Два беспечных оболтуса средних лет, которые вчера напились и подрались. Такие не задерживаются на ретрокурортах. Здесь для них слишком тихо и дорого. Побродят денек-другой, вспомнят милые города своего детства, повздыхают об ушедшей эпохе, опять напьются и наконец уедут туда, где современно. Уберутся в большой мир, где шумно и быстро, где повсюду в воздухе плавают голограммы, а сам воздух так накачан рекламными запахами, что не продыхнешь.
   Опасный мир, породивший мутантов, потом долго истреблявший их, теперь добивающий выживших, но так и не ответивший на главный вопрос: правильно ли это?
   Странный мир, так и не ответивший ни на один из множества главных вопросов, включая самый главный: зачем это все?
   Удивительный мир, который сто раз мог погибнуть, но как-то держался на волоске, с каждым днем усложняясь и усложняясь, порождая очередные страшные угрозы, смело преодолевая их и тут же создавая новые на пустом месте.
   Эти двое были оттуда. Они не мечтали сбежать отдышаться на тихий островок спокойствия, как нормальные курортники. Нет, они просто заглянули сюда и скоро уберутся.
   Поскорее бы.
* * *
   Солнце поднималось выше, и все сложнее было идти по теневой стороне улиц – она таяла на глазах. Но Барро по-прежнему брел в известном только ему направлении, а Кнехт невозмутимо шагал рядом.
   Вдруг Барро резко остановился, помотал головой и огляделся пустыми глазами.
   – Не переигрывай, – попросил Кнехт. – Ну?
   – Картина в целом ясна. Надо бы группу сюда, – сказал Барро, озираясь. – Для очистки совести хотя бы. Только какой смысл? Они не успеют… Черт возьми, опять паб! Это уже просто неприлично. Местные подумают, будто я – айриш-алкоголик.
   – Не похож. На айриша.
   – Но поесть-то надо после такой работы, – сказал Барро и быстро нырнул в дверь.
   В пабе он тем не менее решительно потребовал текилы, а про еду даже не вспомнил.
   Кнехт ушел в дальний угол, там присел на диван у низенького столика и взялся за свой коммуникатор.
   Барро принес от стойки не рюмку текилы, а бутылку. Кнехт неодобрительно поглядел на емкость, но промолчал.
   – Маскировка, – объяснил Барро, посыпая сгиб ладони солью. – Уж если играть алкоголика, то убедительно. Налить тебе на глоток?
   – Нет, – Кнехт сосредоточенно водил пальцем по экрану коммуникатора.
   Барро лизнул соли, выпил и, жуя дольку лайма, отвалился на спинку дивана.
   – Только не вздумай прямо сейчас вызывать подмогу и вообще разводить аларм, – сказал он. – Сначала поговорим.
   Кнехт недобро прищурился.
   – А не пойти ли тебе… Поискать лукового супу?
   – Нет, – отрезал Барро. – Оставь в покое свой ком и выслушай меня. Есть идея. Плодотворная дебютная идея.
   – Опять?!
   – Но в прошлый-то раз получилось.
   – А в позапрошлый мы драпали – только пятки сверкали.
   – Я тогда перестарался, виноват. Но в прошлый-то… А?
   – Не мое это, – сказал Кнехт. – Не мое амплуа. То есть я могу, но не получаю никакого удовольствия.
   – Ты просто стесняешься признать, что в тебе погиб великий актер, – настаивал Барро. – Давай по маленькой – и все обсудим!
   Он принялся разливать текилу. Кнехт убрал коммуникатор на пояс и с обреченным видом взялся за солонку.
   – Я так понимаю, мы влипли, – сказал он. – И выхода нет. И ты хочешь сначала подстраховаться.
   – Ты еще не знаешь, насколько мы влипли. А когда узнаешь, сразу примешь мой план действий, – пообещал Барро.
   – Чего я не знаю? Ну, коллега, прозит.
   – Ничего. Коньо, коллега.
   Кнехт прожевал закуску и сказал:
   – Я не знаю одного: имени. А вот степень угрозы…
   – Порядок цен, – перебил его Барро.
   – Рановато тебя сегодня развезло, – сухо произнес Кнехт.
   – Да пойми наконец, коллега, мы больше не служим. Мы работаем.
   – Я – служу, – холодно сказал Кнехт.
   Подумал и добавил:
   – А ты как хочешь.
   Барро поймал его за пояс и дернул вниз. Кнехт, который уже вставал, неловко сел обратно на диван.
   – Спокойно, спокойно, коллега, – сказал Барро. – Я вспомнил: после того как я показал тебе свой коронный удар в горло, ты показал мне твой коронный удар в глаз. Счастье, что промазал. Давай сегодня обойдемся без этого. И завтра. И вообще.
   – А у нас будет завтра и вообще? – буркнул Кнехт.
   – Не факт. Можем погибнуть уже сегодня. Надо, конечно, постараться, чтобы этого не случилось, но… В общем, у нас тут клиент на миллион. Да-да, подбери челюсть, на миллион. Нам этих денег не видать – лейтенант Ортега вмешается и все испортит. Но приличные комиссионные я добуду. За моральный ущерб, так сказать. Чтобы потом наши сыновья не говорили, мол, их геройские отцы сдохли отважными голодранцами…
   – Ты уверен?..
   – Я тоже, как и ты, не знаю имени. И это все, чего я не знаю.
   Кнехт начал отгибать пальцы.
   – Марио. Роза. Алекс. Владимир…
   – Дастин, – закончил Барро. – Только не старина Дасти. Он бы засек нас еще вчера, пока мы дурака валяли. Я прямо вижу, как Дасти вваливается в кабак, где мы сидим тепленькие, и учиняет локальный геноцид. Просто из любви к убийству. Он завалил бы нас в общей куче, чтобы не сразу поняли, что к чему, – и рванул дальше на юг. Ненавижу маньяка.
   – Да ладно тебе, – сказал Кнехт. – Как же, убил меня один такой. Я тоже люблю убивать всякую сволочь… Черт побери, что мы натворили! Вспугнули клиента, верно? Давно?
   – Боюсь, с самого утра, едва сунулись в участок. Копы у него на крючке. Прости, я никак не мог заметить этого сразу, он же их не дергает, отслеживает только…
   – Сколько осталось времени, как ты думаешь?
   – Часа два-три. Он не может сорваться из города, колеблется. Что-то его тут держит, и крепко держит. Но постепенно он соберется с духом и либо удерет, либо сам пойдет на обострение. Скорее всего, натравит полицию на нас.
   – …Там? – Кнехт ткнул большим пальцем за спину.
   – Я тобой горжусь, коллега. По прямой семьсот метров и немного вверх. Второй этаж, думаю. Ну, еще по маленькой? Чисто для куражу.
   – Ни в коем случае. – Кнехт снова взялся за коммуникатор. – Одного не понимаю – если он тут обустроился и зажил нормально, то как позволил себя засветить?
   – Вот так и позволил, – отмахнулся Барро. – Потому что обустроился и расслабился. Не такие уж эти ребята монстры и мастера. Я был не слабее Розы или Марио. И я тебе говорю: десять человек, двадцать взять под контроль – это еще куда ни шло, да и то с перепугу или когда очень надо. Но в масштабах города даже уникум вроде Дасти может только задавать тенденции. Полегоньку капать людям на мозги день за днем. Спорим, это идея мутанта насчет ретрокурорта. Десять лет назад здесь была просто зона отдыха. А вот пять лет назад…
   – Марио, Роза, Алекс?
   – Пустой разговор. Каждый из них был в той или иной степени повернут на покое и тишине. Я тоже люблю, когда тихо. Это профессиональная деформация, и она нам ничего не подскажет. Думаю, не Алекс. Уж своего любимого тренера я бы вычислил.
   – Ладно, – сказал Кнехт. – Вызываю группу.
   – А смысл? Впустую дернешь ребят, у которых и так полно работы. Им сюда добираться сутки минимум.
   – Если упустим клиента – двинут по горячим следам.
   – Безнадежно, это я тебе как нюхач говорю.
   – А что ты предлагаешь?
   – По маленькой, – сказал Барро. – И пойдем вышибать из жидов наши комиссионные.
