Ольга Яралек. Я и Тёмка

   – Это просто какой-то заколдованный хомяк, – почесав затылок, сказал Тёмка, – то появляется, то исчезает. Сейчас мы на него капкан поставим!
   – Как? – закричала я. – Тебе и капкан дядя Вадик подарил?
   – Нет, – вздохнул Тёмка, – к сожалению, только книжку, как на зверей охотиться.
   – И как же на хомячков охотятся? – ехидно спросила я.
   – Не знаю ещё. До конца не прочёл.
   – Никак на хомячков не охотятся! – авторитетно заявила я. – Ты бы ещё на тараканов охотился. За хомячками можно только наблюдать.
   – Давай наблюдать, – быстро согласился Тёмка. – Будем на него фонариком светить и записывать, в какую сторону света он побежал.
   – Я записывать не умею.
   – Я тоже, – сказал Тёмка, откладывая компас. – Ну, тогда просто смотреть будем и фонариком на него светить…
   – А тебе бы понравилось, если бы на тебя фонариком светили?
   Тёмка подумал и говорит:
   – Нет, не понравилось бы, – и отложил фонарик. – Совершенно ненужные в экспедиции вещи, оказывается: фонарик и компас, – сделал вывод Тёмка.
   – Ладно, сядь на диван и посиди тихо, – говорю, – Кеша сам вылезет.
   Сел Тёмка на диван. Сидим. Тишина. Тёмка ёрзать начал.
   – Сиди тихо, не ёрзай. Кто так наблюдает?
   – За кем наблюдать-то? Никого нет!
   – Сейчас. Жди.
   Тёмка головой в разные стороны крутит: чувствую, сейчас соскочит с дивана и опять шуметь начнёт. Тут как раз в диване хомяк зашуршал.
   – О! – зашипел Тёмка. – Он всё-таки в диване.
   – Конечно, в диване, где ж ему ещё быть? Сиди тихо. Он сам вылезет.
   И, действительно, через некоторое время выбежал Кеша из дивана на самый центр комнаты. Сел на задние лапки, опять стал чиститься. Тёмка хотел было его схватить, но передумал:
   – Красивый, правда?
   – Правда, – говорю.
   Хомячок побежал обратно к дивану. Мы свесили головы вниз – тут-то меня и осенило:
   – Ты не нарочно ли хомяка из клетки перед моим приходом выпустил?
   Тёмка смутился и говорит:
   – Да. Понимаешь, мама всегда говорит, что хвастаться нехорошо. А мне тут всего столько наприсылали ко дню рождения…
   Я хотела с ним поругаться, но тут Кеша из-под дивана вылез и опять в центре комнаты сел. К задней лапке хомячка прицепилось крохотное игрушечное ружьё. Тут в комнату дядя Толя заходит – он на обед пришёл. Увидел хомячка и говорит:
   – О! Уже братья наши меньшие вооружились! К чему бы это?
   Тёмка затылок почесал:
   – Это, папа, охота на охотников началась.
   Тёмка так серьёзно сказал, что сначала все молчали. Потом я засмеялась. Вслед засмеялся дядя Толя. Баба Валя, подошедшая с кухни, ничего не поняла, но тоже смеялась. Но больше всех хохотал Тёмка. Мы с ним даже упали с дивана от смеха – никак не могли остановиться. Было так весело, что я не стала на Тёмку сердиться. В конце концов, я тоже люблю похвастаться!

