Дальнейший разговор с Еленой о делах становился бесполезным. Все мои попытки выудить хоть какую-то информацию она легко парировала своей очаровательной ложью. Я сознавал, что моя миссия в "РЭМИ" закончена, мне остается лишь с достоинством уйти, но не было сил оторваться от притяжения этой женщины.
– Вас что-нибудь еще интересует? - спросила она.
– Да нет, пожалуй, мои вопросы исчерпаны.
– Кажется, я вам не слишком помогла?
– Ничего, - ответил я, - как-нибудь отчитаюсь перед нью-йоркским начальством.
Повисла напряженная секундная пауза, надо было прощаться. В этот миг наши взгляды встретились, и, хотя она сразу опустила глаза, я успел заметить в них огонек любопытства. Оказывается, я тоже был для нее интересен! Разумеется, не в качестве представителя ООН (понимала же она, что я всего-навсего мелкий информатор). Нет, я прочитал в ее глазах тот самый, искренний интерес женщины к мужчине.
Черт возьми, я вырос в собственном мнении! Я готов был вернуться к прежнему высокомерию (самая умная женщина все равно не преодолеет естественную женскую слабость). Но как раз бахвальство следовало в себе подавить. Елена действительно волновала меня. Она действительно казалась необыкновенной. И начинать с ней игру надо было с предельной осторожностью. Хотя рискнуть, конечно, стоило.
– Разве только последняя просьба, - сказал я. - Не сочтите за назойливость…
– Да, слушаю, - благосклонно откликнулась Елена.
– Я три часа провел за рулем, добираясь к вам. Сейчас мне предстоит обратная дорога. Подкрепите бедного путника хотя бы чашечкой кофе.
Она улыбнулась:
– Ну, конечно! Сейчас принесу. - Поднялась и вышла из кабинета. Ноги ее мне увидеть не удалось, она была в брючном костюме, но я успел украдкой, сзади, оценить ее фигуру и походку. Бедра у нее были по-девичьи узковаты, двигалась она легко, стремительно и собранно. Так ходят вполне уверенные в себе, довольные собой люди. И эта полубогиня сама с готовностью отправилась выполнять мою просьбу, хоть, конечно, могла бы просто вызвать секретаршу!
Через несколько минут она вернулась и поставила на стол небольшой поднос: кофейник, две чашки, тарелка с бутербродами. Я непроизвольно дотронулся до этого подноса чуть раньше, чем Елена успела его отпустить, и мне показалось, что прикосновение с двух сторон к листу пластика на долю секунды соединило нас возбуждающим током. Есть нечто глубоко интимное в действиях женщины, приносящей мужчине еду. Нечто проистекающее из самой сути обоих полов, из вечности.
– Угощайтесь, господин представитель ООН! - засмеялась она. - Что, хлопотная работенка, приходится много разъезжать?
– Иногда случается. Вы ведь тоже не сидите безвылазно в этом медвежьем углу?
– Конечно. Я часто бываю в Петрограде.
– К сожалению, до сих пор я вас там не встречал.
– Что вы хотите сказать? - прищурилась Елена.
– Только то, что был бы рад вас снова увидеть.
В ее синих глазах я видел насмешку и поощрение. Пока она не отказывалась от игры:
– Мной так интересуется ООН?
– Нет, просто ОН.
Елена чуть нахмурилась, в голосе ее зазвучало высокомерие (однако без раздражения):
– Вы слишком вольно выходите за рамки служебных обязанностей. Вам не приходит в голову, что я могу быть замужем?
– О, простите, если так! Нам, холостякам, всегда кажется, что все вокруг свободны.
Упоминание о собственном холостом состоянии - обязательный элемент игры. Обычно это сразу смягчает женщину. С Еленой вышло иначе.
– Но ведь вы были женаты? - строго спросила она.
– Увы, два раза.
– Четыре! - вдруг сказала Елена и расхохоталась.
Я тоже рассмеялся:
– Откуда вы знаете?
Она все не могла успокоиться, даже раскачивалась от смеха и говорила с трудом:
– Пока мы с вами беседовали об экономике, наши ребята прочесали Интернет… Когда я вышла за кофе, мне показали справку… Архивы полиции, где вы служили, закрыты для доступа, но архивы мэрии открыты… Браки, разводы… Вы лгун, вы невозможный человек, господин Фомин!
– Виталий.
– И что вы скажете в свое оправдание, Виталий?
– Только одно: когда вы спокойны, вы просто красивы, а когда смеетесь, вы прекрасны.
Она посерьезнела (чуть притворно):
– Чего же вы хотите?
– Всего две вещи: номер вашего "карманника" и надежду на встречу.
Со снисходительной усмешкой она продиктовала номер и добавила:
– Только учтите: я ничего не обещаю!… Чему вы улыбаетесь?
– От вас я ожидал иного завершения. Большинство женщин после того, как называют номер, произносят именно эту фразу, слово в слово.
– Ну так и ступайте к своему большинству!
– Не могу, - печально признался я. - С той минуты, как я вас увидел, все остальные женщины для меня не существуют.
– Убирайтесь вон! - закричала Елена.
Проезжая на обратном пути мимо строящегося аэродрома, я сбавил скорость, чтобы еще раз его осмотреть. Значит, сюда должны садиться самолеты с рудой из Сибири? В жизни не слыхал, чтобы руду, пусть самую обогащенную, концентрат, возили не кораблями, не поездами, а самолетами. Тем более в наше время, когда воздушные перевозки считаются опасными и страховые тарифы на них разорительны. Однако главное заключалось даже не в этом. Главной загадкой была горка в начале самой длинной полосы.
И вдруг я вспомнил, что где-то уже читал о подобных горках. Ну конечно, читал: в старых дедовых книгах. В книгах по истории авиации!… Мне стало немного жутковато. Я впервые понял, что имел в виду Беннет, когда говорил: некоторые факты выглядят полным бредом. Хотя проплывавшая слева от моей "Цереры" многокилометровая бетонная полоса, загнутая как гигантская лыжа, явно была реальностью.
Я велел Антону провести поиск в Интернете. Он выдал ответ через несколько минут. Все подтвердилось, память меня не подвела. В тридцатых-сороковых годах прошлого века такие горки строили для того, чтобы облегчить взлет - не посадку, а именно взлет! - сверхтяжелых, перегруженных самолетов. Скатываясь вниз, они быстрее набирали скорость для отрыва. А потом, в годы Второй мировой войны, додумались применить для этих целей подвесные ракетные ускорители.
