– Вам незачем убеждать меня, что я много думаю о мистере Тилни, которого, быть может, никогда не увижу.
– Никогда не увидите? Милочка моя, как можете вы так говорить? Поверьте, если бы вы и впрямь так думали, вы были бы глубоко несчастны.
– Нисколько. Я не скрываю, он мне понравился. Но когда я читаю «Удольфо», мне кажется, что сделать меня несчастной не может ничто на свете. Ах, это ужасное черное покрывало! Изабелла, дорогая, я уверена, что под ним скелет Лорентины.
– Как странно, что вы до сих пор не читали «Удольфо». Миссис Морланд, наверно, не любит романов?
– Да нет же, любит! Просто до нас не доходят новые книги. Она сама часто перечитывает «Сэра Чарлза Грандисона».
– «Сэра Чарлза Грандисона»? Но ведь его просто невозможно читать! Я помню, мисс Эндрюс не смогла одолеть первого тома.
– Конечно, это совсем непохоже на «Удольфо». Но все же он показался мне занимательным.
– Неужели? Вы меня удивляете. Мне представлялось, что эта книга просто невыносима. Но, Кэтрин, дорогая, вы уже придумали, что вы наденете на голову сегодня вечером? Я твердо решила во всех случаях одеваться так же, как вы. Мужчины, знаете, иногда обращают на это внимание.
– Но ведь нам до этого нет дела? – невинно спросила Кэтрин.
– Нет дела? Боже! Я взяла себе за правило не считаться с их мнением. Мужчины подчас бывают ужасно дерзки, если только перед ними робеть и не держать их на расстоянии.
– Правда? Я этого никогда не замечала. При мне они всегда бывали достаточно сдержанны.
– Они такими только прикидываются. Это самые самоуверенные существа на земле, воображающие о себе Бог весть что. Кстати, все время забываю у вас спросить: кого вы предпочитаете – блондинов или брюнетов?
– Мне трудно сказать, я об этом никогда не задумывалась. Наверно, что-нибудь среднее – шатены. Не слишком светлые, но и не темные.
– Отлично, Кэтрин, он ведь именно таков. Я не забыла вашего описания мистера Тилни: «смуглое лицо с темными глазами и не слишком темные волосы». Что ж, мой вкус отличается от вашего. Я предпочитаю светлые глаза и бледное лицо. Они кажутся мне более привлекательными. Вы не выдадите меня, встретив кого-нибудь из ваших знакомых с этими качествами?
– Выдать вас! В каком смысле?
– Ах, не терзайте меня! Я и так уже слишком много сказала. Поговорим о другом.
Кэтрин с некоторым удивлением подчинилась. Немного помолчав, она была уже готова вернуться к тому, что интересовало ее сейчас больше всего, то есть к скелету Лорентины. Однако подруга опередила ее, воскликнув:
– Ради Бога, уйдем из этого конца зала! Вы заметили тех двух ужасных молодых людей, которые уже полчаса таращат на меня глаза? Они действуют мне на нервы. Давайте посмотрим в книге, кто еще прибыл в Бат. Едва ли они последуют за нами.
Подруги подошли к столу с книгой для записи новых посетителей Галереи. И пока Изабелла читала имена, Кэтрин пришлось следить за поведением дерзких незнакомцев.
– Ну как, они все еще там? Надеюсь, у них не хватит дерзости нас преследовать. Умоляю вас сказать мне, если они двинутся в нашу сторону. Я твердо решила на них не смотреть.
Вскоре Кэтрин с непритворной радостью сообшила подруге, что она может больше не беспокоиться, ибо джентльмены покинули Галерею.
– Куда же они направились? – быстро обернувшись, спросила Изабелла. – Один из них совсем недурен.
– Они вошли в церковные ворота.
– Ну что ж, я очень довольна, что мы от них отделались. А теперь, как вы относитесь к тому, чтобы пройтись со мной до Эдгарс-Билдингс – взглянуть на мою новую шляпку? Вы ведь сказали, что хотели ее посмотреть?
Кэтрин охотно согласилась.
– Но, – добавила она, – как бы нам не столкнуться с теми молодыми людьми?
– Пустяки. Если поспешить, мы успеем проскочить перед ними. Мне до смерти хочется показать вам шляпку.
– Достаточно подождать несколько минут – и встречи можно будет вообще не бояться.
– Они недостойны того, чтобы я к ним подлаживалась! Не считаю нужным уделять мужчинам много внимания. Этим их можно только испортить.
Против последнего довода у Кэтрин не нашлось возражений. И дабы подтвердить независимость взглядов мисс Торп, а также ее решимость проучить представителей ненавистного пола, они тут же пустились в погоню за молодыми людьми.
Глава VII
Глава VIII
– Никогда не увидите? Милочка моя, как можете вы так говорить? Поверьте, если бы вы и впрямь так думали, вы были бы глубоко несчастны.
– Нисколько. Я не скрываю, он мне понравился. Но когда я читаю «Удольфо», мне кажется, что сделать меня несчастной не может ничто на свете. Ах, это ужасное черное покрывало! Изабелла, дорогая, я уверена, что под ним скелет Лорентины.
– Как странно, что вы до сих пор не читали «Удольфо». Миссис Морланд, наверно, не любит романов?
– Да нет же, любит! Просто до нас не доходят новые книги. Она сама часто перечитывает «Сэра Чарлза Грандисона».
– «Сэра Чарлза Грандисона»? Но ведь его просто невозможно читать! Я помню, мисс Эндрюс не смогла одолеть первого тома.
– Конечно, это совсем непохоже на «Удольфо». Но все же он показался мне занимательным.
– Неужели? Вы меня удивляете. Мне представлялось, что эта книга просто невыносима. Но, Кэтрин, дорогая, вы уже придумали, что вы наденете на голову сегодня вечером? Я твердо решила во всех случаях одеваться так же, как вы. Мужчины, знаете, иногда обращают на это внимание.
– Но ведь нам до этого нет дела? – невинно спросила Кэтрин.
– Нет дела? Боже! Я взяла себе за правило не считаться с их мнением. Мужчины подчас бывают ужасно дерзки, если только перед ними робеть и не держать их на расстоянии.
– Правда? Я этого никогда не замечала. При мне они всегда бывали достаточно сдержанны.
– Они такими только прикидываются. Это самые самоуверенные существа на земле, воображающие о себе Бог весть что. Кстати, все время забываю у вас спросить: кого вы предпочитаете – блондинов или брюнетов?