Целина

   Наступила зима. Снегу выпало – ну прямо по колено! И обе наши дворовые горки снег укрыл толстым слоем. Пришло время доставать санки. Я очень люблю кататься на санках. Они у меня уже старенькие, облезлые, одной дощечки посередине не хватает, но полозья у них скользкие-скользкие! И я всегда дальше всех с горки скатываюсь.
   Посмотрела я утром во двор. Всю ночь снег падал. Всё кругом белым-бело. Звоню Тёмке:
   – Тёмка, пошли с горки на санках кататься!
   – Пошли! – отвечает.
   Выбежали во двор. Ну, прямо до горки дойти – и то проблема. Валенки в снегу вязнут! Дошли всё-таки. Забрались наверх. Первым Тёмка поехал. Раз – и внизу! Я следом скатилась. Ух! Здорово! Но нам с Тёмкой просто так кататься неинтересно. Нам нужно обязательно соревнование устроить! В прошлом году мы с самой вершины не просто «кто дальше проедет» катались, а так, чтобы не отталкиваться больше. Как один раз оттолкнёшься, так и лежи на животе до остановки санок. Другой раз мы на спине скатывались: тоже кто дальше. Третий раз прыгали на санки с лёту. Как скатываться – всегда я придумываю. Потому что мне всё равно как, я всегда и всех обгоняю! Вот такие у меня волшебные санки.
   – Как кататься будем? – кричит Тёмка, а сам уже на горку поднялся.
   – Кто дальше! – отвечаю.
   Тёмка с разбега прыгнул на санки и покатился. Когда санки остановились, встал – и давай варежками махать. Я тоже с разбега на санки упала. Вжик! И оставила Тёмку далеко позади.
   – Давай ещё! – говорит Тёмка.
   – Давай! – отвечаю. А у самой настроение отличное: кажется, хоть сто раз ещё поднимусь и спущусь!
   – Нет! Давай пять раз спустимся. У кого больше удачных попыток, тот и выиграл.
   – Хорошо, – соглашаюсь.
   У него ни разу дальше меня съехать не получилось. Я смеюсь, а Тёмка сердится:
   – Давай по целине! Кто дальше! – вдруг предложил он.
   – Как? – не поняла я.
   – Ты чего, не знаешь, что такое целина? – смеётся Тёмка. – Она не знает, что такое целина!
   Я потащила санки в горку. Тёмка меня догоняет:
   – Кулёма ты! Целина – это место, где ещё снег лежит, там, где мы не катались. Вот сбоку горки, например.
   – И как же мы там прокатимся? Мы же не съедем тут даже… – удивилась я.
   – Почему не съедем? Горка покатая. Съедем.
   Тёмка поставил перед собой санки – и как прыгнет! Вжик! И проехал. Машет мне снизу, весь в снегу, без шапки…
   – Отойди, – кричу, – сейчас попробую.
   В общем, поставила я перед собой санки и прыгнула. Всё замелькало. БАХ! Открываю глаза – кругом белизна, тишина. Боюсь пошевелиться, но чувствую – как-то не так всё. Закрыла глаза и снова открыла: белым-бело.
   «Наверное, я умерла, – подумала я. – Не больно это совсем».
   Тут слышу: ДУН. ДУН. ДУН. Что такое? Возле моего лица что – то зашевелилось – показался Тёмка, но как бы наоборот. То есть Тёмка как Тёмка, только рот у него на лбу, а лоб на подбородке.
   – Ты чего разлеглась? – спрашивает Тёмка-наоборот. – Вставай.
   Я медленно начала подниматься. Оказывается, я с горки кубарем скатилась, а потом в сугроб головой вниз воткнулась.

 
   – Я, – говорю сердито, – думала, что умерла на твоей целине.
   – Ну, умереть – не знаю, но летела ты классно! А я вот шапку чуть не потерял. Кое-как нашёл. Короче, я выиграл. Ты до меня не доехала. Ещё будем здесь соревноваться?
   – Нет, не будем! Я домой хочу.
   – Как – домой? Мы же только что вышли.
   – Ну и что? А я уже домой хочу.
   – Это потому ты домой хочешь, что я у тебя выиграл!
   – И ничего не потому, – ответила я, закусив губу. Мне было ужасно обидно, что я не выиграла у Тёмки. Я всегда на санках выигрывала, но второй раз скатиться по целине боялась.
   – Ну и иди! Кулёма! А я кататься буду.
   Я понуро поплелась домой, таща за собой санки на верёвочке. И всё думала, как это неприятно – не выигрывать. Ужасно неприятно!

Пожар

   Зимой быстро темнеет. Вот только вышел во двор засветло, как уже темно. И это замечательно! Ни одного фонаря у нас во дворе нет. Но светло! Потому что весело горят огни в окнах нашего дома. Я очень люблю лежать на сугробе и смотреть на разноцветные огоньки окон. Хотя мне это и не разрешается. Но я лежу, когда никто из взрослых не видит. Если прищуриться и покачать головой, то кажется, будто дом – корабль, окна – иллюминаторы, а корабль на волнах покачивается. Это мне Димка подсказал так смотреть.
   Как-то раз мы катались с Тёмкой с горки. Было уже хоть глаз выколи, и из форточек то моего, то Тёмкиного окна кричали, чтобы мы шли домой, но у нас никак не заканчивалось соревнование. Мы хотели понять, на какой раз с санками на горку подняться не сможем. И я, и Тёмка ужасно устали, еле-еле перебирали ногами. Но вновь карабкались и съезжали. Тут Тёмка скатился и лежит себе внизу. Я к нему подъезжаю и говорю:
   – Нечестно! Отдыхать нельзя!
   – Я не отдыхаю. Я смотрю. Гляди на третий этаж. Что там?
   Смотрю на третий этаж соседнего подъезда. Там поэт Листов-ский живёт, он парализован – ходить не может… У него на балконе облако чуть заметное, беловатое.
   – Облако, – говорю, – как пар, только висит и не улетучивается.
   – Да. Что-то непонятное, – подтвердил Тёмка, – ну, бежим!
   Мы встали и опять поплелись на горку. Съехали ещё пару раз. Смотрим на окно, а там всполохи красные.
   – Телевизор, что ли, работает? – спрашивает Тёмка.
   – И облако расползается, да?
   – И гарью пахнет…
   – Пошли, бабе скажем.
   – Пошли.
   Побежали к нам. Рассказали дедушке: он нам дверь открыл. Дед накинул пальто и вышел во двор: возле третьего подъезда уже несколько человек стояло. Дед подошёл к ним и тут же побежал куда-то звонить. Спустились Тёмкины дедушка и бабушка, потом наши мамы и папы вышли, потом весь подъезд вышел. Про нас с Тёмкой забыли.
   – Это пожар! – кричит Тёмка.
   – Ты чего радуешься? – спрашиваю.
   – Не знаю, – тут же осёкся Тёмка, – радостно… и всё.
   – А если этот поэт умрёт? А если он уже сгорел?
   – Да, страшно, – ответил Тёмка и опять с горящими от любопытства глазами на окна смотрит. – Слушай, давай на горку залезем. Она как раз на уровне третьего этажа!
   Мы побежали в самую глубь двора, на горку: оттуда было действительно лучше всего видно. Тут подъехали две пожарные машины. Пожарные начали быстро выскакивать, что-то разворачивать, сворачивать… Всё у них так здорово получалось! Выросла лестница – пожарный по ней проворно вверх поднялся. Потом раздался звон стекла – через окно стали вырываться огни пламени с чёрным дымом. Пожарные что-то включили – тут же побежала пена. Много-много пены. Вся стена в пене, второй и первый этаж залили. Смотрим – соседка с четвёртого этажа с замотанной полотенцем головой стоит, прямо в махровом халате. Она уже спала и стала задыхаться от дыма, как потом рассказала нам баба Валя.
   Пожарные поливали, поливали, а пожар всё никак не заканчивался. Тут я увидела свою бабушку, которая искала нас. Мы нехотя слезли с горки – нас тут же подхватили родители и увели по домам.
   Утром дедушка рассказал, что в квартире Листовского взорвался телевизор. Пожар очень быстро охватил всю комнату, но сам Лис-товский успел выехать в подъезд на коляске, хотя по ступенькам спуститься не мог. Его потом соседи вниз спустили. А ночью вспыхнула вторая комната в его квартире. Это была библиотека. Как-то искра туда попала. Тлела, тлела и загорелась. И опять приезжали пожарные! Но Листовского в квартире не было, его в больницу ещё вечером увезли.
   Квартира выгорела дотла… Вот если бы раньше пожар заметили, такого бы не произошло. А то пока Листовский с кровати на коляску пересаживался, уже всё горело… Как только дед это сказал, у меня дыхание остановилось. Я побежала к Тёмке: он уже всё знал. Я потащила его в комнату:
   – Тёмка! Если бы мы с тобой сразу побежали и рассказали, что увидели облако или мелькание красного света, то квартира Листовского бы дотла не выгорела, понимаешь?! Ему теперь жить негде!
   – Понимаю, – кивает Тёмка, – но знаешь, даже когда мы домой к тебе побежали, я не думал, что это пожар.
   – Что теперь делать?!
   – А что делать? – не понял Тёмка.
   – Мне страшно, – говорю я шепотом. – Мы с тобой во всём виноваты.
   – Мне не страшно, но как-то не по себе.
   На этом и разошлись. Несколько дней я никому ничего не говорила, но так мне было нехорошо… Бабушка это заметила и спросила:
   – Ты что ходишь, будто в воду опущенная?
   Я залезла к бабушке на колени и рассказала, как мы с Тёмкой могли спасти квартиру Листовского, но не сделали этого. Слёзы текли по щекам. Мне казалось, что это самое страшное, что я сделала или не сделала в своей жизни. Бабушка внимательно меня выслушала и сказала:
   – Всё вы правильно сделали. Вы ведь не знали, что это пожар. Думаю, ты и Тёмка даже не поняли, что это такое. Вы ведь пожар в жизни ни разу не видели. А когда вам стало тревожно, побежали и рассказали. А если бы не рассказали, пожарные, может, ещё позже приехали – сгорели бы соседние квартиры. Но этого не произошло. Так что вы даже молодцы. Не расстраивайся.
   Я пошла успокаивать Тёмку:
   – Ничего, – говорю, – в следующий раз мы с тобой уж точно будем знать, что это пожар.
   Тёмка посмотрел на меня как-то странно и говорит:
   – Ты что думаешь, пожары так часто бывают? Может быть, это первый и последний пожар, который мы с тобой в жизни видели.
   От его слов я сначала расстроилась, а потом обрадовалась. Ну и хорошо, что больше не увидим. Мне и одного раза хватило.

Игрушечная посуда

   Не всегда бывает так, что мы только у Тёмки играем. По выходным он иногда приходит поиграть ко мне. У меня Тёмка всё разбрасывает и никогда не помогает убирать. Меня это злит. Как-то раз собрались мы у меня:
   – Что будем делать?
   – Не знаю, – говорю, – давай в лото поиграем.
   – Нет, – отвечает Тёмка, – в лото не хочу.
   Это у нас так всегда. Как соберёмся вместе, ну никак придумать не можем, во что бы нам поиграть. А потом – БАЦ! – и интересная игра придумывается. Так и в этот раз.
   – Тащи свой ящик, посмотрим, что у тебя есть, – говорит Тёмка.
   Ящик – это место, где у меня хранятся игрушки. Он лежит под шкафом. Там и старые, и новые, и поломанные игрушки хранятся. И даже какие-то непонятные части от неизвестных игрушек. Я всё берегу, ничего не выбрасываю. Тёмка залез в мой ящик и вытащил оттуда кукольную кастрюльку.
   – Вот, – говорит, – что нам надо! Будем что-нибудь варить. Ты варить умеешь?
   – Нет, не умею. Да как же мы будем варить? – засмеялась я. – Это же кукольная посуда.
   – Ну и что? Она же из металла сделана. Значит, её можно нагревать.
   Это мне никогда в голову не приходило, но сразу стало интересно. А что мы будем варить?
   – Ну, лапшу или горох давай.
   – Лапша в кастрюльку не войдёт, да и гороха нет.
   – Тогда нужно что-то мелкое варить, – ответил Тёмка, – кашу.
   – Самая мелкая каша – манка, – со знанием дела ответила я.
   – Тащи манку.
   Я пошла на кухню и отсыпала в розетку для варенья манки, а в стакан налила воды.
   – Так, – сказал Тёмка, – я тут у тебя ещё одну кастрюльку нашёл, она меньше, но для тебя будет как раз. Моя кастрюлька была на длинной деревянной ручке и действительно меньше, чем у Тёмки.
   – Теперь спички неси и свечки, – скомандовал Тёмка, – ты знаешь, где у вас спички лежат?
   – Я-то знаю, – гордо ответила я.
   – И где? – поинтересовался Тёмка.
   – На кухне, в ящике старого серванта.
   – А-а-а-а, – протянул Тёмка, – мои от меня спички на шкафу прячут.
   – Мои тоже прячут, наверное, – неуверенно произнесла я. Потом я побежала на кухню и принесла спички и две свечки.
   Пока ходила, Тёмка расположился на моём столе. Нам в этом году в школу идти, поэтому родители мне и Тёмке купили настоящие ученические столы. У него с двумя дверками, у меня с одной. Зато у меня есть полочки справа! Свой стол я протираю каждое утро: у него красивая полировка и замечательные золотые ручки-шарики на ящиках.
   Мы зажгли свечки, налили в кастрюльки воду и высыпали манку.
   Через несколько секунд Тёмка говорит:
   – Чего-то мне пальцы жжёт твоя кастрюля!
   – Да? – сказала я. – А мне не жжёт.
   – Ну, понятно, ты же за деревянную ручку держишь, – сказал он и уронил свою кастрюлю на стол.
   – Ой, что ты натворил! – зашипела я. – Сколько грязи! Убирай сейчас же!
   – Чем я тебе буду убирать? – сказал Тёмка, пальцем трогая размазанную кашу.
   Я побежала на кухню за тряпкой. Пока я бегала, он заново налил воды в свою кастрюлю и опять насыпал манку.
   – Сейчас буду держать за краешек через носовой платок, – говорит Тёмка, вытаскивая носовой платок из брюк.
   Я забыла про размазанную кашу, схватила свою кастрюлю со стола и закричала:
   – Мамочки! Я стол испортила!
   Тёмка с интересом посмотрел на место, откуда я только что подняла свою кастрюльку.
   – Да, – сказал он, – ты лак прожгла, теперь навсегда останется белое пятно.
   Тут у него в кастрюльке каша забулькала и разбухла. Я решила подумать об этом пятне потом, а сейчас кашу свою доварить. Схватила кастрюльку и поднесла к свечке. Очень быстро и моя каша забулькала.
   – Моя, кажется, сварилась, – сказал Тёмка, – ложку давай, пробовать будем.
   Я полезла в ящик за игрушечными ложечками, а когда повернулась, смотрю, теперь на моём столе уже две кастрюли стоят: моя и его.
   – Ты что делаешь! – завопила я. – Ты мне стол прожжёшь!
   Я подбежала и схватила обе кастрюли вместе. Как тут мои пальцы обожжёт! Я выронила Тёмкину кастрюлю, она упала на пол и заляпала ковёр манкой. А пока я смотрела на упавшую кастрюлю, моя кастрюля в руках наклонилась, и каша тоже полилась на ковёр.

 
   – Что-то у вас палёным пахнет, – сказала бабушка, открывая дверь.
   Она увидела две горевшие свечки и спички на столе.
   – Откуда у вас спички? – строго спросила она. – Сейчас же верните! И потушите свечки.
   Я задула свечки и отдала бабушке спички.
   – А на столе у вас что за пятна? – спросила бабушка. – Безобразие, немедленно всё убирайте!
   Я стала возить тряпкой по столу; как убрать манку с ковра, я даже не представляла.
   – Ну, я пошёл домой, – сказал Тёмка, – жалко, что не удалось кашки попробовать.
   – Ты что же, не будешь помогать мне убираться? – спросила я.
   – Нет, мне пора, – серьёзно ответил он и ушёл.
   Я посмотрела на пол, на ковёр, на два белых и одно почти чёрное пятно на столе, на разводы от каши, на совершенно чёрные кастрюльки… так мне досадно стало!
   «Я ему всегда помогаю убирать игрушки, а он ушёл?! После наших игр у него дома такого кошмара никогда не остаётся, а у меня, значит, можно?! Больше никогда его не позову, а у него дома тоже что – нибудь разбросаю и разломаю».
   Так я думала и водила пальцем по следам от кастрюлек. Очень мне было себя жалко.

Как я ночевала у Тёмки

   Почти каждый день утром перед работой моя бабушка ведёт меня домой к Тёмке. Мы вместе едим, отдыхаем, гуляем на улице и играем. Вечером меня забирают домой, а на следующий день всё повторяется. Мы с Тёмкой не ходим в детский сад – с нами сидит Тёмкина бабушка.

 
   А тут вдруг моих папу, маму и бабушку отправили в командировку. Точнее, папа уже третий месяц в командировке в Башкирии, мама поехала с докладами по области, а бабушку срочно вызвали на какое-то собрание в другом городе. Дедушка до часа ночи свою газету в редакции принимает. А меня, как сказала мама, нужно куда-то «пристроить». Пристроить меня можно только к Тёмке. Вот туда меня и отправили со своей подушкой одну ночь переночевать, потому что бабушка всего на два дня в командировку уезжала. Баба Валя постелила мне на своей кровати, она в одной комнате с Тёмкой спит, а сама пошла в зал спать.
   Пожелав всем спокойной ночи, мы с Тёмкой выключили свет, забрались в кровати и стали перешёптываться.
   – Ты в Бабая веришь? – спрашивает Тёмка.
   – Верю, – отвечаю.
   – А как он выглядит? Ты его видела?
   – Нет. Не видела. Но он очень страшный.
   Тёмка в темноте вздохнул.
   – А цыган боишься?
   – Боюсь. А ты?
   – И я боюсь, они детей воруют.
   – И лошадей, – к чему непонятно, сказала я.
   Несколько раз приходила баба Валя, но мы делали вид, будто спим, и она уходила, поправив одеяла. Так мы с Тёмкой вспомнили всё, что только можно вспомнить, но потом мне так спать захотелось, что я задремала. Чувствую, кто-то меня за плечо трясёт. Открываю глаза – Тёмка стоит:
   – А мне кажется, баба Муся, ваша соседка с первого этажа, – ведьма.
   Я ничего спросонья понять не могу.
   – Какая ведьма?
   – Ну, соседка ваша по этажу.
   – Давай спать, – говорю, – уже сил нет.
   – Давай, – отвечает Тёмка, уходя к себе в кровать, но через секунду опять спрашивает:
   – Ты знаешь, сколько это – один биллион?
   Я села на кровати.
   – Ты спать собираешься сегодня? – спрашиваю.
   – Да, да, – отвечает Тёмка, – уже сплю.
   Только я легла, Тёмка опять спрашивает:
   – Сколько звёзд на небе? Один биллион или один триллион?
   – Я не знаю, сколько это вообще. Это какие-то очень большие цифры, наверное.
 

   Помолчали немного, а потом Тёмка спрашивает:
   – Ты представляешь, что такое бесконечность?
   – Бесконечность? Это когда нет конца, наверное. Вот шёл, шёл – уже конец. БАЦ! А там его вдруг нет, и так всё время…
   Слышу, Тёмка уже сопит. А я всё думаю, что такое бесконечность, бесконечная Вселенная, и никак понять не могу: как же так – нет конца?
   – Тёмка! Тёмка! – шепчу. – Как же это? Вот уже конец Вселенной, а дальше тогда что?
   Тёмка не ответил. Тогда я подошла к нему и стала трясти его за плечо.
   – Ты чего, – говорит Тёмка, – обалдела? Спи давай.
   – Я спать теперь не хочу, ты меня разбудил. Мне теперь мысли разные в голову лезут.
   – А ты слонов считай, – хмыкнул Тёмка и отвернулся к стене.
   – Почему слонов? Я баранов считаю.
   – Бараны слишком быстро бегают, – ответил, зевая, Тёмка, – не успеваешь считать.
   – Ну, попробую слонов.
   Я легла в кровать. Один слон, два слона, три… а вот и большой слон: это слониха-мама – за её хвост держится маленький слонёнок. Но тут слониха исчезает, и слонёнок остаётся один. Я стала думать, как это страшно, если все-все умрут, а я останусь одна. Что тогда со мной будет? Меня, наверное, к Тёмке возьмут жить… Или не возьмут… Это уже не важно. Я стала плакать.
   – Тёмка, Тёмка, – говорю. – А ты не боишься, что твои родители умрут?
   Тёмка, качаясь, сел на кровати:
   – Боюсь. Я иногда про это думаю. Но лучше не надо. Спать давай.
   – Давай, – говорю, а у самой никакого желания спать нет.
   Только Тёмка засопел, у меня опять вопрос появился.
   – Тёмка, а ты знаешь, откуда дети берутся?
   – Знаю, – отвечает Тёмка во сне, – их в капусте находят.
   – Это и я знаю, но есть здесь какая-то тайна. Их ведь когда попало не находят. Сначала жених и невеста празднуют свадьбу, потом появляется ребёнок. Может, нужно праздник сделать большой? Или дело в белом платье? И когда нужно на поле ехать?
   Чувствую, Тёмка меня не слушает. Я опять к нему пошла и стала за плечо трясти:
   – Ты как думаешь? Когда?
   Тёмка опять сел на кровати:
   – Что – когда?
   – На поле ехать когда пора?
   – На какое поле?
   – На поле, где капуста растёт.
   – Какое поле? Спи давай! Ни на какое поле мы не поедем! Я вообще капусту не люблю.
   – А я люблю, – ответила я, ложась в кровать, – особенно жареную с маслом. Мне захотелось лечь поудобнее и заснуть, но тут Тёмка заворочался:
   – Есть что-то хочется…
   – Угу, – сказала я сквозь сон.
   – А ты что будешь?
   – Ничего…
   – Пошли, там салат остался… и пирог с мясом…
   Он вытащил меня из кровати и поволок на кухню. Мы залезли с ногами на табуретки и съели всё, что нашли на столе после нашего ужина, а потом вернулись в комнату и до самого рассвета болтали. Как заснули – не заметили.
   Утром баба Валя нас не добудилась и решила оставить в покое. Проспали мы до самого обеда. А во время обеда Тёмка говорит:
   – С тобой совершенно невозможно в одной комнате находиться! Ты же мне спать не давала!
   – Я не давала?! – возмутилась я. – Это ты мне спать не давал!
   – А кто меня разбудил?
   – А ты меня не будил? – удивилась я.
   Потом мы пошли в комнату и сели на кровати: делать ничего не хотелось.
   – И почему все вопросы в голову ночью лезут? – спрашивает Тёмка.
   – Не знаю, – говорю, – но днём говорить с тобой совершенно не о чем.

Очень тихий мальчик

   Как-то летом в нашем доме появился новый жилец. В квартиру на первом этаже соседнего подъезда въехали мальчик и его мама. Мама оказалась большая, весёлая, шумная, а ещё приятно пахла духами. Очень быстро она познакомилась со всеми детьми нашего двора и нашими мамами. Она вообще была очень общительная. А вот её сын – наоборот.
   Славик даже ходил как-то тихо. Незаметно, словно тень. С нами не играл, а чаще сидел на лавочке и смотрел, как мы играем. Вытащить его на площадку было целое дело. Да мы и не особенно старалась: нам и без него было весело.
   Но постепенно Славик привык к нам и нашим играм. В мяч, например, ему играть нравилось. В прятки тоже. Но только в них он почти всегда голил. Когда Славик видел, что кто-то не хочет голить, он всегда предлагал:
   – Хочешь, я буду?
   И, конечно, все хотели. Кому охота возле стенки стоять, когда можно побегать?
   А Славик вставал к стене, закрывал глаза и начинал свой отсчёт.
   Как-то раз мы вышли с Тёмкой во двор вдвоём, а там уже сидел Славик. На улице было жарко. Бегать не хотелось – мы забрались в песочницу. Песок на солнце тоже прогрелся, но если капнуть глубже, можно было найти стоящий материал для крепости, как бы сказал Тёмка.
   Я стала отгребать сухой песок в одну сторону, Тёмка в другую. Вдруг Славик коснулся моего плеча и говорит:
   – На, возьми досточку, ею удобней копать.
   Я взяла.
   – А можно я вам помогу? – спросил Славик.
   – Валяй, – ответил Тёмка, – мы крепость строить будем.
   – А хотите, я кубики принесу, из них можно башенки сделать?
   – спросил весело Славик.
   Мы смотрели на Славика во все глаза.
   – А тебе разрешат чистые кубики на улицу вынести? – удивился Тёмка.
   – А почему нет? – обрадовался Славик и убежал за кубиками.
   Так он удивлял нас весь день, пока мы строили нашу крепость.
   То бегал за ведром воды, чтобы полить песок, который весь высох на солнце. То принёс совки. То бумагу, чтобы флажки сделать на башенках. Короче, Славка нам очень понравился. Он столько всего наприду-мывал, а самое главное – всё сам и сделал. Когда солнце стало не так жарить, а крепость была уже готова и даже дважды обстреляна, вышли Димка с Аней, а потом Костя. Мы начали играть в догонялки, потом в вышибалу, потом полезли на крыши. Это наше любимое занятие, так как с крыш виден двор больницы и картинной галереи. Ничего особенного там никогда не происходит, но почему-то нас всегда тянет посмотреть. А ещё на крыше больничного склада есть слуховое окно: через него мы залазим на чердак. Там темно и всегда тепло, даже зимой. На чердаке тоже ничего нет, но мурашки по телу бегают, когда подумаешь, что сейчас полезем в темноту.