Останина Екатерина Александровна. Фонтенбло

   Правда, осталась огромная коллекция произведений искусства, которой хватило на несколько музеев, и ее распродали в течение восьми месяцев. Искусство было главным в жизни мадам Помпадур, в противовес заботам о хлебе насущном. В отличие от другой королевской фаворитки, мадам Дюбарри, и от королевы Марии-Антуанетты она всегда расплачивалась полностью с деятелями искусства, работавшими по ее заказам. После ее смерти не осталось ничего, хотя и принято утверждать, будто маркиза стоила Людовику XV 36 миллионов ливров, однако почему-то совершенно не учитывается тот факт, что все эти художественные коллекции и многочисленные дома были построены на не принадлежавших ей землях и, соответственно, отошли к королю. В результате коллекции стали неплохим вложением капитала для страны, если бы не одно «но». Все, что было создано мадам Помпадур, в период революции 1789–1794 годов было растащено или просто безжалостно уничтожено. Фонтенбло был разрушен почти до основания, а вещи, принадлежавшие маркизе, разошлись по многочисленным частным коллекциям зарубежных собирателей.
 

Людовик XV

   Страсть маркизы ко всему прекрасному передалась и королю. До нее он как будто не интересовался искусством: не читал книг, не желал учить музыке детей, даже о политике не говорил вне стен своего кабинета – боялся, что сплетни разойдутся по всей стране, и вдруг внезапно для него, как и для нее, творчество превратилось в отдушину. Охоту он обожал и мог говорить о ней бесконечно, благо и предмет для разговоров представлялся совершенно невинным. Конечно, для человека действительно культурного и образованного этого было совершенно недостаточно. И здесь также не обошлось без влияния маркизы. Она не могла смотреть, как терзается Людовик, и выбрала специально для него тему для разговоров, чтобы он мог говорить, не опасаясь ничего. По ее инициативе, а несколько позже и самого короля, покупались, постоянно обновлялись и реставрировались дворцы и дома, приобретались шедевры живописи и скульптуры, разбивались новые роскошные парки и сады. Постоянно обновлялись и личные покои короля. Для их достойного обрамления служили картины, новая мебель, серебро и бронза, статуи и вазы. И как же королю было не любить лестницу маркизы де Помпадур, если, поднимаясь по ней, он знал: в ее покоях обязательно приготовлено нечто совсем новое, изумительное, будь то чудные безделушки или новый проект, придуманный прекрасной маркизой. Мало того, из этого нового ему придется даже выбирать то, что понравится больше всего.
   Кроме того, с мадам Помпадур он никогда не скучал: в искусстве вести светскую беседу равных ей не было. До нее никто и никогда не давал королю возможности узнать, как можно наслаждаться общением с человеком: этого не умели ни его прежние фаворитки, ни королева. Он никогда до этого столько не смеялся со своими любовницами. До нее короля могли развлечь только приятели, особенно Морепа и Ришелье. Теперь же Людовик хохотал вместе с мадам Помпадур. У нее была великолепная память, и знала она множество историй, вплоть до полицейских рапортов из Парижа, регулярно поставлявшихся в Фонтенбло, хотя подобные рапорты сильно напоминали нынешнюю привычную для всех желтую пресс у. Маркиза обязательно пересказывала своему любовнику все самое интересное, что вычитывала в отчетах о происшествиях в столице. Помимо этого, существовала еще и цензура, что ни для кого в то время не являлось секретом. Маркиза имела право изымать из почты частные письма, что и делала, но исключительно для того, чтобы иметь очередную тему для беседы и возможность развлекать короля. Когда королю надоедало смеяться, маркиза развлекала его игрой на музыкальных инструментах, пением или зачитывала длиннейшие многочасовые монологи из пьес, поскольку знала их множество. И хотя Людовик никогда не жаловал театр, однако после общения с маркизой он стал им живо интересоваться. Кроме того, с ней можно было не опасаться неприятных сюрпризов: маркиза всегда приглашала на ужины только хорошо знакомых людей, самых верных друзей и никогда – незнакомых. А веселая атмосфера будет обеспечена, в этом можно было не сомневаться.
 

