– Пора на землю, Петер, – бодро скомандовала Лисена.
Она перепрыгнула через резиновый борт. Петух перелетел следом.
Рыжая оглянулась на лодку.
– Жалко оставлять такую полезную вещь, – вздохнула лиса. – Впрочем, рыбка уже переместилась в мой живот… Пусть плывет.
На ночлег бродяги устроились тут же, возле реки, только поднялись к лесу, там и облюбовали местечко под огромным пнем. Петера испугали корни, торчащие в разные стороны подобно щупальцам морского чудовища, но он столько сегодня перетерпел, что быстро успокоился. «Если что, то эти щупальца сначала схватят Лисену, – рассудил петух. – Ведь она больше меня и наверняка вкуснее».
Еще до рассвета Лисена и Петер очнулись, почуяв неладное. Над ними нависла тень. Гамбургский тенор плохо видел в сумерках, зато рыжая просто спятила. Она закричала:
– Михайло, Михайло Ломоносыч!!! Понял, чучело пернатое? Живой, живой!!!
Лиса бросилась обнимать медведя.
– Кхе… Василиса, я рад тебя, то есть вас обоих видеть, – смущенно пролопотал косолапый. – А где остальные?
– Мы свалились на остров, вот выплыли, остальных не встречали, – выпалила Лисена.
Ее хвост неистово мел землю.
– Угу… – Михайло уселся. – А кто оставался в корзине, когда вы из нее вывалились?
– Серега.
– И все?!
– Все.
– Вы слышали, как корзина бьется о воду?
– Нет, она была лететь еще высоко, – подал голос Петер.
– Значит, наш санитар леса на другом берегу, – заключил косолапый. – И он наверняка ждет нас возле упавшего шара.
– Ты быть уверенный?
– Ну, я бы сам так поступил. Должны же мы где-то собраться? Как ни глупо это звучит, единственное место, которое все мы здесь знаем, – это наш упавший монгольфьер.
– Дура! – воскликнула вдруг Лисена. – Дуреха первостатейная! Зачем я упустила вчера лодку? Мигом перебрались бы к Серому! А как теперь?.. И ты, Петер, хорош! Мог бы хоть раз подумать гребешкастой своей головой.
Петух смущенно потупился.
Ломоносыч с интересом понаблюдал за внезапной вспышкой лисьего самобичевания, потом велел:
– Не кричи, Василиса. Лучше пробегись вон на тот пригорок да погляди на реку.
Рыжая послушалась. Она забралась на холм, поросший молодыми дубками, посмотрела поверх ивовых зарослей на воду.
– Батюшки! Мост! – завопила Лисена.
– Нечего так орать, – пробурчал Михайло, когда лиса вернулась. – Сейчас мы быстренько и без воплей перейдем на ту сторону.
Дружная троица зашагала к мосту.
Яцик Ковалевский был отчаянным семнадцатилетним поэтом. Односельчане над ним посмеивались, дескать, в облаках хлопец витает, тратит время на всякую чушь. Зато в один прекрасный день выяснилось, что девчатам нравятся безыскусные, но пылкие вирши молодого поэта. Листочки бумаги, покрытые неровными рифмованными строчками, покоряли сердца романтических деревенских невест.
Стоит заметить, что романтические деревенские женихи были не рады хитрому конкуренту, из-за чего Яцик не раз бывал бит. Стихоплету рекомендовали не докучать какой-нибудь очередной паненке глупыми куплетиками, а затем переходили к физической расправе. Пан Ковалевский залечивал раны, и, пока отцветали синяки, из-под его лирического пера выскакивали бойкие мстительные эпиграммы на обидчиков вперемешку с одами, посвященными новой музе.
Во времена поэтического вдохновения Яцик не спал целыми сутками. Он творил, творил и еще раз творил. Вот и этим прохладным ранним утром, когда Михайло набрел на Лисену с Петером, пан Ковалевский сидел на деревянном мосту, болтал ногами и строчил в специальную тетрадку шедевр за шедевром:
Агнесса, верю я: ты – поэтесса!
Стихи слагаю, сидя на мосту.
К тебе я не скрываю интереса,
Мою любовь заметно за версту.
Течет река в ночи. Ей снятся рыбы,
Пока свет звезд на небе не потух.
Мне до тебя добраться помогли бы…
– Что же помогло бы мне добраться? – в отчаянье прошептал Яцик, беспомощно озираясь, словно зарифмованный ответ спрятан где-то рядом. – …Пока свет звезд на небе не потух. Мне до тебя добраться помогли бы… Медведь, лиса и гамбургский петух!
Поэт принялся записывать гениальное завершение стихотворения и вдруг замер.
– Медведь?.. Лиса?.. Гамбургский петух?..
Яцек поглядел в сторону берега. На мост ступили Михайло, Василиса и Петер.
– Боже мой! – сдавленно крикнул Ковалевский. – Нечистая сила!
Он выронил тетрадь, и раньше, чем раздался тихий всплеск, засверкали в предрассветной мгле босые пятки деревенского лирика, а ужасно оригинальный крик «А-а-а!!!» разнесся над рекой, пугая редких рыбаков да сонных уток-нырков.
– Наверное, Петер, у тебя слишком свирепое выражение лица, – предположил Ломоносыч.
Троица «нечистых» рассмеялась. Вот уж действительно, они, сами того не желая, помогли поэту добраться до деревни.
Перейдя мост, через несколько сот шагов Лисена почуяла земляка.
– Серега впереди, за вот этими кустами, – доложила она косолапому.
– Отлично, дуй к нему. Только осторожненько.
Через минуту обрадованные земляки обнимались, хлопая друг друга по спинам. Волк сильно морщился, но терпел боль в поврежденных ребрах.
– Ты, чего, Серега? – озаботился Михайло.
– Приземлился неудачно, – небрежно бросил волк. – Здорово, Петер! Что, не слопала тебя Лисенка?
– Как ты мог такое ляпнуть, серый?! – В голосе лисы странным образом смешались возмущение и елей.
Михайло и Серега усмехнулись.
– Гутен морген, Серьога! – чинно поприветствовал волка гамбургский петух. – Я испытывать радость видеть тебя живой! Василисья есть хороший спутниц.
– Как ты тут сам-то? – спросил Ломоносыч.
– Замечательно, – улыбнулся серый, кивая на корзину воздушного шара. – Ночлег с комфортом. И потом, это страна непуганых травоядных! Вчера я произвел краткую санитарную инспекцию и выявил козленка на привязи. Он явно был тяжело болен, наверняка для того и привязали, чтобы других не заражал.
Косолапый нахмурился, но ничего не сказал. Личный состав должен быть сыт и здоров. А хутора тут богатые, люди вырастят еще козленка. Михайло вздохнул, сравнивая здешние людские поселения с тамбовскими. В последние годы российские деревни были беднее некуда, никакой охоты. «Ничего, будет и в нашем лесу праздник», – встряхнулся Ломоносыч.
– Хватит прений, – постановил он. – Почти рассвело, нам лучше перебраться обратно на тот берег.
– Не лучше ли дождаться всех тут? – предложил волк.
– Во-первых, они тоже по мосту пойдут. Стало быть, их можно подождать с той стороны. Во-вторых, сдается мне, что все наши друзья, по идее, должны были добраться до корзины. Следовательно, с Ман-Кеем, Гуру Кеном, Колючим и Парфюмером что-то случилось, – объяснил свое решение Михайло. – Все, шагом марш отсюдова!
В этот раз на мосту никого не было.
Расположившись в кустах так, чтобы проглядывался берег и пространство перед мостом, воссоединившаяся четверка стала держать совет.
– Я согласна с Михайло Ломоносычем, – сказала Лисена. – Остальных что-то задержало. Получается, надо их искать, а не отсиживаться здесь.
– Может, все-таки передохнем денек? – спросил Серега, глядя на косолапого.
– И я о том же подумал, – согласился тамбовский губернатор.