– Мне трудно сказать, я об этом никогда не задумывалась. Наверно, что-нибудь среднее – шатены. Не слишком светлые, но и не темные.
– Отлично, Кэтрин, он ведь именно таков. Я не забыла вашего описания мистера Тилни: «смуглое лицо с темными глазами и не слишком темные волосы». Что ж, мой вкус отличается от вашего. Я предпочитаю светлые глаза и бледное лицо. Они кажутся мне более привлекательными. Вы не выдадите меня, встретив кого-нибудь из ваших знакомых с этими качествами?
– Выдать вас! В каком смысле?
– Ах, не терзайте меня! Я и так уже слишком много сказала. Поговорим о другом.
Кэтрин с некоторым удивлением подчинилась. Немного помолчав, она была уже готова вернуться к тому, что интересовало ее сейчас больше всего, то есть к скелету Лорентины. Однако подруга опередила ее, воскликнув:
– Ради Бога, уйдем из этого конца зала! Вы заметили тех двух ужасных молодых людей, которые уже полчаса таращат на меня глаза? Они действуют мне на нервы. Давайте посмотрим в книге, кто еще прибыл в Бат. Едва ли они последуют за нами.
Подруги подошли к столу с книгой для записи новых посетителей Галереи. И пока Изабелла читала имена, Кэтрин пришлось следить за поведением дерзких незнакомцев.
– Ну как, они все еще там? Надеюсь, у них не хватит дерзости нас преследовать. Умоляю вас сказать мне, если они двинутся в нашу сторону. Я твердо решила на них не смотреть.
Вскоре Кэтрин с непритворной радостью сообшила подруге, что она может больше не беспокоиться, ибо джентльмены покинули Галерею.
– Куда же они направились? – быстро обернувшись, спросила Изабелла. – Один из них совсем недурен.
– Они вошли в церковные ворота.
– Ну что ж, я очень довольна, что мы от них отделались. А теперь, как вы относитесь к тому, чтобы пройтись со мной до Эдгарс-Билдингс – взглянуть на мою новую шляпку? Вы ведь сказали, что хотели ее посмотреть?
Кэтрин охотно согласилась.
– Но, – добавила она, – как бы нам не столкнуться с теми молодыми людьми?
– Пустяки. Если поспешить, мы успеем проскочить перед ними. Мне до смерти хочется показать вам шляпку.
– Достаточно подождать несколько минут – и встречи можно будет вообще не бояться.
– Они недостойны того, чтобы я к ним подлаживалась! Не считаю нужным уделять мужчинам много внимания. Этим их можно только испортить.
Против последнего довода у Кэтрин не нашлось возражений. И дабы подтвердить независимость взглядов мисс Торп, а также ее решимость проучить представителей ненавистного пола, они тут же пустились в погоню за молодыми людьми.
Глава VII
В следующую минуту они пересекли прилегающий к Галерее двор и очутились под сводами арки напротив переулка Юнион. Но тут им пришлось остановиться. Всякий знакомый с Батом хорошо помнит, как трудно здесь пересечь Чип-стрит. Эта улица в самом деле так неладно устроена и находится в такой неблагоприятной близости к лондонской и оксфордской большим дорогам, а также главной городской гостинице, что не проходит дня, в который каким-то леди, независимо от значительности предпринятого ими дела – покупки ли пирожных, посещения галантерейной лавки или, как было на этот раз, преследования молодых людей, – не пришлось бы задержаться на той или другой ее стороне, пропуская всадников, экипажи или повозки. Со времени приезда в Бат Изабелла, к своей досаде, наталкивалась на это препятствие по несколько раз в День. И сейчас ей довелось натолкнуться на него и почувствовать досаду еще раз, ибо в тот самый момент, когда они оказались напротив переулка Юнион и увидели двух джентльменов, пробиравшихся сквозь толпу и месивших грязь в этом привлекательном месте, им помешало перейти дорогу приближение кабриолета, который самоуверенный возница гнал по негодной мостовой с воодушевлением, подвергавшим смертельной опасности его самого, его седока и коня.
– Противные кабриолеты! – вырвалось у Изабеллы. – До чего я их ненавижу!
Однако ее ненависть, хоть и столь справедливая, оказалась непродолжительной, – взглянув снова на экипаж, она воскликнула:
– Что я вижу? Брат и мистер Морланд!
– Господи, это Джеймс! – одновременно вырвалось у Кэтрин.
Едва только молодые люди их заметили, лошадь была сразу же остановлена таким рывком, что почти поднялась на дыбы, после чего седоки выпрыгнули из экипажа, оставив его на попечение встрепенувшегося от внезапной остановки слуги.
Кэтрин, для которой появление брата было совершенно неожиданным, встретила его с большой радостью. Брат, искренне к ней привязанный приятный молодой человек, отвечал ей тем же – в той мере, в какой ему это позволяли непрерывно отвлекавшие его очаровательные глазки мисс Торп. Приветствие, с которым он сразу же обратился к этой леди, отразившее одновременно переживаемые им радость и смущение, могло бы подсказать его сестре, если бы она лучше умела разбираться в чужих чувствах и не слишком была поглощена своими собственными, что Джеймс ценит красоту Изабеллы не менее высоко, чем сама Кэтрин.
Джон Торп, отдававший распоряжения относительно экипажа, вскоре присоединился к ним и должным образом вознаградил Кэтрин за испытанный ею недостаток внимания. Он весьма небрежно поздоровался с Изабеллой, едва лишь пожав ей руку, но зато по всем правилам расшаркался перед ее подругой.
Это был полный юноша среднего роста, с невзрачными чертами лица и нескладной фигурой, который, казалось, чтобы не выглядеть слишком привлекательно, одевался как грум, а чтобы не сойти за человека с хорошими манерами, вел себя непринужденно, если следовало проявлять сдержанность, и развязно – если была допустима непринужденность. Вынув из кармана часы, он спросил:
– Как вы думаете, мисс Морланд, за сколько времени мы доскакали из Тетбери?
– Я ведь не знаю, далеко ли это отсюда. Ее брат заметил, что до Тетбери двадцать три мили.
– Двадцать три? – спросил Торп. – Двадцать пять, и ни дюйма меньше!
Морланд возразил ему, ссылаясь на свидетельства путеводителей, хозяев гостиниц и дорожных знаков, но его приятель отверг их все, поскольку располагал более надежной мерой расстояния.
