Страница:
– Да, – ответил я, – направляюсь. Но, если вожжа попадет под хвост, выберу другую. Хотя и не знаю, есть ли такие вообще.
Он перевел дыхание. Разогретая скачкой лошадь нервно перебирает ногами, беспокоится, вскидывает голову. Звеня удилами, рыцарь сказал торопливо:
– Его Величество просит, чтобы вожжа не попадала.
– А ему-то что?
Он сдвинул плечами.
– Я не посвящен. Мне просто велели передать, что… вернее, убедиться, что вы поедете той дорогой, как и планировали.
Я кивнул сэру Смиту, он кивнул и пустил рысью каурого конька. Впрочем, вру: каурый – это рыжеватый, а этот – рыжий со светлыми гривой и хвостом, что значит игреневый. Игреневый, дубина, пора запомнить масти. Их всего восемь: буланый, вороной, гнедой, игреневый, каурый, пегий, саврасый и сивый. Нет, забыл еще соловую масть – это когда конь весь желтоватый, но со светлой гривой и хвостом. Почти то же самое, что игреневый, но там рыжий, а здесь желтоватый… Очень большая разница, подумаешь, однако в мужском кругу ошибиться с мастью, я уж и не знаю что может быть хуже! Разве что спутать Марадону с Эйсебио.
Небо синее, облачка редкие и тающие на глазах, как редкий снег под прямыми жаркими лучами солнца. Земля сухая, наши кони стучат копытами ноздря в ноздрю, им притираться характерами не приходится, уже знакомы. Сам сэр Смит со мной сразу принял тон вассала по отношению к сюзерену. Думаю, не столько из великого почтения, сколько из чувства вины, что приз достался ему, хотя сильнейших противников как раз сразить довелось мне.
Солнце вскарабкалось к зениту, когда сэр Смит вскрикнул:
– Ого, что-то мне этот всадник знаком!
Мы пустили коней в галоп. Вскоре облачко пыли рассеялось, и мы увидели мирно трусящего мула, а на нем сгорбленного монаха. Не слыша грохота копыт, он склонился над книгой, читал, старательно шевеля губами. Сэр Смит жизнерадостно заржал, монах испуганно вскинул голову. В светлых глазах вспыхнула радость.
– Брат паладин, сэр Смит!..
– И на муле читаешь? – удивился Смит. – А если завезет прямо в ад?
Брат Кадфаэль засмеялся.
– Этот может… такая упрямая скотина! Но зато бегает, редкий конь угонится. Значит, вы оба на юг?
Я подумал, сказал неуверенно, чувствуя, что делаю глупость, но в то же время не могу не сказать:
– Даже не оба, а все трое… Думаю, какое-то время нам лучше ехать вместе. Кто знает, что впереди.
В его глазах было столько благодарности, что я тут же брякнул какую-то грубость, лишь бы уравновесить, снизить неприятие белых и пушистых в крови, так воспитан, а затем добавил, уже как бы извиняясь:
– Вообще-то мы больше рассчитываем на твою защиту. Ты ведь можешь остановить речные воды, испепелить гада одним взглядом… Наша задача – толкнуть тебя, чтобы проснулся вовремя.
Он слабо улыбнулся, во взгляде понимание и такая братская любовь, что я отвернулся, только бы не брякнуть что-то снова.
Деревья пошли с красными, просто революционными кронами, у подножия широкий ковер опавших листьев. Однако осенью пока что не пахнет, кузнечики орут ликующе, порхают бабочки, а травы пахнут так мощно, что я старался приглушить свой обостренный нюх. Надо уметь им пользоваться, иначе после получасового внюхивания начинает трещать голова, повышается давление, и вот-вот из ноздрей хлынет кровь.
А затем как-то слишком быстро на землю упала густая тень, похолодало. Тень помчалась, пригибая травы и поглощая солнечный свет. Тучи надвинулись пугающе стремительно. Я чувствовал, как прижали к земле всей непомерной тяжестью, воздух уплотнился, появились неясные тени, что немыслимы в чистый солнечный день. Но сейчас небо такое черное, что на земле почти ночь, странные пугающие сумерки, словно мы оказались совсем в другом мире…
В туче слабо сверкнуло, но вместо раскатов грома мы услышали треск, жуткий вой. Громадные пласты наползают друг на друга, сталкиваются, я отчетливо слышал тяжелые удары, словно сшибаются горы мокрого песка, даже не горы, а целые горные хребты. Всякий раз вой раздается с новой силой, будто в этих тучах кричат смертельно раненные звери, тоже размером с горы.
Брат Кадфаэль бормотал молитву, сэр Смит заорал весело:
– А вот и не догонит, а вот и не догонит!
– О других тоже думать надо, – укорил я.
– А в Каталауне уже привыкли, – напомнил он.
Над головой гремело и грохотало. Полоса ливня прошла в четверти мили от нас, окатило волной холодного воздуха. Похоже, вблизи высыпало граду по щиколотку, затем то ли туча отступила, то ли мы успели выскользнуть из зоны удара.
Сэр Смит приложил руку к глазам козырьком, булатная рукавица скрежетнула по железу шлема.
– Там впереди на дороге не меньше десятка всадников, – сказал он с неуверенностью. – То неслись во весь опор, словно удирали, а теперь остановились… ждут.
Я присмотрелся, как это он всегда успевает рассмотреть раньше, хотя у меня зрение лучше, предположил:
– Гости, что приезжали на турнир? Увидели нас, решили подождать. Вместе ехать веселее.
Он проворчал с недоверием:
– Их десяток, они друг друга знают. А мы им что? Нет, что-то другое…
Он как бы невзначай потрогал рукоять громадного меча. Я пробормотал:
– Скорее всего, это в самом деле ждут нас.
– Зачем?
– Был один разговор с Барбароссой.
– Его Величеством? – уточнил Смит.
– Да, им самым.
Сэр Смит полюбопытствовал:
– О чем был разговор, если мне позволено узнать? Ох, простите, сэр Ричард, я подумал, что это может и нас коснуться…
– Позволено, – ответил я. – И наверняка коснется, увы. Сейчас подъедем, все и узнаете. Я предупредил короля, что от вас у меня тайн нет.
Сэр Смит гордо подбоченился, брат Кадфаэль взглянул с благодарностью.
Граф Эбергард Сейненский и граф Мемель ожидали нас во главе небольшого отряда из десятка конных рыцарей. У всех на щитах вставшие на дыбы кони, небольшая корона сверху говорит о герцогстве, еще за спиной сэра Эбергарда и сэра Мемеля молодой рыцарь гордо держит знамя с изображением того же вздыбленного коня.
