Папоров Юрий. 'Эль Гуахиро' - шахматист (книга 1)

   - Нет! Этого я не понял тогда. Но мне многое не понравилось там, на этом стадионе.
   - Например?
   - Когда Кеннеди вместе с этой "гран пута"1 - а что? не успели его кокнуть, как она тут же продала себя самому богатому старику в мире... когда он с ней и сыном, сам за рулем открытого белого "линкольна" появился на стадионе, все повскакивали с мест и стали размахивать американскими флажками... ни одного кубинского...
   1 Великая проститутка (исп.).
   - Как же? Там было так называемое "знамя", - с нескрываемым удовольствием вставил следователь.
   - Это-то мне больше всего и не понравилось. Перес Сан Роман возник на трибуне и продекламировал: "Сеньор президент, бойцы бригады № 2506 вручают вам этот штандарт; мы передаем его вам временно на хранение". Кеннеди взял и ответил; "Я благодарен бригаде за избрание Соединенных Штатов в качестве страны - хранителя этого знамени. Я могу заверить вас, что это знамя будет возвращено бригаде в свободной Гаване!" Потом попросил Факундо Миранду, который якобы укрыл знамя, вынес его с Плайя-Хирон и в течение двадцати месяцев бережно хранил, подойти к нему, чтобы лично познакомиться. Когда Миранда поднялся на трибуну, Кеннеди прокричал: "Я хотел лично видеть человека, которому должен возвратить это знамя в Гаване!"
   - Тогда на трибунах поднялся сумасшедший шум. Ваши соотечественники, ставшие племянниками дяди Сэма, чуть не подавили друг друга, поднялась стрельба. Охрана президента забеспокоилась за его жизнь, а президент США Кеннеди получил вовсе не "боевое знамя", а кусок материи, поспешно приготовленный и вышитый за несколько часов до фарса на Оранж Боул Стадиуме!
   - Да! Так оно было! Многие знали об этом, но что делать? Надо было есть, пить... Знамя... Там было не до него. Как только наши подразделения почувствовали отпор и в ряде мест стали отступать, Сан Роман и Артиме были первыми, кто отдал приказ уничтожить все, что могло явиться уликой. И знамя, которое - да! - развевалось в течение нескольких часов над зданием штаба бригады в Плайя-Хирон, было утоплено в болоте, а члены штаба еще за три с половиной часа до окончания сражения разбежались кто куда. На стадионе... там я стоял и думал о том, что буду есть завтра. В заключение выступила Жаклин, на ломаном испанском с французским акцентом: "Я горда тем, что мой сын Джон познакомился с людьми бригады. Он еще маленький, чтобы понять то, что сегодня происходит здесь, но я позабочусь - он будет знать, когда подрастет, о вашем подвиге. Это мое желание и моя надежда, чтобы он сумел стать хотя бы наполовину таким смелым и храбрым, какими являетесь вы. Желаю вам удачи!" Когда она это сказала, многие подумали: что означает для нас это "желаю удачи"? Ожидать нечего, когда последняя надежда два месяца назад растаяла с провалом Карибского кризиса...
   - Что вы делали в октябре шестьдесят второго? - Следователь перевел взгляд на сотрудника, сидевшего за машинкой. - Рассказывайте помедленней! Не торопитесь!
   - Как и многие, кто рассчитывал, что в октябре наконец-то Штаты раздавят Кастро, сидел и ждал начала... Двести пятьдесят тысяч лучших солдат армии США находились, как и мы, под ружьем и были размещены во Флориде, на юге озера Окичоби. Вес кубинцы Майами ликовали, и я думал, что скоро увижу своих... А нас после стадиона объединили в организацию "Ветераны залива Кочинос" и вскоре стали пихать туда, где было жарко. Многие пошли служить солдатами в Форт Джексон, Форт Кнокс, Форт Беннинг, в американскую армию, другие стали военными советниками по вопросам Латинской Америки. Доминиканская республика, Боливия, Колумбия, Лаос, Камбоджа, Вьетнам... Я на это не пошел... и было очень плохо - пришлось наняться портье в отель "Гранада" на Меридиан-авеню в Майами. Там примерно через год я снова встретил полковника Фрэнка. Он был пьян в стельку, жаловался на судьбу, утверждал, что его ждут какие-то большие неприятности. Потом исчез, говорили, умер от разрыва сердца. Но тогда сжалился, помог мне поступить в специальную школу.
   - Что за школа, где находится?
   - Он же из ЦРУ, а школа находилась там же, во Флориде, в усадьбе, которая прилегает к Национальному парку Эверглейдс со стороны озера Окичоби.
   - Так! О школе потом, я дам бумагу и ручку - напишите. Сейчас расскажите, что вы делали после школы.
   - Я отлично ее окончил. Хвалили. Хотели поначалу направить для работы в Англию. Но в последний момент послали в "Альфу"1. Там шла драчка. Я должен был держать ЦРУ в курсе дела. Денег в кассе организации не было, и тогда там решили ограбить один подпольный игорный дом. Он действовал в том же районе Корал-Гейблс, в двух шагах от штаба "Альфы". Все было о'кей, но кто-то из наших проболтался или предал... Кому-то приходилось садиться, и жребий пал на меня. Через полтора года досрочно освободили...
   1 "Альфа-66" - активная контрреволюционная организация, которую возглавляет Андрес Насарио Сархен - один из главарей кубинских "гусанос", обосновавшихся в США, организатор целого ряда враждебных акций против Кубы.
   - На Кубе сколько раз бывали? - прервал следователь, видя, что Фернандес несколько отклонился от основного разговора.
   - Было дело....
   - Расскажите об этом.
   - В конце августа 1969 года ко мне - я жил в Майами в отеле "Корал-Гейблс" - зашел Тико Эррера, мой знакомый, с которым мы часто играли на скачках и во фронтоне2. Эррера не был членом "Альфы", он действовал от ЦРУ самостоятельно. Про него говорили, что четыре раза ходил на остров. У меня в номере потолковали о том о сем, и он пригласил пообедать в "Бискейн". Там к нам подсел один босс. Тико перед ним держался, как мышь. А тот даже не подумал и представиться. Тико все расхваливал меня и твердил, что я могу справиться с любым делом. Через три дня Тико заехал за мной и велел собирать вещи. "Ни о чем не беспокойся. Везде, и в "Альфа", все улажено, чико"1, - сказал он и переселил меня на финку "Бискейн-Лайф" в Помпано-Бич. Там мне пришлось прочесть все кубинские газеты за последние полгода, назубок выучить план района Мирамар города Гаваны и до одури насмотреться разных профессиональных и любительских фильмов про жизнь на Кубе. Да плюс еще каждый день тренировали в плавании с маской и трубкой, обучили охоте на рыб, набили знаниями по ихтиологии. Вот, например, я знал в мельчайших деталях, как на Кубе, у острова Пинос, проходило VII лично-командное первенство мира по подводной охоте. Так было. А в первый день сентября мы вышли в море с Тико и тем же малоразговорчивым боссом. Фамилии и имени его я так и не узнал. Тико обращался к нему только почтительно: "Сеньор". Капитану катера и двум матросам - незнакомым мне кубинцам - не приходилось говорить, что делать, и они тоже молчали...
   2 Место, где профессионалы играют в хайалай, народную игру басков в мяч.
   1 Чико (исп.) - мальчик, парень. На Кубе употребляется как дружеское обращение.
   - Потом... - следователь поднял руку над столом и попытался поймать летевшего мимо комара, - потом, когда получите бумагу, опишите его внешность. Так, и что же было в море?
   - В открытом море с кормы забросили ласки с с пустыми крючками: создавали видимость, что на катере любители-рыболовы. А в каюте мне сообщили задание. Суть его заключалась в том, чтобы я тайно высадился на кубинском берегу у Варадеро, добрался бы до Гаваны, там встретился с действующим агентом - мексиканским дипломатом. Мне предстояло получить у него секретные, особой важности документы и, опять же через "голубую" границу, возвратиться с ними на катер...
   - Фамилия мексиканского дипломата? - Следователь жестом предложил Рамиро взять сигару.
   - Советник посольства Умберто Карильо.
   - Так! Продолжайте!
   - Да... значит... перед самым рассветом... - Рамиро покрутил взятую сигару и положил ее обратно. - Капитал катера увеличил скорость. Мы стали быстро приближаться к берегу. Примерно милях в пяти на воду сбросили легкую двухместную лодочку с мощным двигателем. Он не производил характерного для бензинового мотора треска, а только ровно гудел на низких тонах. Я уже был в полном снаряжении охотника: маска, трубка, ласты, подводное ружье, привязанное линем к поплавку, с которого свисал кукан для рыбы. Меня усадили на сиденье. За руль лодки сел капитан катера - кубинец. Имени его не знаю. В ответ на все мои вопросы - странный какой-то, мы же остались одни, - он лишь пожимал плечами и тыкал пальцем в сторону берега. Не глухонемой же он был. Когда заглушил двигатель, сразу сказал: "Отсюда мили полторы, не больше. Хоть ты и не боишься акул и у тебя есть порошок - гляди в оба! С этими тварями шутки плохи... Удачи тебе..." И этот туда же "удачи"...
   ...Рамиро, ни слова не сказав в ответ, кивнул капитану, натянул маску и, сунув в рот загубник, свалился за борт.
   Море приняло его, обдав приятной свежестью. На несколько секунд загудел мотор, и тут же его звук смолк, растаяв в абсолютной тишине. Внизу была непроницаемая чернота бездны, полной неизвестности, а значит, и опасности. Рамиро содрогнулся. Поспешно раздавил капсулу в мешочке, висевшим у пояса. Мелькнула мысль: "А, все равно! Куда иначе деваться! Если нападут, так пусть лучше конец, чем искалечат".
   Напряженно всматриваясь в темноту пучины, он обнаружил, что она живет, - там двигались тени, что-то поблескивало, светилось, даже, казалось, звучало. Но кто в этом мире друг, а кто враг?
   Метрах в пятистах от берега Рамиро взял левее, ориентируясь на хорошо видную с моря - уже занималась заря - башню дома Дюпона1. И вскоре под собой Рамиро заметил светлое песчаное дно. Мимо проплыли двое в ластах и с ружьями. Ближе к берегу охотников оказалось больше. Теперь следовало смешаться с ними. Рамиро пристроился к одной из групп и сразу же подбил небольшого луира. Он поплавал еще часа два, нашел гнездо лангустов, подстрелил приличного морского окуня, а, когда на пляже появились люди, решительно направился к берегу.
   1 Американский миллиардер Дюпон раньше владел кубинским полуостровом Икакос, где имел виллу и свой аэродром. В настоящее время особняк занят музеем.
   Левее дома Дюпона, если глядеть на него с моря, среди острых коралловых обнажении приткнулся песчаный пляжик, обнесенный каменной террасой со ступеньками, ведущими в воду. Рамиро хорошо знал ее по многочисленным фотографиям. В правом углу, у верхней ступеньки, как и было условлено, лежали одежда и сумка. В брюках должны были находиться деньги и ключи от коттеджа. Удостоверение же личности на имя Луиса Гарсии, сотрудника Гаванского института океанологии Академии наук, было при нем в непромокаемом пакете.
   Он обсох, огляделся. Пляж заполнялся медленно - был "диким", не приспособленным для отдыхающих. Рядом устроились две пары с детьми. Рамиро услышал славянскую речь и подумал: "Посмотрим, какие они, русские?" Утратил интерес к соседям, когда по словам "Прага", "Братислава", "Брно" определил, что перед ним чехи. Неподалеку, метрах в пятнадцати, расположились три молодых кубинца. По внешнему виду трудно было определить, что они собой представляют и чем занимаются. В Майами он принял бы их за официантов, возможно, продавцов второразрядного магазина. То, что они были чересчур веселы, невольно настораживало.
   Рамиро собирал подводное снаряжение, когда заметил, что тот, кто постарше, не спускает с него взгляда. Следовало выяснить причину. Первое движение - встать, подойти к ним и заговорить, взять инициативу - Рамиро подавил. Ведь теперь он действовал не на территории США, защиты здесь искать было не у кого. Он поразмыслил и отправился прогуляться по пляжу. "Какого черта! Чего это ты так испугался? Спокойнее, Все только начинается. Тихо!" - приказал он себе и увидел, как тот, что наблюдал за ним, поднялся и подошел к его вещам. "Ну и что? Рассматривает улов". Рамиро хотел, чтобы это было так. "Как же! Улов-то лежит в стороне - он подошел к одежде. А я, болван, не знаю, сколько в штанах денег и от какого коттеджа ключ. Медлить нельзя!" - Рамиро быстрым шагом возвратился к вещам.
   - Что случилось? Что-нибудь нужно? - спросил он, как казалось ему, с олимпийским спокойствием.
   - О, извини, чико, во сколько обошлась пошлина? Ружье "чампион"! Совсем новенькое. Оттуда прислали?
   "Я обязан, что ли, знать, что у них на острове не продаются американские "чампионы"? Какая досада!" - А вслух начал, чтобы выиграть время:
   - Как видишь... новенькое... третий раз в море... тяжи отличные и... спусковой крючок железный... не срывается... и бой...
   - Ну что? - спросил подошедший только что большеголовый парень.
   - Обновляет! Всего третий раз в море. Понимаешь, наш Альберто, говоривший обратился к Рамиро, будто тот должен знать, кто такой Альберто, - муж сестры двоюродного брата, он говорил, что посылки с Севера не принимают. Выходит, он ничего не знает? - Рамиро показалось, что его собеседник как-то многозначительно взглянул на своего товарища.
   - Может, спортивные принадлежности, спортинвентарь и разрешают, объявил свое мнение большеголовый. - Спорт - это важно для революции.
   - При чем здесь спорт? Политика поважнее! Если не разрешают посылки, значит, ничего нельзя присылать. А вот ружье оттуда, совсем новенькое... Альберто ведь серьезный человек. Он говорил, что оттуда ничего не разрешают, а если что и приходит, то здесь Минсвязь конфискует. А ружье последняя модель...
   Рамиро невольно приподнял верхнюю губу и с шумом втянул через зубы воздух - в характеристике, составленной руководством спецшколы, значилась эта его привычка как признак высшего нервного напряжения, - а в сознании пробежало: "Аве Мария Пурисима! И пяти минут не пробыл... Не успел и подышать всласть. Так вот они во всем! Великие, а такую мелочь... Теперь расхлебывай"...
   - Ты где работаешь?
   - В институте. - У Рамиро заломило зубы - удостоверение еще лежало в непромокаемом пакете в плавках.
   - Каком это? - Тот, кто подошел первым, проверял действие предохранителя.
   - Океанологии, - медленно процедил Рамиро.
   - О!
   Сердце Рамиро екнуло.
   - Я тоже из Академии наук, - продолжал первый. - Работаю в секретариате президента, капитана Нуньеса Хименеса. Он сам заядлый рыбак и отличный охотник. Бывает часто за границей. Вот у кого набор ружей! Есть испанский воздушный комплект "Марес" - подарок Фиделя. Они и вместе иногда охотятся.
   - Фидель любит бывать у нас в институте. - Рамиро почувствовал, что ноги вновь становятся осязаемыми. - К нам приходит разное иностранное оборудование. Ну и род нашей работы... Мы без ружей редко уходим под воду. Мало ли что?
   - И тебе приходилось охотиться с Фиделем?
   - Мне лично - нет, - Рамиро понимал, что затевается длинный разговор, - а вот мой приятель не раз выходил с ним в море. И в тот день, когда они приезжали сюда, на мыс Икакос. Ну, когда Фидель охотился с чемпионами мира Педро Гомесом, Хосе Рейесом и Эверто Гонсалесом. Вы слышали об этом?
   - Мой сосед, Фико - он профессиональный ныряльщик, - тоже был с ними...
   - И видел, как Фидель за целый день не уступил ни одному из чемпионов? - Рамиро вновь был доволен собой.
   - Чико, что ты говоришь? Да если бы... Так ведь они могли стрелять до следующего утра. Фидель силен, как лошадь, сам понимаешь, и не хотел быть хуже. Они дважды поднимались на борт, и оказывалось, что у ребят на одну-две рыбины больше. Фидель говорил, что еще рано возвращаться, и все снова лезли в воду. Пока Рейес не сообразил и не подмигнул ребятам, и Фидель вышел вперед...
   - Да чего ты мелешь? Фидель сам не отличный охотник, что ли? Ты видел, какие у него ружья? - Рамиро перехватывал инициативу в разговоре. - Ты, может, будешь настаивать?
   - Нет, конечно... я хотел только сказать, что он азартен. А так... Ну что, он превосходный охотник. А этот "чампион" казенный?
   - Нет! - Рамиро внутренне содрогнулся, словно черт дернул его за язык. - То... есть... Вообще-то оно мое, но было казенным...
   - Ага! Ну, ладно. Ты извини, мы пойдем купаться. - И оба незнакомца отошли к своим вещам.
   Рамиро стал собирать подводное снаряжение, складывать в лежавшую рядом объемистую сумку. Натянул на себя одежду и заметил, как большеголовый быстро поднялся и зашагал к дому Дюпона. "Час от часу не легче! Что у него - море в доме? Или пошел принимать ванну? Вот когда надо уходить!"
   Рамиро подозвал к себе мальчишек, гонявших по пляжу, и, к их великой радости, раздал им свой улов. Прихватил ружье с поплавком и куканом в одну, а сумку в другую руку и зашагал прочь от пляжа.
   - Послушай, чико, - услышал Рамиро, сделавший не более пяти шагов, слова того, кто так интересовался его ружьем. - Ты не очень спешишь? Погоди немного. Сейчас возвратится мой брат.
   - Зачем? - И в ту самую секунду Рамиро увидел, как от площадки трехэтажного особняка Дюпона к пляжу торопится большеголовый, а рядом человек в форме "верде оливо"1, очень чем-то схожий с падре Селестино, священником ближайшего к финке "Делисиас" католического прихода. Огромный, с бычьей шеей, но маленькой головой и длинными руками, падре был смешной на вид, хотя добрый, особенно к ребятам. Любил играть в шахматы и, когда проигрывал - только ему и Педро, - злился и шептал какие-то слова. Педро утверждал - то была отборная площадная брань. Дон Селестино гордился тем, что лучше него никто не знал историю Греции и Рима и все древние, особенно византийские легенды. Он их шпарил прямо наизусть. И теперь, когда сердце у Рамиро ухнуло в брюхо, перед глазами замаячил дон Селестино в черной сутане. А навстречу Рамиро, преграждая путь, шел человек, который вот сейчас, еще минута, - и задержит его. "Черт возьми! Успеть бы вытащить удостоверение. Но как? Как это сделать у всех на глазах?"
   1 Оливково-зеленая военная форма служащих всех родов вооруженных сил и Министерства внутренних дел Кубы.
   Рамиро ощутил холодок - он возник где-то между лопаток и, неприятно обжигая, побежал вниз. И тут же ему почудилось, что он слышит падре Селестино. "Ибо, - был глас, - снова ты узришь меня, и я возвещу тебе грядущее и открою тайну спасения..." Явись мне, - говорил падре, - Господь, и возвести то, что обещал... возвестить... Помню, господи Иисусе Христе, как ты рек, что должно мне приять такие же, как Иову, испытания. Но теперь вижу, что мои страдания тяжелее его: у Иова ведь оставалась жена его, и друзья, и отеческая земля, услада для глаз. Я же лишен всего этого, нищ, сир, без отчизны, без крова, потерял друзей..."
   Военный с пистолетом на боку и большеголовый приближались, а голос священника продолжал:
   "Совсем не оставь меня, человеколюбец, призри на уста мои и на сердце мое, дай в терпении и благодарности прожить остаток дней и так обрести покой от множества моих утеснений, ибо ты благословен вовеки", - набатом отдавали в висках слова из легенды о мученичестве святого Евстафия.
   "Океанолог" остановился. Бежать было некуда, да и как было бежать? Одна надежда на чудо, и он раздельно, от упадка сил, неуверенности, охватившей его помимо воли, тихо произнес:
   - А что мне твой брат? Я его ни о чем не просил...
   - Да он пошел за деньгами. Продай, я хочу купить твое ружье. Да вот и они идут!
   - Нет! - вскричал Рамиро. - У тебя не все дома! Послушай, что за идея! Ты что придумал? - Рамиро искренне возмущался. - Тоже мне! Продай ему ружье, а я, с чем я буду охотиться? Да и не нужны мне твои деньги. Извини, я опаздываю на автобус. - И Рамиро, приветливо махнув рукой, стал неторопливо удаляться от пляжа в сторону, где должна быть автобусная остановка. "Черт его возьми! Вот напасть! Худо им, если увидят что новое, сразу бросаются, как на фортуну".
   - Погодите, - остановил его большеголовый юноша.
   - Я все сказал! Не продаю! - Рамиро обрел уверенность, а подошедший военный уже говорил:
   - Норберто, таких денег у меня при себе нет! Если поедем в Варадеро, там я смогу достать...
   - Чего уж теперь, раз ружье не продается.
   А в ушах его звучало: "Да будет ему слава, честь, сила, величие и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь!" Слова эти как прилетели, так и отлетели куда-то в небытие, словно уносимые ветром, и Рамиро еле их различал. Все вытеснила одна мысль: удержать ноги, сделать так, чтобы они не торопились, чтобы против его сознания не заспешили.
   Мозг, освободившись от обуявшего его минуту назад страха, работал четко: "Тщательно провериться. Спокойно! На Пятой улице поликлиника с черным ходом. У Центрального сквера общественный туалет с двумя выходами и сразу скамейки и люди, среди которых можно затеряться и оглядеть каждого, кто выйдет вслед за мной".
   Только сев в автобус, Рамиро опустил руку в карман. Там лежали пятьдесят песо и ключ с картонной биркой, на которой стояло: "Е, № 318".
   Добравшись до Варадеро, Рамиро около часа удостоверялся, нет ли за ним наблюдения. И только убедившись, что он "чист", выпил два стакана "гуарапо" - сока, тут же на глазах выдавливаемого из стеблей сахарного тростника. Утолив жажду, он улыбнулся самому себе и не спеша отправился искать улицу Е, выходившую на пляжи, и коттедж № 318.
   В холле на журнальном столике, где стояла ваза с цветами, ему была оставлена записка: "Луис, располагайся и отдыхай. Меня срочно вызвали в Гавану. Скоро вернусь. Все, что тебе надо, найдешь на кухне и в чемоданах". Он поел и лег спать.
   Проснулся Рамиро только под вечер, принял душ и вышел прогуляться. Сразу бросилось в глаза, что улицы, скверы и парки, кафе и бары полны народа. И не американские туристы разгуливали в Варадеро, как это было прежде, а простой, по всему видно, трудовой люд. Это было непонятно и раздражало.
   "Зачем? Зачем так хлипко обманывать?" - подумал он. Те, кто рассказывал ему о жизни на Кубе совсем иначе, не могли не знать ее действительного лица. "Глупо! Это все равно, что строить дом на гнилых бревнах. Будет стоять до первого свежего ветерка. Вот так, во многом они недальновидны. Лишь бы достигнуть успеха. И представляют себя непревзойденными. Ну и ладно, это их дело". Рамиро подумал еще, что люди, зажившие на Кубе иной жизнью, и веселятся по-иному. Их радость не показная, она не бьет в глаза своей рассчитанной роскошью и вызывает, черт возьми, невольное уважение своей искренностью.
   Утром следующего дня он сел в автобус, который по новой автостраде всего за два часа доставил его в Гавану. Времени у Рамиро было много, и, взяв такси, он поехал в район Мирамар. Мексиканский дипломат, которого он этой ночью должен был навестить, не ждал его прихода. Рамиро имел приказание явиться к нему вечером или ночью, когда тот возвратится после работы домой. Перед этим, однако, следовало изучить обстановку.
   Столицу Рамиро нашел неузнаваемой. Внешний вид Гаваны во многом изменился к худшему. Поголовно все дома давно не крашены, большинство улиц нуждалось в ремонте, открыты были только некоторые из некогда шикарных магазинов, автопарк обветшал настолько, что иные машины катили по городу без окон и дверей. Системы кондиционирования воздуха в общественных помещениях, кино, ресторанах, частных домах, за самым малым исключением, повыходили из строя и бездействовали. С городе днем летали москиты, чего прежде, к великой гордости гаванцев, никогда на бывало.
   "Здорово их поприжало... Но является ли это неоспоримым доказательством провала экономики Кастро? - спросил самого себя Рамиро и тут же ответил: - Скорее всего нет. Тут какая-то другая причина. С лиц людей не сходят улыбки, они жизнерадостны, стали заметно деловитее, спешат, при встречах то и дело говорят: "Извини, чико, у меня дела". Раньше такого не услышишь. Одеты бедновато, хотя не придают этому значения. Главное, заняты. Что-то же делают... и с настроением. Однако Гавана здорово обшарпана. Но мосты охраняются, и туннели, и входы в официальные учреждения - значит, им есть чего опасаться. Такие, как я, их беспокоят. Тем не менее парки ухожены и полны цветов. Причина не в том, что не хотят. Мешает другое и серьезное? Но... не антикастровское настроение. Куда там! Все наоборот. Ладно, поживем - увидим!"
   Рамиро был у цели. Он отпустил такси, подошел к перекрестку и тут же отметил, что небольшой одноэтажный домик под красной черепичной крышей, выкрашенный когда-то в бежевый цвет, хорошо просматривался со многих сторон на довольно далеком расстоянии. "Интересно, как этот перекресток освещен ночью?" Только Рамиро подумал об этом, как к дому подлетел шикарный "паккард". Шофер еще не успел до конца открыть дверцу, а из машины выскочил элегантно одетый лысеющий мужчина и устремился в дом. Рамиро посмотрел на часы - без четверти двенадцать. Продолжая идти, он быстро оглянулся и успел заметить, как в окна ближайшего дома напротив поспешно задернулась занавеска.
   "Пожалуй, надо постоять на той стороне. Из окна меня не видно. А если там пост наблюдения? Рядом может быть и другой... К черту! Нечего сразу себя запугивать", - рассуждал Рамиро, стараясь не оглядываться по сторонам.
   Через десять минут в дверях дома показался лысеющий мужчина. За ним следом высокий, худощавый молодой человек с объемистыми портфелями - по одному в каждой руке. Он торопливо закрыл дверь на ключ и сел в машину. Все это могло иметь только одно объяснение: за хозяином дома заехал скорее всего сам посол - Рамиро мельком видел его фотографию. Но занавеска, занавеска?..
   Вечером, с наступлением темноты Рамиро вновь появился у дома. Дважды прошел мимо подозрительного окна напротив, и его сердце тревожно сжалось. Окно было открыто, свет в комнате не горел, но в ней явно чувствовалось присутствие людей.