Ольга Яралек. Я и Тёмка

   А у Тёмки есть всё! Всё, что мне хочется! У него классные игрушки! Даже Луноход есть! Если вечером выключить свет и включить Луноход, можно увидеть, как он едет и светится! Есть у Тёмки тир. Это пистолет и специальный экран. Нужно с нескольких метров из пистолета в этот экран попасть, а потом тебе на экране покажут, сколько очков ты набрал. У Тёмки есть железная дорога! Это не просто железная дорога. Это чудо какое-то. Она огромная! И поезд по ней ходит вовсе не по кругу, а делает много петель и поворотов. Там есть и стрелки, и шлагбаумы. У поезда четыре вагона, и они как настоящие! Ещё у Тёмки есть хоккей. Это настольная игра. Моя любимая. Мы так давно с Тёмкой играем, что выиграть друг у друга – целое дело! У Тёмки несколько немецких «Конструкторов». Они очень сложные и лежат в огромных коробках. В этих коробках всё по ячейкам. Все детали «Конструктора» металлические. К нему прилагается инструкция – целая книга про то, что можно из этого «Конструктора» сделать. Но Тёмка редко с ним играет один, он любит это делать с папой. Вчера они целый вечер делали ветряную мельницу. Какая штука получилась, скажу я вам! А недавно они собрали экс-ка-ла-тор. Или эс-ка-ла-тор. Нет, экс-ка-ва-тор. Я даже не знала, что такая машина есть! Дядя Толя мне рассказал, для чего экскаватор нужен: так как у него большой ковш, то такой машиной очень удобно копать. Своим ковшом экскаватор поднимает столько земли, сколько не смогут приподнять на своих лопатах и пятьдесят землекопов! Вот какая это машина. Тёмка аккуратно складывает детальку к детальке после того, как поиграет в «Конструктор». И если разрешает мне что-нибудь простенькое из него собрать, то потом следит, чтобы я всё аккуратно разобрала и положила по местам.

 
   Как-то раз Тёмкин папа уехал в командировку. А когда вернулся, привёз нам подарки.
   – Оля, иди к Тёмке, дядя Толя приехал, тебя зовёт, – сказала бабушка.
   И я побежала наверх. А когда пришла, на столе возле лампы увидела маленький домик с красной черепичной крышей, крошечной трубой, белыми окошечками и зелёными ставенками. У домика было два этажа, на втором этаже был красивый круглый балкон. А рядом с домиком зеленел газон с цветочками. Я даже глаза потёрла от удивления: показалось, будто я попала в сказку и увидела домик гномика.
   – Тёмка, что это? – спросила я.
   – Такая вещь! Папа привёз из командировки, – начал объяснять он. – Этот домик мы вчера склеили, представляешь, по картинке! В коробке были все детали. Я сначала сам ничего не понял, но папа показал на картинку, которая на крышке коробки, и я увидел вот этот домик, а потом мы вместе его собрали. Как настоящий, правда?
   – Правда! – воскликнула я.
   – У меня ещё есть такая же коробка, – радостно сказал Тёмка. – Папа пообещал, что вечером будем новый домик делать: тот посложнее будет.
   Тёмка вытащил запечатанную в плёнку маленькую коробочку и протянул мне. Я взяла в руки это маленькое чудо и увидела голубой домик, ещё красивее сделанного, – с башенками, крошечными окошечками, винтовыми лестницами…
   – Это мне? – тихо спросила я.
   – Тебе? – удивился Тёмка. – А, точно… Тебе же тоже домик привезли, – и он достал картонную коробку размером с книгу. На коробке тоже был нарисован домик, но он очень сильно отличался от Тёмкиного.

 
   Ещё надеясь на чудо, я открыла коробку. В ней лежали четыре стены, сделанные из фанеры, и два куска красного картона для крыши. В моих глазах появились слёзы. Чтобы Тёмка их не видел, я быстро отошла к окну и стала собирать свой домик. В комнату заглянула Тёмкина мама, тётя Оля.
   – Ну что, понравился подарок? – спросила она.
   – Спасибо. Очень, – ответила я, не поворачиваясь, как будто сборка домика для меня была сейчас важнее всего.
   – Хорошо, скоро будем кушать, – ответила тётя Оля и вышла из комнаты.
   – Чего ты там возишься? – удивился Тёмка. – Я его вчера за минуту собрал.
   Он подошёл к окну и взял в руки детали. Пока он складывал четыре стенки друг с другом, я кулаком вытерла слёзы.
   – Вот и всё! – весело сказал он, поворачиваясь.
   – Вот и всё, – ответила я печально.

