Страница:
В племенах установился матриархат, при этом основная масса половозрелых молодых людей практиковала разделение личности. Так, в одном теле могло существовать более десяти личностей с разнообразными наклонностями, разного пола, возраста и привычек. Большинство, аскеты-вегетарианцы, существовали в шаге от каменного дикарского века, буйные танцоры — от законотворцев.
Сложное разъединение с природой, происходящее среди колонистов Аверна, достигло своих пределов. Теперь не только отдельные личности отвернулись друг от друга, многие не понимали самих себя.
Не для всех подобная адаптация к стрессовой ситуации превратилась в повседневность. Когда начались первые жестокие схватки, несколько техников покинули станцию. Они похитили челнок из дока технического обслуживания и бежали. Техники образовали колонию на Аганипе.
Несмотря на весь соблазн, исходящий от зеленой, голубой и белой Гелликонии, та таила в себе огромную опасность для людей, о которой нельзя было забывать. В мифологии Аверна Аганип занимал особое место, поскольку именно здесь много тысяч лет назад корабль с колонистами с Земли впервые основал базу, где люди жили, пока шло строительство Аверна.
На Аганипе не было жизни, его атмосфера почти целиком состояла из двуокиси углерода с небольшой примесью азота. Но ранее основанная база все еще оставалась в отличном состоянии и готова была принять обитателей.
Беглецы построили для себя небольшой купол. Жить там можно было только в очень стесненных условиях. Первым делом они отправили донесение на Землю, после чего, не имея намерения две тысячи лет дожидаться ответа, — на Аверн. Но у Аверна были собственные проблемы, и станция не ответила.
Беглецы не смогли понять природу человека, а именно того, что, подобно слонам и обыкновенным маргариткам, люди были всего-навсего функциональной частью биосферы. Оторванные от биосферы люди, существа более сложные, нежели слоны и маргаритки, имели гораздо меньше шансов продолжить существование. Передачу сигналов вели еще очень долго.
Но никто не отвечал.
Глава 12
Сложное разъединение с природой, происходящее среди колонистов Аверна, достигло своих пределов. Теперь не только отдельные личности отвернулись друг от друга, многие не понимали самих себя.
Не для всех подобная адаптация к стрессовой ситуации превратилась в повседневность. Когда начались первые жестокие схватки, несколько техников покинули станцию. Они похитили челнок из дока технического обслуживания и бежали. Техники образовали колонию на Аганипе.
Несмотря на весь соблазн, исходящий от зеленой, голубой и белой Гелликонии, та таила в себе огромную опасность для людей, о которой нельзя было забывать. В мифологии Аверна Аганип занимал особое место, поскольку именно здесь много тысяч лет назад корабль с колонистами с Земли впервые основал базу, где люди жили, пока шло строительство Аверна.
На Аганипе не было жизни, его атмосфера почти целиком состояла из двуокиси углерода с небольшой примесью азота. Но ранее основанная база все еще оставалась в отличном состоянии и готова была принять обитателей.
Беглецы построили для себя небольшой купол. Жить там можно было только в очень стесненных условиях. Первым делом они отправили донесение на Землю, после чего, не имея намерения две тысячи лет дожидаться ответа, — на Аверн. Но у Аверна были собственные проблемы, и станция не ответила.
Беглецы не смогли понять природу человека, а именно того, что, подобно слонам и обыкновенным маргариткам, люди были всего-навсего функциональной частью биосферы. Оторванные от биосферы люди, существа более сложные, нежели слоны и маргаритки, имели гораздо меньше шансов продолжить существование. Передачу сигналов вели еще очень долго.
Но никто не отвечал.
Глава 12
Какуул в пути
Но что случилось после того, как отправленный сообществом людей сигнал сочувствия пронизал пространство и время и достиг духов Гелликонии? Разве после этого не случилось ничего важного — или значительного, чего-то совершенно отличного от событий прошлого?
Ответ на этот вопрос навсегда скрыт в туманном облаке догадок; у человечества имелся свой умвелт, сколь отважны ни были бы его попытки расширить тесный универсум своего проникновения. Могло оказаться, что стать частью другого умвелта просто невозможно с биологической точки зрения. Но могло быть справедливо и обратное. Возможно, нечто действительно великое, по-настоящему значительное, существенное и из ряда вон выходящее на самом деле произошло, но в другом, большем умвелте, чем умвелт человечества.
Если нечто подобное и впрямь имело место, это означало совместное действие, возможно, сочетание различных факторов, схожее с объединением усилий различных по воспитанию и манерам поведения человеческих личностей, которые, напрягая все силы, теперь одолевали путь к Харнабхару.
Если нечто подобное в самом деле произошло, то результирующий эффект должен был сохраниться надолго. Этот эффект мог быть отслежен на примере представляющих резкий контраст судеб Земли, где правила Гайя, и Новой Земли, существующей без общего духа биосферы...
Начнем со случая Земли, в честь которой назвали Новую Землю.
Промежуток между двумя постъядерными ледниковыми периодами понимался как взмах маятника. Гайя пыталась восстановить свои часы. Но это было гораздо легче сказать, чем сделать, поскольку биосфера значительно сложнее механизма часов. Истину можно было установить и более точно. Гайя перенесла почти неизлечимую болезнь и теперь выздоравливала, но выздоровление неминуемо должно было затянуться, сопровождаясь чередой рецидивов.
Или же, избегая персонификации сложного процесса, можно было бы сказать, что двуокись углерода, высвобождаемая океанскими глубинами, инициировала отступление льдов. В конце периода парникового потепления, во время возврата к нормальному состоянию, случались и обратные перегибы: биосфера и разрушенная биосистема силились вернуться в равновесное состояние. В результате льды возвращались.
