Страница:
Вадим Панов
КОРОЛЕВСКИЙ КРЕСТ
Пролог
Италия, Рим
Палаццо Пинелли, изящный трехэтажный особняк на одной из улочек Рима, принадлежал старинному аристократическому роду и ни разу, с самой своей постройки в середине XVIII века, не менял хозяев. Волнения, войны, диктатура… Что бы ни происходило в Вечном городе, кто бы им ни правил, чьи бы солдаты ни маршировали по старинным камням — особняк всегда оставался домом зажиточной флорентийской семьи. Подчеркивал крепость итальянских традиций, олицетворял связь современности и седой старины. Годы, десятилетия, века — время не властвовало над каменными стенами, лишь придавало им налет благородной седины. И даже когда дела Пинелли шли неважно, когда с большей части окон не снимались ставни, а прислуживала в палаццо всего одна служанка, окрестные жители с уважением продолжали кивать господам: «Бон джорно, граф!», «Бон джорно, графиня!» И пусть на полуострове давным-давно республика, пусть появились новые хозяева жизни, пусть разбогатели дети грузчиков и бандитов, неподдельное уважение к аристократам сохранилось в душах римлян.
Сейчас же, как понимали соседи, дела Пинелли шли прекрасно: дом заботливо отреставрирован, хозяин ездит на роскошном «Феррари» и едва ли не каждый вечер устраивает приемы, на которые съезжаются важные господа. Лиц дорогих гостей любопытные соседи никогда не видели, но лимузины и многочисленная охрана говорили о том, что Пинелли летает на самом верху. И вот бы удивились честные горожане, узнав, что блистательный граф занимается не чем иным, как азартными играми, а в старинном палаццо размещается элитное казино, лучшее заведение Рима, попасть в которое могут лишь избранные. У Пинелли не появлялись случайные люди, не стояли «однорукие бандиты», не проводились боксерские поединки. Большие люди играли в палаццо на большие деньги, отдыхали, общались, и, разумеется, за безопасностью значимых персон следили самым тщательным образом.
Обычно машины въезжали в маленький дворик и, высадив или забрав хозяев, уезжали — размеры не позволяли устраивать внутри палаццо парковочную площадку. Но многие посетители Пинелли пренебрегали этим правилом, предпочитая выходить через главные двери и садиться в автомобили на улице.
— Барон Александр выйдет сам.
— Вас понял.
Два черных «Мерседеса-600» с сильно тонированными стеклами проехали мимо ворот и плавно остановились. Первый — напротив дверей, второй чуть позади, и из него вышли телохранители, четверо мужчин в одинаковой темной одежде. Плащи, костюмы, ботинки, сорочки, галстуки — на телохранителях не было ни одного светлого пятна, только черные и темно-серые тона. И на каждом — солнцезащитные очки, неуместные, мягко говоря, в глухой предрассветный час, когда вечные камни еще укрывает непроглядная ночная тьма.
— Шесть секунд!
Два телохранителя встали позади замыкающего «Мерседеса», двое других прошли по улице и заняли позицию перед первой машиной.
— У нас тихо!
— У нас тихо!
— Барон Александр выходит.
Дверь особняка отворилась, и на улицу неспешно вышел худощавый, среднего роста господин с очень резкими чертами лица. Черный плащ старинного покроя, цилиндр, трость с резным набалдашником — можно было представить, что сегодня в палаццо проходит бал-маскарад и гость нарядился дворянином начала века. Под небрежно расстегнутым плащом виднелись фрак, белая сорочка со стоячим воротничком и необычайно крупный рубин, скрепляющий пышный галстук.
Глаза господина скрывали черные солнцезащитные очки.
Барона сопровождала высокая женщина в изящном шелковом плаще и шляпке с вуалью. Можно было видеть лишь нежную линию подбородка и маленький рот.
Господин улыбнулся, бросил несколько слов кому-то в холле, вполне возможно, хозяева лично провожали дорогого гостя, и, поддерживая спутницу под локоть, медленно направился к автомобилю. Дверь палаццо закрылась…
— Синьор Бруджа! — Широкоплечий мужчина в спортивной куртке и джинсах торопливо выскочил из припаркованного у тротуара «Фиата» и замахал руками: — Синьор Бруджа!!
Широкоплечий находился довольно далеко от телохранителей, в противном случае они вряд ли позволили бы ему выйти из машины, а потому, чтобы быть услышанным, владельцу «Фиата» приходилось орать:
— Барон! Барон Бруджа! Мы должны поговорить!
Господин с рубином поморщился — незнакомец мог перебудить весь квартал, — остановился и повернулся на голос. Но не произнес ни слова. Женщина же, приняв руку шофера, грациозно опустилась на заднее сиденье автомобиля. Но жестом приказала оставить дверцу открытой. Телохранители отнеслись к ситуации без особой нервозности, так, словно знали, что незнакомец прятался в «Фиате», и были готовы к его появлению. Широкоплечий подошел ближе, но, пока он не пересек невидимую запретную линию, охранники оставались спокойны.
— Барон Александр, мы обязательно должны поговорить! Меня зовут Роберто Чернышев, и я…
— Вы знаете мое имя? Прекрасно. — Барон Бруджа говорил очень тихо. Слова падающими листьями шелестели в октябрьской ночи, едва угадывались. — Позвоните в мой офис, вам назначат встречу.
— Ваш секретарь отказывается назначить время, говорит, что мое дело не столь важно.
— Увы, ничем не могу помочь.
В рассеянном уличном свете — возле палаццо не устанавливали ярких фонарей — широкоплечий прочел на лице Александра выражение глубокой скуки. Человек, входящий в десятку самых богатых людей Италии, привык к визитам сумасшедших ученых и представителей благотворительных обществ.