Сэр Эбергард двинулся навстречу, серые глаза стального цвета смотрят на меня еще более неодобрительно, чем когда встретились у короля.
– Ваша светлость, – сказал он громко, краем глаза я видел, как вытянулось лицо сэра Смита, а глаза брата Кадфаэля вспыхнули, как два светильника, – не будем тратить время, надо спешить в герцогство. Надеюсь, что за сегодня мы успеем одолеть не меньше чем тридцать миль.
Я сказал вежливо:
– Вольно, граф. Не надо тянуться, мы не во дворце. Некоторые условности, неуместные в походе, опустим. Разумеется, мы будем торопиться. Но не слишком ли нас много? Полагаю, что пару человек, а то и пятерых, стоит пустить вперед, пусть позаботятся насчет гостиницы.
Он выслушал внимательно, ничто не изменилось в его лице, ответил кратко:
– Нет, ваша светлость. Эти люди для вашей охраны.
Один из молодых рыцарей выехал вперед, в руках роскошный черный плащ с богатой золотой вышивкой. Я успел увидеть изображение золотого коня, вздыбленного и с развевающейся гривой, после чего рыцарь с великой почтительностью набросил плащ мне на плечи.
Я нахмурился и пустил Зайчика вперед по дороге. Сэр Смит поехал от меня слева, а брат Кадфаэль – справа. Граф Мемель нахмурился, что-то сказал графу Эбергарду, а тот отвечал успокаивающим тоном. Возможно, объяснил, что сэр Смит имеет право ехать рядом, как победитель турнира. Это ничуть не ущемляет достоинства герцога, победитель турнира обычно пирует за столами королей, а монах тем более должен быть в пределах досягаемости мудрого правителя, ибо с церковью пока что считаться приходится.
Сэр Смит посматривал искоса, наконец осмелился спросить шепотом:
– Сэр Ричард… я не удивлюсь, если окажетесь даже королем…
– Успокойтесь, сэр Смит, – ответил я так же тихо, – всего лишь очередная авантюра…
Его глаза вспыхнули.
– Это как?
– Только играю герцога, – объяснил я. – А настоящий в одежде простолюдина со всех ног мчится к опустевшему трону.
Он спросил с еще большим энтузиазмом:
– Значит, за нами будет погоня?
– Еще и засады, – заверил я.
Он воскликнул ликующе:
– Брат Кадфаэль, ты слышал? Вот где погоняем гадов без всякой жалости! А то этого нельзя, другого нельзя, мечи чтоб тупые… Мельчает рыцарство!
Брат Кадфаэль посмотрел с укоризной.
– Сэр Смит, как вы можете? Я все-таки уверен, что в глубине вашей мохнатой и насквозь прочерствевшей души все же сохранилась искорка благочестия, и я приложу все усилия, чтобы раздуть ее в бушующее пламя…
– Свят-свят! – испугался сэр Смит. Щеки его разом потеряли буряковый цвет. – Брат Кадфаэль, этому миру нужны не только монахи, но и рыцари!
Очень разумно, подумал я. Иногда и такой, как сэр Смит, способен выдать чеканную мысль, сам того не подозревая. Впрочем, он же блондин.
Глава 4
Он перевел дыхание. Разогретая скачкой лошадь нервно перебирает ногами, беспокоится, вскидывает голову. Звеня удилами, рыцарь сказал торопливо:
– Его Величество просит, чтобы вожжа не попадала.
– А ему-то что?
Он сдвинул плечами.
– Я не посвящен. Мне просто велели передать, что… вернее, убедиться, что вы поедете той дорогой, как и планировали.
Я кивнул сэру Смиту, он кивнул и пустил рысью каурого конька. Впрочем, вру: каурый – это рыжеватый, а этот – рыжий со светлыми гривой и хвостом, что значит игреневый. Игреневый, дубина, пора запомнить масти. Их всего восемь: буланый, вороной, гнедой, игреневый, каурый, пегий, саврасый и сивый. Нет, забыл еще соловую масть – это когда конь весь желтоватый, но со светлой гривой и хвостом. Почти то же самое, что игреневый, но там рыжий, а здесь желтоватый… Очень большая разница, подумаешь, однако в мужском кругу ошибиться с мастью, я уж и не знаю что может быть хуже! Разве что спутать Марадону с Эйсебио.
Небо синее, облачка редкие и тающие на глазах, как редкий снег под прямыми жаркими лучами солнца. Земля сухая, наши кони стучат копытами ноздря в ноздрю, им притираться характерами не приходится, уже знакомы. Сам сэр Смит со мной сразу принял тон вассала по отношению к сюзерену. Думаю, не столько из великого почтения, сколько из чувства вины, что приз достался ему, хотя сильнейших противников как раз сразить довелось мне.
Солнце вскарабкалось к зениту, когда сэр Смит вскрикнул:
– Ого, что-то мне этот всадник знаком!
Мы пустили коней в галоп. Вскоре облачко пыли рассеялось, и мы увидели мирно трусящего мула, а на нем сгорбленного монаха. Не слыша грохота копыт, он склонился над книгой, читал, старательно шевеля губами. Сэр Смит жизнерадостно заржал, монах испуганно вскинул голову. В светлых глазах вспыхнула радость.
– Брат паладин, сэр Смит!..
– И на муле читаешь? – удивился Смит. – А если завезет прямо в ад?
Брат Кадфаэль засмеялся.
– Этот может… такая упрямая скотина! Но зато бегает, редкий конь угонится. Значит, вы оба на юг?
Я подумал, сказал неуверенно, чувствуя, что делаю глупость, но в то же время не могу не сказать:
– Даже не оба, а все трое… Думаю, какое-то время нам лучше ехать вместе. Кто знает, что впереди.
В его глазах было столько благодарности, что я тут же брякнул какую-то грубость, лишь бы уравновесить, снизить неприятие белых и пушистых в крови, так воспитан, а затем добавил, уже как бы извиняясь:
– Вообще-то мы больше рассчитываем на твою защиту. Ты ведь можешь остановить речные воды, испепелить гада одним взглядом… Наша задача – толкнуть тебя, чтобы проснулся вовремя.
Он слабо улыбнулся, во взгляде понимание и такая братская любовь, что я отвернулся, только бы не брякнуть что-то снова.
Деревья пошли с красными, просто революционными кронами, у подножия широкий ковер опавших листьев. Однако осенью пока что не пахнет, кузнечики орут ликующе, порхают бабочки, а травы пахнут так мощно, что я старался приглушить свой обостренный нюх. Надо уметь им пользоваться, иначе после получасового внюхивания начинает трещать голова, повышается давление, и вот-вот из ноздрей хлынет кровь.