На этот раз холод был не такой жестокий, пояс льдов распространялся не так далеко, продолжительность похолодания была не столь велика. Этот глобальный период был отмечен существенными, но постоянно сглаживающимися отклонениями климатических условий, что напоминало постепенно затухающие колебания маятника. Это был период дискомфорта для многих поколений сильно уменьшившейся в числе человеческой расы, разбросанной редкими очагами по земному шару. На исходе 6900-х годов, например, случилась небольшая война на территории, некогда именовавшейся Индией, — и повлекла за собой голод и эпидемии.
Можно ли было объяснить эти небольшие локальные войны выздоровлением Земли?
Тяготы и беспокойства этого периода породили смятение и беспокойство человеческого духа. Границы и навязанные преграды отныне были невозможны. Старый мир границ погиб, и ничто не обещало, что он воскреснет.
«Мы все принадлежим Гайе». С открытым пониманием этого пришло и иное понимание, что вовсе не люди — лучшие друзья и союзники Гайи. Чтобы увидеть этих лучших друзей и союзников, требовался микроскоп.
Годы шли, и задолго до изобретения и усовершенствования ядерного оружия не раз появлялись те, кто предсказывал, что гибель мира будет связана со злом, исходящим от человека. Таким пророкам всегда верили, сколько бы раз их пророчества ни оказывались неверными в прошлом. В людях всегда имелось стремление к наказанию и страх перед ним.
С изобретением ядерного оружия, пророчества приобрели мнимую достоверность, хотя на этот раз их питали в основном лживые утверждения, а вовсе не религиозные верования.
Были предъявлены доказательства, гораздо более убедительные оттого, что правительства подтверждали их, а именно доказательства того, что мир можно уничтожить одним нажатием кнопки.
В конце концов кнопку нажали. Посыпались бомбы.
Но человеческая злоба оказалась слишком слаба для того, чтобы уничтожить мир. Против нее выступили строители-микробы, которые не имели понятия и знать ничего не хотели о злобе.
Большие деревья и крупные растения исчезли. Плотоядные, включая человека, на время ушли со сцены. Эти существа были слишком требовательны. Крупные животные и растения были основными действующими лицами разыгрываемой на Земле драме. Сами драматурги уцелели. Под поверхностью Земли, на дне морей, в подходящих убежищах протекала, продолжая историю Гайи, бурная микрожизнь, недостижимая ни для радиации, ни для повысившегося уровня ультрафиолетового излучения.
Подобно тому, как природа воплотила разнородное единство, поступило теперь и сознание. Мужчины и женщины отныне не могли просто думать или чувствовать; осталась только способность к разумному сочувствию и состраданию. Голова и сердце превратились в одно.
Еще одним немедленным эффектом было недоверие к власти.
Среди людей нашлись такие, кто понимал, что жажда власти в любом своем проявлении может сотворить с миром. Постепенно холод этого понимания ушел из сознания. Человечество мало-помалу повзрослело и начало жить по-взрослому и мыслить взрослыми категориями. Мужчины и женщины, окидывая взглядом территорию, на которой им довелось проживать, больше не думали: «Какую пользу мы можем извлечь из этой земли?», вместо того спрашивая себя: «Чему нас может научить эта земля?»
Вместе с новым сознанием ушли и старая тяга к исследованию, и жажда к захвату новых пространств, и отсутствие тяги к установлению новых контактов. Старинная структура семьи отмерла и растворилась в новой сверхсемье. Все человечество превратилось в нежестко связанный изнутри сверхорганизм. Это случилось не сразу и не со всеми. Кое-кто не подвергся метаморфозам. Но ослабленные гены этих людей привели к их постепенному вымиранию. В новом мире сочувствия и сопереживания существование этих людей было бессмысленным. Эти люди единственные не улыбались.
Минуло еще несколько поколений, и новая раса почувствовала себя частью сознания Гайи. Экосистема многоклеточной жизни получила свой голос — хотя лучше будет сказать, сама изобрела для себя голос.
Но и тогда выздоровление системы еще не завершилось. Пока шло развитие и эволюция человечества, на Земле возник и развился совершенно новый вид живых существ.
Многие виды животных исчезли навсегда. Разнообразие тропических лесов в районе экватора с их миллиардами жизненных видов иссякло в результате ядерной бойни. Обитатели низменностей были потеряны в океанах без надежды на воскрешение. На смену старым видам пришли совершенно новые.
Новые виды родились не в океанах. Эти виды жизни пришли из снегов и льда Арктики, питались ультрафиолетовой радиацией и начали свое продвижение на юг вместе с отступлением ледников на север.
Первый же человек, столкнувшийся с этой новой жизненной формой, испытал глубочайшее потрясение.
К нему медленно приближались белые многогранники. Некоторые были не больше древней гигантской черепахи. Другие достигали в высоту человеческого роста.
За многоугольными внешними панелями у многогранников не заметно было никакого внутреннего устройства. Никакого видимого движения внутри или снаружи. Никаких щупалец или рук. Никакого рта или чего-либо подобного. Никаких отверстий. Ни ушей, ни глаз. Никаких внешних отростков. Просто белые многогранники. Возможно, одни из граней были чуть темнее других, но и только.
Многогранники не оставляли за собой следов. Могли перемещаться в любую сторону. Продвигались медленно, но ничто не могло остановить их, хотя отдельные храбрецы пытались это сделать. Многогранникам дали имя — «геонавты».
Геонавты размножились и распространились по всей Земле.
Геонавты олицетворяли новое чудо. Старые чудеса Земли никуда не делись. Например, огромные аудиториумы в виде вертикальных ракушек по-прежнему были разбросаны по всей Земле. Андроиды, свободные от иных забот — перепрограммировать их никто не потрудился, — продолжали поддерживать аудиториумы в рабочем состоянии.
На голографических экранах на смену зиме пришла весна Великого Года, подобно тому как растаяли снега и льды на Земле. История прекрасной МирдемИнггалы, королевы королев, стала знакома всем и каждому. Новая раса людей сумела многое почерпнуть из этой печальной истории, случившейся тысячу лет назад.
