Конечно, – отвечал Ракшаса. – В любом случае, советую продолжить занятия. Участь некроманта-недоучки печальна.
Морозов прошелся по кабинету. Нужно было подумать… Оказалось, у него есть выбор. Есть ли он на самом деле, или это какая-то игра?
– Значит, я могу сбежать или выступить против царя… – боярин продолжал размышлять, но уже вслух.
– Борис Владимирович окончательно превратился в чудовище и уничтожил моих последних друзей, разогнал боярское собрание. Теперь ни о каких прогрессивных реформах и союзе с Лемурией речи быть не может. Русь навсегда останется отсталой страной с царем-марионеткой. Получается, выхода нет, и я должен сражаться. Иначе все было напрасно… – этого Морозов не сказал, но Ракшаса все прочитал по его лицу.
– Ты все еще человек чести и не можешь сбежать.
Морозов покачал головой. Выход был только один.
– Как мне собрать армию? – спросил боярин.
– Ты некромант… – ответил Ракшаса.
На этом разговор был закончен и начался урок. Морозов уже умел поднимать мертвецов в виде послушных зомби, теперь он должен был освоить нечто более масштабное. Ночь уже опускалась на Павловскую слободу. Крестьяне засыпали у печек, конюхи проверяли скотину, девицы откладывали рукоделье и протирали уставшие глаза. Если бы кто-то заглянул в окна хозяйского кабинета, то увидел бы текучий бледно-зеленый туман. А если бы этот незваный зритель чуть зазевался, то запросто мог угодить на урок в качестве наглядного пособия.
Некроманты закончили тренировку за полночь, и Ракшаса поднял в небо свою длинную черную лодку. На ее изогнутом носу красовался серебряный череп. Лемурийское судно несли на своих плечах неупокоенные души. И сейчас страшная лодка плыла по небу на восток. Там, на берегах Волги, была старинная вотчина Морозовых. Крепостное право уже полвека как было упразднено, и жители приволжских деревень не принадлежали Михаилу Всеволодовичу. Однако боярин все равно считал, что если уж он должен получить армию зомби, то из этих своих крестьян.
Лемурийская лодка тихо проскользила над резными коньками крыш. С ее борта сыпался мелкий черный прах. Морозов стоял на носу. Его лицо прикрывала маска из слоновой кости. Проходя сквозь ее круглые дыхательные прорези, ночной воздух необычно вибрировал. Боярин читал заклинание на чужом древнем языке и не узнавал свой голос. Темное колдовство долго сплеталось изощренным узором. Михаил Всеволодович держал его рисунок в голове и ни разу не сбился. Когда заклинание сработало, черный прах обратился ядовитым зеленым туманом. Колдовская отрава опустилась на деревню, сверху ударило еще одно заклинание, уже невидимое, оно превратило погибших крестьян в зомби.
К утру в распоряжении Морозова была приличная армия мертвецов. Днем боярин нанял в Нижнем Новгороде пароходик и две баржи. На них Михаил Всеволодович планировал доставить свое войско в столицу.
Тем временем по Москве ходили самые разные слухи, что Британия готовит колдовской удар по Руси, а может, уже его нанесла, что царь умер или что жив, но отправился в тайное путешествие.
Посвященных в боярский заговор осталось не много. По большей части это были жены, друзья и родичи пропавших в Кремле. Половина этих людей тут же отбыла прочь из столицы в уездные города, свои имения и вотчины. Но слухи о пропавшей делегации все равно начали распространяться.
– Так им и надо, боярам! Проворовались, вот их царь-батюшка всех собрал да на каторгу! – так говорили в кабаках и на рынках.
Но находились и те, кто мог ответить:
– Я за Милославского Василия Васильевича лично ручаюсь. Когда у нас в деревне церковь сгорела, он новую отстроил! А в неурожай фураж и зерно беднякам раздавал!
За два дня число сочувствующих и просто любопытных многократно умножилось, и на третий людское море выплеснулось на Красную площадь. Народ кричал, требовал показать государя, желал узнать, что происходит. Ответом было полное, мертвое безмолвие. Штурмовать царскую резиденцию люди не решились и к вечеру стали расходиться. Самые активные захватили ближайшие торговые лотки и устроили палаточный лагерь прямо на площади. Охранный приказ в происходящее никак не вмешивался. Его начальник, Евстратий Павлович Железняков, знал кое-какие нехорошие подробности о царском фаворите Джаярове, да и про боярина Морозова догадывался, а потому старый сыскарь отправил московскому воеводе прошение об отставке. Правда, принять его было некому – воевода сгинул в Кремле.