   – Ты знал?.. – Кнехт сделал большие глаза. – Я думал, ты наобум ляпнул…
   – Просто совпало, – Барро усмехнулся. – Даже не догадывался.
   – Вызываю группу, – повторил Кнехт.
   – Да хоть всю Шестую Миротворческую Бригаду. Толку-то. А что, вызывай. Давно я наших не видел. Соскучился.
   С этими словами Барро потянулся к бутылке.
* * *
   На вывеске было написано: «Ландау и Ландау. Консультанты». У дверей скучали двое молодых полицейских, делая вид, что стоят тут просто так, без дела.
   – Во напугались-то, – сказал Барро. – Эй, ребята, посторонись.
   Полицейские деревянно шатнулись в разные стороны и, когда дверь закрылась, встали на прежнее место.
   – А чего мы тут?.. – спросил один.
   – Да черт его знает, – ответил другой.
   В приемной гостей прямо с порога обволокла уютная прохлада и окружила сдержанная роскошь. Хватало одного взгляда, чтобы понять – с местными тут не работают. Консультанты Ландау и Ландау давали ответы на такие вопросы, о существовании которых простой человек даже не подозревал.
   Именно в этих вопросах – как незаметно управлять людскими массами к своей выгоде и общему удовольствию – хорошо разбирались беглые мутанты, те, что «из списка». Это было их призвание: влиять на людей.
   Умиротворять.
   Барро повелительным жестом осадил секретаршу – та уселась за стол и принялась что-то резво печатать. Кнехт отворил дверь в кабинет.
   За дверью обнаружился стильный интерьер, а в нем – холеный красавец средних лет.
   – Мне Ландау надо, – сообщил Барро.
   – Давид Ландау к вашим услугам, господа, – произнес красавец с достоинством. – Присаживайтесь.
   – Сам присядь, – сказал Барро. – И не болтай.
   Красавец послушно уселся и замолчал. В приемной раздались торопливые шаркающие шаги.
   – А вот и правильный Ландау! – Барро довольно потер руки.
   В дверях появился седой мужчина, не старик на вид, но с заметной усталостью в глазах.
   – Абрам Ландау, консультант. С кем имею честь?..
   – Томас де Торквемада, – весело представился Барро. – Налоговый инспектор!
   – Доктор Геббельс, – хмуро сказал Кнехт. – Травматолог.
   У Ландау-старшего голова ушла в плечи и забегали глаза. Барро и Кнехт молча ждали. Наконец консультант взял себя в руки, более-менее распрямился, посмотрел на притихшего Давида и хрипло спросил:
   – Парня-то моего за что?..
   – Не волнуйтесь, он просто дремлет, – сказал Барро. – И ему снится то, что он больше всего любит: большая куча денег. А мы поговорим. Коротко и конкретно. Мы ведь с вами деловые люди, верно? Компетентные и не жадные, ага?
   Кнехт подошел к Ландау вплотную и мимо него уставился тяжелым взглядом в приемную, где секретарша интенсивно работала с документами. Ландау оперся плечом о косяк, опустил глаза и, глядя в пол, выдавил:
   – Валяйте.
   – Люди по-разному относятся к мутантам, – сказал Барро. – Некоторые им втайне симпатизируют, ну, понимаете, естественное сочувствие гонимым и несчастным. Есть даже единицы, которые им по доброй воле помогают. А знаете, кого нет? Нет людей, которые сочувствуют тем, кто наживается на мутантах. Таких ненавидят.
   – Чего вы хотите? – прошептал Ландау.
   – Беглый мутант не может сидеть без дела, – продолжал Барро, словно не слыша. – Там, где мутант есть, он будет изменять мир. Иначе он не мутант. Но когда он в бегах, когда прячется от погони, ему нельзя действовать напрямую – он же сразу засветится. Нужны посредники. И такие, конечно, находятся, ловкие, деловитые, умные посредники. Они знают, что мутант, по обычным человеческим меркам, безумен. Ему не надо денег – была бы крыша над головой, не надо славы… Нужно только занятие. Нужно, чтобы кто-нибудь говорил с его голоса и таким образом изменял мир. Изменял в ту сторону, в которую нужно мутанту. И тогда все довольны. Не правда ли?