Люди внимали. Они прославляли благоприятное воздействие, которое их сочувствие оказало на духов. Но и их собственный новый мир взывал к неотложному вниманию, демонстрируя новую красоту, которой нельзя было противиться. Тысячелетняя весна наступила и на их родине.
Но было ли в этих двух прекрасных, хотя и разных, связанных нитью сочувствия мирах нечто особое, что обнаруживало бы их связь? Были ли какие-либо следы этой связи, которые могли бы выдать себя ищущему их наблюдателю?
Например, в случае Новой Земли.
Сестринские планеты Земли, кстати, также проявляли признаки выздоровления. На мертвых планетах, вроде Марса или Венеры, не было местной хозяйки, Матери-Природы. Температура поверхности этих планет в основном оставалась неизменной, атмосфера их содержала огромное количество двуокиси углерода. И тем не менее несчастные колонисты, которые обосновались там, погибли не все, а умудрились выжить благодаря своей находчивости и технологиям.
Эти неземляне испытывали стойкую антипатию к Земле. Поколение за поколением колонисты превращались в коренное население планеты, в космических изгоев. Они никогда больше не вернутся на Землю. Эти люди чувствовали себя отвергнутыми.
И вновь высокоразвитые технологии дали людям преимущество — и те решали технологические проблемы гораздо более энергично, чем социальные; они построили космический корабль и отправились в полет к ближайшей планете, которую колонизировали ранее, к так называемой Новой Земле.
В экспедиции принимали участие только мужчины. Мужчины оставили своих женщин дома, предпочитая отправиться в долгий космический полет с партнерами-роботами, сконструированными так, чтобы воплотить абстрактное представление мужчины об идеальной женщине. В течение полета мужчины наслаждались соитием с этими чудесными металлическими образами.
На Новой Земле воздух был вполне пригоден для дыхания. Единственный маленький океан по-прежнему со всех сторон окружала пустыня — пустыня и враждебная горная гряда. На экваторе имелся космический порт, а рядом — город. Космопортом не пользовались веками. Город тоже не проявлял признаков роста; дороги, ведущие из города, уходили в никуда. Горожане ничего не знали ни об океане, который их окружал, ни о Вселенной, куполом раскинувшейся над их головами.
Новоземляне походили на разумных животных. Нечто жизненно важное, составляющее дух бунтарства, ушло из их душ. Этим людям не было свойственно вдохновение, они никогда не думали о безграничности космоса, не питали любви к планете, ставшей им родным домом, не испытывали трепета при виде величественности рассвета и заката. В дегенеративном языке, на котором они общались, отсутствовало будущее время. Музыка была забыта и полностью утеряна, так же как и другие искусства.
В этом не было ничего удивительного. Ведь и в их мире не было души.
Новые земляне иногда выбредали на берег своего соленого моря. Но эти прогулки затевались не с целью искупаться и освежиться, а устраивались единственно для того, чтобы нагрузить полные повозки водорослей. Эти водоросли были одной из малочисленных жизненных форм, существовавших на планете. Еще люди Новой Земли ухаживали за полями, где росли злаки, привезенные с Земли на заре колонизации.
Этим людям никогда не снились сны, поскольку их существование протекало в мире, где не было и следа существа, напоминающего Гайю. У них не было легенд и мифов. За исключением одного. Эти люди верили, что их жизнь течет внутри огромного яйца, в котором пустыня — это желток, а облака над головой — скорлупа. Однажды, утверждал миф, небо расколется и упадет на землю. И в этот миг все они родятся. У них появятся желтые крылья и белые хвосты, и все люди перелетят в новый, лучший край, где деревья в виде огромных пучков водорослей растут повсюду среди чудесных долин и всегда идет дождь.
Когда неземляне прибыли на Новую Землю, она им совсем не понравилась.
Затем они отправились на соседнюю планету, чтобы исследовать и ее. Соседняя планета также была размером с Новую Землю, то есть относилась к земному типу.
Если Новая Земля была миром песка, то ее соседка была миром льда.
За компьютерными снимками того, что имелось на ледяной поверхности планеты и лежало подо льдом, выслали исследовательские дроны, автоматические аппараты.
Это был мир смерти, запретный для жизни. Ледники погребли под собой пики огромных гор. Бескрайние снежные поля без единой тропы простирались на месте равнин. Гелликония в апоастре никогда не была столь мертвой, как этот застылый шар смерти.
Специальные глубинные снимки показали, что под поверхностью льда имеются замерзшие океаны. Более того. Снимки показали, что подо льдом имеются руины огромных городов и широкие дороги, ведущие от города к городу.
Неземляне посадили свой корабль на поверхность планеты. Останки величественных зданий, сохранившиеся под слоем льда, стоили того, чтобы на них взглянуть. Некоторые фрагменты зданий выступали на поверхность; другие части разрушенных зданий ледники унесли далеко от изначального места. Используя огонь, исследователи очистили от льда широкое пространство среди руин.
Первым артефактом, найденным ими, была голова, вырезанная из долговечного искусственного материала. Голова принадлежала негуманоидному существу. Посреди яйцевидного черепа были расположены четыре глаза, лишенные век. Под глазами шли ряды коротких перьев. Небольшой клюв впереди уравновешивался клиновидным выступом черепа сзади.
С одной стороны голова почернела.
— Как красиво, — сказала робот-партнер.
— Ты хотела сказать — какое уродство.
— Когда-то для кого-то это было прекрасно.
Установить дату не составило труда. Город был разрушен 3,2 тысячи лет назад, в период бурной колонизации соседней Новой Земли.
Планета была уничтожена в результате массированной ядерной бомбардировки, и птичья раса полностью погибла в результате этой катастрофы.
Неземляне дали планете имя Армагеддон. Испытывая несказанную грусть, они еще некоторое время оставались на поверхности этой планеты, обсуждая, что можно предпринять.
