Уже в начале статьи г-н Жирнов не без удовольствия делится новостью, что «святой отец», оказывается, «спит в одной комнате с монахиней» (источник этих сведений самый надежный – «мне рассказали»), а потом многозначительно замечает, что в углу двора играют «местные, монастырские дети». (Ну не иначе, как с такими же темными с поволокой глазами, как у отца N.)
Здесь, как говорится, комментарии излишни. Сообщение ОБС (одна баба сказала) позволяют газете «Труд» пустить по всей стране клевету об уважаемом пастыре Русской Церкви. Недостаток же фактических сведений в статье сполна окупается «литературой».
«Батюшка выслушал просьбу приобщить к местным чудесам нас, грешных, и благословил. Чудотворным местом оказалась келья монахинь К. и S. (настоящие имена не привожу, чтобы не тиражировать пасквиль. – Д. О.), наполненная сотнями икон, полутемная, пропитанная горячей сыростью подвальная комнатка с двухъярусной кроватью, пропахшая краской из-за идущего рядом ремонта».
Так г-н Жирнов описывает свое впечатление от посещения кельи, где находятся мироточивые иконы. Наверное, тут ему позавидовал бы даже автор «Детей подземелья» – не хватает разве что сообщения, что через келью проходит труба теплотрассы. Далее журналист пишет, что он «почему-то Матери Божией не приглянулся» и «новообретенных капель на иконах так и не увидел».
Как это могло произойти, сейчас уже понять трудно. Возможно, г-н Жирнов стал свидетелем особого чуда: миро исчезало, когда он подходил к иконам, – подобные случаи известны. Второй, тоже правдоподобный вариант – журналист просто лжет. (Пишущему эти строки известно, что иконы в этой келье покрыты не только каплями, но даже струями мира, и эти иконы были г-ну Жирнову показаны.)
Что касается трактовки чуда мироточения, то тут журналист уже не оригинален:
«Для компенсации потерь и привлечения новых дойных бизнесменов батюшке приходится затрачивать все больше времени на саморекламу. Он выступает с лекциями о душе и смысле жизни в московских кинотеатрах, частенько вещает по радио, издает газету монастыря, выпускает аудиокассеты об обители. По-моему, и чудо мироточения – из той же серии акций».
Итак, все дело в экономической базе – здесь г-н Жирнов следует Марксу и своим советским предшественникам. Немного непонятно, конечно, какой особый грех видит журналист в том, чтобы выступать в кинотеатрах, «вещать» по радио и издавать газету. (Некоторые ведь тоже пишут – и ничего. Бумага терпит.) А вот еще образец стиля: «За каких-нибудь девять лет отец N создал процветающий монастырь на голом месте. Реанимировал бывший областным архивом храм, построил вокруг него корпуса с кельями и трапезной, организовал два сельских подворья монастыря с обширными земельными угодьями, строит гостевой дом и добыл для обители новую территорию в самом городе. У монастыря приличный парк машин, а в его закрома на наших глазах все время подвозили съестные припасы. (…) В чем же секрет его успеха? Он прост – в массированной рекламе, к которой прибегают и потомственные вещуньи, и колдуньи в пятом поколении, и маги всех расцветок. Разница только в методе превращения полученной известности в наличные, который отец N отшлифовал до блеска. <…> Все духовные чада батюшки – его своеобразные рекламные агенты. Во всяком случае, агнцы стада N-ского, достаточно образованные и интеллигентные люди, с пеной у рта доказывали мне, что, несмотря на то что святой отец спит в одной комнате с монашкой, он – праведник и почти святой…»
И так далее и тому подобное. Но обращает на себя внимание потрясающая безграмотность журналиста, когда он пишет о делах церковных. На протяжении всей статьи он упорно называет духовника русского монастыря «святым отцом», не зная даже, что это обращение принято у католиков, но никак не у православных. Создание обители при храме он наивно объясняет стремлением отца N закрепить за собой «церковную недвижимость»: «Дело в том, что община могла при желании сменить священника, но батюшка нашел гениальный выход из положения. Он предложил самым активным духовным дочерям организовать при соборе женский монастырь… и стал не сменяемым паствой настоятелем». Спору нет, г-н Жирнов хорошо усвоил демократические принципы, но применяет их некорректно – любой настоятель в Русской Церкви подчиняется правящему архиерею (никак не пастве), который может его сменить без всякого внимания к тому, приходской храм или монастырский.
Рассказывая об отце N, который якобы претендует на роль кудесника, журналист пишет: «Чтобы приблизить свои чудеса к каноническим образцам, батюшка обрел и чудотворные, по его утверждению, мощи – расстрелянного в НКВД епископа и изжаренного там же юродивого». И показывает, что просто не понимает, что такое мощи. (А они по своему определению чудотворны, так как принадлежат святому человеку. В данном случае даже «несменяемый настоятель» может утверждать что угодно.)
Помимо разных ошибок, обращает на себя внимание сам тон статьи – чрезвычайно неровный и глумливый. Журналист, отбрасывая все условности ремесла, просто поливает хулой все, что попадает в поле его зрения: иконы, мощи, храм, монастырь, монахинь, священников. За всем этим явно скрывается глубокая ненависть к христианству и особая духовная болезнь… И, как ни странно, эту статью публикует одна из центральных газет, причем не когда-нибудь, а в светлый и одновременно печальный день православного праздника – Радоницы, когда все верующие люди России поминают ушедших.
Много можно говорить о нынешних хулителях веры, рассуждать о том, что и кто подвигает их к этому, но все это не входит в задачи настоящей книги. В заключение главы приведу здесь слова Петра I, гениального преобразователя России, просто и точно определившего это явление.
«А при другом случае сей Великий Государь, рассуждая о вольнодумцах и хулителях Веры, сказал: что он в Амстердаме многократно в обществах видал таковых людей, и, слыша их мудрование, нашел оное столь слабым, что побужден был оных презирать, нежели противоречить. Сии умники (продолжает Государь) не понимают даже того, что дерзкими речами своими пред всеми проявляют свое вероломство, буйство и гордость: вероломство потому, что презирают Священное Писание, на котором основывается Вера; буйство потому, что не хотят вникать в разум Христианской Веры; а гордость и высокомерие потому, что почитают себя умнее самых мудрых Мужей, доказавших истину Веры Христианской, из коих каждый имел более разума и достоинств, нежели целая шайка столь безрассудных последователей глупости и буйств, о которых токмо неустройство и беспутство вселяется в Государстве».[18]
Глава 3
Здесь, как говорится, комментарии излишни. Сообщение ОБС (одна баба сказала) позволяют газете «Труд» пустить по всей стране клевету об уважаемом пастыре Русской Церкви. Недостаток же фактических сведений в статье сполна окупается «литературой».
«Батюшка выслушал просьбу приобщить к местным чудесам нас, грешных, и благословил. Чудотворным местом оказалась келья монахинь К. и S. (настоящие имена не привожу, чтобы не тиражировать пасквиль. – Д. О.), наполненная сотнями икон, полутемная, пропитанная горячей сыростью подвальная комнатка с двухъярусной кроватью, пропахшая краской из-за идущего рядом ремонта».
Так г-н Жирнов описывает свое впечатление от посещения кельи, где находятся мироточивые иконы. Наверное, тут ему позавидовал бы даже автор «Детей подземелья» – не хватает разве что сообщения, что через келью проходит труба теплотрассы. Далее журналист пишет, что он «почему-то Матери Божией не приглянулся» и «новообретенных капель на иконах так и не увидел».
Как это могло произойти, сейчас уже понять трудно. Возможно, г-н Жирнов стал свидетелем особого чуда: миро исчезало, когда он подходил к иконам, – подобные случаи известны. Второй, тоже правдоподобный вариант – журналист просто лжет. (Пишущему эти строки известно, что иконы в этой келье покрыты не только каплями, но даже струями мира, и эти иконы были г-ну Жирнову показаны.)
