- И все-таки он немного опаздывает, - с оттенком досады сказал Котенко. - Ничего, мы пока и без него. Как только приедет, пусть срочно топает к Семенову, там разыщет меня.
- С Архызом?
- Архыза я возьму сейчас. У вас найдется поводок?
В поспешности сказанного, в неожиданном приказе, в какой-то взволнованной недоговоренности у Котенки женщины уловили напряжение и тревогу.
- Что случилось, Ростислав Андреевич? - спросила хозяйка.
- Решительно ничего, просто у нас с ним одно весьма срочное задание. Нет-нет, не война с браконьерами.
Он заторопился.
- Хоть чаю стакан! - умоляла хозяйка.
- Как-нибудь в другой раз. Прошу прощения...
Котенко вышел на улицу, в темноту, лишь кое-где прорезанную светом из окон. Архыз не рвался на поводке, он не знал, куда идти. Лишь когда они вышли на малозаезженную дорогу за пределами поселка, он принюхался, задрал морду и уверенно потянул вперед, на семеновский кордон.
Близко к полуночи Котенко подошел к дому лесника. На лавочке светился огонек папиросы. Семенов ждал его.
- Как сходили?
- Все нормально. Что там новенького? - Ростислав Андреевич кивнул в сторону охотничьего дома.
- Вернулись из лесу с кабаньим мясом. И без своих егерей. Видно, послали Алеху с приятелями выслеживать нового зверя. Жинка моя слышала, что завтра на заре идут...
- Лошадей нужно, Петро Маркович. Пять, в седлах конечно.
- Можно и пять. Только седел у меня четыре. Вы ужинайте и ложитесь, а я все устрою. Спать уже некогда, раз такое дело. Не сумлевайтесь, прослежу, как надо. Похоже, кто-нибудь от Алехи прибежит извещать их с часу на час. Архыза возьмите в хату, а то моя собака изведется.
Котенко немного поспал, но проснулся вовремя, до свету. Едва он поднялся, как овчар с готовностью двинулся к двери. Не зажигая огня, зоолог вышел. В темноте за домом звякали стремена, пофыркивали лошади. Лесник успел изловить их и привести. Лишь бы не опоздали товарищи из района! Чтобы перехватить до выстрела. Чтобы не пострадали заповедные звери.
- Как у тебя? - спросил он Петра Марковича.
- Сам Алеха явился. В третьем уже часе. Свет зажгли, видно, собираются. Кого же он там выследил?.. Мне за ними придется идти, без коня, а уж по моему следу Архыз поведет и вас.
От охотничьего дома доносились приглушенные голоса, стук сапог по камням.
- Вышли, - шепотом сказал Семенов. - Коней я оседлал и привязал. Вы только не отлучайтесь, теперь каждая минута дорога.
С облачного неба лениво капало. Мелкая морось шелестела по листьям, воздух застоялся, было душновато и сыро, как в остывающей бане. Рассвет начинался незаметный, темнота разжижалась постепенно, зеленовато-синие тени окутывали лес и поляну против дома. Ни одна пичуга не рискнула подать голос. Близкий ручей, всегда звонкий и слышный, сейчас невнятно бормотал, как под одеялом, казалось, что течет он где-то далеко-далеко.
Вышла жена Семенова, тихонько сказала "доброе утро", зажгла печь в летней кухне, поставила чайник.
- Вы уж сами, Ростислав Андреевич, я туда пойду, прибираться.
Райисполкомовский вездеход, подвывая двумя передачами, одолел крутой глинистый подъем от реки, свернул влево к кордону и остановился под громадным дубом против дома Семенова.
- Вы даже раньше, - сказал Котенко, пожимая руку учителю.
- Знакомьтесь! - Борис Васильевич отступил, пропуская своих спутников. - Это Клавдий Иванович Ивкин, заместитель председателя исполкома, когда-то мой ученик. Лейтенант милиции Шведов. Как здесь? Спокойно?
- Охотники ушли в горы минут сорок назад.
- Мы опоздали?
- Мы их должны догнать. Лошади готовы.
- А Семенов?
- Ушел следом.
- Не разойдемся в этой тусклой мгле?
- Архыз поведет по следу.
Подошла жена лесника, прошептала:
- Двое гостей остались, это которые ученые. Сказались нездоровыми. Остальные ушли. С ружьями.
Началось утро, ленивое, пасмурное, мокрое. Несмелый ветер потянул вдоль долины, он обещал разогнать хмару и просушить мокрые леса. Но не скоро.
Позвякивая стременами, четверо всадников гуськом тронулись к лесу. Котенко ехал впереди. На длинном поводке перед лошадью уверенно шел Архыз.
5
Не остался Хоба на высокогорных лугах, заставил свой гарем следовать за ним через пихтовый пояс ниже, в буковые рощи, где на перепаде крутого спуска встречаются солнечные поляны, окруженные густым орешником.
Здесь тоже вдоволь пищи, хорошее укрытие, но воздух гуще, насыщенней, и в нем чужие для северян запахи, которые и волнуют и настораживают одновременно.
Ланки с оленятами то и дело останавливались, прислушивались к незнакомым запахам, поэтому вожаку приходилось довольно часто возвращаться, обегать вокруг них и сердито подгонять. Что за непослушные, своевольные создания! Никакой дисциплины. Могли бы брать пример с Рыжебокой, которая все время идет рядом с хозяином гарема и успевает на ходу срывать то кленовую веточку, то мохнатый лишайник, по которому уже соскучилась.
Правда, и она вчера утром проявила характер, когда Хоба повел было семью в узкий распадок, заваленный огромными камнями. Рыжебокая заупрямилась. Неужели он не понимает, что в таком ущелье они могут попасть в ловушку? И она повернула назад.
Вожак сделал вид, что остается в опасном месте один, самолюбие не позволяло ему вот так сразу пойти на уступку, но когда и остальные ланки примкнули к Рыжебокой и выбрались из ущелья на широкую террасу, он в гневе шаркнул по глине копытом, тряхнул рогами, однако повернул назад и тоже убрался отсюда; инстинкт подсказал ему, что ланки правы, а их осторожность вполне обоснованна: не только собственную жизнь берегут они, но и жизнь своих детей.
И все-таки он пошел другой дорогой, но спустился ниже, нашел удобный склон, и там они легли отдыхать.
Вскоре пришлось пережить некоторое волнение. В самом конце склона промчалось чем-то встревоженное стадо кабанов. Ветер принес их противный запах, олени наставили уши, но больше ничего подозрительного не произошло, и они постепенно успокоились.
Хоба лежал под скалой. Чуть не дотянувшись до его крупа, рядом лежала Рыжебокая, поодаль устроились все другие ланки и малыши. Видеть их можно было только с противоположного склона горы или с высоких скал по сторонам. Дважды Рыжебокая внюхивалась в странный запах с высокой скалы, Хоба тоже пошевеливал носом, ему казалось, что попахивает человеком, но расстояние до скал было велико, в три раза больше, чем прицельный выстрел, всегда можно успеть убежать. Когда стадо вышло пастись, подозрительный запах усилился. Но - странное дело! - теперь он шел сразу с трех сторон, и куда бы олени ни двинулись, этот запах усиливался. Сзади поляну закрывала каменная стена, туда хода не было.
Они еще не знали, что окружены, взяты в кольцо. Два лесника - справа и слева, а повешенный на дереве рюкзак Бережного - напротив, за ущельем. От него тоже шел беспокоящий запах.
Этим ущельем "Сто тринадцать медведей" уже в темноте пробрался домой, за охотниками.
- Дело сделано, - запыхавшись, сказал он, ввалившись в охотничий дом среди ночи. - Надо идтить, мужики.
- Кто там? - недоверчиво спросил снабженец. - Поросята? Тетеревок? Пойдем по большому зверю, не иначе.
- Хотите верьте, хотите нет, но такого красюка-оленя я еще не видывал, - с непритворным волнением заявил Бережной, совсем запамятовав, что очень недавно этот красавец стоял на поляне перед семеновским домом, и он разглядывал его в бинокль. А может, ему просто хотелось приукрасить свой охотничий подвиг, и он продолжал: - Рога - во! По метру. Отростков не сосчитать. А сам что скаковая лошадь. Не зверь - статуя!
Капустин оробел. Он не ожидал, что Бережной так буквально исполнит его указание. Гости одобрительно зашумели, а он молчал. Дело выходит серьезное. В случае чего трудно будет оправдать отстрел оленя-рогача, тем более перед осенним гоном.
Пока он размышлял, гости дружно одевались, так же дружно подавляли зевоту. Даже грузный снабженец оставил свой язвительный тон и сосредоточенно набивал карманы патронами.
Капустин мог бы сейчас наложить запрет на охоту. Еще не поздно. Сказать, что нельзя, - и все. Но как он после этого будет выглядеть перед гостями? Засмеют. Надо же было так неосторожно бухнуть вчера!..
Его нерешительность заметили. Дядя Алеха присел рядом и зашептал, заговорщически оглядываясь по сторонам:
- Посажу вас супротив этого самого красавца, и погонят его наши ребята на вас, товарищ начальник. Редкое удовольствие получится. Ежели оленью голову с такими рогами хорошо выделать да преподнести какому ни на есть большому человеку, просияет и вовек не забудет. На украшение квартиры или там залы каковой...
А что, это мысль! Льстивый дядя Алеха угодил, как говорится, в самое яблочко. Капустин неуверенно улыбнулся. Да, отличная мысль! Если действительно редкостные рога, то почему не рискнуть? А потом преподнести Пахтану подарок. Он ему семь смертных грехов простит за такое подношение.
- А ежели что, - тихонько произнес Бережной, - составим документ, что был тот олень с перебитой ногой, потому мы его и прикончили.
- Журавля в небе делим, - засмеялся Капустин, окончательно повеселев. Вот и выход из положения.
- Какого журавля? - не понял Бережной.
- Олень-то еще бегает, не стрелян - не взят, а ты уже своим его считаешь, рога на стенке видишь.
- Дак он, можно сказать, в кармане, рогач-то. Ребята караулят его, ни в жисть не упустят.
- Пошли, что ли, шептуны, - сказал снабженец. - Руки чешутся.
- Сейчас потешитесь, айдате за мной! - Дядя Алеха вскочил.
Шли гуськом в зыбкой темноте, спотыкались на каменистой тропе, вполголоса чертыхались и уже через полчаса стали спрашивать, скоро ли...
- Скоро, скоро, - не оборачиваясь, отвечал дядя Алеха, а про себя думал, что таким охотничкам надо пригонять дичь прямо к дому, чтобы они с парадного крылечка, не подымая зада от мягкого креслица...
Небольшую передышку Бережной сделал только перед самой поляной, метров за семьсот от стада. Начало тихо светать.
- Вот так, - скомандовал он. - Три потайки сделаем, там, там и там. Он показал на смутно синеющий склон. - Сам вас разведу и усажу, а дальше по обстоятельствам. Кому повезет, кому нет - не взыщите. Оленей погоним чуток вниз, они пойдут не круто, наискосок уходить будут, понятно? Не зевайте.
- Бить только рогача. - Капустин слегка повысил голос. - Ланок запрещено, молодняк тоже. На этот счет закон строгий...
Охотники переглянулись. Их лица смутно белели в предрассветье. Напоминание в одно ухо влетело, в другое вылетело. На войне как на войне.
- Обождите здесь, - сказал дядя Алеха Капустину и повел двух гостей вправо, где над густым орешником темнели головки огромных камней. С них поляна просматривалась более чем наполовину. Она была пуста. Сизая от росы трава делала ее в этот час похожей на застывшее сонное озеро.
Остальных он увел на взгорье слева от поляны. Там навстречу им из леса тихо вышел второй лесник. В брезентовом плаще с островерхим капюшоном он выглядел хмурым лесным бродягой.
- На месте? - спросил дядя Алеха.
- Куда же им деваться? Спят. Скоро выйдут на луг, вот только развиднеется.
Вернувшись к Капустину, "Сто тринадцать медведей" хорошенько огляделся и, наметив впереди плоское возвышение, удовлетворенно кивнул:
- Вон туда...
Капустин забрался на камень, подтянул за собой винтовку.
- Ветки закрывают, - пробормотал он.
- А мы их проредим. - Бережной прошел вперед, срезал часть веток. - А другие оставим, товарищ начальник, для укрытия.
- Сам где будешь?
- Туточки, рядом с вами, только внизу. Вдвоем не проглядим.
И все стихло вокруг поляны. Небо синело, наливалось светом. Капустин поднял бинокль и тотчас увидел стадо. Белесые тени отделились от густой стены кустарника, на темном фоне листвы более отчетливо рисовались безрогие ланки и подростки. Рогач стоял сзади, возвышаясь над стадом. Да, кажется, лесник не преувеличивал. Экземплярчик поистине редкостный.
Сердце у Капустина забилось часто-часто, он раза три глубоко вздохнул, чтобы унять его, и придвинул винтовку под руку. Отсюда до оленей метров пятьсот. Если они побегут на него, можно подпустить метров на сто полтораста, и тогда... Мгновенный страх похолодил ему ноги: стрелять по оленю - преступление. Но он отогнал угрызения совести. В самом деле, чего бояться? Разве он не вправе? И вообще рассуждать и думать нужно было, когда приглашал на "королевскую охоту", как выразился в первом разговоре с друзьями. Теперь ничего уже не изменишь.
6
Давно в заповедном лесу не собиралось столько вооруженных людей!
На рассвете около поляны все стихло. И тогда на подходе к поляне послышались осторожные шаги одинокого человека, который всю дорогу ловил впереди себя шорохи движения, глухие голоса, звяканье металла - и вдруг у самой поляны потерял ориентир. Сколько ни вслушивался, все напрасно. Настороженная предрассветная тишина. Петро Маркович остановился, но тут же догадался, что браконьеры пришли на место и затаились. Где их сыскать, чтобы вовремя схватить за руку?
Он свернул с тропы, поднялся на противоположный склон и оттуда стал наблюдать. Вот колыхнулась ветка, белесая изнанка листа указала, что под кустом кто-то есть. Вон еще взбугрилось что-то темное на плоском камне. Кажется, спина лежащего человека.
Семенов заторопился. К дьяволу осторожность! Все эти сложные ходы с разведкой, с ожиданием Котенко, учителя и других верховых показались ему лишними. Сейчас нужно только одно - предотвратить убийство, иначе будет поздно. Убитых зверей не вернешь, значит, нужно до выстрелов действовать решительно и скоро. Улики? А разве присутствие вооруженных людей в заповеднике - недостаточная улика?!
Петро Маркович торопливо спустился с высотки и, клацнув затвором, уже не таясь, пошел туда, где колыхались потревоженные ветки. Он не сделал и сотни шагов, как до слуха его донеслись звуки, которые ни с чем не спутаешь: чиркнул металл о камень, звякнуло стремя, послышался скрежет кованого копыта. Едут долгожданные.
Лесник изменил направление и вышел на тропу. Архыз рвался, он чуял чужих.
- Здесь они? - тихо спросил зоолог, сползая с седла.
- Все в потайках сидят. Скорей надо. Видишь большие камни? Там кто-то лежит. Иди прямо до камня, а я возьму правей, там у них тоже засидка. Может, овчара спустишь? Только живей, не ровен час...
- Спугнет, - сказал лейтенант. - Мы без овчара.
Учитель, неузнаваемый в черном ватнике и с двустволкой, побежал следом за лесником. Остальные двинулись к плоскому камню.
Утреннюю задумчивость леса разорвал пронзительный, разбойный свист. Бережной дал сигнал лесникам - сгонять.
Архыз рванулся, Котенко еле удержал поводок. С решительным выражением враз ожесточившегося лица он подтянул к себе овчара и отщелкнул цепочку.
- Иди!
- Не стрелять! - громко закричал Семенов. - Не стрелять!
Он прежде всех успел к браконьерам, за ним Борис Васильевич. Они возникли позади затаившихся охотников с такой ошеломляющей внезапностью, что даже бывалый снабженец струсил и растерялся. Винтовочный ствол пребольно уперся ему в спину.
- Ружья на землю! - охрипшим от гнева голосом приказал Семенов. Живо!.. И не оглядываться!
- Да кто вы такой? - Грузный снабженец в замшевой куртке чуть замешкался, готовый обернуться, но увесистый удар прикладом между лопаток уложил его носом в прелую хвою.
Человек в пенсне выхватил у всех троих ружья. Лесник скомандовал подняться, положить руки на голову и идти, не оборачиваясь, вниз, на только что покинутую тропу.
И вот тогда, раздирая влажную тишину, левее их коротко грохнул один винтовочный выстрел, тут же второй, а с левого края поляны донесся шум ломающихся веток, топот и ожесточенное рычание, от которого мороз по коже...
Семенов пробормотал: "Успели, гады" - и в сердцах выругался.
7
К концу ночи оленей перестал волновать чужой запах. Густой и влажный воздух лениво колыхался между скал, путался в кустах и не передавал никаких запахов. Стадо спокойно провело час или два перед тем, как выйти на луг попастись.
Хоба сладко потянулся, ощущая крепость мышц и чистоту дыхания, оглядел свое стадо и сделал несколько осторожных шагов к травяной поляне.
Тихо, прохладно, воздух еще не очистился от ночных теней. Обычно в это время начиналась птичья перекличка. Сегодня птицы почему-то молчали. Непривычная, настороженная тишина заставила оленей замереть у самого края поляны. Погода? Но оленятам быстро надоело стоять, они захрустели травой. Хоба поднял ногу, чтобы переступить, и в это время сзади, где росли клены, отчетливо и тревожно раздалось дроздиное "чэ-эр-кк, крэ-чэ-чэ". Резкий птичий крик, подобно барабанной дроби, заставил оленей вздрогнуть. Тревожные крики. Значит, что-то неладно. Вот тогда-то Хоба и услышал слабый треск мокрых веток под тяжелым шагом. Слух выручил его. Стадо поспешно отошло метров на двести от подозрительного места. Вожак раздул ноздри, сработало обоняние. С другой стороны, где грудились камни, нанесло опять посторонним. Раздался хриплый человеческий крик. Потом там началась непонятная возня, и новые приглушенные звуки возмутили слух.
Опасность заставила оленей метнуться вверх по склону. Но оттуда явственно послышался кашель курильщика, который затянулся дымом после долгого воздержания. Загонщики больше не таились. Охота началась.
Для оленей остался один путь - вниз, как раз мимо плоского камня, через буковый лес и на другую сторону распадка. Запах людей с ружьями, как удар бича, остановил Хобу, ланки круто повернули и, делая огромные прыжки, вытянувшись, почти не касаясь быстрыми ногами земли, помчались мимо подозрительного места, мимо Семенова и поверженных браконьеров в спасительный лес. А сам Хоба...
Он не отстал бы от ланок, но знакомый и близкий запах собаки, для встречи с которой олень пришел сюда из северных лесов - этот запах, напомнивший ему о Человеке с хлебом, заставил вожака стада на какое-то мгновение остановиться. То была роковая остановка.
Он сделался мишенью для Капустина, который лежал с винтовкой на плоском камне.
Архыз не успел. Никто не успел.
Котенко, лейтенант милиции и Клавдий Ивкин, задыхаясь от подъема, бежали к Капустину, размахивая ружьями. Окрик Семенова не дошел до слуха человека, уже взявшего на прицел рогача. Капустин вообще ничего не слышал и не видел, кроме оленя.
Вряд ли какие сомнения могли возникнуть в его голове, когда за семьдесят метров от него выросла рослая фигура вожака с венцом красивейших рогов. Олень остановился словно специально для прицельного выстрела. Капустин подвел мушку под переднюю лопатку зверя, мягко, как его учили, нажал на спусковой крючок. Выстрел грянул.
Хоба вздрогнул всем телом и, кажется, удивленно посмотрел в сторону выстрела. Оттуда, ведь точно из-за камня, до него доносился запах Архыза. Так почему же выстрел? И что за жгучая боль: в боку, во всем теле? И эта слабость...
Прошли, может быть, одна или две секунды, и из-под плоского камня вновь сверкнуло, и опять взвился легкий дым. Звука второго выстрела Хоба не слышал. Прямо в грудь ему, как на расстреле, вонзилось что-то кинжальное, в глазах стало темнеть, он пал на колени, качнулся и с тихим стоном повалился на бок, в последнем судорожном напряжении отбросив отяжелевшую голову.