А затем как-то слишком быстро на землю упала густая тень, похолодало. Тень помчалась, пригибая травы и поглощая солнечный свет. Тучи надвинулись пугающе стремительно. Я чувствовал, как прижали к земле всей непомерной тяжестью, воздух уплотнился, появились неясные тени, что немыслимы в чистый солнечный день. Но сейчас небо такое черное, что на земле почти ночь, странные пугающие сумерки, словно мы оказались совсем в другом мире…
В туче слабо сверкнуло, но вместо раскатов грома мы услышали треск, жуткий вой. Громадные пласты наползают друг на друга, сталкиваются, я отчетливо слышал тяжелые удары, словно сшибаются горы мокрого песка, даже не горы, а целые горные хребты. Всякий раз вой раздается с новой силой, будто в этих тучах кричат смертельно раненные звери, тоже размером с горы.
Брат Кадфаэль бормотал молитву, сэр Смит заорал весело:
– А вот и не догонит, а вот и не догонит!
– О других тоже думать надо, – укорил я.
– А в Каталауне уже привыкли, – напомнил он.
Над головой гремело и грохотало. Полоса ливня прошла в четверти мили от нас, окатило волной холодного воздуха. Похоже, вблизи высыпало граду по щиколотку, затем то ли туча отступила, то ли мы успели выскользнуть из зоны удара.
Сэр Смит приложил руку к глазам козырьком, булатная рукавица скрежетнула по железу шлема.
– Там впереди на дороге не меньше десятка всадников, – сказал он с неуверенностью. – То неслись во весь опор, словно удирали, а теперь остановились… ждут.
Я присмотрелся, как это он всегда успевает рассмотреть раньше, хотя у меня зрение лучше, предположил:
– Гости, что приезжали на турнир? Увидели нас, решили подождать. Вместе ехать веселее.
Он проворчал с недоверием:
– Их десяток, они друг друга знают. А мы им что? Нет, что-то другое…
Он как бы невзначай потрогал рукоять громадного меча. Я пробормотал:
– Скорее всего, это в самом деле ждут нас.
– Зачем?
– Был один разговор с Барбароссой.
– Его Величеством? – уточнил Смит.
– Да, им самым.
Сэр Смит полюбопытствовал:
– О чем был разговор, если мне позволено узнать? Ох, простите, сэр Ричард, я подумал, что это может и нас коснуться…
– Позволено, – ответил я. – И наверняка коснется, увы. Сейчас подъедем, все и узнаете. Я предупредил короля, что от вас у меня тайн нет.
Сэр Смит гордо подбоченился, брат Кадфаэль взглянул с благодарностью.
Граф Эбергард Сейненский и граф Мемель ожидали нас во главе небольшого отряда из десятка конных рыцарей. У всех на щитах вставшие на дыбы кони, небольшая корона сверху говорит о герцогстве, еще за спиной сэра Эбергарда и сэра Мемеля молодой рыцарь гордо держит знамя с изображением того же вздыбленного коня.
Сэр Эбергард двинулся навстречу, серые глаза стального цвета смотрят на меня еще более неодобрительно, чем когда встретились у короля.
– Ваша светлость, – сказал он громко, краем глаза я видел, как вытянулось лицо сэра Смита, а глаза брата Кадфаэля вспыхнули, как два светильника, – не будем тратить время, надо спешить в герцогство. Надеюсь, что за сегодня мы успеем одолеть не меньше чем тридцать миль.
Я сказал вежливо:
– Вольно, граф. Не надо тянуться, мы не во дворце. Некоторые условности, неуместные в походе, опустим. Разумеется, мы будем торопиться. Но не слишком ли нас много? Полагаю, что пару человек, а то и пятерых, стоит пустить вперед, пусть позаботятся насчет гостиницы.
Он выслушал внимательно, ничто не изменилось в его лице, ответил кратко:
– Нет, ваша светлость. Эти люди для вашей охраны.
Один из молодых рыцарей выехал вперед, в руках роскошный черный плащ с богатой золотой вышивкой. Я успел увидеть изображение золотого коня, вздыбленного и с развевающейся гривой, после чего рыцарь с великой почтительностью набросил плащ мне на плечи.
Я нахмурился и пустил Зайчика вперед по дороге. Сэр Смит поехал от меня слева, а брат Кадфаэль – справа. Граф Мемель нахмурился, что-то сказал графу Эбергарду, а тот отвечал успокаивающим тоном. Возможно, объяснил, что сэр Смит имеет право ехать рядом, как победитель турнира. Это ничуть не ущемляет достоинства герцога, победитель турнира обычно пирует за столами королей, а монах тем более должен быть в пределах досягаемости мудрого правителя, ибо с церковью пока что считаться приходится.
Сэр Смит посматривал искоса, наконец осмелился спросить шепотом:
– Сэр Ричард… я не удивлюсь, если окажетесь даже королем…
– Успокойтесь, сэр Смит, – ответил я так же тихо, – всего лишь очередная авантюра…
Его глаза вспыхнули.
– Это как?
– Только играю герцога, – объяснил я. – А настоящий в одежде простолюдина со всех ног мчится к опустевшему трону.
Он спросил с еще большим энтузиазмом:
– Значит, за нами будет погоня?
– Еще и засады, – заверил я.
Он воскликнул ликующе:
– Брат Кадфаэль, ты слышал? Вот где погоняем гадов без всякой жалости! А то этого нельзя, другого нельзя, мечи чтоб тупые… Мельчает рыцарство!
Брат Кадфаэль посмотрел с укоризной.
– Сэр Смит, как вы можете? Я все-таки уверен, что в глубине вашей мохнатой и насквозь прочерствевшей души все же сохранилась искорка благочестия, и я приложу все усилия, чтобы раздуть ее в бушующее пламя…
– Свят-свят! – испугался сэр Смит. Щеки его разом потеряли буряковый цвет. – Брат Кадфаэль, этому миру нужны не только монахи, но и рыцари!
Очень разумно, подумал я. Иногда и такой, как сэр Смит, способен выдать чеканную мысль, сам того не подозревая. Впрочем, он же блондин.
Глава 4
Серая тень упала на землю, странно трепещущая, словно над головой плещется море, а вниз падают отблески. Я задрал голову, не сразу сообразил, что это не туча мошкары, а несметная стая крупных птиц. Если, конечно, птиц: несутся слишком стремительно. Даже отсюда видно, что слишком часто-часто взмахивают крыльями, хотя для осенней миграции вроде бы рано.
– К беде, – лаконично сообщил сэр Смит. Подумал, добавил значительно: – К кровавой жатве, что соберут наши мечи! Что-то грозное ждет нас впереди.
Рыцари держались установленного порядка: трое впереди, трое в арьергарде, еще по одному в опасных местах отъезжали в стороны, заглядывали в мелкие овраги, оставшиеся двое ехали с графами, готовые в любой момент закрыть своими телами «наследника престола». Я видел, как рука Кадфаэля поднялась, он благословил отряд, в чистых небесных глазах, невинных, как у младенца – ну не бывает у киллеров таких глаз, не бывает! – светилось облегчение и даже счастье.
– Как хорошо, – сорвалось с его губ.
– Что? – поинтересовался любознательный сэр Смит.
– В нашем отряде пятнадцать человек, – добросовестно объяснил Кадфаэль. – И ни одной женщины. Мысли достойных рыцарей могут быть обращены к Богу, ничто не препятствует, не отвлекает от раздумий, от поиска вечных истин.
Сэр Смит задумался, посмотрел на моего Пса и заметил глубокомысленно:
– Привлекательные женщины… отвлекают, согласен.
– У любой женщины, – добавил я, – проблем всегда больше, чем у нас. И вот нам всем надо, по мнению этой любой женщины, все бросить и мчаться решать ее дела. А ведь бросимся же!.. таковы узкие рамки цивилизованности, в которые мы сами себя загнали. Эх, скорее бы феминизм да эмансипация…
Они не поняли, сэр Смит вздохнул и сказал грустно:
– Женщины вдохновляют нас на многое великое… Они же мешают это творить. Так что будем радоваться, что нет их среди нас. Можно ехать с расстегнутой ширинкой.
Он загоготал, но в самом деле все чувствовали куда большую сплоченность, чем если бы в отряде были женщины, пусть даже хоть одна. Тогда все хорохорились бы, выпячивали грудь, сверкали глазами и то и дело старались проехать мимо ее повозки. Да и друг перед другом началось бы соперничество. Таких приходи и бери голыми руками.
Граф Эбергард и граф Мемель в доспехах выглядят весьма и даже весьма. Намного лучше, чем тогда за накрытым столом или даже утром, когда осматривали меня, как козу на базаре. Хотя по возрасту вдвое превосходят всех остальных, я не сомневался, что в воинской выучке и умении владеть оружием выше их на порядок. Таких людей я уже встречал, это надежные, хоть и занудные, люди и, если за что берутся, выжимают из себя все. К сожалению, того же требуют и от других, не понимая, что не все могут вот так все бросить и пойти лягушек давить.
Мы проехали так всего милю, затем граф Эбергард, он старший, не вытерпел и сделал то, что я предложил с самого начала: выслал вперед по дороге вместо тройки пятерых рыцарей. Правда, не для того, чтобы готовить гостиницы, а для вящей безопасности «сына герцога». Оба графа едут позади нас, чуть приотстав, с ними еще пятеро. Как я заметил, рыцарей подобрали наверняка не по знатности, иначе бы уже были заносчивые споры, кому ехать впереди. Вообще эти рыцари напоминают рыцарей-монахов, только у тех дисциплина, порядок, беспрекословное подчинение старшему, благодаря чему только рыцарские ордена могли вести войну против сарацин и вообще оказались единственной реальной силой.
Эти молодые и немолодые рыцари даже друг с другом почти не общались. Я не слышал ни смеха, ни беспечных шуток, все слишком поглощены важностью вверенного им дела, из чего ясно, что граф Эбергард набрал из самых незнатных дворян, которые из кожи будут лезть, чтобы доказать свою пригодность, и выполнят любой приказ без споров, пререканий и напоминаний, что их род вообще-то идет от самого Лордреда или даже Дилинга, в родстве с Жеркингом и был замечен даже в битве при Лепано.
Я видел, как втайне ликует сэр Смит. Клеймо незаконнорожденного все же проступает даже под титулом чемпиона. Он побаивался, что ототрут в сторону, а так едем втроем, брат Кадфаэль не соперник, чешем языки. Все настолько хорошо, что начинаешь оглядываться по сторонам: так не бывает долго, какая-то гадость явно уже нацелилась, точит клюв и растопырила когти…
К закату впереди показались стены обширного города. Кадфаэль о нем ничего не знает, зато сэр Смит рассказал, что здесь уже несколько лет набирает силу конфликт между городом и монастырем. Конфликт куда более значимый, чем между городом и отважными баронами фон Тралботами. Церкви и монастыри издавна были освобождены от налогов. Более того – у монастырей иммунитет, а это значит, что в ворота не впускали не только врага, но и городские власти.
Горожан возмущает, что здоровенные монахи освобождены как от воинской службы, так и вообще от всех обязанностей горожан. Понятно, почему число монахов и просто работающих в монастырях постоянно растет: им не надо заботиться о семьях, у них больше сил и времени на конкуренцию с ремесленниками и оружейниками в городе.
Сэр Смит показал на высокие стены монастыря, на четыре вознесенные ввысь башни.
– Замок баронов фон Тралботов укреплен слабее!.. И народу у Тралботов меньше.
– Но не станет же монастырь с ними воевать, – возразил я.
Он сдвинул плечами.
– Я тоже так считаю. Зачем? Они и так теснят, захватывают в свои руки и земли, и людей. Однако…
– Что?
Он криво ухмыльнулся.
– Когда такой соблазн… даже не знаю, сам бы я устоял?
Я слушал, мотал на ус. Сэр Смит рассказывает со смешком, как о нелепости, что скоро кончится, но я-то вижу ростки нового мира. В этом городе, как и в каждом из городов, в самом центре на вершине холма гордо высится замок, однако замок пуст: бароны фон Тралботы изгнаны… самими горожанами. Управляет городом Совет, созданный братством цехов. Сперва в цеха входили только предприниматели и ремесленники, а теперь вот в них вошли все горожане, так что Совет представляет весь город.
– Значит, – переспросил я, не веря ушам своим, – городом правят… э-э-э… предприниматели?
– Правит Совет, – пояснил сэр Смит, – а в него, помимо цеховиков, входят представители от всех гильдий, всех союзов. Так весь город, как единый кулак, дерется за себя, а не за баронов, как было раньше.
– А бароны?
Он засмеялся.
– За городом еще один замок. На горе. Бароны укрепились там. Еще несколько знатных родов изгнаны в свои владения.
Я подумал, поинтересовался.
– А… за что?
Он сдвинул плечами.
– А за все хорошее. Чтоб не лезли. И не козыряли привилегиями.
Я слушал, как сэр Смит разворачивал схему устройства первого настоящего города. Должности выборных правителей в гильдиях, союзах и цехах, а благодаря этому и в Совете, доступны простолюдинам, а вот для знати оказались фактически закрыты. Все, что осуществляется в городе, подлежит контролю Совета, в том числе и деятельность знатных родов, а вот сам Совет знатным сеньорам неподвластен.
