– Все бегом!
Толпа бежала, и в это время на нас обрушивались удары.
Прогон в один-два километра, и раздавалось:
– Стой!
Задыхающиеся, разгоряченные, обливаясь потом, мы останавливались, и нас в таком состоянии держали на холодном, пронизывающем ветру по часу, под дождем и снегом. Эти упражнения повторялись несколько раз, в итоге на этап выходили самые выносливые, многие наши товарищи оставались лежать, звучали одиночные сухие выстрелы, это добивали тех, кто не смог подняться.
Иногда нас сгоняли на обочину дороги, это делалось с целью разминирования дороги: легкие мины взрывались, но для противотанковых нашего веса было недостаточно, и когда по таким образом разминированной дороге пускали немецкий транспорт, он часто взрывался…»
Город Минск. Лето 41-го. Почти полностью разрушенный бомбардировками, теперь он представлял разбитые улицы и редких местных жителей, бродивших среди развалин с мешками и сумками в поисках пропитания.
Колонна советских военнопленных бредет через город в неизвестность. Вдруг все обращают внимание, «как у легковой, видимо штабной, машины две наши девицы, улыбаясь, о чем-то пытались говорить с молоденьким белобрысым немецким солдатом-шофером. Он в ответ тоже улыбался девицам. На нашу грязную и унылую колонну они не обращали никакого внимания – видно, мы были уже не первыми пленными. На этот раз в молчавшей нашей колонне раздались голоса по адресу девиц:
– Собака ищет нового хозяина…»
Эти слова принадлежат Анатолию Ивановичу Деревенцу. Он же свидетельствовал: «Когда нас захватили в плен, было не до того, чтобы разглядывать своих победителей. Мысли были совсем о другом, о судьбе, которая нас ждет. Люди брели, опустив головы и не обращая внимания на то, что было вокруг. Однако теперь невольно обратили внимание на то, как были одеты и как выглядели те, кто разгромил нашу армию, которую мы считали непобедимой.
Немецкие солдаты производили впечатление сытых, опрятных, в обмундировании, которое ни в какое сравнение не шло с нашим “х/б” второй или третьей категории. У немцев были аккуратные френчи, на ногах сапоги вместо грязных обмоток, в которых щеголяли мы. Сравнение было не в нашу пользу, и это удручало, – почему так? Ведь нам все время твердили о том, что в немецкой армии нет ничего добротного, что все – сплошные эрзацы, что их танки – железные коробки, об этом писала наша пресса. Но, может быть, сильнее всего подействовало на нас, бредущих по пыльным дорогам при изнуряющей жаре, то, как немецкие солдаты из частей, расположенных у дороги, в жаркий день подходили к машине и каждый из них, предъявив какой-то талончик, мог свободно получить флягу пива.
– А немецкие солдатики пивко попивают!
И думалось, что же это за армия? И тихое, яростное озлобление возникало против тех, кто нам лгал, представляя нашего противника жалким и убогим, недостойным серьезного внимания. Наши люди, конечно, давно уже догадывались о том, что не все, о чем нам твердят, правда, но для многих увиденное было ошеломляющим открытием.
Мимо нашей медленно плетущейся колонны пленных проезжала машина с немецкими солдатами. Запыленные, с усталым видом, может быть, прямо после боя, потому что у некоторых были наши автоматы ППШ, они с любопытством разглядывали пленных. Но это было не только любопытство, но и чувство превосходства. Они же были солдатами победоносной армии, завоевавшей всю Европу…»
ЛАГЕРЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ (ШТАЛАГИ, ОФЛАГИ, ДУЛАГИ)
ТРАГЕДИЯ ПЛЕНА
Толпа бежала, и в это время на нас обрушивались удары.
Прогон в один-два километра, и раздавалось:
– Стой!
Задыхающиеся, разгоряченные, обливаясь потом, мы останавливались, и нас в таком состоянии держали на холодном, пронизывающем ветру по часу, под дождем и снегом. Эти упражнения повторялись несколько раз, в итоге на этап выходили самые выносливые, многие наши товарищи оставались лежать, звучали одиночные сухие выстрелы, это добивали тех, кто не смог подняться.
Иногда нас сгоняли на обочину дороги, это делалось с целью разминирования дороги: легкие мины взрывались, но для противотанковых нашего веса было недостаточно, и когда по таким образом разминированной дороге пускали немецкий транспорт, он часто взрывался…»
Город Минск. Лето 41-го. Почти полностью разрушенный бомбардировками, теперь он представлял разбитые улицы и редких местных жителей, бродивших среди развалин с мешками и сумками в поисках пропитания.
Колонна советских военнопленных бредет через город в неизвестность. Вдруг все обращают внимание, «как у легковой, видимо штабной, машины две наши девицы, улыбаясь, о чем-то пытались говорить с молоденьким белобрысым немецким солдатом-шофером. Он в ответ тоже улыбался девицам. На нашу грязную и унылую колонну они не обращали никакого внимания – видно, мы были уже не первыми пленными. На этот раз в молчавшей нашей колонне раздались голоса по адресу девиц:
– Собака ищет нового хозяина…»
Эти слова принадлежат Анатолию Ивановичу Деревенцу. Он же свидетельствовал: «Когда нас захватили в плен, было не до того, чтобы разглядывать своих победителей. Мысли были совсем о другом, о судьбе, которая нас ждет. Люди брели, опустив головы и не обращая внимания на то, что было вокруг. Однако теперь невольно обратили внимание на то, как были одеты и как выглядели те, кто разгромил нашу армию, которую мы считали непобедимой.
Немецкие солдаты производили впечатление сытых, опрятных, в обмундировании, которое ни в какое сравнение не шло с нашим “х/б” второй или третьей категории. У немцев были аккуратные френчи, на ногах сапоги вместо грязных обмоток, в которых щеголяли мы. Сравнение было не в нашу пользу, и это удручало, – почему так? Ведь нам все время твердили о том, что в немецкой армии нет ничего добротного, что все – сплошные эрзацы, что их танки – железные коробки, об этом писала наша пресса. Но, может быть, сильнее всего подействовало на нас, бредущих по пыльным дорогам при изнуряющей жаре, то, как немецкие солдаты из частей, расположенных у дороги, в жаркий день подходили к машине и каждый из них, предъявив какой-то талончик, мог свободно получить флягу пива.
– А немецкие солдатики пивко попивают!
И думалось, что же это за армия? И тихое, яростное озлобление возникало против тех, кто нам лгал, представляя нашего противника жалким и убогим, недостойным серьезного внимания. Наши люди, конечно, давно уже догадывались о том, что не все, о чем нам твердят, правда, но для многих увиденное было ошеломляющим открытием.
Мимо нашей медленно плетущейся колонны пленных проезжала машина с немецкими солдатами. Запыленные, с усталым видом, может быть, прямо после боя, потому что у некоторых были наши автоматы ППШ, они с любопытством разглядывали пленных. Но это было не только любопытство, но и чувство превосходства. Они же были солдатами победоносной армии, завоевавшей всю Европу…»
ЛАГЕРЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ (ШТАЛАГИ, ОФЛАГИ, ДУЛАГИ)
В каждом военном округе, а позднее и на оккупированных территориях, переданных под гражданское управление, имелся «командующий военнопленными». Попавшие в плен военнослужащие изначально оказывались в дивизионных пунктах сбора пленных. Оттуда они передавались в транзитные лагеря – «дулаги» (пересыльные). Затем пленные бойцы и младшие командиры отправлялись в лагеря для нижних чинов – «шталаги» (постоянные), а офицеры – в отдельные офицерские лагеря – «офлаги». Из шталагов военнопленные могли переводиться в рабочие лагеря или штрафные лагеря.
В прифронтовой полосе и в армейском тылу пленные попадали под руководство Главного командования сухопутных сил. На его территории обычно размещались лишь пересыльные лагеря, а «шталаги» и «офлаги» находились в подчинении – Главного командования вооруженных сил, то есть в пределах границ военных округов в самой Германии.
По мере продвижения немецкой армии «дулаги» превращались в постоянные лагеря, то есть «офлаги» и «шталаги».
Если в Главном командовании сухопутных сил пленными занималась служба генерал-квартирмейстера армии (ей подчинялись несколько местных комендатур, в каждой из которой находилось несколько «дулагов»), то лагеря в системе Главного командования вооруженных сил подчинялись управлению военнопленных соответствующего военного округа.
Как напоминает Ю.В. Владимиров, «еще до войны Германия тех лет была поделена на 21 Военный округ, каждому из которых был присвоен свой номер римской цифрой. Так, цифрой I означался Кёнигсберский округ, III – Берлинский, X – Гамбурский, ХХ – Данцигский, XXI – Позенский и т.д. И в этом ряду наименований цифра IV была присвоена Дрезденскому Военному округу, на территории которого и оказался наш лагерь. Таким образом, цифра IV в слове “Шталаг IV Б” означала его принадлежность к указанному округу, а индекс “Б” – номер этого стационарного лагеря в данном округе. Кстати, в Дрезденском округе имелись также под разными городами Stalag – и IV с индексами А, С, D, E, G и LW5 (специально для военнопленных летчиков военно-воздушных сил). Были еще и лагеря специально для военнопленного офицерского состава и генералитета, носившие название Offizierlager (сокращенно Oflag – Офлаг) IV A, B, C и D, где их обитателей не заставляли работать. Кое-где были лагеря типа “Дулаг” и “Шталаг” с индексом “КМ”, предназначенные лишь для военнопленных моряков. Находились несколько лагерей Heillager (Heilag – Хайлаг, или просто индекс “Н”) для “поправления здоровья в случае болезни или ранения.” Помимо них имелись большие лазареты только для заболевших или поранившихся пленных. Существовало еще великое множество приписанных к Шталагам отдельных местных, как правило, мелких лагерей, носивших название Arbeitskommando – рабочие команды, снабженные своими собственными номерами, обозначенными арабскими цифрами. Такие лагеря, если условия труда и проживания в них были очень тяжелыми, неофициально назывались штрафными и в них немцы часто ссылали “провинившихся” военнопленных из разных других лагерей, условия пребывания в которых можно было считать терпимыми.
Рабочие команды, предназначенные специально для выполнения работ различных видов, например: команды грузчиков, землекопов, сапожников, портных, банщиков, электриков и других, имелись и внутри больших лагерей типа “Шталаг” или “Дулаг”. При этом они работали как на территории самого лагеря, так и под охраной, вне его.
Особыми были концентрационные лагеря, в которых содержались заключенные, связанные в основном с антинацистской политикой…
Всеми вопросами содержания иностранных военнопленных в Германии занимался отдел военнопленных германской армии в составе Общего управления вооруженных сил. Управлением бессменно руководил генерал Герман Рейнеке.
Отдел военнопленных возглавляли: полковник Брейер (1939 – 1941 гг.), генерал Гревениц (1942 – 1944 гг.), генерал Вестхофф (1944 г.) и обергруппенфюрер СС Бергер (1944 – 1945 гг.)».
Как сообщается в базе данных «Современная Россия. Пресса», «командование каждого военного округа должно было подготовить к приему пленных один офлаг и 3 – 4 шталага. Среднестатистический лагерь был рассчитан на 10 тыс. человек. Охраняли их специальные дивизии, реже – регулярные войска.
Режим содержания и охраны военнопленных постоянно ужесточался. Изначально они регистрировались в лагерных комендатурах, где составлялись именные списки. Затем пленным стали выдавать металлические жетоны с номерами по типу германских солдатских медальонов. В случае смерти военнопленного жетон разламывался пополам, и одна его часть закапывалась вместе с телом умершего, а вторая сдавалась в комендатуру.
В 1943 – 1944 гг. ввиду участившихся случаев подмены жетонов с номерами (таким способом, к примеру, часто скрывались побеги из лагерей) немцы приступили к поголовному фотографированию пленных в анфас и в профиль.
Такая система была нарушена в случае с советскими военнопленными.
Огромные массы солдат и офицеров не могли ни разместиться в пересыльных лагерях, ни быть вовремя отправленными в тыл. Немцам пришлось строить временные лагеря для военнопленных, а также приспосабливать для их размещения любые пригодные (и непригодные) для этой цели здания».
Контингент военнопленных был разделен на роты, зачастую по национальному признаку, и содержался в изолированных блоках (бараках и зонах).
За соблюдение внутрилагерного режима отвечали дежурные коменданты лагеря, их помощники из числа военнопленных, командиры рот из солдат батальонов охраны и лагерная полиция, создаваемая из коллаборационистов.
Как правило, администрация лагеря состояла из следующих отделов:
1А – руководство лагеря. Этот отдел отвечал за охрану лагеря, режим содержания военнопленных и составлял отчетность о деятельности лагеря.
2А – использование военнопленных на работах. Этот отдел отвечал за ведение учета заявок предприятий на рабочую силу, заключал договора с ними, распределял военнопленных на принудительные работы и представлял отчетность об использовании пленных.
2Б – учет военнопленных. Сотрудники отдела вели регистрацию лиц, прибывающих в лагерь, и следили за их перемещением. Отдел располагал картотекой фамилий и номеров, присвоенных военнопленным.
Как правило, в учетную регистрационную карту вносились следующие данные: фамилия, имя и отчество военнопленного, дата и место рождения, место жительства семьи, девичья фамилия матери, профессия пленного, наименование воинской части и его последнее звание в РККА, место и время пленения, состояние здоровья и приметы. При карточке хранились фотография и дактилоскопический оттиск указательного пальца военнопленного. Кроме того, в карточке регистрировалось перемещение военнопленного из лагеря в лагерь или в другие учреждения и его пребывание на работах. При перемещении пленного в другой лагерь карточка отсылалась вместе с ним. При направлении военнопленного в разведорганы и антисоветские формирования на карточке ставился оттиск специального штампа.
3А – контрразведка Абвера. Отдел занимался вербовкой агентуры среди военнопленных с целью выявления советских разведчиков и лиц, скрывавших принадлежность к политическому и командному составу РККА, евреев, а также враждебно настроенных к немцам и готовивших побег.
Сотрудники этого отдела допрашивали военнопленных, заподозренных в антифашистской деятельности, и передавали их в органы тайной полевой полиции (АСТ) и службы безопасности.
Кроме того, отдел вел и допросы военнопленных, способных сообщить разведывательные данные о советских вооруженных силах и промышленности, осуществлял отбор лиц, пожелавших служить в немецкой армии или оказывать другое содействие, а также выявлял военнопленных, объявленных в розыск немецкими разведорганами, производил сбор советского обмундирования, орденов и документов, которые передавались в Абвер.
Отдел руководил пропагандистами, контролировал и инструктировал лагерную охрану с целью пресечения побегов военнопленных. Его сотрудники вели картотеку учета агентуры и всех подозрительных военнопленных, составляли ежемесячные отчеты о проделанной работе, которые незамедлительно отправляли в Абверштелле (основные звенья Абвера, которые осуществляли контрразведывательную работу против СССР при каждом военном округе германских вооруженных сил).
В книге «Спецслужбы III рейха» говорится, что «вербовка внутрилагерной агентуры велась из числа пропагандистов, полицейских, старшин бараков и других пособников. Эти же лица использовались в качестве резидентов, они имели на связи 5 – 10 осведомителей. Каждый такой завербованный давал письменное или устное обязательство о сотрудничестве и неразглашении своей связи с Абвером. На таких агентов заполнялась специальная карточка с указанием биографических данных и с характеристикой. При переводе агента в другой лагерь карточка следовала за ним к месту нового назначения.
Во все лагеря для военнопленных приезжали представители АСТ, разведывательных, диверсионных команд и групп Абвера, предприятия «Цеппелин» для вербовки агентуры из военнопленных, ее обучения в спецшколах и последующей заброски в советский тыл. Аналогичную работу в лагерях выполняли представители антисоветских формирований.
Сотрудниками органов экономической разведки проводился опрос пленных-специалистов различных отраслей промышленности и экономики СССР. Часть таких пленных направлялась в органы экономической разведки для более детального допроса и использования на специальных работах.
3Б – подотдел цензуры вел проверку всей переписки военнопленных.
4А – хозяйственный и 4Б – санчасть.
Историческая справка
Перечень лагерей по территориям:
Округ 1 – Кёнигсберг
Сборные лагеря (Шталаги)
1А – Штаблак
1В – Гогенштайн
1Ф – Сувалки (Сулеювек)
373 – Простки
331 – Фишборн
Офицеские лагеря (Офлаги)
63 – Прокулс
53 – Хайдекруг
60 – Ширвиндт
52 – Шютценорт
56 – Простки
68 – Сувалки (Сулеювек)
57 – Остроленка
Округ 2 – Щецин
Сборные лагеря (Шталаги)
2А – Нойебранденбург
2Б – Хаммерштейн
2Ц – Грайфсвальд
2Д – Штаргард
2Е – Шверин
2Ш – Редериц
351 – Баркенбрюгге
Офицерские лагеря (Офлаги)
2А – Пренцлау
2Б – Арнсвальде
2Ц – Вольденберг
2Д – Гроссборн, Редериц
2Е – Нойебранденбург
67 – Нойебрандербург
Округ 3 – Берлин
Сборные лагеря (Шталаги)
3А – Луккенвальд
3Б – Фюрстенберг
3Ц – Альт-Древиц
3Д – Берлин
Офицерские лагеря (Офлаги)
3Б – Вутзетц
3Ц – Люббен
Округ 4 – Дрезден
Сборные лагери (Шталаги)
4А – Гогенштейн
4Б – Мюльберг
4Ц – Вистриц
4Д – Торгау
4Д – Аннабург
4Ф – Гартмансдорф
4Г – Ошатц
Офицерские лагеря (Офлаги)
4А – Гогенштейн
4Б – Кенигштайн
4Ц – Голдиц
4Д – Эльстерхорст
Округ 5 – Штутгарт
Сборные лагеря (Шталаги)
5А – Людвигсбург
5Б – Кенигштайн
5Ц – Оффенбург
Офицерские лагеря (Офлаги)
5А – Вайнсберг
5Б – Роттенмюнстер
65 – Страсбург
Округ 6 – Мюнстер
Сборные лагеря (Шталаги)
6А – Хамер
6Ц – Ратхорн
6Ц – Нойе-Ферзен
6Ц – Оберланген
6Ц – Мюнстер
6Д – Дортмунд
6Ф – Мюнстер
6ФГ – Бонн
6Ж – Крефельд-Фихтенхайн
6К – Сенне
Офицерские лагеря (Офлаги)
6А – Зоэст
6Б – Досель
6Ц – Оснабрюк
6Д – Мюнстер
6К – Оберланген
6Ж – Дорстен
Округ 7 – Мюнхен
Сборные лагеря (Шталаги)
7А – Моосбург
6Б – Мемминген
Офицерские лагеря (Офлаги)
7А – Мурнау
7Б – Айштет
7 – Титтмонинг
Округ 8 – Бреслау
Сборные лагеря (Шталаги)
8А – Моис
8Б – Ламсдорф
8Б – Тешен
8Ц – Кунау
8Ф – Ламсдорф
Офицерские лагеря (Офлаги)
8Ф – Моравска Трабова
64 – Лигнице
6 – Тост
Округ 9 – Кассель
Сборные лагеря (Шталаги)
9А – Цигенхайн
9Б – Вегсхайде
9Ц – Бад-Зульц
Офицерские лагеря (Офлаги)
9А – Шпангенберг
9А – Роттенбург
Округ 10 – Гамбург
Сборные лагеря (Шталаги)
10А – Шлезвиг
10Б – Занбостель
10Ц – Ниенбург
Офицерские лагеря (Офлаги)
10А – Интцехов
10Б – Ниенбург
10Ц – Фишбек (Харбург)
83 – Витцендорф
92 – Зандбостель
Округ 11 – Ганновер
Сборные лагеря (Шталаги)
11А – Альтенграбов
11Б – Фаллингбостель
335 – Орбке
Офицерские лагеря (Офлаги)
11А – Остенроде
78 – Брауншвейг-Кверум
Округ 12 – Висбаден
Сборные лагеря (Шталаги)
12А – Лимбург (Лан)
12Б – Франкенталь
12Д – Трир
12Ф – Фрайнсхейм
12Ф – Форбах
Офицерские лагеря (Офлаги)
12Б – Мангейм
12Б – Гадамар
Округ 13 – Нюрнберг
Сборные лагеря (Шталаги)
13А – Зульцбах
13Б – Вайден
13Ц – Хаммельбург
13Д – Нюрнберг
285 – Хохенфельс
385 – Боген
Офицерские лагеря (Офлаги)
13Б – Хаммельбург
13Д – Нюрнберг-Лангвассер
383 – Штейнберг/Боген
Округ 17 – Вена
Сборные лагеря (Шталаги)
17А – Кайзерштайбрух
13Б – Гернзендорф
398 – Пуппинг
398 – Пернау/Велс
17Ц – Маркт-Понгау
Офицерские лагеря (Офлаги)
17А – Эдельбах
Округ 18 – Зальцбург
Сборные лагеря (Шталаги)
18А – Вольфсберг
18А/Ц – Вагна
18Ц/Зет – Ландек
Офицерские лагеря (Офлаги)
18А – Линц
Округ 20 – Данциг
Сборные лагеря (Шталаги)
20А – Торн
20Б – Мариенбург
357 – Каперникуслаг
Округ 21 – Познань
Сборные лагеря (Шталаги)
21Д – Познань
383 – Хохенфельс
Офицерские лагеря (Офлаги)
21Б – Шубин
21Ц – Шокен
21Ц/Ш – Озарков
21Ц – Лиса
10 – Монтви
Генерал-губернаторство (Польша)
Сборные лагеря (Шталаги)
307 – Демблин (Бяла Подляска)
316 – Седлец
319 – Хелм (Холм)
324 – Остров Мазовецкий
325 – Замостье
327 – Ярослав
333 – Остров Вегровский
371 – Станислав
Группа армий «Север» (на март 1942)
Сборные лагеря (Шталаги)
320 – Луга
332 – Феллин
340 – Двинск
343 – Алитус
344 – Вильно (Вильнюс)
336 – Ковно
347 – Розитен
350 – Рига
351 – Глубокий Валк
361 – Шаулен (Шауляй)
372 – Псков
382 – Борисов
Пересыльные лагеря (Дулаги)
100 – Порхов
133 – Алитус
350 – Рига
340 – Двинск
347 – Резекне
Группа армий «Центр»
Сборные лагеря (Шталаги)
307 – Бяла Подляска
313 – Витебск
325 – Рава-Русская
337 – Барановичи
341 – Могилев
342 – Молодечно
352 – Минск
Пересыльные лагеря (Дулаги)
112 – Молодечно
124 – Гжатск
126 – Минск
127 – Орша
131 – Бобруйск
142 – Брянск
155 – Лида
184 – Вязьма
185 – Могилев
203 – Кричев
220 – Гомель
231 – Волковыск
240 – Смоленск
Группа армий «Юг»
Сборные лагеря (Шталаги)
305 – Кировоград-Абадаш
329 – Жмеринка-Винница
334 – Белая Церковь
338 – Кривой Рог
339 – Дарница
345 – ст. Бобринская
348 – Днепропетровск-Гайсин
349 – Умань
355 – Проскуров
357 – Полтава-Славута
358 – Житомир
360 – Ровно
369 – Харьков
364 – Николаев
365 – Владимир-Волынский
387 – Днепропетровск
Пересыльные лагеря (Дулаги)
125 – Миллерово
В прифронтовой полосе и в армейском тылу пленные попадали под руководство Главного командования сухопутных сил. На его территории обычно размещались лишь пересыльные лагеря, а «шталаги» и «офлаги» находились в подчинении – Главного командования вооруженных сил, то есть в пределах границ военных округов в самой Германии.
По мере продвижения немецкой армии «дулаги» превращались в постоянные лагеря, то есть «офлаги» и «шталаги».
Если в Главном командовании сухопутных сил пленными занималась служба генерал-квартирмейстера армии (ей подчинялись несколько местных комендатур, в каждой из которой находилось несколько «дулагов»), то лагеря в системе Главного командования вооруженных сил подчинялись управлению военнопленных соответствующего военного округа.
Как напоминает Ю.В. Владимиров, «еще до войны Германия тех лет была поделена на 21 Военный округ, каждому из которых был присвоен свой номер римской цифрой. Так, цифрой I означался Кёнигсберский округ, III – Берлинский, X – Гамбурский, ХХ – Данцигский, XXI – Позенский и т.д. И в этом ряду наименований цифра IV была присвоена Дрезденскому Военному округу, на территории которого и оказался наш лагерь. Таким образом, цифра IV в слове “Шталаг IV Б” означала его принадлежность к указанному округу, а индекс “Б” – номер этого стационарного лагеря в данном округе. Кстати, в Дрезденском округе имелись также под разными городами Stalag – и IV с индексами А, С, D, E, G и LW5 (специально для военнопленных летчиков военно-воздушных сил). Были еще и лагеря специально для военнопленного офицерского состава и генералитета, носившие название Offizierlager (сокращенно Oflag – Офлаг) IV A, B, C и D, где их обитателей не заставляли работать. Кое-где были лагеря типа “Дулаг” и “Шталаг” с индексом “КМ”, предназначенные лишь для военнопленных моряков. Находились несколько лагерей Heillager (Heilag – Хайлаг, или просто индекс “Н”) для “поправления здоровья в случае болезни или ранения.” Помимо них имелись большие лазареты только для заболевших или поранившихся пленных. Существовало еще великое множество приписанных к Шталагам отдельных местных, как правило, мелких лагерей, носивших название Arbeitskommando – рабочие команды, снабженные своими собственными номерами, обозначенными арабскими цифрами. Такие лагеря, если условия труда и проживания в них были очень тяжелыми, неофициально назывались штрафными и в них немцы часто ссылали “провинившихся” военнопленных из разных других лагерей, условия пребывания в которых можно было считать терпимыми.
Рабочие команды, предназначенные специально для выполнения работ различных видов, например: команды грузчиков, землекопов, сапожников, портных, банщиков, электриков и других, имелись и внутри больших лагерей типа “Шталаг” или “Дулаг”. При этом они работали как на территории самого лагеря, так и под охраной, вне его.
Особыми были концентрационные лагеря, в которых содержались заключенные, связанные в основном с антинацистской политикой…
Всеми вопросами содержания иностранных военнопленных в Германии занимался отдел военнопленных германской армии в составе Общего управления вооруженных сил. Управлением бессменно руководил генерал Герман Рейнеке.
Отдел военнопленных возглавляли: полковник Брейер (1939 – 1941 гг.), генерал Гревениц (1942 – 1944 гг.), генерал Вестхофф (1944 г.) и обергруппенфюрер СС Бергер (1944 – 1945 гг.)».
Как сообщается в базе данных «Современная Россия. Пресса», «командование каждого военного округа должно было подготовить к приему пленных один офлаг и 3 – 4 шталага. Среднестатистический лагерь был рассчитан на 10 тыс. человек. Охраняли их специальные дивизии, реже – регулярные войска.
Режим содержания и охраны военнопленных постоянно ужесточался. Изначально они регистрировались в лагерных комендатурах, где составлялись именные списки. Затем пленным стали выдавать металлические жетоны с номерами по типу германских солдатских медальонов. В случае смерти военнопленного жетон разламывался пополам, и одна его часть закапывалась вместе с телом умершего, а вторая сдавалась в комендатуру.
В 1943 – 1944 гг. ввиду участившихся случаев подмены жетонов с номерами (таким способом, к примеру, часто скрывались побеги из лагерей) немцы приступили к поголовному фотографированию пленных в анфас и в профиль.
Такая система была нарушена в случае с советскими военнопленными.
Огромные массы солдат и офицеров не могли ни разместиться в пересыльных лагерях, ни быть вовремя отправленными в тыл. Немцам пришлось строить временные лагеря для военнопленных, а также приспосабливать для их размещения любые пригодные (и непригодные) для этой цели здания».
Контингент военнопленных был разделен на роты, зачастую по национальному признаку, и содержался в изолированных блоках (бараках и зонах).
За соблюдение внутрилагерного режима отвечали дежурные коменданты лагеря, их помощники из числа военнопленных, командиры рот из солдат батальонов охраны и лагерная полиция, создаваемая из коллаборационистов.
Как правило, администрация лагеря состояла из следующих отделов:
1А – руководство лагеря. Этот отдел отвечал за охрану лагеря, режим содержания военнопленных и составлял отчетность о деятельности лагеря.
2А – использование военнопленных на работах. Этот отдел отвечал за ведение учета заявок предприятий на рабочую силу, заключал договора с ними, распределял военнопленных на принудительные работы и представлял отчетность об использовании пленных.
2Б – учет военнопленных. Сотрудники отдела вели регистрацию лиц, прибывающих в лагерь, и следили за их перемещением. Отдел располагал картотекой фамилий и номеров, присвоенных военнопленным.
Как правило, в учетную регистрационную карту вносились следующие данные: фамилия, имя и отчество военнопленного, дата и место рождения, место жительства семьи, девичья фамилия матери, профессия пленного, наименование воинской части и его последнее звание в РККА, место и время пленения, состояние здоровья и приметы. При карточке хранились фотография и дактилоскопический оттиск указательного пальца военнопленного. Кроме того, в карточке регистрировалось перемещение военнопленного из лагеря в лагерь или в другие учреждения и его пребывание на работах. При перемещении пленного в другой лагерь карточка отсылалась вместе с ним. При направлении военнопленного в разведорганы и антисоветские формирования на карточке ставился оттиск специального штампа.
3А – контрразведка Абвера. Отдел занимался вербовкой агентуры среди военнопленных с целью выявления советских разведчиков и лиц, скрывавших принадлежность к политическому и командному составу РККА, евреев, а также враждебно настроенных к немцам и готовивших побег.
Сотрудники этого отдела допрашивали военнопленных, заподозренных в антифашистской деятельности, и передавали их в органы тайной полевой полиции (АСТ) и службы безопасности.
Кроме того, отдел вел и допросы военнопленных, способных сообщить разведывательные данные о советских вооруженных силах и промышленности, осуществлял отбор лиц, пожелавших служить в немецкой армии или оказывать другое содействие, а также выявлял военнопленных, объявленных в розыск немецкими разведорганами, производил сбор советского обмундирования, орденов и документов, которые передавались в Абвер.
Отдел руководил пропагандистами, контролировал и инструктировал лагерную охрану с целью пресечения побегов военнопленных. Его сотрудники вели картотеку учета агентуры и всех подозрительных военнопленных, составляли ежемесячные отчеты о проделанной работе, которые незамедлительно отправляли в Абверштелле (основные звенья Абвера, которые осуществляли контрразведывательную работу против СССР при каждом военном округе германских вооруженных сил).
В книге «Спецслужбы III рейха» говорится, что «вербовка внутрилагерной агентуры велась из числа пропагандистов, полицейских, старшин бараков и других пособников. Эти же лица использовались в качестве резидентов, они имели на связи 5 – 10 осведомителей. Каждый такой завербованный давал письменное или устное обязательство о сотрудничестве и неразглашении своей связи с Абвером. На таких агентов заполнялась специальная карточка с указанием биографических данных и с характеристикой. При переводе агента в другой лагерь карточка следовала за ним к месту нового назначения.
Во все лагеря для военнопленных приезжали представители АСТ, разведывательных, диверсионных команд и групп Абвера, предприятия «Цеппелин» для вербовки агентуры из военнопленных, ее обучения в спецшколах и последующей заброски в советский тыл. Аналогичную работу в лагерях выполняли представители антисоветских формирований.
Сотрудниками органов экономической разведки проводился опрос пленных-специалистов различных отраслей промышленности и экономики СССР. Часть таких пленных направлялась в органы экономической разведки для более детального допроса и использования на специальных работах.
3Б – подотдел цензуры вел проверку всей переписки военнопленных.
4А – хозяйственный и 4Б – санчасть.
Историческая справка
Перечень лагерей по территориям:
Округ 1 – Кёнигсберг
Сборные лагеря (Шталаги)
1А – Штаблак
1В – Гогенштайн
1Ф – Сувалки (Сулеювек)
373 – Простки
331 – Фишборн
Офицеские лагеря (Офлаги)
63 – Прокулс
53 – Хайдекруг
60 – Ширвиндт
52 – Шютценорт
56 – Простки
68 – Сувалки (Сулеювек)
57 – Остроленка
Округ 2 – Щецин
Сборные лагеря (Шталаги)
2А – Нойебранденбург
2Б – Хаммерштейн
2Ц – Грайфсвальд
2Д – Штаргард
2Е – Шверин
2Ш – Редериц
351 – Баркенбрюгге
Офицерские лагеря (Офлаги)
2А – Пренцлау
2Б – Арнсвальде
2Ц – Вольденберг
2Д – Гроссборн, Редериц
2Е – Нойебранденбург
67 – Нойебрандербург
Округ 3 – Берлин
Сборные лагеря (Шталаги)
3А – Луккенвальд
3Б – Фюрстенберг
3Ц – Альт-Древиц
3Д – Берлин
Офицерские лагеря (Офлаги)
3Б – Вутзетц
3Ц – Люббен
Округ 4 – Дрезден
Сборные лагери (Шталаги)
4А – Гогенштейн
4Б – Мюльберг
4Ц – Вистриц
4Д – Торгау
4Д – Аннабург
4Ф – Гартмансдорф
4Г – Ошатц
Офицерские лагеря (Офлаги)
4А – Гогенштейн
4Б – Кенигштайн
4Ц – Голдиц
4Д – Эльстерхорст
Округ 5 – Штутгарт
Сборные лагеря (Шталаги)
5А – Людвигсбург
5Б – Кенигштайн
5Ц – Оффенбург
Офицерские лагеря (Офлаги)
5А – Вайнсберг
5Б – Роттенмюнстер
65 – Страсбург
Округ 6 – Мюнстер
Сборные лагеря (Шталаги)
6А – Хамер
6Ц – Ратхорн
6Ц – Нойе-Ферзен
6Ц – Оберланген
6Ц – Мюнстер
6Д – Дортмунд
6Ф – Мюнстер
6ФГ – Бонн
6Ж – Крефельд-Фихтенхайн
6К – Сенне
Офицерские лагеря (Офлаги)
6А – Зоэст
6Б – Досель
6Ц – Оснабрюк
6Д – Мюнстер
6К – Оберланген
6Ж – Дорстен
Округ 7 – Мюнхен
Сборные лагеря (Шталаги)
7А – Моосбург
6Б – Мемминген
Офицерские лагеря (Офлаги)
7А – Мурнау
7Б – Айштет
7 – Титтмонинг
Округ 8 – Бреслау
Сборные лагеря (Шталаги)
8А – Моис
8Б – Ламсдорф
8Б – Тешен
8Ц – Кунау
8Ф – Ламсдорф
Офицерские лагеря (Офлаги)
8Ф – Моравска Трабова
64 – Лигнице
6 – Тост
Округ 9 – Кассель
Сборные лагеря (Шталаги)
9А – Цигенхайн
9Б – Вегсхайде
9Ц – Бад-Зульц
Офицерские лагеря (Офлаги)
9А – Шпангенберг
9А – Роттенбург
Округ 10 – Гамбург
Сборные лагеря (Шталаги)
10А – Шлезвиг
10Б – Занбостель
10Ц – Ниенбург
Офицерские лагеря (Офлаги)
10А – Интцехов
10Б – Ниенбург
10Ц – Фишбек (Харбург)
83 – Витцендорф
92 – Зандбостель
Округ 11 – Ганновер
Сборные лагеря (Шталаги)
11А – Альтенграбов
11Б – Фаллингбостель
335 – Орбке
Офицерские лагеря (Офлаги)
11А – Остенроде
78 – Брауншвейг-Кверум
Округ 12 – Висбаден
Сборные лагеря (Шталаги)
12А – Лимбург (Лан)
12Б – Франкенталь
12Д – Трир
12Ф – Фрайнсхейм
12Ф – Форбах
Офицерские лагеря (Офлаги)
12Б – Мангейм
12Б – Гадамар
Округ 13 – Нюрнберг
Сборные лагеря (Шталаги)
13А – Зульцбах
13Б – Вайден
13Ц – Хаммельбург
13Д – Нюрнберг
285 – Хохенфельс
385 – Боген
Офицерские лагеря (Офлаги)
13Б – Хаммельбург
13Д – Нюрнберг-Лангвассер
383 – Штейнберг/Боген
Округ 17 – Вена
Сборные лагеря (Шталаги)
17А – Кайзерштайбрух
13Б – Гернзендорф
398 – Пуппинг
398 – Пернау/Велс
17Ц – Маркт-Понгау
Офицерские лагеря (Офлаги)
17А – Эдельбах
Округ 18 – Зальцбург
Сборные лагеря (Шталаги)
18А – Вольфсберг
18А/Ц – Вагна
18Ц/Зет – Ландек
Офицерские лагеря (Офлаги)
18А – Линц
Округ 20 – Данциг
Сборные лагеря (Шталаги)
20А – Торн
20Б – Мариенбург
357 – Каперникуслаг
Округ 21 – Познань
Сборные лагеря (Шталаги)
21Д – Познань
383 – Хохенфельс
Офицерские лагеря (Офлаги)
21Б – Шубин
21Ц – Шокен
21Ц/Ш – Озарков
21Ц – Лиса
10 – Монтви
Генерал-губернаторство (Польша)
Сборные лагеря (Шталаги)
307 – Демблин (Бяла Подляска)
316 – Седлец
319 – Хелм (Холм)
324 – Остров Мазовецкий
325 – Замостье
327 – Ярослав
333 – Остров Вегровский
371 – Станислав
Группа армий «Север» (на март 1942)
Сборные лагеря (Шталаги)
320 – Луга
332 – Феллин
340 – Двинск
343 – Алитус
344 – Вильно (Вильнюс)
336 – Ковно
347 – Розитен
350 – Рига
351 – Глубокий Валк
361 – Шаулен (Шауляй)
372 – Псков
382 – Борисов
Пересыльные лагеря (Дулаги)
100 – Порхов
133 – Алитус
350 – Рига
340 – Двинск
347 – Резекне
Группа армий «Центр»
Сборные лагеря (Шталаги)
307 – Бяла Подляска
313 – Витебск
325 – Рава-Русская
337 – Барановичи
341 – Могилев
342 – Молодечно
352 – Минск
Пересыльные лагеря (Дулаги)
112 – Молодечно
124 – Гжатск
126 – Минск
127 – Орша
131 – Бобруйск
142 – Брянск
155 – Лида
184 – Вязьма
185 – Могилев
203 – Кричев
220 – Гомель
231 – Волковыск
240 – Смоленск
Группа армий «Юг»
Сборные лагеря (Шталаги)
305 – Кировоград-Абадаш
329 – Жмеринка-Винница
334 – Белая Церковь
338 – Кривой Рог
339 – Дарница
345 – ст. Бобринская
348 – Днепропетровск-Гайсин
349 – Умань
355 – Проскуров
357 – Полтава-Славута
358 – Житомир
360 – Ровно
369 – Харьков
364 – Николаев
365 – Владимир-Волынский
387 – Днепропетровск
Пересыльные лагеря (Дулаги)
125 – Миллерово
ТРАГЕДИЯ ПЛЕНА
Трагедия плена была самым что ни на есть настоящим ужасом войны.
Передо мной письмо советского военнопленного Ф.Е. Кожедуба своей семье. Но даже слово «трагедия» применительно к этому человеку звучит слишком мягко.
«Гор. Каунас 19 октября 1941 г.
Дорогая моя семья, Мотя, Катя и Маруська!
Не знаю, что с вами там случилось до сего времени, живы ли вы, здоровы ли вы и как проживаете дальше… Как я хотел с вами еще раз повидаться, но это не удалось, нам больше не видаться. Живите там и размышляйте, как лучше прожить, и не забывайте, что я умираю с мыслью о вас и вашими именами на устах. А смерть моя долгая и страшная.
Я вам написал много писем, но не надеюсь, чтобы вы их получили. Писал и Никону и Парфёну, просил, чтобы вам переслали, может быть, от кого и получите.
4 и 5 сентября 1941 г. был в страшных боях, вышел цел и невредим. 14 сентября попал в плен к немцам возле Новгорода-Северска в селе Роговка. Направили в Стародуб, в Сураж, а потом в Гомель. В Гомеле был с 20 сентября по 2 октября, а потом отправили в гор. Каунас, где мне приготовлена могила.
С самого ухода из дома я голодал и доживаю последние дни. В Каунасе живу с 5 октября и пока по сей день в форте бывшей крепости совместно с Рябченком Сергеем Даниловичем, который уже третий день в госпитале. Живу под открытым небом в яме, или пещере, или в подвале. Пищу получаем в день 200 г. хлеба, пол-литра вареной капусты и пол-литра чаю с мятой. Все несоленое, чтобы не пухли. На работу гонят палками и проволочными нагайками, а пищи не добавляют. Имеем миллионы вшей. Я два месяца не брился, не умывался и не переодевался. Из одежды имею нижнее белье, верхнее белье, шинель, пилотку и ботинки с обмотками. Погода холодная, слякоть, грязь. Ежедневно умирает 200 – 300 человек. Вот куда я попал, и дни мои остались считанные. Спасти меня может только чудо. Итак, прощайте, мои дорогие, прощайте, родные, друзья и знакомые. Если найдется добрый человек и перешлет мое письмо, то знайте хоть, где я погиб бесславной тяжелой смертью.
Еще раз прощайте. Ф. Кожедуб…»
…Из дневника Ивана Алексеевича Шарова: «22/Х Нас пригнали в Могилев. Сегодня давали кушать: утром 300 гр хлеба, в обед 450 гр супа. Суп жидкий – несколько крупин пшена плавает да крахмал. Вечером то же – суп не суп, а так, одно название, баланда в общем. Доставали его с боем: в лагере человек 50 тысяч… Не проходит и дня, чтобы не убили 5 – 7 человек… Я получил палкой по голове…
22/XI. Питание ухудшилось, стали привозить мороженую картошку и пшено. Ее моют в холодной воде, а она от того смерзается только большими кусками. Так и бросают в котел вместе с гнилью и землей… Получается такой суп, что ни одна свинья не может кушать, а человек ест, да еще добавки просит. А вместо добавки получает палкой или плеткой, хорошо, если не по роже… От такого питания люди стали болеть дизентерией. Начался сыпной тиф и много других болезней, люди стали мереть как мухи – человек пошел утром за куском хлеба и не вернулся, по дороге помер. Люди ходят как тени – кости обтянуты кожей, страшно смотреть… Ежедневно помирает в могилевском лагере 280 – 300 человек…
1942 год
16/II. Я переболел тифом. В этих ужасных условиях мне пришлось перенести эту страшную болезнь. В бараке холодно, лечить нечем, кормить тоже… Мне помогли товарищи, что работали на кухне, – приносили хорошую картофель и пшенную кашу. Я выжил – спасибо еще и доктору-москвичу, фамилию его забыл… Ходить еще не могу – тиф отразился на ногах…
4/III. Стал не шибко ходить… С ноября по март в Могилёвском лагере умерло 20 тысяч человек. Команда из 100 могильщиков не успевает рыть братские могилы, их уже стали взрывать… Трупы мертвецов – по всему лагерю, лежат в штабелях в раздетом виде… Нас опять куда-то гонят… Вечером пригнали в Оршу, до станции шел при помощи товарищей…
7/III. В Орше ночевали 2 ночи и обе ее бомбили наши самолеты. Бараки ходуном ходили. Ребята говорили, что лучше бы уж бомба попала в наш барак, лучше умереть от своих, чем от немцев.
8/III. Пригнали нас в Борисов. 4 человека по дороге замерзли, один был живой, но идти не мог. Его положили вместе с мертвой лошадью. Пока нас построили, он замерз на наших глазах.
10/III. Кормят неободранной гречихой. Много вымирает от запора. Чтобы оправляться, приспособлены специальные палочки, чтобы выковыривать из заднего прохода…
17/III. Привезли в Новую Виленку…
20/III. Пешком погнали в Вильну.
20/IV. За этот период 4 раза ходили в дезинфекцию и в баню – от вшей… Кормят 300 гр хлеба в день и суп… На прогулку из помещения выпускают 1 раз в день…»
…«Нас доставили на холм, где уже было пять тысяч русских пленных, которые жгли костры и грелись, – рассказывал Г.П. Терешенков. – Потом нас построили в колонну и погнали к ст. Вырица. На дороге при резком повороте, когда часть колонны оказалась вне поля зрения конвоя, мы со студентом-однокашником нырнули в развалины дома и притаились.
Колонна прошла мимо нас. Почему-то сейчас вспоминаю мое первое впечатление от немецкой речи… Мне казалось, что это сплошной лай собак, а это была обычная разговорная речь немцев.
К вечеру у развалин дома появились мальчишки и затеяли игру… Увидели нас и начали кричать: “Дяденьки красноармейцы”. На ребят обратили внимание проезжавшие немцы, и нас под улюлюканье вытащили, бросили в грузовик и привезли в г. Лугу. В этом лагере к сентябрю 1941 года собралось примерно 30 000 пленных, к весне 1942 года их осталось в живых примерно 1500 человек. Я заболел сыпным тифом и только чудом уцелел, благодаря русским врачам. Мои колени были толще, чем ягодицы, я почти ползал, а не ходил…»
…Из воспоминаний А.Н. Деревенца: «Нас вели в минский лагерь. Но это был вовсе никакой не лагерь. Это было огромное вытоптанное людьми поле, на котором, говорят, была картошка, которую уже давно пленные выцарапали из земли и съели. На огромном поле не было ни единого, хоть какого-нибудь строения и не было забора. С одной стороны поле было ограничено рекой с почти стоячей мутной коричневого цвета водой, которую пленные пили. Здесь же на берегу реки было и ничем не отгороженное отхожее место. Не было даже ямы. А с другой стороны стояли машины с пулеметами вместо изгороди. По ночам машины включали фары, освещая поле, на котором вповалку лежали пленные.
Лагерь был большой, свыше ста тысяч пленных. Колонну подвели к лагерю и приказали стать в цепочку по одному. Раздавали еду. У бочек с соленой селедкой стояли с дубинами какие-то двое в гражданской одежде и каждому, кто подходил, давали одну селедку. Если кто-то задерживался, его поторапливали дубиной. Тут же стоял немецкий солдат, наблюдавший за порядком. В какой-то момент у раздачи впереди возникла по какой-то причине суматоха. И тут же раздалось несколько выстрелов. А потом в сторону из очереди оттащили трех убитых. Немцы не любили беспорядка… Поразила какая-то обыденность происшедшего. Убил и навел порядок. Солдат, застреливший троих, закурил сигарету и отошел в сторону. Раздача селедки продолжалась.
А мы еще недавно писали в школе сочинения о душевных муках Раскольникова, убившего зловредную старуху…
После безуспешных попыток прорыва, когда кто-то оставался лежать в поле или болотах Белоруссии, после неутолимого желания хоть что-нибудь раздобыть поесть, селедка казалась каким-то благом. Однако селедка была и на второй, и на третий день, и через неделю, и жажда становилась неутолимой. Внутри все горело. Люди пили из реки коричневую воду, и она булькала в животах, но жажда не утолялась.
Через пару дней я уже не мог видеть селедку и снова голодал. Но потом произошли некоторые изменения в питании пленных. Помимо селедки, стали выдавать горсть неочищенного овса или пачку махорки. Утром лагерь делили на три части. Пленных строили в три очереди: одной выдавали селедку, во второй – овес и в третьей – махорку. Перебежать из одной очереди в другую было невозможно. Немцы – любители строгого порядка – пристрелили нескольких пытавшихся сменить очередь, и порядок не нарушался.
А мне не везло. Я так мечтал попасть в очередь, где раздают овес или в ту, где дают махорку, которую можно было поменять на овес, и ничего не получалось. С утра я переходил из одного поля в другое, чтобы попасть в ту очередь, где дают овес, и все равно попадал именно в ту, где дают сельдь. Так как полученную селедку я уже не мог есть, то у меня их скопилось несколько штук. Я предлагал их все за горсть овса в обмен, но охотников не было. И я чувствовал, как с каждым днем слабею. От воды, которую я пил непрерывно, стали опухать ноги…»
Передо мной письмо советского военнопленного Ф.Е. Кожедуба своей семье. Но даже слово «трагедия» применительно к этому человеку звучит слишком мягко.
«Гор. Каунас 19 октября 1941 г.
Дорогая моя семья, Мотя, Катя и Маруська!
Не знаю, что с вами там случилось до сего времени, живы ли вы, здоровы ли вы и как проживаете дальше… Как я хотел с вами еще раз повидаться, но это не удалось, нам больше не видаться. Живите там и размышляйте, как лучше прожить, и не забывайте, что я умираю с мыслью о вас и вашими именами на устах. А смерть моя долгая и страшная.
Я вам написал много писем, но не надеюсь, чтобы вы их получили. Писал и Никону и Парфёну, просил, чтобы вам переслали, может быть, от кого и получите.
4 и 5 сентября 1941 г. был в страшных боях, вышел цел и невредим. 14 сентября попал в плен к немцам возле Новгорода-Северска в селе Роговка. Направили в Стародуб, в Сураж, а потом в Гомель. В Гомеле был с 20 сентября по 2 октября, а потом отправили в гор. Каунас, где мне приготовлена могила.
С самого ухода из дома я голодал и доживаю последние дни. В Каунасе живу с 5 октября и пока по сей день в форте бывшей крепости совместно с Рябченком Сергеем Даниловичем, который уже третий день в госпитале. Живу под открытым небом в яме, или пещере, или в подвале. Пищу получаем в день 200 г. хлеба, пол-литра вареной капусты и пол-литра чаю с мятой. Все несоленое, чтобы не пухли. На работу гонят палками и проволочными нагайками, а пищи не добавляют. Имеем миллионы вшей. Я два месяца не брился, не умывался и не переодевался. Из одежды имею нижнее белье, верхнее белье, шинель, пилотку и ботинки с обмотками. Погода холодная, слякоть, грязь. Ежедневно умирает 200 – 300 человек. Вот куда я попал, и дни мои остались считанные. Спасти меня может только чудо. Итак, прощайте, мои дорогие, прощайте, родные, друзья и знакомые. Если найдется добрый человек и перешлет мое письмо, то знайте хоть, где я погиб бесславной тяжелой смертью.
Еще раз прощайте. Ф. Кожедуб…»
…Из дневника Ивана Алексеевича Шарова: «22/Х Нас пригнали в Могилев. Сегодня давали кушать: утром 300 гр хлеба, в обед 450 гр супа. Суп жидкий – несколько крупин пшена плавает да крахмал. Вечером то же – суп не суп, а так, одно название, баланда в общем. Доставали его с боем: в лагере человек 50 тысяч… Не проходит и дня, чтобы не убили 5 – 7 человек… Я получил палкой по голове…
22/XI. Питание ухудшилось, стали привозить мороженую картошку и пшено. Ее моют в холодной воде, а она от того смерзается только большими кусками. Так и бросают в котел вместе с гнилью и землей… Получается такой суп, что ни одна свинья не может кушать, а человек ест, да еще добавки просит. А вместо добавки получает палкой или плеткой, хорошо, если не по роже… От такого питания люди стали болеть дизентерией. Начался сыпной тиф и много других болезней, люди стали мереть как мухи – человек пошел утром за куском хлеба и не вернулся, по дороге помер. Люди ходят как тени – кости обтянуты кожей, страшно смотреть… Ежедневно помирает в могилевском лагере 280 – 300 человек…
1942 год
16/II. Я переболел тифом. В этих ужасных условиях мне пришлось перенести эту страшную болезнь. В бараке холодно, лечить нечем, кормить тоже… Мне помогли товарищи, что работали на кухне, – приносили хорошую картофель и пшенную кашу. Я выжил – спасибо еще и доктору-москвичу, фамилию его забыл… Ходить еще не могу – тиф отразился на ногах…
4/III. Стал не шибко ходить… С ноября по март в Могилёвском лагере умерло 20 тысяч человек. Команда из 100 могильщиков не успевает рыть братские могилы, их уже стали взрывать… Трупы мертвецов – по всему лагерю, лежат в штабелях в раздетом виде… Нас опять куда-то гонят… Вечером пригнали в Оршу, до станции шел при помощи товарищей…
7/III. В Орше ночевали 2 ночи и обе ее бомбили наши самолеты. Бараки ходуном ходили. Ребята говорили, что лучше бы уж бомба попала в наш барак, лучше умереть от своих, чем от немцев.
8/III. Пригнали нас в Борисов. 4 человека по дороге замерзли, один был живой, но идти не мог. Его положили вместе с мертвой лошадью. Пока нас построили, он замерз на наших глазах.
10/III. Кормят неободранной гречихой. Много вымирает от запора. Чтобы оправляться, приспособлены специальные палочки, чтобы выковыривать из заднего прохода…
17/III. Привезли в Новую Виленку…
20/III. Пешком погнали в Вильну.
20/IV. За этот период 4 раза ходили в дезинфекцию и в баню – от вшей… Кормят 300 гр хлеба в день и суп… На прогулку из помещения выпускают 1 раз в день…»
…«Нас доставили на холм, где уже было пять тысяч русских пленных, которые жгли костры и грелись, – рассказывал Г.П. Терешенков. – Потом нас построили в колонну и погнали к ст. Вырица. На дороге при резком повороте, когда часть колонны оказалась вне поля зрения конвоя, мы со студентом-однокашником нырнули в развалины дома и притаились.
Колонна прошла мимо нас. Почему-то сейчас вспоминаю мое первое впечатление от немецкой речи… Мне казалось, что это сплошной лай собак, а это была обычная разговорная речь немцев.
К вечеру у развалин дома появились мальчишки и затеяли игру… Увидели нас и начали кричать: “Дяденьки красноармейцы”. На ребят обратили внимание проезжавшие немцы, и нас под улюлюканье вытащили, бросили в грузовик и привезли в г. Лугу. В этом лагере к сентябрю 1941 года собралось примерно 30 000 пленных, к весне 1942 года их осталось в живых примерно 1500 человек. Я заболел сыпным тифом и только чудом уцелел, благодаря русским врачам. Мои колени были толще, чем ягодицы, я почти ползал, а не ходил…»
…Из воспоминаний А.Н. Деревенца: «Нас вели в минский лагерь. Но это был вовсе никакой не лагерь. Это было огромное вытоптанное людьми поле, на котором, говорят, была картошка, которую уже давно пленные выцарапали из земли и съели. На огромном поле не было ни единого, хоть какого-нибудь строения и не было забора. С одной стороны поле было ограничено рекой с почти стоячей мутной коричневого цвета водой, которую пленные пили. Здесь же на берегу реки было и ничем не отгороженное отхожее место. Не было даже ямы. А с другой стороны стояли машины с пулеметами вместо изгороди. По ночам машины включали фары, освещая поле, на котором вповалку лежали пленные.
Лагерь был большой, свыше ста тысяч пленных. Колонну подвели к лагерю и приказали стать в цепочку по одному. Раздавали еду. У бочек с соленой селедкой стояли с дубинами какие-то двое в гражданской одежде и каждому, кто подходил, давали одну селедку. Если кто-то задерживался, его поторапливали дубиной. Тут же стоял немецкий солдат, наблюдавший за порядком. В какой-то момент у раздачи впереди возникла по какой-то причине суматоха. И тут же раздалось несколько выстрелов. А потом в сторону из очереди оттащили трех убитых. Немцы не любили беспорядка… Поразила какая-то обыденность происшедшего. Убил и навел порядок. Солдат, застреливший троих, закурил сигарету и отошел в сторону. Раздача селедки продолжалась.
А мы еще недавно писали в школе сочинения о душевных муках Раскольникова, убившего зловредную старуху…
После безуспешных попыток прорыва, когда кто-то оставался лежать в поле или болотах Белоруссии, после неутолимого желания хоть что-нибудь раздобыть поесть, селедка казалась каким-то благом. Однако селедка была и на второй, и на третий день, и через неделю, и жажда становилась неутолимой. Внутри все горело. Люди пили из реки коричневую воду, и она булькала в животах, но жажда не утолялась.
Через пару дней я уже не мог видеть селедку и снова голодал. Но потом произошли некоторые изменения в питании пленных. Помимо селедки, стали выдавать горсть неочищенного овса или пачку махорки. Утром лагерь делили на три части. Пленных строили в три очереди: одной выдавали селедку, во второй – овес и в третьей – махорку. Перебежать из одной очереди в другую было невозможно. Немцы – любители строгого порядка – пристрелили нескольких пытавшихся сменить очередь, и порядок не нарушался.
А мне не везло. Я так мечтал попасть в очередь, где раздают овес или в ту, где дают махорку, которую можно было поменять на овес, и ничего не получалось. С утра я переходил из одного поля в другое, чтобы попасть в ту очередь, где дают овес, и все равно попадал именно в ту, где дают сельдь. Так как полученную селедку я уже не мог есть, то у меня их скопилось несколько штук. Я предлагал их все за горсть овса в обмен, но охотников не было. И я чувствовал, как с каждым днем слабею. От воды, которую я пил непрерывно, стали опухать ноги…»
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента