Страница:
– Аривидерчи! – ответили ей брат и Бонни.
Отъезжая от пятиэтажки, Лера увидела, как из дверей подъезда показалась фигура в пальто и шляпе. Виктор. Он огляделся по сторонам и направился к освещенной витрине минимаркета. «Точно за вином», – вздохнула Лера, но останавливаться не стала.
Лера наугад перелистала страницы книги:
Она положила книгу на тумбочку, встала с кровати и включила компьютер. Замерцал серо-голубой экран.
– Нормально. – Лера вздохнула. На работе боссу опять не понравились эскизы рекламного буклета, и он обещал лишить ее премии.
– Ты получила мое письмо?
– Да.
(В письме, которое Рами прислал днем, он согласился на ее вчерашние условия).
– Как настроение?
– Отличное!!! Опять поругалась с мамой.
– Ты говорила, она у тебя строгая. Похожа на воспитательницу.
Лера улыбнулась, поняв, что он специально шутит, чтобы разговорить ее.
– Ты все перепутал. Не на воспитательницу, а на настоятельницу католического монастыря. Однажды в детстве, когда я взяла без спросу деньги, она поставила меня на колени в угол на горох.
– Это жестоко.
– Но справедливо. Она всю жизнь проработала начальником канцелярии в городской мэрии, поэтому привыкла к порядку и дисциплине. Потом ушла на пенсию по инвалидности. У нее проблемы с ногой. Не работает уже почти два года. Сидит дома и готовит для меня ужины. Ну и воспитывает.
– Может быть, ей одиноко?
– Она сама виновата. Умудрилась за пару лет поругаться почти со всеми знакомыми. – Лера вдруг осознала, что Кириллу она никогда не рассказывала про маму. А Рами – легко. – Иногда мне кажется, что она очень устала от жизни.
– Жизнь – это разочарование. Чтобы легко умереть, нужно разочароваться и устать. Главное, чтобы это не произошло раньше времени.
– Но человек всегда кого-то любит: друга, женщину, детей. А кто-то любит его.
– Друг предает, женщина изменяет, дети уходят.
Лера почувствовала неприятный холодок на коже. Почему в его словах иногда сквозит такая тоска и неверие в человека?
– А Бог? Разве можно разочароваться в Боге?
– Об этом мы узнаем, когда придет черед умирать.
– Знаешь, Рами, мне кажется, что нужно верить в лучшее. Иначе зачем жить?
– Ты права, я неудачно пошутил. Конечно, лучше верить в сказку, чем впадать в депрессию. Почему ты вчера ушла из кафе такой печальной? Стеснялась или я тебя напугал?
– Было как-то непривычно.
– Страшно и отталкивающе?
– Не знаю. Однажды я увидела в пригородном поезде женщину, у которой по самые глаза была марлевая маска. Вагон был переполнен, но на сиденье рядом с ней никого не было. Я тоже не села.
– Даже к обычным лицам порой приходится долго привыкать. «Мы носим лица, как маски, которые носим, как лица…»
– А твоя маска – венецианская?
– Ты угадала, ее привезли из города мостов и туманов. Она тебе понравилась?
– Да, красивая и необычная. В ней есть загадка. Одна сторона – черная, другая – белая. Почему?
– Как день и ночь, как добро и зло…
– Жаль, что глаз не видно.
– Почему?
– По глазам можно определить, говорит человек правду или лжет.
– Ты опять сомневаешься и не доверяешь?
– Нет. Я просто неудачно пошутила.
– Тогда обсудим еще раз условия контракта.
– Слушаюсь!
– 1. Ты работаешь моей помощницей (секретарем-референтом): сопровождаешь меня, когда это необходимо, по моему указанию встречаешься с людьми, общаешься с ними или передаешь необходимые вещи. Например, письма, цветы, посылки и т. п. После каждой встречи, вечером, обсуждаем детали встречи и другие вопросы.
2. Словесно общаемся только через Интернет.
3. Ты действуешь строго в рамках моих указаний. При возникновении вопросов отправляешь их по электронной почте.
4. Ты не должна пытаться узнать, кто я. Например, следить за мной. Если это произойдет, то контракт будет тут же расторгнут, и ты вернешь аванс.
5. Срок контракта – два месяца. Оплата – четыре тысячи долларов. Аванс – две тысячи долларов.
6. Все, что будет происходить, необходимо держать в строгой тайне. Вопросы есть?
– Да. Почему мы не можем общаться СМС?
– Мне не нравится этот вид связи.
– Контракт будет в письменном виде?
– От имени кого? (веселый смайлик). Если ты мне не доверяешь, то не стоит начинать.
– Если что-то будет выходить за рамки приличия или закона, я могу отказаться это выполнять?
– Да. Если я попрошу тебя раздеться на людях, ты можешь отказаться.
– У меня плохая фигура?
– Божественная. Как у Венеры Боттичелли. Еще вопросы?
Лера рассмеялась и несколько раз повернулась на кресле. Потом ненадолго задумалась. Конкретных вопросов в голове больше не было, остались одни размытые эмоции и опасения.
– Мне все ясно. Какое следующее задание?
– Встречаемся в воскресенье, в четыре часа в кафе «Камелия». Не удивляйся, что я буду с цветами. В этом кафе меня не знают, поэтому для них наша встреча – это встреча двух влюбленных. Мужчина делает сюрприз своей девушке. Он в маске. Понятно?
– Да.
– Надеюсь, ты была когда-нибудь влюблена?
Леру это так возмутило, что если бы он был рядом, она бы бросила в него чем-нибудь.
– И даже замужем!
– Очень хорошо. Опыт в любви – незаменимая вещь. Завтра обсудим детали. Пока.
Она хотела еще раз переспросить, что значит «играть роль влюбленных», но Рами отключился. Зеленая ромашка ICQ стала красной.
Лера с сожалением выключила компьютер и пересела на пуфик у трюмо. Смыла тушь с глаз и долго рассматривала свое лицо в зеркале. «Мы носим лица, как маски…» Маски из кожи и мышц. Почему же нельзя натренировать их так, чтобы они не снашивались к старости?
Дождь кончился, выглянуло солнце. Грязные спины машин тут же словно встрепенулись и перестали горбиться.
