Олег Ивик. Тимка – Повелитель Драконов и Черный Хакер

Олег Ивик
Тимка – Повелитель Драконов и Черный Хакер

Глава первая
О необходимости вычесывать драконов

   День начался неудачно. Сначала Костю укусил за палец маленький серебристый дракон из инкубатора, и ему мазали палец йодом и делали прививку от бешенства. А потом, когда он пошел в сад и стал запускать в бассейне паровую яхту, его отловил охранник Петя, здоровенный тип в камуфляже. – Вот ты, значит, где спрятался… – Петя почесал резиновой дубинкой голову, непривыкшую к умственному напряжению. – Тебя, это, отец зовет, Пантелеймон Петрович… Беги, давай, к драконьему загону, – хихикнув, добавил он. Костя, почуяв недоброе, замешкался, и яхта, врезавшись в мраморную статую наяды, взорвалась. Посыпались осколки. Бассейн и окружающий его розарий накрыло серое облако. А когда оно рассеялось, Костя увидел, что наяда и камуфляжный Петя теперь одинакового цвета – черного.
   Петя нехорошо выругался и полез в бассейн за обломками яхты, а Костя поплелся к драконьему загону.
   Он прошел мимо благоухающих пионами и ирисами клумб, мимо искрящихся фонтанов, мимо увитых зеленью гротов. На небольшой лужайке за чайной беседкой Костя заметил павлина Пашу. Павлин распускал свой хвост с таким наглым видом, что в другое время Костя точно надергал бы из него перьев, но сейчас ему было не до того. Из-за живой изгороди на Костю выпрыгнул зеленый сенбернар Бальд – результат неудачных зоотехнических опытов Пантелеймона Петровича. Бальд был размером со слона, и в свое время на таких псах можно было бы делать хорошие деньги, если бы не их зеленая окраска. Но пока занимались цветом, мода на больших собак прошла, потому что кто-то завез в страну первого дракона. И тут началось…
   Какие только драконы не появились! И разноцветные, как попугаи, и однотонные, и прозрачные как стекло, и огромные, величиной с «Боинг», и маленькие карманные, и четырехкрылые, и бескрылые, и трехголовые, и огнедышащие, и детские, пожаробезопасные… Местная птицефабрика «Солнце в скорлупе» даже стала разводить некрупных, с индюка размером, драконов и продавать драконьи яйца и окорочка в пластиковых упаковках.
   Потом общество охраны магических животных добилось запрета на забой драконов. Но, по слухам, на птицефабрике до сих пор велись работы по их селекции, а в городе поговаривали, что на складах под фабрикой лежат в инкубаторах яйца гигантских чудовищ величиной с Несси. В газетах тоже проскальзывали истории о хозяйках, купивших на рынке упаковку куриных яиц и обнаруживших позже на своей кухне крохотных дракончиков.
   Пантелеймон Петрович, поддавшись моде и спросу, естественно, тоже занялся драконами. А недоведенный до ума Бальд так и остался зеленым и разгуливал по поместью, играя с Костей и гоняя драконов и кошек.
   Костя приподнялся на цыпочки и вяло потрепал Бальда по изумрудной морде. Бальд стал прыгать на Костю, припадая к земле и отчаянно виляя гигантским хвостом. На макушку мальчику спланировали клочья зеленоватой шерсти. Но Костя играть не захотел, и Бальд, обидевшись, погнался за павлином. А Костя прошел мимо ипподрома, где за изгородью гулял единственный непроданный единорог, и попал на хозяйственный двор.
   Здесь между сараями и гаражами высились стога соломы, грязные ящики, груды лопат, пахло бензином и навозом…
   Драконий загон, гигантское поле, огороженное со всех сторон, в том числе сверху, толстыми сварными конструкциями, начинался тут.
   Отец ждал его у входа с вилами в руках. Мобильники и крохотный компьютер болтались на его дорогом аргентинском поясе, неожиданно и нелепо перехватывающем ватник.
   – Ну вот, чадо, – заявил Пантелеймон Петрович и стряхнул навоз с резиновых сапог, – пора тебя к делу приставлять, к бизнесу, конкретно. Я, когда мне одиннадцать лет было, этими вот вилами каждый день груду навоза перелопачивал. Тридцать коров у меня было… И свиньи. Начинал с вил, теперь вот виллу имею! – Отец хохотнул, компьютер на животе нежно запел в ответ что-то из Вивальди. – Теперь вот тебе эти вилы передаю. А будешь работать, конкретно, и виллу передам.
   – На фига мне вилла, – мрачно огрызнулся Костя. – И драконы – это тебе не свиньи. Один дракон гадит, как стадо коров. А мне убирать…
   – Не только убирать. Ты вообще присматривайся, конкретно. К дракону подход нужен. Чтоб он тебя за хозяина считал. Тогда тебе и яйца будут, и приплод. Ты каждую дракониху знать должен: и по морде, и с хвоста, и по повадкам. И лечить их, и вычесывать, и ласкать…
   – Толпу народа держишь, – возмутился Костя, – плюнуть некуда, чтоб не попасть в охранника. А навоз родной сын должен кидать?!
   – Поговори мне! – рассердился Пантелеймон Петрович. – К свинье – и к той подход нужен. А дракон – существо деликатное, я его чужому человеку не доверю.
   – А если заклятие наложить, – не унимался Костя, – чтоб хоть навоз сам исчезал! У тебя ведь есть диплом, что ты курсы магии окончил. И лицензия есть. Ну а вычесывать я уж сам буду…
   – Накладывал я заклятие, конкретно. Все по инструкции. Тогда у меня Золотоглазка и издохла. Ну ее, эту магию! – и Пантелеймон Петрович добавил не очень хорошие слова.
   А Костя подумал про себя, что надо не магию ругать, а учиться нормально. Он знал, что диплом об окончании курса магии отец купил вместе с правами на вождение автомобиля и самолета и корочками об окончании курса полетов на драконах. С тех пор были разбиты три «Мерседеса», один БМВ и старенький трактор. Из самолета отец дважды катапультировался, а потом предусмотрительно нанял пилота. На драконе отец летал вообще один раз, и крайне неудачно. Золотоглазка сбросила его на землю, и дело могло бы кончиться совсем плохо, если бы горе-наездник не упал в ту самую кучу навоза, убрать которую ему не помогла магия.
   Костя мрачно смотрел туда, где на взрытом ногами и хвостами поле переливались гигантские чешуйчатые тела, похожие на оживших динозавров. Временами издалека доносился тяжелый вздох, вылетало облачко пара или сноп искр…
   Еще вычесывать их! Косте вообще не хотелось возиться с этими тварями. Куда с бóльшим удовольствием он бы отправился на улицу гонять кур с соседскими мальчишками. Но с отцом не поспоришь. Да и отношения с ребятами у него не сложились.
   Это дурачье не понимало своего мальчишеского счастья: жить в крохотных развалюшках, окруженных упоительными садами и голубятнями, собачьими будками и сараями, набитыми всякой всячиной. Они не ценили возможность мотаться весь день по улицам, гоняя воробьев и не зная уроков музыки, карате, английского, треклятого японского и уж тем более этих чертовых драконов.
   Ребята завидовали Косте, ведь его дом занимал целый квартал на окраине города, а драконья ферма простиралась вообще до самой реки. Они обзывали Костю «драконьим дерьмом», «новым русским» и другими обидными прозвищами. Но когда он выносил на улицу свое духовое ружье или портативный компьютер, мальчишки оказывались тут как тут. Сегодня на такое счастье рассчитывать не приходилось.
   Костя мрачно взял у отца вилы и черный сатиновый халат.
   – Кстати, почему у тебя до сих пор эти вихры болтаются? – потрепал его по голове отец. – Ты мне сын или кто? Сын на отца должен походить, конкретно. Сколько раз я тебе велел постричься? Сегодня придет парикмахер, так чтоб он тебя обкорнал под нуль. Ишь, звезда шоу-бизнеса! Который месяц прошу!
   – Не буду я стричься, – пробурчал Костя, отворил дверь загона и, волоча за собой вилы, направился туда, где за поблескивающими гигантскими телами возвышались пирамиды навоза.

Глава вторая
Об одном побеге и одном похищении

   Тимка проснулся от холода. В дупле огромного дуба, куда он забрался на ночь, было тесно и неудобно, какая-то древесная ерунда впивалась в бок, распрямить ноги было нельзя. Тимка поворочался, поежился и выбрался наружу.
   Только сейчас он увидел, что дуб, к которому ночью его привела неведомая тропинка, стоял на вершине холма. Отсюда как на ладони была видна вся округа. Тимка поразился. За свою одиннадцатилетнюю жизнь он никогда не уходил так далеко за пределы детского дома, где жил до сих пор.
   Перед мальчиком был огромный лес. Розоватые корабельные сосны – одну сосну, только кривую и поменьше, Тимка видел в парке – устремлялись к небу, покачивая зелеными вершинами. Золотистым ковром стелилась хвоя, и Тимка, еще не успевший согреться, подумал о том, как хорошо было бы сложить из этой хвои большую кучу и забраться в самую ее середину, такой она казалась теплой и душистой.
   «Как на Новый год, только лучше, – подумал Тимка. – А когда согреешься, можно выскочить наружу, и иголки полетят во все стороны, как фонтан. А потом можно кувыркаться, как на мягком диване. И можно даже учиться ходить на руках: если упадешь, то больно не будет».
   Слева простиралась дубовая роща. Она уходила далеко-далеко, туда, где деревья уже были неразличимы и сливались в огромный бушующий зеленый океан. А еще дальше, там, где лес сливался с небом, Тимка различил тонкую, бегущую по самому краю земли полоску. Он понял, что это и есть тот самый горизонт, про который говорила учительница географии.
   Учительница была вредная, ее звали Машка-Питекантроп, и про горизонт она говорила совсем непонятно. Сводила бы лучше весь класс сюда, на вершину холма, тогда все стало бы ясно. И вообще Машку можно уволить, а на сэкономленные деньги всему детскому дому купить мороженое. Или ручного медведя. Или отправиться на плоту через океан.
   Хотя на медведя денег, наверное, не хватило бы. Машка-Питекантроп часто жаловалась, что ей мало платят и что это подвиг – возиться с такими оболтусами за копейки. Ну ладно, пусть не медведь, пусть кролик, все равно это лучше, чем Машка. Особенно если выучить этого кролика прыгать через колечко и ходить на задних лапах. Машка-Питекантроп, правда, тоже ходит как бы на задних лапах, но вот через колечко она прыгать не станет. Да и где взять такое большое колечко…
   Тимка представил себе, как географичка пытается сигануть через обруч, который девчонки крутят на уроке гимнастики, как раскачиваются ее серьги и скачут на носу очки, как она примеряется и, наконец, неуклюже летит, задевая обруч толстыми боками.
   В это время Тимка ощутил, как у него под рубашкой что-то зашевелилось. Мальчик так и подпрыгнул. Как же он забыл! Из-за ворота показалась крохотная головка со шмыгающим носиком, растопыренными дрожащими усиками и прозрачными розовыми ушками.
   Крысенок! Крысенок капюшоновой породы! Его собственный! Его лучший и единственный друг со вчерашнего дня и насовсем. Из-за него Тимке и пришлось убежать из детского дома.
 
   Тимка всю жизнь, сколько себя помнил, мечтал о своем зверьке, пусть даже совсем маленьком, но своем. Пусть на крайний случай даже лягушка, но чтобы она всегда была рядом или чтобы она ждала его из школы и прыгала по кровати, с нетерпением поглядывая на дверь. Но в детском доме этого не разрешали.
   Здесь, правда, жила возле пищеблока вылинявшая общественная кошка Зина, но она никого не ждала и не любила и только вяло разрешала себя гладить. Она даже на имя свое отзывалась лишь до завтрака. А потом в детдом пришла новая директриса, Зинаида Марковна, кошку переименовали в Марфушу, и она вовсе перестала реагировать на имя и только лежала целыми днями на подоконнике, вылизывая свой куцый хвост.
   Тимка однажды попросил у Зинаиды Марковны разрешения завести себе котенка. Но его тут же назвали безответственным, напугали глистами и блохами и в конце концов отправили на внеочередное дежурство.
   В детском доме завести какую-нибудь зверушку было совершенно невозможно. Помочь могло разве что чудо. С Тимкой вообще иногда случались чудеса, хотя в них никто, кроме него самого, не верил.
   Он, например, точно помнил, как совсем маленьким болел свинкой и лежал в изоляторе. Ему очень хотелось чего-нибудь сладкого, и он бормотал: «Хочу пирожного, хочу пирожного…» Вдруг комната осветилась мягким золотистым светом, на тумбочке что-то зашуршало и появилась бумажная салфетка с нарисованной золотой мышью. На салфетке лежал его любимый наполеон и еще два необыкновенно красивых пирожных, каких он раньше никогда и не пробовал. Тимка тогда обрадовался, съел пирожные и уснул.
   Утром он проснулся почти здоровым и рассказал обо всем доктору Альбине Петровне. Но Альбина Петровна посмеялась над ним и сказала, что у него была высокая температура и пирожные ему пригрезились. Тимка не знал что и думать, а потом заглянул под кровать и увидел там смятую салфетку с золотой мышью. Он разгладил ее, сунул в карман и с тех пор хранил.
   А однажды он увидел на дереве котенка, который не мог спуститься вниз. Тимка решил помочь ему и полез на дерево. Он уже засунул котенка за пазуху и начал спускаться, когда под ним обломилась сухая ветка. Тимка летел на асфальт, цепляясь за сучья, но вдруг чьи-то невидимые руки подхватили его и посадили на нижнюю ветку.
   Он ничего не понял и сидел на дереве, разглядывая свои исцарапанные в кровь руки и дырку в новеньких штанах. Ссадины на глазах затягивались, а заодно с ними исчезала и дырка. Но конечно, ему опять никто не поверил.
   Тимка иногда думал, что тот невидимый, кто заботится о нем, поможет ему завести котенка или щенка. Он даже садился иногда под это самое дерево, на котором произошло чудо, и, если его никто не видел, шептал: «Я хочу какую-нибудь зверушку, пожалуйста, я очень хочу…» И вот его мечта сбылась.
 
   В школе Тимка сидел за одной партой с девочкой Мариной. Марина была нормальная девчонка, не отличница и не зануда. Она умела драться не хуже Тимки, а может быть, даже и лучше, потому что занималась айкидо.
   Тимка тоже охотно занялся бы айкидо, но за это надо было платить, а он же был детдомовский. Марина жила с мамой, поэтому деньги и на айкидо, и на мороженое, и даже на капюшоновую крысу у нее были.
   Тимка весь обзавидовался, когда Марина принесла крысу в класс. Они вместе сбежали с урока математики, спрятались в кустах на школьном дворе и там учили крысу танцевать и давать лапу. Но крыса оказалась не очень способной.
   А потом у нее родились крысята, и однажды случилось самое невероятное. Марина пришла в класс загадочная, долго строила Тимке какие-то непонятные рожи, а потом открыла портфель и вынула оттуда крошечного, но уже вполне самостоятельного крысенка, и подарила ему.
   Тимка не верил своему счастью. У крысенка был черный с розовым носик, черная спинка, розовый кончик хвоста и черное пятнышко на головке, а остальное все – белое. Крысенок сразу уселся Тимке на плечо и стал тыкаться ему в шею носиком, а потом забрался под майку и уснул.
   На кухне в детском доме Тимка выпросил большую картонную коробку и устроил в ней крысенку дом. Он прорезал окошечки, чтобы крысенок мог смотреть на мир и развиваться. Из носков сделал гнездышко. Поставил тарелку с водой, чтобы крысенок мог пить и плавать. Стены домика Тимка разрисовал сценами из жизни драконов и других животных, только кошек рисовать не стал, чтобы малыш не испугался.
   Корысенка он назвал Джимом. Джим быстро освоился в коробке, как будто в ней и родился. И все было очень хорошо, пока в спальню не вошла воспитательница Нина Федоровна. Джим в это время играл с Тимкой на кровати в прятки.
   Нина Федоровна была в общем-то теткой не вредной. Она присела на край Тимкиной кровати и стала расспрашивать его про школу и объяснять, что если он будет хорошо учиться, то станет летчиком, а может быть, даже олигархом, и заведет колбасный магазин.
   В этот момент из-под подушки выпрыгнул Джим и приземлился Нине Федоровне на колени. Нина Федоровна завопила дурным голосом, вскочила, споткнулась и рухнула на пол. Точнее не на пол, а на домик Джима. Стены дома сплющились в гармошку, тарелка, служившая бассейном, разлетелась на тысячу кусков. Нина Федоровна завопила снова и выскочила из спальни, оставляя мокрые следы.
   Потом прибежал весь персонал детского дома, даже директриса Зинаида Марковна и унылая кошка Зина-Марфуша. Тимка стоял, окруженный вражеским кольцом, и прижимал к груди Джима. В гуле возмущения он различал ужасные слова:
   – Выбросить эту гадость в окошко!
   – Скормить Марфуше!
   – Превратить с помощью магии в морскую свинку и сдать в зоомагазин!
   – Сделать дезинфекцию в спальне!
   В конце концов сошлись на следующем: Тимка берет на кухне стеклянный баллон, сажает в него крысу на ночь, а утром относит ее туда, где взял, а баллон разбивает и выбрасывает в мусорный ящик, чтобы не распространять инфекцию.
   Тимка не любил врать, но пришлось. Он на все согласился, он даже посадил Джима в этот треклятый баллон. Потом Нина Федоровна принесла мерзкую жужжащую машинку и остригла Тимке волосы, потому что у крысы наверняка есть блохи.
   Ночью, когда все в комнате уснули, Тимка оделся, сунул Джима себе под рубашку и распахнул окно второго этажа.
   Девять его товарищей крепко спали. У Тимки были с ними в общем-то неплохие отношения, а Сашку он даже считал своим другом. Но сегодня, когда он был один против всех, никто не поддержал его! Конечно, к ним бы и не прислушались, но все же… А Сашка вообще, когда все ушли, сказал:
   – Да ну ее, эту крысу. Чего ты из-за фигни расстраиваешься?
   Тимка вспомнил, как когда-то по вечерам Нина Федоровна читала им книжку про мальчика, который умел летать и любил смотреть на закаты, а потом приручил лисицу. Книжка была грустная и непонятная, но там была одна фраза, которая Тимке понравилась: мы в ответе за тех, кого мы приручили.
   – Я за Джима в ответе, и я его никому не отдам, – прошептал Тимка. Он влез на подоконник, посмотрел вниз, и ему стало нехорошо. Тогда он посадил Джима себе на спину, лег на живот и стал сползать с подоконника ногами вниз. В конце концов он повис на руках, зажмурился и разжал пальцы.
   Приземление оказалось не таким страшным, как он боялся. Тимка поднялся на ноги, еще раз посмотрел на окошко, за которым провел столько лет, и пошел вверх по темной улице. Он смутно помнил, что если идти все время в одну и ту же сторону, то далеко за городом, за огородами и полем, будет лес, в который их когда-то возили на автобусе спонсоры.
   «А в лесу мы не пропадем, – думал Тимка, – построим маленький домик из веток, сделаем печку. Я буду ягоды собирать, и грибы, и орехи. Еще есть всякие съедобные корешки. У диких пчел можно мед брать. А можно посеять пшеницу: набрать зернышек на поле, вскопать и засеять. Учительница биологии говорила, что из одного зерна вырастает сто штук. Будем лепешки печь. Зверушек всяких лесных приручим, будем с ними играть. Хорошо бы еще с медведями подружиться».
   Тимка представил себе, как он каждый день все ближе и ближе подходит к медвежьей берлоге, приносит мед, коренья. Как медведица сначала рычит на него, а потом понемножку привыкает. Как он, Тимка, играет в траве с медвежатами, а потом засыпает вместе с ними, прижавшись к большому и теплому медвежьему боку. Медведица могла бы стать ему вместо мамы, ведь своей у него нет…
   Путь к лесу оказался гораздо длиннее, чем думал Тимка. Он долго блуждал по ночному городу, иногда ему навстречу попадались люди, но спросить их он боялся. Однажды мимо проехала милицейская машина, и Тимка подумал, что сейчас его арестуют за побег и вранье, но машина проехала мимо.
   Потом жилые кварталы сменились какими-то гаражами и пустырями, и в конце концов Тимка вышел в поле. Асфальт сменился грунтовкой. Луны не было, и Тимка стал сомневаться – правильно ли он идет.
   Вскоре мальчик почувствовал голод и с ужасом вспомнил, что крысе, а тем более детенышу, надо есть гораздо чаще, чем человеку. И еще ему надо пить, а у него с собой ничего нет: ни еды, ни воды. Пшеница созреет не раньше, чем через месяц. А орехов в лесу, наверное, еще нет.
   Тимка подумал, что вряд ли он сумеет сложить печку. И где они будут держать воду? Можно, конечно, слепить большую бочку из глины. Но глину, кажется, надо обжигать, иначе она раскиснет. А у него нет спичек… И теплой одежды у него нет.
   Он читал, что люди, которые оказываются одни в лесу, шьют себе одежду из шкур диких зверей. Но ведь он, Тимка, ни за что на свете не станет убивать зверей. Наверное, если подружиться с медведем, можно его вычесывать и из шерсти делать одежду. Но с собой у него нет даже расчески! Да медведя расческой и не вычешешь, нужна, наверное, металлическая щетка. А вдруг медведю не понравится, что его вычесывают?
   От мрачных мыслей Тимка совсем сник. А тут еще Джим завозился под рубашкой. Наверное, он хочет есть. Сам Тимка тоже хотел есть, но он мог и потерпеть. Он читал, что человек без еды может жить около месяца. За это время он что-нибудь придумает. Лишь бы достать корм для Джима. А еще надо достать какую-нибудь банку для воды, спички и щетку для вычесывания медведя. Тогда они, пожалуй, не пропадут.
   Вот если бы окончить курсы магии… Тогда все эти предметы можно было бы наколдовать. Ему, конечно, не на что купить лицензию на право заниматься волшебством, но в лесу, наверное, лицензия и не нужна…
   Тем временем дорога, по которой шел Тимка, нырнула в какую-то балку и потерялась. Тимка по склону вскарабкался наверх и уткнулся носом в плетеный забор. Пахло навозом. За забором шевелилось что-то большое и теплое, и Тимка понял, что это корова. Вот бы ее подоить! Но банки-то нет. Впрочем, если подоить корову на землю, то Джим сможет попить из лужи.
   Тимка перелез через плетень и нерешительно двинулся к корове. А вдруг это не корова, а бык? В темноте не видно. Во всяком случае, надо ее сначала погладить. Тимка попытался погладить корову, корова метнулась в сторону и замычала. Залаяли собаки, где-то вспыхнул свет, и неожиданно Тимка увидел перед собой полную молодую женщину в ночной рубашке и с топором в руке.
   – Ты что здесь делаешь?
   – Я корову хотел погладить, – признался перепуганный Тимка.
   Женщина расхохоталась.
   – Ври больше. Спереть чего хотел?
   – Нет, честное слово. – Слезы навернулись Тимке на глаза. Мысль о том, чтобы что-нибудь украсть, действительно ни разу не приходила ему в голову.
   – Ты откуда?
   – Из города. Я сирота.
   – Беспризорник?
   Тимка подумал, что он теперь, наверное, действительно беспризорник, и кивнул головой.
   – Значит, спереть чего хотел, – удовлетворенно сказала толстуха. Потом она вгляделась в расстроенное Тимкино лицо, и взгляд ее потеплел.
   – Ладно, пойдем на кухню. Я тебя покормлю.
   На кухне Тимке дали супа и бутербродов с салом. Не веря своему счастью, он уписывал и то и другое, не забывая незаметно совать маленькие кусочки себе под рубашку. А когда женщина отвернулась, он даже вылил туда целую ложку сметаны. В сметане много воды, Джим ее подлижет, и ему не захочется пить.
   Тем временем хозяйка коровы жаловалась на свою тяжелую жизнь: хозяйство большое, муж пьет. Сыновья – пятнадцати и семнадцати лет – оболтусы, не помогают. Хотят податься в город в бандиты. А кто их возьмет без денег и связей… Вот если бы Тимка остался у нее на лето помогать, она бы поселила его во флигеле и кормила. И из одежды бы кое-что дала. А работа не сложная: за животными ходить. У них две коровы и кролики.
   Тимка представил себе кроликов – пушистых, прыгучих – и у него закружилась голова от счастья. А может быть, он так понравится этой женщине, что она захочет его усыновить, когда ее дети уйдут в бандиты?
   – Вот завтра, – продолжала женщина, подливая Тимке супа, – надо кроликов резать, а муж в город уехал. Ты справишься?
   Тимка в ужасе вскочил, опрокинув тарелку себе на живот. Облитый горячим супом Джим пискнул и прыгнул Тимке на плечо. Увидев крысу, женщина завопила, замахала руками и упала на табурет, на котором стояла корзина с яйцами. Яйца разлетелись во все стороны, как фейерверк. А Тимка пулей выскочил из дома, завалил с перепугу какой-то плетень и бежал, не разбирая дороги, до самого дуба, где и провел остаток ночи.
 
   Под вечер, вконец изголодавшийся и ободранный, Тимка вышел из лесу и оказался на окраине неизвестного города. К этому времени лесная жизнь Тимку разочаровала. Построить дом или даже путевый шалаш из веток ему не удалось, а медведя он не встретил. Встретил только какого-то облезлого зайца, который тут же удрал от него в кусты.
   Ничего съедобного в лесу в это время года тоже не водилось, и если бы не несколько ягод земляники, Джиму пришлось бы худо. Стало понятно, что в лесу без магии не проживешь, и Тимка решил как-то пристроиться в городе и записаться на магические курсы.
   Как он будет зарабатывать себе на жизнь, он пока не знал, но если научить Джима танцевать, то можно давать уличные представления или устроиться дрессировщиком в цирк. Тимка был уверен, что со зверями он найдет общий язык.
   Скоро дорога, по которой шел Тимка, уперлась в какое-то странное сооружение: забор – не забор, что-то вроде гигантской клетки, край которой терялся вдали. Клетка эта накрывала огромное поле, а на нем, вдалеке, лежали и, казалось, шевелились какие-то сверкающие груды металла.
   Вот одна из них слегка вытянулась, показалась голова на длинной шее, металлическая горка расправила сияющие крылья и – Тимка не поверил своим глазам – взлетела. Дракон! Настоящий живой дракон, да еще и гигантский!
   Тимка протиснулся сквозь прутья и побежал туда, где, переливаясь и роняя искры, летел над полем огромный золотистый зверь. В это время чья-то рука схватила Тимку за шиворот. Мальчик обернулся и с ужасом увидел верзилу в камуфляже, с резиновой дубинкой и, возможно, с пистолетом под курткой. Охранник смотрел на Тимку с таким же ужасом, как и Тимка на него. Потом он глупо захихикал и разжал пальцы.