   – Сколько? – спросил Ландау. – Сколько, черт вас побери?
   Кнехт щелкнул пальцами. Ландау испуганно отпрянул в сторону. Появилась секретарша и протянула боссу ладонь. На ладони был коммуникатор.
   – Всего лишь сто тысяч, – сказал Барро. – По договору об оказании консультационных услуг, хе-хе. И тогда мы с доктором Геббельсом никому не расскажем. Ни-че-го.
   – Какие гарантии?
   – Слово, просто наше слово.
   Ландау молчал, раздумывая. Кнехт хмурился. Баррро улыбался.
   – Знаете, молодой человек, не расслышал ваше имя…
   – Торквемада. Томас де Торквемада.
   – Знаете, молодой человек… – Ландау наконец-то нашел силы поднять глаза на Барро. – В истории моего народа много черных страниц, это всем известно. Но самые черные – те, на которых записаны имена предателей. Имена иудеев, которые продавали своих. Выдавали соплеменников на расправу…
   – Да-да, – перебил Барро. – Вас, например, предали Голдберги. Виноват, что не сказал раньше, но я это только сейчас разглядел. Голдберги решили так нагадить конкурентам. Все как обычно, ничего личного, просто гешефт.
   Ландау от этой новости вяло отмахнулся. Он и так много сил тратил на то, чтобы говорить. Старику было страшно рядом с этими двумя, и противно было, и он боялся вызвать их гнев – но еще больше он хотел высказаться до конца.
   – Вы же нюхач, молодой человек, не правда ли? И ваш товарищ, он ведь тоже из этих… Истребительная Бригада. Скажите, вы оба, что вы чувствуете, когда… Как это у вас называется… Нейтрализуете мутанта? Идете по следу, а потом убиваете его?
   – Счастье, – сказал Кнехт.
   – Стыд, – сказал Барро.
   – Ну, хоть одному из вас стыдно… – Ландау прижал по очереди пять пальцев к экрану коммуникатора, потом мазнул электронной машинкой по плечу, где был вживлен чип. Коммуникатор пискнул.
   – Забирайте свои тридцать сребреников. А теперь разбудите Давида и уходите.
   Барро небрежно шевельнул рукой в сторону младшего Ландау. Тот всхрапнул, дернулся и принялся тереть глаза.
   – Вы не поняли, – мягко сказал Барро. – Когда я говорил про стыд, я имел в виду совсем другое. Мне мучительно стыдно того, что еще один из наших – предатель.
   – Но в чем они провинились?! – шепотом вскричал Ландау.
   – Да как обычно. В том, что родились на свет.
* * *
   Полицейских у дверей было уже трое.
   – Ребята, – сказал Барро. – Выручайте. Я хочу солнечные очки «Рэй-Бэн», классическую модель «Предэйтор». И я хочу французский луковый суп-пюре. Где?!.
   Прежде, чем полицейские собрались с мыслями, Кнехт крепко взял нюхача под руку и потащил за собой.
   – Мы в паб? – с надеждой спросил Барро. – Мне нужна передышка.
   – Десять минут. И максимум одна выпивка.
   – Пятнадцать и две!
   – Двенадцать с половиной и полторы! За что ты торгуешься?! – на полном серьезе возмутился Кнехт. – Ты хоть понимаешь, за что торгуешься?
   – За свое здоровье.
   – Уйдет ведь! В любую секунду уйдет! И ищи потом!
   – Никуда она не денется. У нее тут дочь растет.
   Лицо Кнехта вытянулось.
   – Роза…
   – Ага, Розита. Дочери примерно лет пять. Это многое объясняет, не правда ли? Роза дезертировала уже беременной. И этот город она обустраивала под свою девочку, для нее, ради нее. Точно такой же городок, в каком выросла сама. Хотела для малышки безмятежного детства. Вот что ее здесь держит – весь город. Если у Розы не хватит духу сбежать, она будет обороняться, не жалея никого. Нам придется идти к ней по трупам.
   – Нас запросто подстрелят, – сказал Кнехт деловито. – Она стянет к дому всю полицию. Нарочно не попадут, но я боюсь случайной пули.
   И тут же добавил:
   – Интересно, кто отец?
   – Точно не я! – Барро неумело перекрестился.
   – Уже легче. И не я.
   – Уже легче. А ты уверен?
   – Категорически, – заявил Кнехт и тоже перекрестился. – А ты уверен?
   – Абсолютно.
   – Это хорошо. Но что делать? Ребенок!
   – Я знаю, чего не надо делать. – твердо сказал Барро. – Не надо делать проблемы. Девочка, возможно, тоже мутант, неучтенный, вне списка. То есть от десяти тысяч до плюс бесконечности, смотря по результатам экспертизы. Поскольку это отродье Розиты, я оцениваю девочку в районе миллиона. Сам понимаешь, никто на свете не заставит меня убить ребенка, который стоит миллион!
   – Черт побери! – воскликнул Кнехт. – Как хорошо, что мы теперь работаем за деньги!
   Они ввалились в паб и с порога заказали виски.
   – Самую дорогую отраву, какая есть! – распорядился Барро. – И много льда!
   Кнехт взялся за коммуникатор.
   – План такой, – сказал он. – Розу нейтрализуем. Девчонку глушим, берем под мышку и делаем ноги. Я сейчас отправлю доклад по полной форме и попрошу, чтобы выслали прикрытие и экспертов. Нам понадобится та еще поддержка. Ближайшие несколько часов за нами будет гоняться вся полиция континента. Пока не докажем, что брали мутантов, и командование Бригады не утрясет все формальности… Значит, сейчас угоним машину, двинем к Розе, потом рванем к аэродрому, там угоним самолет – и полным ходом на север.
   – Ты прямо гангстер, – усмехнулся Барро. – Только не перевозбудись.
   – Я прямо будто снова на службе, – поправил его Кнехт.
   – Вот на службе ты и вел себя, как чистый гангстер. Цель оправдывает средства, ага?
   – Что не так? – насторожился Кнехт.
   – Давай выпьем, – сказал Барро.
   – Не задерживай. Что не так?
   – Допустим, у меня предчувствие.
   – Какое еще предчувствие?! Чего ты вдруг сдулся? Сюда направляется лейтенант Ортега, верно? Да и черт с ним!
   – О да, тут я согласен, черт с ним… – Барро поднес стакан к губам – и опустил. – Не верится, что это может быть моя последняя выпивка.
   Кнехт укоризненно поглядел на нюхача, взял свой стакан, демонстративно проглотил виски, будто воду, и продолжил возню с коммуникатором.
   – Ага, вот вы где! – донеслось от дверей. – Эй, вы двое!
   Кнехт на окрик никак не среагировал. А Барро снова поднял стакан и сказал:
   – Ну, за то, чтоб не последняя!
   К столику подошел лейтенант в сопровождении аж четверых полицейских.
   – Сеньоры Габриель Барро и Эгон Эрвин Кнехт. Вы задержаны. Будьте добры сдать оружие и проследовать с нами в участок. Фернандо, зачитай сеньорам их права.
   – За что задержаны-то? – лениво спросил Барро.
   – Там сообщим.
   – Обязаны на месте.
   – Да черта с два, тут вам не Европа. Стволы на стол! Будете выпендриваться, пойдете в наручниках.
   Коммуникатор Кнехта сыграл бравурную мелодию.
   – Готово, – сказал Кнехт, убирая машинку на пояс. – Лейтенант, я что-то пропустил? Как дела? Хотите с нами выпить?
   – Стволы на стол! – прошипел лейтенант.
   – Мы задержаны, коллега, – лениво сообщил Барро. – По обвинению в разжигании межнациональной розни. Часика три придется в участке посидеть минимум, а то и до завтра проваландаемся.
   – А все ты со своими жидами! – рявкнул Кнехт.
   – Ага, – согласился Барро. – Допрыгался, антисемит проклятый. И, главное, ничего не могу с собой поделать, это у меня в генах: кастильская кровь.
   – Да я вообще генетически – фашист! – заявил Кнехт.
   – И я фашист!
   Полицейские, дружно отвесив челюсти, наблюдали, как внутри пары идет непонятная борьба. Полицейским, даже самоуверенному лейтенанту, очень не хотелось связываться с этими двумя. Будь их воля, они бы вообще плюнули и ушли от греха подальше. Но что-то их тут держало. А лысый и лохматый увлеченно общались. Лысый нажимал, лохматый выкручивался.
   Они пытались договориться – и никак не могли. Им надо было решить нечто очень важное, и от их решения зависело сейчас множество жизней. Полицейские чувствовали это и медлили вмешаться.
   Ведь кто его знает, о чьих именно жизнях спор.
   – Да просто сволочь ты, а не фашист, – сказал наконец Кнехт устало. – Обычная сволочь. Эй, лейтенант, пошли в участок. Надоело ломать комедию. Было бы перед кем.
* * *
   Их посадили в зарешеченные каморки и оставили в покое. Сказали, пока адвокаты не придут, тут посидите тихонько. Забрать оружие и коммуникаторы у них забыли – Барро решил, что это будет чересчур. Двое задержанных могли покинуть участок в любую секунду. Но они сидели, разделенные толстой решеткой, и молчали.
   Первым не выдержал Барро.
   – Извини, коллега, – сказал он. – Простишь ли ты меня когда-нибудь, сволочь этакую?
   – Заткнись, пижон волосатый, – ответил Кнехт. – Актеришка.
   – Я ведь ради общего дела стараюсь.
   – Хорошо стараешься – подвел в самый важный момент!
   – А если у меня предчувствие?!
   – Нострадамус хренов.
   – А что я могу?.. Я же не нарочно… С предчувствием, знаешь ли, не шутят!
   – У тебя всегда предчувствие, когда пахнет дракой. Кассандра ты несчастная.
   – Может, поэтому мы до сих пор живы? – спросил Барро вкрадчиво. – Я не боюсь драки, я боюсь нелепой безвременной гибели от случайной пули.
   – Господи! – взмолился Кнехт. – Как было легко с этим уродом, когда мы служили! И как невыносимо трудно сейчас! За что, за что мне такое наказание?!
   – Этот урод сегодня заработал тебе полсотни тысяч, – напомнил Барро. – Деньги буквально упали с неба на твой расчетный счет.
   Кнехт фыркнул и отвернулся.
   – Ну и ладно, – сказал Барро. – Тебе, допустим, все равно, ты у нас святым духом питаешься, а вот твоя супруга меня точно похвалит. Она меня ценит, не то что некоторые. Она верит, что у меня бывают предчувствия. Хотя ни разу не ходила со мной на операцию.
   – Если бы она сходила с тобой на операцию, ты бы сейчас лежал в гробу, – отрезал Кнехт. – Она бы оторвала тебе башку за один-единственный твой типичный выкрутас.
   – Кстати о выкрутасах. Я не могу тебя заставить, ты знаешь, я могу только просить. Так вот, умоляю, когда Роза придет на нас посмотреть, не вздумай стрелять в нее. Шанс попасть у тебя будет процентов десять, а если промажешь, она точно из города сбежит. И нам тоже придется бежать отсюда, а я что-то устал сегодня.
   – Да я и не собирался в нее стрелять, – Кнехт снова фыркнул. – Другие найдутся.
   – Вот и замечательно.
   – Да я честно не собирался.
   – Вот и замечательно, – повторил Барро. – А то очень неустойчиво все. Я верно понял, ты запросил нам прикрытие и экспертов, но группу не отзывал? Извини, я правда устал…
   – Успокойся, – сказал Кнехт. – Провидец фигов. Группа уже в пути. И теперь ребята знают, кого мы им тут сосватали.
   – Ну вот и не спугни клиента.
   – Я буду мил и ласков, – пообещал Кнехт. – Ибо что еще мне остается, когда напарник отказывается работать?!
   – Через сутки здесь высадятся двадцать бойцов и проведут нейтрализацию. Так мы и долг свой выполним, и останемся живы-здоровы, и будем даже при некоторых деньгах. Если не спугнем Розу. Теперь объясни: что я сделал неправильно?!
   – Да все ты сделал правильно… Но мне почему-то очень хочется снова дать тебе в глаз! – рявкнул Кнехт и закашлялся.
   Барро улегся на жесткий топчан и закинул руки за голову.
   – Работаю приманкой, – сообщил он. – В который уже раз, надоело до чертиков. То ли дело с этими жидами, лихо мы их обобрали. Знаешь, отчего так популярен рэкет? Да просто им может заниматься любой кретин, вот, вроде меня. А я сейчас вместо того, чтобы лопатой грести деньги, лежу и работаю наживкой на акулу…
   – Слышь, ты, наживка, – позвал Кнехт. – Я все забываю тебе сказать. Ты опять наврал про мутантов, будто они сами родились на свет. Зачем? Мне не нравится этот миф. В него и так уже верит каждый второй. А скоро поверят все.
   – Это большой миф. – Барро потянулся всем телом. – Он красивый, трагический и по аналогии понятный любому кретину. Он ведь списан с бытующих мифов, вон с того же еврейского.
   – И чем он лучше правды?
   – Тем, что в нем правды – ни слова, – сказал Барро твердо. – По-твоему, что я должен был объяснить Ландау? Что Шестую Миротворческую набирали из щенят-идеалистов? Что нас искусственно модифицировали для службы во имя мира? Что мы верные псы человечества, а наш долг – защищать и служить? Но вот какая неприятность: добрая треть из нас, насмотревшись на кровищу, сбрендила, нарушила присягу и пошла спасать мир от него самого! И пришлось нас, уродов, выколупывать изо всех высоких кабинетов, что нашлись на Земле. Из всех правительств, корпораций, парламентов, церквей и так далее… Потому что мы решили железной рукой привести человечество к счастью! Умиротворить его раз и навсегда к такой-то матери… А открытая, гласная охота на мутантов по градам и весям – только ширма, поскольку на местах оседают самые безвредные. Это я должен был сказать Ландау?
   – Безвредные-то они безвредные, – заметил Кнехт, – а вот завтра Розе как взбредет в голову учинить тут секту… Томми-Святоша угробил триста душ одним махом. А ведь такой был лапочка. Безвредный!
   – Томми всегда был психом. Роза-то более-менее в порядке.
   – Да, но сможешь ли ты поручиться за ее дочь?
   – Да я за своего детеныша поручиться не могу! – выпалил Барро с неожиданной злобой.
   – Не дури. Отличный парень.
   – Ага, только я чуть не поседел в одночасье, когда увидел, как он взглядом ложки гнет…
   – Врешь! – Кнехт подпрыгнул на топчане.
   – Это был просто фокус. Парень купил учебник юного чародея и решил папу разыграть. А папа едва не рехнулся от ужаса.
   – Предупреждать надо… – попросил Кнехт. – Я сейчас знаешь как испугался?
   – Неправда, – возразил мягкий женский голос. – Ты не умеешь пугаться, Эгги. Ты никогда не боялся.
   – Это разные вещи, – сказал Кнехт, не оборачиваясь. – Заставить меня бояться трудно. Но испугать-то можно. Привет, дезертир. Хорошо прикрываешься. Я засек тебя шагов за десять, не больше.
   – Невежливо сидеть к дамам спиной, ты не находишь?
   Кнехт медленно повернулся. В коридоре стояла женщина – невысокая, пухленькая и круглолицая. Смоляная коса до пояса завершала картину совершенной… безобидности. Женщина держала за руку такую же упитанную девочку лет пяти. Ребенок увлеченно грыз большущую конфету.
   – Ну тебя и разнесло, Розита! – ляпнул Кнехт.
   Барро приподнялся на топчане и заинтересованно уставился на гостей.
   – М-да, – сказал он.
   И снова лег.
   – Знаете, что!.. – гостья задохнулась от возмущения.
   – Знаем, знаем, – буркнул Кнехт. – Ты нарушила присягу, родила и растолстела. Еще плохие новости есть?
   Женщина круто повернулась и ушла, волоча за собой девочку.
   – Она всегда любила покушать, – подал голос с топчана Барро.