Страница:
Хотя, если разобраться, то и это сейчас рабочих в цехе мало интересует. Потому что зарплата рабочих в цехах никакого отношения к их выработке не имеет. Сколько начальство захочет, столько они и получат. И платят рабочим, в основном, не за их работу, а за их возможность сделать эту работу. То есть, за то, что они есть на заводе и еще не ушли. И при необходимости смогут сделать то, что надо будет сделать для завода. А откуда хозяева завода, или нынешнего ОАО, берут деньги на их зарплату – кто его знает? Тайна сия велика есть. Они – хозяева. А хозяин – всегда барин. А барину законы не писаны. Во всяком случае, нынешнему, "новорусскому" барину. Ведь законы не для тех, кто их издает. Как захотят, так и сделают. Никто им сейчас не указ. Ни партком, ни ЦК, ни Министерство. И никто не проверяет их экономику. Это раньше, в Советское время, был строгий учет всех затрат на выпускаемую продукцию и существовал фонд зарплаты для всех работающих на предприятии, который можно было увеличить только лишь за счет увеличения выпуска продукции или же за счет снижения затрат. Другого пути тогда не было. А сейчас? Сейчас хозяева ведут себя так и проворачивают свои дела и делишки так, что никакая экономическая наука у них ничего ни обосновать, ни объяснить не сможет.
А тогда, спрашивается, для чего сейчас на современных действующих заводах и предприятиях нужны все эти бесчисленные инженерные службы? Всякие там конструкторы, технологи, нормировщики и т.д. и т.п., вся эта армия дармоедов, сидящих на шее у современных предпринимателей, эта отрыжка Советской производственной системы, направленной на ликвидацию безработицы в стране. Пусть по чуть, пусть по немножко, но заняты в стране должны быть все. А сейчас они зачем? Их время ушло. Можно спокойно теперь обойтись и без них. Ведь нынешний заказчик приходит на завод уже со своей конструкторской документацией. У него уже есть чертежи. Где он их взял – это другой вопрос.Нас он не интересует. Но чаще всего у "инженийренговых" фирм. Их сейчас много развелось. Делают конструкторскую документацию по индивидуальным заказам. И – пусть!. Нам какое до этого дело? Нас интересуют чертежи. И чертежи уже есть. И чаще всего чертежи в электронном виде. На дисках, на дискетках, на "флешках". Красота – и только!. Как раз именно то, что и нужно! Пропусти всю эту документацию через компьютер для выявления ошибок – и дело с концом. И нечего здесь время по пустому терять, мозги всем пудрить разговорами о необходимости и незаменимости инженерного труда и потом неделями сидеть с уже готовыми чертежами, сверять и проверять размеры, увязывая размеры отдельных деталей с общими размеры собранных узлов и самих изделий! Зачем?! Для че-го?! Включи компьютер, вставь в него носитель информации с нужными чертежами, задай компьютеру программу соответствующую. "Автокад" там или еще какую – и он, компьютер, все сам сделает. И получше, чем какой-нибудь потрепанный невзгодами, опытный вроде бы, и знающий, вроде бы, "категорийный" конструктор.
Ах, некому на заводе работать с компьютерами?! Нет специалистов, знающих подобные программы?! Так найдите их, пригласите на завод! Хватит вам сиднем сидеть на работе и в носу ковырять с утра до вечера, смакую на компьютере по Интернету одну лишь "порнуху"! Думаете, мне не докладывают, куда вы в Интернете чаще всего залазаете?! Все про всех на заводе знаю! Все! И хватит испытывать мое терпение! А не то повыгоняю всех вас к чертовой матери с волчьими билетами! Повоете потом, "повспоминаете", "попроклинаете" меня!
И материли новые хозяева своих непонятливых подчиненных, и выгоняли их с работы, и ставили на их места понравившихся им. Чаще всего почему-то пышногрудых и длинноногих. Толку, правда, от них никакого. В работе, конечно, в той самой, которую они должны были выполнять на месте выгнанных старых специалистов. На различных корпоративных вечеринках они были – да-а-а-а, "сногосшибательные"!! Ничего не скажешь! Здесь они были на месте! На своем, законном месте! Здесь у них конкурентов практически не было! А вот на месте выгнанных инженеров они что- то не тянули! Абсолютнейший ноль! Странно…Очень странно…И почему только?!
А потому, что без инженеров современное машиностроительное производство обходиться пока еще не научилось! И вряд ли когда научится.. Как ни прискорбно это отмечать нынешним новым хозяевам, но приходится! Даже сам Иосиф Виссарионович, когда основательно подперло с индустриализацией и перевооружением страны, стал инженеров по лагерям обратно собирать, потому что без них, без этих самых, проклятых им инженеров, даже самые передовые рабочие и самые сверх убежденные большевики не могли ни создавать, ни изготавливать машины. А без собственных машин не сможет нормально существовать и нормально развиваться ни одно современное государство, претендующее на самостоятельность, как во внутренней, так и во внешней политике. Но для того, чтобы понять такую простую и в сущности, очень элементарную, истину, Иосифу Виссарионовичу понадобилось сначала пересажать и перестрелять почти всю техническую интеллигенции страны, выросшую еще в старой России. И лишь потом понять, что неграмотные скороспелки из "рабфаков", новоиспеченные Советские инженеры, ни в какое сравнение не идут со старыми Российскими инженерами, считавшимися лучшими в мире инженера-ми. И пришлось ему срочно заменять новую, искусственно созданную, Советскую систему образования с ее коллективными, бригадными способами зачетов оценок знаний, когда спрашивают одного, а оценки ставят целой бригаде учеников из восьми-десяти чело-век старой, надежной, много раз перепроверенной, системой образования царской России. Как в средней школе, так и в высшей. Потому что существую законы жизни и законы производства, по которым лишь грамотные, профессионально образованные специалисты определяют лицо страны и ее будущее. На невеждах и профанах далеко не уедешь. Как ни старайся. Поэтому эти законы над о знать и использовать, если хочешь быть настоящим хозяином, а не простым временщиком, старающимся набить себе поскорее мошну, а потом слинять куда-нибудь за границу. Как многие и многие нынешние "хозяева" любых отраслей промышленного производства страны.
Однако Ирина Владимировна не была таким уж профаном в своем деле. Но она и не была специалистом в традиционно понимаемом смысле этого слова. Она была простым исполнителем и всю свою сознательную производственную жизнь делал одно и то же. Она заполняла технологические карты, так называемые ТК, на механическую обработку деталей токарной группы станков. Работа эта после некоторого опыта становилась чисто механической, не требующей ни особого ума, ни особых знаний, ни даже особого профессионального умения. Нужны были только элементарнейшие профессиональные навыки. И старание. И больше ничего. Поэтому за долгие годы работы в технологическом бюро все графы и клеточки технологической карты стали заполнятся бездумно, само собой, а рука практически сама писала в нужном месте ТК нужный шифр оборудования, на котором надо обрабатывать эту деталь; нужные шифры режущих и мерительных инструментов; номера соответствующих технологических инструкций и инструкций по охране труда; и всего того, что должно быть необходимым для получения данной детали на данном станке из данной заготовки.
Так было все ее жизнь. И ничего другого она не знала и не могла знать. Что же теперь требовать от нее невозможного и даже порой – сверх естественного? Скажете – начальник обязан знать все, что записано в ее должностной инструкции! Иначе и быть не может! На то она и начальник! А она вот не знает!. Так жизнь ее сложилась. Ее взяли и поставили на эту должность. Других-то не нашлось! Скажете – она ведь согласилась! А что ей оставалось делать, если ее уговаривали?! В институт поступать еще раз, в новый поход за знаниями, так что ли?! Или к стенке поставить, чтобы другим неповадно было? Тем более, что эта ее профессиональная мало пригодность непосредственного ее начальника, Главного технолога ОАО, Гнатко Игоря Геннадиевича, особенно не тревожила и не волновало. Он и сам оказался точно таким же, как и она. Вызвали к Генеральному директору и сказали – пиши заявление на Главного технолога ОАО. В кабинете генерального было почти все руководство ОАО, и Технический директор, и директор по кадрам, и директор по производству. Что ему еще оставалось делать, молодому инженеру, всего лишь три года назад закончившего институт, как не согласиться. Он и согласился. Он-то причем?! Он человек на заводе новый, маленький. Раз сказали – написать заявление, чего бы и не написать?! Ведь это помимо должности, еще и. зарплата, и, вполне возможно, что квартира в перспективе. А у него – семья. Жена и дочь маленькая. Сколько же еще жить у тещи на блинах?! Бр-р-р-р. И надо в такой ситуации быть круглым идиотом, чтобы не согласиться. А работа?! Да черт с ней!
Научится со временем. Уж чего-чего, а времени-то у него впереди – навалом. Как говорится, вагон и маленькая тележка. Да и, если уж разбираться, детально, то не так он и плохо руководить своей службой
Главного технолога. Особых претензий у большого начальства ОАО к нему нет. Правда, за исключением Технического директора, все они не технари, и в производстве ни бельмеса не понимают. Да и Технический директор тоже не машиностроитель, он инженер, но не пойми какой. Он у нас больше бизнесмен и у него, как говорят, приличный пакет акций ОАО "Машзавод". Как он их приобрел – неизвестно. Короче, получается так, что все нынешнее руководство завода – это всего лишь денежные мешки. И больше – ничего. "Потрясная" картина выходит – не правда ли?
Год отработала Ирина Владимировна исполняющей обязанности начальника технологического бюро, то есть, И.О. Год оказался для нее кошмарным. Она с ужасом ощущала свою абсолютнейшую профессиональную некомпетентность. Оказывается, несмотря на свое высшее техническое образование и долгие годы работы инженером технологом в технологическом бюро ОГТ, она ничего не знала про механообработку деталей на металлорежущих станках. И ей всерьез казалось, что все в душе смеются над ней и чуть ли не показывают на нее пальцами. Она нервничала, мучилась, злилась, психовала, угрюмилась и замыкалась в себе. Особенно она боялась встреч с рабочими станочниками, которые задавали ей конкретные практические вопросы, а она даже не всегда понимала о чем идет речь и ей эти вопросы казались насмешливыми и каверзными. Но показать свою профессиональную несостоятельность, показать свое незнание элементарнейших вопросов механической обработки деталей, она не могла, не имела на то права. Это был бы страшный удар по ее инженерному авторитету, авторитету начальника бюро да и по личностному – тоже. И она в подобных случаях просто молчала, поджимала свои тонкие, неокрашенные помадой, бесцветные губы, хмурила брови и недобро глядела на собеседника. Тот обычно в таких ситуациях терялся, замолкал и непонимающе смотрел на нее. Она разжимала губы и сухо бросала: "Ладно! Посмотрим!", – затем разворачивалась и уходила. А в отделе, у Главного технолога, Игоря Григорьевича Гнатко, гневно и возмущенно говорила:
– Да что же это за безобразие такое, Игорь Григорьевич?! Никто в цехах ничего не знает и ничего не может! За что им всем деньги платят?! Наказывать их надо за подобные безобразия!. Не можем же мы каждому рабочему детально объяснять, что и как делать?!
Самое поразительное, что она возмущалась искренне. Ей действительно казалось, что рабочие сами должны знать, как обрабатывать детали. На то они и рабочие. Ведь технология – это одно; а практическая обработка деталей – это совершенно другое. У каждого рабочего свой производственный опыт, свой практический подход к делу, свои профессиональные навыки, и нечего это им идиотов из себя строить и свои дурацкие вопросы задавать руководителю бюро
ОГТ. Сами пусть думают. Это они все нарочно. Это они просто издеваются над ней
И как ни странным это может показаться, но Главный технолог ОАО был с ней совершенно согласен. А согласен он был с ней потому, что сам он, по молодости и по незначительности своего производственного опыта был еще не слишком сведущ в профессиональных тонкостях того дела которым руководил, и потому инстинктивно старался отодвинуться от решения сложных и малопонятных для него проблем. А отодвинувшись, переложить ответственность за их состояние на чьи угодно плечи, но только не на свои. А потому – хватит тревожить и дергать его по пустякам! Хватит! Больше самостоятельности и больше ответственности! Решайте сами! А у начальства своих забот хватает!
И действительно, когда не лезешь ни к кому со своими советами и не беспокоишь никого своими проблемами, и не мешаешь никому свои бесполезным присутствием, то де-ла как-то сами, потихонечку начинают делаться, сами утрясаются, улаживаются и движутся незаметно вперед. Существует свой, естественный ход событий, и если его не ломать своим пустым и бесцеремонным вмешательством, то все начинает решаться само собой, тихо, спокойно и наиболее верно, именно так, как надо. Природа не терпит хаоса, анархии и беспорядка ни в чем, и все в природе со временем приходит в равновесие но приходит каким-то своим, не насильственным и вполне естественным путем, чуть ли не само собой, и после всяких передряг в ней обязательно устанавливается свой, лишь только ей ведомый порядок.
И потому – ну их всех в болото с их "никчемнейшими" проблемами! Хочешь жить – умей вертеться! Так говорят в этом мире. Тебе обрабатывать детали – ты и думай! Тебе надо – ты и выкручивайся! Тебе за это деньги платят! Вы там в цехе – не маленькие! Не детишки! А мое дело – поменьше лезть в ваши цеховые дела и поменьше в них вмеши-ваться. Обойдетесь! Никуда не денетесь! Ни-ку-у-да!
Так Ирина Владимировна и поступала. Все равно ведь ничем помочь им не могла.И никакого толка от ее помощи в цехе все равно не было. А потом она привыкла к новой своей Оли, роли начальницы, роли избранного человека, стоящего над людьми, а не в общей массе. Точнее даже сказать, не привыкла, а приспособилась к своей новой роли. Научилась скрывать свое незнание, свою некомпетентность под многозначительным хмурым молчанием. И вообще, она поняла одну элементарную, но непреложную истину взаимоотношений с вышестоящим начальством. Во всяком случае, с нынешним, не слишком разбирающимся в технических и в производственных делах ОАО. На всех совещаниях, оперативках, беседах и разговорах с начальством лучше всего молчать и поддакивать. И, ради бога, никогда не спорить, не перечить ему, ничего не доказывать, какую бы ахинею оно ни несло. Пусть начальство само принимает решения, а мы будем только лишь молчать. И если решение ошибочное, то пусть оно, начальство, само и отвечает. Мы-то что?! Мы – люди маленькие, с нас и спрос соответствующий, тоже маленький.
Но самое поразительное, а, может, и странное здесь то, что ей понравилось быть начальником, понравилось ощущать свою значимость, свою исключительность, свою избранность на этом свете. Что-то непознанное до того в себе, темное, мрачное, тщательно ранее скрываемое, начало подниматься в ее душе и в ее сознании, заполнять и полностью подчинять ее. Она стала капризной, раздражительной на работе, нетерпимой к возражениям, к проявлению чужой воли, чужой, несравнимой с ее собственной, точки зрения. У се-бя в бюро она теперь всегда и во всем единственный, непререкаемый и непогрешимый авторитет, причем, авторитет во всех сферах человеческого бытия, а не только в производственных вопросах. Несогласных с ее точкой зрения резко одергивала и обрывала, постукивая для значимости ладонью по крышке своего стола. Она все больше и больше входила во вкус своей новой жизненной роли – роли начальницы, роль человека, наделенного властью, распоряжающегося судьбами других, подчиненных ей людей. И пусть этих людей немного, и пусть не на все время их жизни, пусть только на восемь рабочих часов, но все же – она ими распоряжается. И это ощущение волнующей тяжести собственной власти над людьми, пьянило ее, кружило ей голову, давало ощущение высочайшего психологического удовлетворения и даже некого наркотического кайфа.
Вот только дома за начальника ее никто не признавал. И ее новую должность не признавали всерьез. А муж даже подсмеивался. Карьера его на металлургическом заводе сложилась в общем-то неплохо. Он занимал должность заместителя начальника отдела по механизации и автоматизации производственных процессов, так называемого ОМА, имел в своем активе с десяток изобретений и получал конечно же на много больше своей жены. И даже в шутку ей иногда говорил:
– Слушай, мать, кончай ты там ерундой заниматься у себя на
"Машзаводе"! Переходи ко мне. Должность начальника не предложу, нет у меня сейчас такой должности свободной, а инженером вот – запросто. И получать ты у меня инженером будешь гораздо больше, чем у себя – начальником.
Ирина Владимировна обижалась, злилась на него и даже втайне плакала, а муж, довольный, только смеялся. А сыновья вообще не признавали за матерью никакого права на собственное мнение, не говоря уж об авторитаризме, и отмахивались от нее, как от назойливой мухи. Дома она по прежнему тянула свою обычную лямку, лямку жены, домработницы и домохозяйки. Даже не любовницы. Раньше хоть иногда, но муж все же исполнял свой супружеский долг. Хоть раз в неделю, хоть раз в месяц, но сексом они все же занимались. А последние годы – совсем нет. И от него сейчас частенько бывает попахивает дорогими женскими духами, по новому – "парфюном". И задерживаться стал частенько на работе. До восьми-девяти вечера. Говорит – работы сейчас, мол, много. Никуда не денешься – приходится, мол. Насчет работы, конечно же верится с большим пребольшим трудом, но то, что она перестала его интересовать, как женщина, это факт, от которого никуда не денешься. А мужчина он – видный, в полной силе. Конечно же нашел себе любовницу, молодую и длинноногую.
Ирина Владимировна подходила к зеркалу, долго смотрела на себя и тяжело, по женски, вздыхала. Да-а-а-а, годы дают о себе знать. Дают. И никуда от этого деться невозможно. Ни-ку-да-а. И тогда она с еще большим рвением кидалась в работу, еще более активно вживалась в роль начальника, в роль властителя мыслей, дум и дел своих подчиненных. И ей становилось легче.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НА ЗАКЛАНИИ
А тогда, спрашивается, для чего сейчас на современных действующих заводах и предприятиях нужны все эти бесчисленные инженерные службы? Всякие там конструкторы, технологи, нормировщики и т.д. и т.п., вся эта армия дармоедов, сидящих на шее у современных предпринимателей, эта отрыжка Советской производственной системы, направленной на ликвидацию безработицы в стране. Пусть по чуть, пусть по немножко, но заняты в стране должны быть все. А сейчас они зачем? Их время ушло. Можно спокойно теперь обойтись и без них. Ведь нынешний заказчик приходит на завод уже со своей конструкторской документацией. У него уже есть чертежи. Где он их взял – это другой вопрос.Нас он не интересует. Но чаще всего у "инженийренговых" фирм. Их сейчас много развелось. Делают конструкторскую документацию по индивидуальным заказам. И – пусть!. Нам какое до этого дело? Нас интересуют чертежи. И чертежи уже есть. И чаще всего чертежи в электронном виде. На дисках, на дискетках, на "флешках". Красота – и только!. Как раз именно то, что и нужно! Пропусти всю эту документацию через компьютер для выявления ошибок – и дело с концом. И нечего здесь время по пустому терять, мозги всем пудрить разговорами о необходимости и незаменимости инженерного труда и потом неделями сидеть с уже готовыми чертежами, сверять и проверять размеры, увязывая размеры отдельных деталей с общими размеры собранных узлов и самих изделий! Зачем?! Для че-го?! Включи компьютер, вставь в него носитель информации с нужными чертежами, задай компьютеру программу соответствующую. "Автокад" там или еще какую – и он, компьютер, все сам сделает. И получше, чем какой-нибудь потрепанный невзгодами, опытный вроде бы, и знающий, вроде бы, "категорийный" конструктор.
Ах, некому на заводе работать с компьютерами?! Нет специалистов, знающих подобные программы?! Так найдите их, пригласите на завод! Хватит вам сиднем сидеть на работе и в носу ковырять с утра до вечера, смакую на компьютере по Интернету одну лишь "порнуху"! Думаете, мне не докладывают, куда вы в Интернете чаще всего залазаете?! Все про всех на заводе знаю! Все! И хватит испытывать мое терпение! А не то повыгоняю всех вас к чертовой матери с волчьими билетами! Повоете потом, "повспоминаете", "попроклинаете" меня!
И материли новые хозяева своих непонятливых подчиненных, и выгоняли их с работы, и ставили на их места понравившихся им. Чаще всего почему-то пышногрудых и длинноногих. Толку, правда, от них никакого. В работе, конечно, в той самой, которую они должны были выполнять на месте выгнанных старых специалистов. На различных корпоративных вечеринках они были – да-а-а-а, "сногосшибательные"!! Ничего не скажешь! Здесь они были на месте! На своем, законном месте! Здесь у них конкурентов практически не было! А вот на месте выгнанных инженеров они что- то не тянули! Абсолютнейший ноль! Странно…Очень странно…И почему только?!
А потому, что без инженеров современное машиностроительное производство обходиться пока еще не научилось! И вряд ли когда научится.. Как ни прискорбно это отмечать нынешним новым хозяевам, но приходится! Даже сам Иосиф Виссарионович, когда основательно подперло с индустриализацией и перевооружением страны, стал инженеров по лагерям обратно собирать, потому что без них, без этих самых, проклятых им инженеров, даже самые передовые рабочие и самые сверх убежденные большевики не могли ни создавать, ни изготавливать машины. А без собственных машин не сможет нормально существовать и нормально развиваться ни одно современное государство, претендующее на самостоятельность, как во внутренней, так и во внешней политике. Но для того, чтобы понять такую простую и в сущности, очень элементарную, истину, Иосифу Виссарионовичу понадобилось сначала пересажать и перестрелять почти всю техническую интеллигенции страны, выросшую еще в старой России. И лишь потом понять, что неграмотные скороспелки из "рабфаков", новоиспеченные Советские инженеры, ни в какое сравнение не идут со старыми Российскими инженерами, считавшимися лучшими в мире инженера-ми. И пришлось ему срочно заменять новую, искусственно созданную, Советскую систему образования с ее коллективными, бригадными способами зачетов оценок знаний, когда спрашивают одного, а оценки ставят целой бригаде учеников из восьми-десяти чело-век старой, надежной, много раз перепроверенной, системой образования царской России. Как в средней школе, так и в высшей. Потому что существую законы жизни и законы производства, по которым лишь грамотные, профессионально образованные специалисты определяют лицо страны и ее будущее. На невеждах и профанах далеко не уедешь. Как ни старайся. Поэтому эти законы над о знать и использовать, если хочешь быть настоящим хозяином, а не простым временщиком, старающимся набить себе поскорее мошну, а потом слинять куда-нибудь за границу. Как многие и многие нынешние "хозяева" любых отраслей промышленного производства страны.
Однако Ирина Владимировна не была таким уж профаном в своем деле. Но она и не была специалистом в традиционно понимаемом смысле этого слова. Она была простым исполнителем и всю свою сознательную производственную жизнь делал одно и то же. Она заполняла технологические карты, так называемые ТК, на механическую обработку деталей токарной группы станков. Работа эта после некоторого опыта становилась чисто механической, не требующей ни особого ума, ни особых знаний, ни даже особого профессионального умения. Нужны были только элементарнейшие профессиональные навыки. И старание. И больше ничего. Поэтому за долгие годы работы в технологическом бюро все графы и клеточки технологической карты стали заполнятся бездумно, само собой, а рука практически сама писала в нужном месте ТК нужный шифр оборудования, на котором надо обрабатывать эту деталь; нужные шифры режущих и мерительных инструментов; номера соответствующих технологических инструкций и инструкций по охране труда; и всего того, что должно быть необходимым для получения данной детали на данном станке из данной заготовки.
Так было все ее жизнь. И ничего другого она не знала и не могла знать. Что же теперь требовать от нее невозможного и даже порой – сверх естественного? Скажете – начальник обязан знать все, что записано в ее должностной инструкции! Иначе и быть не может! На то она и начальник! А она вот не знает!. Так жизнь ее сложилась. Ее взяли и поставили на эту должность. Других-то не нашлось! Скажете – она ведь согласилась! А что ей оставалось делать, если ее уговаривали?! В институт поступать еще раз, в новый поход за знаниями, так что ли?! Или к стенке поставить, чтобы другим неповадно было? Тем более, что эта ее профессиональная мало пригодность непосредственного ее начальника, Главного технолога ОАО, Гнатко Игоря Геннадиевича, особенно не тревожила и не волновало. Он и сам оказался точно таким же, как и она. Вызвали к Генеральному директору и сказали – пиши заявление на Главного технолога ОАО. В кабинете генерального было почти все руководство ОАО, и Технический директор, и директор по кадрам, и директор по производству. Что ему еще оставалось делать, молодому инженеру, всего лишь три года назад закончившего институт, как не согласиться. Он и согласился. Он-то причем?! Он человек на заводе новый, маленький. Раз сказали – написать заявление, чего бы и не написать?! Ведь это помимо должности, еще и. зарплата, и, вполне возможно, что квартира в перспективе. А у него – семья. Жена и дочь маленькая. Сколько же еще жить у тещи на блинах?! Бр-р-р-р. И надо в такой ситуации быть круглым идиотом, чтобы не согласиться. А работа?! Да черт с ней!
Научится со временем. Уж чего-чего, а времени-то у него впереди – навалом. Как говорится, вагон и маленькая тележка. Да и, если уж разбираться, детально, то не так он и плохо руководить своей службой
Главного технолога. Особых претензий у большого начальства ОАО к нему нет. Правда, за исключением Технического директора, все они не технари, и в производстве ни бельмеса не понимают. Да и Технический директор тоже не машиностроитель, он инженер, но не пойми какой. Он у нас больше бизнесмен и у него, как говорят, приличный пакет акций ОАО "Машзавод". Как он их приобрел – неизвестно. Короче, получается так, что все нынешнее руководство завода – это всего лишь денежные мешки. И больше – ничего. "Потрясная" картина выходит – не правда ли?
Год отработала Ирина Владимировна исполняющей обязанности начальника технологического бюро, то есть, И.О. Год оказался для нее кошмарным. Она с ужасом ощущала свою абсолютнейшую профессиональную некомпетентность. Оказывается, несмотря на свое высшее техническое образование и долгие годы работы инженером технологом в технологическом бюро ОГТ, она ничего не знала про механообработку деталей на металлорежущих станках. И ей всерьез казалось, что все в душе смеются над ней и чуть ли не показывают на нее пальцами. Она нервничала, мучилась, злилась, психовала, угрюмилась и замыкалась в себе. Особенно она боялась встреч с рабочими станочниками, которые задавали ей конкретные практические вопросы, а она даже не всегда понимала о чем идет речь и ей эти вопросы казались насмешливыми и каверзными. Но показать свою профессиональную несостоятельность, показать свое незнание элементарнейших вопросов механической обработки деталей, она не могла, не имела на то права. Это был бы страшный удар по ее инженерному авторитету, авторитету начальника бюро да и по личностному – тоже. И она в подобных случаях просто молчала, поджимала свои тонкие, неокрашенные помадой, бесцветные губы, хмурила брови и недобро глядела на собеседника. Тот обычно в таких ситуациях терялся, замолкал и непонимающе смотрел на нее. Она разжимала губы и сухо бросала: "Ладно! Посмотрим!", – затем разворачивалась и уходила. А в отделе, у Главного технолога, Игоря Григорьевича Гнатко, гневно и возмущенно говорила:
– Да что же это за безобразие такое, Игорь Григорьевич?! Никто в цехах ничего не знает и ничего не может! За что им всем деньги платят?! Наказывать их надо за подобные безобразия!. Не можем же мы каждому рабочему детально объяснять, что и как делать?!
Самое поразительное, что она возмущалась искренне. Ей действительно казалось, что рабочие сами должны знать, как обрабатывать детали. На то они и рабочие. Ведь технология – это одно; а практическая обработка деталей – это совершенно другое. У каждого рабочего свой производственный опыт, свой практический подход к делу, свои профессиональные навыки, и нечего это им идиотов из себя строить и свои дурацкие вопросы задавать руководителю бюро
ОГТ. Сами пусть думают. Это они все нарочно. Это они просто издеваются над ней
И как ни странным это может показаться, но Главный технолог ОАО был с ней совершенно согласен. А согласен он был с ней потому, что сам он, по молодости и по незначительности своего производственного опыта был еще не слишком сведущ в профессиональных тонкостях того дела которым руководил, и потому инстинктивно старался отодвинуться от решения сложных и малопонятных для него проблем. А отодвинувшись, переложить ответственность за их состояние на чьи угодно плечи, но только не на свои. А потому – хватит тревожить и дергать его по пустякам! Хватит! Больше самостоятельности и больше ответственности! Решайте сами! А у начальства своих забот хватает!
И действительно, когда не лезешь ни к кому со своими советами и не беспокоишь никого своими проблемами, и не мешаешь никому свои бесполезным присутствием, то де-ла как-то сами, потихонечку начинают делаться, сами утрясаются, улаживаются и движутся незаметно вперед. Существует свой, естественный ход событий, и если его не ломать своим пустым и бесцеремонным вмешательством, то все начинает решаться само собой, тихо, спокойно и наиболее верно, именно так, как надо. Природа не терпит хаоса, анархии и беспорядка ни в чем, и все в природе со временем приходит в равновесие но приходит каким-то своим, не насильственным и вполне естественным путем, чуть ли не само собой, и после всяких передряг в ней обязательно устанавливается свой, лишь только ей ведомый порядок.
И потому – ну их всех в болото с их "никчемнейшими" проблемами! Хочешь жить – умей вертеться! Так говорят в этом мире. Тебе обрабатывать детали – ты и думай! Тебе надо – ты и выкручивайся! Тебе за это деньги платят! Вы там в цехе – не маленькие! Не детишки! А мое дело – поменьше лезть в ваши цеховые дела и поменьше в них вмеши-ваться. Обойдетесь! Никуда не денетесь! Ни-ку-у-да!
Так Ирина Владимировна и поступала. Все равно ведь ничем помочь им не могла.И никакого толка от ее помощи в цехе все равно не было. А потом она привыкла к новой своей Оли, роли начальницы, роли избранного человека, стоящего над людьми, а не в общей массе. Точнее даже сказать, не привыкла, а приспособилась к своей новой роли. Научилась скрывать свое незнание, свою некомпетентность под многозначительным хмурым молчанием. И вообще, она поняла одну элементарную, но непреложную истину взаимоотношений с вышестоящим начальством. Во всяком случае, с нынешним, не слишком разбирающимся в технических и в производственных делах ОАО. На всех совещаниях, оперативках, беседах и разговорах с начальством лучше всего молчать и поддакивать. И, ради бога, никогда не спорить, не перечить ему, ничего не доказывать, какую бы ахинею оно ни несло. Пусть начальство само принимает решения, а мы будем только лишь молчать. И если решение ошибочное, то пусть оно, начальство, само и отвечает. Мы-то что?! Мы – люди маленькие, с нас и спрос соответствующий, тоже маленький.
Но самое поразительное, а, может, и странное здесь то, что ей понравилось быть начальником, понравилось ощущать свою значимость, свою исключительность, свою избранность на этом свете. Что-то непознанное до того в себе, темное, мрачное, тщательно ранее скрываемое, начало подниматься в ее душе и в ее сознании, заполнять и полностью подчинять ее. Она стала капризной, раздражительной на работе, нетерпимой к возражениям, к проявлению чужой воли, чужой, несравнимой с ее собственной, точки зрения. У се-бя в бюро она теперь всегда и во всем единственный, непререкаемый и непогрешимый авторитет, причем, авторитет во всех сферах человеческого бытия, а не только в производственных вопросах. Несогласных с ее точкой зрения резко одергивала и обрывала, постукивая для значимости ладонью по крышке своего стола. Она все больше и больше входила во вкус своей новой жизненной роли – роли начальницы, роль человека, наделенного властью, распоряжающегося судьбами других, подчиненных ей людей. И пусть этих людей немного, и пусть не на все время их жизни, пусть только на восемь рабочих часов, но все же – она ими распоряжается. И это ощущение волнующей тяжести собственной власти над людьми, пьянило ее, кружило ей голову, давало ощущение высочайшего психологического удовлетворения и даже некого наркотического кайфа.
Вот только дома за начальника ее никто не признавал. И ее новую должность не признавали всерьез. А муж даже подсмеивался. Карьера его на металлургическом заводе сложилась в общем-то неплохо. Он занимал должность заместителя начальника отдела по механизации и автоматизации производственных процессов, так называемого ОМА, имел в своем активе с десяток изобретений и получал конечно же на много больше своей жены. И даже в шутку ей иногда говорил:
– Слушай, мать, кончай ты там ерундой заниматься у себя на
"Машзаводе"! Переходи ко мне. Должность начальника не предложу, нет у меня сейчас такой должности свободной, а инженером вот – запросто. И получать ты у меня инженером будешь гораздо больше, чем у себя – начальником.
Ирина Владимировна обижалась, злилась на него и даже втайне плакала, а муж, довольный, только смеялся. А сыновья вообще не признавали за матерью никакого права на собственное мнение, не говоря уж об авторитаризме, и отмахивались от нее, как от назойливой мухи. Дома она по прежнему тянула свою обычную лямку, лямку жены, домработницы и домохозяйки. Даже не любовницы. Раньше хоть иногда, но муж все же исполнял свой супружеский долг. Хоть раз в неделю, хоть раз в месяц, но сексом они все же занимались. А последние годы – совсем нет. И от него сейчас частенько бывает попахивает дорогими женскими духами, по новому – "парфюном". И задерживаться стал частенько на работе. До восьми-девяти вечера. Говорит – работы сейчас, мол, много. Никуда не денешься – приходится, мол. Насчет работы, конечно же верится с большим пребольшим трудом, но то, что она перестала его интересовать, как женщина, это факт, от которого никуда не денешься. А мужчина он – видный, в полной силе. Конечно же нашел себе любовницу, молодую и длинноногую.
Ирина Владимировна подходила к зеркалу, долго смотрела на себя и тяжело, по женски, вздыхала. Да-а-а-а, годы дают о себе знать. Дают. И никуда от этого деться невозможно. Ни-ку-да-а. И тогда она с еще большим рвением кидалась в работу, еще более активно вживалась в роль начальника, в роль властителя мыслей, дум и дел своих подчиненных. И ей становилось легче.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НА ЗАКЛАНИИ
"Заклание", от старинного слова "заклать" – заколоть, то есть гибель, мучение"
Словарь русского языка С.И.Ожегова
"Наш каждый миг с рожденья обозначен, Мы следуем судьбе, но счет уже оплачен…"
Стихи неизвестного поэта
На другой день Ксюша вышла на работу, на свое новое рабочее место, в технологическое бюро отдела Главного технолога. Ирина Владимировна посадила ее прямо напротив себя в среднем ряду столов, размещенных в комнате. В комнате были и другие свободные столы, размещенные подальше и поудобнее. Но она посадила Ксюшу перед собой, сказав:
– Будешь постоянно перед моими глазами. Я за тебя отвечаю. Я хочу постоянно тебя видеть.
Через неделю Ксюша пожалела о том, что перевелась в этот отдел. Атмосфера в бюро для нее оказалась слишком уж невыносимой. И она с трудом сдерживала себя, чтобы только не сорваться и не нагрубить. Кому, начальнице? Да нет – всем сразу.
Все работники технологического бюро были женщинами. И женщинами уже в возрасте. Почти все – пенсионеры. Лишь только несколько человек находились в пред пенсионном возрасте. Поэтому, еще два три года и технологическое бюро отдела Главного технолога превратиться в настоящий дом пенсионеров. Из молодых только Ксюша, да еще одна девушка в соседней комнате., чья-то дочь. Звали ее Александра или Саша. Она тоже училась в МИСиС-е, но только на бюджетном отделении. Ску-ука для Ксюши в бюро была жутчайшая. Не с кем буквально словом было перекинуться. В цехе было гораздо проще. Там она была постоянно занята, времени на разговоры или на глубокомысленные раздумья совершенно не оставалось. Да и молодежи в цехе было сравнительно много. Пообщаться было с кем А здесь что?! Одни пенсионеры вокруг! Жуть просто! И каждый день – как пытка, как мучение! Одно и тоже, как на старой заезженной пластинке. Изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц.
Приходят утром к восьми часам, причесываются, прихорашиваются и сразу же включают радио – послушать погоду. Ничего, кроме погоды их не интересует и не волнует. Только погода – и ничего более. И сразу же разговор:
– Ну и погода сегодня! Ну и дрянь! Аж на душе тошно…
– Не-ет, раньше такого безобразия не было
– Конечно же, не было!. Это они из-за своих ракет и испытаний все перепортили, что понять ничего не возможно.
– Не-ет, это американцы жизнь нам портят. Они всегда нас ненавидели и до сих пор ненавидят. Это они на нас всякую дрянь напускают.
– Ладно вам на американцев нападать. Сколько сегодня температура? Уже апрель во всю, а на улице – холодина ужасная?
– Да пять градусов вроде бы.
– Какой там – пять, четыре всего!
– Да ладно вам ерунду городить – у меня на градуснике сегодня шесть стоит
– Выбрось ты свой градусник! Он, наверное. тебе ровесник, старее старого!
– А ты что, молодая, что ли!? Ты раньше меня на пенсию вышла!
– Какой там раньше! В один год мы с тобой стали пенсионерами!
Весной два года назад! Вспомни!.
– Да-а-а, год то один, да месяцы разные! Ты на целый месяц раньше меня ушла на пенсию. Забыла что ли? Склероз замучил, да?
– Да, ладно вам, завелись из-за чепухи. Тихо! Сейчас погоду будут говорить
По радио передали погоду. Сказали, что сейчас в Москве шесть градусов тепла, а в течении дня воздух прогреется до восьми-десяти.
И сражу новый всплеск разговора:
– Я же говорила вам, что шесть градусов сейчас, а вы мне не верили!
– Да врут они все по радио. Нельзя им верить. Вспомните, что в пятницу было…
Споры прекращает приход начальницы. Она всегда приходит самой последней. Не хватало ей почему-то всегда нескольких минут для того, чтобы придти заранее, как и подобает настоящему руководителю. В Советские времена она бы обязательно приходила на работу минут на пятнадцать-двадцать пораньше остальных А Главные специалисты, и начальники отделов приходили на работу на полчаса раньше начала рабочего дня. А директор и начальники цехов – на час раньше. И если кому-нибудь необходимо было встретиться по неотложному делу с Генеральным директором, то проще всего это было сделать, придя к нему в кабинет сразу же после семи часов утра. И то можно было уже застать здесь кого-нибудь из руководителей, желающим по каким-то своим причинам встретиться наедине с "Самим". А сейчас? Сейчас совсем другое дело. Сейчас у нас демократия. Поэтому высшее руководство ОАО встретить в рабочее время на территории завода было практически невозможно. У них – свои дела, нашему пониманию недоступные. Ну, а руководители рангом пониже приходили на работу конечно же не к восьми утра, а пораньше. Пусть на немного, всего минут на пятнадцать, но все же пораньше. А уж руководители более низкого звена чаще всего появлялись на рабочем месте впритык, прямо к началу рабочего дня, тютелька в тютельку, секунда в секунду. Все равно ведь не следят, не проверяют. Зачем тогда корячиться?. Права русская пословица – не чешись, пока не чешется. Вот они и не чесались..
И сейчас она вбегает в комнату, не входит, а именно вбегает, врывается, красная, распаренная, взмыленная, и буквально взмокшая от пота, напряженная и заранее уже заведенная. Она снимает с себя плащ, вешает его на вешалку в шкаф, садится в свое кресло с высокой спинкой, достает из сумки платок, вытирает мокрое лицо и, отдуваясь, начинает говорить. Говорить взволнованно, возбужденно, горячо, яростно и зло:
– Совсем наше начальство обнаглело! Неужели трудно эту лужу в проходе заделать?! Иду, спешу на работу, чуть ли не бегу – времени-то осталось совсем в обрез, а впереди меня две "фифочки" из техотдела в "джинсиках" в "обтяжечку", еле ногами шевелят, идут вперевалочку, "бедрышки" свои качают, словно на прогулке перед парнями. А мне их обогнать даже нельзя. Ни справа, где эта чертова лужа, ни слева – там забор накренился, скоро на голову кому-нибудь свалится. А они не торопятся, не спешат, еле плетутся. Я им кричу – девчонки, побыстрее нельзя ли, ведь так и опоздать можно! А они, "засранки", мне в ответ – бабушка, куда спешишь, тебе уже торопиться некуда! И смеются, "засранки"! Это кто, бабушка? Я – бабушка? Да я им еще сто очков форы впереди дам…
И этот ее монолог может продолжаться минут десять – пятнадцать, если не больше И все в комнате ее внимательно слушают, сочувственно поддакивают и "подохивают". И не важно о чем говорит их начальница. Сегодня – про этих несчастных девчонок, завтра – про что-нибудь другое, послезавтра – еще. И так каждый день. Что-нибудь плохое с утра у нее всегда найдется. То на улице, то дома, то на дороге, то на земле, то на небе, то еще где. Не было ни разу, чтобы она пришла на работу радостная, довольная, улыбающаяся. Всегда злая, всегда взбудораженная, всегда недовольная, всегда уже заранее заведенная. Может, в молодости и было что-то такое радостное в ее жизни, когда и солнце ярче светило, и ветер дул ласково, и облака кучерявились, и трава была зеленее, и погода была великолепная, и земля мягкая, и зима была, как зима, а лето, как лето, но только сейчас и следа от всего этого у нее не осталось ни капли. Да-а, действительно, старость – не в радость. В молодости все было так. А сейчас – все не так. Все не под настроение.
Словарь русского языка С.И.Ожегова
"Наш каждый миг с рожденья обозначен, Мы следуем судьбе, но счет уже оплачен…"
Стихи неизвестного поэта
На другой день Ксюша вышла на работу, на свое новое рабочее место, в технологическое бюро отдела Главного технолога. Ирина Владимировна посадила ее прямо напротив себя в среднем ряду столов, размещенных в комнате. В комнате были и другие свободные столы, размещенные подальше и поудобнее. Но она посадила Ксюшу перед собой, сказав:
– Будешь постоянно перед моими глазами. Я за тебя отвечаю. Я хочу постоянно тебя видеть.
Через неделю Ксюша пожалела о том, что перевелась в этот отдел. Атмосфера в бюро для нее оказалась слишком уж невыносимой. И она с трудом сдерживала себя, чтобы только не сорваться и не нагрубить. Кому, начальнице? Да нет – всем сразу.
Все работники технологического бюро были женщинами. И женщинами уже в возрасте. Почти все – пенсионеры. Лишь только несколько человек находились в пред пенсионном возрасте. Поэтому, еще два три года и технологическое бюро отдела Главного технолога превратиться в настоящий дом пенсионеров. Из молодых только Ксюша, да еще одна девушка в соседней комнате., чья-то дочь. Звали ее Александра или Саша. Она тоже училась в МИСиС-е, но только на бюджетном отделении. Ску-ука для Ксюши в бюро была жутчайшая. Не с кем буквально словом было перекинуться. В цехе было гораздо проще. Там она была постоянно занята, времени на разговоры или на глубокомысленные раздумья совершенно не оставалось. Да и молодежи в цехе было сравнительно много. Пообщаться было с кем А здесь что?! Одни пенсионеры вокруг! Жуть просто! И каждый день – как пытка, как мучение! Одно и тоже, как на старой заезженной пластинке. Изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц.
Приходят утром к восьми часам, причесываются, прихорашиваются и сразу же включают радио – послушать погоду. Ничего, кроме погоды их не интересует и не волнует. Только погода – и ничего более. И сразу же разговор:
– Ну и погода сегодня! Ну и дрянь! Аж на душе тошно…
– Не-ет, раньше такого безобразия не было
– Конечно же, не было!. Это они из-за своих ракет и испытаний все перепортили, что понять ничего не возможно.
– Не-ет, это американцы жизнь нам портят. Они всегда нас ненавидели и до сих пор ненавидят. Это они на нас всякую дрянь напускают.
– Ладно вам на американцев нападать. Сколько сегодня температура? Уже апрель во всю, а на улице – холодина ужасная?
– Да пять градусов вроде бы.
– Какой там – пять, четыре всего!
– Да ладно вам ерунду городить – у меня на градуснике сегодня шесть стоит
– Выбрось ты свой градусник! Он, наверное. тебе ровесник, старее старого!
– А ты что, молодая, что ли!? Ты раньше меня на пенсию вышла!
– Какой там раньше! В один год мы с тобой стали пенсионерами!
Весной два года назад! Вспомни!.
– Да-а-а, год то один, да месяцы разные! Ты на целый месяц раньше меня ушла на пенсию. Забыла что ли? Склероз замучил, да?
– Да, ладно вам, завелись из-за чепухи. Тихо! Сейчас погоду будут говорить
По радио передали погоду. Сказали, что сейчас в Москве шесть градусов тепла, а в течении дня воздух прогреется до восьми-десяти.
И сражу новый всплеск разговора:
– Я же говорила вам, что шесть градусов сейчас, а вы мне не верили!
– Да врут они все по радио. Нельзя им верить. Вспомните, что в пятницу было…
Споры прекращает приход начальницы. Она всегда приходит самой последней. Не хватало ей почему-то всегда нескольких минут для того, чтобы придти заранее, как и подобает настоящему руководителю. В Советские времена она бы обязательно приходила на работу минут на пятнадцать-двадцать пораньше остальных А Главные специалисты, и начальники отделов приходили на работу на полчаса раньше начала рабочего дня. А директор и начальники цехов – на час раньше. И если кому-нибудь необходимо было встретиться по неотложному делу с Генеральным директором, то проще всего это было сделать, придя к нему в кабинет сразу же после семи часов утра. И то можно было уже застать здесь кого-нибудь из руководителей, желающим по каким-то своим причинам встретиться наедине с "Самим". А сейчас? Сейчас совсем другое дело. Сейчас у нас демократия. Поэтому высшее руководство ОАО встретить в рабочее время на территории завода было практически невозможно. У них – свои дела, нашему пониманию недоступные. Ну, а руководители рангом пониже приходили на работу конечно же не к восьми утра, а пораньше. Пусть на немного, всего минут на пятнадцать, но все же пораньше. А уж руководители более низкого звена чаще всего появлялись на рабочем месте впритык, прямо к началу рабочего дня, тютелька в тютельку, секунда в секунду. Все равно ведь не следят, не проверяют. Зачем тогда корячиться?. Права русская пословица – не чешись, пока не чешется. Вот они и не чесались..
И сейчас она вбегает в комнату, не входит, а именно вбегает, врывается, красная, распаренная, взмыленная, и буквально взмокшая от пота, напряженная и заранее уже заведенная. Она снимает с себя плащ, вешает его на вешалку в шкаф, садится в свое кресло с высокой спинкой, достает из сумки платок, вытирает мокрое лицо и, отдуваясь, начинает говорить. Говорить взволнованно, возбужденно, горячо, яростно и зло:
– Совсем наше начальство обнаглело! Неужели трудно эту лужу в проходе заделать?! Иду, спешу на работу, чуть ли не бегу – времени-то осталось совсем в обрез, а впереди меня две "фифочки" из техотдела в "джинсиках" в "обтяжечку", еле ногами шевелят, идут вперевалочку, "бедрышки" свои качают, словно на прогулке перед парнями. А мне их обогнать даже нельзя. Ни справа, где эта чертова лужа, ни слева – там забор накренился, скоро на голову кому-нибудь свалится. А они не торопятся, не спешат, еле плетутся. Я им кричу – девчонки, побыстрее нельзя ли, ведь так и опоздать можно! А они, "засранки", мне в ответ – бабушка, куда спешишь, тебе уже торопиться некуда! И смеются, "засранки"! Это кто, бабушка? Я – бабушка? Да я им еще сто очков форы впереди дам…
И этот ее монолог может продолжаться минут десять – пятнадцать, если не больше И все в комнате ее внимательно слушают, сочувственно поддакивают и "подохивают". И не важно о чем говорит их начальница. Сегодня – про этих несчастных девчонок, завтра – про что-нибудь другое, послезавтра – еще. И так каждый день. Что-нибудь плохое с утра у нее всегда найдется. То на улице, то дома, то на дороге, то на земле, то на небе, то еще где. Не было ни разу, чтобы она пришла на работу радостная, довольная, улыбающаяся. Всегда злая, всегда взбудораженная, всегда недовольная, всегда уже заранее заведенная. Может, в молодости и было что-то такое радостное в ее жизни, когда и солнце ярче светило, и ветер дул ласково, и облака кучерявились, и трава была зеленее, и погода была великолепная, и земля мягкая, и зима была, как зима, а лето, как лето, но только сейчас и следа от всего этого у нее не осталось ни капли. Да-а, действительно, старость – не в радость. В молодости все было так. А сейчас – все не так. Все не под настроение.