– Я знаю, – сказал он, – что мы проехали двадцать пять миль, по времени, которое у нас отняла дорога. Сейчас половина второго. Мы выкатили со двора гостиницы в Тётбери, когда городские часы пробили одиннадцать. Я вызову на дуэль любого человека, который скажет что моя лошадь пробегает в упряжке меньше десяти миль в час. Отсюда и выходит ровно двадцать пять миль.
– У вас потерялся один час, Торп, – сказал Морланд. – Когда мы выезжали из Тётгбери, было всего десять часов.
– Десять часов? Клянусь жизнью, было одиннадцать! Я пересчитал все удары. Ваш брат, мисс Морланд, доведет меня до исступления. Только взгляните на мою лошадь – вы видели за свою жизнь существо, более приспособленное для быстрого бега? (Слуга в это время как раз взобрался на сиденье и отгонял экипаж.) Настоящих кровей! Три с половиной часа на то, чтобы пробежать какие-то двадцать три мили, – не угодно ли? Посмотрите на это животное и попробуйте себе представить такую нелепость.
– О да, лошадь сильно разгорячилась.
– Разгорячилась! До Уолкотчёрч на ней и волосок не шелохнулся. Взгляните на ее передние ноги. Взгляните на круп. Только посмотрите на ее поступь. Такая лошадь не может пробегать в час меньше десяти миль, даже если ее стреножить. А что скажете вы, мисс Морланд, о моем кабриолете? Хорош, не правда ли? Отличная подвеска. Столичная работа. Он у меня меньше месяца. Заказан человеком из Крайст-чёрч, моим приятелем – отличным парнем.
Бедняга поездил на нем несколько недель, пока я думаю, не стало удобным его продать. Я в что время как раз подыскивал себе что-нибудь легкое в этом роде – даже решил было уже купить шарабан. И тут встретил его на мосту Магдалины при въезде в Оксфорд – после прошлых каникул. Он мне и кричит: «Эй, Торп, а не нуждаетесь ли вы, часом, в такой скорлупке? Лучшая в своем роде – только я от нее чертовски устал». А я отвечаю: "Черт побери, я тот, кто вам нужен. Сколько возьмете за драндулет? И знаете, мисс Морланд, сколько он взял?
– Не имею ни малейшего понятия.
– А вы только взгляните: рессорная подвеска, сиденье, дорожный сундук, ящик для оружия, крылья, фонари, серебряная отделка – все, как видите, в отличном порядке. Железные части – как новые, если только не лучше. Запросил пятьдесят гиней. Я решил сразу. Выложил деньги, и экипаж мой.
– Поверьте, – сказала Кэтрин, – я так мало в этом разбираюсь, что не могу судить – дорого это или дешево.
– Ни то, ни другое. Могло обойтись дешевле. Но терпеть не могу торговаться, а у бедняги Фримена в кошельке было пусто.
– С вашей стороны это великодушно, – сказала растроганная Кэтрин.
– К чертям! Когда я что-то для друга делаю, терпеть не могу чувствительности.
У молодых леди спросили, куда они направляются, и, узнав о цели их прогулки, джентльмены решили проводить их до Эдгарс-Билдингс и засвидетельствовать свое почтение миссис Торп. Джеймс и Изабелла шли впереди. И последняя была настолько довольна своим жребием, так горячо старалась сделать эту прогулку приятной для человека, которого ей вдвойне рекомендовало родство с подругой и дружба с братом, и испытывала такие естественные, лишенные всякого притворства чувства, что, хотя на Мильсом-стрит они встретили и прошли мимо тех самых двух дерзких молодых джентльменов, она совсем не старалась привлечь к себе их внимание и обернулась к ним всего лишь три раза.
Джон Торп шел, разумеется, с Кэтрин и после нескольких минут молчания возобновил разговор о кабриолете:
– Быть может, мисс Морланд, кто-нибудь скажет вам, что это дешевая вещь. Но я мог продать ее через день на десять гиней дороже. Джексон из Ориэла предлагал мне шестьдесят тут же на месте, – это было при Морланле.
– Да, да, – сказал Морланд, услышав его слова. – Но вы забываете, что в цену входила лошадь.
– Лошадь?! Черта с два! Я бы не продал мою лошадь и за сто гиней. Вы любите, мисс Морланд, открытые экипажи?
– Да, конечно. Но я не припомню случая, чтобы я в них каталась. Хотя они мне очень нравятся.
– Отлично. Я буду катать вас в моем кабриолете каждое утро.
– Благодарю вас, – немного смутившись, ответила Кэтрин, не уверенная – прилично ли ей принять это приглашение.
– Завтра мы с вами едем на Лэнсдаун-Хилл.
– Благодарю вас. Но разве ваша лошадь не нуждается в отдыхе?
– В отдыхе?! Это после того, как она пробежала сегодня каких-нибудь двадцать три мили? Вздор! Нет ничего вреднее для лошадей, чем отдых. От него они мрут быстрее всего. Нет, нет, пока я здесь, она у меня каждый день будет тренироваться не меньше чем по четыре часа.
– Правда? – очень серьезно спросила Кэтрин. – Но ведь это же выйдет по сорок миль в день!
– Сорок, пятьдесят – какая разница? Значит, завтра – на Лэнсдаун-Хилл. Помните, я в вашем распоряжении!
– Как это будет чудесно! – обернувшись, сказала Изабелла. – Кэтрин, дорогая, я почти вам завидую. Но, Джон, я боюсь, третий седок у тебя может не поместиться.
– Третий? Как бы не так! Я прибыл в Бат не для того, чтобы катать здесь своих сестриц. Не правда ли – милое развлечение? О тебе, надеюсь, позаботится Морланд. Это вызвало обмен любезностями между шедшими впереди, но Кэтрин не расслышала подробностей и чем он закончился. Рассуждения ее спутника, исчерпав оживлявшую их тему, ограничивались теперь только краткими благоприятными или неодобрительными отзывами о внешности встречавшихся им по пути женщин. Со скромностью и почтительностью подобающими юной девице, которая не осмеливается иметь собственное мнение, отличное от мнения самоуверенного кавалера, особенно в отношении женской красоты, Кэтрин слушала и соглашалась сколько могла, пока не решилась переменить тему разговора, задав вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:
– Мистер Торп, вы читали «Удольфо»?
– «Удольфо»? Бог мой, увольте. Я не читаю романов. У меня достаточно других дел.
Осекшаяся и сконфуженная Кэтрин хотела уже было принести извинения за неуместный вопрос. Но не успела она открыть рта, как он добавил:
– Романы полны вздора и чепухи. После «Тома Джонса» не было ни одного сколько-нибудь приличного – разве что «Монах». Я его недавно прочел. Все остальные – полнейшая чушь.
– Мне кажется, «Удольфо», если бы вы его прочитали, вам бы понравился. Он написан так увлекательно.
– Увольте, ей-богу. Уж кабы я согласился прочесть роман, то разве из сочиненных миссис Радклиф. Они хоть читаются с интересом, и в них есть какой-то смысл.
– Но ведь «Удольфо» сочинила миссис Радклиф, – нерешительно заметила Кэтрин, опасаясь его обидеть.
– Ничего подобного! Гм, разве? Ах да, ну конечно. Я имел в виду другую дурацкую книгу написанную той женщиной, из-за которой было столько разговоров и которая вышла замуж за французского эмигранта.
– Может быть, вы говорите о «Камилле»?
– Вот-вот, она самая. Какая чепуха – старик качается на качелях! Я как-то взял полистать первый том, да сразу смекнул, что его и читать не стоит. Впрочем, я догадался, что это за ерунда, еще раньше, когда узнал про ее замужество. Сразу сообразил, что в эту книгу нечего и заглядывать.
– Я ее никогда не читала.
– Немного потеряли, поверьте. Самая дурацкая книга, какую можно себе представить. В ней ничего и нет, кроме старичка, который качается на качелях да еще зубрит латынь. Клянусь честью!
Эти критические высказывания, справедливость коих, к сожалению, не могла быть оценена Кэтрин, он произнес, подходя к дому, в котором остановилась миссис Торп и где чувства проницательного и нелицеприятного критика «Камиллы» были вытеснены чувствами встретившегося с матерью преданного и нежного сына. Миссис Торп узнала их еще издали, глядя из окна.
– А, мама, как поживаете? – сказал он тряхнув ей руку. – Где это вы подцепили такую диковинную шляпу? Вы в ней похожи на старую ведьму. Мы с Морландом решили провести с вами несколько дней. Придется вам подыскать неподалеку приличное жилье с двумя постелями.
Такое обращение, по-видимому, вполне отвечало чаяниям ее нежного материнского сердца, ибо миссис Торп встретила сына самым восторженным образом. Двум младшим сестрам он выразил равную родственную привязанность, спросив у них, как они поживают, и объявив им, что обе они уродины.
Все это Кэтрин не слишком понравилось. Но мистер Торп был другом Джеймса и братом Изабеллы! И на ее суждение о нем повлияли к тому же слова Изабеллы, сказавшей ей, когда они наконец отправились вдвоем посмотреть на новую шляпку, что Джон находит ее самой прелестной девушкой в мире, а также приглашение танцевать с ним на предстоявшем в тот день балу, сделанное Джоном при расставании. Будь она более опытной и более тщеславной, эти комплименты, возможно, не возымели бы своего действия. Но при сочетании юности и неуверенности в себе требуется незаурядная сила ума, чтобы не поддаться такому отзыву о собственной внешности и такому заблаговременному приглашению к танцу. Следствием всего этого было то, что, когда брат и сестра Морланды, проведя час у Торпов, вышли из дома, чтобы идти вместе к Алленам, и Джеймс, затворив за собой дверь, спросил: «Ну, Кэтрин, понравился тебе мой друг Торп?» – она, вместо того чтобы ответить честно, как она бы это сделала, не подействуй на нее лесть и дружеские чувства: «Решительно не понравился!» – без запинки произнесла: «Очень понравился, с ним так приятно провести время!»
– Он и впрямь самый славный парень на свете. Немного говорлив, но вам, барышням, это, должно быть, даже по вкусу. А нравятся тебе его родные?
– Еще бы, особенно Изабелла!
– Это приятно слышать. Я бы хотел, чтобы ты подружилась именно с такой молодой особой. У нее столько здравого смысла, столько очарования и ни капли притворства. Я давно вас мечтал познакомить. И она очень к тебе привязана. Она отзывается о тебе самым восторженным образом. А добрым мнением такой девушки, как мисс Торп, – сказал он, ласково взяв ее за руку, – можешь гордиться даже ты, Кэтрин.
– Я в самом деле им горжусь, – ответила его сестра. – Я люблю ее всей душой и счастлива, что тебе она тоже нравится. Ты о ней лишь упомянул, когда писал мне, вернувшись от Торпов.
– Я просто надеялся скоро с тобой увидеться. Мне кажется, вам надо как можно больше времени проводить вместе, пока вы живете в Бате. Она очень мила. И какая умница! Как дорожит ею семья! По-видимому, она всеобщая любимица. Наверно, она пользуется в Бате большим успехом, как ты думаешь?
– Я в этом не сомневаюсь. Мистер Аллен считает ее здесь самой хорошенькой молодой леди.
– И он едва ли ошибается. Не знаю другого человека, который бы лучше разбирался в женской красоте. Мне незачем спрашивать тебя, дорогая, нравится ли тебе эта поездка. Встретив такую подругу, ты не можешь быть недовольна. Да и Аллены, должно быть, очень к тебе внимательны?
– О конечно. Я никогда не жила так весело, как сейчас. А с твоим приездом станет еще веселее. Как ты был добр, приехав издалека, чтобы меня повидать!
Джеймс принял эту дань благодарности, успокоив свою совесть тем, что произнес от души:
– Кэтрин, я ведь в самом деле к тебе очень привязан.
Последовавший затем обмен вопросами и ответами относительно братьев и сестер, – как одни учатся, как другие растут, – а также о прочих семейных делах продолжался лишь с одним кратким отступлением Джеймса касательно достоинств мисс Торп до самого их прихода на Палтни-стрит, где молодой человек был весьма любезно принят мистером и миссис Аллен, из которых первый предложил ему с ними пообедать, а вторая – определить качество и угадать цену новой муфты и палантина. Предварительная договоренность в Эдгарс-Билдингс лишила Джеймса возможности принять приглашение джентльмена и заставила как можно скорее разделаться с вопросами леди. И после того, как было условлено о встрече обеих компаний в Восьмиугольном зале, Кэтрин могла наконец погрузиться в тревожные, возвышенные и душераздирающие переживания над страницами «Удольфо», забыв суетные заботы о платье и обеде, не будучи в состоянии умерить тревогу миссис Аллен по поводу опоздания портнихи и только в течение одной минуты из каждых шестидесяти доставляя себе удовольствие мыслью о том, что она уже приглашена танцевать на сегодняшнем балу.
