Островский. Александр. Последняя жертва

    Дергачев. Не верите, а сами спрашиваете. Я ухожу, Юлия Павловна, прощайте!
    Юлия. Давно бы вам догадаться! (Садится к столу.)Разве вы не видите, в каком я положении?
    Дергачев идет к двери.
   Ах, постойте!
    Дергачев останавливается.
   Нет, прощайте.
    Дергачев уходит.
 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

 
    Юлия (одна).
    Юлия. Точно сердце чувствовало, так вот и ждала, что какая-нибудь помеха случится… Однако совестно ему: не показался… Ну, да как не совеститься!… Проиграл деньги, которые я с таким стыдом… А ведь покажись, пожалуй, простила бы… ну, само собой, простила бы… боится меня. Нет, еще есть в нем совесть, значит, еще не совсем он испорчен… В Петербург поехал за деньгами… Какие у него там деньги… Долго ль он за ними проездит?… Ничего не известно… Пожалуй, целый месяц пройдет. А в месяц мало ли что может случиться… Чего не передумаешь!… С ума можно сойти… Давеча этот цветок, этот иммортель… как он очутился в картоне? И не трогала я этого картона, до нынешнего дня не прикасалась к нему… Понять не могу. (Смотрит в картон.)Это еще что такое? (Вынимает пригласительный билет и читает.)«Лавр Мироныч Прибытков покорнейше просит сделать ему честь – пожаловать на бал и вечерний стол по случаю помолвки дочери его Ирины Лавровны с Вадимом Григорьичем Дульчиным». (Протирает глаза рукой и снова читает.)«С Вадимом Григорьичем Дульчиным…» Михевна, Михевна!
    Входит Михевна.
 

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

 
    Юлия Павловна, Михевна.
    Юлия. Кто… кто был без меня? Вот это кто привез?
    Михевна. Лавр Мироныч, матушка.
    Юлия (бессознательно).Лавр Мироныч… Лавр Мироныч… на бал и вечерний стол…
    Михевна. Да, матушка, очень просили-с.
    Юлия (едва переводя дух). Очень просили… По случаю помолвки Ирины Лавровны с Вадимом Григорьичем Дульчиным.
    Михевна. Что ты, матушка, бог с тобой! Разве другой какой!…
    Юлия. Нет, он, Михевна, сердце говорит, что он… (Громко.)Он, он! (Встает.)Михевна, я поеду, я поеду… Давай шляпку!…
    Михевна. Зачем, матушка, зачем ехать?
    Юлия. Надо ехать, надо… Я поеду сейчас.
    Михевна. Куда? Что ты! Не пущу.
    Юлия. Да мне видеть его только; в глаза посмотреть… Какие у него глаза-то…
    Михевна. В таком ты огорчении, да со двора ехать! Нет, нет!
    Юлия. Захотел он меня обидеть, ну, бог с ним!… Я с него потребую, я возьму деньги мои… Ведь как же мне жить-то? Ведь все он взял.
    Входит Флор Федулыч.
 

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

 
    Юлия Павловна, Михевна, Флор Федулыч.
    Юлия. Ах, Флор Федулыч, горе, горе! (Показывает билет.)Вот посмотрите!
    Флор Федулыч (взглянув на Михевну).Какая неосторожность-с.
    Михевна. Да разве я, батюшка, знала?
    Юлия. Флор Федулыч, помогите! Хоть бы деньги-то мне воротить, хоть бы деньги-то!
    Флор Федулыч. Вам одно остается, Юлия Павловна, пренебречь!
    Юлия. Конечно, не надо мне его, не надо. А деньги-то, Флор Федулыч, ведь почти все мое состояние… Я хочу получить.
    Флор Федулыч. Получить с него невозможно-с; но вы не беспокойтесь.
    Юлия. Нет, я возьму… За что же? После такой обиды… Нет, помилуйте, за что же я ему подарю?…
    Флор Федулыч. У него ничего нет-с.
    Юлия. Как нет? Есть у него имение большое, богатое… Он мне планы показывал.
    Флор Федулыч. Положительно ничего нет-с. Я верные известия имею. Было после отца имение, да давным-давно продано и прожито-с.
    Юлия (с испугом).Значит, и это был обман. (Едва держится.)Обман! Все, все брошено даром.