— Я полагаю, — сказал капитан корабля, — что здесь мы нашли ответ на вопрос, который мучает человечество на протяжении многих поколений. С этим все согласятся.
Почему, отправившись наконец в космос, человек не нашел там ни одной разумной расы? Раньше всегда предполагали, что галактика переполнена жизнью. Но это оказалось не так. Почему таких планет, как Земля, не оказалось совсем?
Что ж, приходится признать, что Земля — место весьма необычное, где совпали несколько особо важных и редких природных комбинаций. Возьмем хотя бы один пример — количество кислорода в атмосфере Земли составляет около двадцати одного процента. Если бы количество кислорода составляло, например, двадцать пять процентов, — дерево вспыхивало бы от одной искры и все леса немедленно уничтожил бы пожар, растительность сгорела бы даже на болотах. На Новой Земле содержание кислорода равно восемнадцати процентам; здесь нет зеленых растений, которые могли бы связать двуокись углерода и высвободить молекулярный кислород. Неудивительно, что несчастные обитатели Новой Земли живут словно во сне.
Тем не менее по статистике во Вселенной должны существовать планеты подобные Земле. Быть может, когда-то такой планетой был Армагеддон. Предположим, что некий вид со способностью к достаточно разнородному питанию достиг на этой планете господства и превратился в доминирующий, как когда-то случилось на Земле перед ядерной войной. Для этого упомянутая раса должна была обладать технологией — начиная от дубинки и заканчивая луком и стрелами. Эта раса подчинила себе законы природы.
Со временем уровень развития технологии этой расы настолько повысился, что появилась возможность выбора. Раса могла выйти в космос для колонизации соседних миров или уничтожить своих недругов ядерным оружием.
— Но если на этой планете у них не было никаких врагов? — выкрикнул кто-то.
— Тогда этой расе потребовалось бы выдумать себе врагов. Давление духа соревнования, который порожден развитием технологии, делает врагов необходимыми, вы и сами это знаете. В этом-то и состоит моя точка зрения. На данной ступени развития, перед вновь открытым жизненным путем, не испытывая больше необходимости быть привязанными к родной планете, у порога важнейших открытий — в этот самый миг перед расой встает необходимость выбрать ответ на важный вопрос: смогу ли я создать глобальную силу, которая обуздает мою агрессию? Смогу ли я укротить свою ненависть и примириться с врагами, для того чтобы отказаться от смертоносного оружия раз и навсегда?
Вы понимаете, что я имею в виду? Если раса не может решить эту проблему, то она уничтожает себя и свою планету, не в состоянии преодолеть важнейшую карантинную зону, разделяющую ее и космос.
Армагеддон не выдержал проверки. Он умер, поскольку в нем гнездилась болезнь. Его люди погибли. Они убили себя.
— Но вы говорите, что люди везде и всюду несут в себе порок. И нам никогда не найти другой расы, которая способна выйти в космос.
Командир рассмеялся.
— Мы пока что стоим только на пороге Земли, не забывайте. Никто не придет к нам в гости до тех пор, пока не поймет, что нам можно доверять.
— А нам можно доверять?
Под общий смех командир ответил:
— Сначала давайте изучим Армагеддон. Может быть, нам удастся воскресить это древнее место жизни, если мы нажмем на нужную кнопку.
Дальнейшие исследования показали, каким когда-то был этот мир. Одной из отличительных его черт было расположение морей на высоких широтах, по причине чего они даже летом — до ядерной катастрофы — были покрыты льдом, по крайней мере частично. После ядерного катаклизма загрязнение атмосферы привело к общему похолоданию атмосферного щита, и моря в высоких широтах оказались теплее окружающего воздуха. Воздух постоянно подогревался снизу, а влага поднималась наверх. Результатом были сильнейшие катастрофические высотные ураганы, которых было достаточно, чтобы уничтожить выживших после ядерной катастрофы. На средних широтах выпали обильные снегопады, и плато, некогда отмеченные городами, оказались полностью скрытыми под снеговым покровом. Начавшееся общее оледенение стало самоподдерживающимся.
Неземляне решили сбросить заряд того, что их командир назвал оружием зла, на замерзшие моря высоких широт, чтобы «запустить мотор». Но ледяная пустыня и после этого осталась ледяной пустыней. То, что раньше олицетворяло дух этого мира, теперь умерло навеки.
После неудачной попытки у неземлян почти полностью закончилось топливо. Поэтому они решили вернуться на Новую Землю и завоевать ее. Открытия, совершенные на Армагеддоне, подсказали им стратегию. По их плану единственный термоядерный заряд, сброшенный на полярную шапку Новой Земли, вызовет обильные дожди, и облик планеты изменится. Моря увеличатся в объеме; местные жители найдут себе применение, займутся рытьем каналов. Можно будет увеличить урожаи водорослей, и постепенно приток кислорода в атмосферу возрастет. На первый взгляд расчеты выглядели убедительными. По мнению неземлян, новая попытка применить термоядерный заряд была вполне разумна. Они сели на корабль и покинули Армагеддон, оставив его на века скованным льдами.
И по крайней мере часть мифа населения Новой Земли сбылась. Небо треснуло и обрушилось на их головы.
Так в чем же заключается великое коренное отличие? Почему Новой Земле так и не удалось воскреснуть, в то время как старая Земля расцвела и даже произвела на свет новые жизненные формы, вроде геонавтов?
После того как земляне установили связи сопереживания и сочувствия с Гелликонией, во Вселенной появился новый эволюционный фактор. Земляне, осознанно или нет, воздействовали из фокуса сознания целой биосферы. В сочувственной связи оказалась заложена огромная мощность. Сочувствие оказалось эмоциональным и социальным эквивалентом гравитации и электромагнитного поля; нить сопереживания связала две планеты.
Проще всего будет сказать, что в итоге Гайя установила прямую связь со своей младшей сестрой, Всеобщей Прародительницей.
