Страница:
– Ну, старик, – не отставал Варламов, – я же никому, кроме тебя, довериться не могу. У Надюхи везде осведомители. Сразу, без промедления стукнут. И тогда… – Борис провел ребром ладони по горлу.
– Вот черт! – Молчанов закатил глаза и откинулся на спинку стула. – Ты мертвого уговоришь!
– Спасибо, друг! Я сейчас Ирке позвоню, – засуетился Борька.
Побеседовав с бывшей будущей женой, он нацарапал на клочке бумаги ее адрес, протянул Молчанову и еще раз горячо поблагодарил.
Ирина оказалась крупной полногрудой блондинкой. От таких женщин невысокий коренастый Варламов буквально распадался на куски. Ирина кокетливо хихикнула и пригласила Антона на кухню.
– Выпьете что-нибудь? – улыбнулась хозяйка и облизнула губы. – Коньячку?
– Благодарю, – сухо ответил Молчанов, – я за рулем.
– Ну, как хотите, – обиженно протянула Ирина и скрылась в полумраке коридора. Через минуту вернулась, в накинутом на плечи широком голубом шарфе, теребя в руках бокал, наполненный янтарной жидкостью.
– Скажите, а как давно у вашей подруги начались странности? – спросил Антон.
– Как давно? – Ирина закурила, глубоко затянулась. Задумчиво посмотрела на тонкую струйку дыма, убегающую к потолку. – Примерно с год. Да, точно. Как раз перед новогодними праздниками.
– И как это проявлялось?
– Мы же с ней как сестры были. Вика – сирота. Отец ее трагически погиб еще до Викиного рождения, мать умерла, когда Вика в первом классе училась. Так что ближе меня у нее и не было никого. Дня не могла прожить, чтобы не увидеться или хотя бы не созвониться. А тут она вдруг исчезать куда-то стала. Я сначала подумала, что у нее роман, порадовалась за нее. Муж-то ее бросил, девицу молодую нашел. Ну, не муж, сожитель. Но потом чувствую, нет. Она обычно одевалась всегда ярко, нарядно. Ну типа как я. А тут юбку не пойми какую напялила, кофту не пойми какую. И не вылезала из них.
– А дальше?
– А дальше вообще ужас. У нее зависания начались…
– Что началось? – удивился Антон.
– Зависания. Ну, как у компьютера. Она, например, что-то рассказывает. Потом бац, зависла, застыла посередине фразы. В одну точку уставится, ничего не видит, ничего не слышит. И так минут пять. Поначалу редко такое случалось, а перед тем как она окончательно пропала, по три-четыре раза на день.
Все остальное, о чем поведала Ирина, Антону было уже известно. Варламов ввел его в курс дела, а он был настоящим мастером деталей, умудрялся выудить из свидетелей такие факты, о которых те и не подозревали. После Борьки делать было нечего.
Антон пытался поподробнее выяснить у Ирины о Викином сожителе, по совместительству являвшемся ее компаньоном в бизнесе. Но то ли она не хотела углубляться в эту тему, то ли действительно мало чего знала.
Уже прощаясь, Антон попросил Ирину показать другие Викины фотографии. Вдруг только в том ракурсе Свиридова на кого-то похожа? Тогда он сможет с чистой совестью послать Варламова куда подальше. Пусть тот сам разбирается со своей похотливой подружкой. Ирина принесла альбом.
Увы… Надеждам Антона не суждено было сбыться. После просмотра альбома ощущение дежавю только усилилось.
Глава 13
Глава 14
Глава 15
– Вот черт! – Молчанов закатил глаза и откинулся на спинку стула. – Ты мертвого уговоришь!
– Спасибо, друг! Я сейчас Ирке позвоню, – засуетился Борька.
Побеседовав с бывшей будущей женой, он нацарапал на клочке бумаги ее адрес, протянул Молчанову и еще раз горячо поблагодарил.
Ирина оказалась крупной полногрудой блондинкой. От таких женщин невысокий коренастый Варламов буквально распадался на куски. Ирина кокетливо хихикнула и пригласила Антона на кухню.
– Выпьете что-нибудь? – улыбнулась хозяйка и облизнула губы. – Коньячку?
– Благодарю, – сухо ответил Молчанов, – я за рулем.
– Ну, как хотите, – обиженно протянула Ирина и скрылась в полумраке коридора. Через минуту вернулась, в накинутом на плечи широком голубом шарфе, теребя в руках бокал, наполненный янтарной жидкостью.
– Скажите, а как давно у вашей подруги начались странности? – спросил Антон.
– Как давно? – Ирина закурила, глубоко затянулась. Задумчиво посмотрела на тонкую струйку дыма, убегающую к потолку. – Примерно с год. Да, точно. Как раз перед новогодними праздниками.
– И как это проявлялось?
– Мы же с ней как сестры были. Вика – сирота. Отец ее трагически погиб еще до Викиного рождения, мать умерла, когда Вика в первом классе училась. Так что ближе меня у нее и не было никого. Дня не могла прожить, чтобы не увидеться или хотя бы не созвониться. А тут она вдруг исчезать куда-то стала. Я сначала подумала, что у нее роман, порадовалась за нее. Муж-то ее бросил, девицу молодую нашел. Ну, не муж, сожитель. Но потом чувствую, нет. Она обычно одевалась всегда ярко, нарядно. Ну типа как я. А тут юбку не пойми какую напялила, кофту не пойми какую. И не вылезала из них.
– А дальше?
– А дальше вообще ужас. У нее зависания начались…
– Что началось? – удивился Антон.
– Зависания. Ну, как у компьютера. Она, например, что-то рассказывает. Потом бац, зависла, застыла посередине фразы. В одну точку уставится, ничего не видит, ничего не слышит. И так минут пять. Поначалу редко такое случалось, а перед тем как она окончательно пропала, по три-четыре раза на день.
Все остальное, о чем поведала Ирина, Антону было уже известно. Варламов ввел его в курс дела, а он был настоящим мастером деталей, умудрялся выудить из свидетелей такие факты, о которых те и не подозревали. После Борьки делать было нечего.
Антон пытался поподробнее выяснить у Ирины о Викином сожителе, по совместительству являвшемся ее компаньоном в бизнесе. Но то ли она не хотела углубляться в эту тему, то ли действительно мало чего знала.
Уже прощаясь, Антон попросил Ирину показать другие Викины фотографии. Вдруг только в том ракурсе Свиридова на кого-то похожа? Тогда он сможет с чистой совестью послать Варламова куда подальше. Пусть тот сам разбирается со своей похотливой подружкой. Ирина принесла альбом.
Увы… Надеждам Антона не суждено было сбыться. После просмотра альбома ощущение дежавю только усилилось.
