— Давайте говорить на деловом языке, — сказал Флаухер. — Вы едете домой?
   — Нет, — отрезал Паттерсон. — Я еду в Сочи.
   Он не мог сдержать своего раздражения, наклонился и сдул пепел со стола.
   — А вам известно, мистер Паттерсон, — спросил Флаухер, — что ваше Объединение мыловаренной промышленности всего лишь дочернее предприятие Химической корпорации?
   — Да, это мне известно, мистер Флаухер. Но к чему вы мне это говорите?
   — А вам известно, что Химическая корпорация заинтересована в доставке чемодана мистера Харборо? — спросил Флаухер, не затрудняя себя ответом на вопрос Паттерсона.
   — Нет, это мне неизвестно, — сказал Паттерсон. Он уже не выглядел ни строгим, ни важным.
   — А вам известно, мистер Паттерсон, что стоит президенту Химической корпорации дунуть, и ваше объединение лопнет, как мыльный пузырь?
   — Да, конечно, если…
   — А известно ли вам, мистер Паттерсон, кому принадлежит контрольный пакет акций Химической корпорации? — Флаухер повысил голос. — Мне! Мне! — повторил он. — Я сотрудничаю с нашей химической промышленностью без малого двадцать лет, и сейчас я владею этой промышленностью. Вам понятно это? Стоит мне дать указание президенту корпорации, и ваше объединение исчезнет с лица земли…
   Паттерсон побледнел, он ничего не сказал, вздрагивала только его верхняя губа, и от этого дрожали острые кончики его седых усов.
   Флаухер откинулся на спинку кресла.
   — Все мы хотим есть, — примирительно сказал он. — Но большие проглатывают маленьких, а не наоборот. Не так уж трудно скомпрометировать ваш порошок, и ни одна хозяйка не будет покупать “Майское утро”. Но мы можем сделать и большее. Мы заставим лопнуть банк, вкладчиком которого вы состоите. Ваша отставка еще полбеды, но ваш сын не окончит колледжа, а дочери придется изучать стенографию. Вы не сможете купить для себя куска своего “Командора”…
   Флаухер улыбнулся своей шутке. Но Паттерсону было не до смеха. Он богатый человек. Обеспеченный человек. Самостоятельный человек. В конце концов, мистер Нобл мог помешать его политической деятельности, но лишить Паттерсона состояния не в его си­лах. Но что можно сделать, если Химическая корпорация захочет стереть его с лица земли…
   Флаухер улыбался. Он раскрыл перед собеседником портсигар.
   — Закуривайте, мистер Паттерсон. И сегодня же отправьте телеграмму о выезде.
   Паттерсон не осмелился отказаться от скверной немецкой сигары, которую сам он постеснялся бы предложить лакею.
   — Хорошо, — промолвил он и поперхнулся.
   Мистер Паттерсон не умел быстро соображать, но тут как-то сразу его осенила идея, и он снова попытался сыграть отбой.
   — Хорошо, — повторил он. — Но…
   Флаухер строго вскинул глаза на собеседника.
   — Что еще, мистер Паттерсон?
   — Конечно, я могу рассчитывать на любезность со стороны таможенной службы, но если все-таки захотят произвести осмотр чемодана?
   — Гм… — Флаухер задумался. — Вы правы. Багаж должно везти лицо, обладающее дипломатической неприкосновенностью. Хорошо! Мы найдем дипломата, который вылетит вместе с вами. У меня есть такой. Он будет, так сказать, владельцем чемодана де-юре, а де-факто чемодан будет ваш. Впрочем, перелетев границу, вы можете послать своего дипломата ко всем чертям!
   — А кто этот дипломат?
   — Не все ли равно? Разумеется, это не представитель вашей страны, ее престиж мы не потревожим. С вами поедет пресс-атташе одного экзотического государства.
   Паттерсон облегченно вздохнул.
   — Значит, на меня возлагаются функции наблюдателя…
   Флаухер поморщился.
   — Вы упорно не хотите меня понять. Багаж повезете вы… Вы, мистер Паттерсон! А дипломат будет при вас… — Флаухер подавил раздражение, — этикеткой, ширмой, декорацией. Называйте его как хотите! Но помните — будущее вашей фирмы зависит от того, насколько удачно выполните вы это поручение.
   — Я понимаю, — пролепетал Паттерсон.
   Флаухер встал и, улыбаясь, протянул ему руку.
   — Вы слишком политик, мистер Паттерсон, вы не умеете мыслить экономическими категориями, — с легким осуждением сказал он и вдруг перешел почти на шепот: — Мне нужна война, а не сосуществование… — И тут же поправился: — Холодная война. Это деньги, мистер Паттерсон, большие деньги. А что касается горячей, пусть она будет после нас. Умереть я хотел бы в своей постели. И не провожайте меня…
   Флаухер вернулся в гостиницу. В коридоре ему попался тот самый корреспондент, который утром брал у него интервью. Они поздоровались как старые знакомые.
   — Как самочувствие, мистер Флаухер? — осведомился корреспондент.
   — Превосходно, — ответил Флаухер. — Ездил в посольство. Еле добился свидания с господином Паттерсоном. Он собирается домой и не мог уделить мне много времени. Если хотите что-нибудь с ним послать, торопитесь…
   Барнс бросился к телефону.
   — Хэлло, Билл! — закричал он в трубку. — Все в порядке. Старик собирается домой. Спеши!

Глава тринадцатая
Просьба, требование, каприз

   — Итак, заставим Королева работать на нас, ведь он “наш сотрудник”! — пошутил Пронин. — Пусть расплачивается за свою дерзость.
   Пронин еще раз уточнил с Ткачевым план действий и попросил вызвать Лену Ковригину.
   Она не заставила себя ждать.
   — Нашли маму? — обрадованно спросила она.
   — Пока еще нет, — огорчил ее Пронин. — Но мы хотим этого не меньше вас. Помните, вы обещали помочь нам?
   — Конечно, — сказала Леночка. — Вы можете полностью располагать мною.
   — Я не ждал от вас другого ответа. — Пронин улыбнулся. — На несколько дней станете чекисткой. — Он повернулся к Ткачеву. — Вот вам еще одна помощница, Григорий Кузьмич. — И снова, обращаясь к Леночке, попросил: — А теперь скажите: Королев аккуратно звонит?
   — Каждый день.
   — Встреч больше не назначал?
   — Нет.
   — Так слушайте. До сих пор он играл с вами в “кошки-мышки”. Причем мышкой были вы. Вы продолжите игру, но на этот раз будете кошкой. Королев уверен, что все еще держит вас в руках. Он не подозревает, что находится под наблюдением. Не подозревает, что нам известна тайна “смерти” профессора Ковригиной… Вам надо встретиться с Королевым и заставить его указать место, где скрывают вашу маму.
   Леночка хотела было спросить, как же это она сможет заставить Королева, но Пронин остановил ее движением руки.
   — Елена Викторовна, выдержка для чекиста — первое качество.
   — Извините, — сконфуженно пробормотала Леночка.
   — Так вот. Мы тут с Григорием Кузьмичом кое-что придумали. Как только Королев позвонит, потребуйте от него свидания. Во что бы то ни стало! Припугните его. Скажите, что вас зачем-то снова приглашает следователь, который вызывал вас, чтобы опознать труп. Что вы обязательно должны с ним, с Королевым, посоветоваться.
   Пронин испытующе посмотрел на Леночку.
   — Сумеете? Вы участвовали в художественной самодеятельности? Играли на сцене? Разговаривайте взволнованно, возбужденно. В меру, конечно. Скажите, что вам больше не с кем советоваться. Пусть почувствует, что верите вы ему по-прежнему… Он звонил сегодня?
   — Еще нет. Обычно он звонит к вечеру.
   — И встретиться надо сегодня. Даже обязательно сегодня. Обстановка заставляет торопиться. Помните, в ваших руках спасение матери. Вы должны встретиться с ним сегодня. Вечером. В кафе или там, где он предложит. Устройте ему скандал. Изобразите сумасбродную девушку. Скажите, что не можете больше без мамы. Хотите ее видеть. Во что бы то ни стало — вам снятся дурные сны. У вас плохие предчувствия…
   — Но если мама так была им нужна, — неуверенно произнесла Леночка, — и если они так ее запрятали…
   — Не откажется ли Королев выполнить вашу просьбу? — договорил за нее Пронин и подтвердил: — Да, откажется. Примется врать и наврет с три короба. Но вы проявите настойчивость. Капризную, глупую настойчивость. Вы не согласитесь с его разумными доводами. Вы решительно заявите, что хоть на минутку, но должны видеть маму, и если он не может устроить свидание, вы отправитесь к нам — прямо назовите ему наше учреждение — и обратитесь к его, мол, Королева, начальству и добьетесь свидания. Будьте уверены, вашего визита к нам он не допустит.
   — Но они сделают что-нибудь с мамой!
   — Не сделают, они же не знают, что за вами стоим мы.
   — А если он все-таки откажет?
   — Не откажет. При такой ситуации отказ для него равносилен самоубийству. Ни на йоту не отступайте от своего требования. Откажет? А вы заявите, что сразу идете к нам. Или свидание, пусть вам хоть издалека покажут маму, или вы обойдете всех генералов, а своего добьетесь. И категорически требуйте, чтобы встреча с мамой состоялась завтра же! Не соглашайтесь ни на какие отсрочки. Пусть это будет самое идиотское упрямство, но проявите его. Завтра — и никаких! Вы видели нехороший сон. Щемит сердце. Вынь да по-ложь…
   Он внимательно посмотрел на Леночку.
   — Поняли?
   — Поняла, — сказала она.
   — Заставите прийти на свидание?
   — Заставлю!
   Пронин указал Ткачеву на Леночку.
   — Слышите, Григорий Кузьмич, до чего самонадеянна молодежь?
   Он укоризненно покачал головой.
   — Не думайте, что это будет легко. Он профессионал, а вы любительница. Надо всю себя мобилизовать! Ведите себя так, как ведут себя настоящие люди на пожаре, при взрыве бомбы или спасая утопающих. Раздумывать некогда, а терять голову нельзя. Быстрота и полное самообладание.
   — Ясно, — сказала Леночка.
   — После встречи — сразу домой. К вам зайдет Григорий Кузьмич, и вы ему обо всем доложите. А на следующий день отправитесь с Королевым туда, куда он вас повезет. Не бойтесь, мы будем поблизости.
   — А я и не боюсь, — сказала Леночка.
   — Все поняли? — еще раз спросил Пронин.
   — Все, — сказала Леночка.
   — Тогда идите, желаю успеха, до свидания!
   Но едва лишь закрылась за девушкой дверь, как Пронин сразу нахмурился, и на лице его появилось выражение озабоченности.
   — Ну как? — спросил он.
   — По-моему, все правильно, — согласился Ткачев.
   — И по-моему, правильно! А на душе неспокойно. Ей говорю, чтобы не боялась, а сам за нее боюсь… Теперь, Григорий Кузьмич, не спускайте с нее глаз. Теперь эта девушка стала для всей этой мрази опасной. Запомните: вы за нее отвечаете головой!
   Тем временем Леночка спешила домой, она боялась пропустить звонок Королева.
   Павлик, конечно, был уже у нее.
   — Никто не звонил? — осведомилась она.
   — При мне никто, — доложил Павлик.
   — Мне должны звонить по очень важному делу, — торопливо объяснила она. — Не хочу тебя выпроваживать, но не вздумай как-либо реагировать на разговор, веди себя так, точно тебя нет…
   Королев, как всегда, позвонил с наступлением су­мерек.
   — Елена Викторовна? Здравствуйте. Привет от вашей мамы, чувствует она себя хорошо…
   Но Леночка прервала его на полуслове.
   — Вы нужны мне, Василий Петрович, — торопливо сказала она. — Мне необходимо вас видеть.
   — Я сегодня занят.
   — Но мне необходимо. Мне звонил следователь, он зачем-то вызывает меня.
   — Какой следователь? — уже другим тоном спросил Королев.
   — Как “какой”? Из прокуратуры. Который вызывал меня для опознания.
   Должно быть, Королев облегченно вздохнул.
   — А! Этот! Вы напрасно беспокоитесь, какие-нибудь формальности. Говорите то же, что и в прошлый раз.
   — Но мне необходимо вас видеть, иначе у вас могут быть неприятности, — настойчиво повторила Леночка.
   В голосе Королева прозвучало беспокойство:
   — Что-нибудь случилось?
   — Да, — сказала Леночка.
   — Хорошо. Приезжайте на Арбат. Встретимся у метро.
   Он положил трубку.
   — Я пойду с тобой, — предложил Павлик, напряженно слушавший разговор. — Мне не хочется, чтобы ты шла одна. На некотором расстоянии…
   — Глупости! — воскликнула Леночка. — Это совершенно не нужно…
   Она так и не разрешила ему следовать за собой. Королев встретил Леночку у выхода из метро.
   — Ну? Что случилось? — озабоченно спросил он здесь же, на улице, не пригласив ее против обыкновения в кафе.
   — Я просто не могу больше, — с места в карьер заявила Леночка. — Я должна видеть маму. Я видела нехороший сон. На меня прыгают две лягушки, а вокруг идет дождь. Вы понимаете, лягушки!
   — Какие лягушки? — с раздражением спросил Ко­ролев. — При чем тут лягушки?
   — А разве вы не знаете, что видеть во сне лягушек — к несчастью? — объяснила Леночка. — Обязательно будут неприятности.
   “Русские — суеверный народ, — подумал Королев. — Хотя у них ликвидирована неграмотность и они стали гораздо культурнее, но они нескоро еще избавятся от своих предрассудков. Эта девушка — студентка, а вот попробуй убеди ее, что лягушки — просто пустяки…”
   Он так и сказал ей, что лягушки — пустяки.
   — Возможно, — согласилась Леночка. — Но я все равно не могу. Вы знаете, что я придумала?
   Королев неодобрительно на нее посмотрел.
   — Ну?
   — Я пойду завтра к кому-нибудь из ваших генералов, — победоносно сказала она.
   — Каких генералов? Что вам взбрело в голову?
   — Я понимаю, вы всего-навсего капитан, — продолжала Леночка. — Вы не можете нарушить приказание. Я пойду завтра к вам в учреждение и добьюсь разрешения увидеться с мамой!
   — Вы с ума сошли! — воскликнул Королев. — Вам все равно этого не разрешат!
   — А я всех обойду, — упрямо заявила Леночка. –Начну с вашего начальника и обойду всех. Вы скажете мне его фамилию?
   — И не подумаю. Я не имею права.
   — И не надо. Я буду действовать официально. Так и скажу, что нужен начальник капитана Королева. Василия Королева! Думаете, не скажут?
   — Ваша мама через неделю будет дома, — попытался убедить ее Королев. — Имейте терпение.
   — А я не могу. Говорю вам, что видела лягушек.
   — Глупости! Я вам просто запрещаю настаивать на свидании!
   — А я не подчинюсь. Я сегодня хотела идти, но я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Просто я вас предупреждаю. Завтра с утра отправлюсь к вам. Можете встретить меня у подъезда. Хотите пари, что получу разрешение?
   Надо думать, Королев чувствовал себя во время этого разговора не слишком хорошо. Забыв об осторожности, он громко уговаривал Леночку потерпеть еще неделю, ну еще три дня, а сам смотрел на нее ледяными глазами, и Леночка догадывалась о его пережива­ниях.
   — Если вы такой злой, что не хотите устроить свидания с мамой или хотя бы дать мне на нее издалека посмотреть, не надо, — запальчиво тараторила она. — Вы еще не знаете, какая я упрямая. Если что мне втемяшилось, я своего добьюсь. Завтра с утра я у вас…
   Теперь, когда остались считанные дни, когда все должно завершиться удачей, своим упрямством эта девица могла сорвать всю операцию!
   — Хорошо, я устрою свидание, — недовольно сказал Королев. — Никуда не надо ходить. Сегодня что — вторник? В субботу или в воскресенье вы увидите свою маму…
   — Нет, — перебила его Леночка. — Завтра!
   — Завтра невозможно. Не глупите.
   — А если невозможно, я сама завтра добьюсь разрешения!
   — Вы комсомолка, вы должны быть дисциплинированны.
   — На этот раз я не хочу быть дисциплинированной!
   — Это же просто упрямство!
   — Пусть! Василий Петрович, миленький! Вы только покажите ее! Хоть издали!
   — Слишком требовательно высказываете вы свои просьбы.
   — А это не просьба, — заметила Леночка. — Это и есть требование.
   — Это не требование, а каприз!
   — Пусть каприз, но или вы устроите мне завтра свидание, или я пойду к вашему начальнику.
   — Хорошо. Завтра к вечеру…
   — Нет, — перебила Леночка. — В двенадцать дня. Если опоздаете хоть на минуту, я иду к вам на службу.
   — Ну хорошо, — ледяным голосом оборвал ее Ко­ролев. — Идемте, я провожу вас.
   — Не надо, не изменяйте себе, — ласково улыбаясь, отказалась Леночка. — Вы же меня никогда не провожаете. Жду завтра, в двенадцать, и помните: я упряма…
   Они расстались. Как и было велено, она отправилась прямо домой, а Королев-Джергер кинулся к телефону-автомату…
   Харбери не отвечал. Никто у него не отвечал. Варне тоже не отвечал.
   Джергер чувствовал себя как затравленный волк.
   Положение создавалось прямо-таки безвыходное. Эта дура загнала его сегодня в тупик. Все время была рассудительна и послушна — и сорвалась! Женщина остается женщиной, особенно если она полна предрас­судков…
   Надо что-то предпринимать. Он позвонил еще раз. Ни Харбери, ни Барнса. Дьявол знает где они шляются!
   Тогда Джергер прямиком отправился в гостиницу “Москва”. Плевать он хотел на опасность!
   543!
   Джергер энергично постучал в дверь. За дверью послышалось какое-то движение. Он постучал громче…
   Остались считанные часы, надо действовать напро­лом. Или пан, или пропал!
   Замок щелкнул, дверь слегка приоткрылась, из-за нее показалась недовольная физиономия Барнса.
   — Ах, это вы…
   Он не назвал Джергера по имени!
   Джергер дернул дверь и, не обращая внимания на Барнса, влетел в номер.
   Поджав под себя ноги, на диване сидела пышная блондинка, на столе стояли бутылки с вином.
   Вот почему эта жирная свинья не отвечала на телефонные звонки! Нашел время развлекаться…
   Джергер за рукав потянул Барнса в спальню.
   — Отправьте эту девку к черту. Вызывайте Харбери, я горю! Немедленно ее уберите…
   Барнс вернулся в гостиную.
   — Извините. — услышал Джергер неуверенный скрипучий голос, похожий на голос чревовещателя. — Это мой приятель. Его бросила жена, и он не может видеть ни одной женщины. Я позвоню вам, но сейчас лучше уйти. Он пьян, и я не поручусь…
   Джергер слышал, как блондинка собралась уходить. Она что-то спрашивала шепотом, а Барнс скрипучим своим голосом продолжал нести какую-то чушь о ревнивых мужьях. Наконец она ушла.
   Тогда Барнс принялся по телефону разыскивать Харбери. Это оказалось совсем не просто, но в конце концов он нашел его.
   — Приходите, Билл, приходите! — начал он его заклинать. — Не вскоре, а немедленно. Вы понимаете — немедленно!
   Они едва дождались Харбери.
   — Какого черта… — начал было тот и замолчал, увидев Джергера.
   Он приблизился к нему и заговорил раздраженным голосом:
   — Вы сошли с ума! Какие гарантии, что за мной не следят? Если вас нащупают, нам несдобровать!
   — Мне так и так несдобровать, — мрачно произнес Джергер. — Со мной только что виделась младшая Ковригина.
   — По-моему, она видится с вами не так уж редко. Почему сегодня это произвело на вас такое впечатление?
   — Требует свидания с матерью.
   — А вы отложите.
   — Если завтра в полдень я не отвезу ее к матери, она отправится ко мне на службу… Вы понимаете — куда?
   — Отложите. На день!
   — Не соглашается.
   — Паттерсон летит послезавтра!
   — Ах, черт!..
   — Послезавтра вы возьмете “Волгу” Барнса и отвезете ее куда захотите.
   Барнс подал свой голос:
   — А если его задержат?
   — Скажете — угнал.
   — Так и поверят…
   — Пусть не верят! Доказательств не будет, что вы давали машину!
   — Но мне тогда тоже придется убраться из России!
   — И уберетесь.
   — Ладно, — сказал Джергер. — Все это — послезавтра. А если она пойдет завтра…
   — Устройте, чтобы не пошла.
   — Она ссылается на лягушек!
   — Каких лягушек? Вы сошли с ума, Робби!
   — Она видела сон и требует свиданья.
   — Задержите на один день!
   — А если ее убрать завтра?
   — Боже упаси! Начнут искать… А послезавтра делайте что хотите. В течение нескольких часов никто не спохватится. Старик улетит, и все будет в порядке.
   — А как улечу я?
   — Поможем.
   — А как я получу послезавтра машину?
   — Здесь, у автозаправочной станции, на площади Свердлова, — сказал Барнс. — Я подъеду и отойду, а вы садитесь — и в путь. Если все будет благополучно, бросьте машину в любом месте, меня известят…
   Джергер опять ушел первым. В коридоре было пусто. Он стремглав слетел по лестнице, выбежал на улицу, свернул за угол, вошел в вестибюль метро, юркнул в телефонную будку. Осмотрелся через стекло. Как будто никто за ним не следил. Набрал номер Коври­гиных.
   — Елена Викторовна?
   — Да.
   — Королев. Мы поедем к вашей маме послезавтра.
   Он говорил твердо, решительно, уверенно.
   — Я же сказала, что завтра…
   Он рискнул.
   — Да, но я выяснил. Можно только послезавтра. Если это вас не устраивает, идите куда угодно и жалуйтесь, вам все равно не разрешат.
   Тон его был совершенно категоричен.
   Леночка испугалась: а вдруг он сбежит? Ну не завтра, так послезавтра станет известно, где находится Мария Сергеевна…
   — Хорошо, — согласилась она. — День потерплю. А послезавтра когда и где?
   — Я заеду за вами, — сказал Королев. — В двенадцать. Как условились. Перед выездом позвоню.
   — Спасибо, — сказала Леночка. — Жду. Ткачев позвонил совсем поздно.
   — Не разбудил? Виделись? Буду у вас через десять минут…
   Он вошел подтянутый, очень официальный, извинился за позднее появление.
   Леночка рассказала о встрече. Ткачев слушал и одобрительно кивал. Потом сказала о звонке Королева…
   — И вы согласились?! — воскликнул Ткачев.
   — Он чуть совсем не отказался, — сказала Леночка в оправдание.
   — Эх!.. — вздохнул Ткачев. — Надо было делать так, как сказал Иван Николаевич.
   Он помрачнел. Леночка поняла, что совершила ошибку.
   — Значит, послезавтра? — уточнил Ткачев. — В двенадцать? Ну что ж, если появится, поезжайте. Не бойтесь, мы будем рядом.
   Пронину он позвонил уже из дому.
   — Простите, Иван Николаевич, разбудил? — извинился Ткачев. — Не мог удержаться. Только что от Ковригиной.
   — Виделась?
   — Виделась.
   — Ну и как? Добилась чего-нибудь?
   Ткачев замялся.
   — Не совсем. В общем, поездка назначена на послезавтра.
   — Как на послезавтра? — Он помолчал. — Да вы знаете, что послезавтра улетает Паттерсон?
   — Знаю, — сказал Ткачев. — А вы связываете одно с другим?
   — Не знаю, — признался Пронин. — Но возможно все.
   — А Королев не удерет? — предположил Ткачев.
   — Не знаю…
   — А что же делать?
   — Ничего не поделаешь, будем ждать послезавтра, — сказал Пронин. — Но с Леночки не спускайте глаз.

Глава четырнадцатая
Мышка прячется в норку

   Первые пешеходы еще только шли по московским улицам, еще не везде закончили уборку дворники, еще полупустыми катились автобусы и троллейбусы, а Тка­чев уже сидел в кабинете Пронина, и они в последний раз обсуждали подробности задуманной операции.
   — Все готово?
   — Как будто все, Иван Николаевич. Одно смущает, а ну как Королев не явится?
   — Явится, — с уверенностью возразил Пронин. — Как пить дать явится. Поверьте мне. Судя по напряженности, какая чувствуется во всех этих людях, они что-то затеяли.
   — А что именно, Иван Николаевич? — тоже не в первый раз задал Ткачев вопрос, который мучил в эти дни их обоих. — Неужели все-таки решили увезти Ковригину?
   — Все может статься, Григорий Кузьмич, — ответил Пронин. — Поживем — увидим.
   Они склонились над картой города.
   — Вот дом, где живет Ковригина, — указал Ткачев. — Куда только Королев отсюда ее повезет?
   — За город, — уверенно предсказал Пронин. — В городе они связаны по рукам и ногам.
   Пронин бросил взгляд за окно.
   — Вам везет, Григорий Кузьмич. День будет жаркий, на небе ни облачка, самое время для прогулки.
   На небе и вправду не было ни облачка; голубое, большое, просторное, оно точно приглашало за город, на траву, на воду, в леса и луга.
   — Прогулка не очень-то увеселительная, но приятно, что нет дождя.
   — А подготовлено все? — еще раз осведомился Про­нин, который никогда не уставал повторять этот вопрос своим помощникам. — Люди, машины, посты?
   — Как будто все.
   Это был ответ в манере Ткачева, он всегда говорил с оговорками, не скажет “все”, а обязательно “как будто бы все”… Он был осторожный человек, но его “как будто” значило больше, чем у иных людей решительное утверждение.
   — А вы осторожны, Григорий Кузьмич, — заметил Пронин. — Неужто нет уверенности в исходе?
   Ткачев хмыкнул.
   — Уверенность есть, исход только неизвестен.
   Пронин прошелся по комнате, его мучила все та же мысль.
   Он сел на диван и нервно потер руки.
   — Последние минуты перед операцией, — проговорил он. — Будет ли вести себя Королев так, как мы это предвидим? Испугается ли за свою шкуру? Ведь наши расчеты, Григорий Кузьмич, основаны на том, что мы знаем своих противников лучше, чем они знают нас…
   Он опять встал и по диагонали зашагал из угла в угол: ему не удалось скрыть овладевшее им нервное напряжение.
   — Последнее напутствие, — обратился он к Ткачеву. — Не торопитесь обнаружить себя, но и не надо слишком долго скрываться. Как только выедете за город, сразу дайте ему понять, что его преследуют. Он не тронет Леночку, если будет знать, что за ним наблюдают, побоится. Все время висите у него на колесе. Если я не последний идиот, руки вверх он не поднимет и в поисках спасения приведет нас к своим сообщникам.
   Пронин остановился против Ткачева и в упор спросил:
   — Так или не так, Григорий Кузьмич?
   — Как будто так, Иван Николаевич.
   — А за Леночкой приглядывайте все время, — напомнил Пронин.
   Ткачев улыбнулся.
   — Чему вы улыбаетесь?
   — Мы-то приглядываем, но там и помимо нас охрана!
   — Что еще за охрана? Ткачев засмеялся.
   — Доктор Успенский. Позавчера он шел за Еленой Викторовной до кафе, а потом стоял на посту возле дома, пока в ее окнах не погас свет.