Весенняя дрёма

   Когда бабе Вале некогда с нами заниматься, чтобы быть уверенной в том, что мы ничего не натворим, она выдаёт нам кисточки, краску и бумагу. Ставит что-нибудь на стол и просит это нарисовать. Но делает она так не часто, потому что, бывает, после таких рисунков ей приходится делать генеральную уборку в комнате.
   Сегодня баба Валя говорила подруге по телефону, что мы её «совершенно вымотали». Или «замотали»… Или «измотали»… Не помню точно. Мы орали, прыгали с кроватей на пол, брызгались и даже кусались. Потом она, что называется, с боем нас накормила, потому что есть не хотелось, ну а бабе Вале зачем-то нужно, чтобы мы обязательно всё съели. Теперь она поставила на стол прозрачную высокую вазу с веточками вербы и позвала нас. Каждый такой рисунок – соревнование, кто лучше. Раньше мы рисовали, кто быстрее, но баба Валя сказала, что в искусстве главное не скорость, а качество.
   На дворе весна, птички поют, солнце ярко светит… Чтобы оно нам не мешало, баба Валя прикрыла шторы. В комнате тепло и тихо, только часы тикают… Вдруг смертельно захотелось спать. Чтобы не уснуть сразу, смотрю во все глаза на Тёмку: он карандаш точит.
   Иногда на меня нападает дрёма. Это такое состояние, когда ничего делать не хочется и до щекотки приятно смотреть, как что-нибудь делает кто-то рядом. Я опустила голову на руки: наблюдаю за Тёмкой. То посмотрю, то закрою глаза и не смотрю. Хорошо…
   – Ну, чего? – спрашивает Тёмка. – Поехали?
   – Поехали, – отвечаю по привычке.

 
   Я люблю рисовать. Наверное, потому что у меня получается. А Тёмка рисовать не любит, потому что у него не совсем получается. Вот, например, перерисовать танк из книжки он может, а нарисовать что-то из головы – нет. Сегодня из головы ничего выдумывать не надо: сиди, рисуй вазу. Этого Тёмка тоже не любит, но дело в том, что после того, как мы нарисуем, обязательно дадут что-нибудь вкусненькое.
   Мы начинаем рисовать. Тёмка, как всегда, высунул язык и уже стирает жирную полоску от карандаша. Сколько раз ему говорила, что незачем так давить: потом только грязь остаётся, если неправильно нарисовал, придётся стирать, но он ничего не понимает… Я быстро нарисовала вазу и несколько веточек вербы: теперь буду раскрашивать.
   Тёмке надоело возиться с вазой. Линии у него получаются либо кривые, либо волнистые. Тогда он берёт линейку и рисует вазу по линейке. Недолго думая, по линейке рисует и веточки, стоящие в вазе, а потом дорисовывает кругляши пушистых почек и косится на меня.
   Я возмущённо соплю. Он знает, что я так не люблю. Но мне так хочется спать и отчего-то совсем не хочется спорить. В солнечном лучике кружатся пылинки. Это красиво. Глаза просто закрываются сами собой. Тёмка тоже начинает подпирать голову руками и тереть глаза кулаком.
   Коричневая, голубая, изумрудно-зелёная краска – вот и картинка моя готова. Я опять кладу голову на стол, а потом перехожу на диван. Тёмкина спина согнута, голова на одной руке, другая рука водит кисточкой по бумаге; стул под ним поскрипывает… Спит? Не спит? Спит?
   Какой стул у него сказочный! Но почему-то я не удивляюсь. Тут и Тёмка на диван перебирается. Диван у Тёмки большой-пребольшой, мягкий. Мы молчим. Но это какое-то правильное молчание.
   Когда баба Валя приносит сладкий пирог, мы уже спим.

Читаем книжку

   Лучший подарок – это книга. Так говорят бабуля и дедуля. Я тоже так считаю. Все свои книжки я знаю почти наизусть. Книг у меня много, потому что все друзья и родные дарят мне книги. У меня уже целая библиотека.
   Бабулечкин книжный шкаф наполовину мой. На трёх больших полках в ряд стоят детские книги. Тонкие и толстые, высокие и низкие, в разноцветных переплётах и даже без них. Как это я так читала, что оторвала переплёт, не помню! Но знаю, что эти книжки болеют. С ними нужно быть очень осторожной. Так меня дедушка научил.
   В детстве, когда я была совсем-совсем маленькой и ничего не понимала, некоторые книжки я даже грызла! Правда! Когда подросла, у меня появилась новая игра. Я вырезала из книг картинки. Помню, из красивой и красочной книжки про Дюймовочку вырезала много крохотных эльфов и саму маленькую девочку. Вырезанные картинки я аккуратно складывала и перекладывала весь вечер, а потом они куда-то запропали. Книжка осталась, но читать её было нельзя. С одной стороны дырки вместо картинок…правда, они читать не мешали. А вот с другой стороны страницы очень часто вырезанная картинка шла как раз по тексту.
   Однажды дед увидел меня за таким занятием, забрал ножницы и сказал:
   – Знаешь, кто такая книжка? Книжка – это твой друг. Понимаешь, почему?
   Я отрицательно покачала головой.
   – Потому что она доставляет тебе радость, рассказывая о приключениях и путешествиях. Потому что она даёт тебе добрые советы. Потому что объясняет, чего нужно опасаться и чему радоваться. А что делаешь ты со своим другом?
   – Что? – тихо спросила я, опустив голову.
   – Обижаешь. Ты делаешь книжке больно.
   – Она же неживая, – ответила я, защищаясь.
   – Она живая! – воскликнул дедушка. – Она живая и даже говорящая! Ведь ты можешь её услышать, когда читаешь. А вот когда ты вырезаешь картинки, то губишь книжку: на всех испорченных тобой страницах она замолкает. Поняла?
   – Поняла, – ответила я, – почитай мне, дедушка.
   – Что почитать?
   Я протянула изрезанную книжку.
   – Нет уж, червяк, сама читай свою книжку.
   – Почему «червяк»?
   – Ну, не червяк, так жук-короед. Ты смотри, как погрызла листы! И не смей мне носом шмыгать. Сама виновата! Жучонок, – уже ласково добавил под конец дед, потрепав меня по волосам.
   С тех пор я книги берегу.

 
   Я конечно, умею читать. Но очень люблю, когда мне читают вслух. Чаще всего это делают бабушка или мама. Правда, их ещё нужно поймать. Они всегда очень заняты. То готовят на кухне, то убирают, то разговаривают по телефону.
   – Баб, почитай! Ну почитай!
   – Сейчас, доглажу и почитаю.
   Вот уже всё переглажено, а бабушка побежала за чем-то к соседке. Потом позвонила какая-то родственница, и бабушка засела за разговоры. Потом обычно ещё что-то случается. Мама тоже не сидит на месте.
   – Мам, ты свободна?
   – Занята. А что?
   – Почитай мне.
   – Не маленькая. Почитай сама.
   – Ну, мам!..
   – Ты видишь, я складываю вещи в командировку.
   – Я думала, ты просто их перебираешь…
   И так почти каждый день. Но бывают и счастливые часы! И кто-нибудь соглашается мне почитать. Это так здорово! Я забираюсь на кровать, мама или бабушка ложатся рядом с книгой. Я даже подпрыгиваю от нетерпения и радости. И вот тут происходит самое удивительное. Как только мне начинают читать книгу, интерес мой сразу пропадает… Мне хочется сбежать. Делать что угодно, только не книжку слушать! Я начинаю канючить и, кое-как дослушав страницу, убегаю к игрушкам. Бабушка говорит, что я люблю ожидание, а не само чтение.
   Но однажды всё изменилось. Мы с Тёмкой возились с игрушками на полу. В комнату вошла тётя Оля и сказала:
   – Вы бы чем-нибудь полезным занялись.
   – Это чем? – спросил Тёмка.
   – Почитали бы, например.
   – Ой, нет уж, – запротестовал Андрей, – я вчера уже читал.
   – А ты сегодня почитай и Оле дай книжку, у нас много интересных книг есть.
   – Да? – спросила я: раньше мне в голову не приходило посмотреть Тёмкины книжки. – Я люблю картинки рассматривать.
   – Вот и возьми, посмотри, – ответила тётя Оля.
   – Чего их смотреть? Ну, пусть смотрит. На, гляди, – и Тёмка открыл дверцу шкафа, очень похожего на наш книжный шкаф.
   У него было столько же книг, сколько и у меня. Руки сами потянулись к разноцветным корешкам. «Какую бы выбрать?» – думала я, а пока выбирала, подлетел Тёмка.
   – Вот эту будем читать! – крикнул он, вытаскивая какую-то книжку про машины.
   – Нет! – ответила я гордо. – Вот эту, – и потянула за толстую книгу, на которой золотыми буквами было написано «СКАЗКИ».
   – Ты чего? Отдай! Вот эту будем!
   – Она неинтересная.
   – Интересная.
   – Нет, неинтересная. Я её уже тысячу раз слушал!
   – А я не слушала, – возмутилась я.
   – Вот что, – ответила тётя Оля, отнимая у нас книгу сказок, в которую мы вцепились с двух сторон, – я почитаю вам сама. Про Томку.
   – Про что? – спросил Андрей вредным голосом.
   – О пёсике по имени Томка.
   – Вот ещё, – не унимался Тёмка, – лучше про транспорт почитай.
   – Давайте про Томку, – пискнула я.
   – Гостю нужно уступать, – погладив Тёмку по голове, сказала тётя Оля.
   – Ну и пожалуйста, – ответил Тёмка, отвернувшись к стенке, – мне не очень-то и хотелось читать. Читай ей про Томку.
   – Не «ей», а Оле, – поправила тётя Оля, – тебе тоже про него полезно послушать.
   Андрей демонстративно передвинулся подальше, но никуда не уходил: сразу стало понятно, что он тоже будет слушать.
   Тётя Оля открыла книгу и начала читать. Раньше я никогда не слышала, как она читает. Я вообще никого, кроме своих родных, не слышала. Сначала даже не поняла, что она читает. Мне показалось, будто тётя Оля просто быстро-быстро заговорила о чём-то. Сижу, слушаю и ничего не понимаю! Вернее, слова-то я различаю, но все вместе они никак в моей голове не складываются.
   «Что такое? – думаю. – Про что она говорит?» – и только когда она быстро перелистнула страницу, поняла: это тётя Оля так читает! Быстрое однообразное бормотание никак не напоминало моё домашнее чтение. Смотрю на Тёмку: он молчит и слушает… Я ничего никому не сказала, но с той поры стала очень дорожить теми часами, когда мама или бабушка соглашались мне почитать. Я сижу смирно и внимательно слушаю всё-всё до самого конца. Ведь когда читают они, герои сказок словно бы оживают: я слышу их смех, шёпот… Я даже иногда слышу шум улиц, моря, голоса птиц и зверей… И сама смеюсь вместе с героями книг, плачу вместе с ними, прячусь под одеяло, когда мне за них страшно, пытаюсь дать советы маме, когда героям требуется подсказка, которая буквально лежит на поверхности, но которую они никак не могут увидеть. Теперь я действительно люблю, когда мне дома читают книги.

Спорщики

   Бывают у нас с Тёмкой такие дни, когда мы спорим, не переставая. Спорим обо всём подряд! И что это с нами такое случается? Нет ответа! Как-то сидим мы с Тёмкой, рисуем веточку сирени.
   – А ты знаешь, – говорю, – что у сирени бывают цветочки с пятью лепестками?
   – Не мо-жет та-ко-го быть! – с силой давя на карандаш, отчеканил Тёмка.
   – Как «не может»? – воскликнула я. – Я сама видела!
   – Враки.
   – Сам ты… враки! На этих цветочках ещё желания загадывают! Дай мне вон тот лиловый карандаш, я раскрашивать буду.

 
   Тёмка приподнял голову над рисунком, посмотрел на карандаши и сказал:
   – Тут нет лилового.
   – Как это нет? – удивилась я. – Давай сейчас же!
   Что это такое?!
   – Да что ты орёшь!
   Я его тебе где дам? Тьфу!
   Как возьму? Тьфу ты! Где я его возьму тебе?
   – Вон он, лежит на краю! Ты что, слепой?
   – Это ты слепая. Это не лиловый, а сиреневый.
   – Это!.. Это!.. Много ты понимаешь! Лиловый!
   – Сиреневый!
   – Ты этот, как его… слепоток, вот! – гордо выпалила я.
   – Кто? – нахохлился Тёмка.
   – Слепоток.
   – Это кто такое? – удивился Тёмка.
   – Это что такое! – высунув язык, сказала я.
   – Сейчас как дам тебе в лоб!
   – Я сама тебе сейчас как дам!
   Тут вошла баба Валя.
   – Она первая! – завопил Тёмка. – Она обзывается!
   – Я не обзываюсь, – запищала я. – Это такое заболевание.
   – Какое заболевание? Что происходит? – спросила баба Валя.
   – Слепоток. Заболевание. Он цвет не различает.
   – Кто не различает цвет? – удивилась баба Валя.
   – Вот он! – ткнула я пальцем Тёмку в бок.
   – Ах, ты так! Ну, на тебе!..
   Тут мы стали кидаться друг в друга сначала карандашами, а когда те закончились, похватали свои альбомы и уж было начали ими драться, но баба Валя схватила нас за шкирки.
   – Не «слепоток», а дальтоник. Это во-первых. Во-вторых, сейчас же прекратите, или я поставлю всех по углам.
   – Я и говорю! Татоник! Он не знает, какого цвета этот карандаш! – закричала я, вырываясь и поднимая с пола лиловый карандаш.
   – Он сиреневый! Баба! Он же сиреневый?
   – Он розовый, – ответила баба Валя. – А лиловый – это чёрно-фиолетовый.
   – Да? – хором выдохнули мы с Тёмкой.
   – Или бордовый…. Точно не помню.
   – Ну, не важно, – сказал Тёмка. – Главное, что этот карандаш не лиловый, а розовый.
   – И не сиреневый!
   – И не лиловый!
   – И не сиреневый!
   – У нас в редакции дизайнеры есть. Сейчас позвоним и спросим. Самой интересно.
   Баба Валя позвонила в редакцию и долго с кем-то говорила. Сначала о погоде, потом об огороде, потом о каком-то авансе. Мы уже и стояли, и сидели рядом, и подпрыгивали, и раскачивались от нетерпения. Наконец она заметила нас и, вспомнив, зачем мы стоим рядом, спросила свою знакомую о лиловом цвете.
   – Ну, всё понятно, – сказала она, закончив разговор и поворачиваясь к нам. – Лиловый – это цвет, который образуется, если смешать красный и синий. Понятно?
   – Понятно, – ответили мы. Хотя было совершенно непонятно. Когда баба Валя вышла, мы побежали за красками, тут же смешали красный с синим и… получили совершенно разные цвета! Я – фиолетовый, Тёмка – бордовый. Потом ещё раз смешали, и ещё… цвет ни разу не повторился. Так мы и не поняли, какой он, этот лиловый.
   После обеда сели книжку смотреть про животных. А там, как назло, нет подписей под картинками. Когда дошли до гиппопотама, я говорю:
   – Смотри, какие уши у гиппопотама маленькие!
   – У какого гиппопотама? – удивился Тёмка.
   – Как у какого? У этого! – ткнула я пальцем в картинку.
   – Ну, ты уж совсем. Того… Это же бегемот!
   – Сам ты бегемот! Это гиппопо, который гуляет по Лимпопо! Ещё стихи есть такие!
   – Не знаю я никакого гиппопо! Это бегемот. Спорим на сто щелбанов?
   – Спорим, хоть на тысячу!
   Мы побежали к бабе Вале на кухню. Она сосредоточенно читала какие-то рецепты.
   – Баба! Баба! Кто это? – Тёмка сунул книгу с животными бабушке под нос.
   – Батюшки! Осторожней! Где? Это бегемот. Идите отсюда.
   – А! – заорал победно Тёмка. – Что я говорил! Давай свой лоб, кулёма!
   – Нет! Это гиппопотам! – завизжала я тут же.
   – Ну да, – отмахиваясь от нас руками, сказала баба Валя. – Бегемот или гиппопотам, какая разница? И так и так можно.
   Мы удивлённо захлопали глазами.
   – А такое может быть? – спросил Тёмка.
   – Может. Всё может быть, всё может быть, – отвечала баба Валя, глядя в книгу, – особенно сода и ванилин.
   – Пошли, – потащил меня в комнату Тёмка. – Сейчас я тебе покажу что-то.
   Мы пришли в комнату. Тёмка опять взял книгу о животных: полистал её недолго и приблизил ко мне картинку со львом.
   – Как считаешь: это кошка?
   – Какая же это кошка, – изумилась я, – это же лев!
   – А вот и нет, а вот и нет! Это кошка!
   – Да какая же это кошка! Грива вон, смотри, пышная! Кисточка на хвосте. А зубы какие! Это лев. Я что, льва не знаю?
   – Лев – он и есть кошка!
   – Ты обманываешь!
   – Ничего не обманываю!
   – А это тоже кошка? – показала я на тигра, нарисованного на соседней странице.
   – Это тигр, – ответил Тёмка. – Почему кошка? Тигр, и всё.
   – Это тигр, и всё? А этот лев – кошка, значит? Может, этот тигр – собака или крокодил?
   – Этот лев – кошка. Мне мама сказала.
   – Она пошутила.
   – Ты кулёма!
   – А ты тундук!
   – А ты чучундра!
   – А ты… А ты….
   Тут в комнату вошла тётя Оля: она вернулась с работы и услышала наши крики.

 
   – Кто чучундра? Что случилось?
   – Чучундра – она! Мам, это же кошка?
   – Это лев, – ответила тётя Оля, – но семейство, к которому относится животное, действительно называется кошачьим.
   – Поняла? – заорал мне в ухо Тёмка.
   – Ну не кошка же он! – заорала в ответ я.
   – Хватит ссориться, – сказала тётя Оля, устало садясь на диван и перелистывая страницы книги. – И леопард, и ягуар, и тигр – все относятся к семейству кошачьих. Они и правда очень похожи на кошек.
   – Тигр, по-моему, не кошка, – съязвила я, замахиваясь на Тёмку.
   – Почему ты гиппопоТАМ, когда ты гиппопо ТУТ! – съехидничал Тёмка, стукнув меня по лбу.
   – Мяу, – вдруг раздалось из коридора. – Мяу!
   Дверь отворилась: мы увидели дядю Толю – он стоял на четвереньках и виновато мяукал. Это выглядело так смешно! Мы забыли, что ссоримся, и побежали к нему, а потом кинулись на пол и стали мяукать на разные голоса.
   – Ты вовремя, – вздохнула тётя Оля, вставая, – а то я уж думала, быть сегодня кому-нибудь с лиловым фингалом под глазом.
   Мы с Тёмкой замерли.

Тяжело быть хорошим?

   Баба Валя схватила нас за шкирки и сильно тряхнула.
   – Сколько можно баловаться? Когда вы научитесь вести себя нормально? Я вас спрашиваю?
   Вообще-то нам достаётся часто. Каждый день или через день. И всё из-за того, что ничего нельзя. Ну просто ничегошеньки нельзя делать! Плевать с балкона нельзя? Нельзя. Спички брать нельзя? Нельзя. Кричать нельзя? Нельзя. Бегать по квартире нельзя? Нельзя. А что тогда можно?
   – Почему вы не играете, как все нормальные дети? – продолжала баба Валя.
   – Это какие? – ехидно спросил Тёмка.
   – Такие! – тряхнула его бабушка. – Сидите, рисуйте или читайте. Тихо и мирно. Вы понимаете, что вы натворили? Или нет?
   Вчера Димка показал нам одну интересную вещь. Это была маленькая картинка под толстым слоем прозрачного пластика. Он сказал, что это вовсе не пластик, а застывший жидкий клей! Самый обыкновенный клей, канцелярский. Просто выдавливаешь его на картинку, ждёшь, когда он равномерно растечётся по всей поверхности, а потом кладёшь сушиться на окно. Чем больше клея выдавишь, тем толще будет прозрачный слой. Нам эта идея понравилась, и мы решили сделать то же самое.
   Я выбрала обыкновенный календарик с цветами, Тёмка нашёл маленькую картинку с каким-то корабликом. Мы вылили на них весь большой тюбик клея и положили на подоконник сушиться до завтрашнего утра. А утром оказалось, что наши картинки прилипли к «дорогущим портьерам», как сказала баба Валя. И нам устроили трёпку.
   – Может, вы просто не понимаете, что значит хорошо себя вести? – не могла остановиться баба Валя.
   – Есть кашу и чистить зубы. Отпусти, – попытался выбраться из сильных рук бабушки Тёмка.
   – Стоять! – скомандовала она.
   – А ещё слушаться старших и делать только так, как они хотят, – грустно продолжила я.
   – Правильно, – ответила баба Валя. – Вот я хочу сегодня вас не слышать и не видеть.
   – Тогда мы на улицу, – обрадованно крикнул Тёмка.
   – Нет! – отрезала баба Валя. – Вы в комнату. Но если ещё что-то такое придумаете, я вас точно ремнём выпорю. Понятно?
   Я кивнула головой. Тёмка сердито посмотрел на бабушку. Когда баба Валя вышла из комнаты, он сказал:
   – Всё. Настроение испорчено. Ничего делать не хочу.
   – А я, знаешь, почему-то хочу делать, но что-нибудь плохое.
   – Что, например?
   – Не знаю. Стукнуть, что ли, кого-то… или разбить что-нибудь…
   – Вообще-то, я тоже. Вот сейчас так бы и пнул этот шкаф, да ногу жалко.
   – А я бы что-нибудь в окно выбросила.
   – А я бы кулаком стул сломал.
   – А я бы… интересно, если людей просят плохое сделать… они хотят сделать хорошее?
   – Не узнаем.
   – Что не узнаем?
   – Не узнаем, хотят ли они сделать хорошее.
   – Почему?
   – Тебя что, когда-нибудь просили сделать плохое? «Олечка, иди тарелочки все перебей»? – Тёмка даже засмеялся от этой мысли.
   Я тоже улыбнулась:
   – Это ещё хорошо, что родители половину про нас не знают!
   – Точно, а то бы каждый день «скорую помощь» бабушке пришлось вызывать. А давай вот что… давай устроим тара-рам!
   – Это как?
   – Это вот так!
   Тёмка схватил две линейки и начал барабанить ими по всему, что попадалось под руку. Получилось очень весело и шумно. Я схватила карандаш со спицей и тоже стала стучать. Тут же в комнате появилась баба Валя:
   – Я вас, кажется, просила не шуметь. Вы что, назло мне это делаете?
   Что она говорила дальше, слышно не было, потому что Тёмка добрался до металлического каркаса лампы.
   БАМ! БАМ! БАМ!
   – …говорю…
   БУХ! БУХ! БУХ!
   – …устала…..сил…
   Баба Валя вышла из комнаты, захлопнув дверь. Мы ещё немного постучали и вместе прекратили.
   – Послушай, – вдруг сказала я, – она там плачет, кажется.
   – Кто плачет?
   – Бабушка твоя!
   – Не может быть! Она никогда не плачет.
   – Ты послушай!
   В квартире действительно раздавались какие-то всхлипывания и причитания. Мы открыли дверь и на цыпочках вышли в коридор.

 
   Баба Валя сидела на кухне и вытирала фартуком глаза.
   – Баб, ты чего? – осторожно спросил Тёмка.
   – Баба Валечка, не плачь. Мы больше не будем.
   – Ну, бабулечка, – испуганно заговорил Тёмка, – дорогая бабулечка…
   – Простите нас, баба Валя.