Он уже не слышал, как застонал Капустин, когда на него навалился Котенко, не помнивший себя от злости и гнева; как упал, закричав не своим голосом, дядя Алеха, когда его молча и страшно толкнула в плечо мохнатая грудь овчара, а клыкастая пасть хватнула у самой шеи крепкий брезент. Хоба ничего не слышал. Потому что все это было уже потом...
День справился с ночью, в лесу посветлело, стали видны люди - одни стояли с ружьями, другие сидели кучкой, спина к спине, и не смотрели друг на друга, пока лейтенант милиции отбирал у них документы.
Все это было потом.
Еще дрожал от возбуждения и нервно зевал Архыз, все время стараясь освободиться от туго натянутого поводка, и косил злым глазом на Бережного, который поглаживал царапины и синяки на шее, на руках, бормоча что-то о беззаконии и своеволии, за которые кому-то придется отвечать. А Хобы уже не было.
Все жили, действовали, чем-то занимались. Но без него.
Далеко от страшной поляны, в лесу, стояли запаленные ланки и тяжело дышали открытыми ртами. Они ждали своего вожака, который почему-то отстал.
Не знали, что там случилось.
Все кончилось для нашего славного Хобы. Рыжебокая, наверное, уже догадывалась, что произошло, она слышала выстрелы и все-таки не уходила, а стояла, дрожа всем телом и всматриваясь в лес, который они только что проскочили. Вдруг выйдет, пробежит около нее, красуясь и радуясь свободе...
Нет. Не выйдет. Не пробежит.
Любовь к людям стоила ему жизни.
Глава десятая
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПОТУХШИМ КОСТРАМ
1
Александр Молчанов в назначенный день не прилетел.
То ли погода оказалась нелетной, то ли по техническим причинам, но самолет из Воронежа задержался, прибыл в Адлер лишь поздно ночью, так что Молчанову пришлось дожидаться оказии в Желтую Поляну до утра.
С первым рейсом автобуса он приехал к Никитиным.
- Наконец-то! - воскликнула мать, беспокойство которой усиливалось с каждым часом. - Что там случилось? Мы просто заждались тебя! Ну, рассказывай.
- А, пустяки, обычные транспортные непорядки. - Александр стоял возле кроватки Саши-маленького и с улыбкой смотрел на раскрасневшегося во сне мальчугана. Не без тревоги он спросил: - Где Архыз?
- Опять забыла! - Елена Кузьминична подняла и опустила руки. - Вчера заходил Ростислав Андреевич, он и взял Архыза. Сказал - как заявишься, чтобы ехал к Семенову на кордон. Ты ему срочно нужен.
Молчанов не удивился. Значит, Котенко уже здесь. Ну да, его вызвал учитель. А для чего Архыз понадобился?..
Наскоро закусив, да и то по настоянию Ирины Владимировны, он снял галстук, переодел рубашку, схватил карабин и, сказавши, что на Ауру, прежде всего пошел к учителю. Домашние ответили: "Уехал в горы".
Он зашагал по знакомой дороге. Предчувствие необычного заставило его заглянуть во двор лесничества. Там под кедрами стоял незнакомый "газик" и новая темно-зеленая "Волга", сидели лесники. Молчанов решительно открыл калитку.
Два хмурых лесника - те самые, что прибыли с Бережным, - лишь кивнули в ответ на его приветствие. В большой комнате лесничества сидели Борис Васильевич, лесник Семенов, милиционеры, какие-то незнакомые люди.
- Здравствуй! - Учитель поднялся. - Ты еще не знаешь?
- А что там такое? - спросил Молчанов, глазами показывая на кабинет Коротыча, откуда слышались голоса.
- Допрос идет.
- Допрос? Что случилось?
- Нехорошее случилось, Саша. Браконьеры, понимаешь ли, этот Бережной и... Убит Хоба.
Молчанов побледнел и с карабином в руке шагнул в кабинет.
- Ты?! - спросил он Бережного и, схватив его свободной рукой за грудь, приподнял над стулом. Наверное, он ударил бы посеревшего лесника, но на плечо ему легла рука Котенка.
- Оставь, - сказал Ростислав Андреевич. - Он свое получит.
Только сейчас, оглядевшись, Молчанов увидел в кабинете Капустина, Пахтана, лейтенанта милиции и еще двух незнакомых. Пахтан курил и отчужденно смотрел в окно на свою "Волгу", Капустин сидел против лейтенанта, который продолжал писать, и лишь коротко глянул на Молчанова.
- Значит, вы стреляли первым? - уточнил лейтенант.
- Не уверен. Может, и вторым. - Капустин сосредоточенно разглядывал свои ладони.
- Винтовочная пуля для животного оказалась смертельной. Бережной тоже попал в цель. Вы, Капустин, и вы, Бережной, совершили уголовное преступление. Это доказано свидетельскими показаниями и другими фактами расследования. Вы признаетесь?
- Добыча оленя предусмотрена планом научных работ, - не очень уверенно сказал Капустин.
- Научный отдел заповедника не знает о таком плане, - прогудел Котенко. - Сочинительство по ходу действия, лейтенант.
Лейтенант посмотрел на Пахтана. Что скажет он?
- Надо уточнить у моего заместителя по науке, - сухо произнес Пахтан. Я не в курсе этих заданий.
- Кто дал распоряжение об охоте? - спросил лейтенант.
- Распоряжение дал я. - Капустин опять быстро глянул на Пахтана.
Губы у него пересохли, говорил он с трудом. Глаза беспокойно бегали по сторонам.
- Старший лесничий знал об отстреле?
- Я не успел сказать ему. Был разговор в общих чертах, мы не хотели привлекать внимание к отстрелу...
Лейтенант оторвался от бумаг.
- Прочтите и распишитесь. - Он подвинул протокол допроса к Капустину.
Тот долго читал, отрывался и все посматривал на Пахтана, видно ожидая поддержки. Тщетно. Пахтан сидел как чужой. Тогда Капустин со вздохом подписал протокол.
- Все? Я могу идти?
- Еще одна формальность. Подписка о невыезде. Распишитесь вот здесь.
- Значит, я арестован? - Капустин сразу побледнел.
- До окончания дела вам придется оставаться в поселке. Вы обвиняетесь в злостном браконьерстве, в использовании служебного положения в корыстных целях.
- Этого еще не хватало! - с деланным смешком сказал он. - Чем же я злоупотребил?
- Мы только что выяснили чем. Распоряжением о незаконной охоте. Кроме того, у вас нашли незаполненные бланки лицензий с подписями и печатями. Ну и ваши гости. Не Пахтан же пригласил их на охоту в заповедник?
- Подписывайте и давайте кончать, - резко сказал Пахтан. Волевое лицо его покрылось пятнами. В какое положение ставил его Капустин. Отдохнул, называется.