– Противные кабриолеты! – вырвалось у Изабеллы. – До чего я их ненавижу!
Однако ее ненависть, хоть и столь справедливая, оказалась непродолжительной, – взглянув снова на экипаж, она воскликнула:
– Что я вижу? Брат и мистер Морланд!
– Господи, это Джеймс! – одновременно вырвалось у Кэтрин.
Едва только молодые люди их заметили, лошадь была сразу же остановлена таким рывком, что почти поднялась на дыбы, после чего седоки выпрыгнули из экипажа, оставив его на попечение встрепенувшегося от внезапной остановки слуги.
Кэтрин, для которой появление брата было совершенно неожиданным, встретила его с большой радостью. Брат, искренне к ней привязанный приятный молодой человек, отвечал ей тем же – в той мере, в какой ему это позволяли непрерывно отвлекавшие его очаровательные глазки мисс Торп. Приветствие, с которым он сразу же обратился к этой леди, отразившее одновременно переживаемые им радость и смущение, могло бы подсказать его сестре, если бы она лучше умела разбираться в чужих чувствах и не слишком была поглощена своими собственными, что Джеймс ценит красоту Изабеллы не менее высоко, чем сама Кэтрин.
Джон Торп, отдававший распоряжения относительно экипажа, вскоре присоединился к ним и должным образом вознаградил Кэтрин за испытанный ею недостаток внимания. Он весьма небрежно поздоровался с Изабеллой, едва лишь пожав ей руку, но зато по всем правилам расшаркался перед ее подругой.
Это был полный юноша среднего роста, с невзрачными чертами лица и нескладной фигурой, который, казалось, чтобы не выглядеть слишком привлекательно, одевался как грум, а чтобы не сойти за человека с хорошими манерами, вел себя непринужденно, если следовало проявлять сдержанность, и развязно – если была допустима непринужденность. Вынув из кармана часы, он спросил:
– Как вы думаете, мисс Морланд, за сколько времени мы доскакали из Тетбери?
– Я ведь не знаю, далеко ли это отсюда. Ее брат заметил, что до Тетбери двадцать три мили.
– Двадцать три? – спросил Торп. – Двадцать пять, и ни дюйма меньше!
Морланд возразил ему, ссылаясь на свидетельства путеводителей, хозяев гостиниц и дорожных знаков, но его приятель отверг их все, поскольку располагал более надежной мерой расстояния.
– Я знаю, – сказал он, – что мы проехали двадцать пять миль, по времени, которое у нас отняла дорога. Сейчас половина второго. Мы выкатили со двора гостиницы в Тётбери, когда городские часы пробили одиннадцать. Я вызову на дуэль любого человека, который скажет что моя лошадь пробегает в упряжке меньше десяти миль в час. Отсюда и выходит ровно двадцать пять миль.
– У вас потерялся один час, Торп, – сказал Морланд. – Когда мы выезжали из Тётгбери, было всего десять часов.
– Десять часов? Клянусь жизнью, было одиннадцать! Я пересчитал все удары. Ваш брат, мисс Морланд, доведет меня до исступления. Только взгляните на мою лошадь – вы видели за свою жизнь существо, более приспособленное для быстрого бега? (Слуга в это время как раз взобрался на сиденье и отгонял экипаж.) Настоящих кровей! Три с половиной часа на то, чтобы пробежать какие-то двадцать три мили, – не угодно ли? Посмотрите на это животное и попробуйте себе представить такую нелепость.
– О да, лошадь сильно разгорячилась.
– Разгорячилась! До Уолкотчёрч на ней и волосок не шелохнулся. Взгляните на ее передние ноги. Взгляните на круп. Только посмотрите на ее поступь. Такая лошадь не может пробегать в час меньше десяти миль, даже если ее стреножить. А что скажете вы, мисс Морланд, о моем кабриолете? Хорош, не правда ли? Отличная подвеска. Столичная работа. Он у меня меньше месяца. Заказан человеком из Крайст-чёрч, моим приятелем – отличным парнем.
Бедняга поездил на нем несколько недель, пока я думаю, не стало удобным его продать. Я в что время как раз подыскивал себе что-нибудь легкое в этом роде – даже решил было уже купить шарабан. И тут встретил его на мосту Магдалины при въезде в Оксфорд – после прошлых каникул. Он мне и кричит: «Эй, Торп, а не нуждаетесь ли вы, часом, в такой скорлупке? Лучшая в своем роде – только я от нее чертовски устал». А я отвечаю: "Черт побери, я тот, кто вам нужен. Сколько возьмете за драндулет? И знаете, мисс Морланд, сколько он взял?
– Не имею ни малейшего понятия.
– А вы только взгляните: рессорная подвеска, сиденье, дорожный сундук, ящик для оружия, крылья, фонари, серебряная отделка – все, как видите, в отличном порядке. Железные части – как новые, если только не лучше. Запросил пятьдесят гиней. Я решил сразу. Выложил деньги, и экипаж мой.
– Поверьте, – сказала Кэтрин, – я так мало в этом разбираюсь, что не могу судить – дорого это или дешево.
– Ни то, ни другое. Могло обойтись дешевле. Но терпеть не могу торговаться, а у бедняги Фримена в кошельке было пусто.
– С вашей стороны это великодушно, – сказала растроганная Кэтрин.
– К чертям! Когда я что-то для друга делаю, терпеть не могу чувствительности.
У молодых леди спросили, куда они направляются, и, узнав о цели их прогулки, джентльмены решили проводить их до Эдгарс-Билдингс и засвидетельствовать свое почтение миссис Торп. Джеймс и Изабелла шли впереди. И последняя была настолько довольна своим жребием, так горячо старалась сделать эту прогулку приятной для человека, которого ей вдвойне рекомендовало родство с подругой и дружба с братом, и испытывала такие естественные, лишенные всякого притворства чувства, что, хотя на Мильсом-стрит они встретили и прошли мимо тех самых двух дерзких молодых джентльменов, она совсем не старалась привлечь к себе их внимание и обернулась к ним всего лишь три раза.
Джон Торп шел, разумеется, с Кэтрин и после нескольких минут молчания возобновил разговор о кабриолете:
– Быть может, мисс Морланд, кто-нибудь скажет вам, что это дешевая вещь. Но я мог продать ее через день на десять гиней дороже. Джексон из Ориэла предлагал мне шестьдесят тут же на месте, – это было при Морланле.