Вид Фонтенбло со стороны пруда Карпов

   Только одно беспокоило маркизу – полное несходство темпераментов – своего и возлюбленного короля. Его характер был пылким, почти испепеляющим, тогда как она всегда холодна и сдержанна. Физическая сторона любви не просто не интересовала ее, она утомляла. Каждое свидание превращалось в экзамен, который она постоянно боялась не сдать. Маркиза задолго начинала готовиться к нему и при этом беспокоилась, что король будет разочарован или как-нибудь догадается об одном из ее дамских секретов. В результате ее и без того слабое здоровье оказалось окончательно расстроенным. Обеспокоенная горничная мадам Помпадур была вынуждена обратиться за помощью к ближайшей подруге маркизы, герцогине де Бранка.
   – Боюсь, она просто убьет себя, – сказала горничная. – Я давно замечаю, что мадам питается только сельдереем, трюфелями и ванилью.
   – Такая диета еще никому не прибавляла здоровья, – согласилась герцогиня де Бранка. – Сегодня же вечером отправлюсь к ней и как следует отругаю.
 

Развлечения королевского двора в парке Фонтенбло. Гобелен

   Вслед за этим, вечером, маркиза на самом деле получила выговор от обеих женщин, пенявших ей в один голос. Маркиза расстроилась не на шутку и горько расплакалась. Горничной пришлось даже запереть двери, чтобы свидетелем произошедшего не стал кто-нибудь из посторонних. Наконец мадам Помпадур сквозь слезы произнесла, обращаясь к подруге:
   – Моя дорогая, если бы вы знали, как я люблю его и как боюсь потерять. Я не смогу доставить ему удовольствие, а вы сами знаете отношение мужчин к физической стороне любви и какое значение все они этому придают. Потому я выбрала эту диету. Мне рекомендовали ее как очень возбуждающую кровь, и мне всегда казалось, что этот эликсир помогает мне, хотя и совсем немного…
   Герцогиня в ответ произнесла:
   – Тогда дайте и мне взглянуть на это чудодейственное снадобье.
   И едва маркиза подала ей коробочку с препаратом, как подруга, сморщившись, презрительно фыркнула и швырнула ее в огонь. Маркиза обиделась, и теперь уже всерьез. Она вновь принялась плакать и сказала в сердцах:
   – Мне хотелось бы, чтобы вы, моя дорогая, никогда не обращались со мной как с малым ребенком, – потом же, не выдержав, добавила: – Вы же совсем ничего не знаете! Король и так уже использует все мыслимые предлоги, чтобы проводить со мной как можно меньше времени. Совсем недавно он провел на моем диване всего полночи, а потом заявил, что слишком жарко, и удалился к себе. Он просто солгал мне, я уверена. Он быстро найдет мне замену, я надоем ему!
   – Не сомневайтесь, что в этом случае ваша отвратительная диета никогда не остановила бы его, задумай он уйти от вас. От этого пострадали бы только вы, и ваша смерть ничего не изменила бы, – резонно возразила герцогиня. – Я же уверена в другом: мужчин удерживают возле себя вовсе не пылкостью, а мудростью и терпением. Никогда не спорьте с ним, будьте ласковой и обаятельной. Со временем всякая любовь остывает, однако ваша сохранится, потому что ему будет с вами хорошо и он не сможет без вас обходиться. Сила привычки чрезвычайно сильна, а потому запомните такую простую истину.
 