Глава 13
Бесполезное осеннее солнце раздвинуло голые ветви деревьев и робко заглянуло в окно.
Таня с момента своего воскрешения не помнила ни одного ясного дня. Почти все время тяжелая масса облаков нависала над городом, изрыгая колючие струи дождя вперемежку со снегом.
Неожиданно распахнулась дверь, и на пороге возник доктор Кречетов. Как всегда, бодрый, элегантный и благоухающий другой, свободной жизнью, которую Таня не знала.
– Доброе утро, – поприветствовал Кречетов Таню и водрузил на прикроватную тумбочку поднос с завтраком. – Ну, как мы сегодня себя чувствуем?
– Спасибо, намного лучше… – пробормотала Таня. У нее екнуло сердце. С некоторых пор в присутствии Владимира Алексеевича она испытывала непонятное, смутное волнение. – А где Нина? – спросила Таня севшим голосом, пытаясь скрыть свое смущение.
– Нинуля-то? Нинуля выходная. – Кречетов намазал хлеб маслом, положил сверху кусок сыра и протянул Тане. Улыбнулся. – Вы ешьте, ешьте. Вам сил набираться надо.
Таня вежливо поблагодарила и впилась зубами в предложенный бутерброд. Доев и выпив чай, на Танин вкус излишне сладкий, она принялась украдкой разглядывать Кречетова. Доктор с головой погрузился в какие-то свои записи и, казалось, забыл обо всем на свете.
Блестящие темные волосы, чистый высокий лоб, насмешливые глаза, четко очерченный рот, волевой подбородок с трогательной ямочкой посередине.
Таня перевела взгляд на его руки. Тонкие длинные пальцы, аккуратно подстриженные ногти, узкие ладони. На правом безымянном – изящный перстень из белого золота с агатом – истинно мужским камнем. Обручальное кольцо? Или дань моде? На левом запястье – неброские, но явно дорогие часы. Руки артиста или музыканта. Таня вдруг представила, как эти руки касаются ее губ, бедер, груди… Кожа моментально покрылась мурашками… Таня поспешно отвела взгляд.
«Господи! О чем я думаю!» – Кровь бросилась в голову, она почувствовала, как заполыхали щеки.
– Вы напоминаете доктора Росса из «Скорой помощи», – сглотнув, проговорила Таня. Просто чтобы что-то сказать. – Из моего любимого сериала…
– Ну-ка, ну-ка… – оживился Кречетов, отрываясь от блокнота. – С этого места, пожалуйста, поподробнее.
– Что поподробнее? – не поняла Таня и еще больше покраснела. – Про… Дага Росса?
– Про него мне, конечно, тоже очень интересно, – расхохотался Владимир Алексеевич, – но сейчас меня волнует другое. Вы уже знаете, что память человеческая – плохо поддающаяся изучению, а уж тем более лечению область. Наука не в силах объяснить, почему блокируется доступ сознания к определенным участкам мозга. Патологий памяти – великое множество. Я не собираюсь утомлять вас специальной терминологией, остановлюсь лишь на психогенной амнезии, при которой внезапно утрачивается память на события, как правило, личностного характера. Объем забытого материала варьируется в широких пределах, иногда он незначителен, а иногда, как в вашем случае – случае глубокой амнезии, – охватывает всю жизнь человека. Неизвестно, стирается ли информация из памяти полностью или же, говоря компьютерным языком, отправляется на время в «корзину» и впоследствии подлежит восстановлению. Так вот. – Кречетов внимательно, без тени улыбки посмотрел на Таню. – Только что на наших с вами глазах произошло маленькое чудо. Вы кое-что вспомнили. Причем это кое-что относится конкретно к вам, к вашей прежней личности.
– Вы думаете… – прошептала Таня. – Думаете, что память ко мне вернулась?
– Конечно, пока нет. Но уже наметились кое-какие сдвиги, налицо – положительная динамика. Главное, чтобы не произошло рефрейминга, то есть переформирования личности. – Кречетов кинул взгляд на часы и присвистнул: – Ого, сколько натикало! Увы, пора бежать. – Он провел рукой по Таниным волосам, пожал ее влажную ладонь и подмигнул: – Кстати, Танечка, вы прелестно выглядите. Похорошели, так держать!
– Похорошела! – счастливо рассмеялась Таня, когда Кречетов, подхватив опустевший поднос, удалился. Дотронулась до заметно отросшего ежика на голове, коснулась пальцами губ. Похорошела! Боже, какое чудесное слово. Тане захотелось поскорее посмотреть на себя, но в маленькой, тесной комнате не нашлось места для зеркала. Не было его и в примыкающем к палате туалете с крошечной душевой кабиной. «Надо будет попросить Сергея или Валентину Васильевну принести», – подумала Таня. При мысли о «родственниках» на душе стало неуютно.
Она легко поднялась с кровати. Таня действительно чувствовала себя значительно лучше. Да что там! Просто отлично. Ее переполняла энергия, мышцы требовали движения, нагрузки. Она встала на цыпочки и, подняв руки, потянулась вверх. Прекрасное упражнение для позвоночника. Потом плавно опустила корпус вниз, округлив спину. С радостью отметила, что ставшая уже привычной слабость отступила. Покружилась по комнате, насколько позволяло помещение, и застыла. Наволочка на подушке была покрыта странными черными разводами. Таня послюнявила кончик пальца и потерла въевшееся в ткань пятно. Без толку. Удивительно. Таня готова была поклясться, что вчера этих пятен не было. Белье ей не меняли. Откуда же они взялись?
Открылась дверь, и вместе с потоком прохладного свежего воздуха – видимо, в коридоре было открыто окно – в палату ввалился муж Сергей.
– Привет, малыш, – ткнулся он сухими шершавыми губами в ухо. Наверное, хотел попасть в щеку, но Таня вовремя отклонилась. – Как дела?
– Нормально, – пожала она плечами. Замолчала. Говорить было совершенно не о чем.
Сергей тоже не находил общей темы для разговора. Он пристроился на стуле, на котором недавно сидел Кречетов. Тане стало неприятно. Она встала и подошла к окну.
– Ты зачем вскочила? – буркнул Сергей. – Ложись давай.
– Не хочу. Надоело. Вообще думаю, меня скоро выпишут, – зачем-то сказала Таня.
– С чего это ты решила? – насторожился муж.
– А ко мне память возвращается! – выпалила она и осеклась. Сергей заметно побледнел, в глубоко посаженных глазах мелькнул страх. Интересно, чего он так испугался?
Таня с момента своего воскрешения не помнила ни одного ясного дня. Почти все время тяжелая масса облаков нависала над городом, изрыгая колючие струи дождя вперемежку со снегом.
Неожиданно распахнулась дверь, и на пороге возник доктор Кречетов. Как всегда, бодрый, элегантный и благоухающий другой, свободной жизнью, которую Таня не знала.
– Доброе утро, – поприветствовал Кречетов Таню и водрузил на прикроватную тумбочку поднос с завтраком. – Ну, как мы сегодня себя чувствуем?
– Спасибо, намного лучше… – пробормотала Таня. У нее екнуло сердце. С некоторых пор в присутствии Владимира Алексеевича она испытывала непонятное, смутное волнение. – А где Нина? – спросила Таня севшим голосом, пытаясь скрыть свое смущение.
– Нинуля-то? Нинуля выходная. – Кречетов намазал хлеб маслом, положил сверху кусок сыра и протянул Тане. Улыбнулся. – Вы ешьте, ешьте. Вам сил набираться надо.
Таня вежливо поблагодарила и впилась зубами в предложенный бутерброд. Доев и выпив чай, на Танин вкус излишне сладкий, она принялась украдкой разглядывать Кречетова. Доктор с головой погрузился в какие-то свои записи и, казалось, забыл обо всем на свете.
Блестящие темные волосы, чистый высокий лоб, насмешливые глаза, четко очерченный рот, волевой подбородок с трогательной ямочкой посередине.
Таня перевела взгляд на его руки. Тонкие длинные пальцы, аккуратно подстриженные ногти, узкие ладони. На правом безымянном – изящный перстень из белого золота с агатом – истинно мужским камнем. Обручальное кольцо? Или дань моде? На левом запястье – неброские, но явно дорогие часы. Руки артиста или музыканта. Таня вдруг представила, как эти руки касаются ее губ, бедер, груди… Кожа моментально покрылась мурашками… Таня поспешно отвела взгляд.
«Господи! О чем я думаю!» – Кровь бросилась в голову, она почувствовала, как заполыхали щеки.
– Вы напоминаете доктора Росса из «Скорой помощи», – сглотнув, проговорила Таня. Просто чтобы что-то сказать. – Из моего любимого сериала…
– Ну-ка, ну-ка… – оживился Кречетов, отрываясь от блокнота. – С этого места, пожалуйста, поподробнее.
– Что поподробнее? – не поняла Таня и еще больше покраснела. – Про… Дага Росса?
– Про него мне, конечно, тоже очень интересно, – расхохотался Владимир Алексеевич, – но сейчас меня волнует другое. Вы уже знаете, что память человеческая – плохо поддающаяся изучению, а уж тем более лечению область. Наука не в силах объяснить, почему блокируется доступ сознания к определенным участкам мозга. Патологий памяти – великое множество. Я не собираюсь утомлять вас специальной терминологией, остановлюсь лишь на психогенной амнезии, при которой внезапно утрачивается память на события, как правило, личностного характера. Объем забытого материала варьируется в широких пределах, иногда он незначителен, а иногда, как в вашем случае – случае глубокой амнезии, – охватывает всю жизнь человека. Неизвестно, стирается ли информация из памяти полностью или же, говоря компьютерным языком, отправляется на время в «корзину» и впоследствии подлежит восстановлению. Так вот. – Кречетов внимательно, без тени улыбки посмотрел на Таню. – Только что на наших с вами глазах произошло маленькое чудо. Вы кое-что вспомнили. Причем это кое-что относится конкретно к вам, к вашей прежней личности.
– Вы думаете… – прошептала Таня. – Думаете, что память ко мне вернулась?
– Конечно, пока нет. Но уже наметились кое-какие сдвиги, налицо – положительная динамика. Главное, чтобы не произошло рефрейминга, то есть переформирования личности. – Кречетов кинул взгляд на часы и присвистнул: – Ого, сколько натикало! Увы, пора бежать. – Он провел рукой по Таниным волосам, пожал ее влажную ладонь и подмигнул: – Кстати, Танечка, вы прелестно выглядите. Похорошели, так держать!
– Похорошела! – счастливо рассмеялась Таня, когда Кречетов, подхватив опустевший поднос, удалился. Дотронулась до заметно отросшего ежика на голове, коснулась пальцами губ. Похорошела! Боже, какое чудесное слово. Тане захотелось поскорее посмотреть на себя, но в маленькой, тесной комнате не нашлось места для зеркала. Не было его и в примыкающем к палате туалете с крошечной душевой кабиной. «Надо будет попросить Сергея или Валентину Васильевну принести», – подумала Таня. При мысли о «родственниках» на душе стало неуютно.
Она легко поднялась с кровати. Таня действительно чувствовала себя значительно лучше. Да что там! Просто отлично. Ее переполняла энергия, мышцы требовали движения, нагрузки. Она встала на цыпочки и, подняв руки, потянулась вверх. Прекрасное упражнение для позвоночника. Потом плавно опустила корпус вниз, округлив спину. С радостью отметила, что ставшая уже привычной слабость отступила. Покружилась по комнате, насколько позволяло помещение, и застыла. Наволочка на подушке была покрыта странными черными разводами. Таня послюнявила кончик пальца и потерла въевшееся в ткань пятно. Без толку. Удивительно. Таня готова была поклясться, что вчера этих пятен не было. Белье ей не меняли. Откуда же они взялись?
Открылась дверь, и вместе с потоком прохладного свежего воздуха – видимо, в коридоре было открыто окно – в палату ввалился муж Сергей.
– Привет, малыш, – ткнулся он сухими шершавыми губами в ухо. Наверное, хотел попасть в щеку, но Таня вовремя отклонилась. – Как дела?
– Нормально, – пожала она плечами. Замолчала. Говорить было совершенно не о чем.
Сергей тоже не находил общей темы для разговора. Он пристроился на стуле, на котором недавно сидел Кречетов. Тане стало неприятно. Она встала и подошла к окну.
– Ты зачем вскочила? – буркнул Сергей. – Ложись давай.
– Не хочу. Надоело. Вообще думаю, меня скоро выпишут, – зачем-то сказала Таня.
– С чего это ты решила? – насторожился муж.
– А ко мне память возвращается! – выпалила она и осеклась. Сергей заметно побледнел, в глубоко посаженных глазах мелькнул страх. Интересно, чего он так испугался?
Глава 14
Катя застегнула молнию на сумке и еще раз горячо поблагодарила коллег.
– Спасибо большое за поздравления. Я, правда, очень тронута. – На глаза навернулись слезы.
Придя утром на работу, Катя обнаружила на своем столе большой букет белоснежных хризантем и красиво упакованный торт. Ржевская с Агафоновой, взявшись за руки, проскандировали хором: «Хэппи бездэй ту ю, хэппи бездэй ту ю» – и кинулись целоваться.
Катя была потрясена. Откуда? Откуда они могли знать про ее день рождения? А потом вспомнила, как когда-то давно, еще весной, говорила Мабель о том, что родилась в канун 55-летия Великой Октябрьской Социалистической революции – 6 ноября 1972 года.
Потом пили чай с вкуснейшим тортом и мясной кулебякой – Ржевская испекла ее специально для Кати.
Катя давно не чувствовала себя так хорошо. Она вдруг отчетливо поняла, что в ее жизни наступил переломный момент. Как будто зная о его приближении, утром Катя решительно отбросила в сторону бесформенный свитер и вылинявшие джинсы. Достала стильный брючный костюм, без дела провисевший в шкафу все эти годы. Костюм был совершенно новый, Катя так и не успела его ни разу надеть. Вымыла голову и уложила волосы. Сделала легкий макияж…
Подумала и натянула материнский подарок – темно-рыжую канадскую красавицу.
Ее усилия не пропали даром. Зинаида Васильевна – вахтерша на служебном входе – строго спросила:
– А вы, девушка, к кому? – Не узнала…
– Ты, Катюша, беги домой, беги, – засуетилась Ржевская, посмотрев на часы. – К тебе же гости придут, не успеешь приготовить.
«Гости», – усмехнулась про себя Катя. Когда-то, в прошлой жизни, в их с Костей просторной квартире часто собирались шумные компании. Но все это осталось в прошлом. Сегодня же она ждала только мать с Ник Ником. Настоящих друзей у Кати никогда не было, а приятели как-то сами собой исчезли с горизонта после того, как не стало Кости.
Катя заранее отпросилась у Ржевской с вечернего спектакля. Она вышла на улицу и поежилась. Холодные лучи осеннего солнца больно ударили по глазам. Ледяной ветер вцепился в лицо. Катя бросилась к метро. Бежать было трудно. Она отвыкла от высоких каблуков и теперь проклинала себя за то, что именно сегодня решила изменить имидж.
Наконец Катя спустилась в подземку. Поток теплого воздуха окатил ее с головы до ног, кожу защипало, словно Катя столкнулась с ежом. Поезда давно не было, и на платформе скопилось изрядное количество народа. Потирая обветренные щеки, Катя протиснулась сквозь толпу. Где-то вдали, в пасти тоннеля утробно загудел приближающийся состав. Катя продвинулась ближе к краю платформы, в надежде попасть в вагон одной из первых. Она много лет ездила этим маршрутом и остановилась как раз напротив предполагаемой двери в предпоследний вагон. Из черного провала тоннеля вырвался мощный сноп света, и в этот момент Катя вдруг почувствовала непреодолимое желание нырнуть вниз, на рельсы, тускло блестевшие в полумраке. Как будто кто-то шепнул ей: иди, не бойся, и легонько подтолкнул в спину. Еще чуть-чуть, бормотал этот кто-то, и все бессмысленные земные мучения закончатся, ты встретишься с Костей, с Косточкой и обретешь наконец покой. Катя качнулась, выбросив вперед правую руку. Букет белых хризантем, заботливо укутанный Мабель Павловной в полиэтиленовый пакет, выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим стуком шлепнулся на шпалы.
– Стой! – заорали сзади и схватили ее за шиворот. – Одурела?
– Что? – хрипло выдохнула Катя, вся еще во власти наваждения.
– Психическая! Куда лезешь? Жить надоело?
– Простите, голова закружилась. – Катя с трудом сфокусировала взгляд на побледневшем мужике в камуфляжной форме, крепко ухватившем ее за локоть. Все вокруг было словно в тумане, но она успела разглядеть испуг, плескавшийся в его глазах. Раздался скрежет тормозов и поезд, словно гигантский сказочный змей, вспорол застывший воздух и выполз из подземелья. Нежные лепестки раздавленных хризантем взметнулись вверх, двери остановившегося вагона со скрипом разъехались, и людской поток втолкнул Катю внутрь.
Только войдя в лифт, Катя осознала, что была на волосок от смерти. Едва не погибла. Весь путь до дома она пребывала в каком-то вязком ступоре, будто под гипнозом. До конца она так и не поняла, что же с ней произошло. «Господи! – с ужасом думала Катя, кусая губы. – Что же со мной?» Странные видения, а теперь еще и слуховые галлюцинации. До сих пор голос, подталкивавший ее к роковому шагу, звучал в ушах. Где-то Катя читала, что именно такие симптомы бывают при страшных, неизлечимых заболеваниях мозга. Неужели опухоль?
Катя прижалась затылком к грязной, исписанной скабрезностями стене и застыла. Сколько она так простояла?
– Что, лифт не работает? – испуганно спросила соседка Лидия Петровна, возникшая на пороге подъезда. Согнувшись под тяжестью сумок, она с трудом передвигала ноги.
– Нет, нет, работает. Просто я задумалась что-то. Вспоминала, куда ключи засунула, – смутилась Катя.
– Ну, слава богу, нажимай тогда кнопку, – отдуваясь, Лидия Петровна, протиснулась в тесную кабину, – сумки не хочу ставить. Боюсь, уже тогда не подниму. Фу-у-у…
– Давайте, я вам помогу. – Катя взяла несколько пакетов из рук Лидии Петровны.
– Спасибо, дочка. Кстати, тут письмо тебе. Видать, ящики почтовые перепутали и к нам бросили. – Соседка покопалась в бездонной торбе, выудила стандартный белый конверт и протянула Кате. – Давно уж, месяца два как. Хотела сразу тебе отдать, да, честно говоря, запамятовала. Ты уж зла не держи.
– Да что вы, Лидия Петровна, я не держу, – поспешила заверить соседку Катя. Поблагодарила, отпирая дверь в квартиру. Не успела раздеться, как зазвонил телефон. Катя бросила конверт вместе с ключами на журнальный столик, стоящий в прихожей, и ответила.
– Привет, – раздался в трубке знакомый голос.
– Антон? – Сердце сбилось с ритма, в горле пересохло.
– Точно, – усмехнулся Молчанов, – узнала… Значит, не быть мне богатым.
– Ох, надо было сделать вид, что не узнала, – хихикнула Катя. Ощущение счастья, посетившее ее в театре, вернулось.
– Вот, решил тебя поздравить, – выпалил Антон, – я ведь не ошибся? У тебя действительно сегодня день рождения?
– Не ошибся, – лукаво произнесла именинница. – Здорово, что ты помнишь.
– Ну вот, поздравляю… Желаю всего самого наилучшего…
– Спасибо… – повисла пауза. Все слова вдруг разом исчезли. Казалось, прошла вечность, прежде чем Молчанов сказал:
– Знаешь, Катюша. Рад тебя слышать.
– Я тоже… Очень. – Катя судорожно пыталась найти тему, чтобы только не заканчивать разговор. – А как у тебя дела?
– Потихоньку. Работаю…
– А что там с Юлиным делом?
– Дроздовской-то? Закрыли. За отсутствием состава преступления. Слушай, – выдохнул Антон, – может, сходим куда-нибудь, отметим, а?
– С удовольствием бы. Но, к сожалению, не получится.
– Ясно, – хрипло протянул Молчанов, – жаль… Может, в другой раз…
– Может быть…
Катя положила трубку. Руки немного дрожали. Робкая надежда тонкой травинкой проросла в душе. А вдруг? Вдруг судьба дарит мне еще один шанс? Вдруг я еще смогу быть счастливой? – Катя подошла к зеркалу и посмотрела на себя – глаза лихорадочно блестели, на скулах выступил яркий румянец. «Нет! – шепнула она своему отражению. – Ты не имеешь права! Не имеешь права предать… Твое счастье – в прошлом»…
Катя посмотрела на часы и ахнула. Батюшки! Через час придут гости, а у нее ничего не готово. Слава богу, она успела накануне отварить овощи для оливье. Катя переместилась на кухню, сунула замаринованное мясо в духовку, почистила картошку, морковь нарезала аккуратными кубиками.
Катя любила готовить. Кулинарному искусству ее обучил Костя. Когда они только поженились, единственным блюдом, доступным Кате, был омлет. Раз в неделю муж устраивал праздники: День супа, День котлеты, День блина. Притаскивал необходимые продукты, раскладывал в ряд, как на параде. Объявлял открытие праздника и начинал колдовать. А Катя смотрела и училась. Костя все умел, за что бы он ни брался, у него все легко получалось.
Так и не достигнув зенита, закатное солнце блеснуло косыми лучами и упало вниз. На город опустилась тьма.
Мать, как всегда, опоздала. Когда раздался долгожданный звонок, Катя умирала от голода. Елена Анатольевна шагнула в прихожую и всплеснула руками.
– Боже мой, Катюша! Ты прекрасно выглядишь! – радостно воскликнула она. Сзади топтался НикНик с букетом белых хризантем.
«Опять хризантемы», – мрачно усмехнулась Катя про себя.
– Вот! Это тебе, доченька. – Елена Анатольевна протянула Кате красиво оформленный сверток, оказавшийся при ближайшем рассмотрении мобильным телефоном. – Мы с НикНиком поздравляем тебя от всей души.
– Да вы же уже подарили мне куртку, – растерянно пробормотала Катя и почувствовала, как слезы благодарности выступили на глазах.
– Куртка – это куртка. А телефон тебе необходим. Ты поздно домой возвращаешься, мало ли что, не дай бог! Мне так спокойней.
Мать прошлепала за Катей на кухню, пока Ник-Ник в коридоре стягивал ботинки.
– Да этот мобильник НикНику даром достался, в качестве взятки. Так что не переживай, – шепнула Елена Анатольевна.
Мать не закрывала рта весь вечер. Когда наконец дверь за гостями захлопнулась, Катя вздохнула с облегчением. Она ужасно устала. День выдался длинным и богатым на события.
Неужели она действительно так сильно изменилась? Катя подошла к зеркалу, и в этот момент взгляд ее упал на конверт, лежащий на столике. Катя совершенно о нем забыла. Она быстро вскрыла конверт. На обычном белом листе крупными печатными буквами было написано всего три слова: «ТВОЙ МУЖ ЖИВ!»
– Спасибо большое за поздравления. Я, правда, очень тронута. – На глаза навернулись слезы.
Придя утром на работу, Катя обнаружила на своем столе большой букет белоснежных хризантем и красиво упакованный торт. Ржевская с Агафоновой, взявшись за руки, проскандировали хором: «Хэппи бездэй ту ю, хэппи бездэй ту ю» – и кинулись целоваться.
Катя была потрясена. Откуда? Откуда они могли знать про ее день рождения? А потом вспомнила, как когда-то давно, еще весной, говорила Мабель о том, что родилась в канун 55-летия Великой Октябрьской Социалистической революции – 6 ноября 1972 года.
Потом пили чай с вкуснейшим тортом и мясной кулебякой – Ржевская испекла ее специально для Кати.
Катя давно не чувствовала себя так хорошо. Она вдруг отчетливо поняла, что в ее жизни наступил переломный момент. Как будто зная о его приближении, утром Катя решительно отбросила в сторону бесформенный свитер и вылинявшие джинсы. Достала стильный брючный костюм, без дела провисевший в шкафу все эти годы. Костюм был совершенно новый, Катя так и не успела его ни разу надеть. Вымыла голову и уложила волосы. Сделала легкий макияж…
Подумала и натянула материнский подарок – темно-рыжую канадскую красавицу.
Ее усилия не пропали даром. Зинаида Васильевна – вахтерша на служебном входе – строго спросила:
– А вы, девушка, к кому? – Не узнала…
– Ты, Катюша, беги домой, беги, – засуетилась Ржевская, посмотрев на часы. – К тебе же гости придут, не успеешь приготовить.
«Гости», – усмехнулась про себя Катя. Когда-то, в прошлой жизни, в их с Костей просторной квартире часто собирались шумные компании. Но все это осталось в прошлом. Сегодня же она ждала только мать с Ник Ником. Настоящих друзей у Кати никогда не было, а приятели как-то сами собой исчезли с горизонта после того, как не стало Кости.
Катя заранее отпросилась у Ржевской с вечернего спектакля. Она вышла на улицу и поежилась. Холодные лучи осеннего солнца больно ударили по глазам. Ледяной ветер вцепился в лицо. Катя бросилась к метро. Бежать было трудно. Она отвыкла от высоких каблуков и теперь проклинала себя за то, что именно сегодня решила изменить имидж.
Наконец Катя спустилась в подземку. Поток теплого воздуха окатил ее с головы до ног, кожу защипало, словно Катя столкнулась с ежом. Поезда давно не было, и на платформе скопилось изрядное количество народа. Потирая обветренные щеки, Катя протиснулась сквозь толпу. Где-то вдали, в пасти тоннеля утробно загудел приближающийся состав. Катя продвинулась ближе к краю платформы, в надежде попасть в вагон одной из первых. Она много лет ездила этим маршрутом и остановилась как раз напротив предполагаемой двери в предпоследний вагон. Из черного провала тоннеля вырвался мощный сноп света, и в этот момент Катя вдруг почувствовала непреодолимое желание нырнуть вниз, на рельсы, тускло блестевшие в полумраке. Как будто кто-то шепнул ей: иди, не бойся, и легонько подтолкнул в спину. Еще чуть-чуть, бормотал этот кто-то, и все бессмысленные земные мучения закончатся, ты встретишься с Костей, с Косточкой и обретешь наконец покой. Катя качнулась, выбросив вперед правую руку. Букет белых хризантем, заботливо укутанный Мабель Павловной в полиэтиленовый пакет, выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим стуком шлепнулся на шпалы.