– Да, да, – сказал Морланд, услышав его слова. – Но вы забываете, что в цену входила лошадь.
– Лошадь?! Черта с два! Я бы не продал мою лошадь и за сто гиней. Вы любите, мисс Морланд, открытые экипажи?
– Да, конечно. Но я не припомню случая, чтобы я в них каталась. Хотя они мне очень нравятся.
– Отлично. Я буду катать вас в моем кабриолете каждое утро.
– Благодарю вас, – немного смутившись, ответила Кэтрин, не уверенная – прилично ли ей принять это приглашение.
– Завтра мы с вами едем на Лэнсдаун-Хилл.
– Благодарю вас. Но разве ваша лошадь не нуждается в отдыхе?
– В отдыхе?! Это после того, как она пробежала сегодня каких-нибудь двадцать три мили? Вздор! Нет ничего вреднее для лошадей, чем отдых. От него они мрут быстрее всего. Нет, нет, пока я здесь, она у меня каждый день будет тренироваться не меньше чем по четыре часа.
– Правда? – очень серьезно спросила Кэтрин. – Но ведь это же выйдет по сорок миль в день!
– Сорок, пятьдесят – какая разница? Значит, завтра – на Лэнсдаун-Хилл. Помните, я в вашем распоряжении!
– Как это будет чудесно! – обернувшись, сказала Изабелла. – Кэтрин, дорогая, я почти вам завидую. Но, Джон, я боюсь, третий седок у тебя может не поместиться.
– Третий? Как бы не так! Я прибыл в Бат не для того, чтобы катать здесь своих сестриц. Не правда ли – милое развлечение? О тебе, надеюсь, позаботится Морланд. Это вызвало обмен любезностями между шедшими впереди, но Кэтрин не расслышала подробностей и чем он закончился. Рассуждения ее спутника, исчерпав оживлявшую их тему, ограничивались теперь только краткими благоприятными или неодобрительными отзывами о внешности встречавшихся им по пути женщин. Со скромностью и почтительностью подобающими юной девице, которая не осмеливается иметь собственное мнение, отличное от мнения самоуверенного кавалера, особенно в отношении женской красоты, Кэтрин слушала и соглашалась сколько могла, пока не решилась переменить тему разговора, задав вопрос, давно вертевшийся у нее на языке:
– Мистер Торп, вы читали «Удольфо»?
– «Удольфо»? Бог мой, увольте. Я не читаю романов. У меня достаточно других дел.
Осекшаяся и сконфуженная Кэтрин хотела уже было принести извинения за неуместный вопрос. Но не успела она открыть рта, как он добавил:
– Романы полны вздора и чепухи. После «Тома Джонса» не было ни одного сколько-нибудь приличного – разве что «Монах». Я его недавно прочел. Все остальные – полнейшая чушь.
– Мне кажется, «Удольфо», если бы вы его прочитали, вам бы понравился. Он написан так увлекательно.
– Увольте, ей-богу. Уж кабы я согласился прочесть роман, то разве из сочиненных миссис Радклиф. Они хоть читаются с интересом, и в них есть какой-то смысл.
– Но ведь «Удольфо» сочинила миссис Радклиф, – нерешительно заметила Кэтрин, опасаясь его обидеть.
– Ничего подобного! Гм, разве? Ах да, ну конечно. Я имел в виду другую дурацкую книгу написанную той женщиной, из-за которой было столько разговоров и которая вышла замуж за французского эмигранта.
– Может быть, вы говорите о «Камилле»?
– Вот-вот, она самая. Какая чепуха – старик качается на качелях! Я как-то взял полистать первый том, да сразу смекнул, что его и читать не стоит. Впрочем, я догадался, что это за ерунда, еще раньше, когда узнал про ее замужество. Сразу сообразил, что в эту книгу нечего и заглядывать.
– Я ее никогда не читала.
– Немного потеряли, поверьте. Самая дурацкая книга, какую можно себе представить. В ней ничего и нет, кроме старичка, который качается на качелях да еще зубрит латынь. Клянусь честью!
Эти критические высказывания, справедливость коих, к сожалению, не могла быть оценена Кэтрин, он произнес, подходя к дому, в котором остановилась миссис Торп и где чувства проницательного и нелицеприятного критика «Камиллы» были вытеснены чувствами встретившегося с матерью преданного и нежного сына. Миссис Торп узнала их еще издали, глядя из окна.
– А, мама, как поживаете? – сказал он тряхнув ей руку. – Где это вы подцепили такую диковинную шляпу? Вы в ней похожи на старую ведьму. Мы с Морландом решили провести с вами несколько дней. Придется вам подыскать неподалеку приличное жилье с двумя постелями.
Такое обращение, по-видимому, вполне отвечало чаяниям ее нежного материнского сердца, ибо миссис Торп встретила сына самым восторженным образом. Двум младшим сестрам он выразил равную родственную привязанность, спросив у них, как они поживают, и объявив им, что обе они уродины.
Все это Кэтрин не слишком понравилось. Но мистер Торп был другом Джеймса и братом Изабеллы! И на ее суждение о нем повлияли к тому же слова Изабеллы, сказавшей ей, когда они наконец отправились вдвоем посмотреть на новую шляпку, что Джон находит ее самой прелестной девушкой в мире, а также приглашение танцевать с ним на предстоявшем в тот день балу, сделанное Джоном при расставании. Будь она более опытной и более тщеславной, эти комплименты, возможно, не возымели бы своего действия. Но при сочетании юности и неуверенности в себе требуется незаурядная сила ума, чтобы не поддаться такому отзыву о собственной внешности и такому заблаговременному приглашению к танцу. Следствием всего этого было то, что, когда брат и сестра Морланды, проведя час у Торпов, вышли из дома, чтобы идти вместе к Алленам, и Джеймс, затворив за собой дверь, спросил: «Ну, Кэтрин, понравился тебе мой друг Торп?» – она, вместо того чтобы ответить честно, как она бы это сделала, не подействуй на нее лесть и дружеские чувства: «Решительно не понравился!» – без запинки произнесла: «Очень понравился, с ним так приятно провести время!»
– Он и впрямь самый славный парень на свете. Немного говорлив, но вам, барышням, это, должно быть, даже по вкусу. А нравятся тебе его родные?
– Еще бы, особенно Изабелла!
– Это приятно слышать. Я бы хотел, чтобы ты подружилась именно с такой молодой особой. У нее столько здравого смысла, столько очарования и ни капли притворства. Я давно вас мечтал познакомить. И она очень к тебе привязана. Она отзывается о тебе самым восторженным образом. А добрым мнением такой девушки, как мисс Торп, – сказал он, ласково взяв ее за руку, – можешь гордиться даже ты, Кэтрин.
– Я в самом деле им горжусь, – ответила его сестра. – Я люблю ее всей душой и счастлива, что тебе она тоже нравится. Ты о ней лишь упомянул, когда писал мне, вернувшись от Торпов.
– Я просто надеялся скоро с тобой увидеться. Мне кажется, вам надо как можно больше времени проводить вместе, пока вы живете в Бате. Она очень мила. И какая умница! Как дорожит ею семья! По-видимому, она всеобщая любимица. Наверно, она пользуется в Бате большим успехом, как ты думаешь?
– Я в этом не сомневаюсь. Мистер Аллен считает ее здесь самой хорошенькой молодой леди.
– И он едва ли ошибается. Не знаю другого человека, который бы лучше разбирался в женской красоте. Мне незачем спрашивать тебя, дорогая, нравится ли тебе эта поездка. Встретив такую подругу, ты не можешь быть недовольна. Да и Аллены, должно быть, очень к тебе внимательны?
– О конечно. Я никогда не жила так весело, как сейчас. А с твоим приездом станет еще веселее. Как ты был добр, приехав издалека, чтобы меня повидать!
Джеймс принял эту дань благодарности, успокоив свою совесть тем, что произнес от души:
– Кэтрин, я ведь в самом деле к тебе очень привязан.
Последовавший затем обмен вопросами и ответами относительно братьев и сестер, – как одни учатся, как другие растут, – а также о прочих семейных делах продолжался лишь с одним кратким отступлением Джеймса касательно достоинств мисс Торп до самого их прихода на Палтни-стрит, где молодой человек был весьма любезно принят мистером и миссис Аллен, из которых первый предложил ему с ними пообедать, а вторая – определить качество и угадать цену новой муфты и палантина. Предварительная договоренность в Эдгарс-Билдингс лишила Джеймса возможности принять приглашение джентльмена и заставила как можно скорее разделаться с вопросами леди. И после того, как было условлено о встрече обеих компаний в Восьмиугольном зале, Кэтрин могла наконец погрузиться в тревожные, возвышенные и душераздирающие переживания над страницами «Удольфо», забыв суетные заботы о платье и обеде, не будучи в состоянии умерить тревогу миссис Аллен по поводу опоздания портнихи и только в течение одной минуты из каждых шестидесяти доставляя себе удовольствие мыслью о том, что она уже приглашена танцевать на сегодняшнем балу.
Глава VIII
Несмотря на «Удольфо» и портниху, компания с Палтни-стрит явилась в Верхние залы как раз вовремя. Торпы и Джеймс Морланд прибыли туда всего на две минуты раньше. И после того, как Изабелла совершила свой обычный ритуал, встретив Кэтрин залпом восторгов и улыбок, восхитившись ее нарядом и позавидовав ее прическе, молодые леди рука об руку проследовали за старшими в бальный зал, перешептываясь обо всем, что только приходило им в голову, и возбуждая друг в друге игру возражения пожатием руки или нежной улыбкой.
Танцы начались через, две минуты после того, как они расселись. Джеймс, который при. гласил свою даму тогда же, когда была приглашена его сестра, сразу стал уговаривать Изабеллу присоединиться к танцующим. Но мистер Торп ушел в карточную комнату, чтобы поговорить с приятелем, и ничто, по словам мисс Торп, не могло заставить ее принять участие в танцах без ее дорогой подруги.
– Имейте в виду, – провозгласила она, – без вашей сестры я не танцую, посулите мне хоть все сокровища мира! Мы не желаем расставаться на целый вечер.
Кэтрин вполне оценила ее преданность, и они просидели бок о бок еще три минуты, после которых Изабелла, продолжавшая до того разговаривать с Джеймсом, снова повернулась к подруге и прошептала:
– Боюсь, моя дорогая, мне все же придется потанцевать – вашему брату слишком не терпится. Вы ведь не станете возражать, если я исчезну, не правда ли? Через минуту вернется Джон, и вам тогда нетрудно будет меня найти.
У Кэтрин был достаточно покладистый характер, чтобы, несмотря на некоторое разочарование, выразить какой-то протест. В это время все поднялись, и Изабелла успела только произнести на ходу: «До свидания, моя радость», – и быстро пожать ей руку. Младшие мисс Торп уже танцевали, и Кэтрин оказалась одна между миссис Аллен и миссис Торп. Отсутствие мистера Торпа было досадно не только из-за невозможности присоединиться к танцующим, но и потому, что уважительная причина ее неучастия в танцах была никому не известна и ее могли отнести к многочисленному племени ущемленных девиц, которым не удалось обзавестись кавалером. Оказаться униженной в глазах общества, нести на себе клеймо позора, оберегая чистоту сердца и невинность поступков, очерненных кознями подлинного виновника зла, – одна из непременных черт биографии героини. И твердость, с которой героиня переносит все испытания, делает честь ее характеру. Кэтрин тоже была тверда. Она страдала, но ни слова жалобы не сорвалось с ее уст.
Из этого плачевного состояния она десять минут спустя перенеслась в мир более приятных ощущений при виде мистера – нет, не Торпа, а Тилни, вдруг оказавшегося в нескольких шагах от их кресел. Продвигаясь как будто в их сторону, он все еще их не замечал, так что вызванная его внезапным появлением радостная улыбка и легкая краска на лице Кэтрин успели исчезнуть без ущерба для ее стоической репутации.
Мистер Тилни был, как всегда, изящен и любезен. Он увлеченно беседовал с опиравшейся на его руку молодой и привлекательной светской особой, в которой Кэтрин сразу распознала его сестру и тем самым необдуманно пренебрегла прекрасной возможностью вообразить его уже женатым и, следовательно, утраченным для нее навсегда. Подчиняясь простому и естественному ходу мыслей, она была в силах предположить, что мистер Тилни мог оказаться женатым человеком. Он не так разговаривал, не так себя вел, как виденные до тех пор семейные мужчины. И хотя он упоминал в разговоре свою сестру, он ни слов не обмолвился о жене. Всего этого было достаточно, чтобы принять теперешнюю его спутницу за мисс Тилни. Поэтому, вместо того чтобы смертельно побледнеть и рухнуть в обмороке на грудь миссис Аллен, Кэтрин продолжала владеть собой и осталась сидеть на месте, хоть и с чуть порозовевшим лицом.
Мистер Тилни и его спутница хотя и медленно, но продолжали приближаться, следуя вплотную за дамой, которая оказалась знакомой миссис Торп. И когда эта дама, с которой они составляли одну компанию, остановилась и заговорила с миссис Торп, они остановились вместе с ней. Взглянув на Кэтрин, мистер Тилни сразу улыбнулся, обнаружив тем самым, что он ее узнал. Кэтрин приветливо улыбнулась в свою очередь, и тогда он, еще немного приблизившись, заговорил с ней и миссис Аллен, которая встретила его весьма радушно:
– Мне необыкновенно приятно, сэр, вас увидеть. Я уже боялась, что вы совсем покинули Бат.
Мистер Тилни поблагодарил ее за любезность и сказал, что ему пришлось на следующее утро после того, как он имел удовольствие с ними познакомиться, на неделю уехать.
– Не сомневаюсь, сэр, вы вернулись охотно. Это самый подходящий уголок для молодежи как, впрочем, и для остальной публики. Когда мистер Аллен говорит, что ему здесь надоело, я всегда стараюсь ему втолковать, что он жалуется напрасно, поскольку Бат – город необычайно приятный. В это тоскливое время года здесь гораздо лучше, чем дома. И я объясняю мистеру Аллену, как ему повезло, что состояние здоровья заставило его сюда приехать.
– Надеюсь, сударыня, мистер Аллен должен будет полюбить это место еще и потому, что оно принесет пользу его здоровью.
Танцы начались через, две минуты после того, как они расселись. Джеймс, который при. гласил свою даму тогда же, когда была приглашена его сестра, сразу стал уговаривать Изабеллу присоединиться к танцующим. Но мистер Торп ушел в карточную комнату, чтобы поговорить с приятелем, и ничто, по словам мисс Торп, не могло заставить ее принять участие в танцах без ее дорогой подруги.
– Имейте в виду, – провозгласила она, – без вашей сестры я не танцую, посулите мне хоть все сокровища мира! Мы не желаем расставаться на целый вечер.
Кэтрин вполне оценила ее преданность, и они просидели бок о бок еще три минуты, после которых Изабелла, продолжавшая до того разговаривать с Джеймсом, снова повернулась к подруге и прошептала:
– Боюсь, моя дорогая, мне все же придется потанцевать – вашему брату слишком не терпится. Вы ведь не станете возражать, если я исчезну, не правда ли? Через минуту вернется Джон, и вам тогда нетрудно будет меня найти.
У Кэтрин был достаточно покладистый характер, чтобы, несмотря на некоторое разочарование, выразить какой-то протест. В это время все поднялись, и Изабелла успела только произнести на ходу: «До свидания, моя радость», – и быстро пожать ей руку. Младшие мисс Торп уже танцевали, и Кэтрин оказалась одна между миссис Аллен и миссис Торп. Отсутствие мистера Торпа было досадно не только из-за невозможности присоединиться к танцующим, но и потому, что уважительная причина ее неучастия в танцах была никому не известна и ее могли отнести к многочисленному племени ущемленных девиц, которым не удалось обзавестись кавалером. Оказаться униженной в глазах общества, нести на себе клеймо позора, оберегая чистоту сердца и невинность поступков, очерненных кознями подлинного виновника зла, – одна из непременных черт биографии героини. И твердость, с которой героиня переносит все испытания, делает честь ее характеру. Кэтрин тоже была тверда. Она страдала, но ни слова жалобы не сорвалось с ее уст.
Из этого плачевного состояния она десять минут спустя перенеслась в мир более приятных ощущений при виде мистера – нет, не Торпа, а Тилни, вдруг оказавшегося в нескольких шагах от их кресел. Продвигаясь как будто в их сторону, он все еще их не замечал, так что вызванная его внезапным появлением радостная улыбка и легкая краска на лице Кэтрин успели исчезнуть без ущерба для ее стоической репутации.
Мистер Тилни был, как всегда, изящен и любезен. Он увлеченно беседовал с опиравшейся на его руку молодой и привлекательной светской особой, в которой Кэтрин сразу распознала его сестру и тем самым необдуманно пренебрегла прекрасной возможностью вообразить его уже женатым и, следовательно, утраченным для нее навсегда. Подчиняясь простому и естественному ходу мыслей, она была в силах предположить, что мистер Тилни мог оказаться женатым человеком. Он не так разговаривал, не так себя вел, как виденные до тех пор семейные мужчины. И хотя он упоминал в разговоре свою сестру, он ни слов не обмолвился о жене. Всего этого было достаточно, чтобы принять теперешнюю его спутницу за мисс Тилни. Поэтому, вместо того чтобы смертельно побледнеть и рухнуть в обмороке на грудь миссис Аллен, Кэтрин продолжала владеть собой и осталась сидеть на месте, хоть и с чуть порозовевшим лицом.
Мистер Тилни и его спутница хотя и медленно, но продолжали приближаться, следуя вплотную за дамой, которая оказалась знакомой миссис Торп. И когда эта дама, с которой они составляли одну компанию, остановилась и заговорила с миссис Торп, они остановились вместе с ней. Взглянув на Кэтрин, мистер Тилни сразу улыбнулся, обнаружив тем самым, что он ее узнал. Кэтрин приветливо улыбнулась в свою очередь, и тогда он, еще немного приблизившись, заговорил с ней и миссис Аллен, которая встретила его весьма радушно:
– Мне необыкновенно приятно, сэр, вас увидеть. Я уже боялась, что вы совсем покинули Бат.
Мистер Тилни поблагодарил ее за любезность и сказал, что ему пришлось на следующее утро после того, как он имел удовольствие с ними познакомиться, на неделю уехать.
– Не сомневаюсь, сэр, вы вернулись охотно. Это самый подходящий уголок для молодежи как, впрочем, и для остальной публики. Когда мистер Аллен говорит, что ему здесь надоело, я всегда стараюсь ему втолковать, что он жалуется напрасно, поскольку Бат – город необычайно приятный. В это тоскливое время года здесь гораздо лучше, чем дома. И я объясняю мистеру Аллену, как ему повезло, что состояние здоровья заставило его сюда приехать.
– Надеюсь, сударыня, мистер Аллен должен будет полюбить это место еще и потому, что оно принесет пользу его здоровью.