После того как оскорбленные бароны покинули городской замок и переселились в загородные владения, обрадованные горожане воспользовались случаем и приняли закон, по которому бароны и члены их семей исключены из всякой политической жизни города. Теперь они не имеют права занимать должности в городе, а также для этих самых благородных семейств отныне существует ответственность всего знатного рода за проступки хотя бы одного его члена.
– Это уже перегнули, – сказал я пораженно, – это круто… чересчур круто!
Он сказал с чувством:
– Но зато какая свобода для простого народа!
– Да, – согласился я. – Но пока что аристократов за город, а не на фонари. И Зимний пока цел…
Он не понял, но уже привык, что говорю непонятности, ведь я паладин, мы все немножко заученные, сказал с завистью:
– Ах, сэр Ричард, в таком городе никому нет разницы: рожден ты в браке или вне…
Я смолчал, он еще не знает, как при этой свободе взыграет вся плутократия, какие начнутся подкупы, как должности будут рассматриваться прежде всего как место, где можно вымогать взятки, как… да что там перечислять, я на это насмотрелся, а здесь насмотрятся потом, через века.
Знать, как я понял, вообще вся удалилась из города и засела в своих владениях, где у каждого рода либо замок, либо укрепленное поместье. Два таких поместья город уже уничтожил посылкой целого войска горожан, подкрепленного милицией, а остальные значительно ослабили, издав законы об освобождении крестьян.
Лишь Талботы держатся, у них крестьяне верны, как и однощитовые рыцари. Говорят, старший из Талботов превозмог стыд и отправил гонца за помощью к могущественному роду фон Нибелунгов, с которым раньше враждовал.
К счастью, подумал я, горожанам очень здорово помогают распри между самими феодалами. Знатнейшие семейства еще не понимают, что настоящий могильник для аристократов придет именно из городов. Грызутся, стараются использовать и силы горожан, не понимают, что это уже горожане используют их, привлекая на службу часть беднейшего рыцарства.
Среди зелени садов красными налитыми яблоками пламенеют дома из обожженного кирпича, покрытые красной черепицей. Все постройки добротные, начиная от амбаров и заканчивая колодцами, народ здесь живет явно богаче, чем в той долине, из которой едем.
– Благополучие, – вздохнул сэр Смит. – Повезло…
– Только везение? – спросил я.
– По большей части, – объяснил он. – Здесь герцогство Ламбертиния, так что сюда войны не докатывались, а войска обходили стороной.
– Понятно, – сказал я. – Как называется город?
– Гемгорд.
– Столица?
– Нет, герцог в Истанвиле.
– А здесь?
– Барон Танберг. Он пользуется полным доверием герцога и, кстати, очень дружен с Барбароссой.
– Недурно, – пробормотал я.
Город приближался, но высокая стена перегородила все подступы. У распахнутых ворот на обочине за столом сидят двое, за их спиной пятеро стражников, а еще наверху в башенке над воротами поблескивают шлемы с полдюжины арбалетчиков. Я ехал впереди, один из стражников вышел на дорогу и, как патрульный на шоссе, знакомым жестом велел прижаться к обочине.
В свою очередь, я оглянулся и сделал отмашку. Я подъехал к столу, один из сидевших безучастно рассматривал толстый свиток с замысловатой вязью, какой-то писец щегольнул знанием каллиграфии, второй поднял на меня равнодушные глаза.
– Кто такие? С какой целью едете в Гемгорд?
Я ответил вежливо:
– Мы простые путники. Едем не в Гемгорд, а через него. Наша цель – возвращение с рыцарского турнира в Каталауне, который дал благородный король Барбаросса в честь бракосочетания с прекрасной Алевтиной.
Писец сказал равнодушно:
– Если в город, с каждого по серебряной монете… сколько вас?.. Если проездом – по медной. Если задержитесь не больше чем на неделю.
– Ого, – сказал я невольно, – у вас и законы… Против гастарбайтеров из Украины? Ладно, заплатим, чужие законы надо чтить… дабы чтили и наши…
Второй оторвал взгляд от бумаги, взглянул в упор.
– О каком королевстве речь?
– О дальнем, – ответил я с осторожностью. – Мир широк.
– Да, – подтвердил он медленно, – мир широк… И люди бывают разные…
Нечто незримое коснулось моей головы, словно ветерок занес вихрь мелких снежинок. Я замер на миг, перевел дыхание, стараясь не показать, что заметил прощупывание. Кто-то из этих двоих маг. Пока один отвлекает меня разговорами, другой старается прощупать мои мысли.
А вот хренушки, подумал я с мстительной радостью и заметил, как дернулся и поморщился, словно от сильной зубной боли, второй писец. Я посмотрел на него с подчеркнутым вниманием, он вздрогнул и, сложив руки на груди, смиренно поклонился. Первый вскинул брови в удивлении, торопливо кивнул стражам, чтобы пропустили весь наш отряд, даже забыв принять пошлину.
– Сэр Легольс, – произнес граф Эбергард холодновато, он по-прежнему смотрел прямо перед собой, не удостаивая меня взглядом. – Постарайтесь в городе держаться…
Он умолк на миг, подбирая слово, граф Мемель сказал сухим голосом царедворца:
– …достойно.
– …как подобает наследнику герцога, – закончил граф Эбергард.
Я увидел брешь и с удовольствием сунул в щель кинжал:
– Не понял: достойно или «как подобает»?
Граф Эбергард сказал ледяным голосом:
– Достойно, как подобает наследнику герцога, что едет получить корону герцога!
– Понятно, – сказал я. – Это значит, хватать незамужних женщин и тащить в свою постель, топтать поля крестьян в погоне за диким зверем, судить людей не по закону, а по прихоти… что еще? Впрочем, все можем перечислять долго.
Она умолкли, на бесстрастных лицах нечто похожее на замешательство, только тень, но это все равно, как если бы сэр Смит упал на землю и катался, вырывая клочьями волосы и завывая во весь голос. Наконец граф Эбергард проронил:
– Просто ни на что не реагируйте, ни в какие разговоры не вступайте.
– А если придется?
Он покачал головой.
– Не придется.
– А вдруг?
– Предоставьте все нам.
Я сказал зло:
– Все равно не понял, как мне держаться в городе? Плевать с высоты моего герцожьего седла на окружающих? Увидев молодую женщину, попытаться задрать ей подол, я же герцог, мне можно?
Граф Эбергард смотрел пристально, а граф Мемель проронил:
– Это еще не наше герцогство, здесь такое поведение может привести к большим неприятностям. Просто держитесь в седле невозмутимо, на толпу не обращайте внимания. Иногда можете улыбнуться чуть устало и слегка рассеянно. Во всем остальном положитесь на нас.