Конечно, это было и остается только догадкой. Человечество не может ясно видеть в своем великом умвелте. Однако человечество вполне способно обострить имеющиеся в его распоряжении чувства, чтобы отыскать вокруг себя доказательства. А все доказательства говорили о том, что Гайе и Всеобщей Прародительнице удалось установить связь через посредство своего потомства, выступившего проектором этой связи. Можно только догадываться, каково было потрясение, когда эта связь наконец установилась — если не считать доказательством вторично наступивший ледниковый период и чем сопровождалось последующее отступление льда.
Догадки говорили также о том, что выздоровление Гайи ускорило освежающее воздействие контакта с сестринским духом, находящимся неподалеку.
Были и геонавты: невозмутимые, совершенно спокойные, дружелюбные и, главное, — абсолютно новые и незнакомые создания. Их нельзя было рассматривать как гримасу эволюции, только как проявление доброй воли, порожденное новой и могущественной дружбой...
Но пока на Гелликонии продолжалось увядание большого сезона — великий август неостановимо истекал.
В северном полушарии малое лето уже подошло к концу. Ночные заморозки обещали еще более морозные ночи. В извилистых проходах Шивенинкского хребта уже властвовал мороз, и все живые существа, забредшие сюда, подчинялись законам этого ледяного повелителя.
Стояло утро. С северного полюса несла свое воющее дыхание буря. Припасы были надежно укрыты. Фагор и Уундаамп запрягали асокинов. С тех пор как они покинули Снарагатт, минуло семнадцать дней. Ничто не говорило о том, что за ними кто-то гонится.
Из трех пассажиров лучше других держался Шокерандит. Торес Лахл замолчала и уже несколько дней не произносила ни слова. Ночью она лежала в палатке тихо, как мертвая. Фашналгид говорил очень редко, в основном ругался. Уже через минуту после того, как они выходили из палатки на мороз, их брови и уши белели от обморожения, а щеки давно почернели от стужи.
Ответ на этот вопрос навсегда скрыт в туманном облаке догадок; у человечества имелся свой умвелт, сколь отважны ни были бы его попытки расширить тесный универсум своего проникновения. Могло оказаться, что стать частью другого умвелта просто невозможно с биологической точки зрения. Но могло быть справедливо и обратное. Возможно, нечто действительно великое, по-настоящему значительное, существенное и из ряда вон выходящее на самом деле произошло, но в другом, большем умвелте, чем умвелт человечества.
Если нечто подобное и впрямь имело место, это означало совместное действие, возможно, сочетание различных факторов, схожее с объединением усилий различных по воспитанию и манерам поведения человеческих личностей, которые, напрягая все силы, теперь одолевали путь к Харнабхару.
Если нечто подобное в самом деле произошло, то результирующий эффект должен был сохраниться надолго. Этот эффект мог быть отслежен на примере представляющих резкий контраст судеб Земли, где правила Гайя, и Новой Земли, существующей без общего духа биосферы...
Начнем со случая Земли, в честь которой назвали Новую Землю.
Промежуток между двумя постъядерными ледниковыми периодами понимался как взмах маятника. Гайя пыталась восстановить свои часы. Но это было гораздо легче сказать, чем сделать, поскольку биосфера значительно сложнее механизма часов. Истину можно было установить и более точно. Гайя перенесла почти неизлечимую болезнь и теперь выздоравливала, но выздоровление неминуемо должно было затянуться, сопровождаясь чередой рецидивов.
Или же, избегая персонификации сложного процесса, можно было бы сказать, что двуокись углерода, высвобождаемая океанскими глубинами, инициировала отступление льдов. В конце периода парникового потепления, во время возврата к нормальному состоянию, случались и обратные перегибы: биосфера и разрушенная биосистема силились вернуться в равновесное состояние. В результате льды возвращались.
На этот раз холод был не такой жестокий, пояс льдов распространялся не так далеко, продолжительность похолодания была не столь велика. Этот глобальный период был отмечен существенными, но постоянно сглаживающимися отклонениями климатических условий, что напоминало постепенно затухающие колебания маятника. Это был период дискомфорта для многих поколений сильно уменьшившейся в числе человеческой расы, разбросанной редкими очагами по земному шару. На исходе 6900-х годов, например, случилась небольшая война на территории, некогда именовавшейся Индией, — и повлекла за собой голод и эпидемии.
Можно ли было объяснить эти небольшие локальные войны выздоровлением Земли?
Тяготы и беспокойства этого периода породили смятение и беспокойство человеческого духа. Границы и навязанные преграды отныне были невозможны. Старый мир границ погиб, и ничто не обещало, что он воскреснет.
«Мы все принадлежим Гайе». С открытым пониманием этого пришло и иное понимание, что вовсе не люди — лучшие друзья и союзники Гайи. Чтобы увидеть этих лучших друзей и союзников, требовался микроскоп.
Годы шли, и задолго до изобретения и усовершенствования ядерного оружия не раз появлялись те, кто предсказывал, что гибель мира будет связана со злом, исходящим от человека. Таким пророкам всегда верили, сколько бы раз их пророчества ни оказывались неверными в прошлом. В людях всегда имелось стремление к наказанию и страх перед ним.
С изобретением ядерного оружия, пророчества приобрели мнимую достоверность, хотя на этот раз их питали в основном лживые утверждения, а вовсе не религиозные верования.
Были предъявлены доказательства, гораздо более убедительные оттого, что правительства подтверждали их, а именно доказательства того, что мир можно уничтожить одним нажатием кнопки.
В конце концов кнопку нажали. Посыпались бомбы.
Но человеческая злоба оказалась слишком слаба для того, чтобы уничтожить мир. Против нее выступили строители-микробы, которые не имели понятия и знать ничего не хотели о злобе.
Большие деревья и крупные растения исчезли. Плотоядные, включая человека, на время ушли со сцены. Эти существа были слишком требовательны. Крупные животные и растения были основными действующими лицами разыгрываемой на Земле драме. Сами драматурги уцелели. Под поверхностью Земли, на дне морей, в подходящих убежищах протекала, продолжая историю Гайи, бурная микрожизнь, недостижимая ни для радиации, ни для повысившегося уровня ультрафиолетового излучения.
* * *
Гайя восстановила себя. Человечество сыграло свою роль в этом восстановлении. Человеческий дух был подвигнут к квантовому переходу на другой уровень сознания.Подобно тому, как природа воплотила разнородное единство, поступило теперь и сознание. Мужчины и женщины отныне не могли просто думать или чувствовать; осталась только способность к разумному сочувствию и состраданию. Голова и сердце превратились в одно.
Еще одним немедленным эффектом было недоверие к власти.
Среди людей нашлись такие, кто понимал, что жажда власти в любом своем проявлении может сотворить с миром. Постепенно холод этого понимания ушел из сознания. Человечество мало-помалу повзрослело и начало жить по-взрослому и мыслить взрослыми категориями. Мужчины и женщины, окидывая взглядом территорию, на которой им довелось проживать, больше не думали: «Какую пользу мы можем извлечь из этой земли?», вместо того спрашивая себя: «Чему нас может научить эта земля?»
Вместе с новым сознанием ушли и старая тяга к исследованию, и жажда к захвату новых пространств, и отсутствие тяги к установлению новых контактов. Старинная структура семьи отмерла и растворилась в новой сверхсемье. Все человечество превратилось в нежестко связанный изнутри сверхорганизм. Это случилось не сразу и не со всеми. Кое-кто не подвергся метаморфозам. Но ослабленные гены этих людей привели к их постепенному вымиранию. В новом мире сочувствия и сопереживания существование этих людей было бессмысленным. Эти люди единственные не улыбались.
Минуло еще несколько поколений, и новая раса почувствовала себя частью сознания Гайи. Экосистема многоклеточной жизни получила свой голос — хотя лучше будет сказать, сама изобрела для себя голос.
Но и тогда выздоровление системы еще не завершилось. Пока шло развитие и эволюция человечества, на Земле возник и развился совершенно новый вид живых существ.
Многие виды животных исчезли навсегда. Разнообразие тропических лесов в районе экватора с их миллиардами жизненных видов иссякло в результате ядерной бойни. Обитатели низменностей были потеряны в океанах без надежды на воскрешение. На смену старым видам пришли совершенно новые.
Новые виды родились не в океанах. Эти виды жизни пришли из снегов и льда Арктики, питались ультрафиолетовой радиацией и начали свое продвижение на юг вместе с отступлением ледников на север.
Первый же человек, столкнувшийся с этой новой жизненной формой, испытал глубочайшее потрясение.
К нему медленно приближались белые многогранники. Некоторые были не больше древней гигантской черепахи. Другие достигали в высоту человеческого роста.
За многоугольными внешними панелями у многогранников не заметно было никакого внутреннего устройства. Никакого видимого движения внутри или снаружи. Никаких щупалец или рук. Никакого рта или чего-либо подобного. Никаких отверстий. Ни ушей, ни глаз. Никаких внешних отростков. Просто белые многогранники. Возможно, одни из граней были чуть темнее других, но и только.
Многогранники не оставляли за собой следов. Могли перемещаться в любую сторону. Продвигались медленно, но ничто не могло остановить их, хотя отдельные храбрецы пытались это сделать. Многогранникам дали имя — «геонавты».
Геонавты размножились и распространились по всей Земле.
Геонавты олицетворяли новое чудо. Старые чудеса Земли никуда не делись. Например, огромные аудиториумы в виде вертикальных ракушек по-прежнему были разбросаны по всей Земле. Андроиды, свободные от иных забот — перепрограммировать их никто не потрудился, — продолжали поддерживать аудиториумы в рабочем состоянии.
На голографических экранах на смену зиме пришла весна Великого Года, подобно тому как растаяли снега и льды на Земле. История прекрасной МирдемИнггалы, королевы королев, стала знакома всем и каждому. Новая раса людей сумела многое почерпнуть из этой печальной истории, случившейся тысячу лет назад.
Люди внимали. Они прославляли благоприятное воздействие, которое их сочувствие оказало на духов. Но и их собственный новый мир взывал к неотложному вниманию, демонстрируя новую красоту, которой нельзя было противиться. Тысячелетняя весна наступила и на их родине.
Но было ли в этих двух прекрасных, хотя и разных, связанных нитью сочувствия мирах нечто особое, что обнаруживало бы их связь? Были ли какие-либо следы этой связи, которые могли бы выдать себя ищущему их наблюдателю?
Например, в случае Новой Земли.
Сестринские планеты Земли, кстати, также проявляли признаки выздоровления. На мертвых планетах, вроде Марса или Венеры, не было местной хозяйки, Матери-Природы. Температура поверхности этих планет в основном оставалась неизменной, атмосфера их содержала огромное количество двуокиси углерода. И тем не менее несчастные колонисты, которые обосновались там, погибли не все, а умудрились выжить благодаря своей находчивости и технологиям.
Эти неземляне испытывали стойкую антипатию к Земле. Поколение за поколением колонисты превращались в коренное население планеты, в космических изгоев. Они никогда больше не вернутся на Землю. Эти люди чувствовали себя отвергнутыми.
И вновь высокоразвитые технологии дали людям преимущество — и те решали технологические проблемы гораздо более энергично, чем социальные; они построили космический корабль и отправились в полет к ближайшей планете, которую колонизировали ранее, к так называемой Новой Земле.
В экспедиции принимали участие только мужчины. Мужчины оставили своих женщин дома, предпочитая отправиться в долгий космический полет с партнерами-роботами, сконструированными так, чтобы воплотить абстрактное представление мужчины об идеальной женщине. В течение полета мужчины наслаждались соитием с этими чудесными металлическими образами.
На Новой Земле воздух был вполне пригоден для дыхания. Единственный маленький океан по-прежнему со всех сторон окружала пустыня — пустыня и враждебная горная гряда. На экваторе имелся космический порт, а рядом — город. Космопортом не пользовались веками. Город тоже не проявлял признаков роста; дороги, ведущие из города, уходили в никуда. Горожане ничего не знали ни об океане, который их окружал, ни о Вселенной, куполом раскинувшейся над их головами.
Новоземляне походили на разумных животных. Нечто жизненно важное, составляющее дух бунтарства, ушло из их душ. Этим людям не было свойственно вдохновение, они никогда не думали о безграничности космоса, не питали любви к планете, ставшей им родным домом, не испытывали трепета при виде величественности рассвета и заката. В дегенеративном языке, на котором они общались, отсутствовало будущее время. Музыка была забыта и полностью утеряна, так же как и другие искусства.
В этом не было ничего удивительного. Ведь и в их мире не было души.
Новые земляне иногда выбредали на берег своего соленого моря. Но эти прогулки затевались не с целью искупаться и освежиться, а устраивались единственно для того, чтобы нагрузить полные повозки водорослей. Эти водоросли были одной из малочисленных жизненных форм, существовавших на планете. Еще люди Новой Земли ухаживали за полями, где росли злаки, привезенные с Земли на заре колонизации.
Этим людям никогда не снились сны, поскольку их существование протекало в мире, где не было и следа существа, напоминающего Гайю. У них не было легенд и мифов. За исключением одного. Эти люди верили, что их жизнь течет внутри огромного яйца, в котором пустыня — это желток, а облака над головой — скорлупа. Однажды, утверждал миф, небо расколется и упадет на землю. И в этот миг все они родятся. У них появятся желтые крылья и белые хвосты, и все люди перелетят в новый, лучший край, где деревья в виде огромных пучков водорослей растут повсюду среди чудесных долин и всегда идет дождь.
Когда неземляне прибыли на Новую Землю, она им совсем не понравилась.
Затем они отправились на соседнюю планету, чтобы исследовать и ее. Соседняя планета также была размером с Новую Землю, то есть относилась к земному типу.
Если Новая Земля была миром песка, то ее соседка была миром льда.
За компьютерными снимками того, что имелось на ледяной поверхности планеты и лежало подо льдом, выслали исследовательские дроны, автоматические аппараты.
Это был мир смерти, запретный для жизни. Ледники погребли под собой пики огромных гор. Бескрайние снежные поля без единой тропы простирались на месте равнин. Гелликония в апоастре никогда не была столь мертвой, как этот застылый шар смерти.
Специальные глубинные снимки показали, что под поверхностью льда имеются замерзшие океаны. Более того. Снимки показали, что подо льдом имеются руины огромных городов и широкие дороги, ведущие от города к городу.
Неземляне посадили свой корабль на поверхность планеты. Останки величественных зданий, сохранившиеся под слоем льда, стоили того, чтобы на них взглянуть. Некоторые фрагменты зданий выступали на поверхность; другие части разрушенных зданий ледники унесли далеко от изначального места. Используя огонь, исследователи очистили от льда широкое пространство среди руин.
Первым артефактом, найденным ими, была голова, вырезанная из долговечного искусственного материала. Голова принадлежала негуманоидному существу. Посреди яйцевидного черепа были расположены четыре глаза, лишенные век. Под глазами шли ряды коротких перьев. Небольшой клюв впереди уравновешивался клиновидным выступом черепа сзади.
С одной стороны голова почернела.
— Как красиво, — сказала робот-партнер.
— Ты хотела сказать — какое уродство.
— Когда-то для кого-то это было прекрасно.
Установить дату не составило труда. Город был разрушен 3,2 тысячи лет назад, в период бурной колонизации соседней Новой Земли.
Планета была уничтожена в результате массированной ядерной бомбардировки, и птичья раса полностью погибла в результате этой катастрофы.
Неземляне дали планете имя Армагеддон. Испытывая несказанную грусть, они еще некоторое время оставались на поверхности этой планеты, обсуждая, что можно предпринять.
— Я полагаю, — сказал капитан корабля, — что здесь мы нашли ответ на вопрос, который мучает человечество на протяжении многих поколений. С этим все согласятся.
Почему, отправившись наконец в космос, человек не нашел там ни одной разумной расы? Раньше всегда предполагали, что галактика переполнена жизнью. Но это оказалось не так. Почему таких планет, как Земля, не оказалось совсем?
Что ж, приходится признать, что Земля — место весьма необычное, где совпали несколько особо важных и редких природных комбинаций. Возьмем хотя бы один пример — количество кислорода в атмосфере Земли составляет около двадцати одного процента. Если бы количество кислорода составляло, например, двадцать пять процентов, — дерево вспыхивало бы от одной искры и все леса немедленно уничтожил бы пожар, растительность сгорела бы даже на болотах. На Новой Земле содержание кислорода равно восемнадцати процентам; здесь нет зеленых растений, которые могли бы связать двуокись углерода и высвободить молекулярный кислород. Неудивительно, что несчастные обитатели Новой Земли живут словно во сне.
Тем не менее по статистике во Вселенной должны существовать планеты подобные Земле. Быть может, когда-то такой планетой был Армагеддон. Предположим, что некий вид со способностью к достаточно разнородному питанию достиг на этой планете господства и превратился в доминирующий, как когда-то случилось на Земле перед ядерной войной. Для этого упомянутая раса должна была обладать технологией — начиная от дубинки и заканчивая луком и стрелами. Эта раса подчинила себе законы природы.
Со временем уровень развития технологии этой расы настолько повысился, что появилась возможность выбора. Раса могла выйти в космос для колонизации соседних миров или уничтожить своих недругов ядерным оружием.
— Но если на этой планете у них не было никаких врагов? — выкрикнул кто-то.