Не опоздать бы, – беспокойно подумала Лера, взглянув на часы, засверкавшие серебристой монеткой в солнечных лучах. Через два часа встреча с Рами в кафе «Камелия», а надо еще успеть на техстанцию, заменить перегоревшую лампочку фары. А потом в парикмахерскую – уложить волосы.
– О, какие милые цветочки! Непорочная белая роза и небесные ирисы. Свесились, как языки усталых собак, – воскликнул Виктор, увидев в руках сестры букет.
– Сам ты – язык! Они похожи на мушкетерские плащи, – возразила Лера, осторожно погладив лепестки, словно пытаясь уберечь их от запаха табака и вчерашнего алкоголя.
Виктор хохотнул, закашлялся.
– Лулу, ты неисправима. Все еще веришь в сказки и мечты.
– А ты уже ни во что не веришь. Только пьешь и…
– Прекрати, лучше расскажи, как прошло рандеву? – перебил ее брат.
– Нормально…
Лера усмехнулась, вспомнив свое смущение, когда в кафе Рами преподнес ей букет, а она взяла цветы и замерла, не зная, что делать, если Рами захочет ее поцеловать (ведь влюбленные должны целоваться!). Рами не создал проблем – галантно взял ее под локоть и повел в зал. Их стол находился в углу, рядом с большим террариумом, в котором разлеглась гигантская серая ящерица с ярко-зеленым зобом.
– Нормально, – еще раз повторила она и начала делиться с братом впечатлениями. – Знаешь, Виктор, оказывается, карпаччо из сырой говядины – ужасно вкусно.
– Карпаччо? – воскликнул брат, доставая курительную трубку. – Так звали одного известного итальянского художника в средние века. Он рисовал в насыщенных кроваво-красных тонах. Пошли на кухню, покурим.
– А еще повар так здорово украсил тарелку! – восторженно продолжала Лера, усаживаясь на диване. – Тебе бы понравилось. Представляешь, кружочки мяса располагались по кругу, в центре высилась квадратная пирамида из сыра, а по бокам – дольки лимона, как египетские лодки. Такое чудо – натуральный съедобный натюрморт.
– Любопытно…
– И знаешь, что самое главное? Когда ешь карпаччо, можно самому каждый кусочек делать разным по вкусу. Один больше посолить, другой полить лимоном…
– А он ест прямо в перчатках?
– Кто?
– Твой сарацин в маске.
– Да, прямо в них.
– А они случайно не розовые?
– Нет. Белые.
– Жаль. Я думал, что он такой же франт, как Шарль Бодлер! – Виктор потеребил бороду, попыхивая трубкой. – Он хоть аванс-то принес?
– Принес, – Лера достала из сумочки нераспечатанный конверт.
– Ты что, даже не вскрывала его?
– Зачем? Он же не просил никакой расписки.
– Лулу, – брат сделал широкий жест руками, испачканными краской. – Тебе не просто повезло, а повезло вдвойне. Ни контракта, ни расписки – и куча денег! Это дело надо отметить.
Хлопнула входная дверь.
– Всем салют! – в кухню с двумя большими пакетами в руках вбежала Бонни. – Пап, ты опять накурил?
Она поставила пакеты у плиты и поцеловала Леру.
– Привет, а я и не заметила, что тебя нет дома, – Лера обняла в ответ племянницу. – Где была?
– В магазин бегала. – Девочка расстегнула мокрую куртку и поправила волосы. – Ну и дождище! Зато из-за него я сейчас отлично сторговалась с какой-то теткой у магазина. Смотрю, она вся промокла, дрожит бедненькая. И картошка мокнет. Я ей говорю: «Продайте мне со скидкой – я у вас все заберу». Она сначала отказалась, а когда я хлеба купила и вышла из магазина, согласилась. – Бонни довольно улыбнулась и шмыгнула носом. – Даже сдача осталась.
– Молодец. – Виктор хлопнул дочь по плечу. – Ограбила бабушку и довольна! Ха-ха!
– Мы сторговались… – насупилась Бонни.
– Ладно. Давай сдачу.
– Я хотела в копилочку…
Бонни вынула смятую десятирублевку и горсть мелочи. Высыпала их на стол. Рука в краске сгребла все и спрятала в карман джинсов.
Через полтора часа, когда Лера позанималась с племянницей английским языком и собралась уезжать, Виктор попросил подбросить его до мастерской.
Лучи фар выхватывали из темноты редких прохожих – те жались к домам, боясь быть облитыми грязной водой из-под колес автомобилей.
– А кто это был – Шарль Бодлер, который ходил в розовых перчатках? – спросила Лера дремавшего рядом на сиденьи Виктора.
– Жил такой французский поэт в девятнадцатом веке, – зевая, ответил брат. – Писал стихи про всякую гадость: смерть, трупы, зловоние и тому подобное. Но, хрен знает, почему, знаменит по сей день. Может быть, у французов никого лучше нет? – Виктор гоготнул. – Этот Бодлер был большой оригинал. Он считал себя первым настоящим парижским денди, носил розовые перчатки, ходил подпрыгивающей походкой, вообще выпендривался как мог. Пил, гулял, баб трахал. – Виктор язвительно рассмеялся. – Прости, Лулу, загрубил. Если бы мне родители, как ему, жирное наследство оставили, я бы тоже ходил бы весь в розовом, а шляпа – голубая. Ха-ха-ха!
Лера тоже невольно рассмеялась, представив этого огромного китобоя с бородой в розовом костюмчике от плейбоя.
– Деньги – это свобода, а свобода – это жизнь! – продолжал веселиться Виктор. – Так, кажется, сказал твой любимый Ремарк? А еще деньги – это слава. Я думаю, этот Бодлер все делал не ради куража, а ради рекламы. И представляешь, у него получилось! Его до сих пор помнят. Может, мне все-таки покрасить шляпу в голубой цвет? – Виктор покрутил шляпу в руках и нахлобучил на голову. – Но самое смешное, что Бодлер кончил плохо. Как, впрочем, многие знаменитости. Нищета, сифилис, одиночество.
Они подъехали к дому, где Виктор и Утрилло на двоих арендовали подвал под мастерскую.
– Лулу, ты меня любишь?
Такое начало заставляло напрячься.
– Допустим, люблю.
– Мне позарез нужна тысяча долларов.
– Зачем?
– Проплатить остатки долга за альбомы.
