Олдисс Брайан Уилсон. Все созданное землей

   - Не пытайтесь быть смешным, - со злостью ответил я.
   - Вы находите это смешным, так как вы плебей. Я говорю об убеждениях. Ради этих убеждений и затеяно нынешнее рискованное предприятие. Джастин!
   Из соседней комнаты вышла Джастин. Как всегда, она была холодна и прекрасна. Она подошла к Меркатору и, не касаясь его, стала рядом.
   - Мистер Ноланд приглашает нас высказаться, Джастин.
   - Я же говорила, что он обещал именно это.
   - Джастин! - вскричал я. - Вы же сказали, что являетесь пленницей Меркатора! Вы солгали мне!
   - Вы слишком далеки от понимания ситуации, в которую вляпались, ответила она, нахмурив брови. - Когда я говорила, что нахожусь в плену, это была всего лишь метафора. Я нахожусь в плену обстоятельств. Что ты собираешься с ним делать, Питер?
   Взгляд, которым они обменялись! В нем сквозило полнейшее доверие, которое исключало меня. Я не мог сдержаться.
   Я вскочил, заглянул в лицо Меркатору.
   - Вы меня не узнали, - сказал я. - Впрочем, мы виделись совсем недолго и очень давно. Тогда я был настолько подавлен длительным заключением и допросом, что для вас был всего лишь одним из ничтожных ландсменов! Тогда вы были для меня Фермером, и я не знал вашего имени. Сейчас я снова перед вами и не позволю обойтись со мной так же презрительно, как в прошлый раз!
   Поставив локоть на колено, он оперся на ладонь подбородком.
   - Как часто я мечтал, чтобы Немезида воплотилась в ландсмена... пробормотал он. - Ноланд, Ноланд... Да не тот ли вы человек, который помог выявить Джесса?
   Несмотря на прошедшие годы, мое лицо вспыхивало всякий раз, когда меня заставляли вспомнить ту постыдную ночь. Прочитав на моем лице подтверждение, Меркатор продолжал:
   - И вы действительно думаете, что я отнесся к вам презрительно? Почему же? Ведь я помог вам. Спас от решетки, дал работу.
   - Вы послали меня на "Звезду Триеста" сверхштатным матросом. Но я поднялся до капитана. Я пришел рассказать, что вчера имел удовольствие посадить на мель ваш прогнивший корабль. Это совсем близко отсюда, на побережье!
   - Я продал свою Звездную Серию пять лет назад, - ответил он и, взглянув на Джастин, покачал головой, как бы сочувствуя мне. - В настоящее время большая часть моего капитала вложена в антигравитационную индустрию. Это выгодное дело, и, если вы, Ноланд, сохранили какие-то деньги, советую вам поместить их в антигравы. Конечно, пока не началась война.
   Он и Джастин устало улыбнулись друг другу.
   - Меркатор, я слишком много страдал из-за вас в прошлом!
   Он поднялся и ответил:
   - Меня не интересуют прошлые страдания, я слишком поглощен нынешними. Я не могу вам, Ноланд, позволить уйти отсюда. Вы, очевидно, ищете повода к ссоре и не несете ответственности за свои действия. Желаете выпить чего-нибудь? А может, будете так любезны, что расскажете, как вы связались с ван Вандерхутом?
   Я не стал говорить ему, как он мне ненавистен. Я не только ненавидел его, но и завидовал всем его делам и качествам, которых никогда не обнаруживал в себе.
   - Ничего я вам не буду рассказывать, Меркатор. Если хотите, можете меня убить. То немногое, что я знал, я уже рассказал Джастин. Наверняка она передала это вам. И пить с вами я тоже не буду.
   Пока я говорил, ярость буквально захлестывала меня. Урчание желудка напоминало мне о голоде.
   Меркатор вышел в кабинет, налил выпивку себе и Джастин. Он ничего больше не говорил, но я с удовлетворением отметил, что руки у него дрожат.
   Джастин смотрела на меня. Я не мог разобраться в ее взгляде - в моей жизни не попадались женщины, похожие на Джастин.
   - Вы странно себя ведете, - сказала она мягким голосом. - Вы чем-то больны? Вы не смогли бы нам помочь, если бы узнали, чем мы занимаемся?
   Я разразился гневным хохотом.
   - Джастин, что бы вы ни говорили, вас очень приятно слушать!
   Она молча повернулась и пошла в другую сторону. Меркатор предостерегающе покачал головой, но она не обратила внимания. Я последовал за ней. Меркатор вошел следом, вручил ей напиток в тонком бокале и снова вышел, оставив дверь открытой.
   В ее голосе с хрипотцой зазвучали нотки обвинения:
   - Вы невозможно себя ведете, Ноул! Попробуйте понять чувства других. Питер, как и вы, гордый человек. Как же можно ожидать согласия между вами, когда вы так разговариваете?
   - Согласия? С ним? Да он один из тех, кто сделал мою жизнь ничтожной!
   - Я уже слышала это! Вы ни во что не верите, Ноул! Ваши отношения с людьми всегда были неудачными!
   Ее слова терзали меня. Я не знал, за что она меня порицает, поскольку не имел понятия о ее вере. Но я был сражен правдой ее слов! Действительно, мои отношения с людьми заканчивались либо неудачей, либо предательством.
   Теперь, в зрелом возрасте, я знаю, что состояние души человека, его характер неизбежно связаны со здоровьем века. Доверие не соседствует со страхом, отчуждение порождает отчуждение, предательство - предательство. Но в то время я еще верил, что историю делают личности, а не всемирное зло. Слова Джастин причиняли мне большую боль.
   Я помню, что опустил глаза.
   - Джастин, не будем говорить об этом. Вы не знаете его. Именно такие люди разрушают Англию своей жестокой эксплуатацией. Вам этого не понять.
   Ее реакция напоминала реакцию раздраженной больной.
   - Я была в Англии, Ноланд. У нас с Питером нет секретов друг от друга. Мы оба одной веры.
   - К черту вашу веру! Я говорю вам, что вы понятия не имеете о том, что он со мной сделал!
   - Я знаю, что он спас вас от деревни. Он так сказал, а он никогда не лжет. Кроме того, с Англией покончено. Она истощена и разрушена, как и большинство других стран. Вы не имеете представления о том, как выглядит мир, потому что вы плебей. Только Африка сохранила силу людей и земли. Как вы думаете, почему все нищие страны, включая вашу и мою, заключили с Африкой союз? Потому что у Африки можно получить помощь! Вы, например, добывали песок...
   - Песок! Песок! Боже мой, Джастин, это великолепно! Отжалеть Англии несколько трюмов песка! А вы знаете, сколько он стоит? Да один только Берег Скелетов может затопить всю Англию песком! Держу пари, ваш приятель за дверью на чем-то извлекает выгоду! Что еще он может здесь делать, если не заниматься финансовыми сделками!
   - Мы здесь по другим причинам! - Она размахнулась и ударила меня по щеке. - Но вам их не понять! Мы ненавидим ваш род. Не он ли поглощает весь мир? Вас миллионы на миллионах! Ваши убогие добродетели и глупая спесь невыносимы. Это вы своей прожорливостью истощили землю!
   Хотя я был и задет, у меня хватило сил ответить спокойно:
   - О'кей, Джастин, вы маленькие аристократы и вы ненавидите простых людей. Ваш род в течение всей истории наслаждался властью. Наш род все время подчинялся вашему. Но я такой же человек, как и вы. Я читаю так же хорошо, как и вы, но не настолько самодоволен! Мое нутро отвратительно урчит, потому что я голоден, а вы еще говорите, что такие, как я, истощили землю? Это сделал ваш род!
   Она повернулась и отошла к стене.
   - Я совершаю глупость, разговаривая с вами, - сказала она. - Я сразу не поняла, насколько вы глупы. В мире не осталось людей, понимающих природу человека и всеобщее состояние человечества. Очень мало тех, кого привлекает метафизический взгляд на природу человека. Мы - духовные и сельскохозяйственные банкроты.
   Мне пришло в голову, что Джастин бессмысленно повторяет то, что говорил ей Меркатор. В то же время в ее голосе вроде бы не было оборонительных ноток. Внезапно меня пронзило острое желание, сродни сексуальному, - узнать и понять Джастин.
   - Джастин, я не понимаю, о чем вы говорите, но все это не имеет никакого отношения к делу.
   - Может, вы и это сочтете неуместным?
   Она вставила кассету в проигрыватель и включила его. Наружу вырвались голоса, которые я узнал. Это были голоса, на которые я часто нарывался, плавая на "Звезде Триеста". Это были англоязычные радиостанции африканских государств: Алжира, Новой Анголы, Ватерберга, Западного Конго, Египта, Ганы, Нигерии и других. Насколько я знал, жизненные позиции этих стран были стойкими и энергичными, и даже немного агрессивными по отношению к Европе и к Америке, но в еще большей степени - по отношению друг к другу.
   - Я не желаю слушать эту чушь! - вскричал я, потому что Джастин увеличила громкость.
   - Послушайте их, Ноул, мой упрямый мальчик. Послушайте, как они наваливаются на вас со своими прожорливыми требованиями.
   - Джастин, выключи их!
   - Они говорят то же, что и европейцы пару столетий назад. Вы знали это? Они все хотят только одного - больше земли!
   - Выключи!!!
   - А ты знаешь, что только один человек способен удерживать африканские государства от междоусобиц? Это президент эль Махассет.
   Она продолжала увеличивать громкость. Низкие голоса ревели, слова стали неразличимыми.
   - ЖЕНЩИНА, ВЫКЛЮЧИ!!!
   - ...ЗАВТРА МЫ С ПИТЕРОМ СОБИРАЕМСЯ УБИТЬ ПРЕЗИДЕНТА!
   Неожиданно ко мне вернулась способность действовать. Я рванулся к двери. На моем пути вырос Меркатор. Я с силой врезал ему по челюсти, выскочил в коридор.
   Слова Джастин все еще вертелись в моей голове. Они меня убедили, что готовится безумный заговор.
   Добежав до поворота, я выглянул за угол. В коридоре стоял Исрат, разговаривая с человеком в форме. Исрат, заметив меня, закричал.
   Они бросились ко мне, я повернулся, побежал к ресторану. Там до сих пор торчали четверо чиновников. Они уже добрались до кофе и бренди, и лишь мулат забавлялся со стаканом воды. Я свернул в мужскую комнату. Через минуту здесь будут люди Меркатора, и тогда в ход пойдут пистолеты. Все эти люди собрались здесь, чтобы убить президента! Они выдали мне свою тайну. Мне - презренному плебею! Конечно, роковая Джастин раскрыла мне тайну из-за своей ущемленной гордости. Это и решило мою судьбу.
   Схватив одну из малярных досок, я заклинил ею дверь. Это хоть на миг задержит моих преследователей. Подбежав к вешалке, на которой висели плащи, я снял антигравитационный блок мулата. В дверь яростно забарабанили.
   У меня совсем не оставалось времени, чтобы подогнать сбрую и закрепить блок. Я подбежал к окну, распахнул его и влез на подоконник.
   К горлу мгновенно подступила тошнота, и меня охватила паника. Я никогда не имел дела с подобными блоками, ведь они были новинкой. Но выхода у меня не было, дверь уже трещала. Я рванул рычаг запуска в положение "ВКЛ" и выпрыгнул из окна.
   Улица бешено рванулась навстречу. Я видел все, что происходило внизу. В моем сознании появились какие-то странные образы, запахи, и я с ужасом понял, что блок не работает. Я распростер руки и закричал. Ко мне стремительно приближался тротуар - и я ударился!
   ГЛАВА 11
   Верил ли я в ад или в рай? Верил ли я в загробную жизнь, в которой мое разбитое вдребезги тело будет продолжать страдать?
   Верите или нет, но те убедительные эмблемы уныния, от которых я отворачивался всю жизнь, предстали передо мной во всей своей неоспоримости. Сначала мне показалось, что это скелеты, потом - дьяволы в сияющих доспехах, несущие горящие свечи...
   Место, где я очутился... однако казалось, что у него нет размерности! Плохо сложенная мятая ткань даст наиболее удачное представление. Меня окружали улицы и дома, теснясь у самых моих глаз.
   Если пространство стало неправильным, то только потому, что мое сознание стало неправильным. Большая его часть не вынесла падения. Память отказывалась мне подчиняться, я не мог вспомнить, что произошло до падения. Меня переполняло желание, нет - мания установить, на что же похож тот мир, который я оставил. Мне ничего не удалось вспомнить за исключением того, что тот мир был совсем не похож на этот.
   Маниакальное желание терзало меня. Каким был тот мир? Чем он был? Кем был я, как я существовал! Что являлось сущностью моего "Я", и почему я это не выяснил, когда у меня был шанс?
   Эта навязчивая идея заставила меня двинуться вдоль по улице. Впрочем, если быть более точным, она ввела меня в какое-то состояние улицы, протекавшей мимо меня. Я поднял руку, давая возможность улице течь дальше.
   Рядом были существа, похожие на меня. Я понял, что есть строгий этикет, не позволявший мне заговорить с ними, как бы близко я от них ни находился, как бы остро ни нуждался в их помощи. В старом мире (это я помнил) у нас была смерть, управлявшая нами; здесь же была лишь одна навязчивая идея...
   Я пытаюсь донести это до вас спокойно и ясно. Конечно, мне это не удастся. Кое-что вы, возможно, поймете, а что-то не сможете переварить и тогда вам останется только выплюнуть.
   Улица текла все дальше и дальше. Она обогнула здание, которое вертелось, словно огромный барабан, - все это проделывали мои руки. Наконец, мое маниакальное желание привело меня к человеку, который сидел на улице возле огня. Его лицо застилал дым, глаз не было видно, и я понял, что этикет позволяет мне заговорить с ним.
   Я обратился к нему:
   - На что был похож мир, который я покинул? Я должен знать это, чтобы стать свободным.
   - Ты ничего не знаешь об овцах и козах? - спросил он. - Я могу рассказать тебе только об овцах. Ты должен будешь найти другого человека, который поведает тебе о козах.
   Казалось, нас несет очень быстро, и я не успевал осмысливать его слова. Наверное, я тащил его за собой. Лица я не видел, а он, не дожидаясь моего ответа, начал рассказывать мне об овцах. Видимо, он устал бесконечно повторять свою историю в течение столетий.
   - Было большое поле овец, - начал он. - У многих были овечки, и все они жили счастливой бессмысленной жизнью. Их не волновали никакие проблемы. Ни финансовые, ни супружеские, ни моральные, ни религиозные. А пастбище было хорошим.
   - Только одно беспокоило их, - продолжал он, - железная дорога. По той стороне поля, где они любили лежать, проходила насыпь, по которой двигались поезда.
   Каждый день по насыпи проходило двенадцать поездов. Они никогда не останавливались и не подавали гудков, потому что им незачем было останавливаться и некому подавать гудки. Поезда проносились очень быстро и шумно.
   Всякий раз, когда проносился поезд, овцы подхватывались и в страхе убегали на другой конец поля. И проходило много времени, прежде чем они успокаивались и возвращались обратно.
   Одна старая овца была значительно мудрее всех остальных. Когда, в двенадцатый раз на день, все панически кинулись убегать, она обратилась к стаду.
   "Друзья мои, - сказала она, - я внимательно изучила путь, который проделывают эти чудовища, когда атакуют наше пастбище. Я обратила внимание, что они никогда не сходят с насыпи. Мы всегда гордились собой, что бегаем столь быстро. Ни одно из чудовищ не могло нас догнать. Но давайте рассмотрим другую теорию, основанную на моих наблюдениях. Друзья, возможно эти чудовища просто не могут сойти с насыпи".
   Тут же раздался ироничный смех, исходивший в основном от быстроногих. Не унывая, старая овца продолжала:
   "Посмотрим, что следует, если моя теория верна. Если страшные чудовища не могут сойти с насыпи, значит, они не охотятся за нами. Действительно, друзья мои, их ощущения могут быть настолько иными, что они даже не имеют о нас представления, когда проносятся мимо".
   Вывод был настолько потрясающим, что все начали блеять. Некоторыми овцами было отмечено, что если данная гипотеза верна, то следует предположить, что их пастбище и сами овцы не являются центром в схеме вещей. Это являлось недопустимой ересью и подлежало наказанию. Другие овцы возразили, утверждая, что всякая овца имеет право мыслить свободно. Опасность же гипотезы заключается в том, что если ей следовать, никому уже не придется беспокоиться и быстро бегать. Как следствие, стадо придет в упадок и не сможет бегать вообще.
   Когда все высказались, старая овца продолжила:
   "К счастью, мою теорию можно проверить эмпирически. Утром, когда пойдет первое чудовище, мы не побежим, а останемся лежать. Вы увидите, что чудище пронесется мимо, даже не подозревая о нас".
   Это предложение было встречено блеянием ужаса - оно противоречило здравому смыслу. Но когда наступила ночь, стало очевидным (стадо было просвещенным), что старая овца имеет право на свою гипотезу, и утром все должны будут объединиться в этом опасном эксперименте.
   Старая мудрая овца, осознав все это, начала сомневаться. А вдруг она ошиблась? Вдруг страшное чудовище всех убьет?
   Когда стадо погрузилось в сон, мудрая овца решила, что должна одна подняться на верхушку насыпи и изучить вражескую территорию. Если она обнаружит что-нибудь тревожное, то отменит эксперимент.
   Залезть на вершину насыпи оказалось гораздо труднее, чем она ожидала. Чтобы подняться на крутой склон, пришлось преодолевать провода и продираться через кустарник. Добравшись до вершины, старая мудрая овца умерла от сердечного приступа.
   Проснувшись утром, стадо заметило на вершине насыпи зад своей мудрой овцы. Состоялось совещание. Почти единодушно пришли к выводу, что надо подняться, почтить память умершей и поддержать эксперимент.
   В общем, когда послышалось приближение первого чудовища, все стадо твердо стояло на том месте, где лежала мертвая овца. Металлический монстр прогрохотал по рельсам, сбил тело старой овцы и убил все стадо.
   Рассказчик умолк.
   Я ничего не понял и спросил:
   - Что же произошло?
   - На том поле снова выросла высокая трава, - ответил он.
   Я покинул этого человека. А может, просто позволил дороге унести его прочь. Здания теперь двигались еще быстрее. У меня было такое чувство, будто я не бежал, а меня тащило вместе с ними, но чуть медленней.
   Мною снова завладела навязчивая идея, заставив заговорить со старухой, которая стояла, оперевшись на палку. Ее глаза были закрыты, и она ни разу не взглянула на меня, пока я был рядом.
   - Я ничего не понимаю, - сказал я ей. - Я знаю лишь то, что есть страдание. Почему мы страдаем, старуха?
   - Я расскажу тебе одну историю, - сказала она.
   Она говорила тихо, и я с трудом разбирал ее слова.
   - Когда Дьявол был ребенком, его держали в неведении относительно горьких и мучительных вещей. В его присутствии дозволялось только счастье. Грех, уродство, болезни, старость, невзгоды - все скрывалось от него.
   Однажды Дьявол убежал от своей нянечки и перелез через садовую ограду. Он шел по дороге, пока не встретил сгорбленного старика. Дьявол в недоумении остановился.
   "Что ты уставился на меня? - спросил старик. - Можно подумать, ты никогда не видел стариков".