- Мне тоже можно иттить, гражданин следователь? - Дядя Алеха робко приподнялся.
- С Архызом?
- Архыза я возьму сейчас. У вас найдется поводок?
В поспешности сказанного, в неожиданном приказе, в какой-то взволнованной недоговоренности у Котенки женщины уловили напряжение и тревогу.
- Что случилось, Ростислав Андреевич? - спросила хозяйка.
- Решительно ничего, просто у нас с ним одно весьма срочное задание. Нет-нет, не война с браконьерами.
Он заторопился.
- Хоть чаю стакан! - умоляла хозяйка.
- Как-нибудь в другой раз. Прошу прощения...
Котенко вышел на улицу, в темноту, лишь кое-где прорезанную светом из окон. Архыз не рвался на поводке, он не знал, куда идти. Лишь когда они вышли на малозаезженную дорогу за пределами поселка, он принюхался, задрал морду и уверенно потянул вперед, на семеновский кордон.
Близко к полуночи Котенко подошел к дому лесника. На лавочке светился огонек папиросы. Семенов ждал его.
- Как сходили?
- Все нормально. Что там новенького? - Ростислав Андреевич кивнул в сторону охотничьего дома.
- Вернулись из лесу с кабаньим мясом. И без своих егерей. Видно, послали Алеху с приятелями выслеживать нового зверя. Жинка моя слышала, что завтра на заре идут...
- Лошадей нужно, Петро Маркович. Пять, в седлах конечно.
- Можно и пять. Только седел у меня четыре. Вы ужинайте и ложитесь, а я все устрою. Спать уже некогда, раз такое дело. Не сумлевайтесь, прослежу, как надо. Похоже, кто-нибудь от Алехи прибежит извещать их с часу на час. Архыза возьмите в хату, а то моя собака изведется.
Котенко немного поспал, но проснулся вовремя, до свету. Едва он поднялся, как овчар с готовностью двинулся к двери. Не зажигая огня, зоолог вышел. В темноте за домом звякали стремена, пофыркивали лошади. Лесник успел изловить их и привести. Лишь бы не опоздали товарищи из района! Чтобы перехватить до выстрела. Чтобы не пострадали заповедные звери.
- Как у тебя? - спросил он Петра Марковича.
- Сам Алеха явился. В третьем уже часе. Свет зажгли, видно, собираются. Кого же он там выследил?.. Мне за ними придется идти, без коня, а уж по моему следу Архыз поведет и вас.
От охотничьего дома доносились приглушенные голоса, стук сапог по камням.
- Вышли, - шепотом сказал Семенов. - Коней я оседлал и привязал. Вы только не отлучайтесь, теперь каждая минута дорога.
С облачного неба лениво капало. Мелкая морось шелестела по листьям, воздух застоялся, было душновато и сыро, как в остывающей бане. Рассвет начинался незаметный, темнота разжижалась постепенно, зеленовато-синие тени окутывали лес и поляну против дома. Ни одна пичуга не рискнула подать голос. Близкий ручей, всегда звонкий и слышный, сейчас невнятно бормотал, как под одеялом, казалось, что течет он где-то далеко-далеко.
Вышла жена Семенова, тихонько сказала "доброе утро", зажгла печь в летней кухне, поставила чайник.
- Вы уж сами, Ростислав Андреевич, я туда пойду, прибираться.
Райисполкомовский вездеход, подвывая двумя передачами, одолел крутой глинистый подъем от реки, свернул влево к кордону и остановился под громадным дубом против дома Семенова.
- Вы даже раньше, - сказал Котенко, пожимая руку учителю.
- Знакомьтесь! - Борис Васильевич отступил, пропуская своих спутников. - Это Клавдий Иванович Ивкин, заместитель председателя исполкома, когда-то мой ученик. Лейтенант милиции Шведов. Как здесь? Спокойно?
- Охотники ушли в горы минут сорок назад.
- Мы опоздали?
- Мы их должны догнать. Лошади готовы.
- А Семенов?
- Ушел следом.
- Не разойдемся в этой тусклой мгле?
- Архыз поведет по следу.
Подошла жена лесника, прошептала:
- Двое гостей остались, это которые ученые. Сказались нездоровыми. Остальные ушли. С ружьями.
Началось утро, ленивое, пасмурное, мокрое. Несмелый ветер потянул вдоль долины, он обещал разогнать хмару и просушить мокрые леса. Но не скоро.
Позвякивая стременами, четверо всадников гуськом тронулись к лесу. Котенко ехал впереди. На длинном поводке перед лошадью уверенно шел Архыз.
5
Не остался Хоба на высокогорных лугах, заставил свой гарем следовать за ним через пихтовый пояс ниже, в буковые рощи, где на перепаде крутого спуска встречаются солнечные поляны, окруженные густым орешником.
Здесь тоже вдоволь пищи, хорошее укрытие, но воздух гуще, насыщенней, и в нем чужие для северян запахи, которые и волнуют и настораживают одновременно.
Ланки с оленятами то и дело останавливались, прислушивались к незнакомым запахам, поэтому вожаку приходилось довольно часто возвращаться, обегать вокруг них и сердито подгонять. Что за непослушные, своевольные создания! Никакой дисциплины. Могли бы брать пример с Рыжебокой, которая все время идет рядом с хозяином гарема и успевает на ходу срывать то кленовую веточку, то мохнатый лишайник, по которому уже соскучилась.
Правда, и она вчера утром проявила характер, когда Хоба повел было семью в узкий распадок, заваленный огромными камнями. Рыжебокая заупрямилась. Неужели он не понимает, что в таком ущелье они могут попасть в ловушку? И она повернула назад.
Вожак сделал вид, что остается в опасном месте один, самолюбие не позволяло ему вот так сразу пойти на уступку, но когда и остальные ланки примкнули к Рыжебокой и выбрались из ущелья на широкую террасу, он в гневе шаркнул по глине копытом, тряхнул рогами, однако повернул назад и тоже убрался отсюда; инстинкт подсказал ему, что ланки правы, а их осторожность вполне обоснованна: не только собственную жизнь берегут они, но и жизнь своих детей.
И все-таки он пошел другой дорогой, но спустился ниже, нашел удобный склон, и там они легли отдыхать.
Вскоре пришлось пережить некоторое волнение. В самом конце склона промчалось чем-то встревоженное стадо кабанов. Ветер принес их противный запах, олени наставили уши, но больше ничего подозрительного не произошло, и они постепенно успокоились.
Хоба лежал под скалой. Чуть не дотянувшись до его крупа, рядом лежала Рыжебокая, поодаль устроились все другие ланки и малыши. Видеть их можно было только с противоположного склона горы или с высоких скал по сторонам. Дважды Рыжебокая внюхивалась в странный запах с высокой скалы, Хоба тоже пошевеливал носом, ему казалось, что попахивает человеком, но расстояние до скал было велико, в три раза больше, чем прицельный выстрел, всегда можно успеть убежать. Когда стадо вышло пастись, подозрительный запах усилился. Но - странное дело! - теперь он шел сразу с трех сторон, и куда бы олени ни двинулись, этот запах усиливался. Сзади поляну закрывала каменная стена, туда хода не было.