– Я тебе уже давала, а ты…
– Знаю, знаю. Я свинья. Но если мы не заплатим, то нам не отдадут альбомы из типографии. Не жадничай.
– Виктор, у тебя совесть есть?
– Пока нет. До выставки. Потом будут деньги, появится и совесть. – Виктор почесал бороду. – Выхода у нас все равно нет. Если не заберем альбомы, спонсор денег не даст, потому что после выставки мы их не распродадим. Тогда мы все банкроты. У меня даже накладные есть и счет. Вот, смотри.
Он достал из кармана сложенные вчетверо бумаги, стряхнул с них крошки табака. По бумагам выходило, что осталось доплатить около тысячи долларов. Лера начала что-то говорить, возмущаться, но в конце концов вытащила деньги. Десять стодолларовых купюр перешли в руки брата.
– Лулу, не грусти. Жизнь все равно бессмысленна. И все, что от нас останется – пара неумело нарисованных холстов, – помахав шляпой, выкрикнул Виктор на прощание и зашагал, шлепая огромными ботинками по лужам.
Лера переложила букет с ирисами на переднее сиденье, чтобы цветы не упали, и поехала домой.
– Почти. Кроме карпаччо.
– Понравилось карпаччо?
– Да. Я вообще люблю все темно-красное, бордовое, вишневое. Но карпаччо из говядины пробовала первый раз. До этого ела только из семги.
– Забавно наблюдать, как ты старательно все раскладываешь по тарелке, пытаясь найти идеальное сочетание.
– У меня это с детства, – ответила Лера. – Когда я была маленькой, жутко не любила есть манную кашу. Тогда папа придумал игру: он купил изюм, курагу, чернослив и разного по цвету джема. Утром, когда я в очередной раз стала капризничать, он взял тарелку с кашей и начал украшать. Сделал на поверхности всякие фигурки из сухофруктов и раскрасил все это разноцветным джемом. Получилась съедобная аппликация! Мне так понравилось, что с тех пор я всегда ела манную кашу, делая из нее красочную картинку.
– Так вот откуда в тебе скрытое творчество. От манной каши.
– Может быть. Но думаю, что в этом больше виноват мой старший брат Виктор, чем каша. Виктор – настоящий художник.
– Какие картины он рисует?
– В основном женские портреты. Что-то от Модильяни.
– Подражает импрессионистам?
– Преклоняется перед ними. Моне, Ренуар, Утрилло – это же такое чудо. Сейчас брат готовится к выставке в Доме художника. Она должна открыться в начале апреля.
– Ты любишь брата?
– Да. А он этим пользуется. Знает, что я ни в чем не могу ему отказать. Они с дочерью живут в моей квартире.
Написав, Лера почувствовала, как где-то глубоко внутри шевельнулась злость и обида за свою мягкотелость. Последние полгода Виктор не платил даже за свет и воду.
– В юности мы были неразлучны. Я была его другом, солдатом и моделью. – Лера улыбнулась, вспомнив, как однажды Виктор пытался уговорить позировать ему обнаженной, но она не согласилась. – Я завидовала его умению рисовать. И очень хотела научиться.
– Научилась?
– Нет. Это у Виктора – талант, а у меня ничего не получалось. Все заканчивалось криком и слезами.
– Почему он один воспитывает дочь?
– Жена от него ушла.
– ?
(Рами не отвечал, ждал продолжения рассказа).
– Сразу после школы Виктор вместо юридического, куда его хотела устроить мама, поступил в художественное училище. Мама была очень недовольна. Она считала, что дети – часть ее имиджа. Отец не стал вмешиваться в конфликт, хотя всегда поддерживал Виктора. Через год брат женился на женщине, которая была старше его. Она снималась в эротических фильмах, хипповала, курила марихуану и так далее. Это был конец всему. Мама не поехала на свадьбу. Папа тоже. Потом Виктор пару лет где-то странствовал с женой. После возвращения у них родилась дочь – Аня (Бонни). Когда ей исполнилось четыре года, жена Виктора оставила записку о том, что, мол, «семейная жизнь и творчество несовместимы» и уехала. С тех пор брат воспитывает дочь сам.
– «L’amour est aveugle»[9]. Бонни – весьма необычное имя.
– На самом деле ее зовут Анна. Но в первом классе она постоянно смотрела старый американский фильм «Бонни и Клайд» – про парня и девушку, которые грабят банки. И с тех пор мечтает, что, когда вырастет, тоже будет грабительницей банков. Бонни – так ее все и называют с тех пор. Даже в школе. Она учится в пятом классе. Очень самостоятельная. И ухаживает за братом, как настоящая взрослая женщина.
Лера отправила сообщение и вдруг спохватилась, что незаметно разоткровенничалась. Раньше она никому так подробно не рассказывала про свою семью.
– Хорошо быть бедным художником: все с тобой нянчатся, все тебя кормят! – пришло от Рами.
– Виктор обязательно будет знаменитым и богатым. – Лере не понравилась ирония Рами. – Он создает очень необычные картины, поэтому их пока никто не понимает.
– Настоящий талант виден только после смерти.
– Это грустно.
– А ты хорошо сегодня сыграла роль «влюбленной». И так грозно разговаривала с официантом!
– Он был слишком любопытным. Не видел никогда посетителей в маске, что ли?
– (Смайлик с чертиком)
– Мы и дальше будем встречаться в ресторанах? – спросила Лера.
– Ты против?
– Если будет карпаччо, то за!
– Договорились. Наша первая встреча с женщиной, о которой я говорил, скорее всего, произойдет в ресторане. Вот почему мы ходим в рестораны и кафе. Ты должна научиться вести себя рядом со мной естественно и спокойно.
– Я постараюсь.
– Если ты в чем-то сомневаешься, не показывай этого окружающим. Сегодня ты замешкалась при выборе вина, засуетилась и побледнела.
– Извини, я забыла, какое вино ты пьешь – белое или красное. Потом вспомнила.
– Лучше ошибись, но сделай это уверенно. Сомнение и нерешительность всегда вызывают подозрение. На нас везде будут обращать внимание. Особенно охрана.
– О’кей.
– Если мы пришли и отрабатываем какую-то версию, например, «влюбленных», один из которых приготовил для другого необычный сюрприз в маске, то роли надо играть до конца. Я сегодня специально взял твои руки в свои, когда заметил, что официант бросил на нас подозрительный взгляд, а ты напряглась и задергалась. Так нельзя. Что бы ни происходило, ты должна следовать «версии».
– Я просто не ожидала…
– Не забывай, что именно тебе придется объясняться с персоналом, менеджерами, службой безопасности и даже гардеробщиками. Впредь ожидай всего и ничему не удивляйся. Понятно?
– Да.
– Тогда до связи.
– Спасибо за цветы. Роза похожа на принцессу в белом платье, которую охраняют ирисы в синих плащах мушкетеров.
– У тебя богатая фантазия. А ты знаешь, что на самом деле на гербе французских королей изображены не лилии, а болотные ирисы? Будучи эмблемой империи Карла Великого, ирис был назван «цветком Людовика» в честь его наследника. Со временем «Людовик» превратился в лилию – игра слов: Луи – люс – Лиз.
– Откуда ты знаешь?
– Прочитал в энциклопедии. А в Древней Греции посланница богов Ирис, принося добрую весть, озаряла небо радугой – «шарфом Ирис». За необыкновенную расцветку ирис и был назван в ее честь.
– !!!
Из тумана вынырнул товарный поезд. Цистерны, цистерны, цистерны. Бензин, масло, нефть. «Ужин для Пьеро», – весело отметила Лера и, заметив, что слева показалась тупая зеленая морда «Паджеро», приготовилась к «схватке».
Защитные заслонки переезда опустились, шлагбаум поднялся вверх. Лера попыталась прорваться первой, но «Паджеро» не уступил, а так грубо взял вправо, что Пьеро чуть не свалился на рельсы. «Свинья зеленая», – закричала Лера вслед обидчику и что было сил нажала на звуковой сигнал. Но джип, ехидно светя фонарями габаритов, скрылся в туманных сумерках. «Вот так: зло опять победило добро», – вслух произнесла Лера и осторожно переехала железный настил переезда. Настроение испортилось окончательно.
После работы она встречалась с Кириллом. Как всегда сияющий и аккуратно причесанный, он ждал ее у входа в «Елки-Палки» с охапкой тюльпанов в руках. Огромные желто-красные бутоны свисали во все стороны. Казалось, одно неловкое движение, и бутоны оторвутся, раскатятся по асфальту, как спелые яблоки. Под конец ужина Лера призналась, что нашла вторую работу и поэтому они не смогут видеться так часто, как раньше. Кирилл тут же начал недовольно рассуждать о том, что у нее на все и всех есть время, кроме него. Потом предложил съездить в субботу за город. Лера ответила, что не сможет, так как должна идти в школу к Бонни, которая опять что-то натворила, и теперь директор вызывал родителей. Тогда Кирилл вообще надулся и заявил, что это все отговорки, и она просто не хочет с ним встречаться. Лера попыталась сгладить ситуацию и пригласила его в воскресенье в церковь. Будет праздник – Вербное воскресенье. Он отказался, долго молча изучал счет, затем рассчитался, и пробурчав «созвонимся», уехал.
Недаром говорят, что все влюбленные – эгоисты, – подумала про себя Лера, вглядываясь в темноту. Фары, с трудом пробивая туман, выхватывали серую извивающуюся ленту дороги. Несколько поворотов, и она будет дома.
– Возможно, им стыдно.
– За что?
– За то, что они были или бедными, или больными, или нелюбимыми, а кто-то был богатым, здоровым и счастливым.
Наверное, Рами прав, – Лера вздохнула.
– Сегодня мне подарили цветы. Но мама так активно меня «воспитывала», что свалила на пол вазу, и цветы сломались. Как все это надоело… (грустный смайлик).
– Почему же ты не переедешь в свою квартиру?
– Я не могу ее бросить здесь одну. И там живут брат с дочерью.
– Ненавистная добродетель?
– Что значит «ненавистная»?
– Чем больше отдаешь другим, тем меньше остается себе.
– Но в Библии сказано, что чем больше отдаешь, тем больше получаешь.
– Библия и жизнь – разные вещи. Почему твой брат не может жить с мамой?
– Они не общаются больше десяти лет. С тех пор, как отец с мамой разошлись, – ответила Лера и тут же вспомнила, как, узнав, что отец ушел, Виктор примчался из училища злой и взъерошенный, выпроводил ее из дома и о чем-то долго разговаривал с мамой. А Лера бродила вокруг дома, чувствуя, что от нее что-то скрывают. Как от маленького ребенка. Хотя ей было почти семнадцать лет. На следующий день Виктор приехал с другом на машине, забрал вещи из своей комнаты и больше ни разу не переступал порог родного дома.
Отъезжая от пятиэтажки, Лера увидела, как из дверей подъезда показалась фигура в пальто и шляпе. Виктор. Он огляделся по сторонам и направился к освещенной витрине минимаркета. «Точно за вином», – вздохнула Лера, но останавливаться не стала.
* * *
Усевшись с ногами на кровать, Лера включила светильник и вскрыла матовую бумагу свертка, который ей подарил Рами. Роман «Триумфальная Арка», Эрих Мария Ремарк. На обложке – силуэт человека в блеклом освещении фонарей. Голые ветки деревьев, темные арки моста. Она улыбнулась и, вспомнив встречу в кафе, подумала, что не такой уж он и страшный – человек в маске. По крайней мере, на маньяка-убийцу вовсе не похож, скорее, на артиста какого-нибудь. Виктор прав: надо попросить аванс. А если у нее не получится или ей не понравится, она вернет деньги.Лера наугад перелистала страницы книги:
«… Он рассматривал ветку орхидеи, лежавшую на столе между картонками от шляп и корзиной с виноградом и персиками, – белые цветы, похожие на бабочек, испещренных сладострастными красными сердечками…»Закрыв книгу, Лера непроизвольно усмехнулась. Опять орхидеи! Ее снова охватило чувство, что они с Рами чем-то похожи. «Интересно, что с ним случилось такого страшного, что теперь он скрывает свое лицо, руки и голос? И какой он на самом деле? Может быть, весь в ужасных шрамах?» Перед глазами неожиданно возник образ отца в больнице: высохшее сморщенное лицо, выцветшие всклокоченные брови и ничего не выражающие глаза. На него было неприятно смотреть, как будто это был не ее родной отец, а совсем чужой человек. Лера с горечью вспомнила, как он пытался с ней поговорить, протягивая костлявую руку, а она отводила взгляд и придумывала тысячу причин, чтобы побыстрее уехать. Видимо, время безжалостно убивает в нас тех маленьких любящих детей, которые каждый вечер с радостью бросаются родителям на шею.
Она положила книгу на тумбочку, встала с кровати и включила компьютер. Замерцал серо-голубой экран.
«Добрый вечер, Рами. Точнее, ночь. Я согласна. Но только при одном условии: мне нужен аванс – две тысячи долларов. Если из этой затеи ничего не получится, то аванс останется у меня.Лера немного подумала и стерла последнюю букву имени. Получилось «Валери». Затем, достав французский словарь, добавила в конце письма:
Спасибо за Ремарка.
Валерия».
«P.S. «Mieux vaut peu que rien»[8]
* * *
– Как прошел день? – замерцал синими буквами на экране компьютера вопрос Рами.– Нормально. – Лера вздохнула. На работе боссу опять не понравились эскизы рекламного буклета, и он обещал лишить ее премии.
– Ты получила мое письмо?
– Да.
(В письме, которое Рами прислал днем, он согласился на ее вчерашние условия).
– Как настроение?
– Отличное!!! Опять поругалась с мамой.
– Ты говорила, она у тебя строгая. Похожа на воспитательницу.
Лера улыбнулась, поняв, что он специально шутит, чтобы разговорить ее.
– Ты все перепутал. Не на воспитательницу, а на настоятельницу католического монастыря. Однажды в детстве, когда я взяла без спросу деньги, она поставила меня на колени в угол на горох.
– Это жестоко.
– Но справедливо. Она всю жизнь проработала начальником канцелярии в городской мэрии, поэтому привыкла к порядку и дисциплине. Потом ушла на пенсию по инвалидности. У нее проблемы с ногой. Не работает уже почти два года. Сидит дома и готовит для меня ужины. Ну и воспитывает.
– Может быть, ей одиноко?
– Она сама виновата. Умудрилась за пару лет поругаться почти со всеми знакомыми. – Лера вдруг осознала, что Кириллу она никогда не рассказывала про маму. А Рами – легко. – Иногда мне кажется, что она очень устала от жизни.
– Жизнь – это разочарование. Чтобы легко умереть, нужно разочароваться и устать. Главное, чтобы это не произошло раньше времени.
– Но человек всегда кого-то любит: друга, женщину, детей. А кто-то любит его.
– Друг предает, женщина изменяет, дети уходят.
Лера почувствовала неприятный холодок на коже. Почему в его словах иногда сквозит такая тоска и неверие в человека?
– А Бог? Разве можно разочароваться в Боге?
– Об этом мы узнаем, когда придет черед умирать.
– Знаешь, Рами, мне кажется, что нужно верить в лучшее. Иначе зачем жить?
– Ты права, я неудачно пошутил. Конечно, лучше верить в сказку, чем впадать в депрессию. Почему ты вчера ушла из кафе такой печальной? Стеснялась или я тебя напугал?
– Было как-то непривычно.
– Страшно и отталкивающе?
– Не знаю. Однажды я увидела в пригородном поезде женщину, у которой по самые глаза была марлевая маска. Вагон был переполнен, но на сиденье рядом с ней никого не было. Я тоже не села.
– Даже к обычным лицам порой приходится долго привыкать. «Мы носим лица, как маски, которые носим, как лица…»
– А твоя маска – венецианская?
– Ты угадала, ее привезли из города мостов и туманов. Она тебе понравилась?
– Да, красивая и необычная. В ней есть загадка. Одна сторона – черная, другая – белая. Почему?
– Как день и ночь, как добро и зло…
– Жаль, что глаз не видно.
– Почему?
– По глазам можно определить, говорит человек правду или лжет.
– Ты опять сомневаешься и не доверяешь?
– Нет. Я просто неудачно пошутила.
– Тогда обсудим еще раз условия контракта.
– Слушаюсь!
– 1. Ты работаешь моей помощницей (секретарем-референтом): сопровождаешь меня, когда это необходимо, по моему указанию встречаешься с людьми, общаешься с ними или передаешь необходимые вещи. Например, письма, цветы, посылки и т. п. После каждой встречи, вечером, обсуждаем детали встречи и другие вопросы.
2. Словесно общаемся только через Интернет.
3. Ты действуешь строго в рамках моих указаний. При возникновении вопросов отправляешь их по электронной почте.
4. Ты не должна пытаться узнать, кто я. Например, следить за мной. Если это произойдет, то контракт будет тут же расторгнут, и ты вернешь аванс.
5. Срок контракта – два месяца. Оплата – четыре тысячи долларов. Аванс – две тысячи долларов.
6. Все, что будет происходить, необходимо держать в строгой тайне. Вопросы есть?
– Да. Почему мы не можем общаться СМС?
– Мне не нравится этот вид связи.
– Контракт будет в письменном виде?
– От имени кого? (веселый смайлик). Если ты мне не доверяешь, то не стоит начинать.
– Если что-то будет выходить за рамки приличия или закона, я могу отказаться это выполнять?
– Да. Если я попрошу тебя раздеться на людях, ты можешь отказаться.
– У меня плохая фигура?
– Божественная. Как у Венеры Боттичелли. Еще вопросы?
Лера рассмеялась и несколько раз повернулась на кресле. Потом ненадолго задумалась. Конкретных вопросов в голове больше не было, остались одни размытые эмоции и опасения.
– Мне все ясно. Какое следующее задание?
– Встречаемся в воскресенье, в четыре часа в кафе «Камелия». Не удивляйся, что я буду с цветами. В этом кафе меня не знают, поэтому для них наша встреча – это встреча двух влюбленных. Мужчина делает сюрприз своей девушке. Он в маске. Понятно?
– Да.
– Надеюсь, ты была когда-нибудь влюблена?
Леру это так возмутило, что если бы он был рядом, она бы бросила в него чем-нибудь.
– И даже замужем!
– Очень хорошо. Опыт в любви – незаменимая вещь. Завтра обсудим детали. Пока.
Она хотела еще раз переспросить, что значит «играть роль влюбленных», но Рами отключился. Зеленая ромашка ICQ стала красной.
Лера с сожалением выключила компьютер и пересела на пуфик у трюмо. Смыла тушь с глаз и долго рассматривала свое лицо в зеркале. «Мы носим лица, как маски…» Маски из кожи и мышц. Почему же нельзя натренировать их так, чтобы они не снашивались к старости?
* * *
«Иль плё» по-французски означает «идет дождь». Лил апрельский дождь. Он превращал звонкие ручейки в мутные бурные потоки, серые подушки оставшегося снега – в почерневшие мусорные кучи, а автомобили – в грязные горы железа. Несмотря на воскресенье, на набережной опять была пробка. Пьеро, нервно дергаясь, пытался протиснуться на мост. Впереди девушка за рулем красного «Гольфа» вежливо пропускала сплошной поток автомашин. «Сразу видно – водит машину недавно», – Лера вздохнула, включила заднюю скорость и стала пятиться – до раздраженного сигнала сзади. Спокойно! Теперь руль до упора влево. Объезжаем красный «Гольф» по встречной, прищуриваем глаза и настырно лезем вперед. Ну вот, теперь можно расслабиться. И по газам!Дождь кончился, выглянуло солнце. Грязные спины машин тут же словно встрепенулись и перестали горбиться.
Не опоздать бы, – беспокойно подумала Лера, взглянув на часы, засверкавшие серебристой монеткой в солнечных лучах. Через два часа встреча с Рами в кафе «Камелия», а надо еще успеть на техстанцию, заменить перегоревшую лампочку фары. А потом в парикмахерскую – уложить волосы.
* * *
После встречи с Рами в кафе «Камелия» Лера заехала на квартиру к брату.– О, какие милые цветочки! Непорочная белая роза и небесные ирисы. Свесились, как языки усталых собак, – воскликнул Виктор, увидев в руках сестры букет.
– Сам ты – язык! Они похожи на мушкетерские плащи, – возразила Лера, осторожно погладив лепестки, словно пытаясь уберечь их от запаха табака и вчерашнего алкоголя.
Виктор хохотнул, закашлялся.
– Лулу, ты неисправима. Все еще веришь в сказки и мечты.
– А ты уже ни во что не веришь. Только пьешь и…
– Прекрати, лучше расскажи, как прошло рандеву? – перебил ее брат.
– Нормально…
Лера усмехнулась, вспомнив свое смущение, когда в кафе Рами преподнес ей букет, а она взяла цветы и замерла, не зная, что делать, если Рами захочет ее поцеловать (ведь влюбленные должны целоваться!). Рами не создал проблем – галантно взял ее под локоть и повел в зал. Их стол находился в углу, рядом с большим террариумом, в котором разлеглась гигантская серая ящерица с ярко-зеленым зобом.
– Нормально, – еще раз повторила она и начала делиться с братом впечатлениями. – Знаешь, Виктор, оказывается, карпаччо из сырой говядины – ужасно вкусно.
– Карпаччо? – воскликнул брат, доставая курительную трубку. – Так звали одного известного итальянского художника в средние века. Он рисовал в насыщенных кроваво-красных тонах. Пошли на кухню, покурим.
– А еще повар так здорово украсил тарелку! – восторженно продолжала Лера, усаживаясь на диване. – Тебе бы понравилось. Представляешь, кружочки мяса располагались по кругу, в центре высилась квадратная пирамида из сыра, а по бокам – дольки лимона, как египетские лодки. Такое чудо – натуральный съедобный натюрморт.
– Любопытно…
– И знаешь, что самое главное? Когда ешь карпаччо, можно самому каждый кусочек делать разным по вкусу. Один больше посолить, другой полить лимоном…
– А он ест прямо в перчатках?
– Кто?
– Твой сарацин в маске.
– Да, прямо в них.
– А они случайно не розовые?
– Нет. Белые.
– Жаль. Я думал, что он такой же франт, как Шарль Бодлер! – Виктор потеребил бороду, попыхивая трубкой. – Он хоть аванс-то принес?
– Принес, – Лера достала из сумочки нераспечатанный конверт.
– Ты что, даже не вскрывала его?
– Зачем? Он же не просил никакой расписки.
– Лулу, – брат сделал широкий жест руками, испачканными краской. – Тебе не просто повезло, а повезло вдвойне. Ни контракта, ни расписки – и куча денег! Это дело надо отметить.
Хлопнула входная дверь.
– Всем салют! – в кухню с двумя большими пакетами в руках вбежала Бонни. – Пап, ты опять накурил?
Она поставила пакеты у плиты и поцеловала Леру.
– Привет, а я и не заметила, что тебя нет дома, – Лера обняла в ответ племянницу. – Где была?
– В магазин бегала. – Девочка расстегнула мокрую куртку и поправила волосы. – Ну и дождище! Зато из-за него я сейчас отлично сторговалась с какой-то теткой у магазина. Смотрю, она вся промокла, дрожит бедненькая. И картошка мокнет. Я ей говорю: «Продайте мне со скидкой – я у вас все заберу». Она сначала отказалась, а когда я хлеба купила и вышла из магазина, согласилась. – Бонни довольно улыбнулась и шмыгнула носом. – Даже сдача осталась.
– Молодец. – Виктор хлопнул дочь по плечу. – Ограбила бабушку и довольна! Ха-ха!
– Мы сторговались… – насупилась Бонни.
– Ладно. Давай сдачу.
– Я хотела в копилочку…
Бонни вынула смятую десятирублевку и горсть мелочи. Высыпала их на стол. Рука в краске сгребла все и спрятала в карман джинсов.
Через полтора часа, когда Лера позанималась с племянницей английским языком и собралась уезжать, Виктор попросил подбросить его до мастерской.
Лучи фар выхватывали из темноты редких прохожих – те жались к домам, боясь быть облитыми грязной водой из-под колес автомобилей.
– А кто это был – Шарль Бодлер, который ходил в розовых перчатках? – спросила Лера дремавшего рядом на сиденьи Виктора.
– Жил такой французский поэт в девятнадцатом веке, – зевая, ответил брат. – Писал стихи про всякую гадость: смерть, трупы, зловоние и тому подобное. Но, хрен знает, почему, знаменит по сей день. Может быть, у французов никого лучше нет? – Виктор гоготнул. – Этот Бодлер был большой оригинал. Он считал себя первым настоящим парижским денди, носил розовые перчатки, ходил подпрыгивающей походкой, вообще выпендривался как мог. Пил, гулял, баб трахал. – Виктор язвительно рассмеялся. – Прости, Лулу, загрубил. Если бы мне родители, как ему, жирное наследство оставили, я бы тоже ходил бы весь в розовом, а шляпа – голубая. Ха-ха-ха!
