Ольга Юнязова. Охота на ведьм

Ольга Юнязова
Охота на ведьм

   Александр сидел на пороге своего домика и вырезал ложку из куска полена. Получалось на удивление симпатично. На конце черенка он пытался изобразить медвежонка, обхватившего лапами ствол дерева.
   За этим занятием его и застала Рая.
   – Уф! – сказала она, усевшись рядом и слегка сдвинув его. – Слава Богу, все разъехались, в доме прибрала, можно и передохнуть. А ты чего делаешь?
   Александр показал ей работу.
   – Ого! – удивилась Рая. – Долго учился?
   – Да вообще не учился, – пожал плечами Александр. – Когда к празднику кораблики делали, почувствовал, что нравится мне это занятие, вот и решил сделать что-нибудь посерьезнее.
   – Так у тебя талант! – восхитилась Рая.
   – А как же! – согласился Александр. – Конечно, талант. Я же нашел цветок папоротника.
   Рая несколько секунд молчала, переваривая услышанное и размышляя, то ли это шутка, то ли метафора.
   – В каком смысле «нашел»? – спросила она наконец.
   – В прямом, – кивнул Александр. – Настоящий цветок, с лепестками и тычинками, и горит голубым огнем.
   – Ну ты сказочник! – засмеялась Рая, толкнув его локтем.
   Александр пожал плечами:
   – Да я и не рассчитывал, что ты поверишь. Я и сам до сих пор сомневаюсь.
   – Что, правда, вот прямо настоящий цветок, и горел, как в сказке?
   – Правда.
   – Так может, подстроил кто?
   Александр вздохнул, опустил нож и будущую ложку.
   – Это единственное рациональное объяснение, – согласился он. – Вот только осталось понять, кто и как это сделал.
   – Так давай поразмышляем! – оживилась Рая. – Где ты его видел?
   – Поразмышляем… – усмехнулся Александр. – Поразмышлять не сложно. Но зачем? Ведь, если я пойму, кто и как, то чудо исчезнет.
   Понимаешь? – и он снова принялся скоблить ножом кусок дерева.
   – Понимаю. Еще как понимаю, – Рая вздохнула.
   – А ты-то чего вздыхаешь? – усмехнулся Александр.
   – Да… – махнула она рукой. – Вспомнила это состояние, когда трезвый рассудок борется с неистовым желанием поверить в чудо.
   – И что за чудо?
   – У нас в области, в одном маленьком городе, в старой церкви, замироточил образ Богородицы на старинной иконе.
   – Замироточил? – переспросил Александр.
   – Ну, да. Это когда икона как бы плакать начинает. Из нарисованных глаз льются настоящие слезы! Представляешь?
   – Настоящие?
   – Ну, не совсем настоящие, – уточнила Рая. – Миро льется. Это такое масло ароматное, которым в церквях людям лбы мажут. Еще выражение есть такое: «одним миром мазаны».
   – И что?
   – Так вот. Я как услышала об этом (по телевизору сказали), сразу собралась и поехала в этот городок. Приехала, а там очередь чуть не от самой электрички стоит, чтобы чудесным миром помазаться.
   Александр беззвучно рассмеялся:
   – И сколько времени ты там стояла?
   – Да ты что! – всплеснула руками Рая. – Там народ палатки на газонах разбил, своей очереди дожидаясь. Я села на ближайшую электричку и домой уехала.
   – А сразу-то предположить не могла, что там столпотворение будет?
   – Думала, что я одна такая любопытная, – усмехнулась Рая. – Очень уж хотелось на чудо посмотреть.
   – Ты что, вправду веришь, что там на самом деле без всякого человеческого вмешательства на иконе масло появлялось?
   – Да ты что! – возмутилась Рая. – Там, прежде чем объявить о чуде, целый консилиум епископов собирался, чтобы все проверить.
   – Это тебе тоже по телевизору сказали?
   Рая махнула рукой и улыбнулась:
   – Фома неверующий!