   Глаза у этого человека были тусклыми, рот дряблым, кожа полна морщин.
   "Что с вами произошло?" - спросил Дьявол.
   "То, что происходит с каждым. Это неизлечимая болезнь, вызванная временем".
   "Но что же вы сделали, если заслужили такое?"
   "Ничего особенного. Пил, иногда врал, спал с хорошенькими женщинами, работал, не напрягаясь. Но все это не такие уж и плохие вещи. Наказание, молодой человек, больше, чем преступление".
   "Когда же вам станет лучше?" - спросил Дьявол.
   Старик засмеялся.
   "За мной по пятам идет похоронная процессия. Взгляни! Только это излечит меня".
   Дьявол остался ждать, и вскоре подошла похоронная процессия. Он взобрался на дерево и, когда процессия проходила внизу, заглянул в лицо мертвеца.
   Хотя труп и был тем самым стариком, выглядел он более спокойным и менее страдающим. Похоже было, что он излечился.
   Дьявол последовал за процессией на кладбище.
   Он был удивлен, увидев, что тело положили в яму и засыпали. Потом все ушли, а Дьявол остался, ощущая странное чувство какой-то неправильности. Он сидел на кладбище до тех пор, пока его не нашли и не отвели домой.
   На следующий день Дьявол снова перебрался через стену, решив посмотреть, излечился ли труп окончательно.
   Разыскав на кладбище лопату, он принялся раскапывать могилу. Однако, забыв, где находится вчерашняя, раскопал множество старых. В ямах он находил ужасные тела с лицами, полными червей. И решил, что нет ничего худшего, чем исцеление смертью.
   В тот день Дьявол заболел, и именно в тот день решил, кем станет, когда вырастет.
   Я уставился на отвратительную старуху. Как и все обитатели этого чистилища, она была за пределами моего понимания.
   - И кем же решил стать Дьявол? - спросил я.
   Мои слова развеселили старуху.
   - Да ведь ты горожанин! - сказала она, смеясь.
   Меня вновь закружила дорога. Казалось, я падаю со все возрастающей скоростью. Я был сбит с толку, чувствовал, что задавал неправильные вопросы и делал неправильные предположения. Сознание всего этого увеличивало скорость падения.
   Рядом со мной летела маленькая девочка с ярко-рыжими волосами и лицом, похожим на пересохший пергамент. Сквозь шум я прокричал ей:
   - Как нам узнать, подходим ли мы для правды?
   Она улыбнулась беззубым ртом, и я принял ее за карлика, перекрасившего свои волосы.
   - Насчет этого есть анекдот, - сказала она. - Однажды один бедный, но гордый молодой человек выпрыгнул из окна отеля с высоты семнадцатого этажа. Во время падения он предположил, что вся его жизнь, а также жизнь его знакомых основывалась не на иллюзорных представлениях. Земля приближалась, а он...
   - Стой! Стой! Не надо рассказывать! Это моя история! Я умру, если ты скажешь еще что-нибудь. Теперь я понял, что могу сам выбрать себе кончину!
   Произнеся эти слова, я частично вышел из странного приступа сумасшествия. Старая ведьма неслась за мной, и я понял, что улица была вовсе не улицей. Вентиляционные люки, вертикальные конструкции, окна, ограждения все это являлось частью "Звезды Триеста". Я покончил с Африкой и быстро уплывал домой на своем судне, оставив позади все проблемы.
   До этого момента я не знал, что мой корабль вооружен. То, что я принял вначале за серость улицы, являлось щитом. Щит делал нас непроницаемым для всего, кроме ядерной атаки. Мы шли с потрясающей скоростью, и я прилип к штурвалу. Было очень трудно следить за курсом, настолько основательной была экранировка.
   На горизонте показались очертания побережья Англии, зазвонили колокола, послышались громкие возгласы команды. Я добавил скорости. Корабль повиновался мне, словно женщина, и мы легко преодолели крутой береговой склон. Только сейчас я понял, что командую десантным судном.
   Мы достигли огромнейшего города, который стоял на платформе шириной в несколько миль. Я успел разглядеть умирающую землю, а потом повел корабль по одной из улиц города.
   Матросы моей команды свесились за ограждения и приветственно махали руками. Мое сердце тоже всколыхнулось от облегчения по случаю возвращения домой. Но на улицах я увидел то, чего видеть мне не хотелось.
   Вначале я обратил внимание на необычную конструкцию города. Специальные обслуживающие пути устранили необходимость в грузовиках и легковых автомобилях, которые когда-то заполняли улицы. Теперь движение было незначительным, а улицы - узкими.
   По обеим сторонам улиц тянулись, похожие на бараки, дома плебеев. Все районы были похожи друг на друга. Правительственные и общественные офисы ничем не отличались от домов, в которых жили рабочие. И лишь грубые очертания фабрик нарушали тусклое однообразие. Вот один из заводов большой, черный, без окон. Здесь производят почву - впрыскивают синтетические микроорганизмы в песок, доставляемый из Африки.
   Но люди, люди! Меня поражало то, до какого звероподобного состояния они дошли. Районы города захватывались машинами, и люди тоже превращались в машины. На худющих телах выступали суставы, сухожилия, кости, делая людей похожими на роботов.
   Но у роботов нет ужасных кожных болезней. У роботов не разбухают от голода ноги и желудки. У них не бывает цинги, позвоночники не искривляются, колени не подкашиваются. Роботы не способны ходить с виноватым видом. Я все забыл! Забыл!
   Многие из людей носили амулеты, оберегавшие их от болезней. Большинство населения исповедовало причудливые культы и религии. Всевозможные оргии составляли неотъемлемую часть их существования. Среди элиты (каждая муравьиная куча имеет своих аристократов) распространился аскетический культ, запрещавший половые сношения. "Дайте Земле выбраться из упадка!" таков был их лозунг.
   Увидев все это, я зарыдал. Штурвал, который я выпустил из рук, подхватил кто-то из команды. Он повел корабль еще более сумасшедшим курсом. Мы миновали несколько городов, пронеслись над Шотландией, затем прошли через земли Скандинавии, вдоль всей Европы, через дебри России, над Китаем и Америкой. Каждый год по своей нищете был неотличим от другого. Везде были люди. Нищие, голодные, больные.
   - Хватит! - закричал я.
   Города исчезли. Теперь вокруг было море - темное, спокойно дышавшее пространство воды. Я с облегчением повернулся к рулевому у штурвала. Это был мой двойник. Фигура!
   Наши глаза встретились. Да, это был я сам, заточенный в ужасную темницу греха. Это было мое отражение в грязной маслянистой луже.
   Страдания Фигуры были неотделимы от моих, ее проклятие было моим, и у нее была такая же, как и у меня, потерянная душа. Но во мне не было сострадания - только ненависть. Я прыгнул на отвратительную тварь.
   Между нами завязалась жестокая борьба. Мы душили друг друга, я уклонялся от ее клыков. Мои глаза застлало кровавое облако, но я все еще держал Фигуру мертвой хваткой. Наконец, свет в ее глазах начал медленно меркнуть. Я с силой встряхнул ее, и мы оба упали в лужу с маслянистой водой.
   Фигура медленно погружалась. Одна рука все еще оставалась на поверхности, но вскоре и она исчезла.
   Я долго стоял, глядя, как сморщивается и пропадает мое отражение. В такие минуты бездействия наступают самые проникновенные мгновения. Что-то вдруг умерло во мне, и я осознал, почему меня преследовали галлюцинации. Чем была Фигура, я не могу сказать до сих пор. Возможно, на мой рассудок спроецировалось желание выбраться из гнусных условий жизни. Возможно, это была попытка добиться свободы, которой у меня не было. Раньше Фигура могла приходить, но я понял, что больше она не вернется. Мною овладел покой - я понял, что мне никогда больше не придется передавать Фигуре штурвал.