– Короля играет свита, – проронил я, как он и советовал, рассеянно. – Ладно, поперли.
Простор и по эту сторону ворот, что и понятно, надо для обороны, зато дальше нас повела такая узенькая улочка, что две подводы точно не разъедутся, да и два рыцаря на закованных в броню конях тоже сцепятся стременами.
Впереди возчик настегивал коня, торопясь убраться с дороги, где изволят двигаться знатные господа, но тяжело груженная подвода попала колесом в глубокую рытвину, накренилась, мешки сдвинулись на сторону. Возчик в испуге оглянулся, нещадно стегал лошадь кнутом, та жалобно ржала, вытягивала шею и упиралась всеми четырьмя. Я видел, как напрягаются под кожей все мышцы, сухожилия едва не рвутся, однако подвода оставалась на месте.
Рыцарь, что ехал впереди, бодро выдернул меч.
– Разрешите, сэр? – воскликнул он, обращаясь к графу Эбергарду. – Это минутное дело, сейчас дорога будет чистой!
Граф Эбергард кивнул, рыцарь пришпорил коня, занося руку для удара. Я крикнул взбешенно:
– Отставить! Меч в ножны!
Рыцарь вздрогнул и моментально убрал меч, лишь тогда сообразил, что беспрекословно послушал меня, красивое лицо исказилось бешенством. Он снова бросил ладонь на рукоять меча, но его остановил твердый взгляд графа Эбергарда: неповиновение «герцогу» – преступление.
Я спрыгнул с коня, возчик поднял обреченный взгляд, изможденное лицо, усталые глаза, он простер ко мне руки и пал на колени:
– Ваша светлость, пощадите…
Я молча подошел к телеге, колесо по ступицу засело в яме, присел, ухватился обеими руками за край. Чертова подвода как будто нагружена мешками со свинцом, затрещала, начала приподниматься. Потом я сообразил, что это трещат мои кости и сухожилия. Над головой охнуло, это из окон на вторых этажах высунулись зеваки. Задерживая дыхание, приподнял еще, еще чуть, возчик все еще не опомнился, дурак, мог бы уже понудить лошадь сдвинуться с места, и я, собрав все силы, сдвинул повозку в сторону. Колесо опустилось на твердый грунт рядом с ямой.
С обеих сторон улицы завопили ликующе, силачи угодны всем, я устало перевел дыхание, потом покачал головой и сказал укоряющее:
– Люди, люди… Разве Христос не сказал, что все мы – братья? И что должны помогать друг другу?
Сэр Смит подвел мне в поводу коня. Я взобрался в седло, чувствуя, как от перенесенной тяжести подрагивают и горят игры. На Эбергарда и Мемеля я старался не смотреть, еще успею в гостинице, наверняка не пустят в общий зал, а велят приносить еду прямо в номер.
Две женщины вышли из дома и испуганно шарахнулись при виде наших коней, но, рассмотрев, что двигаемся спокойно и никого не давим, присели в реверансе. Я учтиво поклонился. Женщины заулыбались, защебетали, стреляя игривыми глазками, упорхнули, дробно постукивая невидимыми под длинными юбками каблучками. Эбергард проговорил вполголоса, не двигая лицом, словно каменный истукан:
– К беде, – лаконично сообщил сэр Смит. Подумал, добавил значительно: – К кровавой жатве, что соберут наши мечи! Что-то грозное ждет нас впереди.
Рыцари держались установленного порядка: трое впереди, трое в арьергарде, еще по одному в опасных местах отъезжали в стороны, заглядывали в мелкие овраги, оставшиеся двое ехали с графами, готовые в любой момент закрыть своими телами «наследника престола». Я видел, как рука Кадфаэля поднялась, он благословил отряд, в чистых небесных глазах, невинных, как у младенца – ну не бывает у киллеров таких глаз, не бывает! – светилось облегчение и даже счастье.
– Как хорошо, – сорвалось с его губ.
– Что? – поинтересовался любознательный сэр Смит.
– В нашем отряде пятнадцать человек, – добросовестно объяснил Кадфаэль. – И ни одной женщины. Мысли достойных рыцарей могут быть обращены к Богу, ничто не препятствует, не отвлекает от раздумий, от поиска вечных истин.
Сэр Смит задумался, посмотрел на моего Пса и заметил глубокомысленно:
– Привлекательные женщины… отвлекают, согласен.
– У любой женщины, – добавил я, – проблем всегда больше, чем у нас. И вот нам всем надо, по мнению этой любой женщины, все бросить и мчаться решать ее дела. А ведь бросимся же!.. таковы узкие рамки цивилизованности, в которые мы сами себя загнали. Эх, скорее бы феминизм да эмансипация…
Они не поняли, сэр Смит вздохнул и сказал грустно:
– Женщины вдохновляют нас на многое великое… Они же мешают это творить. Так что будем радоваться, что нет их среди нас. Можно ехать с расстегнутой ширинкой.
Он загоготал, но в самом деле все чувствовали куда большую сплоченность, чем если бы в отряде были женщины, пусть даже хоть одна. Тогда все хорохорились бы, выпячивали грудь, сверкали глазами и то и дело старались проехать мимо ее повозки. Да и друг перед другом началось бы соперничество. Таких приходи и бери голыми руками.
Граф Эбергард и граф Мемель в доспехах выглядят весьма и даже весьма. Намного лучше, чем тогда за накрытым столом или даже утром, когда осматривали меня, как козу на базаре. Хотя по возрасту вдвое превосходят всех остальных, я не сомневался, что в воинской выучке и умении владеть оружием выше их на порядок. Таких людей я уже встречал, это надежные, хоть и занудные, люди и, если за что берутся, выжимают из себя все. К сожалению, того же требуют и от других, не понимая, что не все могут вот так все бросить и пойти лягушек давить.
Мы проехали так всего милю, затем граф Эбергард, он старший, не вытерпел и сделал то, что я предложил с самого начала: выслал вперед по дороге вместо тройки пятерых рыцарей. Правда, не для того, чтобы готовить гостиницы, а для вящей безопасности «сына герцога». Оба графа едут позади нас, чуть приотстав, с ними еще пятеро. Как я заметил, рыцарей подобрали наверняка не по знатности, иначе бы уже были заносчивые споры, кому ехать впереди. Вообще эти рыцари напоминают рыцарей-монахов, только у тех дисциплина, порядок, беспрекословное подчинение старшему, благодаря чему только рыцарские ордена могли вести войну против сарацин и вообще оказались единственной реальной силой.