– Стой! – заорали сзади и схватили ее за шиворот. – Одурела?
– Что? – хрипло выдохнула Катя, вся еще во власти наваждения.
– Психическая! Куда лезешь? Жить надоело?
– Простите, голова закружилась. – Катя с трудом сфокусировала взгляд на побледневшем мужике в камуфляжной форме, крепко ухватившем ее за локоть. Все вокруг было словно в тумане, но она успела разглядеть испуг, плескавшийся в его глазах. Раздался скрежет тормозов и поезд, словно гигантский сказочный змей, вспорол застывший воздух и выполз из подземелья. Нежные лепестки раздавленных хризантем взметнулись вверх, двери остановившегося вагона со скрипом разъехались, и людской поток втолкнул Катю внутрь.
Только войдя в лифт, Катя осознала, что была на волосок от смерти. Едва не погибла. Весь путь до дома она пребывала в каком-то вязком ступоре, будто под гипнозом. До конца она так и не поняла, что же с ней произошло. «Господи! – с ужасом думала Катя, кусая губы. – Что же со мной?» Странные видения, а теперь еще и слуховые галлюцинации. До сих пор голос, подталкивавший ее к роковому шагу, звучал в ушах. Где-то Катя читала, что именно такие симптомы бывают при страшных, неизлечимых заболеваниях мозга. Неужели опухоль?
Катя прижалась затылком к грязной, исписанной скабрезностями стене и застыла. Сколько она так простояла?
– Что, лифт не работает? – испуганно спросила соседка Лидия Петровна, возникшая на пороге подъезда. Согнувшись под тяжестью сумок, она с трудом передвигала ноги.
– Нет, нет, работает. Просто я задумалась что-то. Вспоминала, куда ключи засунула, – смутилась Катя.
– Ну, слава богу, нажимай тогда кнопку, – отдуваясь, Лидия Петровна, протиснулась в тесную кабину, – сумки не хочу ставить. Боюсь, уже тогда не подниму. Фу-у-у…
– Давайте, я вам помогу. – Катя взяла несколько пакетов из рук Лидии Петровны.
– Спасибо, дочка. Кстати, тут письмо тебе. Видать, ящики почтовые перепутали и к нам бросили. – Соседка покопалась в бездонной торбе, выудила стандартный белый конверт и протянула Кате. – Давно уж, месяца два как. Хотела сразу тебе отдать, да, честно говоря, запамятовала. Ты уж зла не держи.
– Да что вы, Лидия Петровна, я не держу, – поспешила заверить соседку Катя. Поблагодарила, отпирая дверь в квартиру. Не успела раздеться, как зазвонил телефон. Катя бросила конверт вместе с ключами на журнальный столик, стоящий в прихожей, и ответила.
– Привет, – раздался в трубке знакомый голос.
– Антон? – Сердце сбилось с ритма, в горле пересохло.
– Точно, – усмехнулся Молчанов, – узнала… Значит, не быть мне богатым.
– Ох, надо было сделать вид, что не узнала, – хихикнула Катя. Ощущение счастья, посетившее ее в театре, вернулось.
– Вот, решил тебя поздравить, – выпалил Антон, – я ведь не ошибся? У тебя действительно сегодня день рождения?
– Не ошибся, – лукаво произнесла именинница. – Здорово, что ты помнишь.
– Ну вот, поздравляю… Желаю всего самого наилучшего…
– Спасибо… – повисла пауза. Все слова вдруг разом исчезли. Казалось, прошла вечность, прежде чем Молчанов сказал:
– Знаешь, Катюша. Рад тебя слышать.
– Я тоже… Очень. – Катя судорожно пыталась найти тему, чтобы только не заканчивать разговор. – А как у тебя дела?
– Потихоньку. Работаю…
– А что там с Юлиным делом?
– Дроздовской-то? Закрыли. За отсутствием состава преступления. Слушай, – выдохнул Антон, – может, сходим куда-нибудь, отметим, а?
– С удовольствием бы. Но, к сожалению, не получится.
– Ясно, – хрипло протянул Молчанов, – жаль… Может, в другой раз…
– Может быть…
Катя положила трубку. Руки немного дрожали. Робкая надежда тонкой травинкой проросла в душе. А вдруг? Вдруг судьба дарит мне еще один шанс? Вдруг я еще смогу быть счастливой? – Катя подошла к зеркалу и посмотрела на себя – глаза лихорадочно блестели, на скулах выступил яркий румянец. «Нет! – шепнула она своему отражению. – Ты не имеешь права! Не имеешь права предать… Твое счастье – в прошлом»…
Катя посмотрела на часы и ахнула. Батюшки! Через час придут гости, а у нее ничего не готово. Слава богу, она успела накануне отварить овощи для оливье. Катя переместилась на кухню, сунула замаринованное мясо в духовку, почистила картошку, морковь нарезала аккуратными кубиками.
Катя любила готовить. Кулинарному искусству ее обучил Костя. Когда они только поженились, единственным блюдом, доступным Кате, был омлет. Раз в неделю муж устраивал праздники: День супа, День котлеты, День блина. Притаскивал необходимые продукты, раскладывал в ряд, как на параде. Объявлял открытие праздника и начинал колдовать. А Катя смотрела и училась. Костя все умел, за что бы он ни брался, у него все легко получалось.
Так и не достигнув зенита, закатное солнце блеснуло косыми лучами и упало вниз. На город опустилась тьма.
Мать, как всегда, опоздала. Когда раздался долгожданный звонок, Катя умирала от голода. Елена Анатольевна шагнула в прихожую и всплеснула руками.
– Боже мой, Катюша! Ты прекрасно выглядишь! – радостно воскликнула она. Сзади топтался НикНик с букетом белых хризантем.
«Опять хризантемы», – мрачно усмехнулась Катя про себя.
– Вот! Это тебе, доченька. – Елена Анатольевна протянула Кате красиво оформленный сверток, оказавшийся при ближайшем рассмотрении мобильным телефоном. – Мы с НикНиком поздравляем тебя от всей души.
– Да вы же уже подарили мне куртку, – растерянно пробормотала Катя и почувствовала, как слезы благодарности выступили на глазах.
– Куртка – это куртка. А телефон тебе необходим. Ты поздно домой возвращаешься, мало ли что, не дай бог! Мне так спокойней.
Мать прошлепала за Катей на кухню, пока Ник-Ник в коридоре стягивал ботинки.
– Да этот мобильник НикНику даром достался, в качестве взятки. Так что не переживай, – шепнула Елена Анатольевна.
Мать не закрывала рта весь вечер. Когда наконец дверь за гостями захлопнулась, Катя вздохнула с облегчением. Она ужасно устала. День выдался длинным и богатым на события.
Неужели она действительно так сильно изменилась? Катя подошла к зеркалу, и в этот момент взгляд ее упал на конверт, лежащий на столике. Катя совершенно о нем забыла. Она быстро вскрыла конверт. На обычном белом листе крупными печатными буквами было написано всего три слова: «ТВОЙ МУЖ ЖИВ!»
Глава 15
Молчанов закурил и открыл окно. Холодный промозглый воздух ворвался в жарко натопленный салон автомобиля. Антон с неприязнью покосился на роскошный букет бордовых роз, лежащий на пассажирском сиденье. Как немой укор. Как доказательство его, Антона, невезучести. Он так много надежд возлагал на этот день, так долго готовился к нему. Репетировал телефонный звонок. «Привет! – должен был сказать он беззаботным тоном. – Я тут проезжал мимо, вспомнил про твой день рождения и решил поздравить». Он бы поднялся к ней, она бы обрадовалась, смутилась и потом… Что потом, Антон так и не придумал. Вернее, боялся дать волю собственной фантазии.
Но все пошло не так. В 9 утра он подъехал к Катиному дому, позвонил, но ее не оказалось дома. Может, она и не ночевала, – кольнула предательская мысль. Он стал ждать – к томительному ожиданию ему было не привыкать. В три часа дня, очумевший от сигаретного дыма, голода и зла на самого себя, Антон врубил первую скорость и уже собрался было уехать, как вдруг увидел ее. Она спешила от автобусной остановки, не замечая ничего вокруг. Красивая, в стильной замшевой куртке, которая ей очень шла. И такая далекая. Как никогда… Антон даже отвернулся, так сильно защемило сердце. Досчитав до ста, он позвонил…
– Привет! – прозвучало сдавленно и совсем не так, как хотелось. Да и весь разговор получился скомканным, натянутым. Катя отвечала вежливым и прохладным тоном, не выразила ни радости, ни удивления.
Докуренная до фильтра сигарета обожгла пальцы.
– Черт! – с досадой воскликнул Молчанов, выкинул окурок, закрыл окно и с визгом сорвался с места, провожаемый недоуменными взглядами прохожих. Затормозил у помойки и решительно сунул розы в мусорный бак. Все, хватит.
Дом, в котором проживал Альберт Михайлович Кудрявцев, бывший гражданский муж Виктории Свиридовой, ничем не отличался от стоявших по соседству собратьев. Более того, он был точной копией дома, в котором жила Катя. У Антона возникло ощущение, что он прокатился по кругу и вернулся в исходную точку.
Дверь ему открыла молодая беременная девица в модном спортивном костюме и с внешностью фотомодели.
– Ну? – протяжно спросила она и зевнула.
– Альберт Михайлович Кудрявцев здесь проживает? – вопросом на вопрос ответил Молчанов.
– Ну, – кивнула она и отвернулась. «Да, многословием девушка явно не страдает», – с усмешкой подумал Антон.
– Кто там, малыш? – раздалось из глубины квартиры, и в коридоре появился высокий широкоплечий мужчина с голым торсом. Под гладкой смуглой кожей бугрились мышцы, на лбу блестели бисеринки пота. – Простите, я там тренировался, не слышал звонка. Вы ко мне? – широко улыбнулся он, сверкнув белоснежными зубами.
– Если вы – Кудрявцев, то к вам. Моя фамилия Молчанов. Я из милиции, – представился Антон и протянул свое удостоверение. Кудрявцев заметно побледнел, но тут же взял себя в руки.
– Лапуль, – обратился он к девице, внимательно наблюдавшей за развитием событий, – кофейку нам сообрази, а? – попросил он и нежно погладил торчащий живот. – Аленушке вредно волноваться, она на восьмом месяце, – доверительно пояснил Кудрявцев, ухватил Антона под локоть и пригласил в гостиную: – Пойдемте туда, там нам удобно будет беседовать.
Он указал на низкий комфортабельный диван, а сам, извинившись, вышел. Молчанов осмотрелся. Комната, словно сошедшая со страниц рекламного каталога магазина «Икеа», сияла чистотой. Синяя мягкая мебель, синий ковер, белые стены. Очень много цветов. Насколько Антон мог судить, преобладали экзотические растения со сложными названиями. У широкого окна стояло резное чугунное дерево, с прищепками вместо листьев. Среди кривых железных веток торчали многочисленные цветные фотографии. Антон пригляделся. Со всех снимков улыбался хозяин квартиры, обнимавший свою юную жену. Вики на фотографиях не было.
– Не скучаете? – Кудрявцев возник на пороге, натягивая майку.
– Да не успел. У вас тут столько зелени!
– Это все Аленка, – гордо сообщил хозяин, – она у меня настоящий флорист! Вы присаживайтесь.
– Да нет, благодарю. Насиделся в машине. У меня к вам несколько вопросов по поводу исчезновения Виктории Владимировны Свиридовой.
– Но… – Кудрявцев вскочил и прикрыл дверь в комнату. – Не хочу, чтобы Аленка слышала, – пояснил он и сел на синий кожаный пуфик. – Я вроде бы все уже рассказал вашим коллегам, добавить нечего.
– И тем не менее. Альберт Михайлович…
– Умоляю, – сморщился Кудрявцев, – зовите меня Алик. Я терпеть не могу собственное имя. До сих пор не понимаю, чем провинился перед родителями, что они меня так обозвали.
– Хорошо, – пожал плечами Антон. – Алик так Алик. Скажите, когда вы видели Свиридову в последний раз?
– Лично я – полгода назад, – с готовностью сообщил Кудрявцев, – в конце апреля. Помню, был страшный дождь. Она приехала на работу вся мокрая и сказала, что хочет забрать свою долю и уйти из бизнеса.
– Уйти? А она не объяснила почему?
– Нет. Она очень изменилась, странная стала, молчаливая. Прервала всяческое общение с друзьями, перестала интересоваться делами.
– А с чем это связано, как вы считаете?
– Не знаю… – Кудрявцев напрягся, как натянутая гитарная струна. Быстро посмотрел на Антона и тут же опустил взгляд. Но Антон успел заметить мелькнувший в его глазах испуг. – Правда, я ничего не знаю. Я сам был удивлен не меньше вашего.
– Вы конфликтовали?
– В каком смысле? – сипло спросил Алик и сцепил пальцы так, что костяшки побелели.
– В прямом. Вы же раньше жили вместе, насколько мне известно. Да, собственно, это не было тайной.
– Да, да, конечно, – с облегчением рассмеялся Кудрявцев. – Нет, мы не конфликтовали. У нас были прекрасные отношения. Мы не ругались, не ссорились. Викуля избегала острых углов. Она увлекалась восточной философией, знаете ли.
– Ясно. Значит, никаких проблем между вами не было. Что же, по-вашему, произошло?
– Думаю, у нее крыша съехала от всех этих дао, мао, янь с инями. – Кудрявцев уже полностью оправился от минутного смятения. Лицо разгладилось, в глазах появилась уверенность. – А может, в секту какую подалась… Как-то незадолго до своего исчезновения она бросила странную фразу. Сейчас, секундочку. Постараюсь воспроизвести дословно: «Благодаря пустоте превращения могут свершаться без конца».
Но все пошло не так. В 9 утра он подъехал к Катиному дому, позвонил, но ее не оказалось дома. Может, она и не ночевала, – кольнула предательская мысль. Он стал ждать – к томительному ожиданию ему было не привыкать. В три часа дня, очумевший от сигаретного дыма, голода и зла на самого себя, Антон врубил первую скорость и уже собрался было уехать, как вдруг увидел ее. Она спешила от автобусной остановки, не замечая ничего вокруг. Красивая, в стильной замшевой куртке, которая ей очень шла. И такая далекая. Как никогда… Антон даже отвернулся, так сильно защемило сердце. Досчитав до ста, он позвонил…
– Привет! – прозвучало сдавленно и совсем не так, как хотелось. Да и весь разговор получился скомканным, натянутым. Катя отвечала вежливым и прохладным тоном, не выразила ни радости, ни удивления.
Докуренная до фильтра сигарета обожгла пальцы.
– Черт! – с досадой воскликнул Молчанов, выкинул окурок, закрыл окно и с визгом сорвался с места, провожаемый недоуменными взглядами прохожих. Затормозил у помойки и решительно сунул розы в мусорный бак. Все, хватит.
Дом, в котором проживал Альберт Михайлович Кудрявцев, бывший гражданский муж Виктории Свиридовой, ничем не отличался от стоявших по соседству собратьев. Более того, он был точной копией дома, в котором жила Катя. У Антона возникло ощущение, что он прокатился по кругу и вернулся в исходную точку.
Дверь ему открыла молодая беременная девица в модном спортивном костюме и с внешностью фотомодели.
– Ну? – протяжно спросила она и зевнула.
– Альберт Михайлович Кудрявцев здесь проживает? – вопросом на вопрос ответил Молчанов.
– Ну, – кивнула она и отвернулась. «Да, многословием девушка явно не страдает», – с усмешкой подумал Антон.
– Кто там, малыш? – раздалось из глубины квартиры, и в коридоре появился высокий широкоплечий мужчина с голым торсом. Под гладкой смуглой кожей бугрились мышцы, на лбу блестели бисеринки пота. – Простите, я там тренировался, не слышал звонка. Вы ко мне? – широко улыбнулся он, сверкнув белоснежными зубами.
– Если вы – Кудрявцев, то к вам. Моя фамилия Молчанов. Я из милиции, – представился Антон и протянул свое удостоверение. Кудрявцев заметно побледнел, но тут же взял себя в руки.
– Лапуль, – обратился он к девице, внимательно наблюдавшей за развитием событий, – кофейку нам сообрази, а? – попросил он и нежно погладил торчащий живот. – Аленушке вредно волноваться, она на восьмом месяце, – доверительно пояснил Кудрявцев, ухватил Антона под локоть и пригласил в гостиную: – Пойдемте туда, там нам удобно будет беседовать.
Он указал на низкий комфортабельный диван, а сам, извинившись, вышел. Молчанов осмотрелся. Комната, словно сошедшая со страниц рекламного каталога магазина «Икеа», сияла чистотой. Синяя мягкая мебель, синий ковер, белые стены. Очень много цветов. Насколько Антон мог судить, преобладали экзотические растения со сложными названиями. У широкого окна стояло резное чугунное дерево, с прищепками вместо листьев. Среди кривых железных веток торчали многочисленные цветные фотографии. Антон пригляделся. Со всех снимков улыбался хозяин квартиры, обнимавший свою юную жену. Вики на фотографиях не было.
– Не скучаете? – Кудрявцев возник на пороге, натягивая майку.
– Да не успел. У вас тут столько зелени!
– Это все Аленка, – гордо сообщил хозяин, – она у меня настоящий флорист! Вы присаживайтесь.
– Да нет, благодарю. Насиделся в машине. У меня к вам несколько вопросов по поводу исчезновения Виктории Владимировны Свиридовой.
– Но… – Кудрявцев вскочил и прикрыл дверь в комнату. – Не хочу, чтобы Аленка слышала, – пояснил он и сел на синий кожаный пуфик. – Я вроде бы все уже рассказал вашим коллегам, добавить нечего.
– И тем не менее. Альберт Михайлович…
– Умоляю, – сморщился Кудрявцев, – зовите меня Алик. Я терпеть не могу собственное имя. До сих пор не понимаю, чем провинился перед родителями, что они меня так обозвали.
– Хорошо, – пожал плечами Антон. – Алик так Алик. Скажите, когда вы видели Свиридову в последний раз?
– Лично я – полгода назад, – с готовностью сообщил Кудрявцев, – в конце апреля. Помню, был страшный дождь. Она приехала на работу вся мокрая и сказала, что хочет забрать свою долю и уйти из бизнеса.
– Уйти? А она не объяснила почему?
– Нет. Она очень изменилась, странная стала, молчаливая. Прервала всяческое общение с друзьями, перестала интересоваться делами.
– А с чем это связано, как вы считаете?
– Не знаю… – Кудрявцев напрягся, как натянутая гитарная струна. Быстро посмотрел на Антона и тут же опустил взгляд. Но Антон успел заметить мелькнувший в его глазах испуг. – Правда, я ничего не знаю. Я сам был удивлен не меньше вашего.
– Вы конфликтовали?
– В каком смысле? – сипло спросил Алик и сцепил пальцы так, что костяшки побелели.
– В прямом. Вы же раньше жили вместе, насколько мне известно. Да, собственно, это не было тайной.
– Да, да, конечно, – с облегчением рассмеялся Кудрявцев. – Нет, мы не конфликтовали. У нас были прекрасные отношения. Мы не ругались, не ссорились. Викуля избегала острых углов. Она увлекалась восточной философией, знаете ли.
– Ясно. Значит, никаких проблем между вами не было. Что же, по-вашему, произошло?
– Думаю, у нее крыша съехала от всех этих дао, мао, янь с инями. – Кудрявцев уже полностью оправился от минутного смятения. Лицо разгладилось, в глазах появилась уверенность. – А может, в секту какую подалась… Как-то незадолго до своего исчезновения она бросила странную фразу. Сейчас, секундочку. Постараюсь воспроизвести дословно: «Благодаря пустоте превращения могут свершаться без конца».