– Простите меня за эти кощунственные слова, но после некоторых травм жизнь человека превращается в сплошную пытку. Боюсь, это такой случай. Травма позвоночника сделала вашу дочь неподвижным инвалидом на всю жизнь.
Прозоров ухватился за край стола, чтобы не упасть.
– Неужели ничего нельзя сделать! – прохрипел он.
– Вероятно, через некоторое время можно будет надеяться на возвращение подвижности некоторых частей тела, но полностью – увы! – Доктор сокрушенно покачал головой. – Пока сложно что-либо говорить, понадобятся исследования и долгое лечение.
Валентин попытался дружески обнять несчастного, но тот зарыдал и, закрыв руками лицо, стремительно вышел. Таким его никто никогда не видел.
Потянулись мучительные дни. У постели Вари постоянно кто-нибудь был. Все пытались говорить с ней, но ободряющие слова вязли в зубах – ведь несчастная очень скоро поняла кошмар своего нового состояния. Маргарита также целые дни проводила с подругой. Вся дворня только и говорила о том, что бедная приживалка чуть умом не тронулась, горюя о дочери хозяина.
Прозоров был потрясен до глубины души, эти страдания еще больше убедили его в величайших душевных качествах Маргариты.
Гривин появлялся и исчезал как тень. В первые дни управляющий даже не уходил в свой флигель, спал урывками в гостиной на диване.
Позже, когда наступила некоторая печальная ясность, Гривин вернулся к своей работе, попутно взвалив на себя и все дела, которые до этого решал сам хозяин. Прозоров еще больше стал ценить своего несостоявшегося зятя.
Наступила чудесная золотая осень. Усадьба, окруженная садом и парком, утопала в буйстве красочной листвы. Под окнами Вари пышными шарами цвели хризантемы. Титанические усилия доктора Литвиненко привели к тому, что к больной вернулась подвижность верхней части тела.
Теперь Варя могла сидеть, двигать руками и головой, правда, с трудом, но постепенно все лучше и лучше. А вот ноги ее оставались парализованными. Поэтому прекрасная наездница, живая, подвижная и грациозная девушка, могла теперь передвигаться только в инвалидном кресле на колесах. Доктор прямо сказал ей об этом, заметив, однако, что прогресс медицины приводит иногда к чудесным исцелениям. На чудо тоже пытались уповать. Местный батюшка за щедрые пожертвования без устали молился за свою прекрасную прихожанку. Как-то раз Варя позвала Маргариту и, печально глядя в окно, где догорало лето, спросила:
– Помнится, в имении твоей матери был какой-то колдун, может, мне его колдовство поможет, ведь всякие случаи бывали?
Маргарита отшатнулась от неожиданности и страха. Но тотчас же взяла себя в руки и стала поправлять подушки.
– Я понимаю, ты сейчас готова верить в какие угодно чудеса, но этот человек тебе не поможет.
– Утопающий хватается за соломинку! – с раздражением воскликнула Варя.
– Он просто сумасшедший, душевнобольной человек, – кротко ответила Марго, но сердце ее бешено заколотилось. Если Варвара будет настаивать, отец достанет ей Кондратия хоть из-под земли, и тогда всплывет их черная тайна.
На самом деле, не проходило и дня, чтобы Маргарита не думала о происшедшем. Она была достаточно образованна и прагматична, чтобы слепо верить в колдовство. Поэтому рассудок не мог примириться с мыслью о магическом злодействе.
Чувства же пребывали в полном смятении. Почему-то не было тайного торжества над поверженным врагом, жалость и прежняя любовь к подруге постепенно вытесняли злобу. Однако внутренний голос подсказывал, что это не конец борьбы. Ведь Гривин по-прежнему не принадлежал ей. Более того, вся эта история как-то странно отдалила его, он почти не разговаривал со своей возлюбленной Марго, даже избегал ее. Маргарите иногда даже казалось, что он каким-то чутьем догадывается об ее вине.
Наконец ей удалось поговорить с ним. Маргарита заглянула в библиотеку в поисках книги для Варвары и натолкнулась на управляющего. Какое-то время оба неловко молчали, затем Гривин произнес:
– Нас всех, Маргарита Павловна, поразила та самоотверженность, с которой вы выхаживаете Варвару Платоновну!
Маргариту неприятно поразили слова Дмитрия, он явно говорил о себе как о члене семьи Прозоровых.
– И вас это тоже поразило, Митя? – Она постаралась быть ироничной.
– Да, меня ваша искренняя боль о несчастной Варваре поразила глубочайшим образом. Я…
Но она недовольным жестом не дала ему продолжать в том же пафосном и лицемерном духе.
– Полно, Митя, чего нам кривляться друг перед другом. Нам надобно решить, как поступать дальше.
– Но ведь ничего не изменилось, Маргарита! – с досадой заметил Гривин. – Я по-прежнему жених, никто не отпускал меня на свободу.
– Разве теперь может идти речь о свадьбе? – осторожно спросила девушка.
Дмитрий некоторое время молчал, а потом произнес:
– Если бы я не был рядом и не видел все своими глазами, и если бы ты была там, ей-богу, я бы подумал, что это твоих рук дело! Я так чувствую, хотя и понимаю беспочвенность своих подозрений!
Гривин сказал и тотчас же раскаялся в этом, потому что лицо его собеседницы стало зеленым и исказилось от негодования.
– А что, ежели и так? Если я извела твою красавицу? Теперь ты уже не любишь меня, теперь я уже не нужна? Конечно, такое наследство сорвалось с крючка. А может, еще есть шанс? Что с того, что жена – инвалид, даже еще и лучше, все капиталы к рукам прибрать будет легче!
Прокричав это злое обвинение, Маргарита испугалась, что зашла слишком далеко. Управляющий был смущен, так явно она прочитала его мысли.
– Марго, – пробормотал он примирительно, – мы сейчас наговорим друг другу ужасных вещей. Конечно, ты ни в чем не виновата, прости, я сказал глупость.
– Мы виноваты оба в том, что промолчали и предали нашу любовь.
Маргарита посмотрела прямо в глаза своему возлюбленному. Что он мог ей ответить? Она была права, и от этого на душе стало совсем гадко.
Но они так долго не касались друг друга, их губы сами потянулись навстречу и слились.
– Послушай, моя ненаглядная Марго! Ты сердишься, это понятно, но теперь появилась надежда. И Прозоров и его дочь разумные люди, я думаю, мы скоро будем свободны.
Дмитрий быстро поцеловал девушку и выскользнул в противоположную дверь.
Маргарита осталась в великом волнении.
Между тем доктор Литвиненко пришел к выводу, что больную уже можно перевозить в Петербург.
Возвращение в Петербург было грустным. Все знакомые уже знали о несчастье и желали бы выразить свое сочувствие, но Варвара никого не хотела увидеть. По-прежнему в доме постоянно бывали только Марго, доктор и жених.
Маргарита вернулась к Аграфене Тихоновне и почти каждый день наведывалась к Прозоровым в их большой дом на Казанской улице. Гривин оставался управляющим мастерскими в Цветочном. Хотя было известно, что если бы состоялся его брак с Прозоровой, он бы занял место директора фабрики в Петербурге. Управляющий часто бывал по делам в столице, останавливался в квартире на Гороховой, которую снимал специально для этих приездов.
В каждый такой приезд он тайком спешил на Васильевский остров, где в стареньком домишке с нетерпением ждала его Маргарита. Сердобольная хозяйка дома, любя и жалея свою родственницу, хранила их тайну.