Ясности эта информация не прибавила, напротив, все только запутывалось. Я мог еще понять, почему специалисты из "РЭМИ" выбрали горку и не захотели связываться с ускорителями: взлет великана - вроде полуторатысячетонного "Боинга-Карго" - с ракетными подвесками, чего доброго, вызвал бы панику даже в малолюдной и сонной Петроградской области. Грохот разнесся бы на десятки километров, а сполохи были бы видны еще дальше. Скорей всего здесь я правильно угадал ход мыслей этих мудрецов. Но самое главное осталось для меня недоступным. Я никак не мог представить, чем собираются они так перегружать свои самолеты, чтобы те оказались не в состоянии подняться на собственных двигателях и для них вообще требовались хоть горки, хоть ускорители?!
Добавки лантаноидов многократно повышают адсорбцию водорода, но содержание этих добавок в сплавах-поглотителях совсем невелико. И огромные заводы, на которых получают редкоземельные элементы, дают - в весовом исчислении - не так уж много продукции: сотни тонн в год, самое большее - несколько тысяч. В год! Все, что произведет фирма "РЭМИ" за неделю, без труда поднимет в воздух средний транспортник. Для того же, чтобы набить с перегрузкой такую махину, как "Боинг-Карго", нашим труженикам придется копить готовые слитки несколько месяцев.
Но это выглядело уже полным абсурдом: сваливать продукцию на складе, оттягивать поставки по контрактам - и ради чего? Ради бешеных страховых выплат за рискованные взлеты и неприятностей с воздушной инспекцией?
И еще. Для строительства такого циклопического аэродрома, конечно, требовалось разрешение не только местных, но и самых высоких московских властей. В прессе, в том числе в правительственных сообщениях, должен был остаться след. Нашим петроградским журналистам, изнывающим от скуки, сам Бог велел накинуться на подобное событие. Наконец, его не могли обойти вниманием западные средства информации, ведь такое чудо света видно с любого спутника. Нет, в Интернет не попало об этом ни единого слова. А на картах области многокилометровое бетонное поле обозначалось, оказывается, условным значком "служебный аэропорт, строящийся" (я этот скромный значок прежде и не заметил), как будто речь шла о заурядной посадочной площадке для вертолетов и легких самолетов.
Меня окружали сплошные загадки, а вернее - окружала сплошная ложь. Мне лгали все. Лгал скользкий господин Чуборь, изображавший сонное равнодушие, пока под днищем моей машины устанавливали "жучок". Лгали на фирме "РЭМИ", инсценируя беззаботную открытость. Лгала Елена, источавшая любезности по поводу моего визита и морочившая мне голову сказками о воздушных перевозках руды, в то время как в соседней комнате ее сотрудники копались в моем прошлом.
Даже Елена… Она мне нравилась, меня влекло к ней. Сейчас самому неловко было вспоминать, как я уже раздулся было от возбуждения, когда она принесла мне кофе. Но здесь я ничего не мог с собой поделать. Меня волновали ее обаяние и несомненный ум. Однако я отчетливо понимал, что она - мой противник. Возможно, самый сильный и самый изощренный из всех. И, как бы ни были ничтожны мои шансы добиться любви этой великолепной женщины, шансов переиграть ее в ходе расследования было еще меньше.
Мой начальник Беннет ожидал рапортов об успехе. Ожидала в его лице вся наша спецслужба, и более того - Организация Объединенных Наций. Ожидали от меня. А я по-прежнему ничего не понимал в происходящем.
В таких раздумьях я проскочил Подпорожье и Лодейное Поле. Моя "Церера" летела по пустынной дороге. С обеих сторон тянулся редкий зимний лес. Если какие-то следы былой человеческой деятельности здесь и сохранились, сейчас они были скрыты под снегом. Наверное, так выглядели эти места и пятьсот, и тысячу лет назад.
Впереди на встречной полосе возникла мчавшаяся со стороны Петрограда машина, промелькнула черной молнией, исчезла позади. Я и внимания на нее не обратил бы, если бы в тот миг, когда мы с ней разминулись, у Антона не прозвенела система опознавания: кто-то определил номер моей "Цереры". Что за фокусы? Когда меня проверяли посты дорожной полиции, я не беспокоился, но внезапная проверка здесь, на пустынном шоссе, меня слегка озадачила.
– Антон, - спросил я, - кто нами интересуется? Полицейские?
– Частная машина, - ответил он, - "Тритон", восемьдесят четвертого года. Я тоже могу установить их номер.
– Не надо, - отказался я.
Конечно, мой Антон мог отплатить хулиганам той же монетой: система опознавания входит в комплект любого автонавигатора и закон не запрещает частному лицу определять номера встречных машин. Другое дело, что такая проверка, по правилам этикета, считается верхом бестактности, попросту хамством.
– Они затормозили! - вдруг сообщил Антон. - Разворачиваются!
И я увидел на экране заднего вида, как большой, приземистый лимузин - не черный, а темно-зеленый - переваливает через разделительный газон на нашу полосу, потом берет разгон и начинает догонять мою "Цереру". Все это выглядело сценкой из фильма в духе тех бандитских боевиков, что пачками снимали в начале века, а в стиле ретро иногда снимают и сейчас.
Я не прибавил скорость. В первые секунды, как ни странно, я даже не почувствовал настоящей тревоги. Мысли мои текли самым дурацким образом. Сперва мне вспомнилось, сколько боевиков я пересмотрел по телевидению мальчишкой, когда диктатура ПНВ любила напоминать, от какого кошмара нас избавила. Потом я стал размышлять о том, что Тритон - юноша с рыбьим хвостом вместо ног - был сыном бога морей Нептуна-Посейдона, а название автомобиля происходит от огромного спутника планеты Нептун, и потерял еще немного драгоценного времени, пытаясь припомнить, самая ли это крупная луна в Солнечной системе. И наконец, когда широченный, темно-зеленый и приплюснуто-скользкий "Тритон", настигая меня, заполнил весь экран и обозначился в боковом зеркальце, когда я уже забеспокоился и подумал о сигнале бедствия, меня вдруг совсем нелепо сковала мысль о Елене. Что-то вроде того, что если я собираюсь завоевать такую женщину, то мне не к лицу впадать в панику. Как будто она могла меня видеть!
И я промешкал последние мгновения. А когда "Тритон" поравнялся со мной и с явной угрозой стал подрезать мою "Цереру", прижимая к обочине, когда я все-таки всполошился и почти инстинктивно ткнул пальцем в красную кнопку, Антон бесстрастно сообщил мне, что сигнал бедствия не проходит.
– Как не проходит?!
– Заглушается направленным лучом, - отозвался Антон. И уточнил: - Источник - в соседней машине.
