Страница:
— Едем к Дракону на пиво, — почесывая небритый подбородок, принял решение Володя, — полечимся, а заодно пустим пробный шар.
Это теперь, благодаря рекламе, вся страна узнала, что московская недвижимость всегда в цене. Тофик же усвоил хитрую науку защиты денег от инфляции еще тогда, когда инфляция, девальвация, проституция и коррупция терзали только империалистов, обходя страну развитого социализма стороной.
Пробивной азербайджанец заявился в трест столовых и ресторанов Краснопресненского района и предложил за свои кровные денежки выстроить пивной зал на триста рыл, при условии, что сам он станет этим залом заведовать. Взятки и дармовой коньяк помогли быстренько оформить необходимые документы и через два месяца напротив старого ларька открылся пивбар с десятью новенькими автоматами, в придачу предлагавший посетителям на закусь креветки и картофельные чипсы. Что интересно, ларек не прикрыли, хотя любители пива дружно переметнулись к Тофику. Видимо за час, когда бар закрывался на обеденный перерыв, геройская торговая точка ухитрялась свести концы с концами и выполнить план.
Сюда, в получастное пивное заведение, мы с Володей и прикатили, предварительно забрав на «космической» стоянке утерянную накануне «Ладу».
Хотя с момента открытия пивной прошло только десять минут, зал был переполнен. Местные алкаши с ожесточением штурмовали автоматические источники лекарственного напитка, пихали друг дружку трясущимися руками, привычно лаялись с разменщицей монет и между собой. Народ побогаче втихаря банковал под столами водку, спуливая порожнюю тару поэту-шизофренику Леше, исполнявшему у Тофика обязанности уборщика. Кстати, зарплату Леша не получал, жил на доходы от бутылок и жил очень даже неплохо.
Между столами неспешно продвигался пожилой старшина милиции, бдительно поводя по сторонам осоловелыми глазами. Он строго следил за неукоснительным соблюдением правил, увековеченных на каждой из четырех стен огромными красными литерами «Не курить» и «Приносить с собой и распивать спиртные напитки строго воспрещается». Завидев нарушителя табу, старшина нежно брал того за плечо и тыкал в живот раскрытой ладонью. На ладонь следовала положить рублик. Так как в пивной только и занимались тем, что курили, приносили и распивали, бизнес старшины процветал.
Наименее заплеванный угол оккупировала около-ваганьковская интеллигенция. Народ образованный, некоторые даже в очках. Здесь совмещали приятное с полезным, попивая пивко и разгадывая свежие кроссворды в «Московской правде» и «Вечерней Москве».
Минуя очередь, я подошел к окошку размена монет и легонько постучал по стеклу костяшками пальцев. Разменщица Ирочка, по совместительству любовница Тофика, игнорируя первоочередника, сыпанула мне на трояк двугривенных и показала четыре пальца. Это означало, что на спецобслуживании сегодня автомат номер четыре, в бак которого закачали свежий неразбавленный продукт.
Наполнив в спецавтомате шесть кружек, выделенных уборщиком Лешей из личного фонда, мы с Володей пристроились рядом с любителями кроссвордов. Пока я менял деньги, Володя успел выяснить, что Дракон еще не появлялся, но очень скоро должен быть, а отсюда как раз просматривалась часть переулка, где он обычно оставлял машину.
— Я пойду к нему один, — отхлебывая пиво, разрабатывал диспозицию Володя, — ты не суйся. Он как-то спрашивал, не собираюсь ли я тачку продавать. Так что мотив железный, хочу его цену узнать. Ну а дальше, по обстановке. Как-нибудь переведу разговор на ваганьковские темы и ненароком бухну, что видел, как он ночью к Федоровой подбирался. Вот только когда это было? — задумался он.
— Прошло почти три месяца, ты и не должен помнить точно, — разрешил я Володины сомнения, — ну, допустим, поведется Дракон, а потом что?
— Это как разговор сложится. Захочет он подробностей, скажу, что сейчас тороплюсь, приглашу его куда-нибудь часиков на девять вечера. А там мы его и прихватим. Сейчас-то чего загадывать, надо сперва реакцию увидеть.
Мы замолчали. Какое-то тревожное предчувствие охватило меня изнутри, да и Володин вид оптимизмом не отличался. Главное, оба прекрасно сознавали, куда лезем, с кем связались. Но подталкиваемые, один отчаянием, другой любопытством и сознанием дружеского долга, пища ползли в самую пасть зверя, не представляя толком что это за зверь и как он выглядит.
На противоположном конце стола разгадывали кроссворд.
— Священнослужитель, шесть букв, первая «д», последняя «н», третья сзади «к», — провозгласил очкастый умник, уставив сизый нос на сотоварищей.
— Дракон, — отчетливо произнес Володя.
— Дра… — начал писать очкарик, — … ты, че, мужик, дуркуешь?
Но Володя смотрел в окно и тянул меня за рукав.
— Дракон приехал, дуй в мастерскую и жди меня. Если что, найдешь Вячика, все ему расскажешь и рви куда подальше.
Я было собрался тихо исчезнуть из пивной, однако получилось не по плану. Вошедший Дракон, из дверей завидев Володю, направился прямо к нам, улыбчиво кивая приветствующим его знакомым.
— Привет ваятелям, — сквозь сплошную сетку шрамов сверкнула золотозубая улыбка, — ну что вы здесь, в холопском помещении, как неродные. Пошли ко мне, по «Двину» задвинем.
— По «Двину» это хорошо, — машинально согласился я, потерявшись от такого резкого поворота событий.
Володя непонимающе сдвинул брови, а Дракон уже увлекал нас к служебному входу, дружески подхватив под руки.
Кабинет Дракона представлял из себя крохотную комнатуху, ранее служившую кладовой или чем-то в этом роде. Он ухитрился впереть сюда целую кучу нужных и полезных вещей, по его мнению, крайне необходимых человеку с положением в обществе. В углу стоял громадный низкий сейф, на сейфе цветной телевизор «Рубин», на телевизоре японская магнитола «National Panasonic». На магнитоле ничего не стояло, она была слишком маленькой. Остальное пространство заполняли двухкамерный холодильник «Минск-22», письменный стол с телефоном, три стула и шикарное кресло красного дерева.
Дракон жестом указал нам на стулья, извлек из холодильника здоровенную банку паюсной икры и тарелку с нарезанным лимоном, из ящика стола достал хрустальные рюмочки, пошарил за сейфом рукой и гордо выставил на стол засургученную бутылку марочного армянского коньяка «Двин».
— Лучше любого французского, — пояснил он, ковыряясь в горлышке штопором, — Черчилль за каждую бутылку в войну Сталину танк давал, а мне бесплатно спецрейсом из Еревана доставляют.
Минут двадцать мы отдавали должное коньяку, курили «Мальборо», блок которого хозяин щедро плюхнул на столешницу и травили актуальные политические анекдоты. Со стороны наш междусобойчик скорее всего напоминал беззаботную посиделку старых друзей, но в словах и жестах каждого ощущалось тщательно скрываемое напряжение. А может мне так просто казалось, человек ведь мыслит субъективно.
Ну как там на Ваганькове? — отсмеявшись после очередного анекдота, поинтересовался Дракон. — Не все еще камни повытаскивали?
Мы действительно промышляли, ко всему прочему еще и тем, что изыскивали на заброшенных участках засыпанные землей памятники и надгробия столетнего и более возраста, выволакивали их на свет божий, зашлифовывали старые надписи и прочие дефекты, а, придав товарный вид, успешно реализовывали. Это, по сути, составляло львиную долю наших заработков. Не по совести, конечно, занятие, но нам так долго прививали мораль строителей коммунизма, что страх господен не вызывал абсолютно никаких эмоций.
— Их еще правнукам хватит, — прищурился Володя. — А тебе-то что до камней, не твои же профсоюзы?
— Где уж нам уж. Нынче у вас своя свадьба, у нас своя, — вспомнил Дракон многосерийный супербоевик «Тени исчезают в полдень».
— Кстати о свадьбе. Ты вот что, товарищ Китайский, прекращай-ка чужих невест воровать.
Голос Володи звучал с такой убедительной уверенностью, что даже мне понравилось.
— Каких еще невест, отец, мы же всего один фунфырик приговорили, — дурашливо ткнул Дракон сигаретой в пустую бутылку. — Всего-то по бокальчику приняли, а ты заговариваться начал.
— Не валяй ты Ваньку, Коля? Скажи, лучше, зачем ночью землю ковырял? Только глаза круглые не делай, мне давно уже доложили, просто сейчас к слову пришлось.
Дракон развернулся вместе с креслом в мою сторону и, как бы приглашая меня в свидетели собственной невиновности, широко улыбнулся.
— Не знаю, Вовчик, кто и чего тебе докладывал, но мне ночью на кладбище делать нечего. Я свое с лопатой когда еще отбегал. Это вы с футболистом по ночам для лубянских катакомб святые мощи извлекаете. Рассказал бы, может, интересное что нашли?
Я открыл было рот, но Володя резко саданул мне по голени, молчи, мол.
— Может и нашли, — сказал он уже более миролюбиво, — там много чего интересного. Старик, — глянул Володя на меня в упор, — сейчас клиент должен подъехать. Ты давай, дуй в мастерскую, сам с ним разберись.
— А ты? — подыграл я шефу.
— Ну его, нет настроения сегодня. Сам справишься. Позвонишь вечером, доложишь.
Зацепив со стола пару пачек «Мальборо» от Драконовых щедрот, я отправился на Ваганьково, мысленно моля Бога за успех гиблого дела, которое Володя, кажется, решил провернуть без меня.
Зной, а может смешанный с пивом коньяк, подействовали на меня не лучшим образом. Опасность сложившейся ситуации обязывала все хорошенько проанализировать и обдумать, разработать свой личный план действий, прикинуть возможные варианты обрыва, а вот думать-то совсем не хотелось. Хотелось прыгнуть в поезд «Москва-Сочи», умчаться к ласковому морю, сигануть с головой в прибрежную волну и унырнуть в соседнюю мусульманскую страну Турцию, где, по слухам, нет ни МУРа, ни БУРа, зато навалом Дармовой анаши и бесплатных фруктов.
Однако врожденная порядочность, которую так и не смогли из меня выбить за десять школьных и пару вузовских лет, заставила выбросить из головы правильные трезвые мысли. Володя, поддержавший меня в трудную минуту, попал в прожарку, и я обязан помочь ему выбраться. Как, не знаю, но обязан и думать следовало сейчас только об этом.
И тут я вспомнил об Игоре. Он ведь тоже был понятым при экгумации, ездил с гебешниками той ночью, давал подписку. Не может быть, чтобы КГБ заставил шустрить только Володю. Кто-то должен работать параллельно с ним, и скорее всего Игоря тоже принудили шевелить рогом. Иначе грош цена комитету. Но ведь неизвестно, что будет, если Игорь узнает о наших с Володей планах. Вероятно, расскажет гебешникам, а им огласка вовсе не нужна. Меня же и искать никто на станет, крематорий под боком, проблем никаких. Даже хоронить не надо. Нет, полагаться следует только на себя, а на кладбище делать вид, что вся эта мышиная возня меня не касается. Главное дождаться Володю, ведь неизвестно, как у него с Драконом повернется.
Предавшись таким вот рассуждениям, я потихоньку добрел до кладбищенских ворот. Жара разогнала даже стойких цветочниц, да и туристов, основных покупателей цветов в будние дни было негусто. Время обеденное и они, скорее всего, жались сейчас в общепитовских очередях. На полупустой стоянке угрюмо отливала чернотой знакомая радиофицированная «Волга» с номером серии ММГ. ЧК дремать не собиралось.
Я поднапряг извилины. Если гебешники захотят встретиться с Володей, то обязательно нарвутся на меня. Что ж, пусть видят заурядного ваганьковского забулдока, которому ни один нормальный человек никаких тайн сроду не доверит.
Приняв безмятежный вид, я скоренько прошмыгнул в мастерскую, достал из Володиного шкафчика бутылку «Лимонной», сковырнул пробку и выплеснул треть водки в умывальник. Затем сделал добрый глоток, закурил и, усевшись у окна, замер в ожидании гостей.
Как я и подозревал, гости появились незамедлительно. Первым в мастерскую вошел рыжий Игорь и радостно заорал:
— Вот ты где, бродяга! Три дня, как в воду канул, мы уже испереживались все!
— Кто это мы? — нехотя поинтересовался я, имитируя бесконечную апатию к жизни и страшную похмельную тоску.
— Мы это мы, — туманно пояснил Игорь, доставая из сумки одну за другой три «взрослые», по 0,75, бутылки «Кубанской».
— Тут ко мне ребята заскочили, вместе когда-то мяч гоняли, так ты уж позволь у вас посидеть. И тебе веселее, a то как одиночка, — кивнул он на «Лимонную» — Володя-то где?
— Дела какие-то, мне он не отчитывался, — ответил я оглядывая входящих в двери футболистов, одетых в одинаковые светло-серые, кажется финские, костюмы. Один из вошедших прижимал к груди огромный полосатый арбуз.
Если эти ребята и гоняли когда-нибудь мяч, то не в родном Игоревом «Торпедо», а скорее всего в «Динамо», Уж больно лихо принялись они разыгрывать из себя рубах-парней, ударившихся в загул. Через десять минут в мастерской царило безудержное веселье, прерываемое тишиной лишь тогда, когда кто-нибудь начинал рассказывать очередной анекдот.
Под кончину второй «Кубанской» Игорь наконец перешел к делу.
— А ты куда той ночью исчез? — как бы случайно вспомнил он, сворачивая горло третьей бутылке. Динамовцы увлеченно чавкали арбузной мякотью, но я затылком ощутил их напряженные взгляды.
— Какой ночью? — попытался вспомнить я. — А, это когда камчатский триппер подъезжал? Думаешь, я помню. Мы же, считай, ящик цитруса повалили.
— Во дает, — повернулся Игорь к своим «друзьям», — одинаково же выпили. Ну, помнишь, как машины заезжали. Коля-мент сказал еще, что проверка.
— А что, это разве не проверка была? — сделал я наивные глаза. — Я же сразу сорвался и через забор. Проснулся у Вячика, а как до него добрался, ни хрена не помню.
— Тебе что, Володя ничего не рассказывал? Поощряемый взглядами динамовцев Игорь превратил пьянку в форменный допрос.
— А что он должен был мне рассказать? И когда. Я же его с той ночи, считай, не видел. Утром, прямо от Вячика, в Дмитров уехал по делам, а как вернулся, только по телефону побазарили, он объяснил, чем мне сегодня заняться и все. Наверное, подъедет скоро. А чего там было, ночью-то? — решил я перехватить инициативу.
— Да так ничего особенного. Пахан с бодуна почудил маленько. Опять, видно, балерина померещилась, — и он начал рассказывать враз поскучневшим динамовцам, кошмарную историю борьбы балерины за суверенитет личного склепа.
Должно быть, сыграл я удачно. Игорь не добрался еще даже до пробуждения дяди Димы в мусорном контейнере, как его «приятели» засобирались, попеняли на неотложные дела и вскорости отчалили. Водку, правда, допили до капельки, даже мою «Лимонную» прикончили, в компенсацию оставив пол-арбуза. Игорь смылся вместе с ними.
Я занялся уборкой, мысленно похваливая себя за предусмотрительность. Проверку, вроде бы, выдержал и, судя по реакции гебешников, никакая опасность с их стороны мне не угрожала. Беспокоиться следовало за Володю и я решил, на свой страх и риск, обратиться к Вячику.
Вячик пристроился грузчиком на какую-то галантерейную базу в районе метро «Полежаевская». Татьяну, окончившую юрфак МГУ с красным дипломом, взяли инженером по снабжению в один из бесчисленных московских главков. Оба начали попивать горькую, причем Татьяна с каждым днем все активнее. Так уж повелось на Руси, что в водке ищут и, главное, находят спасение почти все униженные и оскорбленные. На галантерейной работе Вячика очень уважали, поскольку в ОБХСС ГУВД Москвы была у него масса друзей-приятелей.
Максимализм комсомольской юности Вячик утерял вместе с погонами, в явный криминал, правда, не лез, но кое-какие недоразумения, иногда возникающие между ОБХСС и руководством базы, помогал ликвидировать и небезвозмездно. За это его никто не принуждал заниматься погрузкой-разгрузкой и, необремененный чрезмерной занятостью, Вячик всегда находил время для общения со старыми друзьями.
Где и как они познакомились с Володей, я не знаю, но дружили почти лет десять. Во взаимной любви друг другу не объяснялись, по мелочам в жилетку не плакались, понимали один одного с полуслова и не обижались, когда кто-то из них ошибался, а другой его поправлял.
По нашему с Володей плану Вячика следовало призвать на подмогу только в случае крайней нужды. Скорее всего, Володя просто боялся впутывать друга в авантюру с непредсказуемым финалом, зная, что тот ни перед чем не остановится и может наломать немало дров. Визит в мастерскую Игоря с гебешниками показал, насколько серьезно все складывается. Наша частная детективная деятельность начинала выглядеть исключительно глупой затеей, а Вячик был все-таки профессионалом. И чем скорее он обо всем узнает, тем лучше, решил я, прикидывая, как-то еще у Володи с Драконом сложится…
Во дворе огромного шестиэтажного дома, выставившего глазницы окон на гараж министерства обороны СССР, Вячик занимался воспитанием подрастающего поколения, шестеро пацанов, завороженно раскрыв рты, наблюдали, как он, ловко тусуя карточную колоду, творил чудеса в духе Акопяна. Карты сами по себе перелетали из руки в руку, шестерки превращались в тузов, тузы становились вальтами, а бубновый король, для верности прижатый к доминошному столу узенькой ладошкой конопатого мальца, сам по себе трансформировался в пиковую даму.
Кадры для Тишинки готовишь? — поинтересовался я, подходя и здороваясь с Вячиком. — Или бригаду в «Дагомыс»?
— Знаешь, малыш, — иначе, как малышом, Вячик меня не называл ввиду солидной разницы в возрасте, а может потому, что я тогда весил под сотню, — затеяли вот эти бесенята игру под интерес. А в картах — ноль по кушу, передернуть толком не могут. Вышел я коврик выбивать, смотрю, какой-то гусь залетный, твой почти ровесник разводит их тут, как последних лохов. Так пусть бы мелочь проигрывали, что мамка на кино дала, так нет. Гарик вон, колечко материно на кон поставил. Хорошо еще, я заметил, теперь вот ликбез открыл.
— Поговорить надо, Слава. У Володи неприятности.
Вячик смахнул с лица улыбку и изящным движением кисти спрессовав карты в колоду, метнул ее на середину стола.
— Играйте, пацаны, но смотрите, дурью не майтесь. На шелобаны — пожалуйста, а на деньги — ни-ни.
Я помог ему скатать так и невыбитый ковер и мы отправились к Вячику домой. Татьяна была на работе, восьмилетняя дочка Олюшка в пионерлагере, поэтому разговору никто не мешал. Вячик провел меня на кухню, достал из холодильника две заледеневшие бутылки «Столичного» пива, сковырнул стальными пальцами пробки и, ткнув мне в руку наполненный стакан, приготовился внимательно слушать…
— Идиоты, — констатировал он, когда я рассказал все, что знал. — Вы с Вовкой на своем Ваганькове напрочь мозги поотпивали. Ну скажи, зачем он к Дракону-то полез, почему со мной не посоветовался?
— А ты бы на его месте что делал? — попытался я защитить шефа. — Он и меня уговаривал не встревать, я, считай, сам напросился.
— Напросился, так свое получишь, мало не покажется, — пообещал Вячик, — в этом болоте, малыш, водятся такие крокодилы, одной человечиной питаются. Поверь, уж я-то знаю, — заключил он и снова полез в холодильник, на сей раз за водкой.
… Может, кому-то покажется, что все, о ком я рассказываю, сплошь конченые алкоголики, шагу не способные сделать без спиртного. Согласен, пили действительно не в себя. Но, однако же, жили, работали, крутились, кто как умел, и ущербными людьми себя не ощущали. Не одни мы хватались за бутылку по любому поводу: вся Россия не в меру увлекалась спиртным в то время, пьет точно так же теперь и неизвестно, найдет ли какой-либо иной стимулятор жизненной активности в обозримом будущем. Привычка решать любую проблему, рассматривая ее сквозь призму граненого стакана, прочно укоренилась в нашем сознании и избавиться от нее пока возможным не представляется. Как ни печально это звучит, но это правда…
Залпом оглушив полнехонький «маленковский» стакан, Вячик проанализировал обстановку.
— Дракон ваш, в самом деле, тот еще артист. Поверь старому оперу, без папы он ноль без палочки. Никто ему самовольно загуливать по Пресне не позволит. Комитету его копеечные дела до веника, а менты лишний рублик в жизни не упустят. Работает он скорее всего на районное управление, география у него больно обширная, а вот в районе кто-то напрямую с министерством связан. Я краем уха слыхал кой-чего насчет убийства Федоровой. Темная история, но очень большие за ней стоят люди. МУР они в свои дела не посвящают, там совсем другой уровень. Андропов секретарем ЦК стал, Ленька на ладан дышит, вот КГБ и собирает на щелоковскую шоблу компромат. Мне другое интересно, на чем они Володю прихватили, — вопросительно глянул он на меня.
— Не знаю, Вячик, но там, по-моему, слишком все круто, — я потянулся за сигаретой, — такое ощущение, что он где-то здорово влип.
— Если я не ошибаюсь относительно Дракона, то нам с тобой надо срочно найти Володю. Там все может очень плохо кончиться, — принял решение Вячик и пошел переодеваться. Вернувшись, он достал из кухонного настенного шкафчика шипастый никелированный кастет и протянул его мне. Затем полез под умывальник, выволок на середину кухни здоровенный фанерный ящик с картошкой и, засунув на самое дно руку, извлек оттуда тряпичный сверток.
— Ось так, хлопче, — почему-то по-хохляцки промурлыкал Вячик, любовно протирая увесистый вороненый «ТТ», — номеров нет, в розыске не значится, где я его нарыл, лучше не спрашивай, — после чего пистолет как бы растворился у него под пиджаком.
Все эти манипуляции породили неприятный холодок, скользнувший у меня между лопатками, но уверенная тяжесть-кастета, который я запихнул в карман джинсов, вселяла надежду на благополучный исход. Хотя надежда, это ведь только химера.
— Поехали, — по-гагарински улыбнулся Вячик, прибирая под рубашку небольшой моток нейлоновой бечевки, и мы вышли из квартиры.
Кроссворды уже не гадали, занимались решением чисто арифметических задач, скидываясь на очередной пузырь беленькой и пытаясь разлить ее сообразно внесенной каждым доли. Поэт Леша едва успевал изымать из-под столов опорожненную посуду, а к старшине-вымогателю присоединился хитромордый белобрысый сержант: один старшина косить рублики уже не управлялся. Еще подходя к пивной мы обратили внимание на отсутствие в переулке не только Володиной «Лады», но и «двойки» Дракона. Вячик недовольно засопел, предвидя возможные сложности, да и я, после кухонного разговора, никак не мог избавиться от нехорошего предчувствия. Следовало как можно скорее получить всю возможную информацию, чем мы тотчас занялись.
* * *
В кривом закоулке между Большой Декабрьской улицей и Звенигородкой, на задах Ваганьковского рынка еще пару лет назад стоял неказистый пивной ларек. Невысокие наливные мощности никак не могли удовлетворить всех желающих хватануть в жаркий день пивка, но районное торговое начальство явные убытки не волновали. Несоответствие между спросом и предложением взволновало совсем для Москвы постороннего человека, предприимчивого жителя Баку Тофика, чьи высокие доходы от реализованных в столице гвоздик, хурмы и помидоров требовали срочного вложения капитала в московскую недвижимость.Это теперь, благодаря рекламе, вся страна узнала, что московская недвижимость всегда в цене. Тофик же усвоил хитрую науку защиты денег от инфляции еще тогда, когда инфляция, девальвация, проституция и коррупция терзали только империалистов, обходя страну развитого социализма стороной.
Пробивной азербайджанец заявился в трест столовых и ресторанов Краснопресненского района и предложил за свои кровные денежки выстроить пивной зал на триста рыл, при условии, что сам он станет этим залом заведовать. Взятки и дармовой коньяк помогли быстренько оформить необходимые документы и через два месяца напротив старого ларька открылся пивбар с десятью новенькими автоматами, в придачу предлагавший посетителям на закусь креветки и картофельные чипсы. Что интересно, ларек не прикрыли, хотя любители пива дружно переметнулись к Тофику. Видимо за час, когда бар закрывался на обеденный перерыв, геройская торговая точка ухитрялась свести концы с концами и выполнить план.
Сюда, в получастное пивное заведение, мы с Володей и прикатили, предварительно забрав на «космической» стоянке утерянную накануне «Ладу».
Хотя с момента открытия пивной прошло только десять минут, зал был переполнен. Местные алкаши с ожесточением штурмовали автоматические источники лекарственного напитка, пихали друг дружку трясущимися руками, привычно лаялись с разменщицей монет и между собой. Народ побогаче втихаря банковал под столами водку, спуливая порожнюю тару поэту-шизофренику Леше, исполнявшему у Тофика обязанности уборщика. Кстати, зарплату Леша не получал, жил на доходы от бутылок и жил очень даже неплохо.
Между столами неспешно продвигался пожилой старшина милиции, бдительно поводя по сторонам осоловелыми глазами. Он строго следил за неукоснительным соблюдением правил, увековеченных на каждой из четырех стен огромными красными литерами «Не курить» и «Приносить с собой и распивать спиртные напитки строго воспрещается». Завидев нарушителя табу, старшина нежно брал того за плечо и тыкал в живот раскрытой ладонью. На ладонь следовала положить рублик. Так как в пивной только и занимались тем, что курили, приносили и распивали, бизнес старшины процветал.
Наименее заплеванный угол оккупировала около-ваганьковская интеллигенция. Народ образованный, некоторые даже в очках. Здесь совмещали приятное с полезным, попивая пивко и разгадывая свежие кроссворды в «Московской правде» и «Вечерней Москве».
Минуя очередь, я подошел к окошку размена монет и легонько постучал по стеклу костяшками пальцев. Разменщица Ирочка, по совместительству любовница Тофика, игнорируя первоочередника, сыпанула мне на трояк двугривенных и показала четыре пальца. Это означало, что на спецобслуживании сегодня автомат номер четыре, в бак которого закачали свежий неразбавленный продукт.
Наполнив в спецавтомате шесть кружек, выделенных уборщиком Лешей из личного фонда, мы с Володей пристроились рядом с любителями кроссвордов. Пока я менял деньги, Володя успел выяснить, что Дракон еще не появлялся, но очень скоро должен быть, а отсюда как раз просматривалась часть переулка, где он обычно оставлял машину.
— Я пойду к нему один, — отхлебывая пиво, разрабатывал диспозицию Володя, — ты не суйся. Он как-то спрашивал, не собираюсь ли я тачку продавать. Так что мотив железный, хочу его цену узнать. Ну а дальше, по обстановке. Как-нибудь переведу разговор на ваганьковские темы и ненароком бухну, что видел, как он ночью к Федоровой подбирался. Вот только когда это было? — задумался он.
— Прошло почти три месяца, ты и не должен помнить точно, — разрешил я Володины сомнения, — ну, допустим, поведется Дракон, а потом что?
— Это как разговор сложится. Захочет он подробностей, скажу, что сейчас тороплюсь, приглашу его куда-нибудь часиков на девять вечера. А там мы его и прихватим. Сейчас-то чего загадывать, надо сперва реакцию увидеть.
Мы замолчали. Какое-то тревожное предчувствие охватило меня изнутри, да и Володин вид оптимизмом не отличался. Главное, оба прекрасно сознавали, куда лезем, с кем связались. Но подталкиваемые, один отчаянием, другой любопытством и сознанием дружеского долга, пища ползли в самую пасть зверя, не представляя толком что это за зверь и как он выглядит.
На противоположном конце стола разгадывали кроссворд.
— Священнослужитель, шесть букв, первая «д», последняя «н», третья сзади «к», — провозгласил очкастый умник, уставив сизый нос на сотоварищей.
— Дракон, — отчетливо произнес Володя.
— Дра… — начал писать очкарик, — … ты, че, мужик, дуркуешь?
Но Володя смотрел в окно и тянул меня за рукав.
— Дракон приехал, дуй в мастерскую и жди меня. Если что, найдешь Вячика, все ему расскажешь и рви куда подальше.
Я было собрался тихо исчезнуть из пивной, однако получилось не по плану. Вошедший Дракон, из дверей завидев Володю, направился прямо к нам, улыбчиво кивая приветствующим его знакомым.
— Привет ваятелям, — сквозь сплошную сетку шрамов сверкнула золотозубая улыбка, — ну что вы здесь, в холопском помещении, как неродные. Пошли ко мне, по «Двину» задвинем.
— По «Двину» это хорошо, — машинально согласился я, потерявшись от такого резкого поворота событий.
Володя непонимающе сдвинул брови, а Дракон уже увлекал нас к служебному входу, дружески подхватив под руки.
Кабинет Дракона представлял из себя крохотную комнатуху, ранее служившую кладовой или чем-то в этом роде. Он ухитрился впереть сюда целую кучу нужных и полезных вещей, по его мнению, крайне необходимых человеку с положением в обществе. В углу стоял громадный низкий сейф, на сейфе цветной телевизор «Рубин», на телевизоре японская магнитола «National Panasonic». На магнитоле ничего не стояло, она была слишком маленькой. Остальное пространство заполняли двухкамерный холодильник «Минск-22», письменный стол с телефоном, три стула и шикарное кресло красного дерева.
Дракон жестом указал нам на стулья, извлек из холодильника здоровенную банку паюсной икры и тарелку с нарезанным лимоном, из ящика стола достал хрустальные рюмочки, пошарил за сейфом рукой и гордо выставил на стол засургученную бутылку марочного армянского коньяка «Двин».
— Лучше любого французского, — пояснил он, ковыряясь в горлышке штопором, — Черчилль за каждую бутылку в войну Сталину танк давал, а мне бесплатно спецрейсом из Еревана доставляют.
Минут двадцать мы отдавали должное коньяку, курили «Мальборо», блок которого хозяин щедро плюхнул на столешницу и травили актуальные политические анекдоты. Со стороны наш междусобойчик скорее всего напоминал беззаботную посиделку старых друзей, но в словах и жестах каждого ощущалось тщательно скрываемое напряжение. А может мне так просто казалось, человек ведь мыслит субъективно.
Ну как там на Ваганькове? — отсмеявшись после очередного анекдота, поинтересовался Дракон. — Не все еще камни повытаскивали?
Мы действительно промышляли, ко всему прочему еще и тем, что изыскивали на заброшенных участках засыпанные землей памятники и надгробия столетнего и более возраста, выволакивали их на свет божий, зашлифовывали старые надписи и прочие дефекты, а, придав товарный вид, успешно реализовывали. Это, по сути, составляло львиную долю наших заработков. Не по совести, конечно, занятие, но нам так долго прививали мораль строителей коммунизма, что страх господен не вызывал абсолютно никаких эмоций.
— Их еще правнукам хватит, — прищурился Володя. — А тебе-то что до камней, не твои же профсоюзы?
— Где уж нам уж. Нынче у вас своя свадьба, у нас своя, — вспомнил Дракон многосерийный супербоевик «Тени исчезают в полдень».
— Кстати о свадьбе. Ты вот что, товарищ Китайский, прекращай-ка чужих невест воровать.
Голос Володи звучал с такой убедительной уверенностью, что даже мне понравилось.
— Каких еще невест, отец, мы же всего один фунфырик приговорили, — дурашливо ткнул Дракон сигаретой в пустую бутылку. — Всего-то по бокальчику приняли, а ты заговариваться начал.
— Не валяй ты Ваньку, Коля? Скажи, лучше, зачем ночью землю ковырял? Только глаза круглые не делай, мне давно уже доложили, просто сейчас к слову пришлось.
Дракон развернулся вместе с креслом в мою сторону и, как бы приглашая меня в свидетели собственной невиновности, широко улыбнулся.
— Не знаю, Вовчик, кто и чего тебе докладывал, но мне ночью на кладбище делать нечего. Я свое с лопатой когда еще отбегал. Это вы с футболистом по ночам для лубянских катакомб святые мощи извлекаете. Рассказал бы, может, интересное что нашли?
Я открыл было рот, но Володя резко саданул мне по голени, молчи, мол.
— Может и нашли, — сказал он уже более миролюбиво, — там много чего интересного. Старик, — глянул Володя на меня в упор, — сейчас клиент должен подъехать. Ты давай, дуй в мастерскую, сам с ним разберись.
— А ты? — подыграл я шефу.
— Ну его, нет настроения сегодня. Сам справишься. Позвонишь вечером, доложишь.
Зацепив со стола пару пачек «Мальборо» от Драконовых щедрот, я отправился на Ваганьково, мысленно моля Бога за успех гиблого дела, которое Володя, кажется, решил провернуть без меня.
* * *
Конец августа в тот год выдался на удивление жарким. Под немилосердно палящим солнцем Москва словно разомлела и обленивилась, обрела полусонный вид кустодиевской «купчихи за чаем», превратилась из динамично суетящегося муравейника в аквариум с чуть шевелящими плавниками рыбками, отказавшись от обычной своей сутолоки и круговерти. Может, где-нибудь в центре жизнь и продолжала бить ключом, но здесь, в окрестностях Ваганькова, образцовый коммунистический город сильно смахивал к полудню на провинциальный южно-европейский городок, вроде Палермо, в часы сиесты. Даже Ваганьковский рынок, обычно гудящий, как пчелиный улей, удивлял непривычной тишиной и спокойствием, разве что активничала небольшая группа кавказцев, мельтеша у застрявшей в рыночных воротах фуры с арбузами.Зной, а может смешанный с пивом коньяк, подействовали на меня не лучшим образом. Опасность сложившейся ситуации обязывала все хорошенько проанализировать и обдумать, разработать свой личный план действий, прикинуть возможные варианты обрыва, а вот думать-то совсем не хотелось. Хотелось прыгнуть в поезд «Москва-Сочи», умчаться к ласковому морю, сигануть с головой в прибрежную волну и унырнуть в соседнюю мусульманскую страну Турцию, где, по слухам, нет ни МУРа, ни БУРа, зато навалом Дармовой анаши и бесплатных фруктов.
Однако врожденная порядочность, которую так и не смогли из меня выбить за десять школьных и пару вузовских лет, заставила выбросить из головы правильные трезвые мысли. Володя, поддержавший меня в трудную минуту, попал в прожарку, и я обязан помочь ему выбраться. Как, не знаю, но обязан и думать следовало сейчас только об этом.
И тут я вспомнил об Игоре. Он ведь тоже был понятым при экгумации, ездил с гебешниками той ночью, давал подписку. Не может быть, чтобы КГБ заставил шустрить только Володю. Кто-то должен работать параллельно с ним, и скорее всего Игоря тоже принудили шевелить рогом. Иначе грош цена комитету. Но ведь неизвестно, что будет, если Игорь узнает о наших с Володей планах. Вероятно, расскажет гебешникам, а им огласка вовсе не нужна. Меня же и искать никто на станет, крематорий под боком, проблем никаких. Даже хоронить не надо. Нет, полагаться следует только на себя, а на кладбище делать вид, что вся эта мышиная возня меня не касается. Главное дождаться Володю, ведь неизвестно, как у него с Драконом повернется.
Предавшись таким вот рассуждениям, я потихоньку добрел до кладбищенских ворот. Жара разогнала даже стойких цветочниц, да и туристов, основных покупателей цветов в будние дни было негусто. Время обеденное и они, скорее всего, жались сейчас в общепитовских очередях. На полупустой стоянке угрюмо отливала чернотой знакомая радиофицированная «Волга» с номером серии ММГ. ЧК дремать не собиралось.
Я поднапряг извилины. Если гебешники захотят встретиться с Володей, то обязательно нарвутся на меня. Что ж, пусть видят заурядного ваганьковского забулдока, которому ни один нормальный человек никаких тайн сроду не доверит.
Приняв безмятежный вид, я скоренько прошмыгнул в мастерскую, достал из Володиного шкафчика бутылку «Лимонной», сковырнул пробку и выплеснул треть водки в умывальник. Затем сделал добрый глоток, закурил и, усевшись у окна, замер в ожидании гостей.
Как я и подозревал, гости появились незамедлительно. Первым в мастерскую вошел рыжий Игорь и радостно заорал:
— Вот ты где, бродяга! Три дня, как в воду канул, мы уже испереживались все!
— Кто это мы? — нехотя поинтересовался я, имитируя бесконечную апатию к жизни и страшную похмельную тоску.
— Мы это мы, — туманно пояснил Игорь, доставая из сумки одну за другой три «взрослые», по 0,75, бутылки «Кубанской».
— Тут ко мне ребята заскочили, вместе когда-то мяч гоняли, так ты уж позволь у вас посидеть. И тебе веселее, a то как одиночка, — кивнул он на «Лимонную» — Володя-то где?
— Дела какие-то, мне он не отчитывался, — ответил я оглядывая входящих в двери футболистов, одетых в одинаковые светло-серые, кажется финские, костюмы. Один из вошедших прижимал к груди огромный полосатый арбуз.
Если эти ребята и гоняли когда-нибудь мяч, то не в родном Игоревом «Торпедо», а скорее всего в «Динамо», Уж больно лихо принялись они разыгрывать из себя рубах-парней, ударившихся в загул. Через десять минут в мастерской царило безудержное веселье, прерываемое тишиной лишь тогда, когда кто-нибудь начинал рассказывать очередной анекдот.
Под кончину второй «Кубанской» Игорь наконец перешел к делу.
— А ты куда той ночью исчез? — как бы случайно вспомнил он, сворачивая горло третьей бутылке. Динамовцы увлеченно чавкали арбузной мякотью, но я затылком ощутил их напряженные взгляды.
— Какой ночью? — попытался вспомнить я. — А, это когда камчатский триппер подъезжал? Думаешь, я помню. Мы же, считай, ящик цитруса повалили.
— Во дает, — повернулся Игорь к своим «друзьям», — одинаково же выпили. Ну, помнишь, как машины заезжали. Коля-мент сказал еще, что проверка.
— А что, это разве не проверка была? — сделал я наивные глаза. — Я же сразу сорвался и через забор. Проснулся у Вячика, а как до него добрался, ни хрена не помню.
— Тебе что, Володя ничего не рассказывал? Поощряемый взглядами динамовцев Игорь превратил пьянку в форменный допрос.
— А что он должен был мне рассказать? И когда. Я же его с той ночи, считай, не видел. Утром, прямо от Вячика, в Дмитров уехал по делам, а как вернулся, только по телефону побазарили, он объяснил, чем мне сегодня заняться и все. Наверное, подъедет скоро. А чего там было, ночью-то? — решил я перехватить инициативу.
— Да так ничего особенного. Пахан с бодуна почудил маленько. Опять, видно, балерина померещилась, — и он начал рассказывать враз поскучневшим динамовцам, кошмарную историю борьбы балерины за суверенитет личного склепа.
Должно быть, сыграл я удачно. Игорь не добрался еще даже до пробуждения дяди Димы в мусорном контейнере, как его «приятели» засобирались, попеняли на неотложные дела и вскорости отчалили. Водку, правда, допили до капельки, даже мою «Лимонную» прикончили, в компенсацию оставив пол-арбуза. Игорь смылся вместе с ними.
Я занялся уборкой, мысленно похваливая себя за предусмотрительность. Проверку, вроде бы, выдержал и, судя по реакции гебешников, никакая опасность с их стороны мне не угрожала. Беспокоиться следовало за Володю и я решил, на свой страх и риск, обратиться к Вячику.
* * *
Вячеслав Ордовитин, Вячик, как его звали друзья, жил неподалеку от Ваганьково, на Пресненском валу. Лет ему, как и Володе, было около сорока. Когда-то он уверенно набирал обороты, делая карьеру по ментовской линии, даже в МУРе оперативничал, но однажды все у него вдруг пошло наперекосяк. Расследуя очередное убийство, Вячик по простоте душевной арестовал внучатого племянника министра иностранных дел товарища Громыко A.А. И вместо того, чтобы повиниться в содеянном на комсомольском собрании, отправился что-то доказывать Генеральному прокурору СССР, когда узнал, что убийцу с извинениями отпустили. Такой неслыханной наглости Вячику простить никак не могли. Заместитель министра внутренних дел лично сорвал с наглеца погоны и распорядился уволить того из МУРа без права работать даже в ВОХРе. Заодно уволили из прокуратуры Замоскворецкого района супругу Вячика Татьяну, хотя она никого не арестовывала и по приемным Прокуратуры Союза не бегала. Видимо, кто-то из власть имущих вспомнил, что муж и жена одна сатана.Вячик пристроился грузчиком на какую-то галантерейную базу в районе метро «Полежаевская». Татьяну, окончившую юрфак МГУ с красным дипломом, взяли инженером по снабжению в один из бесчисленных московских главков. Оба начали попивать горькую, причем Татьяна с каждым днем все активнее. Так уж повелось на Руси, что в водке ищут и, главное, находят спасение почти все униженные и оскорбленные. На галантерейной работе Вячика очень уважали, поскольку в ОБХСС ГУВД Москвы была у него масса друзей-приятелей.
Максимализм комсомольской юности Вячик утерял вместе с погонами, в явный криминал, правда, не лез, но кое-какие недоразумения, иногда возникающие между ОБХСС и руководством базы, помогал ликвидировать и небезвозмездно. За это его никто не принуждал заниматься погрузкой-разгрузкой и, необремененный чрезмерной занятостью, Вячик всегда находил время для общения со старыми друзьями.
Где и как они познакомились с Володей, я не знаю, но дружили почти лет десять. Во взаимной любви друг другу не объяснялись, по мелочам в жилетку не плакались, понимали один одного с полуслова и не обижались, когда кто-то из них ошибался, а другой его поправлял.
По нашему с Володей плану Вячика следовало призвать на подмогу только в случае крайней нужды. Скорее всего, Володя просто боялся впутывать друга в авантюру с непредсказуемым финалом, зная, что тот ни перед чем не остановится и может наломать немало дров. Визит в мастерскую Игоря с гебешниками показал, насколько серьезно все складывается. Наша частная детективная деятельность начинала выглядеть исключительно глупой затеей, а Вячик был все-таки профессионалом. И чем скорее он обо всем узнает, тем лучше, решил я, прикидывая, как-то еще у Володи с Драконом сложится…
Во дворе огромного шестиэтажного дома, выставившего глазницы окон на гараж министерства обороны СССР, Вячик занимался воспитанием подрастающего поколения, шестеро пацанов, завороженно раскрыв рты, наблюдали, как он, ловко тусуя карточную колоду, творил чудеса в духе Акопяна. Карты сами по себе перелетали из руки в руку, шестерки превращались в тузов, тузы становились вальтами, а бубновый король, для верности прижатый к доминошному столу узенькой ладошкой конопатого мальца, сам по себе трансформировался в пиковую даму.
Кадры для Тишинки готовишь? — поинтересовался я, подходя и здороваясь с Вячиком. — Или бригаду в «Дагомыс»?
— Знаешь, малыш, — иначе, как малышом, Вячик меня не называл ввиду солидной разницы в возрасте, а может потому, что я тогда весил под сотню, — затеяли вот эти бесенята игру под интерес. А в картах — ноль по кушу, передернуть толком не могут. Вышел я коврик выбивать, смотрю, какой-то гусь залетный, твой почти ровесник разводит их тут, как последних лохов. Так пусть бы мелочь проигрывали, что мамка на кино дала, так нет. Гарик вон, колечко материно на кон поставил. Хорошо еще, я заметил, теперь вот ликбез открыл.
— Поговорить надо, Слава. У Володи неприятности.
Вячик смахнул с лица улыбку и изящным движением кисти спрессовав карты в колоду, метнул ее на середину стола.
— Играйте, пацаны, но смотрите, дурью не майтесь. На шелобаны — пожалуйста, а на деньги — ни-ни.
Я помог ему скатать так и невыбитый ковер и мы отправились к Вячику домой. Татьяна была на работе, восьмилетняя дочка Олюшка в пионерлагере, поэтому разговору никто не мешал. Вячик провел меня на кухню, достал из холодильника две заледеневшие бутылки «Столичного» пива, сковырнул стальными пальцами пробки и, ткнув мне в руку наполненный стакан, приготовился внимательно слушать…
— Идиоты, — констатировал он, когда я рассказал все, что знал. — Вы с Вовкой на своем Ваганькове напрочь мозги поотпивали. Ну скажи, зачем он к Дракону-то полез, почему со мной не посоветовался?
— А ты бы на его месте что делал? — попытался я защитить шефа. — Он и меня уговаривал не встревать, я, считай, сам напросился.
— Напросился, так свое получишь, мало не покажется, — пообещал Вячик, — в этом болоте, малыш, водятся такие крокодилы, одной человечиной питаются. Поверь, уж я-то знаю, — заключил он и снова полез в холодильник, на сей раз за водкой.
… Может, кому-то покажется, что все, о ком я рассказываю, сплошь конченые алкоголики, шагу не способные сделать без спиртного. Согласен, пили действительно не в себя. Но, однако же, жили, работали, крутились, кто как умел, и ущербными людьми себя не ощущали. Не одни мы хватались за бутылку по любому поводу: вся Россия не в меру увлекалась спиртным в то время, пьет точно так же теперь и неизвестно, найдет ли какой-либо иной стимулятор жизненной активности в обозримом будущем. Привычка решать любую проблему, рассматривая ее сквозь призму граненого стакана, прочно укоренилась в нашем сознании и избавиться от нее пока возможным не представляется. Как ни печально это звучит, но это правда…
Залпом оглушив полнехонький «маленковский» стакан, Вячик проанализировал обстановку.
— Дракон ваш, в самом деле, тот еще артист. Поверь старому оперу, без папы он ноль без палочки. Никто ему самовольно загуливать по Пресне не позволит. Комитету его копеечные дела до веника, а менты лишний рублик в жизни не упустят. Работает он скорее всего на районное управление, география у него больно обширная, а вот в районе кто-то напрямую с министерством связан. Я краем уха слыхал кой-чего насчет убийства Федоровой. Темная история, но очень большие за ней стоят люди. МУР они в свои дела не посвящают, там совсем другой уровень. Андропов секретарем ЦК стал, Ленька на ладан дышит, вот КГБ и собирает на щелоковскую шоблу компромат. Мне другое интересно, на чем они Володю прихватили, — вопросительно глянул он на меня.
— Не знаю, Вячик, но там, по-моему, слишком все круто, — я потянулся за сигаретой, — такое ощущение, что он где-то здорово влип.
— Если я не ошибаюсь относительно Дракона, то нам с тобой надо срочно найти Володю. Там все может очень плохо кончиться, — принял решение Вячик и пошел переодеваться. Вернувшись, он достал из кухонного настенного шкафчика шипастый никелированный кастет и протянул его мне. Затем полез под умывальник, выволок на середину кухни здоровенный фанерный ящик с картошкой и, засунув на самое дно руку, извлек оттуда тряпичный сверток.
— Ось так, хлопче, — почему-то по-хохляцки промурлыкал Вячик, любовно протирая увесистый вороненый «ТТ», — номеров нет, в розыске не значится, где я его нарыл, лучше не спрашивай, — после чего пистолет как бы растворился у него под пиджаком.
Все эти манипуляции породили неприятный холодок, скользнувший у меня между лопатками, но уверенная тяжесть-кастета, который я запихнул в карман джинсов, вселяла надежду на благополучный исход. Хотя надежда, это ведь только химера.
— Поехали, — по-гагарински улыбнулся Вячик, прибирая под рубашку небольшой моток нейлоновой бечевки, и мы вышли из квартиры.
* * *
Пивной зал встретил нас все тем же пьяным гулом, перебиваемым иногда разудалыми всхлипами аккордеона. К обеду здесь обычно возникал непросыхающий аккордеонист Шурик, некогда лауреат конкурса имени Чайковского, пианист-виртуоз, скатившийся с высот музыкального Олимпа исключительно из-за козней вездесущего КГБ. По крайней мере, так он рассказывал, вымогая кружку пива или стакан партейного вина у ваганьковских меценатов.Кроссворды уже не гадали, занимались решением чисто арифметических задач, скидываясь на очередной пузырь беленькой и пытаясь разлить ее сообразно внесенной каждым доли. Поэт Леша едва успевал изымать из-под столов опорожненную посуду, а к старшине-вымогателю присоединился хитромордый белобрысый сержант: один старшина косить рублики уже не управлялся. Еще подходя к пивной мы обратили внимание на отсутствие в переулке не только Володиной «Лады», но и «двойки» Дракона. Вячик недовольно засопел, предвидя возможные сложности, да и я, после кухонного разговора, никак не мог избавиться от нехорошего предчувствия. Следовало как можно скорее получить всю возможную информацию, чем мы тотчас занялись.