   – Ну и Фома. Ну и неверующий, – согласился Александр. – А эти епископы, которые там собирались, чтобы убедиться, что миро само течет… чем их действия отличались от действий Фомы?
   – Действительно, – согласилась Рая. – Я как-то об этом не задумывалась.
   – А вот теперь возьми и задумайся: почему им положено проверять, а нам просто верить?
   Рая вздохнула:
   – А сам-то! Давай уже рассказывай, где цветок-то видел!
   – В лесу. Где же еще? В самой чаще, в темную купальскую ночь, как и положено.
   – А как ты там оказался?
   – Оксанка завела, – Александр закусил губу, сдерживая смущенную улыбку.
   – Оксанка? – В голосе Раи зазвучали нотки ревности. – Эта полуобморочная девица, что ли?
   – Судя по твоей интонации, она тебе не понравилась.
   – Ну… что значит, не понравилась? – пожала плечами Рая. – Девушка как девушка. Но чтобы вот так вот хватать парня и тащить его в лес… хм. Так, ясно, что она и подстроила все.
   – Ясно, да не ясно, – пробормотал Александр. – Ты сама посуди: ночь, луны нет. В лесу тьма, хоть глаз выколи. Мы идем наугад, лишь бы идти. Даже если она все это подстроила, то, во-первых, как она смогла найти место, где все подготовила? Во-вторых, как она цветок подожгла, если все время находилась рядом со мной, а он вспыхнул в нескольких метрах от нас? И в-третьих, цветы не горят – я пробовал. Так что я сделал вывод, что мне легче поверить в чудо, чем понять, как это можно было подстроить.
   – Наивный! – усмехнулась Рая. – Хочешь, я тебе все очень просто объясню?
   – Если честно, то не хочу. Но все равно объясни.
   – Но зачем же, если не хочешь? – пожала плечами Рая.
   – Затем… Раз у тебя есть объяснение, то это все равно уже не чудо.
   – Ну, вот! Еще один ребенок по моей вине перестал верить в Деда Мороза.
   – В цветок папоротника.
   – Ну, это почти одно и то же.
   – Ты от темы не уходи!
   – Ладно… – Рая виновато посмотрела на Александра. – Тебе мама в детстве банки ставила от кашля?
   – Бывало, – кивнул Александр.
   – Помнишь, она на вилку наматывала вату, мочила ее спиртом и поджигала.
   – Не помню таких тонкостей.
   – А я помню, потому как сама неоднократно это делала. Так вот: пока весь спирт не сгорит, вата остается белехонькой и может гореть несколько минут. Если намочить в спирту тряпичный цветок, каких у Галины в мастерской пруд пруди…
   – М-м-м! – застонал Александр и, закрыв глаза, уперся затылком в стену дома.
   – …думаю, он как раз несколько секунд будет гореть, пока не начнет обугливаться, – закончила свою разоблачительную речь Рая. – Если хочешь, можем провести эксперимент.
   – Ну, а как она нашла в темноте поляну, где…
   – Еще проще, – перебила Рая. – Берешь веревочку, привязываешь к дереву и протягиваешь ее к выходу из леса. Потом одной рукой берешь тебя, другой за веревочку держишься и идешь.
   – А как подожгла?
   – Вот тут… не знаю. Без помощника не обойтись. Скорее всего, Галина в засаде сидела.
   – Не сходится. Галина вместе со всем своим семейством хороводы водила, когда мы с Оксаной с поляны уходили.
   – Да мало ли кто мог там сидеть… – уже с сомнением сказала Рая. – Но ты не расстраивайся! Само по себе то, что они такое организовали, уже чудо. Я бы ни за что не придумала такой розыгрыш.
   – Вот именно. Было чудо, оказалось розыгрыш, – вздохнул Александр. – Спасибо, Раечка, развеяла мои детские иллюзии. Пора уже взрослеть.
   – Кстати, по поводу «взрослеть», – Рая замялась. – Разговор у меня к тебе есть серьезный.
   Александр с опаской покосился на соседку:
   – Что за разговор?
   – Я, конечно, понимаю, двадцать первый век и все такое, но пришла я к тебе по старинной русской традиции дочку свою сватать, – и она замерла, ожидая реакции.
   Несколько длинных секунд Александр удивленно хлопал своими черными загнутыми ресницами. Потом спросил:
   – Рай, ты не перепутала? По традиции, вроде, женихи сватов к невестам посылали.
   – Так я ж и говорю! – развела руками Рая. – На дворе двадцать первый век! Пора менять традиции. Ну, а если серьезно: Сань! Ну, неужели ты не замечаешь, что девчонка уже извелась вся? Она тебе и так намекнет, и этак… Что ты за истукан такой? Чем она тебе не хороша?
   – Да ты что, Раечка! Красавица у тебя Анютка! – опешил Александр. – Но я ж ее лет на пятнадцать старше!
   – Ну, скажем, не на пятнадцать, а всего-то на каких-то двенадцать. Подумаешь! – Рая встала. – Раз уж ты намеков не понимаешь, то скажу открытым текстом: нравишься ты ей очень, и я ничего не имею против того, чтобы ты за ней поухаживал. Понятно?
   Александр почесал затылок и тоже встал:
   – Рай, ты извини, но… я с Оксанкой уже… как бы это сказать…
   – Что, переспал?!
   – Да нет! Ну, ты скажешь! – возмутился Александр.
   – А что тогда?
   – Ну, обручился, что ли? – Александр пожал плечами. – Как это называется, когда люди договариваются, что будут вместе?
   – Надо же! – Рая возмущенно всплеснула руками. – Надо же, какая быстрая! Вот ведь хитрая, а! Хлоп в обморок и на тебе, пожалуйста. А потом хватает парня и в лес! Ну, почему так, а? – Она села обратно на ступеньку, продолжая возмущаться. – Скромная девушка потихоньку действует, намеками, аккуратненько. А тут приезжает красотка из города и уводит парня из под носа!
   Александр присел перед расстроенной Раей на корточки:
   – Ну что ты! Какая она красотка?
   – Так и я говорю, что Нюрка моя красивее. Что ты нашел в этой бледной выскочке?
   Александр пожал плечами. Как ей объяснить, что он нашел в Оксане?
   – Рай, не обижайся! – улыбнулся он. – Ну не пара я твоей Анечке.
   – Не пара, так не пара, – вздохнула Рая. – Насильно мил не будешь. Только и Оксанка твоя тоже тебе не пара.
   – Так я знаю…
   – Что знаешь? – удивилась Рая. – Что она тебе не пара?
   Александр кивнул.
   – Что-то я не поняла. А если знаешь, то как же вы обручились?
   – Как-то так.
   – Может быть, все еще можно отменить?
   – Да, можно, конечно! – усмехнулся Александр и встал. – Только не хочется. По крайней мере мне.
   – Ой, Саня! – Рая тоже встала и пошла к калитке. – Вляпался ты опять в историю. Ну да ладно. Посмотрим, чем все это кончится. Но, – она развернулась и погрозила Александру пальцем, – наш разговор должен остаться между нами. Анюта о моей затее ничего не знает, поэтому продолжай вести себя как раньше. Хорошо?
   – Конечно, Раечка. Но ты уж постарайся ее как-то отвлечь от меня. Извини, что так получилось. Я не хотел.
   – Ничего! – улыбнулась Рая. – В этом возрасте без несчастной любви не бывает. Переживет.
 
   Проводив соседку, Александр замер возле калитки, глядя то ли куда-то вдаль, то ли вглубь себя.
   Деревня мирно дремала, лежа между огромным полем и неторопливой рекой. Пчелы собирали нектар, дачницы – ягоды. Это рай для уставшей души. Здесь ничего не хочется менять.
   Александр представил образ Оксаны, и сердце его сжалось. Она не вписывалась в пейзаж, она была здесь инородным телом. Ее следы, оставленные в дорожной пыли, вызывали у пространства аллергию. Деревня просыпалась и начинала чесаться, пытаясь избавиться от раздражающей гостьи.
   Александр встряхнул головой. Привидится же такое!
   Он вздохнул и достал из кармана связку ключей. Сегодня они с Оксаной собирались вместе сходить и посмотреть дом, который, как оказалось, тоже достался Александру в наследство от деда^[1]. Но все планы поломал Алексей, внезапно заявившись утром в деревню.
   Он разбудил Оксану, рассказал ей о каких-то проблемах, после чего она быстро собралась и, даже не позавтракав, попрощалась с гостеприимными хозяевами.
   – Я вернусь в пятницу вечером, – пообещала она, забираясь в салон «мерседеса».
   Александр кивнул и улыбнулся.
   Все это напоминало конец фильма: уходящая вдаль дорога, отъезжающий автомобиль и клубы пыли из-под колес. Сейчас должны пойти титры: автор сценария, режиссер, роли исполняли…
   Александр попытался отогнать печальные предчувствия и направился к заброшенному дому.

* * *

   Вцепившись в подлокотник, Оксана нервно следила за дорогой. Она не любила скорость, но приходилось терпеть – спешили на важную встречу.
   Несмотря на то что по документам Алексей был теперь руководителем фирмы, не все деловые партнеры приняли его. В бизнесе многое держится на доверии и личных связях. Кое-кто принял в штыки бывшего шофера, отчего некоторые дела застопорились.
   То ли от усталости, то ли от мелькающих за окном деревьев у Оксаны закружилась голова, стало трудно дышать. Она нажала кнопку, и стекло опустилось, впустив в салон шумный поток воздуха.
   – Что, жарко? – прокричал Алексей. – Сказала бы, я бы кондиционер включил.
   Оксана помотала головой и, откинувшись на подголовник, устремила взгляд в неподвижное небо. В своем естественном обличии оно было светло-голубым, а не ярко-синим. Все цвета побледнели: зеленое перестало быть изумрудным, красное – рубиновым.
   «Странно», – подумала Оксана и закрыла окно. Мир снова обрел необычную красочность. Казалось бы, должно быть наоборот.
   Задумавшись, она нашла логичное объяснение: тонированное стекло отражает большую часть света. Поэтому и получается, что цвета более контрастные, а от этого кажутся более яркими. Все просто.
   Вот и в эмоциональной жизни так же. С детства всех обучают, «что такое хорошо и что такое плохо», а полутонам не придают никакого значения. Но стоит внимательно приглядеться к любому состоянию, сняв свои светозащитные очки, начинаешь понимать, что в каждом «плохо» есть множество оттенков «хорошо» и наоборот.
   Сейчас Оксана испытывала богатейшую палитру чувств, вызванных внезапным отъездом. Сожаление от необходимости покинуть деревню смешалось с радостью от скорого возвращения в привычный городской комфорт. Приятное ощущение собственной незаменимости подернуто пеленой скуки и усталости от надоевших дел.
   Но все эти эмоции выцветают, когда мысли возвращаются к Александру. Воспоминания о ласковых взглядах и робких прикосновениях растекаются теплыми волнами между ребер и переходят в саднящую боль от предчувствия, что это может закончиться так же внезапно, как началось.
   Оксана встряхнула головой, отгоняя назойливую пессимистическую мыслишку: «Ну, в самом деле! Почему это вдруг должно закончиться?»
   «А почему это заканчивалось во всех предыдущих случаях?» – Оксана покосилась на Алексея. Все-таки она так и не простила его за то, что он увлекся Танькой из параллельного класса.
   А в случае с Александром все еще сложнее. Они живут в очень разных мирах. Александр не желает возвращаться в город. И правильно! Чем он будет там заниматься? Станет «экстрасенсом» и растворится в толпе шарлатанов, рекламирующих себя в бесплатных газетах? Или наймется охранником в какой-нибудь ювелирный магазин, чтобы целыми днями тупо сидеть и сторожить безделушки? Или займется «бизнесом»? Оксана поморщилась. Городской Александр представился ей срезанным цветком, медленно увядающим в хрустальной вазе.
   Нет. Как бы он ей ни нравился, она даже не подумает предложить ему вернуться в город.
   Но и сама жить в деревне она не хочет, даже если построить очень комфортабельный дом. Пожалуй, она с удовольствием бы туда приезжала, как на дачу, но жить…
   Оксана представила себя в резиновых сапогах, фуфайке и с лопатой в руках. Ее аж передернуло. А в туфлях-лодочках ходить по деревенским дорогам, аккуратно, чтобы не наступить в коровью лепешку… да и куда ходить? По соседкам, обсудить свежую сплетню?
   И что может быть между ними при таком раскладе? Жена на выходные? Или подруга по переписке?
   Оксана грустно усмехнулась, вспомнив, какими глазами смотрели на Александра молодые дачницы. Особенно Анюта, дочь Раи. Вот эта девушка просто создана для деревни. А то, что в Александра она по уши влюблена, видно даже невооруженным глазом.
   Оксана вздохнула.
   – Что ты там вздыхаешь? – возмутился Алексей. – Рассказывай уже!
   – Что рассказывать? – повернулась к нему Оксана.
   – Ну… – Алексей пожал плечами. – Как отдохнула?
   Оксана задумалась. Каждое событие прошедшей недели было настолько значимым для нее, что она, жадно, как ребенок новые игрушки, оберегает их от посягательств любопытных глаз. И вроде бы хочется похвастаться, и даже дать поиграть, но страшно. А вдруг сломают, отберут или, что еще страшнее, раскритикуют и опошлят.
   Совсем не хотелось ничего рассказывать, не видя глаз собеседника.
   – Давай сегодня вечером, – предложила Оксана, – сходим куда-нибудь поужинать и поговорим.
   Алексей кивнул.
   Оксана закрыла глаза и притворилась, что спит.

* * *

   Участок был обнесен высоким кирпичным забором. Прочные железные ворота хмуро встретили Александра огромным навесным замком. Он улыбнулся, удивляясь их наивности: любой деревенский пацан, при желании, легко перемахнет через эту крепостную стену.
   Немного повозившись с заржавевшим железом, Александр вошел во двор. Несмотря на солнечное летнее утро, во дворе царил какой-то сумрак. Александр осмотрелся, пытаясь понять, что же создает этот удручающий эффект.
   Площадка перед домом была выложена мрамором, но многие плитки были взорваны кустами чертополоха. Сквозь стыки и трещины лезла крапива. Огород густо зарос огромными зонтами борщевика и прочей колючей растительностью.
   Высокое крыльцо не выглядело слишком приветливым: между колоннами растянулась огромная паутина, в сетях которой безжизненно висели останки мотыльков и мух. Один пестрый слепень еще трепыхался, пытаясь вырваться, но к нему уже неторопливо приближался жирный коричневый паук.
   С детства Александр испытывал мистический ужас перед этими тварями. Конечно, он не визжал как девчонка от одного их вида, понимая, что для человека они безвредны, но все равно при виде паука тело напрягалось, как при встрече с врагом, зубы сжимались, и по коже бежали неприятные мурашки.
   Он быстро отвел глаза от крыльца в поисках какой-нибудь палки. Подобрав с земли сухую ветку, Александр уже занес было ее над препятствием, но неожиданно сердце бешено заколотилось, а рука безвольно опустилась вниз.
   Казалось бы, что может быть проще, чем разрушить паутину? Но что-то же сработало в глубине подсознания, приказав мышцам отменить необдуманное действие! Что это? Александр подошел и, превозмогая брезгливость, заставил себя посмотреть в мелкие паучьи глаза. Паук замер, как будто ожидая приговора.
   Сконцентрировав внимание на своих ощущениях, Александр пришел к выводу, что его остановил обычный страх. Ему показалось, что, разрушив паучью сеть, он обязательно навлечет на себя ненависть и месть ее владельца.
   «Что за ерунда? – засмеялся про себя Александр. – Как паучок может отомстить человеку?»
   И вдруг ему вспомнился голос Оксаны:
   – …Я просто не подвергала критике те образы, которые сами собой всплывали из памяти. Я их не сортировала на то, что помню, и то, что придумываю. Я как бы приняла за аксиому: все, что придет в голову в момент пребывания в состоянии погружения в проблему, так или иначе имеет к ней отношение.
   Поблагодарив за напоминание, Александр еще раз взглянул на свой страх. И вдруг яркое воспоминание из детства всплыло в памяти.
   Однажды, когда они с ребятами ходили за грибами, он не заметил растянутую между деревьями паутину и вляпался в липкую трескучую западню. Это было ужасно! До самого вечера он отклеивал от лица щекочущие нити. И еще несколько дней потом казалось, что по голове ползает оставшийся бездомным паук. До сих пор это воспоминание вызывает у него брезгливую дрожь.
   Кто-то из пацанов тогда поделился с ним опытом, как ходить по лесу с палкой и проверять безопасность пути. Сбив две-три паутины, Саня почувствовал угрызения совести. Сначала с ними можно было мириться, но с каждой «победой над природой» они усиливались и вскоре превзошли даже тот ужас, который он испытал, попавшись в белесую сеть. Остановившись перед очередной «растяжкой», он долго рассматривал хитросплетение блестящих нитей, восхищаясь ювелирной работой уродливого членистоногого крестоносца. Но кажется, дело было даже не в красоте произведения. Ему было стыдно. Стыдно, что ради своего секундного удобства он уничтожает многодневный труд, который для паука является и смыслом жизни, и средством к существованию.
   Было стыдно… но перед кем? Все мальчишки, не задумываясь, сметали на своем пути эти невидимые препятствия. И только ему было нестерпимо жаль ткачей-тружеников, несмотря на то что они вызывали у него брезгливый страх.
   Тогда он так и не успел разобраться с этим противоречивым чувством. Сзади подошел кто-то из ребят и вывел его из задумчивости, с треском собрав на палку лучистую спираль паутины.
   – Ты чего тут уснул? – возмутился он. – Мы тебя потеряли! Кричим, кричим, а ты тут паука гипнотизируешь! Или он тебя? – насмешливо предположил «спаситель».
   Саня не рискнул поделиться с товарищем своими душевными метаниями, более того, испугался, что его заподозрят в сочувствии к восьминогим тварям. И, маскируя свою «душевную слабость», больше от самого себя, чем от товарищей, он взял палку и с удвоенным рвением начал разорять крестоносцев, стараясь игнорировать боль, которой отзывался в душе беспомощный треск рвущихся лесных нервов.
   Эта боль оживила еще одно воспоминание, от которого сдавило горло и выступили слезы. Александр закрыл глаза, и колени его подкосились. Он вспомнил, как подорвался на мине его боевой товарищ. И некогда было даже оправиться от того кошмара, что внезапно предстал перед взором. Он взвалил на плечо оторванную ногу, чтобы хоть что-то отправить на родину. Остальное пришлось оставить на съедение стервятникам.
   «Как ты мог ее не заметить? Ну, как ты мог?» – повторял он, обращаясь к погибшему другу.
   Боль в груди усилилась. Александр знал, что усыпить эти страшные воспоминания можно только водкой. Но неужели нет другого способа? Утерев слезы, он поднял глаза вверх, где посреди сверкающей паутины шевелился ее хозяин.
   – Теперь ты понял, как я могу отомстить? – спросил паук.
   И внезапное осознание пронзило душу. Александр не успел ничего ответить, снова оказавшись в детстве, рядом с дрожащей паутиной. Подошедший сзади мальчишка уже занес над ней свою палку, но Санька успел ловким движением остановить этот «карающий меч».
   – Ты чего? – удивился Юрка (кажется, так его звали).
   – Не рви, – спокойно и уверенно сказал Саня.
   – Не понял! – возмутился Юрка.
   – Я тоже раньше не понимал.
   – Что? – Юрка уже готов был начать издеваться и хихикать над философскими размышлениями, но увидев, что это не внесет в душу товарища ни малейшего смятения, сменил тон. – И что ты понял? – спросил он уже серьезно.
   – Все в жизни взаимосвязано. И эта связь в тебе. Никакое действие не проходит бесследно, все имеет свои последствия.
   – Ты чего? – криво улыбнулся Юрка и повертел пальцем у виска.
   – Ну, как тебе объяснить? – занервничал Саня. – Вот, например, паутина.
   – Ну, паутина! – кивнул Юрик. – Здесь таких миллион. И что?
   – Смотри: в какую бы ее часть ни попала муха, паук чувствует ее дрожь, где бы он ни находился. Паутина – это огромная нервная система вот этого маленького паука. Понимаешь?
   – Нет.
   – Вселенная – это огромная паутина, и ты в ней паучок. Каждая бессмысленно разорванная нить – это разрушение своей паутины, своей нервной системы. Понимаешь?
   – Нет! – Юрка начал злиться.
   – Хорошо, я скажу проще. Если ты сейчас не научишься замечать паутины и обходить их, то в будущем ты не сможешь заметить более серьезную опасность, например минную растяжку, или сеть какой-нибудь финансовой пирамиды, или… да мало ли может быть всяких «паутин» в жизни?!
   – А-а-а! – Юрка осмысленно захлопал глазами. – Что ж ты сразу-то не сказал? Вселенную какую-то выдумал…
   – Я не выдумал, я понял.
   – А мне с растяжкой понятнее, – улыбнулся Юрка. – Не буду больше паутины рушить, – и он бросил палку. – Пойдем, другим пацанам расскажем…
   Вспышка.
   Ослепительная вспышка перенесла Александра из детства в военные годы. Но на этот раз это был не взрыв, это было палящее солнце. Они возвращались с задания вдвоем с товарищем. Глаза автоматически находили растяжки, а руки спокойно, умелыми движениями обезвреживали их. На плече у Александра уже не было той чудовищной ноши, которую он, как оказалось, до сих пор нес на себе.
   – Но как? Ведь это же было! – Александр вскинул удивленный взор на блестящую седину мудрой паутины.
   – Было? – улыбнулся паук. – А что такое «было»?

* * *

   Аккуратно, чтобы не мешать пауку, Александр поднялся на крыльцо и повернул ключ в замке. Со скрипом открылась тяжелая дверь, и из дома пахнуло могильным холодом.
   Александр вошел внутрь и осмотрелся. Пыльные стекла пропускали достаточно света, чтобы увидеть, насколько безнадежно это строение. По стенам разбегались мелкие трещины, а одна крупная просвечивала насквозь. Плинтуса были покрыты белой плесенью, а паркетный пол стонал под ногами, как больное привидение.
   Комнаты поразили Александра своим нелепым дизайном. Вспомнились слова Галины: «Манифестация бестолковой роскоши». Ощущалось, что дом строился наспех, без размышлений о гармонии, уюте, вечности. Здесь применялись самые новые и самые дорогие технологии для создания комфорта, но от этого вопиющая безвкусица интерьера только усиливалась.
   Александр нашел множество оставленных здесь дорогих вещей: одежда в шкафу, музыкальный центр, телевизор, стиральная машина.
   Возникшая было мысль забрать что-нибудь полезное, например электрический чайник, была заглушена протестом души. Показалось, что это будет подобием расхищения гробницы и непременно навлечет проклятье на расхитителя.