Что касается трактовки чуда мироточения, то тут журналист уже не оригинален:
«Для компенсации потерь и привлечения новых дойных бизнесменов батюшке приходится затрачивать все больше времени на саморекламу. Он выступает с лекциями о душе и смысле жизни в московских кинотеатрах, частенько вещает по радио, издает газету монастыря, выпускает аудиокассеты об обители. По-моему, и чудо мироточения – из той же серии акций».
Итак, все дело в экономической базе – здесь г-н Жирнов следует Марксу и своим советским предшественникам. Немного непонятно, конечно, какой особый грех видит журналист в том, чтобы выступать в кинотеатрах, «вещать» по радио и издавать газету. (Некоторые ведь тоже пишут – и ничего. Бумага терпит.) А вот еще образец стиля: «За каких-нибудь девять лет отец N создал процветающий монастырь на голом месте. Реанимировал бывший областным архивом храм, построил вокруг него корпуса с кельями и трапезной, организовал два сельских подворья монастыря с обширными земельными угодьями, строит гостевой дом и добыл для обители новую территорию в самом городе. У монастыря приличный парк машин, а в его закрома на наших глазах все время подвозили съестные припасы. (…) В чем же секрет его успеха? Он прост – в массированной рекламе, к которой прибегают и потомственные вещуньи, и колдуньи в пятом поколении, и маги всех расцветок. Разница только в методе превращения полученной известности в наличные, который отец N отшлифовал до блеска. <…> Все духовные чада батюшки – его своеобразные рекламные агенты. Во всяком случае, агнцы стада N-ского, достаточно образованные и интеллигентные люди, с пеной у рта доказывали мне, что, несмотря на то что святой отец спит в одной комнате с монашкой, он – праведник и почти святой…»
И так далее и тому подобное. Но обращает на себя внимание потрясающая безграмотность журналиста, когда он пишет о делах церковных. На протяжении всей статьи он упорно называет духовника русского монастыря «святым отцом», не зная даже, что это обращение принято у католиков, но никак не у православных. Создание обители при храме он наивно объясняет стремлением отца N закрепить за собой «церковную недвижимость»: «Дело в том, что община могла при желании сменить священника, но батюшка нашел гениальный выход из положения. Он предложил самым активным духовным дочерям организовать при соборе женский монастырь… и стал не сменяемым паствой настоятелем». Спору нет, г-н Жирнов хорошо усвоил демократические принципы, но применяет их некорректно – любой настоятель в Русской Церкви подчиняется правящему архиерею (никак не пастве), который может его сменить без всякого внимания к тому, приходской храм или монастырский.
Рассказывая об отце N, который якобы претендует на роль кудесника, журналист пишет: «Чтобы приблизить свои чудеса к каноническим образцам, батюшка обрел и чудотворные, по его утверждению, мощи – расстрелянного в НКВД епископа и изжаренного там же юродивого». И показывает, что просто не понимает, что такое мощи. (А они по своему определению чудотворны, так как принадлежат святому человеку. В данном случае даже «несменяемый настоятель» может утверждать что угодно.)
Помимо разных ошибок, обращает на себя внимание сам тон статьи – чрезвычайно неровный и глумливый. Журналист, отбрасывая все условности ремесла, просто поливает хулой все, что попадает в поле его зрения: иконы, мощи, храм, монастырь, монахинь, священников. За всем этим явно скрывается глубокая ненависть к христианству и особая духовная болезнь… И, как ни странно, эту статью публикует одна из центральных газет, причем не когда-нибудь, а в светлый и одновременно печальный день православного праздника – Радоницы, когда все верующие люди России поминают ушедших.
Много можно говорить о нынешних хулителях веры, рассуждать о том, что и кто подвигает их к этому, но все это не входит в задачи настоящей книги. В заключение главы приведу здесь слова Петра I, гениального преобразователя России, просто и точно определившего это явление.
«А при другом случае сей Великий Государь, рассуждая о вольнодумцах и хулителях Веры, сказал: что он в Амстердаме многократно в обществах видал таковых людей, и, слыша их мудрование, нашел оное столь слабым, что побужден был оных презирать, нежели противоречить. Сии умники (продолжает Государь) не понимают даже того, что дерзкими речами своими пред всеми проявляют свое вероломство, буйство и гордость: вероломство потому, что презирают Священное Писание, на котором основывается Вера; буйство потому, что не хотят вникать в разум Христианской Веры; а гордость и высокомерие потому, что почитают себя умнее самых мудрых Мужей, доказавших истину Веры Христианской, из коих каждый имел более разума и достоинств, нежели целая шайка столь безрассудных последователей глупости и буйств, о которых токмо неустройство и беспутство вселяется в Государстве».[18]
Глава 3
Массовые знамения от икон в эпоху большевистских гонений на церковь (1920-е годы)
Воистину, прозорлив был государь Петр Алексеевич: через каких-то два века после его смерти к власти в России пришла целая шайка «вольнодумцев и хулителей Веры», и «неустройство и беспутство» действительно вселились в государстве. Но – как это ни удивительно – именно тогда русские люди стали свидетелями целых волн чудесных знамений!
…В 1917 году, незадолго до октябрьской революции в Уфе начала мироточить икона Христа Спасителя. Чудесное миро сочилось из глаз Христа.
…В субботу 12 (25) июля 1921 года в главном храме Харбинской и Маньчжурской епархии Русской Церкви – в кафедральном соборе г. Харбина замироточила икона Нерукотворного Спаса. Капли мира показались на ланитах Христа и имели вид слез, истекающих из очей Спасителя.
…В декабре 1923 года в том же городе, в доме Владимира Николаевича Рыкова замироточила икона Божией Матери «Умиление» (этот образ живописной работы был родовой иконой Рыковых). Небольшие капли мира выступили на одежде Богоматери.
…В мае 1925 года удивительное чудо произошло в Амурской области. В станице Песчаные Озерки в 90 верстах от Благовещенска крестьяне совершали крестный ход по полям с молитвою о дожде. И вот во время крестного хода на иконе Божией Матери показались капли. Священник отер капли полотенцем, но они выступили вновь в таком изобилии, что стали стекать с иконы и падать на землю. Священник стал прикладывать к этой иконе другие иконы крестного хода, чтобы и на них перешла благодать чудотворной иконы. По окончании крестного хода образ перенесли в храм; он продолжал источать чудесную влагу…
Хотя в последнем случае не совсем ясно, идет ли речь о мироточении или о слезоточении, очевидно одно – в эти годы происходит нечто необыкновенное. Вспомним, что за девять веков существования Русской Церкви в ней было только пять мироточивых икон. А тут всего за несколько лет – сразу четыре!
И действительно – чуть дальше мы еще больше убедимся в этом – в XX веке на графике знамений, посылаемых человеческому роду, произошли существенные изменения: кривая чудес стала быстро ползти вверх.
«Никогда прежде на всем протяжении истории Российской Церкви не было такого обилия благодатных знамений, как теперь; проторглась как бы многоводная река благодати Божией, явившая себя в дивном обновлении святынь. Эти дивные знамения столь многочисленны, столь очевидны, что по справедливости могут быть сравнены с потомками дивных знамений, которые Спаситель Бог излил в первенствующие времена Церкви, когда она переживала кровавую годину гонений», – писал в 1920-х годах владыка Мефодий Герасимов.
К сожалению, изучением этих явлений в те годы занимались разве что советские органы. У Русской Церкви, яростно преследуемой и гонимой, не было ни сил, ни времени исследовать факты знамений, назначать комиссии для освидетельствования, составлять соответствующие акты – ведь речь в те годы шла о выживании Православия. К счастью, остались епархии за пределами России, куда большевистская власть так и не добралась. Одной из них была епархия Харбинская и Маньчжурская, где с первых лет строительства Китайской Восточной Железной Дороги (КВЖД) возникло значительное число русских поселений с православными храмами при них. Здесь данные о чудесных знамениях и фиксировались, и собирались. Большая работа в этой области была проделана архиепископом Мефодием (Герасимовым), итогом которой стала вышедшая в 1925 году в Харбине книга «О знамении обновления святых икон». В книге были собраны свидетельства не только лиц, проживавших на территории Маньчжурии и Китая, но и беженцев из России. Именно благодаря этому труду мы достаточно хорошо знаем о знамениях в Приморском крае и в Амурской области, а в частности о массовых чудесах в Благовещенске, породивших настоящее смятение в рядах местных работников ГПУ.
…В 1917 году, незадолго до октябрьской революции в Уфе начала мироточить икона Христа Спасителя. Чудесное миро сочилось из глаз Христа.
…В субботу 12 (25) июля 1921 года в главном храме Харбинской и Маньчжурской епархии Русской Церкви – в кафедральном соборе г. Харбина замироточила икона Нерукотворного Спаса. Капли мира показались на ланитах Христа и имели вид слез, истекающих из очей Спасителя.
…В декабре 1923 года в том же городе, в доме Владимира Николаевича Рыкова замироточила икона Божией Матери «Умиление» (этот образ живописной работы был родовой иконой Рыковых). Небольшие капли мира выступили на одежде Богоматери.
…В мае 1925 года удивительное чудо произошло в Амурской области. В станице Песчаные Озерки в 90 верстах от Благовещенска крестьяне совершали крестный ход по полям с молитвою о дожде. И вот во время крестного хода на иконе Божией Матери показались капли. Священник отер капли полотенцем, но они выступили вновь в таком изобилии, что стали стекать с иконы и падать на землю. Священник стал прикладывать к этой иконе другие иконы крестного хода, чтобы и на них перешла благодать чудотворной иконы. По окончании крестного хода образ перенесли в храм; он продолжал источать чудесную влагу…
Хотя в последнем случае не совсем ясно, идет ли речь о мироточении или о слезоточении, очевидно одно – в эти годы происходит нечто необыкновенное. Вспомним, что за девять веков существования Русской Церкви в ней было только пять мироточивых икон. А тут всего за несколько лет – сразу четыре!
И действительно – чуть дальше мы еще больше убедимся в этом – в XX веке на графике знамений, посылаемых человеческому роду, произошли существенные изменения: кривая чудес стала быстро ползти вверх.
«Никогда прежде на всем протяжении истории Российской Церкви не было такого обилия благодатных знамений, как теперь; проторглась как бы многоводная река благодати Божией, явившая себя в дивном обновлении святынь. Эти дивные знамения столь многочисленны, столь очевидны, что по справедливости могут быть сравнены с потомками дивных знамений, которые Спаситель Бог излил в первенствующие времена Церкви, когда она переживала кровавую годину гонений», – писал в 1920-х годах владыка Мефодий Герасимов.
К сожалению, изучением этих явлений в те годы занимались разве что советские органы. У Русской Церкви, яростно преследуемой и гонимой, не было ни сил, ни времени исследовать факты знамений, назначать комиссии для освидетельствования, составлять соответствующие акты – ведь речь в те годы шла о выживании Православия. К счастью, остались епархии за пределами России, куда большевистская власть так и не добралась. Одной из них была епархия Харбинская и Маньчжурская, где с первых лет строительства Китайской Восточной Железной Дороги (КВЖД) возникло значительное число русских поселений с православными храмами при них. Здесь данные о чудесных знамениях и фиксировались, и собирались. Большая работа в этой области была проделана архиепископом Мефодием (Герасимовым), итогом которой стала вышедшая в 1925 году в Харбине книга «О знамении обновления святых икон». В книге были собраны свидетельства не только лиц, проживавших на территории Маньчжурии и Китая, но и беженцев из России. Именно благодаря этому труду мы достаточно хорошо знаем о знамениях в Приморском крае и в Амурской области, а в частности о массовых чудесах в Благовещенске, породивших настоящее смятение в рядах местных работников ГПУ.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента