Я НЕ ЗНАЮ – НИКТО НЕ ЗНАЕТ!
(«ТАЙНЫ ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ»)
Подавляющее большинство дилетантских открытий – открытия чисто личного значения, то есть являющиеся открытиями для себя самого, жены и домашних, максимум – для друзей или коллег. Историк тоже дилетант, скажем, в садоводстве. Его открытия в области выращивания яблок или слив – азбука профессионального садовода. Но дилетант тем отличается от пижона, что он не побежит по улице с криками: «Весь ученый мир до сих пор не знал того, что я сделал на своем дачном участке!», «Позор Мичурину!» и так далее… Не побежит потому, что «весь ученый мир» в данном случае – эквивалент содержания отдельно взятой дилетантской головы, в лучшем случае – двух-трех популярных книг из домашней библиотеки. Увы, пижонов во всех областях знания неимоверное количество. Если стон, стоящий в редакциях местной и центральной прессы, послушать разом, покажется, что трубят трубы Апокалипсиса. Ибо нет сил отвечать день за днем: «Дорогой читатель! Открытый Вами в прошлом году способ, скажем, околачивания груш неоднократно описан в научной литературе, например в учебнике таком-то…».
Но тут вам не редакция областной газеты! Здесь – простор книги, на которую спонсор дал денег и в которой можно все! В том числе можно и проявить истинную широту своего кругозора. Широта, правда, невелика.
Вот Мурад Аджи убивается: «А что было на территории нынешней России в то время – до Киевской Руси? Действительно, не пустыня ведь?» – и тут же переходит на суровый тон: «К сожалению, эти вопросы принято на Руси обходить молчанием» (с. 21–22). Любой археолог поперхнется от этой фразы. Когда же оторопь пройдет, будет выдан диагноз: «Круг знаний этого человека, пишущего, кстати, «историческую» книгу, не выходит за рамки школьного учебника. Только там история Руси начинается с Нестора и летописных преданий». А то, что об истории человека «до Киевской Руси» не сообщают каждый вечер в программе «Итоги» и каждое утро в газете «Московский комсомолец», вовсе не означает, что на Руси ее обходят молчанием. Не грех бы полистать хотя бы вузовский учебник «Археология». Еще лучше не полениться посмотреть каталоги в крупной библиотеке (Такие есть, Мурад Эскендерович! Например, Российская Государственная Библиотека или Государственная Публичная Историческая библиотека – зайдите как-нибудь.) В этих каталогах будет столько всего… Ну хотя бы 20-томный обобщающий труд «Археология СССР», где будут среди прочих тома «Палеолит на территории СССР» (1984 г.), «Эпоха бронзы лесной полосы СССР» (1987 г.), «Финно-угры и балты в эпоху средневековья» (1987 г.), «Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время» (1989 г.), «Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н. э. – первой половине I тысячелетия н. э.» (1993 г.) и т. д. Каждый том – большого формата, не в одну сотню страниц, с библиографией, составляющей не одну сотню наименований. Коль уж особенно любит Мурад Аджи город Киев – вот ему книга В.В. Хвойки «Древние обитатели Среднего Поднепровья и их культура в доисторические времена» аж 1913 года. А за ней пойдут более современные работы Ю.В. Кухаренко «Зарубинецкая культура» (Свод Археологических исследований. 1956 г.) и Е.В. Максимова «Зарубинецкая культура на территории УССР» (Киев, 1982 г.). И это только по одной теме, а вопрос «что было на территории России до Киевской Руси» состоит из сотен таких. Но если Мурад Аджи этого не знает – это, по его мнению, не знает и «обходит молчанием» весь ученый мир. И тогда наступает время бежать по улице и кричать: «Кто были они, эти люди на берегу Днепра? Откуда? Почему именно в IX веке они появились там?» (с. 21). Таков закон не только аджиевских сочинений: «Не знаю я – не знает никто!».
Крупнейшим открытием Мурада Аджи является «закрытие» железного века европейской истории. «Это мы, – кричит он на всю с. 14, – мы научили Европу плавить железо и мастерить изделия из него, до нашего прихода там был бронзовый век». (Мы – это китоврасы, по Аджи кипчаки.) Откуда автор это взял – не знает никто. Никаких опровержений истории открытия и освоения человеком железа в книге не приведено, да их вроде и нет. А ведь, казалось бы, не тяжело, хотя и требует времени, взять да полистать литературу по этой теме – хотя бы популярную: скажем, по-немецки обстоятельную работу М. Беккерта «Железо. Факты и легенды». (М., 1988). Да, действительно, первое железо люди добывали, разламывая меториты – так даже в XIX веке поступали эскимосы Гренландии (один из их метеоритов-источников теперь в национальном музее в Нью-Йорке). Да, действительно, бывали в совсем дремучей древности железные скипетр и корона. Но уже в письме хеттского монарха Хаттусили III к египетскому Рамзесу II – а это XIII век до нашей эры – речь идет о «получении» железа. К XI, самое раннее – IX веку до н. э. археологи относят культуру «Вилланова» в Северной Италии, где еще до этрусков вырабатывали железо.[19] Затем – находки Виктора Пласа в Хорсабаде – заброшенном ассирийском городе, возникшем в VIII веке до нашей эры. Там во дворце археологи откопали железохранилище со специально отлитыми формами (эти невзрачные железяки теперь экспонируются в Лувре). Все это имеет определенную взаимосвязь, ибо применительно к древнему миру справедливее говорить не о «Европе», а о мире Средиземноморья. Как не вспомнить легендарный поход «десяти тысяч» по Малой Азии в 401 году до н. э. Отряд греков, оказавшийся в трех месяцах пути от родины и от моря, совершил переход к Вавилону, а от него вверх по Тигру к Черному морю. По дороге им пришлось пробиваться через горную страну халибов – «кователей железа».[20] От халибов и греческое «халипс» – «сталь». Еще раньше греки плавали покорять Трою (напомним, тоже в Азию). И именно у воспевшего троянскую войну Гомера, в 27 000 стихов «Илиады» и «Одиссеи» железо упоминается 48 раз! И это уже тогда не драгоценности, а самые обыкновенные мотыги, кирки, ножи, серпы, топоры… А в V веке до н. э. добавляются и литературные свидетельства знаменитого комедиографа Аристофана. В комедии «Мир» (421 г. до н. э.) он подробно описывает большую железную кузницу. К этому времени начинает свидетельствовать и нумизматика: чего стоят одни только железные «монеты» Древней Спарты, которые весили 625.[21] Но и Европа вне Средиземноморья, к северу от Альп, знала железо по меньшей мере в VII веке до н. э. На территории нынешней Австрии, недалеко от родины Моцарта г. Зальцбурга, в соляных шахтах местности Гальштат прекрасно сохранились одежда, инструменты и даже тела древних европейцев. Там найдены особые железные мечи с характерными крыловидными наконечниками ножен. Такие мечи археологи находят на территории Европы вплоть до юго-восточной Англии. Именно со времен гальштатской и сменившей ее «латенской» культуры археология Европы переходит в ее историю. Благодаря «отцу истории» Геродоту и его предшественнику Гекатею мы знаем, что эти материальные памятники нам оставили кельты, или галлы. В легендарной истории (когда «гуси Рим спасли») кельтский вождь, получавший от римлян выкуп, с возгласом «Горе побежденным!» бросил на чашу весов с гирями свой железный меч. Было это в самом начале IV века до н. э., почти за век до возникновения на границе с Китаем первого государства у гуннов – древнейшей струи, влитой Мурадом Аджи в народ «кипчаки». Кстати, меч знаменитого Атиллы, по всей вероятности, не представлял собой продукт гуннских металлургов, а был из метеоритного железа. Кельты меж тем научились получать уже не железо, а сталь. Диодор Сицилийский сохранил их парадоксальный метод: железо для начала закапывали в землю, чтобы оно поскорее заржавело. Оказывается, ржавчина выедала самые слабые части в заготовках, доставляла лучший материал для изготовления оружия. Вывод историка металлургии: «Уровень металлургии у кельтов, применяемые ими способы получения железа и стали, а также обработка железных изделий хозяйственного и военного назначения, высокая профессиональная выучка, искусство украшения железных изделий оставались непревзойденными на протяжении целого тысячелетия вплоть до средних веков».[22]
Не слишком ли долго мы обсуждаем историю железа? Применительно к сочинению господина Аджи не слишком: ведь он к месту и не к месту вставляет рефрен – «мы принесли железо!»; «у римлян железа не было»; «оружие и доспехи европейцев были из бронзы» (с. 96); «у славян железа не было!» и даже «ни один из археологов не обнаружил еще на Руси, в местах поселений славян и русов центров кузнечного производства…» (с. 80). Поэтому про то, что «славяне, как известно не знали металла» (с. 53), стоит еще немного поговорить.
Для этого проанализируем один «приемчик» Мурада Аджи – вставить в сомнительном месте оборот «как известно», дабы «воображаемый противник», испугавшись показаться невеждой, не воскликнул: «А мне неизвестно!». В пассаже про «незнание металла» славянами аджиевское «как известно» порождается типичным для этого автора и поучительным путем. Эта самоуверенная фраза возникает как следствие неоправданного обобщения единственного и, как мы сейчас увидим, ошибочного факта, изложенного в книге незадолго до этого. На с. 50 наш дорогой знаток древних историков в очередной раз демонстрирует свою ученость цитированием «Истории» Феофилакта Симокатты. Откуда он выкусил цитату – определить сложно, но что самого Симокатту не читал, а воспринял в чьем-то туманном изложении, видно при простейшем сопоставлении текста источника и его интерпретации:
Феофилакт Симокатта, «История»[23]
[Авары] натравили племя славян, которое разорило большую часть ромейский земли, и, будто перелетев [по воздуху], лавиной подступило к так называемым Длинным стенам [Константинополя], на глазах [горожан] уничтожая все…
Аджиевская интерпретация (с. 50)
Отсутствует. Но примечательно чуть позже: «Дальность пути и охладила интерес византийцев к славянам, у которых нельзя было просить в случае войны даже военной помощи» – якобы жили они далеко.
Феофилакт Симокатта, «История»
На следующий день телохранителями императора были захвачены три человека, родом славяне («склавинос» в оригинале. – Д.О.), не имевшие при себе ничего железного и никакого оружия: единственной их ношей были кифары и ничего другого они не несли.
Аджиевская интерпретация (с. 50)
Весной 591 года три славянина попали в Византию и в истории Европы впервые появилось зафиксированное имя «словины»…
Феофилакт Симокатта, «История»
«А кифары они, мол, несут потому, что не обучены носить на теле оружие: ведь их страна не знает железа, что делает их жизнь мирной и невозмутимой».
Аджиевская интерпретация (с. 50)
«Из того же источника известно, что славянам «незнакомо ношение оружия, так как их страна не знает железа».
Феофилакт Симокатта, «История»
Автократор [услышав] все сказанное, восхитился их племенем и, удостоив самих попавших к нему варваров гостеприимства и подививших размерам их тел и огромности членов, переправил в Ираклию (современный турецкий город Эргели на берегу Мраморного моря. – Д. О.).
Аджиевская интерпретация (с. 50)
Трех пленников после допроса у автократора отправили, видимо, на невольничий рынок в Гераклию (современный Монастир). Как видим, в источнике нет и намека на торжественный прием славян в Царьграде, однако кто-то в России увидел здесь не допрос пленников, а именно торжественный прием «с величайшей почестью». Так возникла очередная легенда в нашей многотомной истории.