Прошло несколько месяцев. Состояние Варвары оставалось прежним. Возникающие иногда проблески надежды на исцеление через некоторое время завершались очередным тяжелым разочарованием. Однако окружающие замечали, что недуг изменил Варвару, ее отношение к людям. Конечно, она еще больше капризничала и раздражалась, как все безнадежные больные. Но вместе с тем к ней пришла мудрость и понимание подлинных ценностей. Со слезами на глазах она слушала рассказы отца о том, как верная Марго чуть не сошла с ума, моля Бога об ее спасении. Теперь ее отношение к подруге перестало быть снисходительным и высокомерным, Марго представлялась ей олицетворением искренней дружбы и преданности. Так же как и Гривин, которого она любила с каждым днем все больше и больше, понимая постепенно, что настоящих отношений между ними уже не будет никогда. Всякий раз, когда горничная раздевала хозяйку, Варю охватывало отчаяние. Несмотря на болезнь, страсть овладевала ею всякий раз, когда она видела своего несостоявшегося мужа – высокого, крепкого, полного сил и здоровья. Она помнила его поцелуи на своих губах. От воспоминаний начинало распирать грудь, кружилась голова. Ее молодая плоть не желала мириться с неподвижностью. Когда приходил Гривин, она смотрела на него с надеждой, и всякий раз скрытая досада и тоска завладевали ею после нежного, дружеского, но абсолютно бесстрастного поцелуя жениха. Гривин оставался неизменно внимателен, трогательно заботлив, они подолгу разговаривали обо всем на свете, но при этом Дмитрий не видел или не хотел увидеть мучений девушки. Поэтому, хоть он и оставался ее женихом, ни разу не позволил ни себе, ни ей проявления чувственности. Только Марго, внимательно наблюдая за Варей каждый день, начинала догадываться об ее тайных терзаниях, и это еще больше внушало ей надежду на скорую развязку драмы.
Варя не знала, как поступить с Гривиным: вернуть ему слово и остаться одной или приковать его к своей инвалидной коляске, лишив его всех радостей любви. Несчастье изменило ее эгоистичную натуру и научило сострадать. После мучительных раздумий Варвара решилась принести себя в жертву и отпустить Дмитрия. Однажды Гривин прибыл в столицу и, сделав все свои дела, находился у себя на Гороховой улице. Он разбирал бумаги в кабинете, когда горничная принесла конверт от Прозоровых. Гривин узнал Варин почерк и вскрыл конверт. То была лаконичная, но очень эмоциональная записка.
«Милый Дмитрий Иванович! Прошу Вас, оставьте все свои дела и тотчас же, по получении моего письма, приезжайте. Не медлите ни минуты. Жду Вас. Ваша Варвара».
Гривин разволновался. Дело идет к развязке!
Недаром он старался последнее время вести себя так, чтобы не оставлять Варваре никаких надежд.
Он не столь глуп, чтобы заманить себя в эту западню. Конечно, Маргарита была частично права, бросив ему в лицо неприятные слова о его тайных планах. Но Гривин видел, что невеста его не сломалась, что у нее оказалась большая сила воли и жажда выздоровления. Последнее время она снова стала интересоваться делами фабрики и мастерских, строить планы своего участия в делах. Покориться молодой и здоровой красивой жене – куда ни шло, но стать подкаблучником неподвижного инвалида – невозможно! Поэтому он очень тонко выстраивал свою линию поведения, для того чтобы подвести и саму невесту и ее отца к мысли о расторжении помолвки, но так, чтобы это не отразилось на его участии в делах компании.
И вот теперь Гривин почувствовал, что Варя дозрела для принятия рокового решения. Но прежде чем мчаться на Казанскую, он отправил записочку Маргарите.
«Любимая! Час настал! Иду на рандеву, которое, как мне кажется, и должно наконец все решить. Жди меня сегодня поздно вечером и, надеюсь, с доброй вестью».
Маргарита получила послание и вся задрожала. Глаша приходила звать барышню ужинать, но та только махнула рукой и замерла в кресле.