— Придумайте дело поважнее, и тогда…
— К сожалению, я не могу сообщить секретарю истинную причину, которая побуждает меня искать встречи с вами.
— Видимо, это связано с национальной безопасностью?
По очень красным губам Александра скользнула тень усмешки, он беззвучно веселился над собственной шуткой.
— Пожалуйста, выслушайте меня!
Чернышев попытался подойти к барону, но пересек невидимую черту и разбудил телохранителя. Последовал несильный на первый взгляд толчок, и плечистый Роберто как котенок отлетел к стене. Тем временем Бруджа обогнул машину и уже садился в «Мерседес».
— Барон! Я знаю, кто вы! Я знаю, почему вы даже ночью не снимаете черные очки! Я знаю, почему вы никогда не ездите в Москву!!
Бруджа остановился и пару секунд смотрел на Роберто. Как он отнесся к заявлению, было непонятно: лицо барона осталось неподвижным.
— Я знаю, почему вы никогда не ездите в Москву, — повторил Чернышев. Теперь он смотрел на женщину, застывшую на заднем сиденье автомобиля. — И еще я знаю, что вы не барон, а кардинал…
— Знание убивает, — совсем тихо, почти неразличимым эхом отозвался барон. — Жан-Жак…
Телохранитель кивнул и нехорошо улыбнулся. И два его клыка увеличились в размерах, выросли над остальными зубами, заострились… Их ведь не зря назвали иглами. Жан-Жак сделал шаг к лежащему у стены человеку. Бруджа зевнул, воспитанно прикрыв ладошкой рот. Женщина безразлично отвернулась. И Чернышев похолодел — он понял, что сказал барон охраннику.
— Барон, я знаю, где находится то, что вы потеряли двести лет назад!
Бруджа вздрогнул.
— Двести?
— Чуть меньше. В одна тысяча восемьсот двенадцатом году.
Жан-Жак остановился. Барон выбрался из «Мерседеса», очень медленно подошел к Чернышеву, присел и улыбнулся, увидев страх в глазах Роберто. Чел переоценил свою силу воли и, оказавшись на темной улице один на один с Александром, испытывал настоящий ужас. Он знал, КТО перед ним. А потом барон снял очки, еще больше приблизился к Чернышеву, и его пронзительно-красные зрачки намертво привязали к себе серые глаза Роберто.
— Ты сказал, что знаешь, кто я.
Даже сейчас, явно заинтересовавшись сообщением, Бруджа не изменил себе, продолжал говорить тихо, призрачным голосом высушенных листьев.
— Знаю, — прохрипел Чернышев.
— Значит, ты должен понимать, каково это — шутить со мной.
— Я понимаю.
Невероятным усилием воли Роберто сумел взять себя в руки, подавить страх. И целых пять секунд он выдерживал тяжелый взгляд красных глаз барона. Это подействовало на Александра лучше любых слов — Бруджа патологически ненавидел трусов.
— Хорошо, чел Роберто Чернышев, я рад, что ты все понимаешь. Теперь говори, что я потерял двести лет назад?
— Шкатулку красного дерева, — негромко ответил Роберто. — Примерно двадцати дюймов длиной, десяти шириной и пяти высотой. Уголки обиты золотом. На верхней крышке чеканный медальон…
— Достаточно. — Александр поднялся. — Жан-Жак, чел поедет с нами.
И снова шелест падающих листьев.
Телохранитель кивнул и легко, без видимых усилий, поднял Чернышева с земли.
Руки у Жан-Жака оказались необычайно холодными. Это не могли скрыть даже плотные кожаные перчатки.
«Мерседесы» въехали на территорию виллы в престижном пригороде Рима одновременно с восходом солнца, осенние лучи которого, мягко скользнув по черным изгибам автомобилей, разбились о наглухо тонированные стекла и обиженно помчались прочь, удивленные тем, что кто-то в этом мире не радуется появлению дневного светила. Что кто-то отгораживается от тепла животворной звезды всеми доступными способами. Автомобили скрылись в большом гараже, остановились, но пассажиры покинули их только после того, как плотно закрылись ворота. Сначала барон и его спутница, затем их новый знакомый. Молчаливый Жан-Жак проводил Роберто в каминный зал — Чернышев догадался, что большая часть видимых снаружи окон виллы является фикцией — и оставил одного. Но ненадолго, хозяин появился меньше чем через пять минут.
— Вина?
— Неплохо бы, — согласно кивнул Чернышев и сделал попытку подняться на ноги.
— Не беспокойся.
Бруджа сам наполнил два бокала и, протянув один из них Роберто, устроился в кресле напротив.
— В моих погребах только красное.
Алые губы коснулись кровянистого вина, красные зрачки неподвижно уставились на Чернышева.
— Расскажи мне о шкатулке, чел. Откуда ты узнал о ней?
Теперь Роберто рассмотрел барона Бруджа как следует: до сих пор он видел эксцентричного мультимиллионера, владельца фармакологического концерна, мецената и игрока лишь на фотографиях. Волосы покинули большую часть головы Александра, сохранив лишь небольшие плацдармы за ушами и на затылке. Но, несмотря на обширную лысину, резкие черты, глубокие складки на лбу и массу мелких морщин на лице, внешний вид Александра скорее наводил на мысль о бурной молодости, нежели о старости. По документам барону было пятьдесят семь, выглядел он на пятьдесят максимум, но Роберто знал, что это — ложь, что Бруджа старше. Гораздо старше, чем может себе представить человек. Более того, гораздо старше, чем могут себе представить сородичи самого барона. Тысяча триста шестнадцать лет! Перед Чернышевым сидел самый старый масан в мире.
Александр переоделся в серые брюки, мягкие домашние туфли и белую шелковую сорочку с открытым воротом. Крупный рубин, ранее скреплявший галстук, теперь переместился на цепочку — оправа оказалась универсальной — и висел на груди барона. Судя по всему, увидеть Бруджу без этого камня не представлялось возможным.