На следующий день Красная площадь собрала еще больше народу. Самые отчаянные начали строить под стенами баррикаду. Народ терял терпение. Предлагали отправить делегацию в расквартированный под Москвой Семеновский полк. К вечеру баррикада возле Спасских ворот доросла до верха стены, но тут же рухнула от неожиданного порыва ветра. Плотник Трофимов упал с большой высоты и сильно расшибся. Несчастного унесли к докторам. А он все клялся по дороге, что видел летучую навь – холодное, полупрозрачное привидение.
В это самое время Наравапару призвал к себе еще одну неупокоенную душу и окончательно разгромил примитивное осадное сооружение.
– Решайте, что делать дальше, Борис Владимирович, – сказал некромант. – Скоро кто-нибудь притащит порох и взорвет ворота.
Царь молчал. В редкие минуты душевного спокойствия он думал об отречении от престола, о том, как вернуть все на круги своя. Пусть не для себя, но для своей страны. Вот только спокойствия почти не было. Бориса Владимировича постоянно мучил жуткий, не знакомый живому человеку голод. Когда становилось совсем невмоготу, некромант сжигал одного из зомби и насыщал царя энергией. В методах и словах Наравапару не было никакой деликатности.
– На мертвяках долго не протянете, – говорил некромант.
Наконец царь не выдержал и спросил:
– Что же мне делать? Я превращаюсь в чудовище! В таком виде я не могу править государством!
У Наравапару был заготовлен ответ:
– Соберите новый двор. Всегда найдутся те, кто захочет власти и денег. С их помощью вы вернете себе контроль над страной.
Борис Владимирович задумался над словами некроманта и признал их правоту. Когда на город тяжело опустилась летняя ночь, Наравапару попрощался с царем.
– Срочное дело, – сказал он. – Вернусь к утру.
Борис Владимирович остался один в окружении зомби. Мертвецы не обращали на царя никакого внимания. Они подошли к стене, за которой горожане разбили лагерь, да так и стояли всю ночь. Тихий странный плач зомби уходил в небо. Борису Владимировичу казалось, что мертвецы видят сквозь камень и не сводят глаз с живых людей на площади.
Той ночью Наравапару оставил царя не просто так (хотя определенный воспитательный элемент в действиях некроманта все же был): лемуриец поспешил навстречу повелителю. Он застал Ракшасу в Павловской слободе, в кабинете Морозова. Молодой человек сидел, закинув ногу на ногу, и смотрел в сад. Наравапару всегда поражался способности повелителя казаться бодрым и жизнерадостным. Некроманты ведь не зря носят свои костяные маски – они скрывают пораженные болью, злобой и смертью лица. Ракшаса как всегда был молод и свеж, только прищур его глаз сегодня казался каким-то недобрым, мстительным.
– Кажется, я понял ваш план, повелитель, – осторожно начал разговор Наравапару.
Ракшаса рассмеялся:
– Это не план! Это новая дружественная политика Лемурии!
Наравапару не был уверен, что понял шутку, и продолжил с еще большей осторожностью:
– Ваша цель разжечь на Руси гражданскую войну и чтобы каждая из сторон использовала темное искусство. Так ведь?
Ракшаса блеснул белозубой улыбкой.
– Тебе не хватает позитива, дорогой Наравапару. – И начал объяснять: – Раньше мы, лемурийцы, пренебрегали молодыми народами. Мы доказывали наше старшинство силой. Использовали темное искусство для покорения народов и хранили его секреты. Думаю, настала пора общаться с миром на равных. Мы создадим потребность в темных искусствах и щедро поделимся тайнами с нашими новыми друзьями!
– Действительно, – пробормотал Наравапару. – А чтобы возникла острая потребность в некромантии, нужны злейшие враги на пороге твоего дома.
– На пороге – далековато! – улыбнулся Ракшаса. – Возвращайся к царю и проследи, чтобы он побольше думал о своих врагах.
Наравапару почтительно кивнул, немного выждал, потом все-таки сказал:
– Случилось кое-что не очень приятное, повелитель. Пересвет Северский забрал царевича. Возможно, он направится в Китеж…
– Старик еще жив… – задумчиво проговорил Ракшаса. – На этот раз он не сможет помешать нашим планам. В живую воду нельзя войти дважды.
– А если не он, а кто-то другой с его помощью? – спросил Наравапару.
Ракшаса щелкнул пальцами.
– Маловероятно, но возможно. Что ж, придется мне самому заняться Китежем.
4
Курень на дубовых ножках
– Я отправлюсь в Китеж, добуду живую воду и вылечу папу, – после разговора с русалкой Оливия постоянно это повторяла.
Но дочери колдуна было всего тринадцать – слишком много, чтобы просто взять да и уйти в лес, и слишком мало, чтобы самой организовать путешествие через пятьсот верст дикой местности. А взрослые отправляться на поиски легендарного Китежа не спешили. Ермолай Константинович хлопотал над своим заповедником – разговаривал со зверями, лечил деревья, приводил из соседних лесов новые, принялся растить обещанную живую изгородь. Евфросиния Александровна все сетовала на нехватку колдовской силы. Мол, пять лет йоги на жар-птицу потратила, а израсходовала за считаные дни. Дарья Муромская ничего не говорила. Девушка целыми днями упражнялась в метании ножей. Домовые гоняли ее от избушек, чтобы не портила имущество. Ермолай Константинович укоризненно пенял на раны, причиненные ненаглядным деревцам. Дарья стискивала зубы и шла метать нож в другое место, ее питомцы Муся и Стеша неотрывно следовали за хозяйкой.
Но вот когда все собрались за ужином, Николас заявил со всей решительностью:
– Мы должны отправиться на поиски Китежа.
Ермолай Константинович начал бормотать, мол, скоро осень, облепиха поспеет. Ник не намеревался сдаваться.
– Нужно что-то решить, или завтра я сам уйду на поиски, – сказал мальчик.
Тут в разговор вступила Евфросиния Александровна.
– Не глупи, Николай! Ты еще маленький, в незнакомой стране, в диком лесу.
Но Ник все обдумал, и его уже нельзя было сбить такими очевидным доводами:
– Я пройду через Корневище [5] в Нижний Новгород и разузнаю там дорогу. За меня можете не беспокоиться! Когда-то я сбежал из дома и путешествовал в одиночку. А еще на мальчишек никто никогда не обращает внимания, так что одному мне будет даже проще.
– Домовые пропустят тебя через Корневище? – спросила Евфросиния Александровна.
– А как же! Коля наш друг! – отвечал Тимофей Спиридонович.
Домовой пытался говорить с серьезным видом, но это было не так-то легко сделать с лицом, перепачканным медом и сметаной.
Евфросиния Александровна неодобрительно покачала головой.
– И все равно мальчик не должен отправляться один!
– А больше мы никого к себе в тайное подземье не пустим! – заорали домовые. – Тем более девчонок!
– Девчонок никак нельзя, – авторитетно заявил Тимофей Спиридонович. – Их камнешкур если почует, то сразу съест!
Кто такой камнешкур, домовые объяснять отказались. Может, даже выдумали этого опасного монстра, чтобы никого к себе не пускать.
– Я все равно пойду искать Китеж, – сказал Николас. – Нельзя так просто сидеть и ждать!
– Кажется, его не отговорить, – тяжело вздохнул Ермолай Константинович. – Надо придумать что-нибудь, Евфросиньюшка.
– Ладно, – сдалась колдунья жар-птица. – Есть у меня в древней ведической [6] книге один рисунок…
Евфросиния Александровна поднялась из-за стола и пошла в обход озера туда, где был оборудован помост для йогических тренировок. Вскоре она вернулась с книжкой в деревянном переплете. Обложку украшали резные руны. Евфросиния Александровна положила древний фолиант на стол, шепнула заклинание. Книга открылась сразу же на нужном месте. Всю левую страницу занимала картинка – аккуратненькая избушка на длинных когтистых лапах, на правой размещались чертежи небольших частей странного домика и рунические подписи.
– Да это же избушка на курьих ножках! Мне про нее бабушка сказки рассказывала! – воскликнула Дарья Муромская.
– Не такие уж они и курьи… – обиженно отвечала Евфросиния Александровна. – Не бывает таких больших куриц.
– В сказках бывают, – рассмеялась Дарья.
Неожиданно в спор вмешался Тимофей Спиридонович.
– Ножки курьи в том смысле, что это ножки куреня [7]! Раньше домовые в таких ходячих избах жили, да по миру расхаживали.
– Вот это да! – воскликнул Николас. – А мы можем себе такую же построить?
– Это надо чертежи смотреть, расчеты проверять… – отвечал Тимофей Спиридонович.
Домовые тут же оттеснили всех от древней книги. Мохнатые малыши залезли на стол и обступили диковину. Один сел в тарелку с блинчиками, другой влез рукой в плошку с медом – слишком уж вдохновил домовят старинный чертеж. Они тут же начали совещаться о постройке.
– Сруб вроде обычный, как в избе-пятистенке… Кровля двускатная… Нагрузка распределяется равномерно…
Евфросиния Александровна кашлянула, но на нее никто не обратил внимания, тогда она сказала напрямую:
– Вы бы хоть прочитали, что тут написано.
– Зачем читать, если картинки есть? – удивился Тимофей Спиридонович.
– А затем, что там написано: сперва возничий пусть дуб ходовой приручит высотой в три сажени, да обхватом в аршин, а уж на нем курень строить можно.
– Я не возничий, я домовой! – отмахнулся Тимофей Спиридонович: – Уйди, женщина, не мешай расчеты производить!
Николас окинул взглядом собравшихся и пришел к выводу, что возничим может стать только он сам, больше никто шаманством не владел. Если, конечно, не считать Ермолая Константиновича, а он, понятное дело, не захочет оставлять свой заповедник ради сомнительной судьбы возничего. Поэтому Ник обошел стол с домовыми и спросил у Евфросинии Александровны:
– Какой дуб нужен?
– Как на картинке. Крепкий, прямой и чтобы ветки повыше начинались.
– Понятно. Спасибо вам, – ответил Николас и пошел в лес.
Нужно было уйти за озеро, на другую сторону оврага – ближе все дубы наверняка уже были приручены Ермолаем Константиновичем. На пути пришлось преодолевать лабиринт живой изгороди. Так что из заповедника Ник выбрался почти через полчаса. Еще столько же ушло на поиски подходящего дерева. Сначала дубов вообще не было, потом начали попадаться, но слишком уж могучие. И вот наконец-то Ник увидел стройный крепкий ствол правильных размеров. Теперь нужно было освежить в памяти уроки русского шаманства и приручить дерево. Николас вспомнил, как все происходило с предыдущими его питомцами – топором и черпаком.
Для начала нужно было настроиться, направить руку и взгляд на дерево. Ник уже умел чувствовать колдовской контакт. И вот, сосредоточившись, мальчик начал хвалить дуб:
– Какой же ты потрясающе прочный. – Ник постучал по твердой коре. – Высокий и стройный. Как хороши твои листья! Их форма просто чудесна…
И все в таком же духе. Николас выдал все возможные комплименты по поводу внешности дуба – не подействовало. Тогда мальчик сменил тактику и принялся расхваливать желуди. Мол, и вкусные они, и питательные.
– Был бы свиньей, наверняка ел бы их с восторгом!
Не сработало, хоть Ник на самом деле попытался надкусить желудь. Начинающий шаман не собирался сдаваться, он обошел дерево вокруг, послушал, как шумят на ветру его темно-зеленые листья. Было в этом звуке что-то степенное, размеренное. Совсем не так щебетали ветреные березы и легкие, танцующие сосны.
– Вы, наверное, очень умный, – начал Николас и почувствовал едва заметный отклик.
«Ага, – подумал мальчик. – Вот оно твое слабое место». И продолжил:
– Уверен, вы еще совсем молодой дуб, но будь вы человеком, наверняка прослыли бы мудрецом. Вы бы смогли работать преподавателем или ученым, а если бы стали министром, наверняка прославились бы на весь мир!
Против таких комплиментов дуб не устоял, он приручился, зашевелил корнями, замахал ветками.
– Идемте в деревню, почтеннейший дуб! – скомандовал Николас и показал направление.
Обратная дорога заняла почти два часа – прирученное дерево передвигалось с черепашьей скоростью: пока корень закинет, пока подтянется за ним. На входе в заповедник шаманские осины ополчились на чужака, зашипели, начали драться ветками. Николас обещал пожаловаться Ермолаю Константиновичу, и хулиганистые деревья угомонились.
«Как же медленно он ходит, – думал Ник. – На такой скорости мы до Нижнего Новгорода через год доберемся, не раньше».
Но вот дуб наконец-то доковылял до деревни, и домовые радостно запрыгали вокруг него с криками:
– Какая хорошая опора! Отлично будет держать нагрузку!
– Не бойся их, они на самом деле добрые, – предупредил Ник своего питомца. – Мы на тебе домик построим. Обещаю положить туда разных книжек, чтобы ты стал еще умней!
Стройка началась почти сразу. У домовых была своя методика. Они быстро-быстро взбирались на деревья, как маленькие медвежата, а потом обрубали ненужные ветки и отпиливали бревна прямо на весу. Полученные таким образом материалы перебрасывали прямо на верхушку прирученного дуба. Очень скоро там начал расти небольшой домик. На следующий день состоялся поход в лес за второй курьей ногой. Николас потратил еще больше времени на поиски подходящего дерева, зато приручить его смог сразу же. Оказалось, все дубы обожают, когда их хвалят за ум.
Так у избушки появилась вторая нога. Только тогда все начали всерьез обсуждать предстоящее путешествие. Оливия думала, как поднять кровать с мастером Гримгором на двухметровую высоту. Дарья Муромская прикидывала, из какого окошка удобней будет стрелять. Николас пытался представить, как же пойдет эта массивная и неповоротливая штуковина. Евфросиния Александровна просто переживала. Она боялась отпускать Ника с Оливией, а еще больше боялась оставлять детей и мужа.
Тем временем домовые принялись украшать избу резными фигурками и узорами. Ничего такого в чертежах не предусматривалось, но маленькие зодчие слишком разошлись. В результате получился скорее пряничный домик на палочке, а не мрачная избушка на курьих ножках.
Теперь, когда курень был почти что готов, нужно было научить его ходить. На этот счет в древней книге имелись особые инструкции. Рано утром поставили высокую лестницу и подняли наверх большую кадку с землей. Поставили ее в самом центре меньшей комнаты. Евфросиния Александровна прочитала над землей древнее заклинание, а Николас велел прирученным дубам запустить корни наверх в кадку. И они послушались! Массивные узловатые отростки потянулись вверх по стволам, пробились через пол избы и заползли в кадку. Евфросиния Александровна прочитала еще одно заклинание, Оливия полила корни водой. А они даже в кадке продолжали крутиться, борясь и переплетаясь, как будто не могли найти себе места. Наконец, успокоившись, корни образовали нечто похожее на странную уродливую голову.
– Вот теперь курень сможет ходить, – объявила Евфросиния Александровна. – Николай, ты – возничий, тебе управлять ногами избушки.
Ник растерялся. Вот так сразу управлять? Но Оливия и Евфросиния Александровна смотрели на него.
– Дубы, вперед! – скомандовал Николас.
Избушку тряхнуло так, что Оливию подбросило до потолка. Потом пол зашатался, и Ник полетел кувырком. Стена избушки оказалась внизу, дверь со скрипом открылась и закачалась на петлях. Николас едва не вывалился через зияющий проем. На мгновение курень застыл, а потом вновь взбрыкнул и подбросил своих обитателей под потолок. Что-то явно пошло не так! Ник с трудом добрался до окна и высунулся наружу. Мальчик успел заметить, что избушка скачет на двух своих дубовых ногах. Следующий прыжок больно ударил Ника об раму. Мальчик вскрикнул и вывалился из окна. Он почувствовал, что летит, но его тут же поймали за ноги и втащили обратно в избушку.
– Дубы, стоять! – воскликнул Николас.
Домик еще раз тряхнуло, а потом он замер. Оливия потирала ушибленный бок. Евфросиния Александровна строго смотрела на шамана-недоучку.
– Нужно было, чтобы они делали шаги по очереди, а не прыгали… – начал извиняться Ник. – Но ничего, сейчас все получится!
– Пожалуй, мы лучше подождем тебя снаружи, – рассмеялась Оливия.
– Как хотите…
Оставшись один, Ник притворил дверь на щеколду, обмотался одеялом, забился в угол и покрепче схватился за бревна. Теперь можно было командовать.
– Приготовьтесь, – сказал мальчик дубам. – Шагать станете по очереди. Я буду командовать – левой-правой!
Выждав немного, Ник отправил курень в поход. Поначалу жутко трясло и шатало из стороны в сторону, через час тренировок шаг заметно выровнялся. Только тогда мальчик понял, что все это время избушка двигалась прямо и уже ушла на приличное расстояние. Ник открыл дверь и огляделся. Ходячий курень оказался в диком, густом и незнакомом лесу. Через него тянулась ровная просека из погнутых и поломанных деревьев. Ведь избушка шла, не разбирая дороги и не замечая препятствий. На мгновение Ник почувствовал себя таким одиноким и беззащитным в диком зеленом море.
– Ерунда! Нужно развернуть избушку и отправить обратно домой! – сказал мальчик сам себе.
– Дубы, развернуться! – скомандовал Ник.
Курень зашатался, заходил ходуном, но без толку.
– Конечно же, дубы не умеют разворачиваться, я же их не научил. – Николас нахмурился и попытался представить себе разворот избушки. Когда это удалось, он снова начал командовать: – Левой! Левой! Левой!
Курень начал разворачиваться через правое плечо. Так Николас направил избушку обратно, по протоптанной просеке, и вернулся в деревню еще дотемна.
Но дочери колдуна было всего тринадцать – слишком много, чтобы просто взять да и уйти в лес, и слишком мало, чтобы самой организовать путешествие через пятьсот верст дикой местности. А взрослые отправляться на поиски легендарного Китежа не спешили. Ермолай Константинович хлопотал над своим заповедником – разговаривал со зверями, лечил деревья, приводил из соседних лесов новые, принялся растить обещанную живую изгородь. Евфросиния Александровна все сетовала на нехватку колдовской силы. Мол, пять лет йоги на жар-птицу потратила, а израсходовала за считаные дни. Дарья Муромская ничего не говорила. Девушка целыми днями упражнялась в метании ножей. Домовые гоняли ее от избушек, чтобы не портила имущество. Ермолай Константинович укоризненно пенял на раны, причиненные ненаглядным деревцам. Дарья стискивала зубы и шла метать нож в другое место, ее питомцы Муся и Стеша неотрывно следовали за хозяйкой.
Но вот когда все собрались за ужином, Николас заявил со всей решительностью:
– Мы должны отправиться на поиски Китежа.
Ермолай Константинович начал бормотать, мол, скоро осень, облепиха поспеет. Ник не намеревался сдаваться.
– Нужно что-то решить, или завтра я сам уйду на поиски, – сказал мальчик.
Тут в разговор вступила Евфросиния Александровна.
– Не глупи, Николай! Ты еще маленький, в незнакомой стране, в диком лесу.
Но Ник все обдумал, и его уже нельзя было сбить такими очевидным доводами:
– Я пройду через Корневище [5] в Нижний Новгород и разузнаю там дорогу. За меня можете не беспокоиться! Когда-то я сбежал из дома и путешествовал в одиночку. А еще на мальчишек никто никогда не обращает внимания, так что одному мне будет даже проще.
– Домовые пропустят тебя через Корневище? – спросила Евфросиния Александровна.
– А как же! Коля наш друг! – отвечал Тимофей Спиридонович.
Домовой пытался говорить с серьезным видом, но это было не так-то легко сделать с лицом, перепачканным медом и сметаной.
Евфросиния Александровна неодобрительно покачала головой.
– И все равно мальчик не должен отправляться один!
– А больше мы никого к себе в тайное подземье не пустим! – заорали домовые. – Тем более девчонок!
– Девчонок никак нельзя, – авторитетно заявил Тимофей Спиридонович. – Их камнешкур если почует, то сразу съест!
Кто такой камнешкур, домовые объяснять отказались. Может, даже выдумали этого опасного монстра, чтобы никого к себе не пускать.
– Я все равно пойду искать Китеж, – сказал Николас. – Нельзя так просто сидеть и ждать!
– Кажется, его не отговорить, – тяжело вздохнул Ермолай Константинович. – Надо придумать что-нибудь, Евфросиньюшка.
– Ладно, – сдалась колдунья жар-птица. – Есть у меня в древней ведической [6] книге один рисунок…
Евфросиния Александровна поднялась из-за стола и пошла в обход озера туда, где был оборудован помост для йогических тренировок. Вскоре она вернулась с книжкой в деревянном переплете. Обложку украшали резные руны. Евфросиния Александровна положила древний фолиант на стол, шепнула заклинание. Книга открылась сразу же на нужном месте. Всю левую страницу занимала картинка – аккуратненькая избушка на длинных когтистых лапах, на правой размещались чертежи небольших частей странного домика и рунические подписи.
– Да это же избушка на курьих ножках! Мне про нее бабушка сказки рассказывала! – воскликнула Дарья Муромская.
– Не такие уж они и курьи… – обиженно отвечала Евфросиния Александровна. – Не бывает таких больших куриц.
– В сказках бывают, – рассмеялась Дарья.
Неожиданно в спор вмешался Тимофей Спиридонович.
– Ножки курьи в том смысле, что это ножки куреня [7]! Раньше домовые в таких ходячих избах жили, да по миру расхаживали.
– Вот это да! – воскликнул Николас. – А мы можем себе такую же построить?
– Это надо чертежи смотреть, расчеты проверять… – отвечал Тимофей Спиридонович.
Домовые тут же оттеснили всех от древней книги. Мохнатые малыши залезли на стол и обступили диковину. Один сел в тарелку с блинчиками, другой влез рукой в плошку с медом – слишком уж вдохновил домовят старинный чертеж. Они тут же начали совещаться о постройке.
– Сруб вроде обычный, как в избе-пятистенке… Кровля двускатная… Нагрузка распределяется равномерно…
Евфросиния Александровна кашлянула, но на нее никто не обратил внимания, тогда она сказала напрямую:
– Вы бы хоть прочитали, что тут написано.
– Зачем читать, если картинки есть? – удивился Тимофей Спиридонович.
– А затем, что там написано: сперва возничий пусть дуб ходовой приручит высотой в три сажени, да обхватом в аршин, а уж на нем курень строить можно.
– Я не возничий, я домовой! – отмахнулся Тимофей Спиридонович: – Уйди, женщина, не мешай расчеты производить!
Николас окинул взглядом собравшихся и пришел к выводу, что возничим может стать только он сам, больше никто шаманством не владел. Если, конечно, не считать Ермолая Константиновича, а он, понятное дело, не захочет оставлять свой заповедник ради сомнительной судьбы возничего. Поэтому Ник обошел стол с домовыми и спросил у Евфросинии Александровны:
– Какой дуб нужен?
– Как на картинке. Крепкий, прямой и чтобы ветки повыше начинались.
– Понятно. Спасибо вам, – ответил Николас и пошел в лес.
Нужно было уйти за озеро, на другую сторону оврага – ближе все дубы наверняка уже были приручены Ермолаем Константиновичем. На пути пришлось преодолевать лабиринт живой изгороди. Так что из заповедника Ник выбрался почти через полчаса. Еще столько же ушло на поиски подходящего дерева. Сначала дубов вообще не было, потом начали попадаться, но слишком уж могучие. И вот наконец-то Ник увидел стройный крепкий ствол правильных размеров. Теперь нужно было освежить в памяти уроки русского шаманства и приручить дерево. Николас вспомнил, как все происходило с предыдущими его питомцами – топором и черпаком.
Для начала нужно было настроиться, направить руку и взгляд на дерево. Ник уже умел чувствовать колдовской контакт. И вот, сосредоточившись, мальчик начал хвалить дуб:
– Какой же ты потрясающе прочный. – Ник постучал по твердой коре. – Высокий и стройный. Как хороши твои листья! Их форма просто чудесна…
И все в таком же духе. Николас выдал все возможные комплименты по поводу внешности дуба – не подействовало. Тогда мальчик сменил тактику и принялся расхваливать желуди. Мол, и вкусные они, и питательные.
– Был бы свиньей, наверняка ел бы их с восторгом!
Не сработало, хоть Ник на самом деле попытался надкусить желудь. Начинающий шаман не собирался сдаваться, он обошел дерево вокруг, послушал, как шумят на ветру его темно-зеленые листья. Было в этом звуке что-то степенное, размеренное. Совсем не так щебетали ветреные березы и легкие, танцующие сосны.
– Вы, наверное, очень умный, – начал Николас и почувствовал едва заметный отклик.
«Ага, – подумал мальчик. – Вот оно твое слабое место». И продолжил:
– Уверен, вы еще совсем молодой дуб, но будь вы человеком, наверняка прослыли бы мудрецом. Вы бы смогли работать преподавателем или ученым, а если бы стали министром, наверняка прославились бы на весь мир!
Против таких комплиментов дуб не устоял, он приручился, зашевелил корнями, замахал ветками.
– Идемте в деревню, почтеннейший дуб! – скомандовал Николас и показал направление.
Обратная дорога заняла почти два часа – прирученное дерево передвигалось с черепашьей скоростью: пока корень закинет, пока подтянется за ним. На входе в заповедник шаманские осины ополчились на чужака, зашипели, начали драться ветками. Николас обещал пожаловаться Ермолаю Константиновичу, и хулиганистые деревья угомонились.
«Как же медленно он ходит, – думал Ник. – На такой скорости мы до Нижнего Новгорода через год доберемся, не раньше».
Но вот дуб наконец-то доковылял до деревни, и домовые радостно запрыгали вокруг него с криками:
– Какая хорошая опора! Отлично будет держать нагрузку!
– Не бойся их, они на самом деле добрые, – предупредил Ник своего питомца. – Мы на тебе домик построим. Обещаю положить туда разных книжек, чтобы ты стал еще умней!
Стройка началась почти сразу. У домовых была своя методика. Они быстро-быстро взбирались на деревья, как маленькие медвежата, а потом обрубали ненужные ветки и отпиливали бревна прямо на весу. Полученные таким образом материалы перебрасывали прямо на верхушку прирученного дуба. Очень скоро там начал расти небольшой домик. На следующий день состоялся поход в лес за второй курьей ногой. Николас потратил еще больше времени на поиски подходящего дерева, зато приручить его смог сразу же. Оказалось, все дубы обожают, когда их хвалят за ум.
Так у избушки появилась вторая нога. Только тогда все начали всерьез обсуждать предстоящее путешествие. Оливия думала, как поднять кровать с мастером Гримгором на двухметровую высоту. Дарья Муромская прикидывала, из какого окошка удобней будет стрелять. Николас пытался представить, как же пойдет эта массивная и неповоротливая штуковина. Евфросиния Александровна просто переживала. Она боялась отпускать Ника с Оливией, а еще больше боялась оставлять детей и мужа.
Тем временем домовые принялись украшать избу резными фигурками и узорами. Ничего такого в чертежах не предусматривалось, но маленькие зодчие слишком разошлись. В результате получился скорее пряничный домик на палочке, а не мрачная избушка на курьих ножках.
Теперь, когда курень был почти что готов, нужно было научить его ходить. На этот счет в древней книге имелись особые инструкции. Рано утром поставили высокую лестницу и подняли наверх большую кадку с землей. Поставили ее в самом центре меньшей комнаты. Евфросиния Александровна прочитала над землей древнее заклинание, а Николас велел прирученным дубам запустить корни наверх в кадку. И они послушались! Массивные узловатые отростки потянулись вверх по стволам, пробились через пол избы и заползли в кадку. Евфросиния Александровна прочитала еще одно заклинание, Оливия полила корни водой. А они даже в кадке продолжали крутиться, борясь и переплетаясь, как будто не могли найти себе места. Наконец, успокоившись, корни образовали нечто похожее на странную уродливую голову.
– Вот теперь курень сможет ходить, – объявила Евфросиния Александровна. – Николай, ты – возничий, тебе управлять ногами избушки.
Ник растерялся. Вот так сразу управлять? Но Оливия и Евфросиния Александровна смотрели на него.
– Дубы, вперед! – скомандовал Николас.
Избушку тряхнуло так, что Оливию подбросило до потолка. Потом пол зашатался, и Ник полетел кувырком. Стена избушки оказалась внизу, дверь со скрипом открылась и закачалась на петлях. Николас едва не вывалился через зияющий проем. На мгновение курень застыл, а потом вновь взбрыкнул и подбросил своих обитателей под потолок. Что-то явно пошло не так! Ник с трудом добрался до окна и высунулся наружу. Мальчик успел заметить, что избушка скачет на двух своих дубовых ногах. Следующий прыжок больно ударил Ника об раму. Мальчик вскрикнул и вывалился из окна. Он почувствовал, что летит, но его тут же поймали за ноги и втащили обратно в избушку.
– Дубы, стоять! – воскликнул Николас.
Домик еще раз тряхнуло, а потом он замер. Оливия потирала ушибленный бок. Евфросиния Александровна строго смотрела на шамана-недоучку.
– Нужно было, чтобы они делали шаги по очереди, а не прыгали… – начал извиняться Ник. – Но ничего, сейчас все получится!
– Пожалуй, мы лучше подождем тебя снаружи, – рассмеялась Оливия.
– Как хотите…
Оставшись один, Ник притворил дверь на щеколду, обмотался одеялом, забился в угол и покрепче схватился за бревна. Теперь можно было командовать.
– Приготовьтесь, – сказал мальчик дубам. – Шагать станете по очереди. Я буду командовать – левой-правой!
Выждав немного, Ник отправил курень в поход. Поначалу жутко трясло и шатало из стороны в сторону, через час тренировок шаг заметно выровнялся. Только тогда мальчик понял, что все это время избушка двигалась прямо и уже ушла на приличное расстояние. Ник открыл дверь и огляделся. Ходячий курень оказался в диком, густом и незнакомом лесу. Через него тянулась ровная просека из погнутых и поломанных деревьев. Ведь избушка шла, не разбирая дороги и не замечая препятствий. На мгновение Ник почувствовал себя таким одиноким и беззащитным в диком зеленом море.
– Ерунда! Нужно развернуть избушку и отправить обратно домой! – сказал мальчик сам себе.
– Дубы, развернуться! – скомандовал Ник.
Курень зашатался, заходил ходуном, но без толку.
– Конечно же, дубы не умеют разворачиваться, я же их не научил. – Николас нахмурился и попытался представить себе разворот избушки. Когда это удалось, он снова начал командовать: – Левой! Левой! Левой!
Курень начал разворачиваться через правое плечо. Так Николас направил избушку обратно, по протоптанной просеке, и вернулся в деревню еще дотемна.
5
Тем временем на Руси
Весь следующий день ушел на сборы. Кровать с колдуном затащили наверх и поставили в большей, передней комнате. Потом на веревках начали поднимать съедобные и несъедобные припасы. Запаслись водой, соорудили раскладную лестницу и к вечеру отправились в путь на восток. Оливия и Дарья Муромская устроились возле постели мастера Гримгора. Иногда дочь колдуна недобро зыркала на девушку-егеря, но ничего не говорила. Рысь Муся дремала у ног хозяйки, Стеша крутилась возле варенья. Николас смотрел вперед в окошко и командовал дубами. Прирученные черпак и топор периодически поднимались в воздух, пытаясь выполнить команды левой-правой. Юному шаману приходилось их постоянно успокаивать. Евфросиния Александровна топила печку и месила тесто. Она решила ненадолго покинуть свою семью, убедиться, что путешественники не расквасят нос в ближайшем овраге, а потом вернуться домой. Поход проходил идеально, и на следующее утро Евфросиния Александровна решила покинуть ходячий курень.