Страница:
Но самое неожиданное ждало его впереди.
Орочко вышел к озеру. Должно быть, это было то самое озеро, куда ходил рыбачить Лука Лукич. Агроном удивился не тому, что так легко нашёл озеро, а виду берегов: уж очень много травы по берегам истоптал рыболов. В прибрежных осоках виднелись через каждые десять шагов примятые травы, поваленные растения, целые тропки, будто Лука Лукич, прежде чем усесться с удочкой, исходил весь берег кругом.
На берегу озера, в тени широких елей, рыжей стеной стояли папоротники. В своё время агроному приходилось видеть в Сухуми редкостные для нас бананы. Оригинальные листья у этого тропического растения! Широкие, плотные, с чуть приподнятыми лодочкой краями, они достигают двух и более метров в длину и царственными опахалами развеваются вокруг растения, создавая густую тень. Агроном вспомнил о бананах, во все глаза глядя на папоротники. От толстого, в руку, стебля во все стороны раскинулись почти двухметровые резные листья, Членики их, тронутые морозами, обвисли. Бурые пятна споровых гнёзд рядами лежали на листьях. Высота папоротников достигала трех метров!
— Что такое? — не удержался от возгласа агроном. — Представители палеозоя? Девонские леса? Я, кажется, перестаю понимать… Откуда здесь растения древних геологических эпох? У нас они давно превратились в приземлённые травянистые кустики…
Он с опаской посмотрел на озеро и вполголоса пробормотал:
— Не удивлюсь, если оттуда сейчас высунется зубастая голова мезозавра…
Но опасность подстерегала его не со стороны озера. Спокойные тёмные воды, окружённые зеленой рамкой осоки, были чисты и неподвижны. Но, если бы агроном в этот момент оглянулся, он, несомненно, увидел бы, как в десяти метрах от него, в зарослях дикой малины, совершенно спокойно трудится большой бурый медведь. Зверь давно видел человека, но остался равнодушным к появлению невиданного незнакомца. Больше того, он как-то по-смешному втянул в себя воздух, наморщил нос и моргнул. И все это в высшей степени дружелюбно. Потом он снова занялся своим мирным делом. Встав на задние лапы, медведь передними обхватывал кусты малины, подтягивал их к самому носу и, причмокивая, с великим наслаждением слизывал переспелые красные ягоды. При этом он то и дело посматривал в сторону притихшего соседа, как бы приглашая и его полакомиться. Но Орочко, поглощённый созерцанием папоротников, не видел зверя. Что-то бормоча по поводу геологических загадок, он пошёл обратно.
— Эге-ге-ге!.. — раздалось близко в лесу. — Александр Алексеевич! Ороч-ко-о!.. — кричал по слогам Хватай-Муха, продираясь сквозь чащу.
— Здесь я!.. — громко отозвался агроном и в ту же минуту увидел медведя. — Ну, знаете!..
Ослабев от испуга, агроном сел на влажную землю и смотрел на зверя блуждающими глазами.
Странно повёл себя бурый лесовик. Вместо того чтобы задать пришельцу взбучку или, в лучшем случае, рявкнуть для острастки и самому дать тягу в кусты, как это часто делают на Севере благоразумные бурые медведи, он фыркнул, стал на все четыре лапы и вперевалочку, но с достоинством подошёл к агроному, не спеша обнюхал его, потёрся шершавым боком о его полушубок и тоже сел, как умеют сидеть ручные медведи — то есть вытянув вперёд раскоряченные задние лапы и опустив на брюхо передние. Обомлевший агроном, должно быть не отдавая себе отчёта в происходящем, виновато улыбнулся, протянул руку и погладил тёплую пушистую шерсть своего соседа. А тот, видимо, оценил этот дипломатический жест дружбы, в знак чего лизнул руку нового приятеля и закрутил головой, помаргивая своими маленькими жёлтыми глазками.
Идиллия окончилась неожиданно. В пяти метрах от них щёлкнули взведённые курки: это Лука Лукич вскинул свою двустволку.
— Не надо стрелять! — хриплым, каким-то не своим голосом успел сказать Орочко. — Не надо, Лука Лукич. Он… Он… Это ручной медведь…
— Ручной?! — недоверчиво переспросил Хватай-Муха. — Чи цирк сюда приихав, чи киносъёмка?..
Но медведю, что-то не понравилось в этом диалоге. Он со вздохом опять стал на все четыре лапы и быстро пошёл прочь.
Менее чем через час Усков и его спутники достигли подножия северной стены. Густой лес подступал к ней почти вплотную. Необычайная высота стены придавала лесному уголку загадочный, сказочный вид. На память невольно приходили картины Васнецова, написанные по сюжетам пушкинских сказок. Вот, кажется, сейчас из дремучего леса выйдет кудесник, звякнет золотой цепью учёный кот и задрожит земля под копытами боевого коня русского богатыря…
Но Усков глядел на мир глазами геолога. Его больше всего интересовали камни. Как возникла гигантская стена, поднявшаяся на такую высоту? Что таит она в себе?
Усков мысленным взором видел перед собой далёкие дни геологической революции, эпоху горообразований и вулканов.
Было когда-то так. Колыхалась Земля. Над широкими просторами мира горело дрожащее зарево, и чёрное от дыма небо висело над беспокойной Землёй. Могучие подземные толчки сотрясали окрестности. Земная кора дыбилась: вспучивались древние пласты, залегавшие доселе в глубинах земной оболочки. В судорожных корчах рождались горы, и под их напором отступали, ревя, обмелевшие океаны. В разрывы земной коры снизу хлынули газы, пепел и расплавленная магма. Словно огромная пробка, рванулась вверх жидкая вулканическая масса, срезала в этом месте неровности скал, выбросила камни на склоны гор, и в пустой трубе кратера, между только что родившихся стен, заклокотала лава.
Прошли века, минули тысячелетия. Остепенилась Земля. Остыл, присмирел вулкан. Кипящая лава осела вниз, покрылась коркой; началось медленное разрушение созданного. Уже осыпалась щебнем южная сторона вулкана, и через какое-то время на дне кратера появилась жизнь. Но под кратером, далеко внизу, уже много-много веков сохраняется лютый жар. Достигает поверхности тепло, согревает источники и ручьи, даёт жизнь мхам. травам, кустарникам и лесам. И только северная стена грандиозного каменного колодца стоит тысячелетиями голая, сумрачная и неприветливая, как и в грозную пору геологических катастроф…
Путники остановились около этой стены. Борис ударил по камню раз, другой. От стены отлетел кусок. Борис поднял его, протянул Ускову.
— Первородный камень, гранит больших глубин, — сказал Усков. — А вон там, выше по стене, можно найти и другие породы, осадочные. Смотрите, вон чернее г… Это уже сланцы. История земных напластований раскрывается здесь перед нами, как в музее. Жаль, цель у нас несколько иная. Ох, многое можно прочитать на страницах этой открытой истории Земли. Однако думать, что мы сможем найти выход из кратера именно здесь, по-моему, всё-таки пустое мальчишество. Стена монолитна и отвесна. Уж если мы что и найдём, так это там… — Он указал рукой на юг.
Любимов в знак согласия молча кивнул головой. И они двинулись на юг, продираясь сквозь чащу, перелезая через каменные завалы, обходя ямы и упавшие деревья. Шли, стараясь не удаляться от стены. Изредка кто-нибудь взбирался на скалу или дерево и осматривал окрестность. Сверху были видны только верхушки деревьев огромного леса. Водное зеркальце озера блестело не ближе двух километров, чуть видное сверху сквозь гущу деревьев. Но вот неожиданно лес оборвался. Дорогу пересекал ручей. Берега его оказались голыми, вода бежала по красноватому щебню. Миллионы пузырьков возникали и с лёгким шипением лопались на поверхности воды.
— Нарзан? — сам себя спросил Усков. Полной пригоршней зачерпнув воду, он напился — сперва осторожно, а потом с явным наслаждением.
— Да, нарзан! Прекрасная углекислая вода, товарищи! Угощайтесь. Богатырь-вода…
Так был открыт источник, получивший тут же имя «Случайного».
И снова лес и лес… По вот наконец крутой поворот стены — и перед разведчиками открылась каменная россыпь, полуосыпавшаяся перемычка в самом узком месте между двумя кратерами Эршота.
— Смотрите! — воскликнул Любимов и указал вперёд. — Тропа! Самая настоящая тропа! Кто-то здесь ходил!
Любимов быстро наклонился. Вот следы медведя; он тут проходил, и не один. Л вот глубокие и острые парные вмятины, так знакомые каждому северному охотнику. Ну конечно — горные бараны! Тут же лёгкие, еле заметные следы лисицы — цепочка круглых ямочек, отчётливо видных на влажном грунте.
— А это? — спросил Петя, указывая на какие-то вмятины чуть в стороне.
— Это? Гм… — Любимов недоуменно пожал плечами. — Вот уж действительно «ножки». Такими «ножками» можно сваи вбивать… Не понимаю… — чистосердечно прибавил он, подумав. Усков усмехнулся.
— Если бы мы находились в Африке, где-нибудь в районе Килиманджаро или в тропических лесах Индо-Китая, я бы с уверенностью сказал, что здесь проходили на водопой слоны…
Прошли немного вперёд. Тропа расширялась. По бокам её лежали сотни огромных глыб. Возле одной из них, весом не менее пяти тонн, Усков остановился и отковырнул с её поверхности клочок земли с травой.
— Похоже, что этот камень лежал недавно в земле. Видите, даже трава свежая! А сейчас он лежит на камнях, в метре над землёй. Странно! Какой же силой его выкинуло на россыпь? Может быть, здесь квартирует нечистая сила?
Усков сам засмеялся своей шутке, но в его смехе слышалась тревога.
Разведчики по тропе перевалили через самую низкую часть перемычки, и перед ними открылась широкая панорама второго кратера. Дно его постепенно опускалось, так что уровень второй чаши вулкана оказывался ниже первого на несколько десятков метров. Все видимое пространство заросло лесом. Среди серо-зеленой чащи в нескольких местах просвечивали поляны, кое-где поблёскивала вода. Пейзаж отсюда, сверху, казался таким мирным, спокойным, что для страхов и тревог не оставалось места. Со всех сторон кратер замыкали тёмные, высокие стены. Эти каменные громады будто сторожили вечный покой заколдованного, сонного лесного царства.
— Нет, туда мы сегодня не пойдём. Поздно, — сказал Усков и повернул обратно. — Давайте-ка до вечера закончим обследование первого кратера, а завтра видно будет.
Группа повернула назад. На пути ей часто попадались следы животных; у болота собаки вспугнули уток, Очевидно зазимовавших здесь. У Пети прямо задрожали руки, так хотелось пустить вдогонку заряд. Но Усков строго приказал:
— Не стрелять!..
И обменялся взглядом с Любимовым. Проводник одобрительно кивнул головой. Почему — Петя так и не понял.
Уже вечерело, когда разведчики вернулись в лагерь. Здесь царило оживление. Горел яркий костёр. На вертеле жарился глухарь, удачно схваченный Хватай-Мухой прямо на земле. На другом — шипели хариусы. Орочко сидел у огня. Возле него лежала гора кедровых орехов. Агроном со знанием дела жарил их на углях, готовя какое-то необыкновенное диетическое блюдо.
Не стоило расспрашивать о результатах разведки. Хмурые лица достаточно ясно говорили, что выход из кратера пока не обнаружен. Зато, когда Орочко рассказал о своей встрече с медведем, все повеселели.
— Познакомились?! «Давай пожмём друг другу руки и в дальний путь на долгие года…» — запел Борис. Но Усков озабоченно переспросил:
— А ну, расскажите, пожалуйста, ещё раз. Подробнее только…
И, ко всеобщему удивлению, очень внимательно прослушал повторение рассказа.
И снова опустилась ночь. Вторая ночь в кратере.
И снова таинственный звук: глухой и низкий рёв трубы, вибрируя, пронёсся в похолодевшем воздухе, заставив дрожать собак и заронив почти суеверный страх в сердце Луки Лукича.
Усков и Любимов многозначительно посмотрели друг на друга.
Глава пятнадцатая
Орочко вышел к озеру. Должно быть, это было то самое озеро, куда ходил рыбачить Лука Лукич. Агроном удивился не тому, что так легко нашёл озеро, а виду берегов: уж очень много травы по берегам истоптал рыболов. В прибрежных осоках виднелись через каждые десять шагов примятые травы, поваленные растения, целые тропки, будто Лука Лукич, прежде чем усесться с удочкой, исходил весь берег кругом.
На берегу озера, в тени широких елей, рыжей стеной стояли папоротники. В своё время агроному приходилось видеть в Сухуми редкостные для нас бананы. Оригинальные листья у этого тропического растения! Широкие, плотные, с чуть приподнятыми лодочкой краями, они достигают двух и более метров в длину и царственными опахалами развеваются вокруг растения, создавая густую тень. Агроном вспомнил о бананах, во все глаза глядя на папоротники. От толстого, в руку, стебля во все стороны раскинулись почти двухметровые резные листья, Членики их, тронутые морозами, обвисли. Бурые пятна споровых гнёзд рядами лежали на листьях. Высота папоротников достигала трех метров!