Черт возьми, об этом нетрудно было догадаться и без него! Рассудком я уже понимал: случилось именно то, чего я боялся, я угодил в ловушку, возможно, очень опасную. Но страх еще смешивался с ощущением нереальности, словно все происходило во сне. Глушение, даже локальное, аварийной частоты, на которую настроены приемники дорожной полиции и службы спасения - это же не баловство и не хулиганство, а уголовное преступление. Такого просто не могло быть!
Но это было. Наяву. Массивный, темный, зелено-глянцевый "Тритон" снова и снова накатывался сбоку на мою машину и сбавлял скорость, заставляя меня тормозить. Сквозь его тонированные стекла, подобные черным зеркалам, я не мог разглядеть, кто меня преследует. Они, в свою очередь, не могли увидеть мою физиономию за окнами "Цереры", но, похоже, не сомневались, что в ней сидит именно тот, кто им понадобился.
Наконец, я вынужден был остановиться. "Тритон", чуть выскочив вперед, взвизгнул тормозами и встал наискось, закрывая мне дальнейший путь. Дорога в обе стороны по-прежнему была мертвенно пуста - ни людей, ни машин. Короткий, пасмурный ноябрьский день вскоре должен был смениться сумерками, но пока еще было достаточно светло.
Дверца "Тритона" распахнулась. Оттуда вывалилось приземистое человекоподобное существо необъятной толщины и, чем-то размахивая, бросилось к моей машине с ревом:
– Открывай, сволочь!!
Уже потом, обдумывая все случившееся, я пришел к выводу, что в тот момент мне следовало бы рвануть с места задним ходом, попытаться выскочить из луча глушилки и все-таки подать сигнал бедствия. Но я опять показал себя круглым идиотом. Я уставился даже не на самого беснующегося громилу, а на предмет в его руке. И увидев, что это заостренный ломик, перепугался не столько за себя, сколько за свою ненаглядную "Цереру", которую он мог изуродовать. Я приоткрыл дверцу и закричал унизительно тонким голосом:
– Что вам от меня нужно? Я - представитель ООН!
Дверца немедленно распахнулась настежь от сильнейшего рывка, громадная ручища сгребла мою куртку на груди под самым горлом и, словно тряпичную куклу, выдернула меня из машины. При этом я больно ударился головой, локтем, коленом. Ручища поставила меня на дорогу, оттолкнула назад, так что я привалился спиной к "Церере", и закатила мне оплеуху, от которой в глазах стали взрываться фейерверки.
Но сквозь их вспышки, сквозь боль и ужас я наконец разглядел своего мучителя: это был тот самый дутик, чудовищный мешок мускулов, которого я видел в фирме "ДИГО". А из "Тритона" тем временем вылез и поспешал к нам не кто иной, как хозяин дутика, милейший Вадим Викторович Чуборь собственной персоной. Куда только подевалась его сонливость! Он деловито оглядел в обе стороны пустую дорогу и остановился передо мной. Сейчас он не был бесцветным, его лицо раскраснелось, раскаленное злобой:
– Вот так встреча! Едешь из "РЭМИ"? Ты на них работаешь или у них тоже что-то вынюхивал?
– Я - представитель ООН…
Дутик нанес мне сокрушительный, но тупой удар кулачищем в грудь. Я понял, что это предупреждение. Если бы он с такой мощью ударил меня в лицо или в живот, я бы уже не поднялся.
– Ну и что ты там разнюхал? - настаивал господин Чуборь.
– Ничего! Они все врут. Так же, как и вы…
Дутик дал мне еще одну оплеуху. Похоже, он сдерживал свою силу, чтобы я не потерял сознание.
– Мы-то не врем! - засмеялся господин Чуборь. - В отличие от тебя. Мы все делаем о-очень серьезно. Так что ты у них узнал?
– Не понимаю, чего вы от меня хотите…
– Я хочу знать, каким способом эти ублюдки грохнули наших ребят?! И на что они после этого надеются?!
– Они твердят то же, что и вы: несчастный случай.
– Несчастный случай будет с тобой, - посулил господин Чуборь. - Замечательная дорожная катастрофа. Образцовая. - И бросил дутику: - Пришпиль пока этого урода, я хочу посоветоваться!
Дверца моей машины по-прежнему была распахнута. Дутик положил свой ломик на дорогу и толкнул меня так, что я плюхнулся на сиденье "Цереры" боком к рулю. Потом он вытащил наручники, соединенные внушительной цепью, защелкнул один браслет у меня на правом запястье, а второй - на внутренней ручке дверцы. Господин Чуборь, что-то раздраженно ворча себе под нос, вынул "карманник", собираясь позвонить.
Все свершалось с невероятной скоростью, точно видеокадры мелькали при перемотке, но я вполне отчетливо осознал, что сейчас погибну. Погибну, как те жертвы аварий, катастроф, пожаров, известия о которых вызывали у меня сожаление, но всегда казались чем-то далеким, не имеющим отношения к моей собственной бессмертной жизни…
То, что произошло в следующую секунду, я даже не могу отнести на счет своей сообразительности. Инстинкт самосохранения, который дед Виталий называл сильнейшим из всех природных, сработал почти рефлекторно. Я только успел заметить, что цепь наручников спасительно длинна, сантиметров двадцать, и в тот же миг повалился на спину мимо руля, натягивая цепь и прикрывая за собой дверцу. Изогнулся, свободной левой рукой выдернул из бардачка "наган", сразу сел, опять отбросив дверцу нараспашку, и запястьем прикованной правой руки взвел высокий курок. Он щелкнул именно так, как я хотел, - громко и звонко. Щелкнул в полной тишине, потому что дутик и господин Чуборь при виде оружия окаменели.
Я так страстно желал, чтобы мой револьвер оказался настоящим, что сам почти готов был поверить в такое чудо. И вид у меня был настолько решительный, что мои противники, похоже, не усомнились: этот странный ооновец действительно имеет право разъезжать по Петроградской области с боевым оружием. А я - по их испугу - с облегчением понял, что у них самих ничего огнестрельного при себе нет. (Слава законам бессмертного общества, которые грозят лютыми карами даже за случайно завалявшийся патрон!)
– Три шага назад! - скомандовал я дутику. - Руки за голову! - Это из меня выходили просмотренные в детстве боевики. - А ты, - обратился я к Чуборю, - выключи свою гавкалку! Соединиться успел?
Он в ужасе замотал головой, поспешно убрал "карманник" и тоже сцепил руки на затылке.
Долго оставаться в моем положении - сидя в раскрытой машине, боком к рулю и ногами на дороге, с прикованной правой рукой и оружием в левой, - конечно, было нельзя. Я должен был изменить ситуацию как можно скорее, пока у противников не миновал шок. Вот теперь в дело включился и мой разум.
– Это наган, - предупредил я. - Спуск со взведенным курком очень легкий, палец чуть дрогнет - и все! (Дутик и господин Чуборь, стоя передо мной навытяжку с руками на затылке, точно в исходной позе для гимнастических занятий, внимательно слушали.) А пуля из мягкого свинца, - продолжал я, - и тупая, как бочонок. Она не пробивает человека, а разрывает, любое попадание смертельно. Так что, господа, не делайте резких движений! (Опять цитата из боевика.)
Ответом мне было напряженное молчание.
Подумав секунду, я скомандовал господину Чуборю:
– Возьми у этого орангутанга ключ от наручников и подойди ко мне. Медленно!… И держись все время на одной линии с моим стволом и его тушей, чтобы я при малейшем сомнении мог одним выстрелом вывалить кишки из вас обоих!… Так. Так. Отомкни браслет у меня на руке. Теперь на дверце. Возьми наручники и отходи.
Освобожденный, я встал у своей машины и перебросил "наган" в правую руку:
– Так!… Бедняжка, у тебя, наверное, затекли лапы? (Дутик растерянно моргал.) Не спеша, только не спеша, опусти их и отведи локти за спину. А ты, - приказал я господину Чуборю, - застегни ему наручники повыше локтей! Не притворяйся, что не налезают, я немного разбираюсь в полицейской технике: браслеты чудно раздвигаются, а потом сами автоматически затягиваются… Вот, молодец! А еще пары наручников у вас в хозяйстве не найдется? Ну так сцепи ему еще и ножки. Для симметрии!
Господин Чуборь, двигаясь как в замедленной съемке, послушно все исполнил и опять сложил руки на затылке.
Если мне цепи наручников этой системы казались длинными, то дутику они явно были коротки. Он страдальчески согнул свою тушу из-за соединенных за спиною рук и не очень устойчиво удерживался на скованных толстенных ногах.
Дорога по-прежнему была пустынной. Ветер стих. Сумерки еще не начались, однако уже потемнело оттого, что небо заволокли серые тучи. Стал падать снег - редкими, мягкими хлопьями. После ударов дутика у меня болели ребра и звенело в ушах, но окружающий мир выглядел таким обыденным, спокойным, что все разыгравшееся здесь минуту назад казалось нереальным. Не хотелось верить в ненависть, вражду, угрозы. Непонятно было, что делать дальше.
Медленно и осторожно, придерживая большим пальцем, словно опасаясь случайного выстрела, я спустил курок "нагана". Господин Чуборь внимательно следил за моей рукой. Наши взгляды встретились. Мне показалось, что на его лице промелькнула презрительная ухмылка. Он явно истолковал мои действия как нерешительность, как неспособность убить.
И тут я взорвался! Боль от побоев, пережитый страх, отчаянье от собственной беспомощности слились в такой приступ ярости, какого я сам от себя не ожидал. Я схватил "наган" за ствол и со всего размаха ударил рукояткой. Мне хотелось расквасить господину Чуборю физиономию, но в последний миг я все-таки не смог метить человеку в лицо, изменил направление, и мой удар обрушился ему пониже плеча. Что-то хрустнуло. А я, вконец ошалев, продолжал бить, бить, бить. Дед Виталий был не совсем прав, когда говорил, что у игрушечного "нагана" мягкая сталь. Нестреляющее оружие оказалось прекрасной палицей, ствол ничуть не согнулся!
Господин Чуборь даже не пытался уклониться. Он покорно подставлялся побоям, держа руки на затылке, лишь вздрагивал при каждом ударе и побледнел. Я, кажется, сломал ему ключицу. Только тогда, когда я, запыхавшись, остановился, он тихо сказал с упреком:
– Вы меня убьете.
– Надо бы, - проворчал я.
Он кивнул, словно соглашаясь, и его вырвало на снег отвратительной, едко пахнущей зеленью. Я едва успел отскочить на шаг. Так они и стояли передо мной: склонившийся, скованный тесными цепями дутик и согнутый господин Чуборь, сотрясаемый рвотными спазмами.
Вспышка ярости у меня улеглась. Пришло понимание, что я ничего не выиграл, напротив, только теперь попал в настоящую беду, из которой надо как-то выпутываться.
Я снова взял "наган" за рукоятку, взвел курок и рявкнул:
– Говори, подонок!
И господин Чуборь заговорил - торопливо, невразумительно. Я с трудом улавливал смысл в потоке сумбурных слов, доносившихся до меня с запахом блевотины. Приходилось перебивать его, требовать объяснений, и в конце концов мне стал открываться подлинный ход событий.
Погибшие у речного вокзала Илья Жиляков и Александр Самсонов были никакими не пиарщиками, а бойцами службы безопасности корпорации "ДИГО". Этой службой командовал, по совместительству с отделом общественных связей, сам господин Чуборь. Фирма "РЭМИ" раздражала дигойцев давно: вынырнула откуда-то из небытия, рудник у нее в Сибири сомнительный, руды тощие, заводик в Пидьме тоже какой-то странный, технология непонятна. И в то же время эти новички выбрасывают на рынок все больше продукции высочайшего качества, теснят конкурентов.
Корпорация "ДИГО" давно уже - сперва по-хорошему, потом все более настойчиво - предлагала подозрительной фирме объединение (по сути - подчинение) на самых выгодных условиях. Там и слушать ничего не желали, все отвергали сразу.
Тогда, наконец, в "РЭМИ" послали Жилякова и Самсонова с последним ультиматумом: или раз-навсегда делим рынок, вы больше не перехватываете у нас заказчиков, или - берегитесь, будет плохо! Жиляков и Самсонов передали ультиматум и поехали домой, в Петроград. По дороге позвонили в "ДИГО", сообщили: руководство "РЭМИ" обещало подумать и дать окончательный ответ в ближайшее время. Вот он и вышел, ответ: ребята даже не доехали до дома!
Сегодня господин Чуборь с помощником (дутиком) отправились вовсе не с визитом в "РЭМИ". Они хотели только покрутиться вокруг этой фирмы, половить телефонные разговоры, вообще поразведать что можно. И за мной они специально не следили. Просто повстречали на пустынной дороге мою машину, засекли номер и увидели, что он им знаком: на этой машине вчера к ним приезжал странный тип с идентификацией ооновского сыщика. Сейчас он (то есть я) возвращался явно из "РЭМИ". Вот они и решили его (меня) остановить и порасспросить немного.
– А потом - убить? - усмехнулся я.
– Ну что вы! - воскликнул господин Чуборь. - Так, припугнуть немножко…
– А если бы я заявил в полицию?
Господин Чуборь смущенно умолк.
– Опусти руки! - приказал я ему.
– Вас что-нибудь еще интересует? - спросила она.
– Да нет, пожалуй, мои вопросы исчерпаны.
– Кажется, я вам не слишком помогла?
– Ничего, - ответил я, - как-нибудь отчитаюсь перед нью-йоркским начальством.
Повисла напряженная секундная пауза, надо было прощаться. В этот миг наши взгляды встретились, и, хотя она сразу опустила глаза, я успел заметить в них огонек любопытства. Оказывается, я тоже был для нее интересен! Разумеется, не в качестве представителя ООН (понимала же она, что я всего-навсего мелкий информатор). Нет, я прочитал в ее глазах тот самый, искренний интерес женщины к мужчине.
Черт возьми, я вырос в собственном мнении! Я готов был вернуться к прежнему высокомерию (самая умная женщина все равно не преодолеет естественную женскую слабость). Но как раз бахвальство следовало в себе подавить. Елена действительно волновала меня. Она действительно казалась необыкновенной. И начинать с ней игру надо было с предельной осторожностью. Хотя рискнуть, конечно, стоило.
– Разве только последняя просьба, - сказал я. - Не сочтите за назойливость…
– Да, слушаю, - благосклонно откликнулась Елена.
– Я три часа провел за рулем, добираясь к вам. Сейчас мне предстоит обратная дорога. Подкрепите бедного путника хотя бы чашечкой кофе.
Она улыбнулась:
– Ну, конечно! Сейчас принесу. - Поднялась и вышла из кабинета. Ноги ее мне увидеть не удалось, она была в брючном костюме, но я успел украдкой, сзади, оценить ее фигуру и походку. Бедра у нее были по-девичьи узковаты, двигалась она легко, стремительно и собранно. Так ходят вполне уверенные в себе, довольные собой люди. И эта полубогиня сама с готовностью отправилась выполнять мою просьбу, хоть, конечно, могла бы просто вызвать секретаршу!
Через несколько минут она вернулась и поставила на стол небольшой поднос: кофейник, две чашки, тарелка с бутербродами. Я непроизвольно дотронулся до этого подноса чуть раньше, чем Елена успела его отпустить, и мне показалось, что прикосновение с двух сторон к листу пластика на долю секунды соединило нас возбуждающим током. Есть нечто глубоко интимное в действиях женщины, приносящей мужчине еду. Нечто проистекающее из самой сути обоих полов, из вечности.
– Угощайтесь, господин представитель ООН! - засмеялась она. - Что, хлопотная работенка, приходится много разъезжать?
– Иногда случается. Вы ведь тоже не сидите безвылазно в этом медвежьем углу?
– Конечно. Я часто бываю в Петрограде.
– К сожалению, до сих пор я вас там не встречал.
– Что вы хотите сказать? - прищурилась Елена.
– Только то, что был бы рад вас снова увидеть.
В ее синих глазах я видел насмешку и поощрение. Пока она не отказывалась от игры:
– Мной так интересуется ООН?
– Нет, просто ОН.
Елена чуть нахмурилась, в голосе ее зазвучало высокомерие (однако без раздражения):
– Вы слишком вольно выходите за рамки служебных обязанностей. Вам не приходит в голову, что я могу быть замужем?
– О, простите, если так! Нам, холостякам, всегда кажется, что все вокруг свободны.
Упоминание о собственном холостом состоянии - обязательный элемент игры. Обычно это сразу смягчает женщину. С Еленой вышло иначе.
– Но ведь вы были женаты? - строго спросила она.
– Увы, два раза.
– Четыре! - вдруг сказала Елена и расхохоталась.
Я тоже рассмеялся:
– Откуда вы знаете?
Она все не могла успокоиться, даже раскачивалась от смеха и говорила с трудом:
– Пока мы с вами беседовали об экономике, наши ребята прочесали Интернет… Когда я вышла за кофе, мне показали справку… Архивы полиции, где вы служили, закрыты для доступа, но архивы мэрии открыты… Браки, разводы… Вы лгун, вы невозможный человек, господин Фомин!
– Виталий.
– И что вы скажете в свое оправдание, Виталий?
– Только одно: когда вы спокойны, вы просто красивы, а когда смеетесь, вы прекрасны.
Она посерьезнела (чуть притворно):
– Чего же вы хотите?
– Всего две вещи: номер вашего "карманника" и надежду на встречу.
Со снисходительной усмешкой она продиктовала номер и добавила:
– Только учтите: я ничего не обещаю!… Чему вы улыбаетесь?
– От вас я ожидал иного завершения. Большинство женщин после того, как называют номер, произносят именно эту фразу, слово в слово.
– Ну так и ступайте к своему большинству!
– Не могу, - печально признался я. - С той минуты, как я вас увидел, все остальные женщины для меня не существуют.
– Убирайтесь вон! - закричала Елена.
Проезжая на обратном пути мимо строящегося аэродрома, я сбавил скорость, чтобы еще раз его осмотреть. Значит, сюда должны садиться самолеты с рудой из Сибири? В жизни не слыхал, чтобы руду, пусть самую обогащенную, концентрат, возили не кораблями, не поездами, а самолетами. Тем более в наше время, когда воздушные перевозки считаются опасными и страховые тарифы на них разорительны. Однако главное заключалось даже не в этом. Главной загадкой была горка в начале самой длинной полосы.
И вдруг я вспомнил, что где-то уже читал о подобных горках. Ну конечно, читал: в старых дедовых книгах. В книгах по истории авиации!… Мне стало немного жутковато. Я впервые понял, что имел в виду Беннет, когда говорил: некоторые факты выглядят полным бредом. Хотя проплывавшая слева от моей "Цереры" многокилометровая бетонная полоса, загнутая как гигантская лыжа, явно была реальностью.
Я велел Антону провести поиск в Интернете. Он выдал ответ через несколько минут. Все подтвердилось, память меня не подвела. В тридцатых-сороковых годах прошлого века такие горки строили для того, чтобы облегчить взлет - не посадку, а именно взлет! - сверхтяжелых, перегруженных самолетов. Скатываясь вниз, они быстрее набирали скорость для отрыва. А потом, в годы Второй мировой войны, додумались применить для этих целей подвесные ракетные ускорители.
Ясности эта информация не прибавила, напротив, все только запутывалось. Я мог еще понять, почему специалисты из "РЭМИ" выбрали горку и не захотели связываться с ускорителями: взлет великана - вроде полуторатысячетонного "Боинга-Карго" - с ракетными подвесками, чего доброго, вызвал бы панику даже в малолюдной и сонной Петроградской области. Грохот разнесся бы на десятки километров, а сполохи были бы видны еще дальше. Скорей всего здесь я правильно угадал ход мыслей этих мудрецов. Но самое главное осталось для меня недоступным. Я никак не мог представить, чем собираются они так перегружать свои самолеты, чтобы те оказались не в состоянии подняться на собственных двигателях и для них вообще требовались хоть горки, хоть ускорители?!
Добавки лантаноидов многократно повышают адсорбцию водорода, но содержание этих добавок в сплавах-поглотителях совсем невелико. И огромные заводы, на которых получают редкоземельные элементы, дают - в весовом исчислении - не так уж много продукции: сотни тонн в год, самое большее - несколько тысяч. В год! Все, что произведет фирма "РЭМИ" за неделю, без труда поднимет в воздух средний транспортник. Для того же, чтобы набить с перегрузкой такую махину, как "Боинг-Карго", нашим труженикам придется копить готовые слитки несколько месяцев.
Но это выглядело уже полным абсурдом: сваливать продукцию на складе, оттягивать поставки по контрактам - и ради чего? Ради бешеных страховых выплат за рискованные взлеты и неприятностей с воздушной инспекцией?
И еще. Для строительства такого циклопического аэродрома, конечно, требовалось разрешение не только местных, но и самых высоких московских властей. В прессе, в том числе в правительственных сообщениях, должен был остаться след. Нашим петроградским журналистам, изнывающим от скуки, сам Бог велел накинуться на подобное событие. Наконец, его не могли обойти вниманием западные средства информации, ведь такое чудо света видно с любого спутника. Нет, в Интернет не попало об этом ни единого слова. А на картах области многокилометровое бетонное поле обозначалось, оказывается, условным значком "служебный аэропорт, строящийся" (я этот скромный значок прежде и не заметил), как будто речь шла о заурядной посадочной площадке для вертолетов и легких самолетов.
Меня окружали сплошные загадки, а вернее - окружала сплошная ложь. Мне лгали все. Лгал скользкий господин Чуборь, изображавший сонное равнодушие, пока под днищем моей машины устанавливали "жучок". Лгали на фирме "РЭМИ", инсценируя беззаботную открытость. Лгала Елена, источавшая любезности по поводу моего визита и морочившая мне голову сказками о воздушных перевозках руды, в то время как в соседней комнате ее сотрудники копались в моем прошлом.
Даже Елена… Она мне нравилась, меня влекло к ней. Сейчас самому неловко было вспоминать, как я уже раздулся было от возбуждения, когда она принесла мне кофе. Но здесь я ничего не мог с собой поделать. Меня волновали ее обаяние и несомненный ум. Однако я отчетливо понимал, что она - мой противник. Возможно, самый сильный и самый изощренный из всех. И, как бы ни были ничтожны мои шансы добиться любви этой великолепной женщины, шансов переиграть ее в ходе расследования было еще меньше.
Мой начальник Беннет ожидал рапортов об успехе. Ожидала в его лице вся наша спецслужба, и более того - Организация Объединенных Наций. Ожидали от меня. А я по-прежнему ничего не понимал в происходящем.
В таких раздумьях я проскочил Подпорожье и Лодейное Поле. Моя "Церера" летела по пустынной дороге. С обеих сторон тянулся редкий зимний лес. Если какие-то следы былой человеческой деятельности здесь и сохранились, сейчас они были скрыты под снегом. Наверное, так выглядели эти места и пятьсот, и тысячу лет назад.
Впереди на встречной полосе возникла мчавшаяся со стороны Петрограда машина, промелькнула черной молнией, исчезла позади. Я и внимания на нее не обратил бы, если бы в тот миг, когда мы с ней разминулись, у Антона не прозвенела система опознавания: кто-то определил номер моей "Цереры". Что за фокусы? Когда меня проверяли посты дорожной полиции, я не беспокоился, но внезапная проверка здесь, на пустынном шоссе, меня слегка озадачила.
– Антон, - спросил я, - кто нами интересуется? Полицейские?
– Частная машина, - ответил он, - "Тритон", восемьдесят четвертого года. Я тоже могу установить их номер.
– Не надо, - отказался я.
Конечно, мой Антон мог отплатить хулиганам той же монетой: система опознавания входит в комплект любого автонавигатора и закон не запрещает частному лицу определять номера встречных машин. Другое дело, что такая проверка, по правилам этикета, считается верхом бестактности, попросту хамством.
– Они затормозили! - вдруг сообщил Антон. - Разворачиваются!
И я увидел на экране заднего вида, как большой, приземистый лимузин - не черный, а темно-зеленый - переваливает через разделительный газон на нашу полосу, потом берет разгон и начинает догонять мою "Цереру". Все это выглядело сценкой из фильма в духе тех бандитских боевиков, что пачками снимали в начале века, а в стиле ретро иногда снимают и сейчас.
Я не прибавил скорость. В первые секунды, как ни странно, я даже не почувствовал настоящей тревоги. Мысли мои текли самым дурацким образом. Сперва мне вспомнилось, сколько боевиков я пересмотрел по телевидению мальчишкой, когда диктатура ПНВ любила напоминать, от какого кошмара нас избавила. Потом я стал размышлять о том, что Тритон - юноша с рыбьим хвостом вместо ног - был сыном бога морей Нептуна-Посейдона, а название автомобиля происходит от огромного спутника планеты Нептун, и потерял еще немного драгоценного времени, пытаясь припомнить, самая ли это крупная луна в Солнечной системе. И наконец, когда широченный, темно-зеленый и приплюснуто-скользкий "Тритон", настигая меня, заполнил весь экран и обозначился в боковом зеркальце, когда я уже забеспокоился и подумал о сигнале бедствия, меня вдруг совсем нелепо сковала мысль о Елене. Что-то вроде того, что если я собираюсь завоевать такую женщину, то мне не к лицу впадать в панику. Как будто она могла меня видеть!
И я промешкал последние мгновения. А когда "Тритон" поравнялся со мной и с явной угрозой стал подрезать мою "Цереру", прижимая к обочине, когда я все-таки всполошился и почти инстинктивно ткнул пальцем в красную кнопку, Антон бесстрастно сообщил мне, что сигнал бедствия не проходит.
– Как не проходит?!
– Заглушается направленным лучом, - отозвался Антон. И уточнил: - Источник - в соседней машине.