Эти молодые и немолодые рыцари даже друг с другом почти не общались. Я не слышал ни смеха, ни беспечных шуток, все слишком поглощены важностью вверенного им дела, из чего ясно, что граф Эбергард набрал из самых незнатных дворян, которые из кожи будут лезть, чтобы доказать свою пригодность, и выполнят любой приказ без споров, пререканий и напоминаний, что их род вообще-то идет от самого Лордреда или даже Дилинга, в родстве с Жеркингом и был замечен даже в битве при Лепано.
Я видел, как втайне ликует сэр Смит. Клеймо незаконнорожденного все же проступает даже под титулом чемпиона. Он побаивался, что ототрут в сторону, а так едем втроем, брат Кадфаэль не соперник, чешем языки. Все настолько хорошо, что начинаешь оглядываться по сторонам: так не бывает долго, какая-то гадость явно уже нацелилась, точит клюв и растопырила когти…
К закату впереди показались стены обширного города. Кадфаэль о нем ничего не знает, зато сэр Смит рассказал, что здесь уже несколько лет набирает силу конфликт между городом и монастырем. Конфликт куда более значимый, чем между городом и отважными баронами фон Тралботами. Церкви и монастыри издавна были освобождены от налогов. Более того – у монастырей иммунитет, а это значит, что в ворота не впускали не только врага, но и городские власти.
Горожан возмущает, что здоровенные монахи освобождены как от воинской службы, так и вообще от всех обязанностей горожан. Понятно, почему число монахов и просто работающих в монастырях постоянно растет: им не надо заботиться о семьях, у них больше сил и времени на конкуренцию с ремесленниками и оружейниками в городе.
Сэр Смит показал на высокие стены монастыря, на четыре вознесенные ввысь башни.
– Замок баронов фон Тралботов укреплен слабее!.. И народу у Тралботов меньше.
– Но не станет же монастырь с ними воевать, – возразил я.
Он сдвинул плечами.
– Я тоже так считаю. Зачем? Они и так теснят, захватывают в свои руки и земли, и людей. Однако…
– Что?
Он криво ухмыльнулся.
– Когда такой соблазн… даже не знаю, сам бы я устоял?
Я слушал, мотал на ус. Сэр Смит рассказывает со смешком, как о нелепости, что скоро кончится, но я-то вижу ростки нового мира. В этом городе, как и в каждом из городов, в самом центре на вершине холма гордо высится замок, однако замок пуст: бароны фон Тралботы изгнаны… самими горожанами. Управляет городом Совет, созданный братством цехов. Сперва в цеха входили только предприниматели и ремесленники, а теперь вот в них вошли все горожане, так что Совет представляет весь город.
– Значит, – переспросил я, не веря ушам своим, – городом правят… э-э-э… предприниматели?
– Правит Совет, – пояснил сэр Смит, – а в него, помимо цеховиков, входят представители от всех гильдий, всех союзов. Так весь город, как единый кулак, дерется за себя, а не за баронов, как было раньше.
– А бароны?
Он засмеялся.
– За городом еще один замок. На горе. Бароны укрепились там. Еще несколько знатных родов изгнаны в свои владения.
Я подумал, поинтересовался.
– А… за что?
Он сдвинул плечами.
– А за все хорошее. Чтоб не лезли. И не козыряли привилегиями.
Я слушал, как сэр Смит разворачивал схему устройства первого настоящего города. Должности выборных правителей в гильдиях, союзах и цехах, а благодаря этому и в Совете, доступны простолюдинам, а вот для знати оказались фактически закрыты. Все, что осуществляется в городе, подлежит контролю Совета, в том числе и деятельность знатных родов, а вот сам Совет знатным сеньорам неподвластен.
После того как оскорбленные бароны покинули городской замок и переселились в загородные владения, обрадованные горожане воспользовались случаем и приняли закон, по которому бароны и члены их семей исключены из всякой политической жизни города. Теперь они не имеют права занимать должности в городе, а также для этих самых благородных семейств отныне существует ответственность всего знатного рода за проступки хотя бы одного его члена.
– Это уже перегнули, – сказал я пораженно, – это круто… чересчур круто!
Он сказал с чувством:
– Но зато какая свобода для простого народа!
– Да, – согласился я. – Но пока что аристократов за город, а не на фонари. И Зимний пока цел…
Он не понял, но уже привык, что говорю непонятности, ведь я паладин, мы все немножко заученные, сказал с завистью:
– Ах, сэр Ричард, в таком городе никому нет разницы: рожден ты в браке или вне…
Я смолчал, он еще не знает, как при этой свободе взыграет вся плутократия, какие начнутся подкупы, как должности будут рассматриваться прежде всего как место, где можно вымогать взятки, как… да что там перечислять, я на это насмотрелся, а здесь насмотрятся потом, через века.
Знать, как я понял, вообще вся удалилась из города и засела в своих владениях, где у каждого рода либо замок, либо укрепленное поместье. Два таких поместья город уже уничтожил посылкой целого войска горожан, подкрепленного милицией, а остальные значительно ослабили, издав законы об освобождении крестьян.
Лишь Талботы держатся, у них крестьяне верны, как и однощитовые рыцари. Говорят, старший из Талботов превозмог стыд и отправил гонца за помощью к могущественному роду фон Нибелунгов, с которым раньше враждовал.
К счастью, подумал я, горожанам очень здорово помогают распри между самими феодалами. Знатнейшие семейства еще не понимают, что настоящий могильник для аристократов придет именно из городов. Грызутся, стараются использовать и силы горожан, не понимают, что это уже горожане используют их, привлекая на службу часть беднейшего рыцарства.
Среди зелени садов красными налитыми яблоками пламенеют дома из обожженного кирпича, покрытые красной черепицей. Все постройки добротные, начиная от амбаров и заканчивая колодцами, народ здесь живет явно богаче, чем в той долине, из которой едем.
– Благополучие, – вздохнул сэр Смит. – Повезло…
– Только везение? – спросил я.
– По большей части, – объяснил он. – Здесь герцогство Ламбертиния, так что сюда войны не докатывались, а войска обходили стороной.
– Понятно, – сказал я. – Как называется город?
– Гемгорд.
– Столица?
– Нет, герцог в Истанвиле.
– А здесь?
– Барон Танберг. Он пользуется полным доверием герцога и, кстати, очень дружен с Барбароссой.
– Недурно, – пробормотал я.
Город приближался, но высокая стена перегородила все подступы. У распахнутых ворот на обочине за столом сидят двое, за их спиной пятеро стражников, а еще наверху в башенке над воротами поблескивают шлемы с полдюжины арбалетчиков. Я ехал впереди, один из стражников вышел на дорогу и, как патрульный на шоссе, знакомым жестом велел прижаться к обочине.
В свою очередь, я оглянулся и сделал отмашку. Я подъехал к столу, один из сидевших безучастно рассматривал толстый свиток с замысловатой вязью, какой-то писец щегольнул знанием каллиграфии, второй поднял на меня равнодушные глаза.
– Кто такие? С какой целью едете в Гемгорд?
Я ответил вежливо:
– Мы простые путники. Едем не в Гемгорд, а через него. Наша цель – возвращение с рыцарского турнира в Каталауне, который дал благородный король Барбаросса в честь бракосочетания с прекрасной Алевтиной.
Писец сказал равнодушно:
– Если в город, с каждого по серебряной монете… сколько вас?.. Если проездом – по медной. Если задержитесь не больше чем на неделю.
– Ого, – сказал я невольно, – у вас и законы… Против гастарбайтеров из Украины? Ладно, заплатим, чужие законы надо чтить… дабы чтили и наши…
Второй оторвал взгляд от бумаги, взглянул в упор.
– О каком королевстве речь?
– О дальнем, – ответил я с осторожностью. – Мир широк.
– Да, – подтвердил он медленно, – мир широк… И люди бывают разные…
Нечто незримое коснулось моей головы, словно ветерок занес вихрь мелких снежинок. Я замер на миг, перевел дыхание, стараясь не показать, что заметил прощупывание. Кто-то из этих двоих маг. Пока один отвлекает меня разговорами, другой старается прощупать мои мысли.
А вот хренушки, подумал я с мстительной радостью и заметил, как дернулся и поморщился, словно от сильной зубной боли, второй писец. Я посмотрел на него с подчеркнутым вниманием, он вздрогнул и, сложив руки на груди, смиренно поклонился. Первый вскинул брови в удивлении, торопливо кивнул стражам, чтобы пропустили весь наш отряд, даже забыв принять пошлину.
– Сэр Легольс, – произнес граф Эбергард холодновато, он по-прежнему смотрел прямо перед собой, не удостаивая меня взглядом. – Постарайтесь в городе держаться…
Он умолк на миг, подбирая слово, граф Мемель сказал сухим голосом царедворца:
– …достойно.
– …как подобает наследнику герцога, – закончил граф Эбергард.
Я увидел брешь и с удовольствием сунул в щель кинжал:
– Не понял: достойно или «как подобает»?
Граф Эбергард сказал ледяным голосом:
– Достойно, как подобает наследнику герцога, что едет получить корону герцога!
– Понятно, – сказал я. – Это значит, хватать незамужних женщин и тащить в свою постель, топтать поля крестьян в погоне за диким зверем, судить людей не по закону, а по прихоти… что еще? Впрочем, все можем перечислять долго.
Она умолкли, на бесстрастных лицах нечто похожее на замешательство, только тень, но это все равно, как если бы сэр Смит упал на землю и катался, вырывая клочьями волосы и завывая во весь голос. Наконец граф Эбергард проронил:
– Просто ни на что не реагируйте, ни в какие разговоры не вступайте.
– А если придется?
Он покачал головой.
– Не придется.
– А вдруг?
– Предоставьте все нам.
Я сказал зло:
– Все равно не понял, как мне держаться в городе? Плевать с высоты моего герцожьего седла на окружающих? Увидев молодую женщину, попытаться задрать ей подол, я же герцог, мне можно?
Граф Эбергард смотрел пристально, а граф Мемель проронил:
– Это еще не наше герцогство, здесь такое поведение может привести к большим неприятностям. Просто держитесь в седле невозмутимо, на толпу не обращайте внимания. Иногда можете улыбнуться чуть устало и слегка рассеянно. Во всем остальном положитесь на нас.
– Короля играет свита, – проронил я, как он и советовал, рассеянно. – Ладно, поперли.
Простор и по эту сторону ворот, что и понятно, надо для обороны, зато дальше нас повела такая узенькая улочка, что две подводы точно не разъедутся, да и два рыцаря на закованных в броню конях тоже сцепятся стременами.
Впереди возчик настегивал коня, торопясь убраться с дороги, где изволят двигаться знатные господа, но тяжело груженная подвода попала колесом в глубокую рытвину, накренилась, мешки сдвинулись на сторону. Возчик в испуге оглянулся, нещадно стегал лошадь кнутом, та жалобно ржала, вытягивала шею и упиралась всеми четырьмя. Я видел, как напрягаются под кожей все мышцы, сухожилия едва не рвутся, однако подвода оставалась на месте.
Рыцарь, что ехал впереди, бодро выдернул меч.
– Разрешите, сэр? – воскликнул он, обращаясь к графу Эбергарду. – Это минутное дело, сейчас дорога будет чистой!
Граф Эбергард кивнул, рыцарь пришпорил коня, занося руку для удара. Я крикнул взбешенно:
– Отставить! Меч в ножны!
Рыцарь вздрогнул и моментально убрал меч, лишь тогда сообразил, что беспрекословно послушал меня, красивое лицо исказилось бешенством. Он снова бросил ладонь на рукоять меча, но его остановил твердый взгляд графа Эбергарда: неповиновение «герцогу» – преступление.
Я спрыгнул с коня, возчик поднял обреченный взгляд, изможденное лицо, усталые глаза, он простер ко мне руки и пал на колени:
– Ваша светлость, пощадите…
Я молча подошел к телеге, колесо по ступицу засело в яме, присел, ухватился обеими руками за край. Чертова подвода как будто нагружена мешками со свинцом, затрещала, начала приподниматься. Потом я сообразил, что это трещат мои кости и сухожилия. Над головой охнуло, это из окон на вторых этажах высунулись зеваки. Задерживая дыхание, приподнял еще, еще чуть, возчик все еще не опомнился, дурак, мог бы уже понудить лошадь сдвинуться с места, и я, собрав все силы, сдвинул повозку в сторону. Колесо опустилось на твердый грунт рядом с ямой.
С обеих сторон улицы завопили ликующе, силачи угодны всем, я устало перевел дыхание, потом покачал головой и сказал укоряющее:
– Люди, люди… Разве Христос не сказал, что все мы – братья? И что должны помогать друг другу?
Сэр Смит подвел мне в поводу коня. Я взобрался в седло, чувствуя, как от перенесенной тяжести подрагивают и горят игры. На Эбергарда и Мемеля я старался не смотреть, еще успею в гостинице, наверняка не пустят в общий зал, а велят приносить еду прямо в номер.
Две женщины вышли из дома и испуганно шарахнулись при виде наших коней, но, рассмотрев, что двигаемся спокойно и никого не давим, присели в реверансе. Я учтиво поклонился. Женщины заулыбались, защебетали, стреляя игривыми глазками, упорхнули, дробно постукивая невидимыми под длинными юбками каблучками. Эбергард проговорил вполголоса, не двигая лицом, словно каменный истукан: