Орлов Алекс. Его сиятельство Каспар Фрай

Алекс Орлов
 
Его сиятельство Каспар Фрай

1

   Сверкая на солнце начищенными доспехами, вереница всадников спускалась к реке. Лошади спотыкались на крутых уступах, обрушивая с разбитой тропы комья слежавшегося песка. Чтобы лучше видеть, наблюдатель привстал из-за кустов и, прикрываясь рукой от солнца, пытался разобрать, что это за солдаты и кому служат. Но ни знамен, ни щитов с гербами своих хозяев они не носили, это были рейтары - наемные воины. Сегодня они служили одному хозяину, а завтра другому, возможно, врагу их прежнего нанимателя.
   – Что ты там видишь, Сибилл? - спросил молодого напарника пожилой наблюдатель.
   – Их очень много, дядюшка!
   – Считай лучше, не сбивайся…
   – А вы, дядюшка? - спросил Сибилл. Он был слабоват в счете и боялся ошибиться, а цена ошибки - милость герцога Ангулемского. Они с дядей служили на герцогской конюшне и совсем не думали воевать, но когда припекло, новый комендант замка Ангулем майор Штепплер раздал всей челяди военные поручения. Повара пошли учиться фехтовать и рубить на скаку лозу, келейные холопы стали упражняться с пиками, а конюшенных и вовсе отправили в разведку - высматривать неприятеля.
   – Что там, Сибилл?
   – Лошади ухоженные, да только кормежка слабовата - должно, на траве сидят…
   – Да ты не лошадей смотри, дурень! Солдат считай!
   – А сами-то вы, дядюшка?
   – Я спиной хвораю… - соврал старший. Он не ждал от этой разведки ничего хорошего и боялся взглянуть на чужих всадников, чтобы не расстроиться еще больше. Сорок с лишним лет он был при лошадях и повидал всякого, но вид вооруженных людей в кирасах наводил на него страх.
   Так они и сидели на краю оврага, Сибилл пытался считать всадников, а его дядюшка лежал под кустом и жаловался на несуществующую болезнь, пока позади них вдруг не оказалась пятерка рейтаров.
   – Это что за шпионы здесь прячутся?! - закричал десятник, потрясая обнаженным мечом.
   – А-а-а-а! - завыл дядюшка и покатился по траве к другому кусту. - Не убивайте, не шпионы мы!
   – Мы не шпионы, ваша милость, не убивайте! - вторил ему перепуганный Сибилл.
   – А кто же вы, если не шпионы? - наседал десятник, наступая на них конем. Рейтары засиделись на отдыхе, и для разминки им годились даже эти двое безоружных людей.
   – Мы не шпионы, мы… рекрутеры! - нашелся дядя, поднимаясь на ноги.
   – Рекрутеры? - недоверчиво переспросил десятник, и лицо его передернула нервная судорога. - Что-то не похожи вы на рекрутеров…
   – Это скорее табачники, чем рекрутеры, - заметил один из рейтаров и сплюнул.
   Табачниками в войсках назывались маркитанты, что торговали беконом, сухарями и ветошью. Продажа спиртного запрещалась под страхом смерти, и маркитанты продавали вместо него жевательный табак и чай.
   – Ну раз вы рекрутеры, говорите, чью сторону держите, - решил проверить шпионов десятник. - И какую цену предлагаете.
   – Так мы это… - дядя покосился на Сибилла, - при себе-то денег не держим, нам сказали - идите и найдите служилых людей, вот мы тут и залегли.
   – А чего ж залегли-то? - Десятник усмехнулся. - Вон и штаны у тебя обмочены.
   – Болезнь у меня такая с детства, как напугаюсь, так сразу мочу штаны, - развел руками дядя.
   – Д-да, с детства, - подтвердил Сибилл, хотя был моложе дяди лет на тридцать.
   – Чью сторону держите, спрашиваю? Или лжете и никакие вы не рекрутеры?
   – Рекрутеры, ваша милость, рекрутеры. Нас послал герцог Ангулемский, ему теперь свою страну оборонять надо.
   Перейдя реку, со стороны берега стали подъезжать другие рейтары, их набиралось уже не меньше десяти сотен - целое войско!
   – Про беды герцога вашего слышали, - сказал десятник и повернулся к скакавшему в их сторону всаднику. - Вон сотник едет, он и определит, торговаться с вами или головы долой…
   Возвышаясь над остальными рейтарами, верхом на рослом мардиганце подъехал широкоплечий рейтар с золотой перевязью через кирасу. Его шлем был украшен мехом горностая, а уздечка на лошади - серебром.
   – Что здесь такое, Горбек? - спросил он десятника.
   – Посланцы герцога Ангулемского, ваше благородие. Должно, к себе позвать собираются.
   – Посланцы герцога? - переспросил сотник и строго взглянул на шпионов из-под косматых бровей.
   – Так точно, ваше сиятельство, - заблеял дядя. - Имеем честь предложить в наше войско, так сказать.
   – А сколько у вас платить будут? Королю сейчас солдаты тоже нужны, он не поскупится.
   – Может, и не поскупится, ваше сиятельство, да только у нашего герцога нужда поважнее, он цену больше даст! - бойко затараторил дядюшка. Спасая жизнь, он стал изобретательнее.
   – Уж перекупит так перекупит, ваше сиятельство, это уж как пить дать! - не к месту вмешался Сибилл.
   Дядя строго на него зыркнул, но сотник не обиделся. Он сидел, нахмурив брови, и прикидывал свою выгоду.
   Война будет неизбежно, это рейтары, как шакалы поживу, за сто миль чуяли. У короля солдат много, куда больше, чем у герцога, а стало быть, герцог предложит больше. Для рейтара важно не продешевить.
   – Где ваши лошади? - спросил очнувшийся от дум рейтарский сотник.
   – Дык в балке, ваше… - Дядя запнулся, поняв что исчерпал все наивысшие из известных ему титулов. - В балке они, у осинки.
   – Хорошо, берите их, мы идем за вами к герцогу. Как называется его замок?
   – Ангулем, ваша светлость! Ангулем!
   – Мы идем в Ангулем. Горбек, строй весь саул, нам тут ходу не больше полутора суток, думаю, не прогадаем…

2

   Через тридцать часов непрерывной тряски по короткому, выбранному рейтарами пути растянувшаяся колонна наемников выехала на дорогу к замку со стороны бывшей дистанцерии Маркуса, а ныне - Левкоса, по имени правившего там старшего сына Маркуса.
   Еще издали - мили за три - колонну приметил сторожевой разъезд гизгальдцев, которых привез с собой герцог-чужеземец. Они вовремя сообщили об угрозе в замок, и на подходе к ставке герцога Ангулемского Бриана Туггорта дюр Лемуана рейтаров встретили два ощетинившихся пиками каре из двух сотен солдат в каждом. Со стен замка на пришельцев смотрели пять сотен арбалетчиков и лучников, а с башен угрожали восемь заряженных гранитным щебнем метательных машин.
   – А хорошо тут все устроено, - заметил ехавший первым сотник Трауб. - Должно быть, они тебя не узнали, а, рекрутер?
   – Сейчас все разрешится, ваше сиятельство. - У стен замка старый конюшенный понизил титул сотника с герцогского до графского.
   – Стой! - громко скомандовал сотник, вскидывая руку, и колонна рейтаров встала на дороге, однако тащившееся за ними облако пыли продолжило движение, накрывая лошадей и самих рейтаров.
   – Поехали, табачник! - усмехнулся Трауб, толкая конюшенного в спину. - Расскажи им, кто ты такой, авось они тебя вспомнят!
   – Вспомнят - как не вспомнить? - с готовностью закивал дядюшка и, пришпорив свою лошадку, поехал впереди сотника, стараясь не смотреть в сторону застывших над целями арбалетчиков.
   – Хорошие солдаты, - отметил сотник, поглядывая на ощетинившиеся рядами пик каре гвардейцев.
   – Так точно, ваше сиятельство, с прежних времен остались, от герцога Фердинанда.
   – А стрелки, стало быть, с других краев привезенные? - спросил сотник, кивая на замерших на стене стрелков. Их серые мундиры и широкополые шляпы никак не вязались с серебром и пурпуром гвардейцев.
   – Гизгальдцы, принесла их нелегкая, - негромко ответил конюшенный. Его негромкие переговоры с сотником становились все откровеннее.
   – Что это за петух ливенский над воротами стоит?
   – Майор Штепплер, помощник его светлости по военной части. Всем в замке командует.
   Конюшенный с сотником подъехали к краю рва и остановились напротив поднятого моста.
   – Кто такие? - строго спросил майор из-под опущенного забрала.
   – Это я, ваша милость, конюшенный Петелинк! А там, - дядюшка указал в сторону колонны, - племянник мой Сибилл.
   – Тебя зачем посылали, Петелинк?
   – На дороге смотреть, ваша милость, а заодно и… союзников его светлости высматривать. Вот мы и привели тыщу рейтар, которые хотят встать под знамена нашего герцога, да продлятся годы его правления.
   Майор Штепплер немного подумал, потом поднял забрало и ближе подошел к башенным зубцам.
   – А ты предводитель рейтар будешь? - спросил он у сотника.
   – Да, ваша милость. Меня зовут Трауб.
   – Стало быть, вы сейчас без хозяина, Трауб?
   – Без хозяина, майор.
   – Покажи рукава…
   Трауб поднял правую руку и одновременно с ним подняли правые руки все рейтары в колонне. Опустив правую руку, сотник поднял левую и снова его жест повторили все рейтары. Это был общепринятый ритуал демонстрации рейтарами своей нейтральности и готовности встать под знамена нанимателей. После заключения договора они подвязывали на рукава ленты с цветами знамени нового хозяина.
   – Хорошо! Я спрошу герцога, как нам поступить… - сказал майор и ушел со стены.
   Потянулись минуты ожидания. Лошади потряхивали уздечками, беспокойно били копытами, на дне рва, в илистой жиже, любопытные лягушки пучили глаза, ожидая, чем же все это кончится.
   Переговоры с герцогом были недолгими, вскоре майор вернулся.
   – Его светлость готов взять вас под свои знамена, - объявил он. - Какого жалованья требуете?
   – По полрилли вдень, - сразу поднял цену сотник.
   Майор усмехнулся - он был готов к такому поведению рейтаров.
   – Мы дадим по четверти рилли на откорме и по полрилли на войне. Десятникам - вдвойне, сотникам - вдесятеро.
   – А как платить будете - по вечерам или рано?
   – На откорме - по вечерам, на войне - рано.
   – Годится! Отворяй ворота!
   Войско одобрительно загудело и застучало кулаками в щиты, условия договора им подходили, неизвестно, когда воевать придется, а деньги обещали давать каждый вечер.
   Рано, значит, утром предстояло делать выплаты во время военных действий. Это тоже был знак уважения к наемникам, поскольку многие хозяева жадничали, выдавая на войне жалованье по вечерам, чтобы сэкономить за счет павших.
   Застрекотали вороты, и тяжелый мост стал опускаться. Гвардейцы в каре переводили дух - сечи не будет.
   Мост ударился о край рва, и по нему застучали копытами рейтарские лошади. Герцог стоял у окна внутреннего флигеля и любовался их бравым видом.
   – Вот только лошадей им поправить нужно, а так - хоть завтра в бой! Что скажете, де Кримон?
   – Что я могу сказать, ваша светлость? - Граф пожал плечами и вздохнул, тяжело опираясь на костыль. - Там их едва одна тысяча наберется, а у короля целых пятьдесят.
   – Да где же пятьдесят? Где же пятьдесят? - вскинулся герцог, наступая на де Кримона. - Ты мне это специально поперек говоришь, недаром тебя матушка не любила!
   – Как можно, ваша светлость, да я же верой и правдой… - начал кривляться де Кримон, но герцог уже махнул рукой и вернулся к окну - рассматривать рейтаров. Их лошади выглядели измотанными, сказывалось отсутствие в их рационе овса, но за две недели это было легко поправить - овса в закромах хватало.
   – Если еще Рейланд из дистанцерии с десятью тысячами всадников вернется, я из этого Рембурга аншульц сделаю!
   – Ей-ей, ваша светлость, отделаете вы молодого короля, чтобы и другим неповадно было, - тут же поддержал герцога де Кримон. Теперь он ходил, опираясь на костыль - злодейка ведьма, что жила недолго в замке, заплела ему ноги за то, что хотел ее опозорить. Уезжая, дала совет сжечь лукошко заговоренное, чтобы хворобу снять, но граф заподозрил ее в обмане и решил вместо огня бросить лукошко в пруд. Хотел разом оклематься, да сделал только хуже - вскипела вода в пруду, а ноги заломило холодной болью. С тех пор уже полтора года мучился, но на поклон к злодейке ехать не решался, надеялся - само пройдет.
   – Я так думаю, ваша светлость, мы его стрелками нашими перешибем. Все ж гизгальдцы стреляют отменно, это все знают. Полвойска из арбалетов положим, остальных гвардейцы на пики возьмут - всего и делов-то.
   – Вот! Вот и ты поверил в наши силы, де Кримон! - обрадовался герцог.
   – Да я всегда верил, ваша светлость, - начал врать де Кримон. - Просто я старался разум ваш, молодой да горячий, почаще охолаживать.
   – Эх, если бы еще и резервисты ко мне с охотой шли… - покачал головой герцог, поглощенный своими неурядицами.
   Вся система обороны герцогства, которую десятилетиями строил герцог Фердинанд и на которую он опирался в спорах с Рембургами, при новом Ангулемском - герцоге Бриане работать отказывалась. Если ранее послужить в армии герцога Фердинанда считалось за честь и в резервисты записывали только людей достойных, теперь от герцогских вестовых резервисты разбегались и прятались на огородах, пока те стучались в двери. Люди будто чувствовали слабость герцога-чужеземца и не хотели рисковать за него собственной жизнью.
   Рейтары с ходу стали на постой, им стали выносить свежую солому, и они умело расстилали ее вдоль главной стены замка. Тут хватило бы места и на десять тысяч. Три тысячи гвардейцев да пять сотен гизгальдских арбалетчиков размещались в крытых казармах.
   Остальные солдаты герцога уже были переведены из другого герцогского замка - Ланспас, поближе к границе с владениями формального сюзерена герцогства Ангулемского, а наделе - главного противника на протяжении не одного столетия. Рембурги помнили о том времени, когда герцогство было одной из лояльных провинций королевства, а Ангулемские - о своем праве на престол.
   – Как ты думаешь, де Кримон, почему мне не помогла Золотая Латка?
   Герцог стоял у окна и перебирал на подоконнике старые монеты, что нашел в одном из тайников своего предшественника.
   – Ты можешь сесть, я же понимаю, что тебе тяжело стоять.
   – Спасибо, ваша светлость.
   Старый граф осторожно опустился на краешек кресла. Его болезнь приносила куда меньше страданий, чем он показывал. Де Кримону хотелось выглядеть немощнее, чтобы герцог, сострадая, оказывал ему больше доверия. А доверие это де Кримон надеялся использовать для получения в управление всего герцогства или его части, когда все перейдет под власть короля.
   В том, что Филипп Бесстрашный одержит победу в предстоящей войне, де Кримон не сомневался и только ждал подходящего случая, чтобы предать герцога.
   – Еще не ясно, помогла вам Золотая Латка или нет. Нельзя исключать, что на самом деле вам грозили куда большие неприятности, чем теперь, ваша светлость.
   – Куда уж больше, граф!
   – Вы могли погибнуть, тяжело заболеть… Но ничего этого не случилось, вы все так же стройны, крепко держите меч в одной руке и герцогскую державу - в другой. Полагаю, что Золотая Латка все же сыграла свою успокаивающую роль. Я просто уверен в этом.
   – Но еще только неделю назад вы уверяли меня, граф, что Золотая Латка не подействовала, а Каспар Фрай плут и его надобно повесить!
   – Я ошибался, ваша светлость, и сейчас, оценив все трезво, думаю, что Фрай не виноват. То есть он, конечно, плут, и жена его… - Договорить де Кримон не успел, острая боль пронзила правую ногу, и он охнул, опершись на костыль, а затем торопливо добавил: -…Хотя жена его показалась мне женщиной достойной, да. Такая вот бывает разница между супругами…
   – С такими советниками, как вы, граф, у меня скоро голова пойдет кругом. Еще этот Рейланд где-то запропастился… Кстати, это вы посоветовали мне назначить его бювардом!
   – У вас нет никого лучше, ваша светлость, а я уже немолод.
   Герцог в сердцах шнырнул монеты об пол, и они запрыгали по паркету, закатываясь под шкафы и бюро. Де Кримон поднялся, в гневе герцог отменял все свои милости и поощрения. С тех пор как он узнал о намерениях Филиппа Рембурга отвоевать герцогство, вспышки гнева случались у него все чаще.
   – Эй, есть кто за дверью?! - позвал герцог.
   Дверь отворилась, и в кабинет шагнул сухопарый гизгальдец в сером мундире и башмаках с пряжками.
   – Это я, ваша светлость, ваш камердинер Базеле, - произнес он, низко кланяясь.
   – Почему нельзя сказать просто - «это я»? Зачем эта тягомотина?! - закричал герцог, не сдерживаясь.
   Базеле тотчас исправился и произнес не меняя интонации:
   – Это я, ваша светлость, - и снова поклонился.
   Герцог помолчал, унимая гнев. Ему и самому не нравилось, что он так легко выходит из себя, но положение было ужасным. Страх преследовал его, забирался в туфли и, поднимаясь по ногам, морозил спину. Предстояла война с сильным противником, а у герцога не было ни малейшего опыта боевых действий. Рейланд хотя бы служил офицером у покойного герцога Фердинанда и участвовал в нескольких стычках гвардейцев с пришедшими из-за моря пиратами. Но мог ли он командовать тридцатью тысячами войска, которое намеревался собрать герцог?
   – Базеле, скажи, чтобы позвали сотника этих рейтар, я хочу с ним поговорить.
   – Слушаюсь, ваша светлость, - ответил тот, церемонно кланяясь. Медленно вышел и притворил за собой дверь.
   – Ничто! Никакая угроза не заставит его двигаться быстрее! - воскликнул герцог и ударил кулаком по бюро.
   Звякнула крышка чернильницы, четвертинка бумаги слетела на пол и повернулась той стороной, где герцог расписывал перо. Он просто чертил какие-то загогулины, добиваясь ровного росчерка, но теперь эти пробы сложились в какие-то буквы.
   – Что это тут?
   Герцог присел на корточки, ножны кинжала стукнули об пол.
   – Это ведь арамейский, так? Вы говорили, что немного знали его, граф, прочтите…
   – Да ведь я ничего не разберу, ваша светлость, здесь темно…
   – Где же темно - все видно! Смотри - «аба», потом «эс», потом «легима» и…
   – «Троса», - назвал граф последнюю букву в сложившемся слове.
   – И что это означает, говорите, граф! - потребовал герцог, дернув де Кримона за камзол, так что тот едва не упал.
   – Я не знаток, ваша светлость, кое-что помню с юности, учил когда-то… К тому же эти несколько букв могут вовсе ничего не значить.
   – Вы думаете?
   Герцог поднялся. Во всем, в каждой мелочи он теперь искал знамения и пророчества. В дверь постучали.
   – Входи, Базеле!
   Вошел камердинер, а следом за ним рослый рейтарский сотник. Все внимание герцога переключилось на него, и де Кримон, подхватив трость, попятился к двери. Прежде чем выскользнуть в коридор, он оглянулся на оброненную четвертинку бумаги, где среди росчерков пера герцога сложилось арамейское слово. Оно означало - «безнадежен».

3

   Через три дня из дистанцерии прибыл Рейланд и с ним три тысячи всадников от дистандера Левкоса.
   – Я же просил десять тысяч! - кричал на бюварда герцог и топал ногами. - Я же просил десять, а не три!
   Скандал происходил в герцогском кабинете во флигеле, но окно было открыто, и многие из слуг все слышали.
   – Мой герцог, - Рейланд выглядел растерянным и косился на де Кримона, ожидая поддержки, - десяти тысяч дистандер Левкос мне не дал, он сказал, что в его государстве неспокойно и солдаты нужны ему самому для подавления беатрийцев. Я просил…
   – Что толку кричать? - произнес Бриан после паузы и вздохнул. Затем подошел к окну, чтобы напитаться уверенностью от вида бравых всадников. Кавалерия Левкоса выглядела недурно, возможно, он действительно не мог дать больше.
   Встречаться с командиром трехтысячного отряда дистанцерийцев герцог пока не хотел и велел выдать всем серебра вперед, чтобы чувствовали его заботу.
   – Я знаю, где взять поддержку, де Кримон, - сказал он, когда уже смеркалось и в кабинет принесли свечи. - Я обращусь к жителям Ливена.
   – Что же вы скажете, ваша светлость, чтобы эта чернь поняла вас?
   – Я скажу, что нуждаюсь в их помощи, скажу, что жду от них благодарности за тот порядок, который навожу в городе.
   Де Кримон опустил глаза - ему нечего было сказать герцогу.
   – Что такое, де Кримон?
   Бриан подошел ближе, и графу пришлось поднять голову.
   – Разве я мало для них делал? Разве я не велел каждый четверг вешать по три вора?
   – Ставить виселицы посреди города… Это не по-ливенски, ваша светлость. Эти люди не гизгальдцы, они не понимают порядок так, как понимаем его мы. Еженедельные наказания на торговой площади вынудили людей перенести торговлю за город, и теперь основное торжище происходит у южных ворот.
   – И все же я обращусь к ним. Если мои слова пробудят совесть хотя бы у пяти тысяч человек, это будет весомая поддержка для моей армии.
   Де Кримон сдержал вздох, герцог был весь во власти своих мальчишеских мечтаний. Если появится хотя бы сотня добровольцев, это уже можно будет считать большой удачей.
   – Ваша светлость, я предлагаю поберечь ваше красноречие и попросту согнать эту чернь в кучу и отобрать нужное нам количество людей. Это будет проще и надежнее.
   – Я думал об этом, - признался герцог, - но сейчас нам это не подходит.
   – Почему?
   – Если бы битва происходила под стенами Ливена, тогда да, мы бы так и поступили, но нам придется двое, а то и трое суток идти к границам - они разбегутся.
   – Мы можем связать их, ваша светлость, заковать в кандалы, а потом поставим в первых рядах, не снимая цепей - королевские кавалеристы и не разглядят сразу. Пока они станут рубить ливенцев, мы… -…можем провести фланговый маневр, - закончил герцог, покусывая перстень на указательном пальце.
   Де Кримон спохватился - уж не дал ли он герцогу слишком хороший совет? Но потом успокоился: если его светлость пойдет на эту авантюру и добьется небольшого успеха, услуга, которую де Кримон собирался оказать Филиппу Бесстрашному, покажется тому еще значительнее.

4

   Уже на другой день с самого утра глашатаи отправились на Рыночную площадь, где давно не велось торговли, и принялись бить в барабаны, созывая людей для встречи с герцогом. Стражники бегали по улицам и тоже скликали горожан, люди осторожно выглядывали из окон, не зная, чего ожидать от этого представления.
   Никто из них ни разу не видел нового герцога, который не в пример прежнему - Фердинанду - предпочитал в Ливене не показываться.
   Стражники покричали и ушли, больше не навязывая своей воли, и горожане из любопытства потянулись на Рыночную площадь, на ходу обсуждая возможные причины сбора.
   – Сказывают, на реке чудо случилось, вода столбом встала! - говорила какая-то женщина, кутаясь в побитую молью шаль.
   – И чего с ней? - спросили у нее.
   – Дык ничего! Встала и стоит! Вот и зовет нас херцок, чтобы ему помогли воду снова по реке пустить.
   – Врешь, баба! - погрозил ей кулаком нетрезвый с ночи лодочник. - Я только с реки - течет она и никаким столбом не стоит!
   – А можа снова кого вешать будут? - будничным тоном поинтересовалась кухарка бургомистра.
   – Да кого теперь этим удивишь-то? - отмахнулась баба в шали. - Каждую неделю вешают, а у меня третьего дня кошку украли с котятами.
   – И что?
   – И нету. Везде искала - прямо с лукошком утащили.
   – Это к засухе! - объявил лодочник.
   – Почему к засухе? - переспросили его.
   – Было уже такое - какой-то год у всех кошки пропадали, а потом засуха наступила и зима со снегом - все озерные упыри и передохли.
   – Да, я это помню, - согласился с ним каретный мастер, известный также и тем, что добавлял в пиво березовый деготь - для крепости. - Тому минуло уже лет десять или более. Исчезли водяные все как один.
   – А с кошками-то что? - не унималась баба в дырявой шали.
   – А вот про кошек не помню, я тогда еще малой был.
   Народу на площади собиралось все больше, но те, кто ожидал внеочередной казни, ошиблись. Виселица оказалась снята и уложена вдоль стен ратуши, остался только помост, на котором был расстелен ковер и стояли двое стражников в начищенных по такому случаю кирасах и шлемах.
   Глашатаи уже ушли, поэтому все пребывали в неведении - что же тут будет. Примерно через четверть часа показалось около полусотни иноземных солдат герцога верхом на лошадках невиданной здесь имуксенской породы, за ними ехали два десятка гвардейцев.
   Солдаты в шляпах и серых мундирах оказались арбалетчиками. Четверо из них заняли позиции на помосте, остальные разбежались по окрестным домам и вскоре появились у раскрытых окон и на скатах крыш.
   Наблюдая эти странные приготовления, толпа начала роптать. Гвардейцы выстроились перед помостом и стали теснить людей, приговаривая:
   – Подайсь назад! Назад подайсь, морда!
   Оттеснив толпу на несколько шагов, они остались в оцеплении, люди робко переговаривались, но с площади никто не уходил - наоборот, любопытные все прибывали.
   Вскоре послышался стук копыт и грохот железных ободьев, стражники бросились разгонять стоявших на Цветочной улице зевак, но те и сами стали прижиматься к стенам, давая дорогу карете герцога и его свите.
   Заметно было, что и здесь молодой герцог отдал предпочтение гизгальдским солдатам, карету окружали всадники в серых мундирах и широкополых шляпах, а гвардейцы оставались только для вида - как носители герба герцогов Ангулемских.
   – Ура герцогу! Ура герцогу! - первым закричал бургомистр, стоя у порожка висельного помоста. Сдернув шляпу, он махнул ею и зацепил пуговкой свой новый парик. Тот слетел на мостовую, явив горожанам голую, как деревянная бита, голову главы города. В толпе засмеялись, бургомистр торопливо поднял парик и скрылся за спинами советников, чтобы привести себя в порядок.
   Карета остановилась, и герцог Бриан сбежал по ступеням на мостовую. Несколько человек крикнули «ура», их поддержали гвардейцы, стражники и гизгальдцы, однако последние даже это короткое слово ухитрялись произносить с акцентом.