Черт возьми, об этом нетрудно было догадаться и без него! Рассудком я уже понимал: случилось именно то, чего я боялся, я угодил в ловушку, возможно, очень опасную. Но страх еще смешивался с ощущением нереальности, словно все происходило во сне. Глушение, даже локальное, аварийной частоты, на которую настроены приемники дорожной полиции и службы спасения - это же не баловство и не хулиганство, а уголовное преступление. Такого просто не могло быть!
Но это было. Наяву. Массивный, темный, зелено-глянцевый "Тритон" снова и снова накатывался сбоку на мою машину и сбавлял скорость, заставляя меня тормозить. Сквозь его тонированные стекла, подобные черным зеркалам, я не мог разглядеть, кто меня преследует. Они, в свою очередь, не могли увидеть мою физиономию за окнами "Цереры", но, похоже, не сомневались, что в ней сидит именно тот, кто им понадобился.
Наконец, я вынужден был остановиться. "Тритон", чуть выскочив вперед, взвизгнул тормозами и встал наискось, закрывая мне дальнейший путь. Дорога в обе стороны по-прежнему была мертвенно пуста - ни людей, ни машин. Короткий, пасмурный ноябрьский день вскоре должен был смениться сумерками, но пока еще было достаточно светло.
Дверца "Тритона" распахнулась. Оттуда вывалилось приземистое человекоподобное существо необъятной толщины и, чем-то размахивая, бросилось к моей машине с ревом:
– Открывай, сволочь!!
Уже потом, обдумывая все случившееся, я пришел к выводу, что в тот момент мне следовало бы рвануть с места задним ходом, попытаться выскочить из луча глушилки и все-таки подать сигнал бедствия. Но я опять показал себя круглым идиотом. Я уставился даже не на самого беснующегося громилу, а на предмет в его руке. И увидев, что это заостренный ломик, перепугался не столько за себя, сколько за свою ненаглядную "Цереру", которую он мог изуродовать. Я приоткрыл дверцу и закричал унизительно тонким голосом:
– Что вам от меня нужно? Я - представитель ООН!
Дверца немедленно распахнулась настежь от сильнейшего рывка, громадная ручища сгребла мою куртку на груди под самым горлом и, словно тряпичную куклу, выдернула меня из машины. При этом я больно ударился головой, локтем, коленом. Ручища поставила меня на дорогу, оттолкнула назад, так что я привалился спиной к "Церере", и закатила мне оплеуху, от которой в глазах стали взрываться фейерверки.
Но сквозь их вспышки, сквозь боль и ужас я наконец разглядел своего мучителя: это был тот самый дутик, чудовищный мешок мускулов, которого я видел в фирме "ДИГО". А из "Тритона" тем временем вылез и поспешал к нам не кто иной, как хозяин дутика, милейший Вадим Викторович Чуборь собственной персоной. Куда только подевалась его сонливость! Он деловито оглядел в обе стороны пустую дорогу и остановился передо мной. Сейчас он не был бесцветным, его лицо раскраснелось, раскаленное злобой:
– Вот так встреча! Едешь из "РЭМИ"? Ты на них работаешь или у них тоже что-то вынюхивал?
– Я - представитель ООН…
Дутик нанес мне сокрушительный, но тупой удар кулачищем в грудь. Я понял, что это предупреждение. Если бы он с такой мощью ударил меня в лицо или в живот, я бы уже не поднялся.
– Ну и что ты там разнюхал? - настаивал господин Чуборь.
– Ничего! Они все врут. Так же, как и вы…
Дутик дал мне еще одну оплеуху. Похоже, он сдерживал свою силу, чтобы я не потерял сознание.
– Мы-то не врем! - засмеялся господин Чуборь. - В отличие от тебя. Мы все делаем о-очень серьезно. Так что ты у них узнал?
– Не понимаю, чего вы от меня хотите…
– Я хочу знать, каким способом эти ублюдки грохнули наших ребят?! И на что они после этого надеются?!
– Они твердят то же, что и вы: несчастный случай.
– Несчастный случай будет с тобой, - посулил господин Чуборь. - Замечательная дорожная катастрофа. Образцовая. - И бросил дутику: - Пришпиль пока этого урода, я хочу посоветоваться!
Дверца моей машины по-прежнему была распахнута. Дутик положил свой ломик на дорогу и толкнул меня так, что я плюхнулся на сиденье "Цереры" боком к рулю. Потом он вытащил наручники, соединенные внушительной цепью, защелкнул один браслет у меня на правом запястье, а второй - на внутренней ручке дверцы. Господин Чуборь, что-то раздраженно ворча себе под нос, вынул "карманник", собираясь позвонить.
Все свершалось с невероятной скоростью, точно видеокадры мелькали при перемотке, но я вполне отчетливо осознал, что сейчас погибну. Погибну, как те жертвы аварий, катастроф, пожаров, известия о которых вызывали у меня сожаление, но всегда казались чем-то далеким, не имеющим отношения к моей собственной бессмертной жизни…
То, что произошло в следующую секунду, я даже не могу отнести на счет своей сообразительности. Инстинкт самосохранения, который дед Виталий называл сильнейшим из всех природных, сработал почти рефлекторно. Я только успел заметить, что цепь наручников спасительно длинна, сантиметров двадцать, и в тот же миг повалился на спину мимо руля, натягивая цепь и прикрывая за собой дверцу. Изогнулся, свободной левой рукой выдернул из бардачка "наган", сразу сел, опять отбросив дверцу нараспашку, и запястьем прикованной правой руки взвел высокий курок. Он щелкнул именно так, как я хотел, - громко и звонко. Щелкнул в полной тишине, потому что дутик и господин Чуборь при виде оружия окаменели.
Я так страстно желал, чтобы мой револьвер оказался настоящим, что сам почти готов был поверить в такое чудо. И вид у меня был настолько решительный, что мои противники, похоже, не усомнились: этот странный ооновец действительно имеет право разъезжать по Петроградской области с боевым оружием. А я - по их испугу - с облегчением понял, что у них самих ничего огнестрельного при себе нет. (Слава законам бессмертного общества, которые грозят лютыми карами даже за случайно завалявшийся патрон!)
– Три шага назад! - скомандовал я дутику. - Руки за голову! - Это из меня выходили просмотренные в детстве боевики. - А ты, - обратился я к Чуборю, - выключи свою гавкалку! Соединиться успел?
Он в ужасе замотал головой, поспешно убрал "карманник" и тоже сцепил руки на затылке.
Долго оставаться в моем положении - сидя в раскрытой машине, боком к рулю и ногами на дороге, с прикованной правой рукой и оружием в левой, - конечно, было нельзя. Я должен был изменить ситуацию как можно скорее, пока у противников не миновал шок. Вот теперь в дело включился и мой разум.