Супруга Людовика XV, королева Мария Лещинская

   Мадам Помпадур после этих слов перестала плакать и сердиться на подругу, понимая, что все ее действия продиктованы исключительно любовью и расположением. Женщины расцеловались, маркиза обещала больше никогда не изнурять себя диетами, герцогиня же поклялась в свою очередь сохранить все услышанное в тайне. Она очень быстро поправилась и последовала совету личного врача – больше двигаться. «Я как будто снова родилась на свет, – говорила маркиза в восторге. – Главное, что меня беспокоит, – это счастье короля. Я действительно обожаю его; он же и сам говорил, что, по его мнению, я излишне холодна. Я бы жизнь отдала, только бы он был счастлив». Время показало, что маркиза чрезмерно беспокоилась о физической стороне любви. Во времена Людовика XV не особенно интересовались этой стороной жизни. Конечно, данный аспект имел весьма ограниченное значение, не больше, чем пища, развлечения, охота или война. То есть, конечно, это было важно, однако не настолько, чтобы испытывать перед свиданиями мистический страх. Однако мадам Помпадур извиняет тот факт, что она просто боготворила своего короля, возведя его на недосягаемый пьедестал. У нее было множество увлечений, способностей, интересов, но все подчинялось только ему одному.
 

Портрет дофина

   Возможно, кому-то покажется преувеличением, но редко встречается настолько самозабвенное чувство к одному мужчине. О маркизе привыкли говорить, будто ее привлекал исключительно трон возлюбленного, будто для нее главное – власть и деньги, мишура придворной жизни. Насчет последнего у нее не было совершенно никаких иллюзий. «Злоба, пошлость, все низкое, что только есть в человеческой натуре, – так характеризовала она двор, беседуя с королем, добавляя: – Если бы не вы, я бы не выдержала здесь и недели». Да и благородное воспитание никогда не позволило бы маркизе унизить себя до положения, будто она способна полюбить человека единственно за то, что он был герцогом и пэром Франции; этого было совершенно недостаточно. Она непрерывно тосковала по Парижу и его знаменитым интеллектуальным салонам, так привлекавшим ее, которые она была вынуждена оставить ради любви. Для нее было счастьем просто любить короля, хотя она и не всегда понимала его.
 

Ф. Буше. Маркиза де Помпадур

   Людовик остался для нее неразрешимой загадкой, в чем маркиза признавалась канцлеру Шуазелю, находясь на смертном одре. Но всю жизнь король был для нее радостью и очарованием. Ее любовь сквозила во всех поступках и движениях: в том, как она гуляла со своим королем, как смотрела ему в глаза. Она верила ему безоглядно, а он хотел соответствовать этой вере. После многих лет близости физическая любовь, естественно, угасла, однако между Людовиком XV и мадам Помпадур остались самые нежные и чистые дружеские отношения, какие только возможны между мужчиной и женщиной в подобном случае.
 

Ф. Ю. Друэ

   Они любили друг друга по-настоящему, и, как во всяком брачном союзе, здесь главная роль отводилась мужчине. Но главное – маркиза всегда была слишком умной и прямолинейной, чтобы заставить себя убедить, будто можно испытывать счастье с одним человеком и при этом не уважать его. Мадам Помпадур всегда не задумываясь смогла бы ответить, за какие именно качества он ей нравится. Короля постоянно упрекали как современники, так и потомки за то, что он избаловал ее своим отношением. Возможно, эти слова небезосновательны, но фактом является и то, что она преклонялась перед ним, считая земным воплощением божества. Она так боялась потерять его, вникала в его интересы, жила его делами. Поэтому маркиза старалась всегда выглядеть бодрой и даже после многочисленных выкидышей не оставалась в постели дольше чем на два дня. Как же она могла бросить его, своего любимого, который в эти дни чувствовал себя бесконечно одиноким, проводя вечера без нее, в компании самых близких друзей. Только она была очень хрупкой, а он – поразительно сильным, и именно это в результате убило ее. Придворная жизнь была очень утомительной для маркизы: ведь ей никогда не удавалось лечь в постель раньше двух или трех часов ночи. В восемь утра уже пора было подниматься, изысканно одеваться, словно приготовившись ехать на бал, и идти в часовню на службу. Весь долгий день маркиза не могла позволить себе расслабиться хотя бы совсем ненадолго: то приходилось встречать неисчислимое множество личных гостей, то наносить непременные визиты к дофину, принцессе или королеве. Иногда мадам Помпадур приходилось писать до 60 писем в день; она же должна была устраивать, а потом проводить ужины. Раз в неделю ей приходилось посещать строительство Фонтенбло, чтобы лично убедиться, что ее поняли правильно, вникать в работы по планировке замка, его территории, и каждый раз от нее требовалось развлекать свиту, контролировать действия рабочих.
 