— Расскажи о шкатулке, чел. Откуда ты узнал о ней?
— Весь девятнадцатый век шкатулкой владела моя семья, — почти сразу ответил Роберто. — Я граф Чернышев, последний носитель титула.
— Русский?
— К вашим услугам, сударь.
Некоторое время Александр молча потягивал вино, затем поставил бокал на столик справа, сцепил на животе руки и покачал головой:
— Я не верю. Шкатулка не могла попасть в руки обычных челов.
— Тем не менее это так. Ваши враги не добрались до нее.
Бруджа посмотрел на Чернышева как на идиота, улыбнулся и менторским тоном произнес:
— Они не могли не добраться до нее, чел. Они ее искали. В этом была их цель.
— Целью была ваша смерть. При чем здесь шкатулка? Я вообще не уверен, что в то время они знали о ее существовании.
— Я, признаться, не рассматривал ситуацию под этим углом… — протянул после короткой паузы барон. — И свыкся с мыслью, что потерял шкатулку навсегда.
— Вы можете ее вернуть.
Александр потер подбородок, машинально прикоснулся к рубину на груди, взялся за бокал.
— Я уже почти рад, что не убил тебя.
— Но опасаетесь ловушки?
— Нет, — усмехнулся Бруджа. — Челу не под силу обмануть мой камень. — Пальцы вновь погладили рубин. — Я опасаюсь разочароваться. Опасаюсь, что ты ошибся и мы говорим о разных шкатулках.
— «Королевский Крест», — просто сказал Чернышев. — Я могу рассказать правила.
— Откуда твои предки их узнали?
— Понятия не имею. Возможно, кто-нибудь из них был колдуном?
— Возможно, возможно… — Александр вернул бокал на столик и вновь сцепил пальцы рук на животе. — Твои предки играли в «Королевский Крест»?
— Разумеется.
— И их не поймали? Хотя о чем я? Он ведь предупреждал, что узнать об игре никто не сможет. Никаких магических вспышек, никаких потоков энергии, все скрытно, легкими мазками… Он был художник.
— Сен-Жермен?
Барон кивнул.
— Разве ты не знал, что он создатель шкатулки?
— Я не об этом. — Чернышев позволил себе улыбку. — Я не могу говорить о нем так, как вы. Так, как будто…
— Знал его лично, — закончил Александр.
— Да. Для меня Сен-Жермен — легенда.
— А для меня — недавно скончавшийся деловой партнер.
— Завидую, — вздохнул Роберто. — «Недавно скончавшийся…» Почти две сотни лет…
— Если надеешься, что я сделаю тебя долгожителем, то ты пришел не по адресу, — предупредил чела масан. — Меня действительно интересует кровь разумных, но на становления-инициализации не рассчитывай, как бы я тебя ни высушивал, быстро или медленно, ты все равно сдохнешь.
— Я знаю, что человские сказки о вампирах имеют мало общего с истиной, — буркнул Чернышев. — И знаю, что вы, масаны, просто другая раса.
— Ну, если для тебя это просто… — Бруджа рассмеялся: большую кучу сухих листьев сдуло ветром. — Тогда скажи, чего ты хочешь, чел Роберто? Зачем пришел ко мне? Зачем не стал искать шкатулку для себя?
Чернышев тоже отставил бокал — он едва притронулся к вину — и подался чуть вперед.
— Моей прабабке чудом удалось вырваться из лап коммунистов. Она покинула Родину, лишившись всего: денег, положения, а самое главное — мужа, любимого мужа. Комиссары убили прадеда во время ограбления нашего подмосковного поместья. — Чернышев скривился. — Единственными сокровищами, которые удалось спасти прабабке, были семейные предания и легенды. — Роберто помолчал. — Главная из них — рассказ о шкатулке.
— Судя по всему, твоим предкам везло в «Королевский Крест», — обронил Александр. — В противном случае рассказывать было бы не о чем.
— Им везло, — подтвердил Чернышев. — Именно поэтому я решил вернуть шкатулку.
— В наши дни мало кто верит старым легендам.
— Русские не любят трепать языком, — усмехнулся Роберто. — Нашим преданиям можно доверять.
— Пожалуй, соглашусь, — качнул головой барон. — Что дальше?
— Решив, что семейная легенда правдива, я потратил немало времени и средств, чтобы выяснить, кто украл у прадеда шкатулку и является ее нынешним владельцем. Я даже устроился в одну из бюрократических структур Евросоюза, чтобы иметь возможность часто посещать Москву. Последние семь лет я практически жил в России, и я нашел. Я точно знаю, у кого шкатулка.
— Та самая шкатулка? — не удержался Бруджа.
— Та самая шкатулка.
Барон шумно выдохнул, откинулся на спинку кресла, покачал головой, словно не веря услышанному.
— Так чего же ты хочешь, чел Роберто? Почему не взял шкатулку себе?
Чернышев пронзительно посмотрел на вампира.
— Потому что я понял — шкатулка не предназначена для простого чела. Потому что узнал имя ее истинного хозяина. И потому что ищу его покровительства. — Роберто склонил голову. — Я хочу быть вашим слугой, барон Александр.
— А как же свобода?
— Я дворянин, — твердо ответил Чернышев. — Во мне нет царской крови. Я должен кому-то служить.
Бруджа нащупал бокал и, не отрывая взгляд от Роберто, сделал маленький глоток.
— Я мог бы поехать в Россию, забрать шкатулку и использовать ее самостоятельно, — продолжил Чернышев. — Но я понимаю, с какими рисками это связано. Начнем с того, что я не смогу включить…
— Активизировать, — эхом поправил русского Бруджа.
— Я не смогу ее активизировать, придется обратиться к знающим людям. Соответственно, или с вашей, или с их стороны. О шкатулке узнают. У меня ее отберут.
— Ты умен, чел Роберто.
— Поэтому я пришел к вам. Я рассудил, что пусть лучше у меня будет надежный друг и покровитель, чем непредсказуемый сувенир от Сен-Жермена. Что скажете?
— Почему ты не пошел к моим врагам?
Чернышев замер. Замолчал. Отвернулся, словно вопрос барона был ему неприятен.
— Почему ты не обратился к моим врагам? — нахмурился Бруджа.
— Потому что они ничего не сделали для того, чтобы остановить красное колесо, — скривился русский граф. — Потому что они смотрели, как пришлые твари вырезают цвет моей нации, и ничего…
— Они не имели права вмешиваться, — усмехнулся Александр. — И, судя по твоей осведомленности, ты не можешь этого не знать. Существует договор.
— Плевать на договор!
— В общем-то, я с тобой согласен, — после очередной паузы произнес барон. — Договариваться с челами — действительно последнее дело.
— Моя семья потеряла все. — Чернышев уже взял себя в руки, его голос прозвучал довольно спокойно. — А они могли это предотвратить. Значит, они мои враги.
— Не стану тебя переубеждать. — Бруджа поднялся, долил в бокалы вина и поинтересовался: — А как ты узнал о нас?
— Будучи в Москве, я случайно оказался на лекции профессора Серебрянца. Все остальные воспринимали его истории как легенду, как красивую сказку, а я… я верил. Я поверил сразу. Я знал, что успехи, которых добилась моя семья в девятнадцатом веке, не случайны. Я верил в сказки.
— Могу только порадоваться за тебя.
— Среди прочего профессор рассказывал и о масанах. О вражде Камарилла и Саббат. Я вернулся в Рим и подумал: «Почему нет?» Почему бы в Италии не жить масанам? И начал искать, анализировать, наблюдать за людьми, которые отличаются от других.
— Ты упорный человек.
— Я — русский.
— Ты — русский.
Александр произнес эту фразу на языке Пушкина. Произнес без всякого акцента, на чистом русском языке. Произнес, двумя словами подтвердив все, о чем только что говорил Роберто. Чернышев улыбнулся и чуть склонил голову:
— Спасибо. — Помолчал. — Я искал, и я нашел вас, кардинал Александр Бруджа. Я знаю, кто вы. Я знаю, что только вы сможете использовать шкатулку по-настоящему. Использовать так, чтобы мир вздрогнул. И я хочу быть рядом с вами.
Палаццо Пинелли, изящный трехэтажный особняк на одной из улочек Рима, принадлежал старинному аристократическому роду и ни разу, с самой своей постройки в середине XVIII века, не менял хозяев. Волнения, войны, диктатура… Что бы ни происходило в Вечном городе, кто бы им ни правил, чьи бы солдаты ни маршировали по старинным камням — особняк всегда оставался домом зажиточной флорентийской семьи. Подчеркивал крепость итальянских традиций, олицетворял связь современности и седой старины. Годы, десятилетия, века — время не властвовало над каменными стенами, лишь придавало им налет благородной седины. И даже когда дела Пинелли шли неважно, когда с большей части окон не снимались ставни, а прислуживала в палаццо всего одна служанка, окрестные жители с уважением продолжали кивать господам: «Бон джорно, граф!», «Бон джорно, графиня!» И пусть на полуострове давным-давно республика, пусть появились новые хозяева жизни, пусть разбогатели дети грузчиков и бандитов, неподдельное уважение к аристократам сохранилось в душах римлян.
Сейчас же, как понимали соседи, дела Пинелли шли прекрасно: дом заботливо отреставрирован, хозяин ездит на роскошном «Феррари» и едва ли не каждый вечер устраивает приемы, на которые съезжаются важные господа. Лиц дорогих гостей любопытные соседи никогда не видели, но лимузины и многочисленная охрана говорили о том, что Пинелли летает на самом верху. И вот бы удивились честные горожане, узнав, что блистательный граф занимается не чем иным, как азартными играми, а в старинном палаццо размещается элитное казино, лучшее заведение Рима, попасть в которое могут лишь избранные. У Пинелли не появлялись случайные люди, не стояли «однорукие бандиты», не проводились боксерские поединки. Большие люди играли в палаццо на большие деньги, отдыхали, общались, и, разумеется, за безопасностью значимых персон следили самым тщательным образом.
Обычно машины въезжали в маленький дворик и, высадив или забрав хозяев, уезжали — размеры не позволяли устраивать внутри палаццо парковочную площадку. Но многие посетители Пинелли пренебрегали этим правилом, предпочитая выходить через главные двери и садиться в автомобили на улице.
— Барон Александр выйдет сам.
— Вас понял.
Два черных «Мерседеса-600» с сильно тонированными стеклами проехали мимо ворот и плавно остановились. Первый — напротив дверей, второй чуть позади, и из него вышли телохранители, четверо мужчин в одинаковой темной одежде. Плащи, костюмы, ботинки, сорочки, галстуки — на телохранителях не было ни одного светлого пятна, только черные и темно-серые тона. И на каждом — солнцезащитные очки, неуместные, мягко говоря, в глухой предрассветный час, когда вечные камни еще укрывает непроглядная ночная тьма.
— Шесть секунд!
Два телохранителя встали позади замыкающего «Мерседеса», двое других прошли по улице и заняли позицию перед первой машиной.
— У нас тихо!
— У нас тихо!
— Барон Александр выходит.
Дверь особняка отворилась, и на улицу неспешно вышел худощавый, среднего роста господин с очень резкими чертами лица. Черный плащ старинного покроя, цилиндр, трость с резным набалдашником — можно было представить, что сегодня в палаццо проходит бал-маскарад и гость нарядился дворянином начала века. Под небрежно расстегнутым плащом виднелись фрак, белая сорочка со стоячим воротничком и необычайно крупный рубин, скрепляющий пышный галстук.
Глаза господина скрывали черные солнцезащитные очки.
Барона сопровождала высокая женщина в изящном шелковом плаще и шляпке с вуалью. Можно было видеть лишь нежную линию подбородка и маленький рот.
Господин улыбнулся, бросил несколько слов кому-то в холле, вполне возможно, хозяева лично провожали дорогого гостя, и, поддерживая спутницу под локоть, медленно направился к автомобилю. Дверь палаццо закрылась…
— Синьор Бруджа! — Широкоплечий мужчина в спортивной куртке и джинсах торопливо выскочил из припаркованного у тротуара «Фиата» и замахал руками: — Синьор Бруджа!!
Широкоплечий находился довольно далеко от телохранителей, в противном случае они вряд ли позволили бы ему выйти из машины, а потому, чтобы быть услышанным, владельцу «Фиата» приходилось орать:
— Барон! Барон Бруджа! Мы должны поговорить!
Господин с рубином поморщился — незнакомец мог перебудить весь квартал, — остановился и повернулся на голос. Но не произнес ни слова. Женщина же, приняв руку шофера, грациозно опустилась на заднее сиденье автомобиля. Но жестом приказала оставить дверцу открытой. Телохранители отнеслись к ситуации без особой нервозности, так, словно знали, что незнакомец прятался в «Фиате», и были готовы к его появлению. Широкоплечий подошел ближе, но, пока он не пересек невидимую запретную линию, охранники оставались спокойны.
— Барон Александр, мы обязательно должны поговорить! Меня зовут Роберто Чернышев, и я…
— Вы знаете мое имя? Прекрасно. — Барон Бруджа говорил очень тихо. Слова падающими листьями шелестели в октябрьской ночи, едва угадывались. — Позвоните в мой офис, вам назначат встречу.
— Ваш секретарь отказывается назначить время, говорит, что мое дело не столь важно.
— Увы, ничем не могу помочь.
В рассеянном уличном свете — возле палаццо не устанавливали ярких фонарей — широкоплечий прочел на лице Александра выражение глубокой скуки. Человек, входящий в десятку самых богатых людей Италии, привык к визитам сумасшедших ученых и представителей благотворительных обществ.
— Придумайте дело поважнее, и тогда…
— К сожалению, я не могу сообщить секретарю истинную причину, которая побуждает меня искать встречи с вами.
— Видимо, это связано с национальной безопасностью?
По очень красным губам Александра скользнула тень усмешки, он беззвучно веселился над собственной шуткой.
— Пожалуйста, выслушайте меня!
Чернышев попытался подойти к барону, но пересек невидимую черту и разбудил телохранителя. Последовал несильный на первый взгляд толчок, и плечистый Роберто как котенок отлетел к стене. Тем временем Бруджа обогнул машину и уже садился в «Мерседес».
— Барон! Я знаю, кто вы! Я знаю, почему вы даже ночью не снимаете черные очки! Я знаю, почему вы никогда не ездите в Москву!!
Бруджа остановился и пару секунд смотрел на Роберто. Как он отнесся к заявлению, было непонятно: лицо барона осталось неподвижным.
— Я знаю, почему вы никогда не ездите в Москву, — повторил Чернышев. Теперь он смотрел на женщину, застывшую на заднем сиденье автомобиля. — И еще я знаю, что вы не барон, а кардинал…
— Знание убивает, — совсем тихо, почти неразличимым эхом отозвался барон. — Жан-Жак…
Телохранитель кивнул и нехорошо улыбнулся. И два его клыка увеличились в размерах, выросли над остальными зубами, заострились… Их ведь не зря назвали иглами. Жан-Жак сделал шаг к лежащему у стены человеку. Бруджа зевнул, воспитанно прикрыв ладошкой рот. Женщина безразлично отвернулась. И Чернышев похолодел — он понял, что сказал барон охраннику.
— Барон, я знаю, где находится то, что вы потеряли двести лет назад!
Бруджа вздрогнул.
— Двести?
— Чуть меньше. В одна тысяча восемьсот двенадцатом году.
Жан-Жак остановился. Барон выбрался из «Мерседеса», очень медленно подошел к Чернышеву, присел и улыбнулся, увидев страх в глазах Роберто. Чел переоценил свою силу воли и, оказавшись на темной улице один на один с Александром, испытывал настоящий ужас. Он знал, КТО перед ним. А потом барон снял очки, еще больше приблизился к Чернышеву, и его пронзительно-красные зрачки намертво привязали к себе серые глаза Роберто.
— Ты сказал, что знаешь, кто я.
Даже сейчас, явно заинтересовавшись сообщением, Бруджа не изменил себе, продолжал говорить тихо, призрачным голосом высушенных листьев.
— Знаю, — прохрипел Чернышев.
— Значит, ты должен понимать, каково это — шутить со мной.
— Я понимаю.
Невероятным усилием воли Роберто сумел взять себя в руки, подавить страх. И целых пять секунд он выдерживал тяжелый взгляд красных глаз барона. Это подействовало на Александра лучше любых слов — Бруджа патологически ненавидел трусов.
— Хорошо, чел Роберто Чернышев, я рад, что ты все понимаешь. Теперь говори, что я потерял двести лет назад?
— Шкатулку красного дерева, — негромко ответил Роберто. — Примерно двадцати дюймов длиной, десяти шириной и пяти высотой. Уголки обиты золотом. На верхней крышке чеканный медальон…
— Достаточно. — Александр поднялся. — Жан-Жак, чел поедет с нами.
И снова шелест падающих листьев.
Телохранитель кивнул и легко, без видимых усилий, поднял Чернышева с земли.
Руки у Жан-Жака оказались необычайно холодными. Это не могли скрыть даже плотные кожаные перчатки.
«Мерседесы» въехали на территорию виллы в престижном пригороде Рима одновременно с восходом солнца, осенние лучи которого, мягко скользнув по черным изгибам автомобилей, разбились о наглухо тонированные стекла и обиженно помчались прочь, удивленные тем, что кто-то в этом мире не радуется появлению дневного светила. Что кто-то отгораживается от тепла животворной звезды всеми доступными способами. Автомобили скрылись в большом гараже, остановились, но пассажиры покинули их только после того, как плотно закрылись ворота. Сначала барон и его спутница, затем их новый знакомый. Молчаливый Жан-Жак проводил Роберто в каминный зал — Чернышев догадался, что большая часть видимых снаружи окон виллы является фикцией — и оставил одного. Но ненадолго, хозяин появился меньше чем через пять минут.
— Вина?
— Неплохо бы, — согласно кивнул Чернышев и сделал попытку подняться на ноги.
— Не беспокойся.
Бруджа сам наполнил два бокала и, протянув один из них Роберто, устроился в кресле напротив.
— В моих погребах только красное.
Алые губы коснулись кровянистого вина, красные зрачки неподвижно уставились на Чернышева.
— Расскажи мне о шкатулке, чел. Откуда ты узнал о ней?
Теперь Роберто рассмотрел барона Бруджа как следует: до сих пор он видел эксцентричного мультимиллионера, владельца фармакологического концерна, мецената и игрока лишь на фотографиях. Волосы покинули большую часть головы Александра, сохранив лишь небольшие плацдармы за ушами и на затылке. Но, несмотря на обширную лысину, резкие черты, глубокие складки на лбу и массу мелких морщин на лице, внешний вид Александра скорее наводил на мысль о бурной молодости, нежели о старости. По документам барону было пятьдесят семь, выглядел он на пятьдесят максимум, но Роберто знал, что это — ложь, что Бруджа старше. Гораздо старше, чем может себе представить человек. Более того, гораздо старше, чем могут себе представить сородичи самого барона. Тысяча триста шестнадцать лет! Перед Чернышевым сидел самый старый масан в мире.
Александр переоделся в серые брюки, мягкие домашние туфли и белую шелковую сорочку с открытым воротом. Крупный рубин, ранее скреплявший галстук, теперь переместился на цепочку — оправа оказалась универсальной — и висел на груди барона. Судя по всему, увидеть Бруджу без этого камня не представлялось возможным.
— Расскажи о шкатулке, чел. Откуда ты узнал о ней?
— Весь девятнадцатый век шкатулкой владела моя семья, — почти сразу ответил Роберто. — Я граф Чернышев, последний носитель титула.
— Русский?
— К вашим услугам, сударь.
Некоторое время Александр молча потягивал вино, затем поставил бокал на столик справа, сцепил на животе руки и покачал головой:
— Я не верю. Шкатулка не могла попасть в руки обычных челов.
— Тем не менее это так. Ваши враги не добрались до нее.
Бруджа посмотрел на Чернышева как на идиота, улыбнулся и менторским тоном произнес:
— Они не могли не добраться до нее, чел. Они ее искали. В этом была их цель.
— Целью была ваша смерть. При чем здесь шкатулка? Я вообще не уверен, что в то время они знали о ее существовании.
— Я, признаться, не рассматривал ситуацию под этим углом… — протянул после короткой паузы барон. — И свыкся с мыслью, что потерял шкатулку навсегда.
— Вы можете ее вернуть.
Александр потер подбородок, машинально прикоснулся к рубину на груди, взялся за бокал.
— Я уже почти рад, что не убил тебя.
— Но опасаетесь ловушки?
— Нет, — усмехнулся Бруджа. — Челу не под силу обмануть мой камень. — Пальцы вновь погладили рубин. — Я опасаюсь разочароваться. Опасаюсь, что ты ошибся и мы говорим о разных шкатулках.
— «Королевский Крест», — просто сказал Чернышев. — Я могу рассказать правила.
— Откуда твои предки их узнали?
— Понятия не имею. Возможно, кто-нибудь из них был колдуном?
— Возможно, возможно… — Александр вернул бокал на столик и вновь сцепил пальцы рук на животе. — Твои предки играли в «Королевский Крест»?
— Разумеется.
— И их не поймали? Хотя о чем я? Он ведь предупреждал, что узнать об игре никто не сможет. Никаких магических вспышек, никаких потоков энергии, все скрытно, легкими мазками… Он был художник.
— Сен-Жермен?
Барон кивнул.
— Разве ты не знал, что он создатель шкатулки?
— Я не об этом. — Чернышев позволил себе улыбку. — Я не могу говорить о нем так, как вы. Так, как будто…
— Знал его лично, — закончил Александр.
— Да. Для меня Сен-Жермен — легенда.
— А для меня — недавно скончавшийся деловой партнер.
— Завидую, — вздохнул Роберто. — «Недавно скончавшийся…» Почти две сотни лет…
— Если надеешься, что я сделаю тебя долгожителем, то ты пришел не по адресу, — предупредил чела масан. — Меня действительно интересует кровь разумных, но на становления-инициализации не рассчитывай, как бы я тебя ни высушивал, быстро или медленно, ты все равно сдохнешь.
— Я знаю, что человские сказки о вампирах имеют мало общего с истиной, — буркнул Чернышев. — И знаю, что вы, масаны, просто другая раса.
— Ну, если для тебя это просто… — Бруджа рассмеялся: большую кучу сухих листьев сдуло ветром. — Тогда скажи, чего ты хочешь, чел Роберто? Зачем пришел ко мне? Зачем не стал искать шкатулку для себя?
Чернышев тоже отставил бокал — он едва притронулся к вину — и подался чуть вперед.
— Моей прабабке чудом удалось вырваться из лап коммунистов. Она покинула Родину, лишившись всего: денег, положения, а самое главное — мужа, любимого мужа. Комиссары убили прадеда во время ограбления нашего подмосковного поместья. — Чернышев скривился. — Единственными сокровищами, которые удалось спасти прабабке, были семейные предания и легенды. — Роберто помолчал. — Главная из них — рассказ о шкатулке.
— Судя по всему, твоим предкам везло в «Королевский Крест», — обронил Александр. — В противном случае рассказывать было бы не о чем.
— Им везло, — подтвердил Чернышев. — Именно поэтому я решил вернуть шкатулку.
— В наши дни мало кто верит старым легендам.
— Русские не любят трепать языком, — усмехнулся Роберто. — Нашим преданиям можно доверять.
— Пожалуй, соглашусь, — качнул головой барон. — Что дальше?
— Решив, что семейная легенда правдива, я потратил немало времени и средств, чтобы выяснить, кто украл у прадеда шкатулку и является ее нынешним владельцем. Я даже устроился в одну из бюрократических структур Евросоюза, чтобы иметь возможность часто посещать Москву. Последние семь лет я практически жил в России, и я нашел. Я точно знаю, у кого шкатулка.
— Та самая шкатулка? — не удержался Бруджа.
— Та самая шкатулка.
Барон шумно выдохнул, откинулся на спинку кресла, покачал головой, словно не веря услышанному.
— Так чего же ты хочешь, чел Роберто? Почему не взял шкатулку себе?
Чернышев пронзительно посмотрел на вампира.
— Потому что я понял — шкатулка не предназначена для простого чела. Потому что узнал имя ее истинного хозяина. И потому что ищу его покровительства. — Роберто склонил голову. — Я хочу быть вашим слугой, барон Александр.
— А как же свобода?
— Я дворянин, — твердо ответил Чернышев. — Во мне нет царской крови. Я должен кому-то служить.
Бруджа нащупал бокал и, не отрывая взгляд от Роберто, сделал маленький глоток.
— Я мог бы поехать в Россию, забрать шкатулку и использовать ее самостоятельно, — продолжил Чернышев. — Но я понимаю, с какими рисками это связано. Начнем с того, что я не смогу включить…
— Активизировать, — эхом поправил русского Бруджа.
— Я не смогу ее активизировать, придется обратиться к знающим людям. Соответственно, или с вашей, или с их стороны. О шкатулке узнают. У меня ее отберут.
— Ты умен, чел Роберто.
— Поэтому я пришел к вам. Я рассудил, что пусть лучше у меня будет надежный друг и покровитель, чем непредсказуемый сувенир от Сен-Жермена. Что скажете?
— Почему ты не пошел к моим врагам?
Чернышев замер. Замолчал. Отвернулся, словно вопрос барона был ему неприятен.
— Почему ты не обратился к моим врагам? — нахмурился Бруджа.
— Потому что они ничего не сделали для того, чтобы остановить красное колесо, — скривился русский граф. — Потому что они смотрели, как пришлые твари вырезают цвет моей нации, и ничего…
— Они не имели права вмешиваться, — усмехнулся Александр. — И, судя по твоей осведомленности, ты не можешь этого не знать. Существует договор.
— Плевать на договор!
— В общем-то, я с тобой согласен, — после очередной паузы произнес барон. — Договариваться с челами — действительно последнее дело.
— Моя семья потеряла все. — Чернышев уже взял себя в руки, его голос прозвучал довольно спокойно. — А они могли это предотвратить. Значит, они мои враги.
— Не стану тебя переубеждать. — Бруджа поднялся, долил в бокалы вина и поинтересовался: — А как ты узнал о нас?
— Будучи в Москве, я случайно оказался на лекции профессора Серебрянца. Все остальные воспринимали его истории как легенду, как красивую сказку, а я… я верил. Я поверил сразу. Я знал, что успехи, которых добилась моя семья в девятнадцатом веке, не случайны. Я верил в сказки.
— Могу только порадоваться за тебя.
— Среди прочего профессор рассказывал и о масанах. О вражде Камарилла и Саббат. Я вернулся в Рим и подумал: «Почему нет?» Почему бы в Италии не жить масанам? И начал искать, анализировать, наблюдать за людьми, которые отличаются от других.
— Ты упорный человек.
— Я — русский.
— Ты — русский.
Александр произнес эту фразу на языке Пушкина. Произнес без всякого акцента, на чистом русском языке. Произнес, двумя словами подтвердив все, о чем только что говорил Роберто. Чернышев улыбнулся и чуть склонил голову:
— Спасибо. — Помолчал. — Я искал, и я нашел вас, кардинал Александр Бруджа. Я знаю, кто вы. Я знаю, что только вы сможете использовать шкатулку по-настоящему. Использовать так, чтобы мир вздрогнул. И я хочу быть рядом с вами.
Глава 1
«Что скрывает полиция? Вот уже несколько дней Москву будоражат слухи о череде странных убийств, произошедших — и продолжающихся? — на улицах мегаполиса. Несмотря на то что преступления совершались в разных районах города, почерк во всех случаях одинаков: смерть жертвы наступала от огнестрельного ранения в шею. Пресс-служба департамента полиции пока никак не комментирует происходящее и не спешит увязывать преступления в единую цепь. Но, как стало известно нашим корреспондентам…»(«Московский Комсомолец»)
«О чем думают Великие Дома? Набег мятежных масанов продолжается уже третьи сутки, убито два люда, убит любимец публики DJ Канций, мы уже не говорим о челах! Из дома невозможно выйти, чтобы не наткнуться на приблудного кровососа, а пресс-служба Великого Дома Навь продолжает отделываться общими фразами. Жители Тайного Города возмущены трагическими смертями и задают вопрос: когда же Темный Двор приструнит распоясавшихся?..»(«Тиградком»)
* * *
Молодежный клуб «ТарантасЪ».Москва, улица Красноказарменная,
2 ноября, вторник, 17.58
— Они повсюду. Они рядом. Они жаждут крови! Твоей крови!!
На экране телевизора известный актер, слегка похожий на епископа клана Носферату, увлеченно высушивал податливую девушку пластиковыми иглами. Для придания мизансцене дополнительного шарма режиссер распорядился задрать жертве юбку, и обнажившиеся коленки судорожно терлись одна о другую.
«Ноги неплохи», — машинально отметил Харций, дожевывая бутерброд. Такие детали концы никогда не оставляли без внимания.
— Они способны обратиться в туман или взять тебя под гипнотический контроль! Они быстры и коварны!
Теперь актер зловеще вышагивал по улицам Тайного Города, пугая детей и взрослых. Харций зевнул. Он знал, что ушлые шасы не заплатили герою ролика ни копейки: сказали, что проводят пробы для нового блокбастера, отсняли нужные эпизоды и смылись, пообещав обязательно перезвонить. Откуда бедолаге знать, что его физиономия украсила все рекламные блоки «Тиградком»? Программы этого канала не предназначены для широкой публики.
— Будь готов к встрече! Купи «Протуберанец» — новейший артефакт, создающий кратковременный поток настоящего солнечного света! «Протуберанец»! Последняя разработка магических мастерских семьи Шась, гарантирует безопасность и рекомендован гарками Темного Двора…
Насчет рекомендации элитных воинов Нави режиссер, пожалуй, переборщил: во-первых, их кровь сама по себе являлась для вампиров отравой, во-вторых, магия масанов на темных не действовала, так что навам никогда не приходило в голову изобретать специальные обереги. Все остальное соответствовало действительности: если успеешь активизировать артефакт, масану придется несладко — солнечные лучи для него губительны.
Экранный злодей позорно убегал от обладающего чудесным амулетом юноши, над Тайным Городом всходило Солнце, все улыбались.
— «Протуберанец», — хмыкнул Харций, допивая газировку.
Ураган рекламы антивампирских артефактов обрушился на жителей Тайного Города одновременно с первыми сообщениями о появлении масанов Саббат. Оборотистые шасы создали ажиотаж, за несколько часов распродали десятилетние запасы магических амулетов и в спешном порядке ковали новые — «улучшенные», «более современные и эргономичные», с бесплатными приложениями или…
— Если вы приобретете два «Протуберанца» прямо сейчас, то третий, для вашего ребенка, вы получите совершенно бесплатно. То есть даром! И в дополнение — удобный ремешок, чтобы носить артефакт на груди! Торопитесь, количество предложений ограничено!
Некоторые наблюдатели осторожно намекали, что именно из-за успешного бизнеса Торговой Гильдии навы не торопятся уничтожать проникших в город убийц. Разумеется, все это слухи и домыслы, но, с другой стороны, налоги шасы платят Темному Двору…
Харций доел, смахнул опустевшую банку и пластиковую тарелку из-под бутербродов в мусорную корзину, выключил телевизор и выбрался из кресла. Открытие клуба «ТарантасЪ» было назначено на семь вечера, конец суетился с самого утра, и десятиминутный перерыв на обед стал единственной паузой за весь суматошный день.
— Любимые, я рад… Нет, «любимые» — это обращение Птиция, надо быть оригинальным. Дорогие друзья! Избито…
Харций остановился перед зеркалом в рост — обязательным аксессуаром кабинета любого конца — и решил наскоро повторить речь. Текст он подготовил и заучил давно, но до сих пор не решил, как следует обращаться к публике.
Харций открывал «ТарантасЪ» не для Тайного Города, а для челов: клуб располагался неподалеку от Энергетического института, и планировалось, что основными клиентами станут студенты. Конец предусмотрел и бильярдную, и бар, и дискпол, и, разумеется, небольшой зал игральных автоматов. Последний официально не принадлежал клубу, но попасть к «одноруким бандитам» можно было без особых усилий. Харций вложил в первое самостоятельное дело все сбережения, да еще и занял крупную сумму, но не сомневался, что заведение станет приносить устойчивую прибыль. Его не смущало даже наличие неподалеку трех аналогичных клубов — концы веками оттачивали мастерство шоуменов, так что публика выберет лучшее. Вот только… как же правильно обратиться к проклятым челам в первый раз?
— Ребята! Гм… не слишком панибратски?
— Не-а, не слишком. Мне нравится, мля!
Харций вздрогнул и недовольно посмотрел на вошедшего в кабинет уйбуя Копыто Шибзича.
— Стучаться надо.
— Угу.
Копыто плюхнулся в гостевое кресло, приложился к фляжке — по кабинету поплыл аромат дешевого виски — и поинтересовался:
— Кривляешься?
— Репетирую.
Уйбуй поощрительно рыгнул и осклабился. Харций вернулся во главу стола, и несколько секунд конец и Красная Шапка молча смотрели друг на друга.
Вряд ли можно было представить себе более непохожих собеседников. Пока полненький Харций оделся довольно скромно: канареечный пиджак в зеленую клетку, розовая рубашка и оранжевый галстук, но планировал сменить костюм на более яркий к празднику. Жилистый, похожий на злую обезьянку Копыто никогда не вылезал из кожаных штанов, жилетки и красной банданы, а сегодня, учитывая время года, к ним добавилась еще и кожаная куртка. Пальцы конца были густо унизаны перстнями, в левом ухе висела серьга с изумрудом, а над галстуком пролегала толстая золотая цепь. Уйбуй же отдавал предпочтение татуировкам, густо покрывающим все тело, и оружию — на поясе висели кобура с пистолетом и ятаган. Объединяли Харция и Шибзича невысокий рост да полное отсутствие растительности на головах.