Полдня почти ничего не происходило. Явился давешний поэт со старой дедовой берданкой и, конечно же, никого не нашел. Звери умеют прятаться так, что не каждый другой зверь заметит, не то что человек.
Птицы, посланные бобром-воеводой, также не заметили волка, лису и медведя с гамбургским петухом, зато не могли не обнаружить Эм Си Ман-Кея, зависшего с бурундукиборгами.
Священный танцпол, на который туземцы пригласили шимпанзе, представлял собой обширную низину с каменистым дном. Вокруг высился лес, склоны, покрытые травой, были идеальным местом для зрителей. Любители движения могли отплясывать перед возвышением, приспособленным под сцену. Шершавый гордо демонстрировал, «как тут все нафаршировано». Здесь были невообразимые ударные установки, собранные из старых железяк и пластиковых бутылок. Бурундукиборги нашли их в окрестностях местных деревень. Имелась у них и пара патефонных труб, играющих роль усилителей.
В жестяные банки из-под газировки поклонники хип-хопа насыпали камешков. Шершавый потряс одну. Шум получился преотличный.
– Йо, это руль, это нормуль, вопросов нуль! – восклицал Эм Си, разглядывая раздолбанную радиолу с покоящейся на ней пластинкой. – А как дела со светом?
– Цветомузыка – полный улет, – похвастался Шершавый. – Здесь каждую ночь тусуются тысячи светляков. Кроме того, сюда слетаются несколько сов. Ты видел когда-нибудь, как горят совьи глаза во тьме? Реальная кислота! Через часок сам все увидишь.
Солнце почти зашло. К сцене слетелись несколько клестов. Бурундуки вынесли кадку с водой.
– Это еще зачем, йо?! – спросил Ман-Кей.
– Для древесных лягушек. Знаешь, какой они звук дают, когда хором трещат? Цикады тоже будут. У нас адский шумовой замес, аж с елок хвоя сыплется.
– А дятлы есть?
– Неа, они отдельно. Была тут пролетом группа «Дятлз», но они играют попсу какую-то.
По мере наступления темноты постепенно собирались бурундукиборги. Музыканты-ударники потихоньку начали отстукивать затейливый ненавязчивый ритм. Птицы тихо пели, лягушки приглушенно извлекали почти космические звуки из воздушных мешков.
Когда сгустились сумерки, Шершавый подмигнул Эм Си и заявил:
– Вечеринка начинается.
Главный бурундукиборг вышел на сцену, поймал ритм, стал хлопать в ладоши.
Публика подхватила: хлоп… хлоп… хлоп-хлоп… хлоп… хлоп… хлоп-хлоп…
– Добрейшей вечеринки всем! – выкрикнул Шершавый.
Собравшиеся ответили дружным радостным криком. Ударники заколотили погромче. Темные тени фигурок танцоров качались в такт.
– Да будет свет! – скомандовал главный.
Сразу в нескольких местах взвились в воздух мириады огоньков. Светлячки начали ночные воздушные игры. Ман-Кей восхищенно выдохнул, потом глянул на лес и словно под холодный душ попал. С деревьев на него таращились десятки огромных желтых глаз.
«Совы, – догадался Эм Си, – а как напугали, я не умер едва. Лишним не будет впредь так никогда-никогда не робеть!» Шимпанзе запоздало понял, что ночные птицы смотрят не на него.
– Пускай начнется расколбас!!! – зычно проорал Шершавый.
Вот теперь все инструменты жахнули на полную громкость. Клесты и лягушки не отставали. На танцполе началась дискотека.
Эм Си и не заметил, как стал топтаться, подергивая плечами, прихлопывать в ладоши, вертеться на месте. Шершавый выкрикивал что-то бессмысленное и оттого заводное, потом подскочил к Ман-Кею, вытолкнул его на сцену.
– С нами неподражаемый, всеми уважаемый посланник далекого рэпа! – провозгласил главный бурундукиборг. – Давай, парень, покажи им всем! Читай в рупор, пусть все услышат.
Два раза шимпанзе-рэпера просить не нужно. Он подскочил к патефонной трубе и завел речитатив:
Come on everybody
Ради танца, танца ради!
Бурундукиборги, эй!
Я – Эм Си Ман-Кей,
У меня все о’кей!
Я слов, я слов не нахожу,
Я словно дома.
Я сов, я сов вижу, гляжу,
И совсем знакомо
Чувство, что я дома!..
Афро-англичанин нес привычную околесицу, публика ревела в восторге, незаметные малиновки-наблюдательницы, посланные Войцехом, сидели в ветвях и недоумевали, как можно так ужасно проводить время?
Колючего и Парфюмера Сэма, путешествовавших верхом на Иржи, было невероятно легко обнаружить. Они вообще не прятались. Еж и скунс по беспечности, а лошак искренне полагал, что ему скрываться не от кого.
Пернатые разведчики бобра-воеводы следили за чужаками, регулярно докладывая Войцеху, куда те движутся. Доклады не отличались разнообразием, иноземцы следовали вдоль реки, вниз по течению. Бобра озадачила информация о лошаке. «Гуру Кен не упоминал об Иржи, – размышлял воевода. – Забыл? Ну, о крупном копытном трудно не вспомнить. Неужели чужаки что-то скрывают? Вдруг у них такие же грабительские намерения, как у людей? Зачем обезьяна отправилась к этим отщепенцам, как их там?.. Бурундукиборги. Стыд и срам нашего леса. Неспроста это все, ой, неспроста…»
Осторожный Войцех не торопился созывать всех чужеземцев, найденных малиновками, предпочтя немного понаблюдать за ними. Более того, самые опасные хищники, о которых сказал кенгуру, так и не были обнаружены! Лиса, волк, медведь, – каждый из них представлял огромную опасность. Это вам не еж со скунсом.
«Либо Гуру Кен наврал про хищников, либо они выполняют некую тайную миссию», – решил воевода, украдкой наблюдая за австралийцем, проявляющим нарочитую беспечность и глуповатость. Цирковой боксер отлично переночевал под защитой цитадели, а потом весь день валял дурака с братьями-енотами.
Войцех чувствовал, что свалившиеся ему на голову пришельцы еще доставят хлопот всему лесу.
Сэм, Колючий и Тырпыржацкий действовали, подтверждая догадки бобра. Огненно-рыжего жеребчика, вышагивающего по краю невысокого обрыва, было отлично видно с противоположного берега.
Там как раз расположились мальчишки из примыкавшей к реке деревеньки. Четверо ребят купались, играли в салки и загорали. Один из них, чернявый крепыш лет десяти, вдруг замер и, показывая пальцем в сторону Иржи, произнес:
– Пацаны, глядите-ка, ослик!
Теперь на троицу путешественников уставились все.
– А что это у него на спине? – спросил худой паренек в очках.
– По-моему, енот и еж, – проговорил третий, русоволосый.
– Вот цирк! – воскликнул четвертый, такой же чернявый, как мальчик, заметивший лошака. – Поплыли, догоним!
– Ты что, забыл? Нам нельзя на тот берег! – напомнил худой, и стекла его очков предупреждающе сверкнули.
– Да ну тебя, зануда! – отмахнулся четвертый и решительно полез в воду.
Все, кроме «зануды», поплыли к Иржи.
– Эй, вернитесь! – позвал худой.
Громкий разговор, всплески и окрик насторожили лошака и его седоков.
– По-моему, они плывут к нам, – протянул Парфюмер.
– Сейчас мы им накостыляем, – браво усмехнулся Колючий.
– Думаю, лучше ускориться, – пробормотал Иржи.
Он не любил катать детей на спине, а любое свидание с мальчишками заканчивалось именно этим.
Пловцы увидели, что «ослик» перешел на резвую иноходь и стремительно скрылся за пышными кустами.
– Тьфу, тюхтя! – тихо выругался пацан, предложивший переплыть реку.
Он решил, что в бегстве копытного виноват «зануда». А тот невозмутимо поправил очки и дожидался разочарованных приятелей, повернувших обратно.
– Зачем животного спугнул? – насуплено спросил чернявый крепыш, первым добравшийся до «зануды».
– Ты бы еще сильнее по воде руками молотил. Может, рыбы наглушил бы, – насмешливо ответил худой.
– Ты специально кричал, Збышек, – обвинил очкарика четвертый.
– Я звал вас, чтобы вы не делали глупостей, – пожал плечами Збышек. – Вы голову включайте хоть иногда, что ли. Засекут, что плаваем на тот берег, – запретят на реку ходить. Лучше оцените, что мы видели! Не каждый день встретишь зверьков, катающихся на осле.
Друзья, конечно, остались недовольны, но к доводам «зануды» прислушались. Через пару минут игра в салки возобновилась. Лето коротко, а нужно так много успеть.
– Йаху! – счастливо кричал скунс, размахивая хвостом. – Вот он – дикий, дикий Запад!
Лошак с иноходи перешел в галоп. Сэму понравилось ощущение скорости. Еж реагировал не так бурно, но его душа переполнилась восторгом, глазки загорелись. Единственная неприятность – постоянно приходилось чихать, так как ветер щекотал нос. Наконец жеребчик Тырпыржацкий вынес седоков к мосту, возле которого притаились Михайло, Лисена, Серега и Петер.
– Колючий! – окликнула земляка лиса.
– Тпру, Иржи! – скомандовал еж. – Рули к кустам.
Потом были бурная встреча, знакомство конька с новыми друзьями, расспросы.
Волк, например, не преминул поинтересоваться у Тырпыржацкого:
– А ты, случайно, не болеешь?
– Нет. А что? – удивился жеребчик.
– Не подкатывай к Иржи, Серега, – вступился Колючий. – Он вполне здоров, санитар леса ты этакий!
– Санитар леса?! – Лошак недоуменно глядел то на волка, то на ежа.
Ломоносыч, Лисена, Колючий и Серега рассмеялись. У конька похолодело внутри, когда он рассмотрел их зубы.
– Это моя профессия, – добродушно пояснил волк. – Я тебе потом объясню.
– Ладушки, хватит болтологии, – подытожил Михайло. – Я вам всем рад, хорошо, что все живы-здоровы. Не хватает обезьянина и австралийца. Будем, что называется, искать.
В этот момент на ближайшую ветку села пичуга и важно прощебетала:
– Паны зарубежные гости, вас приглашает к себе наш воевода пан Войцех. Соблаговолите следовать за мной.
Выслушав последние донесения, бобер принял решение: чужаков лучше держать поближе к себе.
Часть вторая,
в которой люди приходят в лес не с миром, а звери тоже не сидят сложа лапы
Глава 1
Войцех лично встретил делегацию гостей на опушке перед замком:
– Здравствуйте, странники! Надеюсь, вы принесли нам дружбу.
– Безусловно, брат бобер, – чинно ответил Михайло Ломоносыч. – Долгих и сытых вам лет!
Откуда-то из-за руин вылетел Гуру Кен.
– А!!! Кого я слышу! О! Все в сборе! – прокричал он на скаку, прежде чем броситься обнимать каждого из вновь обретенных друзей. – Стоп, а где Эм Си?!
Воевода поспешил успокоить разгоряченного австралийца:
– Если ты о шимпанзе, то он сейчас проводит время в компании, хм, шайки, известной под названием бурундукиборги.
– Бурундуктобурги?! – спросил Колючий.
– Надеюсь, его не удерживают там против воли? – нахмурился Ломоносыч.
– Ха! Удержи его, – хмыкнул Вонючка Сэм.
– Значит, они такие же охламоны, как он, – елейным голоском заключила Лисена.
Бобер оценил прозорливость лисы.
– В каком-то роде вы совершенно правы, – дипломатично высказался Войцех. – Бурундукиборги – любители громкого ритмичного шума, который они называют музыкой в стиле хоп-хоп… или как-то так. По нашим наблюдениям, ваш Эм Си и бурундукиборги вполне нашли общий язык.
– Узнаю старину Ман-Кея, – расплылся в улыбке Гуру Кен.
Остальные друзья молчаливо согласились: рэпер с хипхопером братья навек.
– Не будем стоять в дверях. Милости просим в нашу крепость, – пригласил гостей воевода.
Бобер, еноты и гости проговорили весь вечер. Теперь и тамбовчане узнали, какая опасность грозит древней цитадели Ордена золотого горностая.
– Я верховный магистр нашего Ордена. Скорее всего, последний магистр, – печально закончил свою историю Войцех.
– Мы что-нибудь придумаем! Правда? – заявил Колючий, ища поддержку у спутников.
Лисена, Петер и Сэм смотрели на ежа как на дурачка, дескать, сболтнул, так уж сболтнул. Михайло и Серега не показали эмоций, пряча их под масками задумчивости. А вот Гуру Кен да Иржи Тырпыржацкий выразили полную готовность сразиться с любым противником. Кенгуру по обыкновению засунул лапы в перчатки и стал упражняться.
– Я понимаю, Гуру хоть сейчас будет рубиться со всем и вся. Боксер, что с него взять. Но ты-то, Иржи, куда лезешь? – спросила Лисена.
– Я несколько лет таскал повозку, катал непоседливых человеческих детей, Лисена, – проговорил жеребчик. – Настало время что-то менять.
– Молоток, Иржи! – одобрил Колючий. – А вот ты, Сэм, меня разочаровал.
Скунс смутился, ему вдруг срочно понадобилось поискать блошку в шерсти на боку. Затем он резко оборвал это занятие и сказал:
– Ты, Колючий, знаешь – я всегда с тобой. Но я стопроцентно уверен, что нам хватило тамбовской войны с хулиганами и браконьерами. Жаль, я не могу прямо сейчас связаться с консульством моей страны. Через сутки здесь был бы ограниченный контингент наших морских котиков.
– Ограниченный в каком смысле? – невинно поинтересовалась Лисена.
– Довольно, – тихо велел Михайло, и прения моментально прекратились. – Не было еще случая, когда мы, русские, не помогли бы родичам – дальним и не очень.
Еж буквально расцвел, мол, съели, скептики? Косолапый продолжил:
– Только для начала мы должны знать подробности. Вот я ума не приложу, как же вы умудрились так долго прятать от людей этот замок?
– Представьте себе, до последних событий все устраивалось само собой. – Войцех тайно ликовал, ведь теперь у него появились сильные союзники, и можно было рассказывать все без утайки. – После падения рыцарского ордена крепость разрушили, сожгли все прилегающие постройки. Уцелевшие люди переселились подальше от несчастного места. Они долго не наведывались к скорбным руинам, пока не появились охотники за ценностями. Им действительно удалось кое-что накопать, потом ведьма из ближайшего хутора…
– Ведьма? Кто это? – перебил Гуру Кен.
– Это так люди своих жен называют, – блеснул эрудицией Кшиштов.
– Глупый, – усмехнулся воевода. – Ведьма – это женщина, умеющая колдовать, травы многие знающая, с нами, зверьми, говорить умеющая. Сейчас таких среди людей совсем не осталось. Их в свое время свои же специально отлавливали. Видимо, кто-то очень не хотел, чтобы между нами были контакты.
– Спасибо, и прости, что прервал. И что же эта ведьма?..
– Она объявила это место проклятым. Не хотела, чтобы всякие стервятники рылись в костях славных рыцарей и их верных солдат. Более того, она знала, что мы, звери, поселились в развалинах. Люди поверили ведьме, и несколько веков здесь никто не то что охотиться – просто прогуливаться не решался. Даже большая война людей друг с другом чудом обошла наш замок стороной. И вот теперь отыскался умник.
– Отлично, – сказал Серега фирменным загробным голосом, а вид волка в этот момент выражал подлинную вселенскую скорбь.
– Ты полагаешь, мы обречены? – почти прошептал енот Анджей.
– Нет, наоборот. У меня появилась… идея, – пробурчал волк. – Правда, есть проблемка. Сдается мне, вы не все рассказываете, паны рыцари.
Тишина была под стать Серегиному голосу, на присутствующих чуть ли не могильным холодом повеяло.
Все удивленно смотрели на волка. Войцех удрученно махнул лапой:
– Какие же все-таки вы сметливые! Сперва пани Лисена, вот пан Серега… У каждого Ордена есть тайна. Мне придется хорошенько подумать, открывать вам ее или нет. Прошу вас, не обижайтесь.
– Я полагайт, если кто хотеть сказать «а», он должен говорить «б»! – встрепенулся гамбургский петух.
Многие гости вполне разделяли мнение тенора.
– Все Петер, пора на ложку, – сказал Войцех, глядя на соловеющего петуха.
– На ложку?! – встрепенулся Петер. – Как, и вы хотеть меня съедать? Я попадать в суп?!
– Не кипятись, дружище, – усмехнулся Михайло. – Ложкой поляки называют кровать. Усек?
Петух с недоверием посмотрел на бобра-воеводу:
– Это есть точно?
– Абсолютно.
– Возмутительно… Тогда скажи ему, что я не хотеть спать в кроватях, я хотеть спать на насесте.
– Перевод не нужен, я тебя хорошо понимаю, пан Петер, – проговорил Войцех. – Выбирай любую ветку. Будь как дома.
Перед сном Михайло Ломоносыч тихо сказал воеводе:
– Мы не желаем тебе дурного, магистр. Просто чем больше мы узнаем, тем проще будет понять обстановку и найти ключ к решению ваших проблем.
На слово «ваших» тамбовчанин сделал особое ударение.
– Благодарю тебя, Михайло Ломоносыч. Пожалуйста, отдыхайте, – Бобер отвесил изящный поклон и растворился в темноте.
Следует напомнить, что в ту ночь, когда остальные спали в заброшенном замке, Эм Си Ман-Кей восторгался бурундучьей вечеринкой и восхищал новых приятелей сам. Под утро, наоравшись и напрыгавшись, бурундукиборги и афро-англичанин завалились спать.
Где-то ближе к полудню Эм Си проснулся. В голове шумело, будто танцевальный долбеж, попавший в нее за ночь, отчего-то не весь выветрился. Руки-ноги ныли, словно Ман-Кей долго таскал тяжести. Настроение было не очень.
Шимпанзе встал, огляделся. Выяснилось, что он заснул прямо на сцене, за неизвестно зачем стоящей здесь радиолой. Эм Си подошел к краю и рассмотрел танцпол при дневном освещении.
– Йо, да это же свалка, как ни жалко, – пришлось признать бывшему циркачу.
Вещи, которые еще вечером казались первоклассной музыкальной техникой, теперь открылись в своем подлинном виде. Иначе как рухлядью назвать их было нельзя.
Склоны были вытоптаны, повсюду валялся мелкий пластиковый мусор, трубы патефонов смотрелись как застывшие червяки-переростки, открывшие голодные рты. Облупившаяся краска, грязь, хлам… Рэперу стало неуютно. Как ни крути, а он протусовался именно на свалке.
Эм Си встряхнулся: «Ха, где я только ни зависал, каких стихов ни писал, важно не где ты, а с кем. Я – с классными ребятами! Yes, I am!»
Плохое настроение потихоньку рассеивалось, «но осадочек-то остался».
Интересно, где молва разносится быстрее: в лесу от зверя к зверю или в деревнях да городах от человека к человеку? В тамбовском лесу губернатору Михайле помогал дятел Стук Стукыч, в польском – бобер Войцех узнавал новости от вездесущих малиновок. У людей кроме изустной передачи вестей есть еще и разные технические ухищрения, например, телефоны. Но и без техники новости да слухи разлетаются в человеческой среде чуть ли не мгновенно.
В польских хуторах говорили о странном происшествии на пограничной заставе. Случай с сорванной крышей наблюдательной башни оброс невероятными подробностями. Люди ждали появления шпионов, прилета летающих тарелок, а некоторые особо суровые бабки предрекали близкий конец света. Впрочем, эти горе-предсказательницы постоянно пророчили вселенскую катастрофу, пользуясь любым поводом.