– Это наган, - предупредил я. - Спуск со взведенным курком очень легкий, палец чуть дрогнет - и все! (Дутик и господин Чуборь, стоя передо мной навытяжку с руками на затылке, точно в исходной позе для гимнастических занятий, внимательно слушали.) А пуля из мягкого свинца, - продолжал я, - и тупая, как бочонок. Она не пробивает человека, а разрывает, любое попадание смертельно. Так что, господа, не делайте резких движений! (Опять цитата из боевика.)
Ответом мне было напряженное молчание.
Подумав секунду, я скомандовал господину Чуборю:
– Возьми у этого орангутанга ключ от наручников и подойди ко мне. Медленно!… И держись все время на одной линии с моим стволом и его тушей, чтобы я при малейшем сомнении мог одним выстрелом вывалить кишки из вас обоих!… Так. Так. Отомкни браслет у меня на руке. Теперь на дверце. Возьми наручники и отходи.
Освобожденный, я встал у своей машины и перебросил "наган" в правую руку:
– Так!… Бедняжка, у тебя, наверное, затекли лапы? (Дутик растерянно моргал.) Не спеша, только не спеша, опусти их и отведи локти за спину. А ты, - приказал я господину Чуборю, - застегни ему наручники повыше локтей! Не притворяйся, что не налезают, я немного разбираюсь в полицейской технике: браслеты чудно раздвигаются, а потом сами автоматически затягиваются… Вот, молодец! А еще пары наручников у вас в хозяйстве не найдется? Ну так сцепи ему еще и ножки. Для симметрии!
Господин Чуборь, двигаясь как в замедленной съемке, послушно все исполнил и опять сложил руки на затылке.
Если мне цепи наручников этой системы казались длинными, то дутику они явно были коротки. Он страдальчески согнул свою тушу из-за соединенных за спиною рук и не очень устойчиво удерживался на скованных толстенных ногах.
Дорога по-прежнему была пустынной. Ветер стих. Сумерки еще не начались, однако уже потемнело оттого, что небо заволокли серые тучи. Стал падать снег - редкими, мягкими хлопьями. После ударов дутика у меня болели ребра и звенело в ушах, но окружающий мир выглядел таким обыденным, спокойным, что все разыгравшееся здесь минуту назад казалось нереальным. Не хотелось верить в ненависть, вражду, угрозы. Непонятно было, что делать дальше.
Медленно и осторожно, придерживая большим пальцем, словно опасаясь случайного выстрела, я спустил курок "нагана". Господин Чуборь внимательно следил за моей рукой. Наши взгляды встретились. Мне показалось, что на его лице промелькнула презрительная ухмылка. Он явно истолковал мои действия как нерешительность, как неспособность убить.
И тут я взорвался! Боль от побоев, пережитый страх, отчаянье от собственной беспомощности слились в такой приступ ярости, какого я сам от себя не ожидал. Я схватил "наган" за ствол и со всего размаха ударил рукояткой. Мне хотелось расквасить господину Чуборю физиономию, но в последний миг я все-таки не смог метить человеку в лицо, изменил направление, и мой удар обрушился ему пониже плеча. Что-то хрустнуло. А я, вконец ошалев, продолжал бить, бить, бить. Дед Виталий был не совсем прав, когда говорил, что у игрушечного "нагана" мягкая сталь. Нестреляющее оружие оказалось прекрасной палицей, ствол ничуть не согнулся!
Господин Чуборь даже не пытался уклониться. Он покорно подставлялся побоям, держа руки на затылке, лишь вздрагивал при каждом ударе и побледнел. Я, кажется, сломал ему ключицу. Только тогда, когда я, запыхавшись, остановился, он тихо сказал с упреком:
– Вы меня убьете.
– Надо бы, - проворчал я.
Он кивнул, словно соглашаясь, и его вырвало на снег отвратительной, едко пахнущей зеленью. Я едва успел отскочить на шаг. Так они и стояли передо мной: склонившийся, скованный тесными цепями дутик и согнутый господин Чуборь, сотрясаемый рвотными спазмами.
Вспышка ярости у меня улеглась. Пришло понимание, что я ничего не выиграл, напротив, только теперь попал в настоящую беду, из которой надо как-то выпутываться.
Я снова взял "наган" за рукоятку, взвел курок и рявкнул:
– Говори, подонок!
И господин Чуборь заговорил - торопливо, невразумительно. Я с трудом улавливал смысл в потоке сумбурных слов, доносившихся до меня с запахом блевотины. Приходилось перебивать его, требовать объяснений, и в конце концов мне стал открываться подлинный ход событий.
Погибшие у речного вокзала Илья Жиляков и Александр Самсонов были никакими не пиарщиками, а бойцами службы безопасности корпорации "ДИГО". Этой службой командовал, по совместительству с отделом общественных связей, сам господин Чуборь. Фирма "РЭМИ" раздражала дигойцев давно: вынырнула откуда-то из небытия, рудник у нее в Сибири сомнительный, руды тощие, заводик в Пидьме тоже какой-то странный, технология непонятна. И в то же время эти новички выбрасывают на рынок все больше продукции высочайшего качества, теснят конкурентов.
Корпорация "ДИГО" давно уже - сперва по-хорошему, потом все более настойчиво - предлагала подозрительной фирме объединение (по сути - подчинение) на самых выгодных условиях. Там и слушать ничего не желали, все отвергали сразу.
Тогда, наконец, в "РЭМИ" послали Жилякова и Самсонова с последним ультиматумом: или раз-навсегда делим рынок, вы больше не перехватываете у нас заказчиков, или - берегитесь, будет плохо! Жиляков и Самсонов передали ультиматум и поехали домой, в Петроград. По дороге позвонили в "ДИГО", сообщили: руководство "РЭМИ" обещало подумать и дать окончательный ответ в ближайшее время. Вот он и вышел, ответ: ребята даже не доехали до дома!
Сегодня господин Чуборь с помощником (дутиком) отправились вовсе не с визитом в "РЭМИ". Они хотели только покрутиться вокруг этой фирмы, половить телефонные разговоры, вообще поразведать что можно. И за мной они специально не следили. Просто повстречали на пустынной дороге мою машину, засекли номер и увидели, что он им знаком: на этой машине вчера к ним приезжал странный тип с идентификацией ооновского сыщика. Сейчас он (то есть я) возвращался явно из "РЭМИ". Вот они и решили его (меня) остановить и порасспросить немного.
– А потом - убить? - усмехнулся я.
– Ну что вы! - воскликнул господин Чуборь. - Так, припугнуть немножко…
– А если бы я заявил в полицию?
Господин Чуборь смущенно умолк.
– Опусти руки! - приказал я ему.