Единственный напрямую не перевранный кусок из Симокатты, про «незнакомство с железом» давно уже при публикациях сопровождается комментариями: «Информация об отсутствии у славян железа абсолютна не подтверждается археологией, зато имеет аналоги в античной «этнографии»: к примеру, Тацит рассказывает то же самое о прибалтийских эстиях… Да и весь пассаж выдержан в духе идеализации: варварам приписывается простодушие и неиспорченность цивилизацией…».[24] И действительно, археология готова буквально высыпать на стол прямые доказательства славянской металлургии: железные фибулы, булавки, браслеты, кольца, застежки, серпы и косы. И это не импорт! В каждом селении уже упоминавшейся праславянской зарубинецкой культуры встречаются следы местного производства железа – за 200–100 лет до н. э.! Позже появляются поселки, специализирующиеся на добыче и обработке железа. В поселении Лютеж близ Киева было до 15 горнов; там за сезон могли изготовить до 75-100 кг железа.[25] В обобщающем археологическом томе В.В. Седова «Восточные славяне в VI–XIII веках» (М., 1982) начиная со с. 240 приводятся подробные описания славянского железоделательного и железообрабатывающего производства: печей, горнов, кузниц с полным набором инструментов, товарных полуфабрикатов в виде специально заготовленных стержней; описываются такие сложные для того времени технологии, как получение стали, сварка стали с железом…
Откуда славяне научились металлургии? Ответ у археологов есть: ранние славянские культуры (такие, как Зарубинецкая или Пшеворская на территории Польши) испытали несомненное влияние латенской культуры, то есть своих западных соседей – кельтов.[26]
Кельты, между прочим, еще в паре случаев подпортили ученую солидность труда Мурада Аджи. Вопервых, они в том же далеком пятом веке до н. э. обладали четырехколесными повозками, которые в книге успешно объявлены изобретением «кипчаков». Особенности погребений упоминавшейся Гальштатской культуры – помещение такой четырехколесной повозки в «домике мертвых» (гробнице) под курганом.[27] Во-вторых, именно кельты в «догуннской» Европе носили штаны, которых, по Аджи, быть там не должно. Огромную Трансильванскую Галлию (район почти всей нынешней Франции, Бельгии, части Голландии и Швейцарии) римляне дразнили «волосатой» или «одетой в штаны». Носить штаны казалось римляном дикостью, поэтому более «цивилизованную» Цизальпинскую Галлию они называли «одетой в тогу».[28]
Исключительно от широты собственного кругозора способен Мурад Аджи провозгласить, что поздние историки «забыли» о христианстве «степняков» в V веке (с. 98–99). Возьмите наугад хорошую работу по истории Европы – там об этом говорится открыто (например, Жак Ле Гофф. Цивилизация средневекового ЗападА.М., 1992. С. 19). Даже школьные учебники пестрят упоминаниями о том, как постепенно «варвары», соседи Римской империи, обращались в христианство. Снова напомним, в IV веке (а то и с III) вестготы (германские племена, записанные Аджи в «кипчаки»!), жившие в Северном Причерноморье, начали принимать христианство. Епископ вестготов Вульфила (или Ульфила) (с. 311–383) сделал перевод Библии на готский язык, он дошел до нас как «Серебряный кодекс» – древнейший памятник германской письменности.[29] Разница «поздних историков» с Мурадом Аджи существенна в двух пунктах: он германцев также зачисляет в сонм «тюрок-кипчаков-гуннов» и не признает роли римских миссионеров в деле христианизации варваров. Но у «поздних историков» на вооружении источники, а у Мурада Аджи – абстрактное чувство прошлого – да такое тонкое, что его не видно.
Сколько пафоса вложено Мурадом Аджи в попытки сначала доказать, что «от народа» скрывают тюркские руны! А на деле? Вот книжка С.Г. Кляшторного «Древнетюркские рунические памятники, как источник по истории Средней Азии» (М., 1964). И в ней – подробная история открытия письменности, ее называния «рунами» за схожесть с европейскими, попыток перевода и истолкования… Но из этой книжки ясно, что кроме действительно великого и знаменитого Томсена трудились в этой области не менее знаменитый В.В. Радлов, который в 1892–1903 годах опубликовал в Петербурге при Академии наук фундаментальные труды на эту тему, приглашал к сотрудничеству специалистов из Китая, Франции, Германии; приложил к теме старания и В.В. Бартольд. Наконец, главным пособием по изучению рун являются издания С.Е. Малова, начатые в 1951 году, когда, по предположениям Аджи, «власти объявили открытый бой всему, что связано с тюркской культурой» (с. 165).
Ученый Христиан Юргенсен Томсен, между прочим, также посылает из тьмы веков смешок по поводу аджиевското «закрытия» железа в Европе. Ведь именно Томсен, создавая национальный музей в Копенгагене и распределяя по отделам археологические находки, поделил историю на три века: каменный, медный и железный.
И каково, зная про кельтов и германцев, читать: «Заметим, до IV века, то есть до Великого переселения народов и прихода кипчаков, Центральная Европа практически пустовала» (с. 109). Вообще у Аджи в незаделанный стык истории с географией даже не сочится, а хлещет мутная вода незнания.
Но тут вам не редакция областной газеты! Здесь – простор книги, на которую спонсор дал денег и в которой можно все! В том числе можно и проявить истинную широту своего кругозора. Широта, правда, невелика.
Вот Мурад Аджи убивается: «А что было на территории нынешней России в то время – до Киевской Руси? Действительно, не пустыня ведь?» – и тут же переходит на суровый тон: «К сожалению, эти вопросы принято на Руси обходить молчанием» (с. 21–22). Любой археолог поперхнется от этой фразы. Когда же оторопь пройдет, будет выдан диагноз: «Круг знаний этого человека, пишущего, кстати, «историческую» книгу, не выходит за рамки школьного учебника. Только там история Руси начинается с Нестора и летописных преданий». А то, что об истории человека «до Киевской Руси» не сообщают каждый вечер в программе «Итоги» и каждое утро в газете «Московский комсомолец», вовсе не означает, что на Руси ее обходят молчанием. Не грех бы полистать хотя бы вузовский учебник «Археология». Еще лучше не полениться посмотреть каталоги в крупной библиотеке (Такие есть, Мурад Эскендерович! Например, Российская Государственная Библиотека или Государственная Публичная Историческая библиотека – зайдите как-нибудь.) В этих каталогах будет столько всего… Ну хотя бы 20-томный обобщающий труд «Археология СССР», где будут среди прочих тома «Палеолит на территории СССР» (1984 г.), «Эпоха бронзы лесной полосы СССР» (1987 г.), «Финно-угры и балты в эпоху средневековья» (1987 г.), «Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время» (1989 г.), «Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н. э. – первой половине I тысячелетия н. э.» (1993 г.) и т. д. Каждый том – большого формата, не в одну сотню страниц, с библиографией, составляющей не одну сотню наименований. Коль уж особенно любит Мурад Аджи город Киев – вот ему книга В.В. Хвойки «Древние обитатели Среднего Поднепровья и их культура в доисторические времена» аж 1913 года. А за ней пойдут более современные работы Ю.В. Кухаренко «Зарубинецкая культура» (Свод Археологических исследований. 1956 г.) и Е.В. Максимова «Зарубинецкая культура на территории УССР» (Киев, 1982 г.). И это только по одной теме, а вопрос «что было на территории России до Киевской Руси» состоит из сотен таких. Но если Мурад Аджи этого не знает – это, по его мнению, не знает и «обходит молчанием» весь ученый мир. И тогда наступает время бежать по улице и кричать: «Кто были они, эти люди на берегу Днепра? Откуда? Почему именно в IX веке они появились там?» (с. 21). Таков закон не только аджиевских сочинений: «Не знаю я – не знает никто!».
Крупнейшим открытием Мурада Аджи является «закрытие» железного века европейской истории. «Это мы, – кричит он на всю с. 14, – мы научили Европу плавить железо и мастерить изделия из него, до нашего прихода там был бронзовый век». (Мы – это китоврасы, по Аджи кипчаки.) Откуда автор это взял – не знает никто. Никаких опровержений истории открытия и освоения человеком железа в книге не приведено, да их вроде и нет. А ведь, казалось бы, не тяжело, хотя и требует времени, взять да полистать литературу по этой теме – хотя бы популярную: скажем, по-немецки обстоятельную работу М. Беккерта «Железо. Факты и легенды». (М., 1988). Да, действительно, первое железо люди добывали, разламывая меториты – так даже в XIX веке поступали эскимосы Гренландии (один из их метеоритов-источников теперь в национальном музее в Нью-Йорке). Да, действительно, бывали в совсем дремучей древности железные скипетр и корона. Но уже в письме хеттского монарха Хаттусили III к египетскому Рамзесу II – а это XIII век до нашей эры – речь идет о «получении» железа. К XI, самое раннее – IX веку до н. э. археологи относят культуру «Вилланова» в Северной Италии, где еще до этрусков вырабатывали железо.[19] Затем – находки Виктора Пласа в Хорсабаде – заброшенном ассирийском городе, возникшем в VIII веке до нашей эры. Там во дворце археологи откопали железохранилище со специально отлитыми формами (эти невзрачные железяки теперь экспонируются в Лувре). Все это имеет определенную взаимосвязь, ибо применительно к древнему миру справедливее говорить не о «Европе», а о мире Средиземноморья. Как не вспомнить легендарный поход «десяти тысяч» по Малой Азии в 401 году до н. э. Отряд греков, оказавшийся в трех месяцах пути от родины и от моря, совершил переход к Вавилону, а от него вверх по Тигру к Черному морю. По дороге им пришлось пробиваться через горную страну халибов – «кователей железа».[20] От халибов и греческое «халипс» – «сталь». Еще раньше греки плавали покорять Трою (напомним, тоже в Азию). И именно у воспевшего троянскую войну Гомера, в 27 000 стихов «Илиады» и «Одиссеи» железо упоминается 48 раз! И это уже тогда не драгоценности, а самые обыкновенные мотыги, кирки, ножи, серпы, топоры… А в V веке до н. э. добавляются и литературные свидетельства знаменитого комедиографа Аристофана. В комедии «Мир» (421 г. до н. э.) он подробно описывает большую железную кузницу. К этому времени начинает свидетельствовать и нумизматика: чего стоят одни только железные «монеты» Древней Спарты, которые весили 625.[21] Но и Европа вне Средиземноморья, к северу от Альп, знала железо по меньшей мере в VII веке до н. э. На территории нынешней Австрии, недалеко от родины Моцарта г. Зальцбурга, в соляных шахтах местности Гальштат прекрасно сохранились одежда, инструменты и даже тела древних европейцев. Там найдены особые железные мечи с характерными крыловидными наконечниками ножен. Такие мечи археологи находят на территории Европы вплоть до юго-восточной Англии. Именно со времен гальштатской и сменившей ее «латенской» культуры археология Европы переходит в ее историю. Благодаря «отцу истории» Геродоту и его предшественнику Гекатею мы знаем, что эти материальные памятники нам оставили кельты, или галлы. В легендарной истории (когда «гуси Рим спасли») кельтский вождь, получавший от римлян выкуп, с возгласом «Горе побежденным!» бросил на чашу весов с гирями свой железный меч. Было это в самом начале IV века до н. э., почти за век до возникновения на границе с Китаем первого государства у гуннов – древнейшей струи, влитой Мурадом Аджи в народ «кипчаки». Кстати, меч знаменитого Атиллы, по всей вероятности, не представлял собой продукт гуннских металлургов, а был из метеоритного железа. Кельты меж тем научились получать уже не железо, а сталь. Диодор Сицилийский сохранил их парадоксальный метод: железо для начала закапывали в землю, чтобы оно поскорее заржавело. Оказывается, ржавчина выедала самые слабые части в заготовках, доставляла лучший материал для изготовления оружия. Вывод историка металлургии: «Уровень металлургии у кельтов, применяемые ими способы получения железа и стали, а также обработка железных изделий хозяйственного и военного назначения, высокая профессиональная выучка, искусство украшения железных изделий оставались непревзойденными на протяжении целого тысячелетия вплоть до средних веков».[22]
Не слишком ли долго мы обсуждаем историю железа? Применительно к сочинению господина Аджи не слишком: ведь он к месту и не к месту вставляет рефрен – «мы принесли железо!»; «у римлян железа не было»; «оружие и доспехи европейцев были из бронзы» (с. 96); «у славян железа не было!» и даже «ни один из археологов не обнаружил еще на Руси, в местах поселений славян и русов центров кузнечного производства…» (с. 80). Поэтому про то, что «славяне, как известно не знали металла» (с. 53), стоит еще немного поговорить.
Для этого проанализируем один «приемчик» Мурада Аджи – вставить в сомнительном месте оборот «как известно», дабы «воображаемый противник», испугавшись показаться невеждой, не воскликнул: «А мне неизвестно!». В пассаже про «незнание металла» славянами аджиевское «как известно» порождается типичным для этого автора и поучительным путем. Эта самоуверенная фраза возникает как следствие неоправданного обобщения единственного и, как мы сейчас увидим, ошибочного факта, изложенного в книге незадолго до этого. На с. 50 наш дорогой знаток древних историков в очередной раз демонстрирует свою ученость цитированием «Истории» Феофилакта Симокатты. Откуда он выкусил цитату – определить сложно, но что самого Симокатту не читал, а воспринял в чьем-то туманном изложении, видно при простейшем сопоставлении текста источника и его интерпретации:
Феофилакт Симокатта, «История»[23]
[Авары] натравили племя славян, которое разорило большую часть ромейский земли, и, будто перелетев [по воздуху], лавиной подступило к так называемым Длинным стенам [Константинополя], на глазах [горожан] уничтожая все…
Аджиевская интерпретация (с. 50)
Отсутствует. Но примечательно чуть позже: «Дальность пути и охладила интерес византийцев к славянам, у которых нельзя было просить в случае войны даже военной помощи» – якобы жили они далеко.
Феофилакт Симокатта, «История»
На следующий день телохранителями императора были захвачены три человека, родом славяне («склавинос» в оригинале. – Д.О.), не имевшие при себе ничего железного и никакого оружия: единственной их ношей были кифары и ничего другого они не несли.
Аджиевская интерпретация (с. 50)
Весной 591 года три славянина попали в Византию и в истории Европы впервые появилось зафиксированное имя «словины»…
Феофилакт Симокатта, «История»
«А кифары они, мол, несут потому, что не обучены носить на теле оружие: ведь их страна не знает железа, что делает их жизнь мирной и невозмутимой».
Аджиевская интерпретация (с. 50)
«Из того же источника известно, что славянам «незнакомо ношение оружия, так как их страна не знает железа».
Феофилакт Симокатта, «История»
Автократор [услышав] все сказанное, восхитился их племенем и, удостоив самих попавших к нему варваров гостеприимства и подививших размерам их тел и огромности членов, переправил в Ираклию (современный турецкий город Эргели на берегу Мраморного моря. – Д. О.).
Аджиевская интерпретация (с. 50)
Трех пленников после допроса у автократора отправили, видимо, на невольничий рынок в Гераклию (современный Монастир). Как видим, в источнике нет и намека на торжественный прием славян в Царьграде, однако кто-то в России увидел здесь не допрос пленников, а именно торжественный прием «с величайшей почестью». Так возникла очередная легенда в нашей многотомной истории.
Единственный напрямую не перевранный кусок из Симокатты, про «незнакомство с железом» давно уже при публикациях сопровождается комментариями: «Информация об отсутствии у славян железа абсолютна не подтверждается археологией, зато имеет аналоги в античной «этнографии»: к примеру, Тацит рассказывает то же самое о прибалтийских эстиях… Да и весь пассаж выдержан в духе идеализации: варварам приписывается простодушие и неиспорченность цивилизацией…».[24] И действительно, археология готова буквально высыпать на стол прямые доказательства славянской металлургии: железные фибулы, булавки, браслеты, кольца, застежки, серпы и косы. И это не импорт! В каждом селении уже упоминавшейся праславянской зарубинецкой культуры встречаются следы местного производства железа – за 200–100 лет до н. э.! Позже появляются поселки, специализирующиеся на добыче и обработке железа. В поселении Лютеж близ Киева было до 15 горнов; там за сезон могли изготовить до 75-100 кг железа.[25] В обобщающем археологическом томе В.В. Седова «Восточные славяне в VI–XIII веках» (М., 1982) начиная со с. 240 приводятся подробные описания славянского железоделательного и железообрабатывающего производства: печей, горнов, кузниц с полным набором инструментов, товарных полуфабрикатов в виде специально заготовленных стержней; описываются такие сложные для того времени технологии, как получение стали, сварка стали с железом…
Откуда славяне научились металлургии? Ответ у археологов есть: ранние славянские культуры (такие, как Зарубинецкая или Пшеворская на территории Польши) испытали несомненное влияние латенской культуры, то есть своих западных соседей – кельтов.[26]
Кельты, между прочим, еще в паре случаев подпортили ученую солидность труда Мурада Аджи. Вопервых, они в том же далеком пятом веке до н. э. обладали четырехколесными повозками, которые в книге успешно объявлены изобретением «кипчаков». Особенности погребений упоминавшейся Гальштатской культуры – помещение такой четырехколесной повозки в «домике мертвых» (гробнице) под курганом.[27] Во-вторых, именно кельты в «догуннской» Европе носили штаны, которых, по Аджи, быть там не должно. Огромную Трансильванскую Галлию (район почти всей нынешней Франции, Бельгии, части Голландии и Швейцарии) римляне дразнили «волосатой» или «одетой в штаны». Носить штаны казалось римляном дикостью, поэтому более «цивилизованную» Цизальпинскую Галлию они называли «одетой в тогу».[28]
Исключительно от широты собственного кругозора способен Мурад Аджи провозгласить, что поздние историки «забыли» о христианстве «степняков» в V веке (с. 98–99). Возьмите наугад хорошую работу по истории Европы – там об этом говорится открыто (например, Жак Ле Гофф. Цивилизация средневекового ЗападА.М., 1992. С. 19). Даже школьные учебники пестрят упоминаниями о том, как постепенно «варвары», соседи Римской империи, обращались в христианство. Снова напомним, в IV веке (а то и с III) вестготы (германские племена, записанные Аджи в «кипчаки»!), жившие в Северном Причерноморье, начали принимать христианство. Епископ вестготов Вульфила (или Ульфила) (с. 311–383) сделал перевод Библии на готский язык, он дошел до нас как «Серебряный кодекс» – древнейший памятник германской письменности.[29] Разница «поздних историков» с Мурадом Аджи существенна в двух пунктах: он германцев также зачисляет в сонм «тюрок-кипчаков-гуннов» и не признает роли римских миссионеров в деле христианизации варваров. Но у «поздних историков» на вооружении источники, а у Мурада Аджи – абстрактное чувство прошлого – да такое тонкое, что его не видно.
Сколько пафоса вложено Мурадом Аджи в попытки сначала доказать, что «от народа» скрывают тюркские руны! А на деле? Вот книжка С.Г. Кляшторного «Древнетюркские рунические памятники, как источник по истории Средней Азии» (М., 1964). И в ней – подробная история открытия письменности, ее называния «рунами» за схожесть с европейскими, попыток перевода и истолкования… Но из этой книжки ясно, что кроме действительно великого и знаменитого Томсена трудились в этой области не менее знаменитый В.В. Радлов, который в 1892–1903 годах опубликовал в Петербурге при Академии наук фундаментальные труды на эту тему, приглашал к сотрудничеству специалистов из Китая, Франции, Германии; приложил к теме старания и В.В. Бартольд. Наконец, главным пособием по изучению рун являются издания С.Е. Малова, начатые в 1951 году, когда, по предположениям Аджи, «власти объявили открытый бой всему, что связано с тюркской культурой» (с. 165).
Ученый Христиан Юргенсен Томсен, между прочим, также посылает из тьмы веков смешок по поводу аджиевското «закрытия» железа в Европе. Ведь именно Томсен, создавая национальный музей в Копенгагене и распределяя по отделам археологические находки, поделил историю на три века: каменный, медный и железный.
И каково, зная про кельтов и германцев, читать: «Заметим, до IV века, то есть до Великого переселения народов и прихода кипчаков, Центральная Европа практически пустовала» (с. 109). Вообще у Аджи в незаделанный стык истории с географией даже не сочится, а хлещет мутная вода незнания.
ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ
Особенно грустно наблюдать попытки Мурада Аджи представить себе, как выглядел мир, о котором он пишет. Почти при каждой его попытке наложить исторические события на карту обязательно происходит какой-нибудь сдвиг, а то и не один.
Вот Мурад Аджи начинает коректировать историю создателей славянского алфавита – Кирилла и Мефодия с утверждения, что родина славянских просветителей – Фанагория, «степной город» да еще «столица каганата Великая Булгария» (с. 28). Голова идет кругом от плотности ошибок в одной фразе. Фанагория – греческая колония-порт на Таманском полуострове, в нынешнем Краснодарском крае. Полуостров этот, как известно из географии, западная оконечность Кавказа, покрытая грязевыми сопками. И никакая это не степь, а дельта Кубань-реки. Мало того, этот район никогда не принадлежал Великой Булгарии. Была, правда, на Тамани русская Тмутаракань (X–XII вв.), но не выдержала борьбы с «культурными» половцами. Кстати, родина Кирилла и Мефодия все равно не там. Славянских просветителей даже называют «солунскими братьями», по месту их рождения: Солунь это нынешние Салоники (Греция). Тоже далеко не степь.
Весьма фантастическая картина представляется после утверждения Мурада Аджи о том, что кипчаки жили на берегу Москвы-реки (С.47). Там, где веками царили дремучие леса, болота, овраги, летит, летит, с треском ломая сучья, степная кобылица, и мнет ковыль вперемежку с черникой… Да что кобылица – табуны, стада верблюдов, кибитки шумною толпою кочуют по буреломам… На самом деле Мурад Аджи грабит земли финно-угров, лежавшие к югу примерно до Оки и истоков Дона.
А где же славяне? По Аджи, оказывается, «славяне появились в Восточной Европе в конце I тысячелетия», а до этого они жили «где-то к северу от Карпат, между Вислой и Одером» (с. 49). Можно подумать, что к северу от Карпат расположена не Восточно-Европейская равнина с Вислой и Бугом. Что между Вислой и Одером (а также южнее, добавим от себя, где тоже находится «прародина» славян) не расположеы пресловутые «страны Восточной Европы». Может, Аджи просто имеет в виду, что «в V–VI вв. славяне еще не дошли до Днепра» (с. 56)? Увы, и здесь имеет место простое игнорирование автором трудов археологов. Иначе он бы знал, что как раз в V–VII веках выделяются определенно славянские археологические культуры, дошедшие на востоке не только до Днепра, но и до бассейнов Десны и Сейма. От тюркских, балтских, финно-угорских, германских, фракийских этноязыковых групп их отличают три важнейших признака: лепная глиняная посуда, домостроительство и погребальная обрядность.[30]
Географические признаки расселения народов (все, кто населяют Евразию в районе 45–50 градуса северной широты, – кипчаки, тюрки, кочевники-степняки) играют с Мурадом Аджи нехорошие шутки. Вследствие этого среди «кипчаков» помечены аланы (ираноязычные племена сарматского происхождения, предки осетин) и адыги (иберийско-кавказская группа языков)… и все говорят на «тюркском» языке (с. 84).
Вот только непонятно, почему тогда отказывает Мурад Аджи гуннам и сарматам (последние, правда, уже не тюрки) в том, что они одно время населяли Приуралье (с. 94): ведь это как раз около 50-й широты, да и археологами это подтверждено. Как миновать Приуралье «великому переселению народов», идущему в Европу (по Аджи) с Алтая, который тоже расположен «вокруг» 50-го градуса северной широты?
Но что поделаешь с человеком, который с трудом представляет себе географическую карту, а атласами не пользуется, видимо, из презрения к «купленным москалям», все перемерявшим и перерисовавшим в пользу властей.
Для такого действительно Киев лежит «на восемьсот километров южнее лесной полосы, земли славянской». Правда, через восемьсот километров в сторону Балтики начинаются не леса, а город Рига и море… Правда, от Киева до Белорусского Полесья нет и трехсот километров, как и до мест, где «шумит сурово Брянский лес»… И земля славянская, по тому же даже Аджи, – не к северу, а к западу (Карпаты, Висла…).
Вот он сравнивает Римскую империю и изобретенное им единое государство «Дешт-и-кипчак» и утверждает, что владения первой могли показаться в сравнении со второй «жалкой провинцией» (с. 95). Представим себе территорию от Альп до Байкала (да, огроменная – от 10 градусов восточной долготы до 100, хотя и плоская – в ширину около 10 градусов). Это выдуманная «степь степняков» (в Альпах!). А теперь представим себе Римскую империю начала тысячелетия. В длину от Атлантического побережья Испании и Северной Африки до Каспия (от примерно 10 градусов западной доготы до 50 градусов восточной – на треть «поменьше», не восемь месяцев пути, а пять с четвертью. Зато в ширину от туманной Британии до разрезаемых Нилом Ливийской и Нубийской пустынь – градусов эдак 35 – как минимум в 3 раза больше). Две огромные территории. Какая там «провинция»…
Ну а как вам понравится Петр Великий, который «завоевал земли Тульской, Тамбовской, Орловской областей» (с. 340), да еще казаков там «поубивали и повысылали»? Тамбовские казаки – это сильно! И тамбовский волк им товарищ! Вот только, милый Мурад Аджи, были такие «засечные черты» – укрепленные от нападений крымских татар южные границы России. И шли они в середине XVI века по линии Брянский лес – Тула – Мещера, в конце – по линии Путивль – Орел – Ряжск – Шацк; в середине XVII в. – Воронеж – Тамбов – Пенза. А когда Петр Алексеевич был мальчиком, засечная черта выросла на реке Северный Донец и опиралась на города Царёв Борисов и Изюм. Но что вам эти пятьсот километров по сравнению с мировой несправеливостью!
Вот Мурад Аджи начинает коректировать историю создателей славянского алфавита – Кирилла и Мефодия с утверждения, что родина славянских просветителей – Фанагория, «степной город» да еще «столица каганата Великая Булгария» (с. 28). Голова идет кругом от плотности ошибок в одной фразе. Фанагория – греческая колония-порт на Таманском полуострове, в нынешнем Краснодарском крае. Полуостров этот, как известно из географии, западная оконечность Кавказа, покрытая грязевыми сопками. И никакая это не степь, а дельта Кубань-реки. Мало того, этот район никогда не принадлежал Великой Булгарии. Была, правда, на Тамани русская Тмутаракань (X–XII вв.), но не выдержала борьбы с «культурными» половцами. Кстати, родина Кирилла и Мефодия все равно не там. Славянских просветителей даже называют «солунскими братьями», по месту их рождения: Солунь это нынешние Салоники (Греция). Тоже далеко не степь.
Весьма фантастическая картина представляется после утверждения Мурада Аджи о том, что кипчаки жили на берегу Москвы-реки (С.47). Там, где веками царили дремучие леса, болота, овраги, летит, летит, с треском ломая сучья, степная кобылица, и мнет ковыль вперемежку с черникой… Да что кобылица – табуны, стада верблюдов, кибитки шумною толпою кочуют по буреломам… На самом деле Мурад Аджи грабит земли финно-угров, лежавшие к югу примерно до Оки и истоков Дона.
А где же славяне? По Аджи, оказывается, «славяне появились в Восточной Европе в конце I тысячелетия», а до этого они жили «где-то к северу от Карпат, между Вислой и Одером» (с. 49). Можно подумать, что к северу от Карпат расположена не Восточно-Европейская равнина с Вислой и Бугом. Что между Вислой и Одером (а также южнее, добавим от себя, где тоже находится «прародина» славян) не расположеы пресловутые «страны Восточной Европы». Может, Аджи просто имеет в виду, что «в V–VI вв. славяне еще не дошли до Днепра» (с. 56)? Увы, и здесь имеет место простое игнорирование автором трудов археологов. Иначе он бы знал, что как раз в V–VII веках выделяются определенно славянские археологические культуры, дошедшие на востоке не только до Днепра, но и до бассейнов Десны и Сейма. От тюркских, балтских, финно-угорских, германских, фракийских этноязыковых групп их отличают три важнейших признака: лепная глиняная посуда, домостроительство и погребальная обрядность.[30]
Географические признаки расселения народов (все, кто населяют Евразию в районе 45–50 градуса северной широты, – кипчаки, тюрки, кочевники-степняки) играют с Мурадом Аджи нехорошие шутки. Вследствие этого среди «кипчаков» помечены аланы (ираноязычные племена сарматского происхождения, предки осетин) и адыги (иберийско-кавказская группа языков)… и все говорят на «тюркском» языке (с. 84).
Вот только непонятно, почему тогда отказывает Мурад Аджи гуннам и сарматам (последние, правда, уже не тюрки) в том, что они одно время населяли Приуралье (с. 94): ведь это как раз около 50-й широты, да и археологами это подтверждено. Как миновать Приуралье «великому переселению народов», идущему в Европу (по Аджи) с Алтая, который тоже расположен «вокруг» 50-го градуса северной широты?
Но что поделаешь с человеком, который с трудом представляет себе географическую карту, а атласами не пользуется, видимо, из презрения к «купленным москалям», все перемерявшим и перерисовавшим в пользу властей.
Для такого действительно Киев лежит «на восемьсот километров южнее лесной полосы, земли славянской». Правда, через восемьсот километров в сторону Балтики начинаются не леса, а город Рига и море… Правда, от Киева до Белорусского Полесья нет и трехсот километров, как и до мест, где «шумит сурово Брянский лес»… И земля славянская, по тому же даже Аджи, – не к северу, а к западу (Карпаты, Висла…).
Вот он сравнивает Римскую империю и изобретенное им единое государство «Дешт-и-кипчак» и утверждает, что владения первой могли показаться в сравнении со второй «жалкой провинцией» (с. 95). Представим себе территорию от Альп до Байкала (да, огроменная – от 10 градусов восточной долготы до 100, хотя и плоская – в ширину около 10 градусов). Это выдуманная «степь степняков» (в Альпах!). А теперь представим себе Римскую империю начала тысячелетия. В длину от Атлантического побережья Испании и Северной Африки до Каспия (от примерно 10 градусов западной доготы до 50 градусов восточной – на треть «поменьше», не восемь месяцев пути, а пять с четвертью. Зато в ширину от туманной Британии до разрезаемых Нилом Ливийской и Нубийской пустынь – градусов эдак 35 – как минимум в 3 раза больше). Две огромные территории. Какая там «провинция»…
Ну а как вам понравится Петр Великий, который «завоевал земли Тульской, Тамбовской, Орловской областей» (с. 340), да еще казаков там «поубивали и повысылали»? Тамбовские казаки – это сильно! И тамбовский волк им товарищ! Вот только, милый Мурад Аджи, были такие «засечные черты» – укрепленные от нападений крымских татар южные границы России. И шли они в середине XVI века по линии Брянский лес – Тула – Мещера, в конце – по линии Путивль – Орел – Ряжск – Шацк; в середине XVII в. – Воронеж – Тамбов – Пенза. А когда Петр Алексеевич был мальчиком, засечная черта выросла на реке Северный Донец и опиралась на города Царёв Борисов и Изюм. Но что вам эти пятьсот километров по сравнению с мировой несправеливостью!
ЗООЛОГИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ
Есть три основных способа стать выше ростом. Первый – попытаться подрасти. Второй – начать носить обувь на высоком каблуке или на толстой подошве. Третий – укоротить окружающих (кому ноги, кому и голову). Пытаясь возвеличить свой народ, Мурад Аджи никогда не пользуется первым способом. Третьим – часто.