— Тогда этой расе потребовалось бы выдумать себе врагов. Давление духа соревнования, который порожден развитием технологии, делает врагов необходимыми, вы и сами это знаете. В этом-то и состоит моя точка зрения. На данной ступени развития, перед вновь открытым жизненным путем, не испытывая больше необходимости быть привязанными к родной планете, у порога важнейших открытий — в этот самый миг перед расой встает необходимость выбрать ответ на важный вопрос: смогу ли я создать глобальную силу, которая обуздает мою агрессию? Смогу ли я укротить свою ненависть и примириться с врагами, для того чтобы отказаться от смертоносного оружия раз и навсегда?
Вы понимаете, что я имею в виду? Если раса не может решить эту проблему, то она уничтожает себя и свою планету, не в состоянии преодолеть важнейшую карантинную зону, разделяющую ее и космос.
Армагеддон не выдержал проверки. Он умер, поскольку в нем гнездилась болезнь. Его люди погибли. Они убили себя.
— Но вы говорите, что люди везде и всюду несут в себе порок. И нам никогда не найти другой расы, которая способна выйти в космос.
Командир рассмеялся.
— Мы пока что стоим только на пороге Земли, не забывайте. Никто не придет к нам в гости до тех пор, пока не поймет, что нам можно доверять.
— А нам можно доверять?
Под общий смех командир ответил:
— Сначала давайте изучим Армагеддон. Может быть, нам удастся воскресить это древнее место жизни, если мы нажмем на нужную кнопку.
Дальнейшие исследования показали, каким когда-то был этот мир. Одной из отличительных его черт было расположение морей на высоких широтах, по причине чего они даже летом — до ядерной катастрофы — были покрыты льдом, по крайней мере частично. После ядерного катаклизма загрязнение атмосферы привело к общему похолоданию атмосферного щита, и моря в высоких широтах оказались теплее окружающего воздуха. Воздух постоянно подогревался снизу, а влага поднималась наверх. Результатом были сильнейшие катастрофические высотные ураганы, которых было достаточно, чтобы уничтожить выживших после ядерной катастрофы. На средних широтах выпали обильные снегопады, и плато, некогда отмеченные городами, оказались полностью скрытыми под снеговым покровом. Начавшееся общее оледенение стало самоподдерживающимся.
Неземляне решили сбросить заряд того, что их командир назвал оружием зла, на замерзшие моря высоких широт, чтобы «запустить мотор». Но ледяная пустыня и после этого осталась ледяной пустыней. То, что раньше олицетворяло дух этого мира, теперь умерло навеки.
После неудачной попытки у неземлян почти полностью закончилось топливо. Поэтому они решили вернуться на Новую Землю и завоевать ее. Открытия, совершенные на Армагеддоне, подсказали им стратегию. По их плану единственный термоядерный заряд, сброшенный на полярную шапку Новой Земли, вызовет обильные дожди, и облик планеты изменится. Моря увеличатся в объеме; местные жители найдут себе применение, займутся рытьем каналов. Можно будет увеличить урожаи водорослей, и постепенно приток кислорода в атмосферу возрастет. На первый взгляд расчеты выглядели убедительными. По мнению неземлян, новая попытка применить термоядерный заряд была вполне разумна. Они сели на корабль и покинули Армагеддон, оставив его на века скованным льдами.
И по крайней мере часть мифа населения Новой Земли сбылась. Небо треснуло и обрушилось на их головы.
Так в чем же заключается великое коренное отличие? Почему Новой Земле так и не удалось воскреснуть, в то время как старая Земля расцвела и даже произвела на свет новые жизненные формы, вроде геонавтов?
После того как земляне установили связи сопереживания и сочувствия с Гелликонией, во Вселенной появился новый эволюционный фактор. Земляне, осознанно или нет, воздействовали из фокуса сознания целой биосферы. В сочувственной связи оказалась заложена огромная мощность. Сочувствие оказалось эмоциональным и социальным эквивалентом гравитации и электромагнитного поля; нить сопереживания связала две планеты.
Проще всего будет сказать, что в итоге Гайя установила прямую связь со своей младшей сестрой, Всеобщей Прародительницей.
Конечно, это было и остается только догадкой. Человечество не может ясно видеть в своем великом умвелте. Однако человечество вполне способно обострить имеющиеся в его распоряжении чувства, чтобы отыскать вокруг себя доказательства. А все доказательства говорили о том, что Гайе и Всеобщей Прародительнице удалось установить связь через посредство своего потомства, выступившего проектором этой связи. Можно только догадываться, каково было потрясение, когда эта связь наконец установилась — если не считать доказательством вторично наступивший ледниковый период и чем сопровождалось последующее отступление льда.
Догадки говорили также о том, что выздоровление Гайи ускорило освежающее воздействие контакта с сестринским духом, находящимся неподалеку.
Были и геонавты: невозмутимые, совершенно спокойные, дружелюбные и, главное, — абсолютно новые и незнакомые создания. Их нельзя было рассматривать как гримасу эволюции, только как проявление доброй воли, порожденное новой и могущественной дружбой...
Но пока на Гелликонии продолжалось увядание большого сезона — великий август неостановимо истекал.
В северном полушарии малое лето уже подошло к концу. Ночные заморозки обещали еще более морозные ночи. В извилистых проходах Шивенинкского хребта уже властвовал мороз, и все живые существа, забредшие сюда, подчинялись законам этого ледяного повелителя.
Стояло утро. С северного полюса несла свое воющее дыхание буря. Припасы были надежно укрыты. Фагор и Уундаамп запрягали асокинов. С тех пор как они покинули Снарагатт, минуло семнадцать дней. Ничто не говорило о том, что за ними кто-то гонится.
Из трех пассажиров лучше других держался Шокерандит. Торес Лахл замолчала и уже несколько дней не произносила ни слова. Ночью она лежала в палатке тихо, как мертвая. Фашналгид говорил очень редко, в основном ругался. Уже через минуту после того, как они выходили из палатки на мороз, их брови и уши белели от обморожения, а щеки давно почернели от стужи.