Лера тоже невольно рассмеялась, представив этого огромного китобоя с бородой в розовом костюмчике от плейбоя.
– Деньги – это свобода, а свобода – это жизнь! – продолжал веселиться Виктор. – Так, кажется, сказал твой любимый Ремарк? А еще деньги – это слава. Я думаю, этот Бодлер все делал не ради куража, а ради рекламы. И представляешь, у него получилось! Его до сих пор помнят. Может, мне все-таки покрасить шляпу в голубой цвет? – Виктор покрутил шляпу в руках и нахлобучил на голову. – Но самое смешное, что Бодлер кончил плохо. Как, впрочем, многие знаменитости. Нищета, сифилис, одиночество.
Они подъехали к дому, где Виктор и Утрилло на двоих арендовали подвал под мастерскую.
– Лулу, ты меня любишь?
Такое начало заставляло напрячься.
– Допустим, люблю.
– Мне позарез нужна тысяча долларов.
– Зачем?
– Проплатить остатки долга за альбомы.
– Я тебе уже давала, а ты…
– Знаю, знаю. Я свинья. Но если мы не заплатим, то нам не отдадут альбомы из типографии. Не жадничай.
– Виктор, у тебя совесть есть?
– Пока нет. До выставки. Потом будут деньги, появится и совесть. – Виктор почесал бороду. – Выхода у нас все равно нет. Если не заберем альбомы, спонсор денег не даст, потому что после выставки мы их не распродадим. Тогда мы все банкроты. У меня даже накладные есть и счет. Вот, смотри.
Он достал из кармана сложенные вчетверо бумаги, стряхнул с них крошки табака. По бумагам выходило, что осталось доплатить около тысячи долларов. Лера начала что-то говорить, возмущаться, но в конце концов вытащила деньги. Десять стодолларовых купюр перешли в руки брата.
– Лулу, не грусти. Жизнь все равно бессмысленна. И все, что от нас останется – пара неумело нарисованных холстов, – помахав шляпой, выкрикнул Виктор на прощание и зашагал, шлепая огромными ботинками по лужам.
Лера переложила букет с ирисами на переднее сиденье, чтобы цветы не упали, и поехала домой.
* * *
– Ты все ешь с майонезом? – начал вечернюю беседу Рами, видимо, вспомнив, что Лера за ужином опять ела салат с майонезом.– Почти. Кроме карпаччо.
– Понравилось карпаччо?
– Да. Я вообще люблю все темно-красное, бордовое, вишневое. Но карпаччо из говядины пробовала первый раз. До этого ела только из семги.
– Забавно наблюдать, как ты старательно все раскладываешь по тарелке, пытаясь найти идеальное сочетание.
– У меня это с детства, – ответила Лера. – Когда я была маленькой, жутко не любила есть манную кашу. Тогда папа придумал игру: он купил изюм, курагу, чернослив и разного по цвету джема. Утром, когда я в очередной раз стала капризничать, он взял тарелку с кашей и начал украшать. Сделал на поверхности всякие фигурки из сухофруктов и раскрасил все это разноцветным джемом. Получилась съедобная аппликация! Мне так понравилось, что с тех пор я всегда ела манную кашу, делая из нее красочную картинку.
– Так вот откуда в тебе скрытое творчество. От манной каши.
– Может быть. Но думаю, что в этом больше виноват мой старший брат Виктор, чем каша. Виктор – настоящий художник.
– Какие картины он рисует?
– В основном женские портреты. Что-то от Модильяни.
– Подражает импрессионистам?
– Преклоняется перед ними. Моне, Ренуар, Утрилло – это же такое чудо. Сейчас брат готовится к выставке в Доме художника. Она должна открыться в начале апреля.
– Ты любишь брата?
– Да. А он этим пользуется. Знает, что я ни в чем не могу ему отказать. Они с дочерью живут в моей квартире.
Написав, Лера почувствовала, как где-то глубоко внутри шевельнулась злость и обида за свою мягкотелость. Последние полгода Виктор не платил даже за свет и воду.
– В юности мы были неразлучны. Я была его другом, солдатом и моделью. – Лера улыбнулась, вспомнив, как однажды Виктор пытался уговорить позировать ему обнаженной, но она не согласилась. – Я завидовала его умению рисовать. И очень хотела научиться.
– Научилась?
– Нет. Это у Виктора – талант, а у меня ничего не получалось. Все заканчивалось криком и слезами.
– Почему он один воспитывает дочь?
– Жена от него ушла.
– ?
(Рами не отвечал, ждал продолжения рассказа).
– Сразу после школы Виктор вместо юридического, куда его хотела устроить мама, поступил в художественное училище. Мама была очень недовольна. Она считала, что дети – часть ее имиджа. Отец не стал вмешиваться в конфликт, хотя всегда поддерживал Виктора. Через год брат женился на женщине, которая была старше его. Она снималась в эротических фильмах, хипповала, курила марихуану и так далее. Это был конец всему. Мама не поехала на свадьбу. Папа тоже. Потом Виктор пару лет где-то странствовал с женой. После возвращения у них родилась дочь – Аня (Бонни). Когда ей исполнилось четыре года, жена Виктора оставила записку о том, что, мол, «семейная жизнь и творчество несовместимы» и уехала. С тех пор брат воспитывает дочь сам.
– «L’amour est aveugle»[9]. Бонни – весьма необычное имя.
– На самом деле ее зовут Анна. Но в первом классе она постоянно смотрела старый американский фильм «Бонни и Клайд» – про парня и девушку, которые грабят банки. И с тех пор мечтает, что, когда вырастет, тоже будет грабительницей банков. Бонни – так ее все и называют с тех пор. Даже в школе. Она учится в пятом классе. Очень самостоятельная. И ухаживает за братом, как настоящая взрослая женщина.
Лера отправила сообщение и вдруг спохватилась, что незаметно разоткровенничалась. Раньше она никому так подробно не рассказывала про свою семью.
– Хорошо быть бедным художником: все с тобой нянчатся, все тебя кормят! – пришло от Рами.
– Виктор обязательно будет знаменитым и богатым. – Лере не понравилась ирония Рами. – Он создает очень необычные картины, поэтому их пока никто не понимает.
– Настоящий талант виден только после смерти.
– Это грустно.
– А ты хорошо сегодня сыграла роль «влюбленной». И так грозно разговаривала с официантом!
– Он был слишком любопытным. Не видел никогда посетителей в маске, что ли?
– (Смайлик с чертиком)
– Мы и дальше будем встречаться в ресторанах? – спросила Лера.
– Ты против?
– Если будет карпаччо, то за!
– Договорились. Наша первая встреча с женщиной, о которой я говорил, скорее всего, произойдет в ресторане. Вот почему мы ходим в рестораны и кафе. Ты должна научиться вести себя рядом со мной естественно и спокойно.
– Я постараюсь.
– Если ты в чем-то сомневаешься, не показывай этого окружающим. Сегодня ты замешкалась при выборе вина, засуетилась и побледнела.
– Извини, я забыла, какое вино ты пьешь – белое или красное. Потом вспомнила.
– Лучше ошибись, но сделай это уверенно. Сомнение и нерешительность всегда вызывают подозрение. На нас везде будут обращать внимание. Особенно охрана.
– О’кей.
– Если мы пришли и отрабатываем какую-то версию, например, «влюбленных», один из которых приготовил для другого необычный сюрприз в маске, то роли надо играть до конца. Я сегодня специально взял твои руки в свои, когда заметил, что официант бросил на нас подозрительный взгляд, а ты напряглась и задергалась. Так нельзя. Что бы ни происходило, ты должна следовать «версии».
– Я просто не ожидала…
– Не забывай, что именно тебе придется объясняться с персоналом, менеджерами, службой безопасности и даже гардеробщиками. Впредь ожидай всего и ничему не удивляйся. Понятно?
– Да.
– Тогда до связи.
– Спасибо за цветы. Роза похожа на принцессу в белом платье, которую охраняют ирисы в синих плащах мушкетеров.
– У тебя богатая фантазия. А ты знаешь, что на самом деле на гербе французских королей изображены не лилии, а болотные ирисы? Будучи эмблемой империи Карла Великого, ирис был назван «цветком Людовика» в честь его наследника. Со временем «Людовик» превратился в лилию – игра слов: Луи – люс – Лиз.
– Откуда ты знаешь?
– Прочитал в энциклопедии. А в Древней Греции посланница богов Ирис, принося добрую весть, озаряла небо радугой – «шарфом Ирис». За необыкновенную расцветку ирис и был назван в ее честь.
– !!!
* * *
Понедельник – день тяжелый. Особенно вечер, когда стоишь перед закрытым шлагбаумом.Из тумана вынырнул товарный поезд. Цистерны, цистерны, цистерны. Бензин, масло, нефть. «Ужин для Пьеро», – весело отметила Лера и, заметив, что слева показалась тупая зеленая морда «Паджеро», приготовилась к «схватке».
Защитные заслонки переезда опустились, шлагбаум поднялся вверх. Лера попыталась прорваться первой, но «Паджеро» не уступил, а так грубо взял вправо, что Пьеро чуть не свалился на рельсы. «Свинья зеленая», – закричала Лера вслед обидчику и что было сил нажала на звуковой сигнал. Но джип, ехидно светя фонарями габаритов, скрылся в туманных сумерках. «Вот так: зло опять победило добро», – вслух произнесла Лера и осторожно переехала железный настил переезда. Настроение испортилось окончательно.
После работы она встречалась с Кириллом. Как всегда сияющий и аккуратно причесанный, он ждал ее у входа в «Елки-Палки» с охапкой тюльпанов в руках. Огромные желто-красные бутоны свисали во все стороны. Казалось, одно неловкое движение, и бутоны оторвутся, раскатятся по асфальту, как спелые яблоки. Под конец ужина Лера призналась, что нашла вторую работу и поэтому они не смогут видеться так часто, как раньше. Кирилл тут же начал недовольно рассуждать о том, что у нее на все и всех есть время, кроме него. Потом предложил съездить в субботу за город. Лера ответила, что не сможет, так как должна идти в школу к Бонни, которая опять что-то натворила, и теперь директор вызывал родителей. Тогда Кирилл вообще надулся и заявил, что это все отговорки, и она просто не хочет с ним встречаться. Лера попыталась сгладить ситуацию и пригласила его в воскресенье в церковь. Будет праздник – Вербное воскресенье. Он отказался, долго молча изучал счет, затем рассчитался, и пробурчав «созвонимся», уехал.
Недаром говорят, что все влюбленные – эгоисты, – подумала про себя Лера, вглядываясь в темноту. Фары, с трудом пробивая туман, выхватывали серую извивающуюся ленту дороги. Несколько поворотов, и она будет дома.
* * *
– … Рами, как ты думаешь, почему за добро люди часто платят злом?– Возможно, им стыдно.
– За что?
– За то, что они были или бедными, или больными, или нелюбимыми, а кто-то был богатым, здоровым и счастливым.
Наверное, Рами прав, – Лера вздохнула.
– Сегодня мне подарили цветы. Но мама так активно меня «воспитывала», что свалила на пол вазу, и цветы сломались. Как все это надоело… (грустный смайлик).
– Почему же ты не переедешь в свою квартиру?
– Я не могу ее бросить здесь одну. И там живут брат с дочерью.
– Ненавистная добродетель?
– Что значит «ненавистная»?
– Чем больше отдаешь другим, тем меньше остается себе.
– Но в Библии сказано, что чем больше отдаешь, тем больше получаешь.
– Библия и жизнь – разные вещи. Почему твой брат не может жить с мамой?
– Они не общаются больше десяти лет. С тех пор, как отец с мамой разошлись, – ответила Лера и тут же вспомнила, как, узнав, что отец ушел, Виктор примчался из училища злой и взъерошенный, выпроводил ее из дома и о чем-то долго разговаривал с мамой. А Лера бродила вокруг дома, чувствуя, что от нее что-то скрывают. Как от маленького ребенка. Хотя ей было почти семнадцать лет. На следующий день Виктор приехал с другом на машине, забрал вещи из своей комнаты и больше ни разу не переступал порог родного дома.