Двигаться в громоздком скафандре было не сказать чтобы очень уж неудобно – сказывалась низкая гравитация, – но чрезвычайно непривычно. Это вам не легкий камуфляж “песчанка”, в котором не бежишь между серо-коричневыми горными насыпями Таджикистана, а скользишь…
   Мы приближались к сооружениям космодрома. Было тихо, если, конечно, можно говорить о тишине там, где звука просто не бывает по определению – в безвоздушном пространстве. Направо расстилалась серая равнина с еле заметной ленточкой дороги, как раз той самой, которая вела к тюрьме. Она была пустынна.
   Как и всё вокруг.
   Вдалеке, чуть левее исполинского купола из зеркально-черного металла виднелись горные хребты. Четкими свинцовыми росчерками выделялись они на фоне тьмы неба, испещренной кристаллами звезд. Длинные, словно вырезанные по трафарету из черного бархата тени прыгали перед нами, выделывая замысловатые ужимки на кольцах миниатюрных кратеров.
   “Пятеро слева, пятеро вперед, пятеро прикрывают”, – показал жестами Дорчаков, когда мы приблизились к люку шлюза. Солнце ослепительными бликами отражалось на его поверхности, мешая смотреть прямо, заставляя сильно щуриться.
   Командир с четырьмя десантниками уверенно подошел к внешнему электронному замку. Он, держа на сгибе одной руки автомат стволом вперед, другой приложил магнитный ключ-таблетку к идентификатору. На панели, которая располагалась рядом, красный огонек потух и вспыхнул зеленый. Массивная герметичная дверь быстро уползла вверх. Группа прикрытия опустилась на колено, вскидывая оружие, а мы с левой стороны по одному стали забегать внутрь.
   – Фонари включите, не видно, – шикнул Денис.
   Тут же по стенам и полу довольно просторного помещения шлюза заскользили резкие круги света – небольшие фонарики были установлены у всех на автоматах.
   – Нет никого… – дрожащим голосом сказал наш правовед. – Может, их всех, совсем всех…
   – Заткнись, болван! – рявкнул кто-то.
   – Чисто, Денис! – сказал Минотавр, сипло дыша в наушниках.
   – Все внутрь, – негромко скомандовал Дорчаков. – Быстрее, мать вашу. Быстрее.
   Я всегда удивлялся, как он спокойно умеет говорить фразы, которые нормальные люди орут ором, выпучивая при этом глаза. От этого прохладного тона мы всегда чувствовали себя уверенно, работали слаженно.
   Когда вся команда оказалась внутри шлюза, командир приложил магнитный ключ к идентификатору, и внешняя створка захлопнулась, отделяя нас от смертоносных космических лучей и резкого солнечного света.
   – Сергей, открывай внутреннюю дверь.
   Молодой десантник осветил фонариком панель и стал набирать на терминале какую-то комбинацию. Через миг компьютер выдал мне:
   “Внешние показатели:
   ускорение свободного падения 1,64 м/с2;
   температура +24,3 градуса по шкале Цельсия;
   состав атмосферы – азот 74,3%, кислород 25%, примеси инертных газов и двуокиси углерода менее 1%;
   давление 0,98 атм.;
   влажность 74%”.
   Мигнул зеленый огонек, лязгнули массивные засовы, и тяжелая дверь с шипением скользнула вверх. После безвоздушной тишины было на редкость приятно снова услышать обыкновенные звуки окружающего мира…
   Мы, ощетинившись стволами, всыпались в широкий коридор, заполненный мерцающим синим светом.
   – Можете снять шлемы, – сказал Денис.
   Я с удовольствием вжал предохранительную кнопку, щелкнул легко подавшимися рычажками и откинул назад успевшую надоесть скорлупку. Воздух! Оказывается, воздух – это очень, о-очень славная штука.
   Пусто. Ни души.
   Коридор далеко уходил в глубь купола, в стенах, покрытых сетью кабелей и заиндевевших местами шлангов, виднелись ниши, ответвления, расползающиеся в стороны под прямым углом. Синий свет, лившийся откуда-то сверху, противно подрагивал, раздражая глаза и не давая толком рассмотреть детали помещений.
   Денис приказал гражданским и капитану челнока остаться на месте, а наше подразделение осторожно двинулось вперед. Так же – пятерками. Одна продвигается метров на пять, вторая ее прикрывает, третья быстро оглядывается. После – смена. Как на зачистках в кувейтских деревушках в ноль девятом году… Только тогда было почему-то гораздо страшнее. А здесь, в этих аквамариновых переходах, казалось, что мы играем в разведчиков, как в виртуальных клубах в детстве. Только не было отмеченной ярко-красным пунктиром территории “выход”, в которой игрока мгновенно выбрасывало в кресло прокуренного клуба, где приятели пили пиво и обсуждали тактику следующей баталии…
   – Гляньте, – кашлянул Минотавр, показывая на темную кучу каких-то предметов, сваленных на одной из многочисленных развилок.
   – Скафандры навалили, идиоты… – шепотом отозвался кто-то.
   Перехватив автомат, я подошел к груде из комбинезонов и шлемов. Нагнулся, чтобы проверить, целые они или…
   – Мать моя…
   – Да это люди! А я думаю, чего они такие тяжелые!
   – То-то тихо вокруг!…
   Человек тридцать навскидку, подумал я. Кругом. были пятна запекшейся крови, казавшиеся в синем мерцании лиловыми. Я пригляделся – часов десять-двенадцать уже лежат…
   У некоторых трупов лица были сплошной шероховатой коркой, кто-то окостенел, схватившись за развороченную пулями брюшную полость, у кого-то скафандры были просто в клочья разорваны осколками. Я заметил среди мертвецов несколько женщин. Толкнул локтем Дорчакова и сказал:
   – Денис, а ведь эти ребята не сами сюда приползли. Их сложили.
   Он мельком взглянул на меня, потом через мое плечо и…
   Грохнуло на славу – эхо здесь оказалось не слабым.
   – Опачки! Пифи-пафи… – Минотавр опустил дымящийся ствол “АКЛ-20”.
   На полу, позади меня, корчился, схватившись за ногу, человек в костюме с тремя светлыми полосками на рукавах. Значит, из персонала космодрома, даже не военный. Он заунывно стонал, странно тряс головой и хрипел что-то невнятное:
   – Небо… скоро дождь… небо… пустое…
   Оружия у него не было.
   – Стрелок, твою душу… – недовольно пробормотал Денис. Минотавр обиженно задышал.
   Мы подошли к раненому, выставив предварительно караульных, которые наблюдали за всеми четырьмя сторонами перекрестка-кладбища. Глаза человека бегали из стороны в сторону, лицо было странно перекошено – не от боли.
   – Дай-ка, я тебя перевяжу. Навылет прошла, авось не помрешь до старости и простатита…
   Петр Смаламой, десантник со странной фамилией, был нашим врачом. Он почему-то яро отстаивал свою принадлежность к древнему венгерскому роду, а Сашка Берметов все время говорил, что фамилия Смаламой не имеет с мадьярами ничего общего, и прозрачно намекал на ярко выраженную кавказскую наружность “венгра-ветеринара”.
   Петр достал из герметичного кармана своего скафандра аптечку, извлек оттуда бинт, склянку с перекисью водорода и едва успел наклониться, чтобы помочь бедному аборигену, как тот, ужасно заскулив, стал, извиваясь, отползать, держась за простреленную ногу и не переставая вращать глазами и трясти полуседой головой.
   – Застенки, застенки… – причитал он, вытирая слезы и размазывая собственную кровь по лицу. – Тащил, тащил… всех тащил, могил не вырыть, а христиане все же… некоторые веровали, а наукой все занимались… и прилетели. Тащил… устал…
   – Он с ума сошел… – тупо констатировал я и без того понятный факт.
   Раненый обвел всех нас безумным взглядом, указал наверх и закричал:
   – Небо пустое! Дождь скоро…
   После этого все произошло слишком быстро. Он дернул на себя ближайший автомат, сунул дуло в рот и нажал на спусковой крючок. Берметов запоздало бросился вперед, выхватывая свое оружие уже из мертвых пальцев.
   Никто ничего не сказал.
   Зрелище забрызганной кровью с мелкими ошметками мозга стены и трупа с развороченным черепом вызывало отвращение даже у видавших виды десантников, поэтому тело быстренько отволокли в сторону, а Денис тихим стальным голосом приказал:
   – Разошлись по трое. Пятнадцать минут на проверку оставшихся закоулков этого купола. Собираемся у входа, где гражданские ждут. И хватит покамест стрелять в конце концов! Еще противника не встретили, а одного союзника уже замочили! Профи, блин…
   – Так я же только в ногу! Он же сам… того, – возмутился было Минотавр, расчесывая оспины на носу.
   – Заткнись. – Денис заиграл желваками. У-у-у… дело плохо. Почуял, видно, наш командир нечто такое, что заставило его занервничать. Его – Дорчакова! Я почему-то ничего особенного не чувствовал. Нет, ну не считая, конечно, неумолимого приближения смерти. Так это дело обыкновенное вроде бы… Денис тем временем продолжил: – Сходить по нужде. На это – одна минута. Надеть шлемы. С этого момента в эфире не должно быть ни одного лишнего слова. Болтунов лично стрелять начну. Проверить запас кислорода, в баллонах должно быть примерно на шесть-семь часов нормального дыхания. Значит, часа на два активных боевых действий от силы. Имейте это в виду. Всё. По тройкам.
   Мы помочились, защелкнули – за каким хреном, кстати? – гермошлемы и разбежались в разные стороны. Со мной оказались Берметов и Смаламой. Продвигались по спутанным коридорам купола довольно быстро, но на осмотр вверенной нам секции все равно ушло не менее четверти часа.
   Ни души…
   Рейд пошел нам на пользу: выпрыгивая из-за углов и прижимаясь к стенам, пригибаясь и двигаясь на полусогнутых, мы более или менее адаптировались к слабой силе тяжести.
   За это время я успел удивиться, сколько труда и средств было вложено в исполинский лунный комплекс. Здесь, в главном куполе космодрома, располагались и жилые отсеки, и бытовые помещения, и огромные оружейные, вещевые и продуктовые склады. Все было освещено глубоким синим светом. Наверное, это работала резервная энергосистема после того, как лунники вывели из строя главный ядерный реактор. И какой полудурок-дизайнер, интересно, проектировал этот аварийный колорит?
   Время от времени в наушниках раздавались короткие переговоры других групп. Из скупых фраз можно было понять, что людей нигде нет. Ни живых, ни мертвых. Неужели этот умалишенный действительно всех в одну кучу сгреб? А лунников, которых перебили при первом штурме, куда? В чисто лунно поле?…
   Пару раз мы осматривали помещения, используемые, по-видимому, для каких-то исследований: стеклопластиковые гермодвери, километры разнокалиберных проводов, тонны компьютерных внутренностей…
   В одной из таких лабораторий, находившейся почти в конце нашего маршрута, на экране монитора светилась какая-то мудреная схема. Некоторые ее части горели красным цветом, некоторые – желтым. Вовсе не нужно быть Эдисоном, чтобы заподозрить: здесь что-то не так. Вот мои извилины и заподозрили.
   – Берметов, ты у нас хакер недорезанный, – сказал я, брезгливо двигая стволом клавиатуру. – Ну-ка попробуй разобраться. Что это?
   Сашка принялся неуклюже тыкать толстыми пальцами перчаток скафандра в клавиши. Он еле слышно матерился и то и дело взбрыкивал плечом, поправляя съезжающий автомат.
   – Что у вас там, Леша? – спросил Дорчаков.
   – Схемка на мониторе забавная, – ответил я. – Красненькая вся такая…
   – И мертвенькая, по-моему… – резюмировал Петр. Он вскинул руку, намереваясь по привычке почесать черную кавказскую щетину на скулах, но лишь долбанул замурованной кистью в стекло шлема и разочарованно вздохнул.
   – Что за схемка? – поинтересовался невидимый Дорчаков.
   Я открыл рот, дабы хоть что-то сказать, как Сашка вдруг резко повернулся, и из глубины скафандра на меня уставились округленные глазища.
   – Ты чего?… – испугался я.
   – О чем бредил свихнувшийся, которого Минотавр подстрелил? – вопросом ответил Берметов, медленно вставая из-за компьютера. Его зенки, по-моему, даже не собирались принимать нормальные размеры.
   – Про христианство вроде что-то нес… – растерянно пробормотал я.
   – И про пустое небо, – добавил Смаламой.
   – Во-во, – сглотнув, произнес Сашка. – А еще он про дождик говорил. Знаете про какой?
   – Саша, ты в порядке? – негромко спросил я. В эфире было слышно напряженное сопение, похоже, нас внимательно слушали все.
   – Он про метеоритный дождик говорил, идиоты!!! – заорал вдруг Сашка.
   – Тут же поле защитное, – вполголоса возразил я.
   – Вот твое поле! – Он выставил палец в сторону красно-желтой схемы на экране. – Это состояние генератора, Лешенька!
   Я выругался. Денис пока молчал. Он знал, когда нужно дать человеку выговориться, даже если жить осталось всего пару минут. Он умел руководить.
   – Я немного астрономией увлекаюсь, хобби у меня такое, понимаете? – нервно поправляя “АКЛ”, сказал Берметов уже значительно тише. – Так вот, в это время года Луна проходит через небольшое скопление космической пыли. Ирландец один любопытный открыл это дело в 24-м году. Не знаю, о чем думали на Земле, но явно не об отказе защитного поля в сезон “ирландских дождей”! Я видел однажды видеозапись, как такой дождичек… моросит. Нас, ребятки, с землей… то есть с Луной сравнять может в любую секунду. Удивляюсь, честно говоря, почему купол до сих пор цел…
   Раздался оглушительный хлопок и противный свистящий звук. Не верю я в карму! Но это, по всей видимости, была первая капля смертоносного дождя.
   – Все быстро ко входу, – скомандовал Денис. – Техники, вы слышите меня?
   – Да… – дрогнувшим голосом ответил один из них.
   – Вы о чем думали?!
   – Мы думали…
   – Да харкать мне, о чем вы думали! – заорал вдруг Денис. – В слове “хер” три ошибки делаете, а вас в космос отправили на боевую операцию! Лунники скоро атакуют, а тут еще метеоритный ливень ожидается! Если вернусь, собственными руками гексогена под “Росавиакосмос” натаскаю!
   – Вот это правильно! – неожиданно встрял капитан нашего горе-челнока Л-5011. – В щепу их!
   Через минуту все собрались возле шлюза.
   – Я в туалет хочу, – сказал представитель Минюста.
   – Ну так достань свой дуралекс и поссы! – рявкнул Минотавр.
   Я глянул на представителя: кажется, ему даже не потребовалось ничего доставать.
   – Так, – распорядился Денис, – техники сейчас пойдут в соседнее строение и займутся починкой генератора. Если такое вообще возможно, то система, питающая противометеоритное поле, должна быть восстановлена через полчаса. А мы, ребятки, будем занимать позиции и готовиться к атаке лунников.
   – А ми где? – поинтересовался бледный негр, делая ударение на слово “ми”.
   – А во – ком вувуле, как говорится!
   – Это нарушение плана операции, – попробовал возразить представитель Минюста. – Согласно приказу президента, вы обязаны охранять нас!
   – Открывайте шлюз. – Денис не обратил на протест никакого внимания.
   Створка уползла вверх. Все заскочили в шлюзовой отсек. Пока шла разгерметизация, Дорчаков спросил капитана челнока:
   – Тебя как зовут?
   – Максим.
   – Максим, ты умеешь автомат держать в руках?
   – Обижаешь. Я же все-таки подполковник ВКС.
   – Чудненько. Бери ствол в ангарах, там, в помещениях охраны, полно этого добра, и держись с нами. Нужно будет перекрыть небольшой каньон, по которому скорее всего пойдет противник. Этот каньон находится в полукилометре отсюда. Вам, юристы херовы, – ответственное задание: найти запасные баллоны с кислородом и боеприпасы. После того как мы займем позицию, поднесете их. Вопросы?
   – Ми где?
   – Слушай, – Минотавр повернулся к представителю Минюста, – потрудись объяснить своему фран-цузишке поставленную задачу. А то я вас того… пифи-пафи…
   Раздался еще один приглушенный хлопок, и полумрак шлюза пронзил тонкий луч солнечного света. Метеор проплавил дырку рядом с ботинком Смаламоя. Петр скосил глаза и машинально сделал два небольших шага в сторону.
   Блеснул зеленый огонек, и перед нами открылся серый лунный пейзаж.
   – Задачи гражданских понятны?
   – Кислород и боеприпасы, – тихо сказал наш служитель закона.
   – Правильно, будешь хорошо себя вести – досрочно лейтенанта получишь. Технари?
   – Генератор… – пискнуло в наушниках.
   – Точно. И еще постарайтесь наладить связь с Землей. И навигационно-посадочные системы, а то побьются корабли, которые начнут прибывать сюда через несколько часов. К чертовой матери побьются – не все пилоты у штурвала стоят так, как наш Максим! Но в первую очередь – генератор. Ну всё, погнали! Вон купол, видите, вам туда. Капитан… точнее, подполковник, бери блюстителей прав человека и дуй к ангарам, во-он, плоские здания. Всем! Изменить частоту по группам! Эфир не засорять, в экстренных случаях докладывать непосредственно мне. Все, пора. Дождь начинается…
   Денис, не оглядываясь, побежал по дороге в сторону холмов. Дьявол! Как он в этом аквариуме ориентироваться умудряется? Не было же времени на изучение планов местности и строений…
   Мы растолкали в разные стороны гражданских и двинулись следом, постепенно приноравливаясь к рысце по лунной поверхности в скафандрах. Выходило, честно говоря, совершенно по-идиотски.
   Челнок наш блестел грудой раскоряченного металлолома на искореженной поверхности взлетной площадки. Все-таки что-то рвануло в нем, правильно Максим боялся. Наверное, это довольно зловещее зрелище – взрыв в безвоздушном пространстве, где нет звуков. Безмолвный ужас гигантских температур и наносекундного скачка давления, тихая вспышка и мгновенно исчезающие в пустоте искры осколков…
   Пробежав метров сто, мы наткнулись на труп лунника. Его можно было узнать по характерному белому скафандру, которые, как нам было известно, хранились на складах для обслуживающего персонала тюрьмы; наши комбинезоны, а также скафандры подразделений охраны и надзора были защитного в лунных условиях сероватого цвета. Человек лежал на спине, вытянув руки над головой, будто потягивался. Пуля пробила небольшую дырочку в нагрудной панели. А вторая, наверное, попала в шлем, потому что обзорное стекло оказалось рассыпано мелкой сверкающей крошкой на мягком слое стального цвета пыли. Лицо лунника было сморщено от жары и изъедено язвами от жестких космических лучей. Пятна давно вскипевших капель крови были еле заметны.
   Смерть в мертвом мире – это ведь не страшно? Или наоборот?
   Наше подразделение долго не задержалось, разглядывая тело. Незачем. Довольно одного взгляда, чтобы адреналин брызнул в жилы.
   Снова бежим.
   Тени длинные, дрожащие на каждой выщерблине поверхности. Вечер. Скоро солнце скроется за горизонтом, и наступит ночь.
   Бежим.
   Впереди что-то вспыхивает, вздымается пыль и каменное крошево. Причудливо разлетается. Часть облачка-всполоха будто исчезает, растворяется, а оставшаяся полупрозрачная взвесь начинает плавно оседать. Остается глубокий, полуметрового диаметра, кратер.
   Вдалеке вспухает еще один пепельный клубочек.
   Жуткие бесшумные капли. Застывшие навек круги на каменных волнах. Море дождей…
   Бег.
   Бег тех, кто уже погиб для Земли – молочно-зеленого овала, плывущего над головой. Там тоже был бег, всю жизнь, каждый день… Там каждый удар сердца был похож на шаг. Тук… Не остановиться, не отдохнуть. Тук-тук. Бесконечное шарканье мышц, непрерывный тик мысли. Не движение, лишь жалкий тик! Мы гибли там миллионы раз, умирали после каждого Удара сердца, после очередного шага.
   Я знаю, что такое – когда уже мертвый, а все равно бежишь. Я наизусть выучил, что такое бег.
   Бег.
   Скрюченные пальцы давят на изогнутую сталь спускового крючка, черная осенняя листва вздымается совсем рядом, от влажных поваленных стволов осин летят щепки. Вокруг – звенящий гул выстрелов и хрип жизни, оставляющей полусгнивший ноябрьский воздух леса. Скоро – холод… Можно умереть, но нужно выжить. Приходится совмещать одно с другим, щелкая фиксатором, переворачивая “рожок” и ускоряя бег…
   А вдруг еще не поздно остановиться?…
   “Ритм сердечных сокращений не стабилен, будет произведена инъекция препарата Heart-stab” – вдруг выдал зеленую надпись компьютер, и в правую ляжку впилась невидимая иголочка.
   Я негромко выругался, подергивая на ходу ногой.
   “Аритмия больше не наблюдается. Возможно побочное действие препарата”.
   Интересно – какое?…
   – Леша, – прозвучал привычный шепоток Дениса в наушниках. – Леша, слышишь меня?
   – Да.
   – Леша, ты снайперскую позицию займешь. Выберешь удобную высоту и будешь нас прикрывать. А мы господ зэков внизу, прямо в расщелине сжимать будем – они ведь табуном скорее всего попрут… У “АКЛ” оптика есть, хорошая оптика, со стабилизацией всякой электронной. Сам разберешься, в общем.
   – Да уж, – буркнул я. – Мне сердце вон только что отстабилизировали. Умельцы чертовы, встроили в комбинезон этот раздутый дерьма всякого. Нашел ты кандидатуру, конечно. Нечего сказать…
   – Отставить.
   – Есть.
   – Приказ понятен?
   – Так точно.
   – Вот и хорошо, вот и ладненько. – Денис замолчал, оставив в наушниках шумное дыхание. Через минуту добавил: – Леша, я ведь знаю, что ты лучше всех нас стреляешь. Знаю. – Он помолчал еще немного. – Может, и выберемся, ребятки. Главное, армию дождаться. Челноки с солдатиками прилетать начнут… там полегче будет. Может… Ведь мы выбирались, а…
   Прокомментировать эти слова командира никто не рискнул. И правильно.
   Впереди уже вырастали крутые горные образования, в ущелье между которыми уходила дорога. Перспектива на Луне была очень непривычна для глаза.
   Да, тактическое преимущество здесь явно у нас. Но лишь только при условии, что лунники не выберут другой путь. В этом случае они беспрепятственно доберутся до шаттлов. И тогда мы проиграли. Но с чего бы им идти в обход? Они же не знают, что мы тут, что мы прилетели с приветом от Земли… Ладно. Много рассуждать даже в мыслях не рекомендуется. Буду лучше надеяться, что Дорчаков принял верное решение.
   Моя забота теперь маленькая – правильно отъюстировать прицел. На движущихся целях.
   Стемнело вмиг. Это вам не долгие пылающие закаты на Черном море, и не постепенная метаморфоза цвета в горах Северного Урала. Буквально за несколько секунд наступил полумрак, слегка разбавленный призрачным зелено-серым светом выпуклого глаза Земли, висевшей в этот момент почти в зените.
   “Температура +88,2 градуса по шкале Цельсия, продолжает падать” – появилось через некоторое время перед глазами.
   – Лешка, тебе вон туда забраться надо бы… – сказал Денис, показывая стволом автомата на крутые скалы по правую сторону от нас.
   Да, место здесь действительно неплохое для засады. Если удастся накрыть лунников прямо в этой расщелине – можно даже надеяться на… Черта с два. Не на что надеяться. Не во что верить. Не о чем жалеть…
   Тут рядом что-то вспыхнуло, озарив ближайшие Утесы оранжевым светом, и в динамиках раздался ко-Рогкий хрип, переходящий в свист. Сергея мгновенно разнесло на куски – по-видимому, метеорит пробил кислородный баллон.
   – Серега! – заорал Смоламой. – Серега…
   В полумраке я увидел, как блеснули белки за стеклом одного из шлемов – это Берметов отвел глаза от потемневшей, уже замерзающей кучи.
   “Температура +3,5 градуса по шкале Цельсия, продолжает падать”.
   – Всем занять позиции, эфир не засорять, – сказал Денис. – Леха, скорее наверх дуй, тебе еще с оптикой разбираться.
   Я, сглотнув, стал взбираться на довольно крутой склон, усыпанный острыми шипами выступающих твердых пород. Молодой ведь был. Жалко.
   – Опачки… – раздался голос Минотавра. – Идут, кажется.
   Я заторопился. Выбрал удобную ложбинку, откуда просматривалось все ущелье, улегся и щелкнул выключателем оптического прицела. Глянул на экран. Так, это расстояние, угол, а где поправка на ветер? Тьфу, какой тут к дьяволу ветер? Если только ветер времени…
   Так. Это уже никакая не растровая пленка – обыкновенные жэ ка. Но какое качество! Хоть изображение черно-белое, все равно – потрясающе! Да и на кой в сумерках цвет, спрашивается?…
   На жидкокристаллическом экране прицела при включенной системе ночного наблюдения была видна каждая деталь рельефа в сотнях метров от снайпера.
   По привычке щурясь, я приглядывался, примеривался. Вот еще несколько грибочков вспухло от падения проклятых каменных капель. Серега, Серега, малец совсем… Вот какой-то затейливый узор на дне кратера… Интересно, оптика или все-таки что-то другое? Может, инфракрасные волнушки? Разобрало, блин!…
   Я заворочался, по-змеиному изгибая рукава скафандра, перевернул автомат и глянул на переднюю панель прицела. Стекляшка! Ох, сволочи японцы, что вытворяют!
   Ну? Где мобильные мишени для юстировки?
   – Ребятки, напряглись, – шепот в самые уши. Это Дорчаков. – Если мой проапгрейженный теодолит не врет, то идут пираты из форта “Сателлит”. Черную метку тащат.
   Поудобнее устроив затекший было локоть, я плавно повел стволом по горизонту. Слева направо. Через несколько секунд на экране появилось несколько светлых точек.
   Большим пальцем левой руки слегка двинул сенсор, расположенный на цевье. Приближение. Нет же – лишка дал! Неудобные перчатки, несмотря на то, что у наших космических презервативов они адаптированы под оружие.
   “Температура -23,5 градуса по шкале Цельсия, продолжает падать” – мелькнуло сбоку.
   Прохладно будет этой ночкой… Хочется продолжить мысль: лунной. Аккуратно трогаю сенсор зума еще раз. Ой. Они что, всем табором сразу?!
   – Денис, их там человек семьсот-восемьсот, – сказал я, примерно прикинув количество бредущих по дороге лунников.