    Флор Федулыч. Успокойтесь, успокойтесь!
    Юлия. Я покойна… Да неужели, да неужели он так бесстыден?
    Флор Федулыч. Вы очень доверчивы-с… Пренебречь его следует, пренебречь!
    Юлия. Ограблена и убита! (Садится.)Я нищая, обиженная совсем… За что же они еще смеются-то надо мной, на свадьбу-то приглашают? Ах, ах! (Обморок.)
    Флор Федулыч (Михевне).Им дурно. Поскорей спирту, что-нибудь-с.
    Михевна уходит.
    Юлия (в бреду).Сероватое платье-то себе заказала… Правду люди-то говорили, а я не верила… Теперь как же?… Две у него невесты-то? Сероватое я платье-то… я заказала. Ах, нет, желтоватое. (Несколько придя в себя.)Ах, что это я говорю!… (Тихонько смеется.)Ха, ха, ха! Флор Федулыч! Ха, ха, ха! (Подает руку Флору Федулычу.)
    Входит Михевна.
   Надеть подвенечное платье и флердоранж, да и ехать на бал… ха, ха, ха!… Они рядом будут сидеть… взять бокал… Совет вам да любовь… ха, ха, ха! Ну, поцелуйтесь! (Обморок.)
    Флор Федулыч (Михевне).Опять обморок, и руки похолодели. Этим не шутят-с; скорей за доктором-с… Это уж близко смерти-с.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЛИЦА:

 
    Дульчин.
    Дергачев.
    Салай Салтаныч.
    Ирина.
    Глафира Фирсовна.
    Юлия Павловна.
    Флор Федулыч.
    Мардарий, человек Дульчина.
    Богато убранный кабинет; ни книг, ни бумаг, вообще никаких признаков умственной работы не заметно. Большой письменный стол, на нем два-три юмористических листа, чернильница со всем прибором, револьвер и фотографический портрет. Две двери: одна, в глубине, в залу, другая с левой стороны.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 
    Дульчин (входит из боковой двери), потом Мардарий.
    Дульчин. Эй, Мардарий?!
    Входит Мардарий.
   Кто там звонил?
    Мардарий. Да старуха эта оттуда, как ее?!
    Дульчин. Какая старуха?
    Мардарий. От Юлии Павловны.
    Дульчин. Михевна?
    Мардарий. Да, Михевна.
    Дульчин. Что ей надо?
    Мардарий. За портретом приходила.
    Дульчин. За каким портретом?
    Мардарий. Вот за этим самым-с.
    Дульчин. На что ей портрет?
    Мардарий. Кто ж их знает? Нужно, говорит.
    Дульчин. Да кому нужно-то, Юлии Павловне, что ли?
    Мардарий. Ничего этого она не говорит, ладит одно: нужно, очень нужно, вот и все.
    Дульчин. Что же ты?
    Мардарий. Говорю: барин в Петербург уехал, отдать нельзя, потому нам трогать ничего не приказано.
    Дульчин. Что ж, поверила?
    Мардарий. Как их разберешь? Морщится как-то, стоит. Не то она плачет, не то смеется. А словно как не верит.
    Дульчин. А дальше что?
    Мардарий. Об чем еще с ней разговаривать? Запер дверь, она домой пошла.
    Дульчин. Одеваться приготовил?
    Мардарий. Приготовил.
    Дульчин. Фрак?
    Мардарий. Фрак.
    Дульчин. И сапоги лаковые?
    Мардарий. Все, как следует.
    Дульчин. Достань бриллиантовые запонки!
    Мардарий. Что ж, и запонки можно.
    Дульчин. Завтра поутру я встану поздно.
    Мардарий. По обыкновению.
    Дульчин. Нет, поздней обыкновенного. Так приготовь ты мне к завтраку бифштекс хороший, сочный.
    Звонок.
   Кто там еще? Если кто из кредиторов, так ты…
    Мардарий. Да уж знаю, не привыкать стать.
    Дульчин. Только ты разнообразь свою фантазию; а то всем одно и то же.
    Мардарий уходит.
   Надо у Салая денег взять, потребуются расходы. Надо казаться богатым женихом, а это не дешево стоит.
    Входит Дергачев в старомодном фраке, завит весьма неискусно, барашком, держит себя важно.
 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 
    Дульчин, Дергачев, потом Мардарий.
    Дергачев. Здравствуй, Вадим! Во-первых, не беспокойся, там все благополучно; я устроил. Ну, душа моя, поедем!
    Дульчин. Куда это?
    Дергачев. К Прибытковым.
    Дульчин. С этих-то пор?
    Дергачев. Разве рано? Ну, подождем. (Важно ходит по комнате.)
    Дульчин. Зачем же вихры-то у тебя? Да еще в разные стороны торчат.
    Дергачев. Ах, оставь. Я знаю, что я делаю. Хорошо тебе, – ты красавец. Я тебе не льщу, ты заметь, я не льщу никогда… Ты красавец, тебе прикрас не нужно; а с моей фигурой и физиономией надо же что-нибудь.
    Дульчин. Сомневаюсь, чтоб такие вихры могли кому-нибудь служить украшением.
    Дергачев. Я прошу тебя, оставь! Пожалуйста, без сарказмов. Это уж мое дело.
    Дульчин. И фрак подгулял.
    Дергачев. Фрак! Ну, что ж такое фрак? Где я возьму? Фрак еще ничего… Ты скажи там всем, что я оригинал, ну и кончено… что я могу хорошо одеваться, да не хочу. Мало ли какие оригиналы бывают.
    Дульчин. Если ты находишь оригинальным ходить в засаленном фраке…
    Дергачев. Ну, оставь же, я тебя прошу.
    Дульчин (ложась на диван).Однако я не совсем хорошо себя чувствую.
    Дергачев. Что с тобой?
    Дульчин. Гадко спал сегодня.
    Дергачев. Отчего это?
    Дульчин. Все-таки, как хочешь, важный шаг, миллионное дело; да уж очень совестно перед Юлией.
    Дергачев. Ты в сентиментальном расположении.
    Дульчин. Как ни толкуй, как ни поворачивай дело, а ведь я поступил с ней жестоко. Да, сумел я устроить свою жизнь, что ни шаг, то подлость. Нет, довольно. Сколько мучений, сколько вот таких ночей! А тоска, братец!… Кончено! Давай руку.
    Дергачев. Зачем?
    Дульчин. Я, Лука, человек слабый, распущенный, вот мое несчастие. Мне непременно нужно торжественно поклясться перед кем-нибудь, дать честное слово, оно меня будет удерживать.
    Дергачев (подавая руку).Ну, изволь, на!
    Дульчин. Вот тебе честное, благородное слово, что это последняя низость в моей жизни. И я сдержу свое слово. Пора быть честным человеком.
    Дергачев. Да, уж это ни в каком случае не мешает.
    Дульчин. Да и гораздо покойнее для себя-то, ты пойми!
    Дергачев. Еще бы!
    Дульчин. Ну, что Юлия, как она?
    Дергачев. Ничего; задумалась, может быть плачет. Я ей сказал, что скоро она получит известие от тебя… Теперь тебе остается написать ей честное, откровенное письмо.
    Дульчин. Письмо написать недолго, но как избежать объяснений. А ведь это, я тебе скажу, такая неприятная история! Женские слезы для меня нож острый.
    Дергачев. Объяснения предоставь мне. На то и друзья, чтобы все неприятное сваливать на них. Ну, душенька, вставай, поедем.
    Дульчин. Рано еще. Кто ж ездит на вечер засветло.
    Дергачев. Если ты еще не скоро поедешь, так что ж моим лошадям стоять! Послушай, нет ли у тебя чего-нибудь мелочи, кучеру дать на чай? Пусть он съездит пока, чаю напьется.
    Дульчин. Какому кучеру? Откуда у тебя кучер?
    Дергачев. Ну, извозчик, разве это не все равно? Я к тебе в карете приехал.
    Дульчин. С какой стати? Друг мой, не вдавайся в роскошь, она ведет к погибели.
    Дергачев. Отчего же не позволить себе изредка. Все с тобой, все на чужой счет, точно приживалка. Ты сам по себе приедешь, а я сам по себе, больше тону.
    Входит Мардарий.
    Мардарий. Дама какая-то желает вас видеть.
    Дульчин (вставая с дивана).Незнакомая? Не Юлия Павловна?
    Мардарий. Никак нет-с.
    Дульчин. Проси сюда. (Дергачеву.)Убирайся!
    Мардарий уходит.
    Дергачев. Куда же мне?
    Дульчин. Куда хочешь.
    Дергачев. Мне бы только посмотреть, что это за дама такая.
    Дульчин. Ступай в залу, взгляни и останься там, и не смей сюда носу показывать.
    Дергачев уходит. Входит Ирина.
 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

 
    Дульчин, Ирина.
    Дульчин. Кого я вижу! Ирина Лавровна!
    Ирина. Ах, Вадим, ах!
    Дульчин. Какими судьбами? Я сейчас сам к вам собирался…
    Ирина. Нет, нет, Вадим, не надо.
    Дульчин. Как, что такое, что случилось?
    Ирина. Бежим.
    Дульчин. Куда?
    Ирина. Куда хочешь, только подальше от Москвы, подальше от людей.
    Дульчин. Чем же нам люди мешают? Зачем бежать?
    Ирина. Зачем? Ты спрашиваешь? Затем, чтобы утопать в блаженстве.
    Дульчин. Да утопать в блаженстве мы можем и здесь.
    Ирина. Ах, это такая проза, так обыкновенно, так пошло…
    Дульчин. Ваша правда, но зато блаженство будет прочнее, потому что с благословением родительским соединяются и другие блага, которые необходимы в жизни.
    Ирина. Но я, Вадим, боюсь.
    Дульчин. Чего, моя фея, чего?
    Ирина. Нас могут разлучить, есть препятствие…
    Дульчин. Я знаю, про какое препятствие ты говоришь… Я ожидал этого… Не бойся, она… то есть это препятствие, не помешает. Когда я желаю достигнуть цели, я знать не хочу никаких препятствий.
    Ирина. Какой высокий, благородный характер! Вот и у меня такой же: видишь, какая я смелая. Итак, Вадим, или бежать, или сейчас же венчаться; чтоб ничто не могло помешать нам.
    Дульчин. Сейчас нельзя, это так скоро не делается.
    Ирина. Как ты хочешь, но уж я тебя не оставлю, я готова на все.
    Дульчин. Как не оставишь? Что это значит?
    Ирина. Я к тебе совсем, я не уйду от тебя.
    Дульчин. Ирина, подумай!
    Ирина. Нет, нет; иначе бы я не была достойна тебя. Ты мой, и никто нас не разлучит. Вадим, ты искал страстной любви… счастливец, ты ее нашел! (Бросается на шею к Вадиму.)
    Звонок.
    Дульчин. Постой, погоди! Кто-то звонит. Войди на минуту вот сюда. (Провожает Ирину в боковую дверь и идет в залу.)
    Входит Салай Салтаныч.
 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 
    Дульчин, Салай Салтаныч.
    Дульчин. Салай Салтаныч, вот кстати.
    Салай Салтаныч. Я всегда кстати, мы не ходим некстати.
    Дульчин. Денег, Салай, денег! Давай больше!
    Салай Салтаныч. Зачем шутить! Шутить не надо.
    Дульчнн. Какие шутки? Я тебе серьезно говорю, мне нужны деньги.
    Салай Салтаныч. Кому не нужны? Всем нужны. И мне нужны. Заплати по векселю.
    Дульчин. По какому векселю? Ты, никак, с ума сошел. Ты обещал ждать, и сам же кредит предлагал. Ну, вчера, вчера, помнишь? Ты опомнился ли со вчерашнего-то?
    Салай Салтаныч. Вчера был день, – нынче другой; вчера было дело, – нынче другое.
    Дульчин. Белены, что ль, ты объелся?
    Салай Салтаныч. Я дома хороший шашлык ел, кахетинский пил, белены не кушал. Плати деньги!
    Дульчин. Да ты много кахетинского-то выпил?
    Салай Салтаныч. Самый мера, сколько надо. Мы много не пьем: бутылка-другой выпил, довольно. Зачем разговор? Плати деньги!
    Дульчин. Откуда я тебе возьму? Ты мои дела знаешь: мои деньги впереди, пока у меня только надежда.
    Салай Салтаныч. Твоя надежда – ничего! Никто грош не даст.
    Дульчин. Но ведь ты сам верил, ты сам меня жениться заставлял.
    Салай Салтаныч. Кто знал?… Он пустой человек, дрянь человек. Тебя обманул, меня обманул, всех обманул.
    Дульчин. Кто «он»? Кто обманул?
    Салай Салтаныч. Лавр Мироныч. Он фальшивый векселя делал.
    Дульчин. Фальшивый? Зачем?
    Салай Салтаныч. Дисконт отдавал, деньги брал.
    Дульчин. На чье же имя?
    Салай Салтаныч. Зачем далеко ходить? Дядя есть, Флор Федулыч. Чего долго думать?
    Дульчин. Ну, что ж Флор Федулыч? Да говори толком!
    Салай Салтаныч. Нынче узнал, нынче и деньги платил.
    Дульчин. Заплатил-таки?
    Салай Салтаныч. А не заплати, – Лавр Мироныч в Сибирь гуляй. А теперь мало-мало сидит в яме; дело знакомый, не привыкать.
    Дульчин. Да ты видел Флора Федулыча?
    Салай Салтаныч. Сейчас видел, в Троицком с ним сидел, долго говорил.
    Дульчин. А как же внучка, Ирина Лавровна?
    Салай Салтаныч. А внучка чем виновата? Ее дело сторона.
    Дульчин. Значит, его расположение к ней не изменилось?
    Салай Салтаныч. За что обижать?
    Дульчин. И приданое даст?
    Салай Салтаныч. Обижать не будет.
    Дульчин. Да сколько даст-то?
    Салай Салтаныч. Не обидит.
    Дульчин. Да говори! Ведь уж ты выспросил, вызнал все; разве ты утерпишь?
    Салай Салтаныч. Говорил, пять тысяч дам. Его слову верить можно, купец обстоятельный, как сказал, так и будет.
    Дульчин. Ты меня зарезал.
    Салай Салтаныч. Кто тебя резал? Сам себя резал. Деньги платить будешь?
    Дульчин. Разумеется, не буду; откуда я возьму?
    Салай Салтаныч. Так и знать будем. А мне что с тобой делать, скажи! Советуй, сделай милость.
    Дульчин. Мое дело было занимать, а уж получай с меня, как знаешь; это твое дело. Не мне тебя учить.
    Салай Салтаныч. И за то спасибо, прощай! (Уходит.)
    Вбегает Дергачев.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

 
    Дульчин, Дергачев.
    Дергачев. Я слышал, все слышал. Какое несчастие, какое ужасное несчастие, Вадим!
    Дульчин (хохочет).Миллионы-то как скоро растаяли.
    Дергачев. Значит, ехать незачем. Как же карета?…
    Дульчин. Какой урок, какой урок!
    Дергачев. Куда я денусь с каретой?
    Дульчин (не слушая).Но!! Падать духом не надо; еще не все потеряно. Юлия меня выручит.
    Дергачев. Разве отпустить карету да велеть завтра приехать за получением?
    Дульчин. Вот когда узнаёшь цену искренней любви.
    Дергачев. А потом опять «завтра», и так до бесконечности. Денег у меня нет, ведь я для тебя нанимал…
    Дульчин. К ней, сейчас же к ней! Ручки, ножки целовать. Лука, я тебе клялся, что больше не сделаю ни одной низости в жизни; я тебе повторяю эту клятву, торжественно повторяю. Ты ее помни.
    Дергачев. Да я ее помню… А как же мне с каретой-то?
    Дульчин. А мне что за дело? (Подойдя к боковой двери.)Ирина Лавровна!
    Ирина выходит.
 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

 
    Дульчин, Дергачев, Ирина.
    Дульчин. Ирина Лавровна, теперь я знаю препятствие, которое мешает нашему блаженству.
    Ирина. Вы знаете? (Кланяется Дергачеву.)
    Дульчин. И, к несчастию, оно так серьезно, что вам надо будет отправляться к родителю.
    Ирина. Что это значит, Вадим Григорьич?
    Дульчин. У меня сейчас был Салай Салтаныч; вы, вероятно, слышали хоть часть нашего разговора?
    Ирина. Я не имею обыкновения подслушивать.
    Дульчин. Он мне передал, какое несчастие случилось с вашим родителем.
    Ирина. Ну, так что же? Это до меня не касается.
    Дульчин. Нет-с, в таком положении оставлять родителя не следует; ваша обязанность – утешать его в горе.
    Ирина. Со мной шутить нельзя, Вадим Григорьич. Мне здесь лучше, чем дома, и я отсюда не выйду. Вы завлекли меня до того, что я прибежала в вашу квартиру, в квартиру молодого человека; для меня отсюда только один выход: под венец!
    Дульчин. Можно и под венец, только нет никакой надобности.
    Ирина. Как нет надобности?
    Дульчин. Решительно никакой! У вас приданого только пять тысяч, у меня ни копейки и пропасть долгу.
    Ирина. Где же ваше состояние?
    Дульчин. Было когда-то; но от него осталось одно только воспоминание, и уж я давным-давно гол как сокол и кругом в долгу. Но меня очень полюбили мои кредиторы и не захотели ни за что расстаться со мной. Они меня ссужали постоянно деньгами, на которые я и жил по-барски, но ссужали не даром. За меня вдвое, втрое заплатила им одна бедная женщина. То есть она была богата, а мы ее сделали бедной. Теперь она ограблена, и кредиту больше нет. На днях меня посадят в яму, а по выходе из ямы мне предстоит одно занятие: по погребам венгерские танцы танцевать за двугривенный в вечер: «Чибиряк, чибиряк, чибиряшечки!…»
    Ирина. Ах, какая гадость!
    Дульчин. «С голубыми ты глазами, моя душечка!» Угодно вам идти со мною под венец?
    Ирина. Я думала, что вы очень богаты.
    Дульчин. И я думал, что вы очень богаты.
    Ирина. Как я ошиблась.
    Дульчин. И я ошибся.
    Ирина. Но как же вы говорили, что вы ищете страстной любви.
    Дульчин. Отчего же мне не говорить?
    Ирина. Но как вы смели обращаться с такими словами к девушке?
    Дульчин. Однако вы слушали мои слова очень благосклонно…
    Ирина. Но какое вы имели право желать страстной любви?
    Дульчин. Всякий смертный имеет право желать страстной любви.
    Ирина. Скажите пожалуйста! Человек, ничего не имеющий, требует какой-то бешеной, африканской страсти. Да после этого всякий приказчик, всякий ничтожный человек… Нет, уж это извините-с. Только люди с большим состоянием могут позволять себе такие фантазии, а у вас ничего нет, и я вас презираю.
    Дульчин. На ваше презрение я желал бы вам ответить самой страстной любовью, но… что вы сказали о мужчинах, то же следует сказать и о женщинах: на страстную любовь имеют право только женщины с большим состоянием.
    Ирина. Вы невежа, и больше ничего.
    Дульчин. Что вы сердитесь? Оба мы ошибались одинаково, и нам друг на друга претендовать нельзя. Мы люди с возвышенными чувствами и, чтобы удивлять мир своим благородством, нам недостает пустяков – презренного металла. Так ведь это не порок, а только несчастие. И потому дайте руку и расстанемся друзьями.
    Ирина. Конечно, и я тоже виновата. (Подает руку.)
    Дульчин. Ну, вот! Зачем ссориться? Жизнь велика, мы можем встретиться при других, более благоприятных обстоятельствах.
    Ирина. Ах, кабы это случилось!
    Дульчин. И непременно случится, я в свою звезду верю: такие люди, как я, не пропадают. А теперь садитесь в карету и поезжайте домой. (Дергачеву.)Бедный друг мой, проводи Ирину Лавровну. Вот и для твоей кареты работа нашлась. (Почтительно целует руку Ирины.)
    Ирина уходит под руку с Дергачевым.
 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

 
    Дульчин (один).
    Дульчин. Я даже рад, что дело так кончилось, на совести покойнее. Да и по русской пословице: «Старый друг лучше новых двух». Она хоть и говорит, что больше у нее денег нет, да как-то плохо верится: поглядишь, и найдется. Оно точно, я просил последней жертвы, да ведь это только так говорится. Последних может быть много, да еще несколько уж самых последних.
    Входит Глафира Фирсовна.
 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

 
    Дульчин, Глафира Фирсовна.
    Дульчин. Глафира Фирсовна, очень рад вас видеть.
    Глафира Фирсовна. Хоть бы ты и не рад, да нечего делать, я по должности с обыском пришла. (Осматривает комнату.)
    Дульчин. От кого, Глафира Фирсовна, по какому полномочию?
    Глафира Фирсовна. Пропажа у нас, вот и послали меня сыщиком. Да ты говори прямо: у тебя, что ли!
    Дульчин. Что за пропажа, чего вы ищете?
    Глафира Фирсовна. Вещь не маленькая и не дешевая. Уголовное, брат, дело: живой человек пропал – Ирина Лавровна сбежала.
    Дульчин. Так почему же вы у меня ее ищете?
    Глафира Фирсовна. Где ж искать-то? ей больше деваться некуда. Явное подозрение на тебя. Она нынче утром толковала: убегу да убегу к нему, жить без него не могу.
    Дульчин. Ошиблись вы в расчете, Глафира Фирсовна, хитрость ваша не удалась. Не вы ли ее и отправили ко мне, чтобы потом захватить с поличным и заставить меня жениться.
    Глафира Фирсовна. А мне-то какая корысть, женишься ты или нет?
    Дульчин. Много ли приданого-то за Ириной Лавровной?
    Глафира Фирсовна. Али уж вести дошли?
    Дульчин. Миллионы-то ваши где?
    Глафира Фирсовна. Было, да сплыло. Разве я виновата? Ишь ты, отец-то у нее какой круговой! Дедушка было к ней со всем расположением… А его расположение как ты ценишь? Меньше миллиона никак нельзя. Теперь на племянников так рассердился – беда! «Никому, говорит, денег не дам, сам женюсь!» Вот ты и поди с ним! И ты хорош: тебе только, видно, деньги нужны, а душу ты ни во что считаешь. А ты души ищи, а не денег! Деньги – прах, вот что я тебе говорю. Я старый человек, понимающий, ты меня послушай.
    Дульчин. И я человек понимающий, Глафира Фирсовна; я знаю, что душа дороже денег. Я такую душу нашел, не беспокойтесь!
    Глафира Фирсовна. Нашел, так и слава богу.
    Дульчин. Я – счастливец, Глафира Фирсовна: меня любит редкая женщина, только я ее ценить не умел. Но после таких уроков я ее оценил; я ее люблю так, как никогда не любил.
    Глафира Фирсовна. Где же ты такую редкость обрящил?…
    Дульчин. Эта женщина – Юлия Павловна Тугина.
    Глафира Фирсовна. А ты думаешь, я не знала? Вот новость сказал. Да, добрая, хорошая была женщина.
    Дульчин. Как «была»? Она и теперь есть!
    Глафира Фирсовна. Да, есть; поди, посмотри, как она есть. Эх, голубчик, уходил ты ее…
    Дульчин. Что такое? Что вы говорите? «Уходил»! Что значит «уходил»? Я вас не понимаю.
    Глафира Фирсовна. Померла, брат.
    Дульчин. Вот вздор какой! Что вы сочиняете, она вчера была и жива, и здорова.
    Глафира Фирсовна. Утром была здорова, а к вечеру померла.
    Дульчин. Да пустяки, быть не может.
    Глафира Фирсовна. Да что ж мудреного! Разве долго помереть! Оборвется нутро, жила какая-нибудь лопнет, вот и конец.
    Дульчин. Не верю я вам; с чего вдруг здоровый человек умрет? Нужно очень сильное нравственное потрясение или испуг.
    Глафира Фирсовна. И все это было: заехал Лавр Мироныч, завез приглашение на бал и вечерний стол по случаю помолвки Ирины Лавровны с Вадимом Григорьичем Дульчиным, оборвалось сердце, и конец.
    Дульчин. Да неужели? Умоляю вас, говорите правду.
    Глафира Фирсовна. Какой еще тебе правды? Ошиб обморок, приведут в чувство, опять обморок. Был доктор, говорит: коли дело так пойдет, так ей не жить. Вечером поздно я была у ней, лежит, как мертвая; опомнится, опомнится да опять глаза заведет. Сидим мы с Михевной в другой комнате, говорим шепотом, вдруг она легонько крикнула. Поди, говорю, Михевна, проведай! Вернулась Михевна в слезах; «надо быть, говорит, отходит». С тем я и ушла.