Фонтенбло. Новое крыло

   Далеко не все обитатели Чудесного источника ей нравились, и маркизу никогда не удалось бы обмануть притворной любезностью, как это делал, например, принц Крои. «Из всех фавориток Его Величества она самая милая, и неудивительно, что король любит ее больше, чем кого-либо». Этот зануда никогда не нравился мадам Помпадур, к тому же внебрачная связь короля его сильно шокировала, и он не упускал случая, чтобы выразить свое отношение в циничной, преувеличенно вежливой форме. Любезность же его всегда являлась вынужденной: принц больше всего хотел преуспеть в придворной карьере, оценивая людей преимущественно исходя из соображений полезности того или иного человека. Его дела, как правило тянущиеся не один год, которыми он непрерывно беспокоил маркизу, решались положительно, но главным образом благодаря его фантастическому, немыслимому упрямству. Мадам Помпадур выносила его с огромным трудом и каждый раз при встрече была неизменно холодна, правда, не только она. Канцлер Шуазель тоже разделял подобные чувства. Если Крои являлся неожиданно к обеду, Шуазель тут же вставал со своего места и располагался между двумя дамами – сестрой и женой. Женщины так болтали за столом, что искренне удивленному подобным поворотом дел принцу не удавалось вставить в их трескотню ни слова. И все же, если быть объективными Крои был молод и слишком благочестив, что извиняет его проступки и склонность делать поспешные суждения о людях. К тому же мы многим обязаны ему: только благодаря мемуарам Крои становятся более понятными отношения между французским королем и его фавориткой. В конце концов и принц не устоял перед неотразимым обаянием этой прекрасной пары – маркизы де Помпадур и Людовика XV. Он искренне восхищается ими, тем более что они были удивительно гармоничной и прекрасной парой.
   Принц уже без тени лести отмечал, что не может быть женщины прелестнее и интереснее, чем мадам Помпадур. Он нередко бывал на приемах, устраиваемых королем и его фавориткой. Вместе с ней он сделался раскованнее, чем это было раньше, мог спокойно выслушивать собеседников; выяснилось, что он отличный рассказчик, который может к тому же получать от беседы настоящее удовольствие. А ведь Людовик XV всю жизнь был человеком чрезвычайно стеснительным, и часто случалось так, что, вновь встречая близких друзей после долгой разлуки, он совершенно терялся, воспринимая их как людей, с которыми только что познакомился, и от смущения задавал вопросы типа: «Как ваше имя?» или «Сколько же лет вашему сыну?». В этом случае маркиза всегда приходила на помощь королю; он же немедленно обретал уверенность в себе и быстро исправлял сложившуюся ситуацию. Поскольку любовники постоянно шутили друг над другом, никому в голову не приходило сомневаться в настоящей природе их отношений, однако почтительность маркизы и ее врожденное благородство не оставляли места для сплетен.
 

Королевский ужин в Фонтенбло

   На королевские ужины в Фонтенбло Людовик приглашал главным образом тех дворян, которые побывали с ним в тот день на охоте, всех без исключения; для этого требовалось только подать соответствующее прошение. Обычно приглашенных мужчин было больше, чем женщин, а в целом от 8 до 20 гостей. Те, кто желал попасть на ужин, собирались около королевских апартаментов и ожидали, когда появится слуга со списком приглашенных: им, удостоенным высокой чести, завидовали те, кому не повезло. Принц де Крои скрупулезно записывал все свои впечатления:
 
   «30 января 1774.
   За столом нас было восемнадцать. Справа от меня сидели господин де Ливри, мадам маркиза де Помпадур, король, графиня д’Эстрад, герцог д’Айен, высокая мадам де Бранка, граф де Ноай, г-н де ла Сюз, граф де Коньи, графиня д’Эгмон, господин де Круа, маркиз де Ренель, герцог Фицджеймс, герцог де Брогли, принц Ту-реннский, г-н де Крильон, г-н Войер д’Аржансон. Маршал де Сакс тоже присутствовал, но не ужинал, а все ходил вокруг и пробовал то одно блюдо, то другое, потому что очень прожорливый. Король по-прежнему зовет его граф де Сакс и все так же его любит, похоже, что он чувствует себя непринужденно. Мадам де Помпадур ему очень предана.
   Мы ужинали на протяжении двух часов, все чувствовали себя свободно и раскованно, но из-за стола никто не выходил. Потом король прошел в салон, где приготовил кофе и разлил его по чашкам; слуг там не было, и мы угощались сами. Затем он сел играть в «комету» с мадам де Помпадур, Куайни, мадам де Бранка и графом Ноай. Такие маленькие развлечения королю нравятся, но мадам де Помпадур, похоже, карты терпеть не может и все время старается отвадить его от них. Остальные гости тоже сели играть за два других стола. Король предложил всем сесть, даже тем, кто не играл. Я стоял, прислонившись к ширме, и наблюдал за игрой. Мадам де Помпадур выглядела сонной и все умоляла его прервать вечер; наконец, в два часа ночи он поднялся и, как мне показалось, сказал ей что-то вполголоса, а потом громко: «Что ж, давайте отправимся спать». Дамы, сделав реверанс, удалились. Он поклонился и исчез в своих комнатах. Все остальные вышли по лестнице мадам де Помпадур и через парадные залы пошли на процедуру официального отхода ко сну, которая состоялась немедленно. При этом у меня сложилось такое мнение, будто, помимо парадных покоев, в королевском замке имеются прочие, с более интимной обстановкой и куда вход открыт только самым близким друзьям».
 

Ж. Б. Удри. Охота Людовика XV

   В XVIII столетии Фонтенбло являл собой прекрасное, ни с чем не сравнимое зрелище. Здесь жили и развлекались в свое удовольствие несколько тысяч придворных, среди которых большинство были аристократы, в известной степени развращенные дарованными им привилегиями, которых следовало постоянно спасать от скуки приятными занятиями. Если молодой дворянин обладал жаждой деятельности, ему предоставлялось престижное место, для чего существовали денежные фонды при Государственном департаменте. Кроме того, развлечения не считались чем-то зазорным, но наоборот, всячески поощрялись, и если о герцоге Ниверне, выполнявшем сложную миссию в Англии, говорили, что он появляется в обществе «подобно Анакреону, увенчанному розами и поющему от радости», то это расценивалось как лучшая похвала. Большинство французских историков убеждены в том, что жизнь дворян в XVIII веке была воплощением бессмысленной роскоши и удивительной беспечности. Если они и страдали от чего-то по-настоящему, то это была только скука, и от нее не было пощады не только придворным, но и королю. А поскольку скука расценивалась как ужасная болезнь, то с нею боролись всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Однако, если прочитать воспоминания придворных, где описывается старый порядок, можно убедиться в том, что скуке в то время не давалось ни одного шанса. Дворяне с ностальгией описывают свое душевное состояние, и их можно понять: они пребывали постоянно в состоянии душевного равновесия, чувствовали себя вечно молодыми, не зная угрызений совести, нисколько не ощущая себя теми монстрами и паразитами, которые должны были неизбежно привести всю страну к революции.
   Все дни придворных проходили на свежем воздухе, в роскошных тенистых лесах Фонтенбло; вечером они возвращались в замок, где их ждали карточные игры, а через огромные распахнутые окна можно было увидеть несравненную панораму: закат на западе, темнеющие леса, пруды, фонтаны, цветочные партеры. Фонтенбло в то время являлся и замком, и дворцом – резиденцией монархов, символом несокрушимой государственной власти, от которой по-прежнему зависела вся европейская политика. Основными для дворян были четыре вещи: любовь и развлечения, охота и разнообразные азартные игры.
 

Фрагонар. Качели

   Кстати, любовь тоже являлась разновидностью увлекательной игры, но при этом, естественно, к браку она не имела ни малейшего отношения. О браках принято было договариваться еще в то время, когда будущие супруги пребывали в детском возрасте. Подобная практика приносила на удивление хорошие плоды. При совместных играх такие дети привыкали к обществу друг друга; у них непременно находились общие интересы, и в результате в будущем семейная пара прекрасно заботилась об общем благосостоянии. После подобного воспитания супруги обоюдно испытывали, как минимум, дружеское чувство, которое во все времена было залогом прочного брака. Никогда не происходило так, что по причине несходства интересов и характеров жена уходила к родителям или в монастырь; обычно молодые дворяне решали этот вопрос полюбовно. Благодаря свободе нравов женщина заводила себе любовника, ее муж – любовницу, и все были счастливы, пребывая в благостном настроении приятной праздности.
   Мужчины не отличались ревнивым характером и позволяли своим женам вести себя как заблагорассудится, только бы те не мешали им самим жить так же свободно. В XVIII веке в ходу была следующая фраза: «Я позволяю вам какие угодно вольности, только не лакеев и принцев крови». Если же мужу случалось застигнуть жену с любовником прямо на месте преступления, он ограничивался ироничным выговором: «Мадам, вы ведете себя несколько неосмотрительно. Хорошо, что вас увидел я, но подумайте, что стали бы говорить о вас, если бы на моем месте находился кто-нибудь еще!».
   Брак не являлся чем-то принципиальным, и никто не мог понять серьезного отношения к нему. Известен случай с мадемуазель де Ришелье и графом де Жисор. Как и все дворянские дети того времени, они воспитывались вместе и влюбились друг в друга, однако брак не представлялся возможным. Правда, некоторые родственники испытывали жалость к несчастным влюбленным – Жисор был сыном знатного и к тому же богатого аристократа, маршала де Бель-Иль, но, к несчастью, имел примесь буржуазной крови, в связи с чем герцог де Ришелье даже слышать не желал о том, чтобы с ним породниться. Когда его умоляли согласиться на брак, он только посмотрел холодно и заметил тоном, не оставлявшим места возражениям: «Уж если они так влюблены, то как-нибудь изыщут способ, чтобы отыскать друг друга в обществе». Драмы вообще, и любовного характера в частности, были знаком дурного тона. В любом случае человек обязан был контролировать себя и придерживаться хорошего тона – bon ton. По правилам ревности и собственничества играть было не принято, так могли вести себя только буржуа, но, поскольку они не могли похвастаться благородным происхождением, то им подобные недостатки прощались, как и в том случае, когда человек не мог нести ответственности, к примеру, за физическое уродство.
 

О. Фрагонар. Поцелуй украдкой

   Любимым развлечением придворных в Фонтенбло являлись и карточные игры. За один вечер за ломберным столом можно было как заработать, так и проиграть целое состояние. При этом принимались какие угодно ставки и заложить можно было буквально все. Когда участие в игре принимал король, ставки ограничивались 200-1000 луидоров, что было невероятной суммой, которая в течение вечера многократно переходила из одних рук в другие.
   И конечно же, утонченное общество просто не представляло своей жизни без охоты в знаменитых лесах Фонтенбло. На охоте можно было не только вкусно поесть, но и постоянно поддерживать себя в отличной физической форме. Охота никогда не наскучивала, и никому даже в голову не приходило оценивать ее так, как это зачастую принято в наши дни, – как вид спорта, только жестокий и в известной степени скучный. Но в XVIII столетии подобное времяпровождение справедливо считалось не сравнимым ни с чем, как невозможно сравнить ни с чем на свете леса Фонтенбло.
   Какое наслаждение ощущать ледяные капли дождя на разгоряченном лице и слышать завораживающие звуки далекого охотничьего рога, вдруг неожиданно увидеть прозрачный лесной пруд с дикими лебедями, которые с царственным равнодушием взлетают и кружатся над головой. Как хорошо вернуться домой после того, как пришлось затеряться в непроходимой чаще, долго любоваться багровым закатом, встретить быстро спускающиеся сумерки, ощутить приятную вечернюю прохладу, когда ты так молод и предвкушаешь приятный вечер при свечах в изысканном обществе дам, похожих на райских птиц. Если пришлось испытать эти непередаваемые ощущения, то никогда уже не забудешь их.