Глава восьмая
Гривин вышел из дому, когда на Петербург уже опустились ранние зимние сумерки. На улицах с тихим жужжанием зажигались фонари, окутывая прохожих зеленовато-белым светом. Ветра не было, и мягко ложился под ноги снег. Дмитрий с удовольствием слушал скрип своих шагов. Они казались ему небесным победным маршем. Сегодня решится все, он получит свободу, не рискуя потерять расположение хозяина. Ведь он проявил такую преданность и верность в самый тяжелый момент!
А потом… Как сладостно будет ему обнимать нежное упругое тело Марго, он сможет жениться на ней. Кто его осудит! Ведь он же, слава Богу, не вдовец. Ничто и никто ему уже не помешает.
С этими мыслями Дмитрий быстро шел пешком по направлению к Прозоровскому дому, благо от Гороховой до Казанской недалеко., можно и не брать извозчика.
Горничная приняла шубу и провела гостя в комнату барышни. Варя встретила его, сидя в своем кресле на колесиках, которым она научилась управлять без посторонней помощи. Кресло стояло у окна, зажатое со всех сторон стеной, диваном и скамеечкой для ног. Гривин удивился такому странному расположению мебели, но промолчал, по-видимому, больной так было удобней. Он поцеловал ей руку и заглянул в глаза. Там была бездна. Темнота. Гривин поспешно сел рядом на диване.
– Вы получили мое письмо, не так ли?
– Да, Варвара Платоновна. И тотчас прибежал на зов. Что-нибудь случилось?
– Случилось, Дмитрий Иванович! Но не сейчас, не вдруг, – тихо ответила девушка и заговорила спокойным, ровным голосом. Посему было понятно, что слова эти обдуманы не единожды.
– Случилось то, милый Дмитрий Иванович, что я вас полюбила. Да, да! Я не говорила вам этих слов даже перед нашей несостоявшейся свадьбой, потому что по-настоящему поняла это только теперь. Только теперь я знаю, что такое жажда чувств, когда даже просто взгляда достаточно для счастья. Я не понимала этого раньше, читала в романах, но не верила, что способна так остро переживать. Моя жизнь была слишком яркой и наполненной всякой суетой, за которой я не видела подлинного. Но Господь вразумил меня! – Она горько усмехнулась и продолжала:
– И теперь, когда я знаю, что я люблю вас, неистово, страстно, я приняла решение… Дмитрий замер с бешено колотящимся сердцем. – ..разорвать нашу помолвку. – Она тоскливо замолчала.
Гривин, боясь, что выражение его лица выдаст так тщательно скрываемое торжество, скользнул на пол и уткнул свою голову в ее неподвижные колени, скрытые широкими складками темного шерстяного платья. Варя гладила его светлые волосы, и слезы потихоньку катились по бледным щекам.
– Но почему, почему? – прошептал Дмитрий.
– Я никогда не смогу дать вам того, что может дать любимому мужчине любая женщина.
Наш союз был бы пыткой для обоих.
Гривин медленно и с чувством поцеловал каждый пальчик прекрасных рук и встал с колен. Он не ошибся в Варваре, она оказалась разумным человеком, достойным восхищения и уважения.
– Вы поставили меня в тупик, Варвара Платоновна! Я в растерянности! Вы гоните меня! Но…
– Нет, нет, милый мой, мой ненаглядный!
Я не гоню вас, но я не могу принять этой жертвы, слишком я вас люблю!
Дмитрий принялся в величайшем волнении ходить по комнате. Да, он ждал, что она примет такое решение, но не ожидал от себя, что оно так потрясет всю его душу.
– Но как же нам поступить теперь? – осторожно спросил он.
– Я сама скажу отцу, я думаю, он одобрит такое решение. Мы говорили с ним об этом на днях.
– Вы позволите мне, как и раньше, бывать у вас запросто?
– Конечно! Только не сразу, я должна буду привыкнуть к мысли о том, что мы уже не жених и невеста. Я сама позову вас, хорошо? – И она протянула руку для прощального поцелуя.