Они еще не знали, что окружены, взяты в кольцо. Два лесника - справа и слева, а повешенный на дереве рюкзак Бережного - напротив, за ущельем. От него тоже шел беспокоящий запах.
Этим ущельем "Сто тринадцать медведей" уже в темноте пробрался домой, за охотниками.
- Дело сделано, - запыхавшись, сказал он, ввалившись в охотничий дом среди ночи. - Надо идтить, мужики.
- Кто там? - недоверчиво спросил снабженец. - Поросята? Тетеревок? Пойдем по большому зверю, не иначе.
- Хотите верьте, хотите нет, но такого красюка-оленя я еще не видывал, - с непритворным волнением заявил Бережной, совсем запамятовав, что очень недавно этот красавец стоял на поляне перед семеновским домом, и он разглядывал его в бинокль. А может, ему просто хотелось приукрасить свой охотничий подвиг, и он продолжал: - Рога - во! По метру. Отростков не сосчитать. А сам что скаковая лошадь. Не зверь - статуя!
Капустин оробел. Он не ожидал, что Бережной так буквально исполнит его указание. Гости одобрительно зашумели, а он молчал. Дело выходит серьезное. В случае чего трудно будет оправдать отстрел оленя-рогача, тем более перед осенним гоном.
Пока он размышлял, гости дружно одевались, так же дружно подавляли зевоту. Даже грузный снабженец оставил свой язвительный тон и сосредоточенно набивал карманы патронами.
Капустин мог бы сейчас наложить запрет на охоту. Еще не поздно. Сказать, что нельзя, - и все. Но как он после этого будет выглядеть перед гостями? Засмеют. Надо же было так неосторожно бухнуть вчера!..
Его нерешительность заметили. Дядя Алеха присел рядом и зашептал, заговорщически оглядываясь по сторонам:
- Посажу вас супротив этого самого красавца, и погонят его наши ребята на вас, товарищ начальник. Редкое удовольствие получится. Ежели оленью голову с такими рогами хорошо выделать да преподнести какому ни на есть большому человеку, просияет и вовек не забудет. На украшение квартиры или там залы каковой...
А что, это мысль! Льстивый дядя Алеха угодил, как говорится, в самое яблочко. Капустин неуверенно улыбнулся. Да, отличная мысль! Если действительно редкостные рога, то почему не рискнуть? А потом преподнести Пахтану подарок. Он ему семь смертных грехов простит за такое подношение.
- А ежели что, - тихонько произнес Бережной, - составим документ, что был тот олень с перебитой ногой, потому мы его и прикончили.
- Журавля в небе делим, - засмеялся Капустин, окончательно повеселев. Вот и выход из положения.
- Какого журавля? - не понял Бережной.
- Олень-то еще бегает, не стрелян - не взят, а ты уже своим его считаешь, рога на стенке видишь.
- Дак он, можно сказать, в кармане, рогач-то. Ребята караулят его, ни в жисть не упустят.
- Пошли, что ли, шептуны, - сказал снабженец. - Руки чешутся.
- Сейчас потешитесь, айдате за мной! - Дядя Алеха вскочил.
Шли гуськом в зыбкой темноте, спотыкались на каменистой тропе, вполголоса чертыхались и уже через полчаса стали спрашивать, скоро ли...
- Скоро, скоро, - не оборачиваясь, отвечал дядя Алеха, а про себя думал, что таким охотничкам надо пригонять дичь прямо к дому, чтобы они с парадного крылечка, не подымая зада от мягкого креслица...
Небольшую передышку Бережной сделал только перед самой поляной, метров за семьсот от стада. Начало тихо светать.
- Вот так, - скомандовал он. - Три потайки сделаем, там, там и там. Он показал на смутно синеющий склон. - Сам вас разведу и усажу, а дальше по обстоятельствам. Кому повезет, кому нет - не взыщите. Оленей погоним чуток вниз, они пойдут не круто, наискосок уходить будут, понятно? Не зевайте.
- Бить только рогача. - Капустин слегка повысил голос. - Ланок запрещено, молодняк тоже. На этот счет закон строгий...
Охотники переглянулись. Их лица смутно белели в предрассветье. Напоминание в одно ухо влетело, в другое вылетело. На войне как на войне.
- Обождите здесь, - сказал дядя Алеха Капустину и повел двух гостей вправо, где над густым орешником темнели головки огромных камней. С них поляна просматривалась более чем наполовину. Она была пуста. Сизая от росы трава делала ее в этот час похожей на застывшее сонное озеро.
Остальных он увел на взгорье слева от поляны. Там навстречу им из леса тихо вышел второй лесник. В брезентовом плаще с островерхим капюшоном он выглядел хмурым лесным бродягой.
- На месте? - спросил дядя Алеха.
- Куда же им деваться? Спят. Скоро выйдут на луг, вот только развиднеется.
Вернувшись к Капустину, "Сто тринадцать медведей" хорошенько огляделся и, наметив впереди плоское возвышение, удовлетворенно кивнул:
- Вон туда...
Капустин забрался на камень, подтянул за собой винтовку.
- Ветки закрывают, - пробормотал он.
- А мы их проредим. - Бережной прошел вперед, срезал часть веток. - А другие оставим, товарищ начальник, для укрытия.
- Сам где будешь?
- Туточки, рядом с вами, только внизу. Вдвоем не проглядим.
И все стихло вокруг поляны. Небо синело, наливалось светом. Капустин поднял бинокль и тотчас увидел стадо. Белесые тени отделились от густой стены кустарника, на темном фоне листвы более отчетливо рисовались безрогие ланки и подростки. Рогач стоял сзади, возвышаясь над стадом. Да, кажется, лесник не преувеличивал. Экземплярчик поистине редкостный.
Сердце у Капустина забилось часто-часто, он раза три глубоко вздохнул, чтобы унять его, и придвинул винтовку под руку. Отсюда до оленей метров пятьсот. Если они побегут на него, можно подпустить метров на сто полтораста, и тогда... Мгновенный страх похолодил ему ноги: стрелять по оленю - преступление. Но он отогнал угрызения совести. В самом деле, чего бояться? Разве он не вправе? И вообще рассуждать и думать нужно было, когда приглашал на "королевскую охоту", как выразился в первом разговоре с друзьями. Теперь ничего уже не изменишь.
6
Давно в заповедном лесу не собиралось столько вооруженных людей!
На рассвете около поляны все стихло. И тогда на подходе к поляне послышались осторожные шаги одинокого человека, который всю дорогу ловил впереди себя шорохи движения, глухие голоса, звяканье металла - и вдруг у самой поляны потерял ориентир. Сколько ни вслушивался, все напрасно. Настороженная предрассветная тишина. Петро Маркович остановился, но тут же догадался, что браконьеры пришли на место и затаились. Где их сыскать, чтобы вовремя схватить за руку?
Он свернул с тропы, поднялся на противоположный склон и оттуда стал наблюдать. Вот колыхнулась ветка, белесая изнанка листа указала, что под кустом кто-то есть. Вон еще взбугрилось что-то темное на плоском камне. Кажется, спина лежащего человека.
Семенов заторопился. К дьяволу осторожность! Все эти сложные ходы с разведкой, с ожиданием Котенко, учителя и других верховых показались ему лишними. Сейчас нужно только одно - предотвратить убийство, иначе будет поздно. Убитых зверей не вернешь, значит, нужно до выстрелов действовать решительно и скоро. Улики? А разве присутствие вооруженных людей в заповеднике - недостаточная улика?!
Петро Маркович торопливо спустился с высотки и, клацнув затвором, уже не таясь, пошел туда, где колыхались потревоженные ветки. Он не сделал и сотни шагов, как до слуха его донеслись звуки, которые ни с чем не спутаешь: чиркнул металл о камень, звякнуло стремя, послышался скрежет кованого копыта. Едут долгожданные.
Лесник изменил направление и вышел на тропу. Архыз рвался, он чуял чужих.
- Здесь они? - тихо спросил зоолог, сползая с седла.
- Все в потайках сидят. Скорей надо. Видишь большие камни? Там кто-то лежит. Иди прямо до камня, а я возьму правей, там у них тоже засидка. Может, овчара спустишь? Только живей, не ровен час...
- Спугнет, - сказал лейтенант. - Мы без овчара.
Учитель, неузнаваемый в черном ватнике и с двустволкой, побежал следом за лесником. Остальные двинулись к плоскому камню.
Утреннюю задумчивость леса разорвал пронзительный, разбойный свист. Бережной дал сигнал лесникам - сгонять.
Архыз рванулся, Котенко еле удержал поводок. С решительным выражением враз ожесточившегося лица он подтянул к себе овчара и отщелкнул цепочку.
- Иди!
- Не стрелять! - громко закричал Семенов. - Не стрелять!
Он прежде всех успел к браконьерам, за ним Борис Васильевич. Они возникли позади затаившихся охотников с такой ошеломляющей внезапностью, что даже бывалый снабженец струсил и растерялся. Винтовочный ствол пребольно уперся ему в спину.
- Ружья на землю! - охрипшим от гнева голосом приказал Семенов. Живо!.. И не оглядываться!
- Да кто вы такой? - Грузный снабженец в замшевой куртке чуть замешкался, готовый обернуться, но увесистый удар прикладом между лопаток уложил его носом в прелую хвою.
Человек в пенсне выхватил у всех троих ружья. Лесник скомандовал подняться, положить руки на голову и идти, не оборачиваясь, вниз, на только что покинутую тропу.
И вот тогда, раздирая влажную тишину, левее их коротко грохнул один винтовочный выстрел, тут же второй, а с левого края поляны донесся шум ломающихся веток, топот и ожесточенное рычание, от которого мороз по коже...
Семенов пробормотал: "Успели, гады" - и в сердцах выругался.
7
К концу ночи оленей перестал волновать чужой запах. Густой и влажный воздух лениво колыхался между скал, путался в кустах и не передавал никаких запахов. Стадо спокойно провело час или два перед тем, как выйти на луг попастись.
Хоба сладко потянулся, ощущая крепость мышц и чистоту дыхания, оглядел свое стадо и сделал несколько осторожных шагов к травяной поляне.
Тихо, прохладно, воздух еще не очистился от ночных теней. Обычно в это время начиналась птичья перекличка. Сегодня птицы почему-то молчали. Непривычная, настороженная тишина заставила оленей замереть у самого края поляны. Погода? Но оленятам быстро надоело стоять, они захрустели травой. Хоба поднял ногу, чтобы переступить, и в это время сзади, где росли клены, отчетливо и тревожно раздалось дроздиное "чэ-эр-кк, крэ-чэ-чэ". Резкий птичий крик, подобно барабанной дроби, заставил оленей вздрогнуть. Тревожные крики. Значит, что-то неладно. Вот тогда-то Хоба и услышал слабый треск мокрых веток под тяжелым шагом. Слух выручил его. Стадо поспешно отошло метров на двести от подозрительного места. Вожак раздул ноздри, сработало обоняние. С другой стороны, где грудились камни, нанесло опять посторонним. Раздался хриплый человеческий крик. Потом там началась непонятная возня, и новые приглушенные звуки возмутили слух.
Опасность заставила оленей метнуться вверх по склону. Но оттуда явственно послышался кашель курильщика, который затянулся дымом после долгого воздержания. Загонщики больше не таились. Охота началась.
Для оленей остался один путь - вниз, как раз мимо плоского камня, через буковый лес и на другую сторону распадка. Запах людей с ружьями, как удар бича, остановил Хобу, ланки круто повернули и, делая огромные прыжки, вытянувшись, почти не касаясь быстрыми ногами земли, помчались мимо подозрительного места, мимо Семенова и поверженных браконьеров в спасительный лес. А сам Хоба...
Он не отстал бы от ланок, но знакомый и близкий запах собаки, для встречи с которой олень пришел сюда из северных лесов - этот запах, напомнивший ему о Человеке с хлебом, заставил вожака стада на какое-то мгновение остановиться. То была роковая остановка.
Он сделался мишенью для Капустина, который лежал с винтовкой на плоском камне.
Архыз не успел. Никто не успел.
Котенко, лейтенант милиции и Клавдий Ивкин, задыхаясь от подъема, бежали к Капустину, размахивая ружьями. Окрик Семенова не дошел до слуха человека, уже взявшего на прицел рогача. Капустин вообще ничего не слышал и не видел, кроме оленя.
Вряд ли какие сомнения могли возникнуть в его голове, когда за семьдесят метров от него выросла рослая фигура вожака с венцом красивейших рогов. Олень остановился словно специально для прицельного выстрела. Капустин подвел мушку под переднюю лопатку зверя, мягко, как его учили, нажал на спусковой крючок. Выстрел грянул.
Хоба вздрогнул всем телом и, кажется, удивленно посмотрел в сторону выстрела. Оттуда, ведь точно из-за камня, до него доносился запах Архыза. Так почему же выстрел? И что за жгучая боль: в боку, во всем теле? И эта слабость...
Прошли, может быть, одна или две секунды, и из-под плоского камня вновь сверкнуло, и опять взвился легкий дым. Звука второго выстрела Хоба не слышал. Прямо в грудь ему, как на расстреле, вонзилось что-то кинжальное, в глазах стало темнеть, он пал на колени, качнулся и с тихим стоном повалился на бок, в последнем судорожном напряжении отбросив отяжелевшую голову.
Он уже не слышал, как застонал Капустин, когда на него навалился Котенко, не помнивший себя от злости и гнева; как упал, закричав не своим голосом, дядя Алеха, когда его молча и страшно толкнула в плечо мохнатая грудь овчара, а клыкастая пасть хватнула у самой шеи крепкий брезент. Хоба ничего не слышал. Потому что все это было уже потом...
День справился с ночью, в лесу посветлело, стали видны люди - одни стояли с ружьями, другие сидели кучкой, спина к спине, и не смотрели друг на друга, пока лейтенант милиции отбирал у них документы.
Все это было потом.
Еще дрожал от возбуждения и нервно зевал Архыз, все время стараясь освободиться от туго натянутого поводка, и косил злым глазом на Бережного, который поглаживал царапины и синяки на шее, на руках, бормоча что-то о беззаконии и своеволии, за которые кому-то придется отвечать. А Хобы уже не было.
Все жили, действовали, чем-то занимались. Но без него.
Далеко от страшной поляны, в лесу, стояли запаленные ланки и тяжело дышали открытыми ртами. Они ждали своего вожака, который почему-то отстал.
Не знали, что там случилось.
Все кончилось для нашего славного Хобы. Рыжебокая, наверное, уже догадывалась, что произошло, она слышала выстрелы и все-таки не уходила, а стояла, дрожа всем телом и всматриваясь в лес, который они только что проскочили. Вдруг выйдет, пробежит около нее, красуясь и радуясь свободе...
Нет. Не выйдет. Не пробежит.
Любовь к людям стоила ему жизни.
Глава десятая
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПОТУХШИМ КОСТРАМ
1
Александр Молчанов в назначенный день не прилетел.
То ли погода оказалась нелетной, то ли по техническим причинам, но самолет из Воронежа задержался, прибыл в Адлер лишь поздно ночью, так что Молчанову пришлось дожидаться оказии в Желтую Поляну до утра.
С первым рейсом автобуса он приехал к Никитиным.
- Наконец-то! - воскликнула мать, беспокойство которой усиливалось с каждым часом. - Что там случилось? Мы просто заждались тебя! Ну, рассказывай.
- А, пустяки, обычные транспортные непорядки. - Александр стоял возле кроватки Саши-маленького и с улыбкой смотрел на раскрасневшегося во сне мальчугана. Не без тревоги он спросил: - Где Архыз?
- Опять забыла! - Елена Кузьминична подняла и опустила руки. - Вчера заходил Ростислав Андреевич, он и взял Архыза. Сказал - как заявишься, чтобы ехал к Семенову на кордон. Ты ему срочно нужен.
Молчанов не удивился. Значит, Котенко уже здесь. Ну да, его вызвал учитель. А для чего Архыз понадобился?..
Наскоро закусив, да и то по настоянию Ирины Владимировны, он снял галстук, переодел рубашку, схватил карабин и, сказавши, что на Ауру, прежде всего пошел к учителю. Домашние ответили: "Уехал в горы".
Он зашагал по знакомой дороге. Предчувствие необычного заставило его заглянуть во двор лесничества. Там под кедрами стоял незнакомый "газик" и новая темно-зеленая "Волга", сидели лесники. Молчанов решительно открыл калитку.
Два хмурых лесника - те самые, что прибыли с Бережным, - лишь кивнули в ответ на его приветствие. В большой комнате лесничества сидели Борис Васильевич, лесник Семенов, милиционеры, какие-то незнакомые люди.
- Здравствуй! - Учитель поднялся. - Ты еще не знаешь?
- А что там такое? - спросил Молчанов, глазами показывая на кабинет Коротыча, откуда слышались голоса.
- Допрос идет.
- Допрос? Что случилось?
- Нехорошее случилось, Саша. Браконьеры, понимаешь ли, этот Бережной и... Убит Хоба.
Молчанов побледнел и с карабином в руке шагнул в кабинет.
- Ты?! - спросил он Бережного и, схватив его свободной рукой за грудь, приподнял над стулом. Наверное, он ударил бы посеревшего лесника, но на плечо ему легла рука Котенка.
- Оставь, - сказал Ростислав Андреевич. - Он свое получит.
Только сейчас, оглядевшись, Молчанов увидел в кабинете Капустина, Пахтана, лейтенанта милиции и еще двух незнакомых. Пахтан курил и отчужденно смотрел в окно на свою "Волгу", Капустин сидел против лейтенанта, который продолжал писать, и лишь коротко глянул на Молчанова.
- Значит, вы стреляли первым? - уточнил лейтенант.
- Не уверен. Может, и вторым. - Капустин сосредоточенно разглядывал свои ладони.
- Винтовочная пуля для животного оказалась смертельной. Бережной тоже попал в цель. Вы, Капустин, и вы, Бережной, совершили уголовное преступление. Это доказано свидетельскими показаниями и другими фактами расследования. Вы признаетесь?
- Добыча оленя предусмотрена планом научных работ, - не очень уверенно сказал Капустин.
- Научный отдел заповедника не знает о таком плане, - прогудел Котенко. - Сочинительство по ходу действия, лейтенант.
Лейтенант посмотрел на Пахтана. Что скажет он?
- Надо уточнить у моего заместителя по науке, - сухо произнес Пахтан. Я не в курсе этих заданий.
- Кто дал распоряжение об охоте? - спросил лейтенант.
- Распоряжение дал я. - Капустин опять быстро глянул на Пахтана.
Губы у него пересохли, говорил он с трудом. Глаза беспокойно бегали по сторонам.
- Старший лесничий знал об отстреле?
- Я не успел сказать ему. Был разговор в общих чертах, мы не хотели привлекать внимание к отстрелу...
Лейтенант оторвался от бумаг.
- Прочтите и распишитесь. - Он подвинул протокол допроса к Капустину.
Тот долго читал, отрывался и все посматривал на Пахтана, видно ожидая поддержки. Тщетно. Пахтан сидел как чужой. Тогда Капустин со вздохом подписал протокол.
- Все? Я могу идти?
- Еще одна формальность. Подписка о невыезде. Распишитесь вот здесь.
- Значит, я арестован? - Капустин сразу побледнел.
- До окончания дела вам придется оставаться в поселке. Вы обвиняетесь в злостном браконьерстве, в использовании служебного положения в корыстных целях.
- Этого еще не хватало! - с деланным смешком сказал он. - Чем же я злоупотребил?
- Мы только что выяснили чем. Распоряжением о незаконной охоте. Кроме того, у вас нашли незаполненные бланки лицензий с подписями и печатями. Ну и ваши гости. Не Пахтан же пригласил их на охоту в заповедник?
- Подписывайте и давайте кончать, - резко сказал Пахтан. Волевое лицо его покрылось пятнами. В какое положение ставил его Капустин. Отдохнул, называется.
- Мне тоже можно иттить, гражданин следователь? - Дядя Алеха робко приподнялся.