Первыми достается, конечно, наиболее презираемому народу: славянам. Прежде всего им приписывается «неспособность защитить себя», приведшая к тому, что они «долго были «живым товаром» на рынках Европы и Востока» (с. 50). Никто не спорит с тем, что среди рабов были славяне, однако их сравнительно значительный процент объясняется проще: славяне, как известно, – самый многочисленный народ Европы. С другой стороны, византийские источники пестрят сообщениями о том, что те же славяне неоднократно переходили пограничную реку Истр (нынешний Дунай – уточняем специально для Мурада Аджи, с чьими недюжинными географическими познаниями мы уже познакомились), проходили его порой «вплоть до моря», захватывали рабов, брали крепости и частенько побеждали римлян, в том числе их отборные войска и конницу. Об этом подробно рассказывают сами византийские историки, например Прокопий Кесарийский в его «Войне с готами» – так подробно, что цитировать их не станем. Укажем лишь, что все это можно узнать не по потайным подпольным публикациям, а обратившись к хрестоматиям для студентов, например к сборнику «Материалы по истории СССР для семинарских и практических занятий. Выпуск 1. Древнейшие народы и государства на территории СССР» (М., 1985, тираж 25 тысяч экземпляров). Какая уж тут «неспособность» защитить себя… Вот как свидетельствует византийский «Стратегикон», приписываемый императору Маврикию (582–602 гг.): «Племена славян и антов сходны по своему образу жизни, по своим нравам, по своей любви к свободе; их никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в их собственной стране. Они многочисленны, выносливы, легко переносят жар, холод, наготу, недостаток в пище. К прибывающим к ним иноземцам они относятся ласково и оказывая им знаки расположения… охраняют их в случае надобности».[31] Но Мурад Аджи знать всего этого не хочет и «преданья старины глубокой» переносит как опытный публицист-идеолог в сегодняшний день. Он вещает: «Из биологических различий и уникальность созданного варягами русского „народа“, который, как это ни печально, по сравнению со всеми другими народами мира всегда отличался удивительным недружелюбием, агрессивностью, неуважением к своим собратьям, к соплеменникам. Примеров тому тысячи». Тогда тысяча первый пример – сам Мурад Аджи, пишущий НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ О РУССКИХ с удивительным недружелюбием, агрессивностью, неуважением… Вот как наш гуманист разливается дальше: он вспоминает «смертоубийство у Белого дома 1993 года», репрессии 1937 года, гражданскую войну, «жесточайшее подавление народных волнений», опричнину… И смакует потом: «Русский с удовольствием и даже сладострастием уничтожал русского же. Уничтожал сознательно, как врага, не чувствуя в нем родную кровь», и обобщает: «Ни один другой народ мира – ни один! – не терзал себя так» (с. 67–68). Позже, разошедшись, Аджи приплетает еще и «геноцид», который у него – «старая добрая традиция доброй России, которая не забывается ни при какой власти» (с. 140). Хоть бы здесь помолчал в тряпочку! Потому что сам пишет неоднократно, что этим же занимались и «кипчаки»: «Так ненавидеть друг друга, так завидовать друг другу теперь умеют только кипчаки, у которых свой родной брат порой страшнее самого лютого врага» (с. 246, см. также с. 101, 302). Потому что при мало-мальски развитом чувстве истории нельзя не поставить рядом явления одной эпохи: опричнину Грозного и Варфоломеевскую ночь; или Пугачевщину и гильотины Великой Французской революции; или сталинские репрессии 1937 года и нацистские концлагеря… И если посчитать число пострадавших на «душу населения», то Россия, по крайней мере, не будет выделяться. Род людской несовершенен, «человеки убивают человеков»… Но если убрать национальную приправу, то получится пресное морализаторство на общие темы. А нашему Мураду хочется аджички, «остренького». Или «полынненького».
Первыми достается, конечно, наиболее презираемому народу: славянам. Прежде всего им приписывается «неспособность защитить себя», приведшая к тому, что они «долго были «живым товаром» на рынках Европы и Востока» (с. 50). Никто не спорит с тем, что среди рабов были славяне, однако их сравнительно значительный процент объясняется проще: славяне, как известно, – самый многочисленный народ Европы. С другой стороны, византийские источники пестрят сообщениями о том, что те же славяне неоднократно переходили пограничную реку Истр (нынешний Дунай – уточняем специально для Мурада Аджи, с чьими недюжинными географическими познаниями мы уже познакомились), проходили его порой «вплоть до моря», захватывали рабов, брали крепости и частенько побеждали римлян, в том числе их отборные войска и конницу. Об этом подробно рассказывают сами византийские историки, например Прокопий Кесарийский в его «Войне с готами» – так подробно, что цитировать их не станем. Укажем лишь, что все это можно узнать не по потайным подпольным публикациям, а обратившись к хрестоматиям для студентов, например к сборнику «Материалы по истории СССР для семинарских и практических занятий. Выпуск 1. Древнейшие народы и государства на территории СССР» (М., 1985, тираж 25 тысяч экземпляров). Какая уж тут «неспособность» защитить себя… Вот как свидетельствует византийский «Стратегикон», приписываемый императору Маврикию (582–602 гг.): «Племена славян и антов сходны по своему образу жизни, по своим нравам, по своей любви к свободе; их никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в их собственной стране. Они многочисленны, выносливы, легко переносят жар, холод, наготу, недостаток в пище. К прибывающим к ним иноземцам они относятся ласково и оказывая им знаки расположения… охраняют их в случае надобности».[31] Но Мурад Аджи знать всего этого не хочет и «преданья старины глубокой» переносит как опытный публицист-идеолог в сегодняшний день. Он вещает: «Из биологических различий и уникальность созданного варягами русского „народа“, который, как это ни печально, по сравнению со всеми другими народами мира всегда отличался удивительным недружелюбием, агрессивностью, неуважением к своим собратьям, к соплеменникам. Примеров тому тысячи». Тогда тысяча первый пример – сам Мурад Аджи, пишущий НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ О РУССКИХ с удивительным недружелюбием, агрессивностью, неуважением… Вот как наш гуманист разливается дальше: он вспоминает «смертоубийство у Белого дома 1993 года», репрессии 1937 года, гражданскую войну, «жесточайшее подавление народных волнений», опричнину… И смакует потом: «Русский с удовольствием и даже сладострастием уничтожал русского же. Уничтожал сознательно, как врага, не чувствуя в нем родную кровь», и обобщает: «Ни один другой народ мира – ни один! – не терзал себя так» (с. 67–68). Позже, разошедшись, Аджи приплетает еще и «геноцид», который у него – «старая добрая традиция доброй России, которая не забывается ни при какой власти» (с. 140). Хоть бы здесь помолчал в тряпочку! Потому что сам пишет неоднократно, что этим же занимались и «кипчаки»: «Так ненавидеть друг друга, так завидовать друг другу теперь умеют только кипчаки, у которых свой родной брат порой страшнее самого лютого врага» (с. 246, см. также с. 101, 302). Потому что при мало-мальски развитом чувстве истории нельзя не поставить рядом явления одной эпохи: опричнину Грозного и Варфоломеевскую ночь; или Пугачевщину и гильотины Великой Французской революции; или сталинские репрессии 1937 года и нацистские концлагеря… И если посчитать число пострадавших на «душу населения», то Россия, по крайней мере, не будет выделяться. Род людской несовершенен, «человеки убивают человеков»… Но если убрать национальную приправу, то получится пресное морализаторство на общие темы. А нашему Мураду хочется аджички, «остренького». Или «полынненького».