— Что такое? — не удержался от возгласа агроном. — Представители палеозоя? Девонские леса? Я, кажется, перестаю понимать… Откуда здесь растения древних геологических эпох? У нас они давно превратились в приземлённые травянистые кустики…
Он с опаской посмотрел на озеро и вполголоса пробормотал:
— Не удивлюсь, если оттуда сейчас высунется зубастая голова мезозавра…
Но опасность подстерегала его не со стороны озера. Спокойные тёмные воды, окружённые зеленой рамкой осоки, были чисты и неподвижны. Но, если бы агроном в этот момент оглянулся, он, несомненно, увидел бы, как в десяти метрах от него, в зарослях дикой малины, совершенно спокойно трудится большой бурый медведь. Зверь давно видел человека, но остался равнодушным к появлению невиданного незнакомца. Больше того, он как-то по-смешному втянул в себя воздух, наморщил нос и моргнул. И все это в высшей степени дружелюбно. Потом он снова занялся своим мирным делом. Встав на задние лапы, медведь передними обхватывал кусты малины, подтягивал их к самому носу и, причмокивая, с великим наслаждением слизывал переспелые красные ягоды. При этом он то и дело посматривал в сторону притихшего соседа, как бы приглашая и его полакомиться. Но Орочко, поглощённый созерцанием папоротников, не видел зверя. Что-то бормоча по поводу геологических загадок, он пошёл обратно.
— Эге-ге-ге!.. — раздалось близко в лесу. — Александр Алексеевич! Ороч-ко-о!.. — кричал по слогам Хватай-Муха, продираясь сквозь чащу.
— Здесь я!.. — громко отозвался агроном и в ту же минуту увидел медведя. — Ну, знаете!..
Ослабев от испуга, агроном сел на влажную землю и смотрел на зверя блуждающими глазами.
Странно повёл себя бурый лесовик. Вместо того чтобы задать пришельцу взбучку или, в лучшем случае, рявкнуть для острастки и самому дать тягу в кусты, как это часто делают на Севере благоразумные бурые медведи, он фыркнул, стал на все четыре лапы и вперевалочку, но с достоинством подошёл к агроному, не спеша обнюхал его, потёрся шершавым боком о его полушубок и тоже сел, как умеют сидеть ручные медведи — то есть вытянув вперёд раскоряченные задние лапы и опустив на брюхо передние. Обомлевший агроном, должно быть не отдавая себе отчёта в происходящем, виновато улыбнулся, протянул руку и погладил тёплую пушистую шерсть своего соседа. А тот, видимо, оценил этот дипломатический жест дружбы, в знак чего лизнул руку нового приятеля и закрутил головой, помаргивая своими маленькими жёлтыми глазками.
Идиллия окончилась неожиданно. В пяти метрах от них щёлкнули взведённые курки: это Лука Лукич вскинул свою двустволку.
— Не надо стрелять! — хриплым, каким-то не своим голосом успел сказать Орочко. — Не надо, Лука Лукич. Он… Он… Это ручной медведь…
— Ручной?! — недоверчиво переспросил Хватай-Муха. — Чи цирк сюда приихав, чи киносъёмка?..
Но медведю, что-то не понравилось в этом диалоге. Он со вздохом опять стал на все четыре лапы и быстро пошёл прочь.
Менее чем через час Усков и его спутники достигли подножия северной стены. Густой лес подступал к ней почти вплотную. Необычайная высота стены придавала лесному уголку загадочный, сказочный вид. На память невольно приходили картины Васнецова, написанные по сюжетам пушкинских сказок. Вот, кажется, сейчас из дремучего леса выйдет кудесник, звякнет золотой цепью учёный кот и задрожит земля под копытами боевого коня русского богатыря…
Но Усков глядел на мир глазами геолога. Его больше всего интересовали камни. Как возникла гигантская стена, поднявшаяся на такую высоту? Что таит она в себе?
Усков мысленным взором видел перед собой далёкие дни геологической революции, эпоху горообразований и вулканов.
Было когда-то так. Колыхалась Земля. Над широкими просторами мира горело дрожащее зарево, и чёрное от дыма небо висело над беспокойной Землёй. Могучие подземные толчки сотрясали окрестности. Земная кора дыбилась: вспучивались древние пласты, залегавшие доселе в глубинах земной оболочки. В судорожных корчах рождались горы, и под их напором отступали, ревя, обмелевшие океаны. В разрывы земной коры снизу хлынули газы, пепел и расплавленная магма. Словно огромная пробка, рванулась вверх жидкая вулканическая масса, срезала в этом месте неровности скал, выбросила камни на склоны гор, и в пустой трубе кратера, между только что родившихся стен, заклокотала лава.
Прошли века, минули тысячелетия. Остепенилась Земля. Остыл, присмирел вулкан. Кипящая лава осела вниз, покрылась коркой; началось медленное разрушение созданного. Уже осыпалась щебнем южная сторона вулкана, и через какое-то время на дне кратера появилась жизнь. Но под кратером, далеко внизу, уже много-много веков сохраняется лютый жар. Достигает поверхности тепло, согревает источники и ручьи, даёт жизнь мхам. травам, кустарникам и лесам. И только северная стена грандиозного каменного колодца стоит тысячелетиями голая, сумрачная и неприветливая, как и в грозную пору геологических катастроф…
Путники остановились около этой стены. Борис ударил по камню раз, другой. От стены отлетел кусок. Борис поднял его, протянул Ускову.
— Первородный камень, гранит больших глубин, — сказал Усков. — А вон там, выше по стене, можно найти и другие породы, осадочные. Смотрите, вон чернее г… Это уже сланцы. История земных напластований раскрывается здесь перед нами, как в музее. Жаль, цель у нас несколько иная. Ох, многое можно прочитать на страницах этой открытой истории Земли. Однако думать, что мы сможем найти выход из кратера именно здесь, по-моему, всё-таки пустое мальчишество. Стена монолитна и отвесна. Уж если мы что и найдём, так это там… — Он указал рукой на юг.
Любимов в знак согласия молча кивнул головой. И они двинулись на юг, продираясь сквозь чащу, перелезая через каменные завалы, обходя ямы и упавшие деревья. Шли, стараясь не удаляться от стены. Изредка кто-нибудь взбирался на скалу или дерево и осматривал окрестность. Сверху были видны только верхушки деревьев огромного леса. Водное зеркальце озера блестело не ближе двух километров, чуть видное сверху сквозь гущу деревьев. Но вот неожиданно лес оборвался. Дорогу пересекал ручей. Берега его оказались голыми, вода бежала по красноватому щебню. Миллионы пузырьков возникали и с лёгким шипением лопались на поверхности воды.
— Нарзан? — сам себя спросил Усков. Полной пригоршней зачерпнув воду, он напился — сперва осторожно, а потом с явным наслаждением.
— Да, нарзан! Прекрасная углекислая вода, товарищи! Угощайтесь. Богатырь-вода…
Так был открыт источник, получивший тут же имя «Случайного».
И снова лес и лес… По вот наконец крутой поворот стены — и перед разведчиками открылась каменная россыпь, полуосыпавшаяся перемычка в самом узком месте между двумя кратерами Эршота.
— Смотрите! — воскликнул Любимов и указал вперёд. — Тропа! Самая настоящая тропа! Кто-то здесь ходил!
Любимов быстро наклонился. Вот следы медведя; он тут проходил, и не один. Л вот глубокие и острые парные вмятины, так знакомые каждому северному охотнику. Ну конечно — горные бараны! Тут же лёгкие, еле заметные следы лисицы — цепочка круглых ямочек, отчётливо видных на влажном грунте.
— А это? — спросил Петя, указывая на какие-то вмятины чуть в стороне.
— Это? Гм… — Любимов недоуменно пожал плечами. — Вот уж действительно «ножки». Такими «ножками» можно сваи вбивать… Не понимаю… — чистосердечно прибавил он, подумав. Усков усмехнулся.
— Если бы мы находились в Африке, где-нибудь в районе Килиманджаро или в тропических лесах Индо-Китая, я бы с уверенностью сказал, что здесь проходили на водопой слоны…
Прошли немного вперёд. Тропа расширялась. По бокам её лежали сотни огромных глыб. Возле одной из них, весом не менее пяти тонн, Усков остановился и отковырнул с её поверхности клочок земли с травой.
— Похоже, что этот камень лежал недавно в земле. Видите, даже трава свежая! А сейчас он лежит на камнях, в метре над землёй. Странно! Какой же силой его выкинуло на россыпь? Может быть, здесь квартирует нечистая сила?
Усков сам засмеялся своей шутке, но в его смехе слышалась тревога.
Разведчики по тропе перевалили через самую низкую часть перемычки, и перед ними открылась широкая панорама второго кратера. Дно его постепенно опускалось, так что уровень второй чаши вулкана оказывался ниже первого на несколько десятков метров. Все видимое пространство заросло лесом. Среди серо-зеленой чащи в нескольких местах просвечивали поляны, кое-где поблёскивала вода. Пейзаж отсюда, сверху, казался таким мирным, спокойным, что для страхов и тревог не оставалось места. Со всех сторон кратер замыкали тёмные, высокие стены. Эти каменные громады будто сторожили вечный покой заколдованного, сонного лесного царства.
— Нет, туда мы сегодня не пойдём. Поздно, — сказал Усков и повернул обратно. — Давайте-ка до вечера закончим обследование первого кратера, а завтра видно будет.
Группа повернула назад. На пути ей часто попадались следы животных; у болота собаки вспугнули уток, Очевидно зазимовавших здесь. У Пети прямо задрожали руки, так хотелось пустить вдогонку заряд. Но Усков строго приказал:
— Не стрелять!..
И обменялся взглядом с Любимовым. Проводник одобрительно кивнул головой. Почему — Петя так и не понял.
Уже вечерело, когда разведчики вернулись в лагерь. Здесь царило оживление. Горел яркий костёр. На вертеле жарился глухарь, удачно схваченный Хватай-Мухой прямо на земле. На другом — шипели хариусы. Орочко сидел у огня. Возле него лежала гора кедровых орехов. Агроном со знанием дела жарил их на углях, готовя какое-то необыкновенное диетическое блюдо.
Не стоило расспрашивать о результатах разведки. Хмурые лица достаточно ясно говорили, что выход из кратера пока не обнаружен. Зато, когда Орочко рассказал о своей встрече с медведем, все повеселели.
— Познакомились?! «Давай пожмём друг другу руки и в дальний путь на долгие года…» — запел Борис. Но Усков озабоченно переспросил:
— А ну, расскажите, пожалуйста, ещё раз. Подробнее только…
И, ко всеобщему удивлению, очень внимательно прослушал повторение рассказа.
И снова опустилась ночь. Вторая ночь в кратере.
И снова таинственный звук: глухой и низкий рёв трубы, вибрируя, пронёсся в похолодевшем воздухе, заставив дрожать собак и заронив почти суеверный страх в сердце Луки Лукича.
Усков и Любимов многозначительно посмотрели друг на друга.
Глава пятнадцатая
посвящённая достоверной встрече, которую сам автор считает почти фантастической
Утром собаки подняли неистовую кутерьму. Они бросались в кусты, отпрыгивали назад и бешено лаяли, порываясь броситься в лес.
Все схватились за ружья.
Кусты можжевельника зашевелились. Кто-то, видимо, стоял там, не рискуя выйти на поляну, где горел костёр. По особенному, с подвыванием, лаю собак Любимов догадался, кто пришёл к ним ранним утром в гости.
— Медведи! Уж не твой ли знакомец заявился, Александр Алексеевич? А ну, на место! — крикнул он на собак.
Кава и Туй, недовольно урча, улеглись, но не спускали глаз с подозрительного места.
Вот кусты снова зашевелились, и оттуда действительно высунулась добродушная морда медведя. Он ничуть не боялся. Глазки его с любопытством осматривали лагерь, людей, нервно дрожащих собак. Любимов еле сдерживал их: Туй, весь ощетинившись, рвался в бой. Медведь, пофыркивая, сделал несколько шагов вперёд и лёг на живот, забавно вытянув лапы. Вид у него был весьма недвусмысленный — он что-то выпрашивал.
— Га! Цирк приихав! Хлопцы, купувайте билеты! — не удержался от шутки Лука Лукич.
Орочко узнал своего лесного друга и решил, что неудобно, просто невежливо сказаться незнакомым. Он встал и не спеша подошёл к зверю, доверчиво вытянув руку. Медведь лениво поднялся и снова, как вчера, миролюбиво потёрся боком о полушубок агронома. Все молча наблюдали эту сцену. Поглаживая зверя, Орочко внимательно осматривал его шею, нос, уши. Никаких следов ошейника или раны. Ясно, что медведь никогда в неволе не был. И в то же время он так странно доверчив… Агроном вынул из кармана горсть жареных орехов и протянул гостю. Тот не заставил себя упрашивать, мигом отправил их в рот и зачавкал, умилённо кивая головой и подмаргивая.
Тут снова зашевелились кусты, и на поляну вышли ещё два таких же медведя с откровенным желанием получить и свою порцию угощения.
— Ну, это уж слишком! — проворчал Усков и на всякий случай поднял ружьё.
Но стоило только первому медведю увидеть ружьё и этот не совсем дружелюбный жест геолога, как он мигом, поджав коротенький хвост, убежал вместе со своими собратьями.
Воцарилось молчание.
— Чудесно!.. — промолвил наконец Усков. — Выходит, они ещё не видели людей, если так доверчивы.
— Не думаю, — отозвался Любимов. — Они прекрасно все поняли, когда ты поднял ружьё. Видно, знакомы С этим инструментом.
— Но кто же приручил их? Бояться ружья — и в то-же время так доверчиво относиться к людям!.. Вообще в этом кратере что-то уж слишком много странного. Приручённые медведи, утоптанные тропы, странные следы — все это не выходит у меня из головы. Чьи они? И кому принадлежит трубный рёв, который мы все слышали ночью? Во всяком случае, товарищи, долина, как видно, не мертва. Здесь есть свои жители — возможно, люди, и нам надо ежеминутно быть готовыми к встрече с ними.
Погасив костёр, разведчики в полном составе тро-нулись в путь к узкому проходу между кратерами. Они решили сегодня же до конца исследовать впадину и либо найти выход из неё, либо… Трудно было договорить эту фразу до конца.
Меньше чем через час путники оказались у входа во второй кратер.
Проводник показал рукой: опять свежие следы. На влажной коричневой почве они хорошо отпечатались. Опять здесь кто-то проходил. Большие круглые вмятины с отметками шести полупальцев по краям ступали двумя цепочками одна возле другой. Но они оказались гораздо меньше вчерашних. Диаметр этих следов не превышал сантиметров тридцати.
— Прошёл в нашу сторону, — сказал Любимов, осмотрев следы.
— Зарядить ружья картечью! — приказал Усков. — И быть наготове.
Тронулись дальше.
Ручей нарзана бежал рядом. Течение его заметно ускорилось, местность стала опускаться вниз. Время от времени попадались небольшие водопады. Светлые струи с шумом низвергались вниз на камни и рассыпались миллионами прозрачных пузырьков.
По обе стороны ручья стоял по-особенному задумчивый лес. Орочко никак не мог преодолеть искушения — он то и дело нагибался, хватаясь за больной бок, осматривал отдельные растения, бережно рассекал их на части и укладывал в свою гербарную сетку. В одном месте он задержался, и Усков уже открыл было рот, чтобы поторопить его, когда агроном вдруг сделал такие изумлённые глава и так выразительно ахнул, что все остановились.
— Ячмень! Честное слово!.. Прошу сюда, смотрите, товарищи, это же хлебный злак!
В руке у него лежали жёлтые колоски на очень коротеньких стебельках. Кому на Севере неизвестна шелковистая на ощупь травка длиной сантиметров в двадцать, несущая на стеблях тоненькие и нежные колоски, формой своей очень напоминающие двухрядный ячмень! Эту траву в народе, по всему Северу, зовут якутским ячменём. Что-то общее, несомненно, есть у неё и с ячменём культурным: тот же злак, но до неузнаваемости изменённый суровой природой. В его колосках изредка встречаются вызревшие семена — тоненькие и прозрачные зёрнышки. Ни один селекционер до сих пор не рискнул взяться за улучшение этого дикого сородича хлеба: очень уж далёк он от своих культурных родственников. Но агроном держал в руках колоски якутского ячменя, плотно набитые зерном, самым настоящим зерном! Стебелёк ячменя имел толщину и прочность настоящей соломы, Зёрна не умещались в колоске и наполовину торчали наружу.
— Это прямо-таки выше моего понимания, — проговорил Орочко и торопливо засунул редкостные экземпляры в сумку. — Ботаника будет обогащена ещё одним, доселе неизвестным видом! Это мост между культурными растениями и их дикими предками. Находка!..
Товарищи торопили его, времени было так мало! А он все оглядывался и ещё долго вполголоса выкладывал самому себе свои мысли, время от времени вытаскивая из сумки дорогую и странную находку и рассматривая её.
Углубились в лес. В одном месте между деревьями лежала большая плоская глыба. Петя живо взобрался на неё.
— Ой, как далеко видно отсюда! — крикнул он и, сделав рукой козырёк над глазами, стал что-то рассматривать.
Внезапно он раскраснелся, быстро обернулся и звонким, взволнованным голосом закричал:
— Дядя Вася! Скорее сюда! Там…
Но в это время внизу раздался отчаянный лай собак Разведчики вскинули ружья. Щёлкнули взведённые курки. Кусты трещали все ближе и ближе. Кто-то большой, грузный, уверенный в своей силе, ломился напрямик, ломая кусты. Собаки самоотверженно бросились навстречу опасности.
— На камень! — скомандовал Усков и вместе со всеми в два прыжка взобрался на плоскую скалу.
В это мгновение из кустов высунулась уродливая, с огромными наростами голова страшного чудовища. С каким-то странным звуком, не то хрюканьем, не то глухим клокотанием, кинулось оно, наклонив голову, на собак и… пронеслось мимо. Туй и Кава, не переставая рычать и лаять и тем ободряя друг друга, в ту же секунду оказались по бокам зверя и бесстрашно схватили его за длинную, свисающую к земле грязно-чёрную шерсть. И хотя силы были до смешного неравны, зверь был явно ошеломлён смелостью этих, никак не соответствовавших величине, шумливых врагов. На какую-то долю секунды он недоуменно остановился на месте, повернув голову набок. И в то же мгновение сверху, прямо в упор, раздались шесть выстрелов. Словно гром прогремел над тихим лесом. Все вокруг вздрогнуло. Чья-то картечь, рикошетом ударившись о лобовую броню животного, с визгом ушла в сторону. Но пули впились зверю в могучую голову и в тело. Как в столбняке застыл зверь па месте. Из правого глаза, куда впилась смертоносная пуля, брызнул фонтан крови. Прошло полсекунды. Ещё шесть выстрелов потрясли воздух. Вздрогнуло огромное тело, из пасти вырвался не то стон, не то рёв — низкий и могучий, и странный зверь зашатался, повалился вперёд и на бок, едва не придавив слишком осмелевшую Каву.
Гром выстрелов, пронесясь над лесом, ударился об отвесные стены. Эхо метнулось назад, наполнило распадки и ущелья, и все живое в этих лесах было оповещено, что в кратере появились новые хозяева — люди.
Потрясённые, они долго молчали. Собаки, видя усмирённого зверя, осторожно обходили его со всех сторон, принюхиваясь к незнакомому запаху.
Усков и Орочко переглянулись. Вот оно что! Обоим на память пришла одна и та же мысль.
— Я знаю, кто это! — сказал также и Петя. — Я видел такого зверя на рисунке в учебнике. Это волосатый носорог. Он жил в доисторические времена…
— Да, это волосатый носорог, — подтвердил геолог. — Кайнозойская эра… Эпоха последних оледенений, четвертичный период. Вот кто обитает в этой отгороженной от всего мира яме!
Они спустились со скалы и приблизились к носорогу. Представьте себе современного носорога, но только вдвое больше. Вместо голой панцирной кожи, собранной в частые сборки, на нём висит — от мощного лба до начала короткого, не по росту хвоста — жёсткая, черно-коричневая шерсть, слежавшаяся в комья, длинная и грязная. Шерсть спускается по бокам на живот, где она особенно длинна и всклокочена, висит гривой на ногах, представляющих толстые чурбаны диаметром чуть меньше полуметра, и почти закрывает маленькие уши — круглые, залепленные грязью отверстия в огромнейшей голове.
Ну и голова! Только самая извращённая фантазия могла создать подобное уродство. Голова равна чуть ли не трети всей туши. От шеи до пасти около двух метров, тогда как общая длина туши меньше семи метров. Маленькие свиные глазки, широко расставленные по бокам бронированного лба, никак не соответствовали размерам всех остальных частей тела и были словно взяты от другого, менее объёмистого существа. Но наиболее интересными и странными оказались рога. Их было два. На конце носа стоял первый рог высотой в полметра и толщиной у основания сантиметров в пятнадцать. На нем чернела земля, в которой не далее как утром ковырялся этот предок современного носорога. Второй рог длиной всего в двадцать сантиметров возвышался позади первого, сантиметрах в семидесяти от него, чуть ниже линии глаз. Каково назначение второго рога — сказать трудно, но придавал он зверю ещё более ужасный и неестественный вид.
Огромная пасть, в которой вполне мог бы поместиться баран, была приспособлена, судя по набору плоских и острых резцов, для поглощения любой пищи — от корней до живого мяса.
И вот этот житель далёких, давно прошедших времён лежал сейчас бездыханный у ног изыскателей. Просто не верилось! Над ними светило неяркое солнце зимы 1947 года, вокруг расстилался мирный пейзаж, все было просто и естественно — и вдруг огромная туша животного, каким-то образом вырвавшегося из далёких-далёких эпох…
— Вот это да!.. — с уважением, проговорил Петя, постукивая геологическим молотком по черепу носорога. — Смотрите, Лука Лукич! Как камень…
— Бачу, хлопче! А чи ты станешь кушать котлеты из этого мяса?..
Петя хотел что-то сказать, но встретился взглядом с Усковым и тут же вспомнил о другом, что его взволно-вало несколько минут тому назад:
— Дядя Вася, на той стороне дым! С камня хорошо видно.
Действительно, в дальнем нижнем конце второго кратера, в одном — двух километрах от них, за большим озером, блестевшим среди лугов и леса, поднимался вверх столб дыма. Несомненно, там были люди. Уж не современники ли носорога?
— Нет, — твёрдо сказал Усков, видимо отвечая на этот вопрос самому себе. — Нет, не может быть! Это обыкновенные люди, наши люди. Идёмте…
Оставив убитого носорога, партия направилась к озеру, все же придерживаясь отвесной стены с правой руки.
Лес, лес и лес. Потом большая, гектаров на двести, поляна, покрытая высокой травой. На ней спокойно пасутся горные бараны. При виде людей вожак стада издаёт фыркающий звук. Все животные разом повёртывают головы к путникам и со вниманием, но без страха следят за ними. Разведчики проходят мимо, удерживая нетерпеливо рвущихся собак. Ни один баран не побежал, не испугался. Значит, они не только хорошо знакомы с человеком, по и признают в нём друга. В глазах Ускова вспыхивают нетерпеливые искорки. Он ускоряет шаг. Его догадка находит новое подтверждение…
Дальше стена опять уходит ввысь, осыпи кончаются Перед разведчиками возникает утёс с десятком разных углублений и расщелин. Из одной щели вытекает горячий ручей. От воды идёт пар. Она почти кипит. Вокруг пахнет серой, тухлыми яйцами — и никакой растительности, один голый камень.
— Целебный источник, — констатирует на ходу Орочко. — Сероводородная вода.
Но останавливаться здесь не стали. Пошли дальше, туда, где дым виднелся теперь уже совершенно ясно.
Обогнув большую группу деревьев с опавшими листьями (клёны и ясени — как сказал агроном), разведчики быстрым шагом пересекли травянистый луг и направились прямо к лесу. Кедры-великаны охраняли его опушку. От них на солнечный луг падала густая длинная тень.
Не раздумывая, партия вошла в эту тень. Собаки отстали.
Впереди зашевелилась хвоя, кто-то потряс деревья, затрещали ветки. Туй и Кава, поджав хвосты, бросились под ноги хозяевам. Все остановились, напряжённо вглядываясь в опушку. Что там такое?… Руки сжимали ружья.
И тут произошло ещё одно событие, которого никогда и никто даже не мог себе представить.
Из леса вышли какие-то невиданные темно-серые гиганты. Сперва на высоте двух метров показались изогнутые снежно-белые клыки, затем появился широкий лоб и, наконец, чудовищная голова с повисшим хоботом. Треск раздираемых ветвей, короткий тяжёлый топот — и вот перед изумлёнными, объятыми страхом людьми выросли два мамонта, представители далёкой истории Земли. Они стояли молчаливые, насторожённые, выжидающе помахивая длинными хоботами, как стражи заколдованного леса, куда нет хода для непосвящённых.
Утром собаки подняли неистовую кутерьму. Они бросались в кусты, отпрыгивали назад и бешено лаяли, порываясь броситься в лес.
Все схватились за ружья.
Кусты можжевельника зашевелились. Кто-то, видимо, стоял там, не рискуя выйти на поляну, где горел костёр. По особенному, с подвыванием, лаю собак Любимов догадался, кто пришёл к ним ранним утром в гости.
— Медведи! Уж не твой ли знакомец заявился, Александр Алексеевич? А ну, на место! — крикнул он на собак.
Кава и Туй, недовольно урча, улеглись, но не спускали глаз с подозрительного места.
Вот кусты снова зашевелились, и оттуда действительно высунулась добродушная морда медведя. Он ничуть не боялся. Глазки его с любопытством осматривали лагерь, людей, нервно дрожащих собак. Любимов еле сдерживал их: Туй, весь ощетинившись, рвался в бой. Медведь, пофыркивая, сделал несколько шагов вперёд и лёг на живот, забавно вытянув лапы. Вид у него был весьма недвусмысленный — он что-то выпрашивал.
— Га! Цирк приихав! Хлопцы, купувайте билеты! — не удержался от шутки Лука Лукич.
Орочко узнал своего лесного друга и решил, что неудобно, просто невежливо сказаться незнакомым. Он встал и не спеша подошёл к зверю, доверчиво вытянув руку. Медведь лениво поднялся и снова, как вчера, миролюбиво потёрся боком о полушубок агронома. Все молча наблюдали эту сцену. Поглаживая зверя, Орочко внимательно осматривал его шею, нос, уши. Никаких следов ошейника или раны. Ясно, что медведь никогда в неволе не был. И в то же время он так странно доверчив… Агроном вынул из кармана горсть жареных орехов и протянул гостю. Тот не заставил себя упрашивать, мигом отправил их в рот и зачавкал, умилённо кивая головой и подмаргивая.
Тут снова зашевелились кусты, и на поляну вышли ещё два таких же медведя с откровенным желанием получить и свою порцию угощения.
— Ну, это уж слишком! — проворчал Усков и на всякий случай поднял ружьё.
Но стоило только первому медведю увидеть ружьё и этот не совсем дружелюбный жест геолога, как он мигом, поджав коротенький хвост, убежал вместе со своими собратьями.
Воцарилось молчание.
— Чудесно!.. — промолвил наконец Усков. — Выходит, они ещё не видели людей, если так доверчивы.
— Не думаю, — отозвался Любимов. — Они прекрасно все поняли, когда ты поднял ружьё. Видно, знакомы С этим инструментом.
— Но кто же приручил их? Бояться ружья — и в то-же время так доверчиво относиться к людям!.. Вообще в этом кратере что-то уж слишком много странного. Приручённые медведи, утоптанные тропы, странные следы — все это не выходит у меня из головы. Чьи они? И кому принадлежит трубный рёв, который мы все слышали ночью? Во всяком случае, товарищи, долина, как видно, не мертва. Здесь есть свои жители — возможно, люди, и нам надо ежеминутно быть готовыми к встрече с ними.
Погасив костёр, разведчики в полном составе тро-нулись в путь к узкому проходу между кратерами. Они решили сегодня же до конца исследовать впадину и либо найти выход из неё, либо… Трудно было договорить эту фразу до конца.
Меньше чем через час путники оказались у входа во второй кратер.
Проводник показал рукой: опять свежие следы. На влажной коричневой почве они хорошо отпечатались. Опять здесь кто-то проходил. Большие круглые вмятины с отметками шести полупальцев по краям ступали двумя цепочками одна возле другой. Но они оказались гораздо меньше вчерашних. Диаметр этих следов не превышал сантиметров тридцати.
— Прошёл в нашу сторону, — сказал Любимов, осмотрев следы.
— Зарядить ружья картечью! — приказал Усков. — И быть наготове.
Тронулись дальше.
Ручей нарзана бежал рядом. Течение его заметно ускорилось, местность стала опускаться вниз. Время от времени попадались небольшие водопады. Светлые струи с шумом низвергались вниз на камни и рассыпались миллионами прозрачных пузырьков.
По обе стороны ручья стоял по-особенному задумчивый лес. Орочко никак не мог преодолеть искушения — он то и дело нагибался, хватаясь за больной бок, осматривал отдельные растения, бережно рассекал их на части и укладывал в свою гербарную сетку. В одном месте он задержался, и Усков уже открыл было рот, чтобы поторопить его, когда агроном вдруг сделал такие изумлённые глава и так выразительно ахнул, что все остановились.
— Ячмень! Честное слово!.. Прошу сюда, смотрите, товарищи, это же хлебный злак!
В руке у него лежали жёлтые колоски на очень коротеньких стебельках. Кому на Севере неизвестна шелковистая на ощупь травка длиной сантиметров в двадцать, несущая на стеблях тоненькие и нежные колоски, формой своей очень напоминающие двухрядный ячмень! Эту траву в народе, по всему Северу, зовут якутским ячменём. Что-то общее, несомненно, есть у неё и с ячменём культурным: тот же злак, но до неузнаваемости изменённый суровой природой. В его колосках изредка встречаются вызревшие семена — тоненькие и прозрачные зёрнышки. Ни один селекционер до сих пор не рискнул взяться за улучшение этого дикого сородича хлеба: очень уж далёк он от своих культурных родственников. Но агроном держал в руках колоски якутского ячменя, плотно набитые зерном, самым настоящим зерном! Стебелёк ячменя имел толщину и прочность настоящей соломы, Зёрна не умещались в колоске и наполовину торчали наружу.
— Это прямо-таки выше моего понимания, — проговорил Орочко и торопливо засунул редкостные экземпляры в сумку. — Ботаника будет обогащена ещё одним, доселе неизвестным видом! Это мост между культурными растениями и их дикими предками. Находка!..
Товарищи торопили его, времени было так мало! А он все оглядывался и ещё долго вполголоса выкладывал самому себе свои мысли, время от времени вытаскивая из сумки дорогую и странную находку и рассматривая её.
Углубились в лес. В одном месте между деревьями лежала большая плоская глыба. Петя живо взобрался на неё.
— Ой, как далеко видно отсюда! — крикнул он и, сделав рукой козырёк над глазами, стал что-то рассматривать.
Внезапно он раскраснелся, быстро обернулся и звонким, взволнованным голосом закричал:
— Дядя Вася! Скорее сюда! Там…
Но в это время внизу раздался отчаянный лай собак Разведчики вскинули ружья. Щёлкнули взведённые курки. Кусты трещали все ближе и ближе. Кто-то большой, грузный, уверенный в своей силе, ломился напрямик, ломая кусты. Собаки самоотверженно бросились навстречу опасности.
— На камень! — скомандовал Усков и вместе со всеми в два прыжка взобрался на плоскую скалу.
В это мгновение из кустов высунулась уродливая, с огромными наростами голова страшного чудовища. С каким-то странным звуком, не то хрюканьем, не то глухим клокотанием, кинулось оно, наклонив голову, на собак и… пронеслось мимо. Туй и Кава, не переставая рычать и лаять и тем ободряя друг друга, в ту же секунду оказались по бокам зверя и бесстрашно схватили его за длинную, свисающую к земле грязно-чёрную шерсть. И хотя силы были до смешного неравны, зверь был явно ошеломлён смелостью этих, никак не соответствовавших величине, шумливых врагов. На какую-то долю секунды он недоуменно остановился на месте, повернув голову набок. И в то же мгновение сверху, прямо в упор, раздались шесть выстрелов. Словно гром прогремел над тихим лесом. Все вокруг вздрогнуло. Чья-то картечь, рикошетом ударившись о лобовую броню животного, с визгом ушла в сторону. Но пули впились зверю в могучую голову и в тело. Как в столбняке застыл зверь па месте. Из правого глаза, куда впилась смертоносная пуля, брызнул фонтан крови. Прошло полсекунды. Ещё шесть выстрелов потрясли воздух. Вздрогнуло огромное тело, из пасти вырвался не то стон, не то рёв — низкий и могучий, и странный зверь зашатался, повалился вперёд и на бок, едва не придавив слишком осмелевшую Каву.
Гром выстрелов, пронесясь над лесом, ударился об отвесные стены. Эхо метнулось назад, наполнило распадки и ущелья, и все живое в этих лесах было оповещено, что в кратере появились новые хозяева — люди.
Потрясённые, они долго молчали. Собаки, видя усмирённого зверя, осторожно обходили его со всех сторон, принюхиваясь к незнакомому запаху.
Усков и Орочко переглянулись. Вот оно что! Обоим на память пришла одна и та же мысль.
— Я знаю, кто это! — сказал также и Петя. — Я видел такого зверя на рисунке в учебнике. Это волосатый носорог. Он жил в доисторические времена…
— Да, это волосатый носорог, — подтвердил геолог. — Кайнозойская эра… Эпоха последних оледенений, четвертичный период. Вот кто обитает в этой отгороженной от всего мира яме!
Они спустились со скалы и приблизились к носорогу. Представьте себе современного носорога, но только вдвое больше. Вместо голой панцирной кожи, собранной в частые сборки, на нём висит — от мощного лба до начала короткого, не по росту хвоста — жёсткая, черно-коричневая шерсть, слежавшаяся в комья, длинная и грязная. Шерсть спускается по бокам на живот, где она особенно длинна и всклокочена, висит гривой на ногах, представляющих толстые чурбаны диаметром чуть меньше полуметра, и почти закрывает маленькие уши — круглые, залепленные грязью отверстия в огромнейшей голове.
Ну и голова! Только самая извращённая фантазия могла создать подобное уродство. Голова равна чуть ли не трети всей туши. От шеи до пасти около двух метров, тогда как общая длина туши меньше семи метров. Маленькие свиные глазки, широко расставленные по бокам бронированного лба, никак не соответствовали размерам всех остальных частей тела и были словно взяты от другого, менее объёмистого существа. Но наиболее интересными и странными оказались рога. Их было два. На конце носа стоял первый рог высотой в полметра и толщиной у основания сантиметров в пятнадцать. На нем чернела земля, в которой не далее как утром ковырялся этот предок современного носорога. Второй рог длиной всего в двадцать сантиметров возвышался позади первого, сантиметрах в семидесяти от него, чуть ниже линии глаз. Каково назначение второго рога — сказать трудно, но придавал он зверю ещё более ужасный и неестественный вид.
Огромная пасть, в которой вполне мог бы поместиться баран, была приспособлена, судя по набору плоских и острых резцов, для поглощения любой пищи — от корней до живого мяса.
И вот этот житель далёких, давно прошедших времён лежал сейчас бездыханный у ног изыскателей. Просто не верилось! Над ними светило неяркое солнце зимы 1947 года, вокруг расстилался мирный пейзаж, все было просто и естественно — и вдруг огромная туша животного, каким-то образом вырвавшегося из далёких-далёких эпох…
— Вот это да!.. — с уважением, проговорил Петя, постукивая геологическим молотком по черепу носорога. — Смотрите, Лука Лукич! Как камень…
— Бачу, хлопче! А чи ты станешь кушать котлеты из этого мяса?..
Петя хотел что-то сказать, но встретился взглядом с Усковым и тут же вспомнил о другом, что его взволно-вало несколько минут тому назад:
— Дядя Вася, на той стороне дым! С камня хорошо видно.
Действительно, в дальнем нижнем конце второго кратера, в одном — двух километрах от них, за большим озером, блестевшим среди лугов и леса, поднимался вверх столб дыма. Несомненно, там были люди. Уж не современники ли носорога?
— Нет, — твёрдо сказал Усков, видимо отвечая на этот вопрос самому себе. — Нет, не может быть! Это обыкновенные люди, наши люди. Идёмте…
Оставив убитого носорога, партия направилась к озеру, все же придерживаясь отвесной стены с правой руки.
Лес, лес и лес. Потом большая, гектаров на двести, поляна, покрытая высокой травой. На ней спокойно пасутся горные бараны. При виде людей вожак стада издаёт фыркающий звук. Все животные разом повёртывают головы к путникам и со вниманием, но без страха следят за ними. Разведчики проходят мимо, удерживая нетерпеливо рвущихся собак. Ни один баран не побежал, не испугался. Значит, они не только хорошо знакомы с человеком, по и признают в нём друга. В глазах Ускова вспыхивают нетерпеливые искорки. Он ускоряет шаг. Его догадка находит новое подтверждение…
Дальше стена опять уходит ввысь, осыпи кончаются Перед разведчиками возникает утёс с десятком разных углублений и расщелин. Из одной щели вытекает горячий ручей. От воды идёт пар. Она почти кипит. Вокруг пахнет серой, тухлыми яйцами — и никакой растительности, один голый камень.
— Целебный источник, — констатирует на ходу Орочко. — Сероводородная вода.
Но останавливаться здесь не стали. Пошли дальше, туда, где дым виднелся теперь уже совершенно ясно.
Обогнув большую группу деревьев с опавшими листьями (клёны и ясени — как сказал агроном), разведчики быстрым шагом пересекли травянистый луг и направились прямо к лесу. Кедры-великаны охраняли его опушку. От них на солнечный луг падала густая длинная тень.
Не раздумывая, партия вошла в эту тень. Собаки отстали.
Впереди зашевелилась хвоя, кто-то потряс деревья, затрещали ветки. Туй и Кава, поджав хвосты, бросились под ноги хозяевам. Все остановились, напряжённо вглядываясь в опушку. Что там такое?… Руки сжимали ружья.
И тут произошло ещё одно событие, которого никогда и никто даже не мог себе представить.
Из леса вышли какие-то невиданные темно-серые гиганты. Сперва на высоте двух метров показались изогнутые снежно-белые клыки, затем появился широкий лоб и, наконец, чудовищная голова с повисшим хоботом. Треск раздираемых ветвей, короткий тяжёлый топот — и вот перед изумлёнными, объятыми страхом людьми выросли два мамонта, представители далёкой истории Земли. Они стояли молчаливые, насторожённые, выжидающе помахивая длинными хоботами, как стражи заколдованного леса, куда нет хода для непосвящённых.