Гривин поцеловал эту руку, еще какое-то время подержал ее в своей и, тяжело вздохнув, вышел вон.
Очутившись в коридоре, он в изнеможении прислонился к стене и закрыл глаза. Свершилось! Слава тебе, Господи, свершилось все именно так, как он задумал. Выскользнул из западни, ничего не потеряв. Теперь скорее к Марго!
Пока он стоял там, до его ушей донесся какой-то странный неприятный звук из той комнаты, где осталась несчастная девушка. Вероятно, скрипели колеса этого отвратительного кресла! Дмитрий поспешил по лестнице вниз, и уже спустившись этажом ниже, он вдруг понял, что это был за звук. То скрипело открываемое окно. Зимой, в снег, в ночь распахиваемое окно! И тогда он с ужасающей ясностью понял причину странно неудобного расположения предметов вокруг кресла.
Все стояло именно так, чтобы с помощью рук, опираясь на валик дивана и скамеечку…
Дальше он уже не думал, потому что как сумасшедший взлетел вверх по лестнице и ворвался в комнату. Перед ним предстала кошмарная картина. Несчастная действительно сумела открыть окно и перебраться на подоконник. Когда вбежал Гривин, Варя лежала на животе, отчаянно пытаясь руками столкнуть себя вниз. Гривин подскочил и, схватив девушку сзади, оттащил на диван.
Варя хрипела и билась в его руках. Глаза закатились, лицо стало безумным. Дмитрий, пытаясь привести ее в чувство, плеснул на нее воды из кувшина, находившегося неподалеку. Но это мало помогло. Он понимал, что привело ее к ужасному решению – невозможность быть полноценной женщиной и рассчитывать на ответную любовь.
Дмитрий потом пытался вспомнить и объяснить самому себе, как все произошло. Но не мог, вероятно потому, что в ют миг им двигал не жесткий расчет и рассудок, а нечто более глубинное, чего мы сами порой в себе и не подозреваем.
Он лихорадочно стал расстегивать платье на Варваре, осыпая ее лицо, шею, обнажившуюся грудь страстными поцелуями. Она перестала биться, замерла и застонала в его объятиях.
И в это время дверь распахнулась, и на шум вбежали горничная и сам Прозоров. Горничная охнула и покраснела. Прозоров молча обвел глазами комнату. Дмитрий, тяжело дыша, едва мог вымолвить:
– Я должен вам все объяснить, Платон Петрович!
И в это время он поймал на себе отчаянно умоляющий взгляд Варвары, которым она просила его не открывать отцу истину об ее ужасном замысле. Прозоров, как человек волевой и сильный, не простил бы своей дочери такого греха.
– Кажется, я догадываюсь, что здесь произошло, – медленно и со значением произнес Прозоров и внимательно посмотрел на Дмитрия. Может, он действительно догадался об истинных причинах, заставивших Дмитрия исступленно ласкать тело его дочери?
– Умоляю вас, не понимать превратно того, что вы здесь застали. Варвара Платоновна.., то есть.., я… Я снова прошу вас руки вашей дочери! – неожиданно для самого себя выпалил Гривин и с ужасом услышал свои слова как бы со стороны, словно кто-то иной произнес их.
Прозоров удовлетворенно кивнул и, рассмеявшись, похлопал его по спине:
– Понимаю, понимаю! Мужской поступок!
Молодец! Пойдем ко мне в кабинет!
Горничная вместе с тем быстро приводила в порядок одежду хозяйки, которая никак не могла прийти в себя и взирала безучастным взглядом.
И лишь после слов Дмитрия она встрепенулась и ожила. Мужчины поспешно покинули комнату и прошли в кабинет.
– Ты благородный человек, Дмитрий Иванович, но понимаешь ли ты, какую жертву приносишь, какую обузу взваливаешь на себя? Ты молодой, полный сил человечек, сможешь ли ты жить рядом с калекой, не унижая ее и не мучая себя?
– Я, Платон Петрович, умею отвечать за свои слова, – глухо произнес Гривин, а про себя подумал: «За эти слова ты будешь расплачиваться всю свою жизнь. Да еще вдвойне!»
Мысль о ждущей его Маргарите резала душу ножом. Он опять вышел подлецом и в ее, и в собственных глазах. Как хотелось быть хорошим и благородным! Пожалуй, в благородные-то герои он попал. Но ценой другой подлости!
Глава девятая
Глубоко за полночь Маргарита, не смыкавшая глаз, услышала наконец шум подъехавшего извозчика и бросилась навстречу. Гривин вошел и медленно стал отряхивать снег с воротника. Девушка хотела броситься ему на шею, но остолбенела, споткнувшись о мертвый, отсутствующий взгляд.
– Бог мой, Митя! Что с тобой?! Что произошло? – леденея, произнесла она и догадалась прежде, чем он открыл рот.
Гривин вяло, но обстоятельно изложил все происшествие. У него не было сил ни оправдывать себя, ни упрекать Варвару. Игра закончилась, ловушка захлопнулась. Марго, если может, пусть его простит. Нет ему прощения? Ну и поделом!
Она еще найдет себе более достойного спутника жизни!
Маргарита слушала как во сне. Как во сне она проводила его до двери. Они немного постояли, молча и обессиленно прижавшись друг к другу, потом Маргарита перекрестила его, и Гривин побрел к дожидавшемуся за воротами «ваньке», который подремывал на козлах в ожидании своего щедрого седока. В этот момент Дмитрий показался ей таким несчастным и сломленным, что не было сил его ненавидеть.
Девушка поднялась в свою спальню и встала у окна. Все-таки она переиграла Маргариту! Маргарита сделала ее калекой, именно это обстоятельство и сохранило Варваре Дмитрия! Марго долго глядела на падающий за окном снег, который все кружил и кружил, как мысли в ее голове. Она открыла окно, посмотрела вниз – достаточно высоко, чтобы покалечиться, но вряд ли насмерть!
Девушка захлопнула окно и легла в постель, она устала бороться с судьбой.
Свадьба была назначена через две недели.
В связи с особыми обстоятельствами батюшка согласился совершить обряд венчания дома. Шаферами был приглашены Литвиненко и Колов. Гостей не звали никого, кроме Маргариты, которая и гостем-то не считалась. Весь обряд прошел скромно и очень трогательно. Расположились в гостиной, где из домашних икон соорудили нечто вроде алтаря. Невесту одели в роскошное платье, сшитое еще летом для этого случая. Его пышные складки и волны фаты за спиной удачно скрывали инвалидное кресло. Приглашенный фотограф поначалу даже и не понял, что к чему, попросил невесту встать и был ужасно смущен открывшейся истиной. Но портрет новобрачных получился удачный и позже он красовался в гостиной Цветочного, где на первое время поселились молодые.
Они уехали сразу же на другой день после венчания. Дмитрия ждали его мастерские, хотя было понятно, что скоро Прозоров определит зятя в Петербурге. Важным было другое – привыкнуть им друг к другу без постороннего взгляда, найти самим решение своих деликатных проблем.
Маргарита уже не убивалась. Она словно отупела, утратила ощущение остроты своей потери.
Теперь она решила поступить на Бестужевские курсы и сделаться учительницей или акушеркой, она еще не решила. Ей было все равно. Лишь бы занять себя чем-то полезным. Марго уже представила себя с остриженными, как у всех курсисток, волосами, в скромном сереньком платьице, с серьезным выражением лица. Вот она торопится на лекции со стопкой книг, перевязанных бечевочкой. Да и от дома на Васильевском недалеко, если выйти пораньше, так можно и пешочком успеть, на извозчика тратиться не надо. Прозоров одобрил ее план и обещал оплатить расходы на обучение. Ведь теперь она сама должна была двигаться по жизни. Как прежде жить месяцами в этой семье она уже не могла.
Приближалось Рождество Христово и Новый год. Раньше семья и приглашенная на это время Марго проводили время в столичном своем доме, в вихре праздника, елок, балов, неисчислимого количества гостей и подарков. Нынче было решено молодым остаться дома, в Цветочном, а Прозоров и Маргарита обещали приехать. Варвара еще не привыкла к своим новым ролям и жены и инвалида, которые заставила ее играть причудливая судьба. Поэтому молодая женщина избегала посторонних глаз, свела до минимума прежние знакомства.
Получив от госпожи Гривиной приглашение на Рождество в Цветочное, Маргарита стала изобретать повод для отказа. Она не испытывала никакого желания видеть счастье молодых. А то, что Варя была счастлива, Маргарита понимала по письмам, которые иногда приходили из Цветочного. Варвара стала на редкость немногословна: ей трудно было доверить листу бумаги сложные, мучительные, но сладостные поиски гармонии супружеского счастья. Маргарите приходилось домысливать интимные детали взаимоотношении ее бывшего возлюбленного с его парализованной женой. Эти размышления повергали ее в непроходящее раздражение, за которым по-прежнему бушевала ревность. Об одном жалела Марго – о том, что удерживала Дмитрия на расстоянии всякий раз, когда он пытался переступить опасную грань. Она жаждала его и томилась, проклиная свою добропорядочность. Быть может, его страсть, не нашедшая своего удовлетворения, тоже сыграла свою роль? Но теперь что.., что чувствует он, рядом со своей калекой? И почему ненавистная не умерла! Ведь все равно из-за нее .грех на душе, испоганила душу злобой, связалась с черными силами! Господь отвернулся, не захотел взять Маргариту на небеса, оставил мучиться на земле!
Маргарита решила, что не поедет ни за что.
И когда она приняла такое решение, пришел посыльный от Прозорова с запиской. Маргарита испугалась, она решила, что это распоряжения по отъезду, а благодетелю отказать она не смела.
Каково же было ее удивление, когда она прочитала следующие строки.
"Милая Маргарита Павловна! Прибегаю к вашей помощи и надеюсь, что вы мне не откажете.
Увы, проклятая инфлюэнца схватила меня мертвой хваткой, свалила, и я стал подобен дитю малому, до чего худо. Доктор Литвиненко заходит каждый день, но он не может быть у моей постели постоянно. Как на грех, проклятая зараза перекинулась на кухарку и горничную. Остался временно совершенно один. Не придете ли вы, мой дружок, на роль сиделки старого друга? Всего на несколько деньков? Поживете в Варюшиной комнате, похозяйничаете в доме, пока прислуга не поднимется. Жду ответа вашего. П. П. П.".
Маргарита прочитала письмо и стала быстро собираться. Действительно, по Питеру гуляла простуда и горячка. Вдобавок, между строк девушка поняла, как непривычно одиноко Платону Петровичу, когда не стало в доме молодежи.
Дверь ей открыл доктор Литвиненко, который очень удивился ее приходу, так как Прозоров не рассказал ему о письме. Поэтому Литвиненко как-то недобро и настороженно выслушал Марго, словно заподозрив девушку в чем-то нехорошем.
Безусловно, находиться вдвоем в огромном пустом доме еще не старому мужчине и молодой девушке вроде бы неприлично, но Марго подобные мысли и не приходили в голову, она воспринимала Прозорова как отца, поэтому реакция доктора ее неприятно поразила. Вообще, она давно замечала, что не нравится доктору. За внешней мягкостью и любезностью манер, которыми Отличался Валентин Михайлович, таилось тщательно скрываемое недоброжелательство. Почему? Маргарита не знала ответа. Может быть, доктор презирал бедных воспитанниц и приживалок? А может, он догадывался о чем-нибудь? Так или иначе, их отношения всегда носили весьма прохладный характер.