Страница:
Некоторую ясность внес Леша, которого мы оторвали от сбора пушнины и наглухо зажали в углу.
— Они с час назад в бассейн поехали, в Краснопресненские бани, — пытаясь оторвать от плеча мою нехилую руку, жалобно проблеял поэт-уборщик, — ну пусти, дурак здоровый, кости переломаешь.
Наш возбужденный вид здорово его напугал и Леша отчаянно трусил.
— Вдвоем поехали? — Вячик положил свою мускулистую лапу поверх моей.
— Вдвоем-вдвоем, ну пустите же, мне работать надо, — пискнул поэт и стриганул в толпу.
Известие не предвещало ничего хорошего. Краснопресненские бани Дракон давно превратил в персональный восстановительный центр, устраивая там по ночам, а иногда даже днем некое подобие римских терм времен императора Калигулы. Работали там ребята из его команды и о банях ходила самая дурная слава.
От Ваганьковского рынка до Краснопресненских бань нормальным шагом можно было добраться минут за пятнадцать. Подстегиваемые тревогой за Володю, мы махнули это расстояние за пять. Стоянка перед банями утвердила нас в худших своих опасениях, ни Володиной, ни Драконовой тачек здесь не было. Да и сами бани не работали. На массивной дубовой двери болталась жестяная табличка с надписью «Санобработка».
— Спокойно, малыш, — ухватил Вячик мой локоть, — сейчас пойдем в разведку, — и увлек меня за угол.
— Слушай внимательно, сперва мы завалимся к слесарям, попросим продать водки, — он посмотрел на часы, — в штучном как раз обед начался. Пить будем прямо у них, твоя задача втянуть их в любой разговор, хоть голый пляши, но чтобы я мог спокойно все там облазить. Если что не так, бей первым и не кулаками маши, а железкой. Коли начнется, то терять нам все равно нечего.
Я переложил кастет из кармана за пояс, приткнув его сверху рубашкой, и мы пошли в разведку.
Служебный вход, ведущий в подсобные помещения, неприметно втерся между кубических кирпичных выступов с обратной стороны здания. Здесь нас ожидал сюрприз, зеленый нос Володиной «Лады» выглядывал из-за штабеля громоздившихся у стены кирпичей.
— Интересно, — промычал Вячик, разглядывая сквозь тонированные стекла салон, — а Драконовой лайбы нет. Не нравится мне это, малыш.
Мы поднялись на небольшое крылечко. Стальная дверь с красной надписью «Посторонним вход воспрещен» была заперта.
— Звони, — указал Вячик на кнопку звонка. Напряженным пальцем я принялся вызванивать какую-то заковыристую мелодию, напоминающую гимн Гондураса. Вячик аккомпанировал мне мощными Ударами ноги. Наши музыкальные способности нашли признание очень быстро. Дверь резко распахнулась. Слесарь, или кем он там был, пылая гневным взором, вырос на пороге и свирепо прорычал:
— Куда ломитесь, морды из тряпок, от жары что ли офанарели?!
Вячик, знавший на Пресне всех и вся, миролюбиво выступил вперед.
— Не реви, Дима, мы по делу. Вмазать захотелось, а гастроном прикрылся. Есть у вас что-нибудь?
Слесарь Дима прищурился, пытаясь вспомнить, откуда он знает Вячика. Знакомое лицо и уверенный тон все же подействовали, гнев и подозрительность сменились на его физиономии деловитостью:
— Семерочка, по таксе. Сколько вам?
— Парочку возьмем, — Вячик уже протискивался в дверь.
Следом шагнул и я. Слесарь приглашающе мотнул головой и повел нас в закрома.
В небольшой прокуренной комнатушке оказались еще Димин напарник и пьяная в дымину девица. Они убивали большой перезрелый арбуз, запивая его «Русской» водкой. Второй арбуз, еще более гигантских размеров, покорно ожидал своей участи посреди стола. Дима буквально из воздуха материализовал две поллитровки и посмотрел на нас. Я выудил из кармана червонец и пятерку, а Вячик, зачем-то понюхав воздух, предложил:
— Малыш, ну что мы с тобой по подворотням станем отираться. Смотри, какая закусь. Димыч, разреши у вас посидеть.
— Нальешь, сиди, — пробурчал второй слесарь, — только недолго.
— Об чем разговор, ребята, — радостно засуетился Вячик, разливая по стаканам. Себе и мне он бухнул чуть меньше, чем хозяевам, а девице, так и вовсе почти до краев.
Выпили, угостились арбузом, выпили еще.
— Малыш, анекдот бы какой рассказал, что ли, — обратился Вячик ко мне и подмигнул. Давай, мол, действуй.
В то время я довольно удачно пародировал, вернее передразнивал Брежнева. Леонид Ильич не только сам успешно веселил народ с экранов телевизоров, но и порождал массу гениально смешных побасенок и анекдотов. Исторический бестселлер Генерального «Малая земля» вообще забивал в звуковом исполнении лучшие монологи Райкина и Хазанова, чем я не преминул воспользоваться.
— Днеуников на вайне я не веу, — загнусавил я, рыча и всхлипывая, не забывая периодически щелкать якобы выпадающей челюстью, — но тышача чатырыс-та вашемна-ат-ать днеу и начеу запомнилыс мнеу на усю жижнь…
Минуту спустя аудитория покатывалась от хохота, не обращая внимания на Вячика, бесшумно растворившегося в длинном коридоре. Примерно четверть часа в слесарке царило безудержное веселье. Под благодарными, мокрыми от слез взглядами слушателей я вдохновлялся все больше и уже дошел до легендарного приветствия в аэропорту: — Дарагая гаспажа Индира Гаанди… — когда где-то в закоулках подсобок гулко ударил пистолетный выстрел.
Девица еще продолжала автоматически хихикать, но слесаря среагировали и ошеломленно уставились друг на друга. Донеслись какие-то вскрики, громкий топот, дверь едва не соскочила с петель и на пороге Возник растерзанный возбужденный Вячик с пистолетом в руке.
Слесарь Дима шустро вскочил и рванул с подоконника ребристую стальную арматурину. Его напарник в растерянности пытался обхватить пьяными пальцами горлышко водочной бутылки, а смех девицы потихоньку перешел в натуральную истерику.
Позабыв о кастете, я ухватил со стола исполинский арбуз и изо всех сил обрушил его на Димину макушку. Бахчевая ягода тянула на пол-пуда, поэтому удар получился что надо. Вячик втер рукояткой тетешника второму слесарю в переносье, что-то там треснуло и напарники одновременно улеглись на заплеванный арбузными семечками пол. Густая кровь смешалась с арбузной мякотью, отчего интерьер живо напомнил мне что-то из раннего Сальвадора Дали.
— Скорее, малыш, — оторвал от себя навалившуюся девицу Вячик, — надо Вовку уносить.
— Почему уносить, — мелькнуло у меня в голове, но спрашивать было некогда, Вячик уже тянул меня куда-то в глубь бани. Мы пролетели запутанным лабиринтом узких коридоров и оказались в шикарном номере-люкс.
Огромная ванна голубого кафеля, с югославским массажером в торце, была наполовину заполнена розоватой от крови водой. До пояса раздетый Володя, весь в царапинах и ссадинах, бессознательно уткнув в грудь подбородок, полулежал на дне. Из-под малиновой пластиковой кушетки торчали чьи-то ноги в кроссовках сорок пятого размера.
— Берем Вовку, — скомандовал Вячик и мы принялись извлекать шефа из ванной. Все попытки привести его в чувство успехом не увенчались. Пришлось мне взваливать Володю на плечи, что оказалось совсем нелегким делом. Весил он ненамного меньше меня, да и влажное тело здорово скользило.
— Чье это? — показал Вячик на связку ключей и бумажник, лежащие на кушетке.
— По-моему, Володино, — просипел я, поудобнее перехватывая могучий торс шефа и направляясь к двери.
До самого выхода нас никто не тормознул. Повозившись с запорами, Вячик распахнул наконец стальную дверь и мы выпулились на ослепительно прекрасный, после мрачных банных переходов, залитый солнцем двор.
На ходу перебирая ключи, Вячик указал мне в сторону Володиной «Лады», отпер переднюю дверцу, перегнулся и распахнул заднюю.
— Грузи, не задерживайся.
Я кое-как всунул Володины ноги в салон и, перехватив его под руки, попытался протолкнуть тело на сиденье. Вячик уже вставил ключ в замок зажигания и заводил движок.
Вдруг прямо перед лобовым стеклом выросла, вся в арбузных семечках, фигура слесаря Димы. В руке он сжимал все ту же арматуру, примеряясь половчее врезать по лобовухе.
— Ах ты, король говна и пара! — взревел Вячик и выкатился из машины. Стальной прут звякнул об асфальт где-то в глубине двора, но от второго удара Дима ловко ушел и удачно зарядил Вячику ногой поддых. Я, наконец, угнездив Володю на подушках сиденья, вырвал из-за пояса кастет и грохнул обращенного ко мне спиной слесаря по затылку. Он тотчас опустился на колени, поэтому удар ноги Вячика пришелся ему точнехонько в лоб. Двойной, как теперь говорят «в стиле Ван Гамма», удар по голове гарантировал Диме потерю трудоспособности на всю оставшуюся жизнь.
Мы за руки и за ноги раскачали и закинули потухшего слесаря в кусты, запрыгнули в машину и рванули подальше от негостеприимных бань. Безвольно поникшее тело Володи на заднем сиденье заставляло подумать об оказании ему срочной медицинской помощи.
Я признал себя виноватым и согласился полностью компенсировать нанесенный ущерб, однако, к моему удивлению, администратор отвязался не на меня, а на несчастную официантку, которая оказалась здорово под газом. Девушка не стала долго выслушивать гневные тирады метрдотеля, а просто взяла да и шарахнула подносом по его красивой седой голове. После чего заявила, что в гробу видала членистоногие гадючники типа «Аиста» и пошла переодеваться.
Я дождался гордую столичную штучку у выхода и наговорил ей кучу комплиментов. По моему мнению, самое большое преступление против человеческой личности — это когда ломают кайф и этому нет прощения. Верка, как звали девушку, полностью разделяла ту же точку зрения, мы легко нашли общий язык и отправились замачивать знакомство в «Славянский базар», где она работала до «Аиста».
Знакомство незаметно переросло в постоянную любовную связь. Верка располагала прекрасной двухкомнатной квартирой неподалеку от Тимуровской академии, так что относительно мест встречи проблем у нас не возникало. В свои 27 лет она уже дважды побывала замужем, имела пятилетнего сына, который неотлучно находился при дедушке с бабушкой в Бибиреве. Обычно жила там и Верка, а квартиру на улице Вишиневского они с бывшим мужем использовали по очереди во вполне определенных целях.
Несмотря на конфликт с метрдотелем, из «Аиста» ее почему-то не уволили. Может, потому, что директор, по Вершинным словам, надеялся на взаимность строптивой официантки, а может, просто пожалели. Три-четыре раза в неделю, так как работала она через сутки, я встречал ее после закрытия кафе и мы ехали на Кишиневского, где проводили изумительно бурные ночи. Наутро я катил на Ваганьково, Верка в Бибирево, и так до следующей встречи. Нас обоих такая жизнь вполне устраивала, хотя иногда бывали у моей подруги пьяные закидоны.
Некогда Верка училась в первом мединституте, откуда ее выставили за аморальное поведение. Но три года обучения должны были оставить хоть что-то в ее красивой головке, поэтому я убедил Вячика везти Володю к «Аисту». Тем более, никто, кроме Володи, о моей связи на знал, а мы сейчас, как никогда, нуждались в надежном укрытии.
Оставив шефа под присмотром Вячика на стоянке у метро «Динамо», я пересек Ленинградский проспект и, кое-как протиснувшись сквозь толпу голодных москвичей и приезжих, забарабанил по дверному стеклу. Отставной полковник Петрович, с которым я неоднократно коротал время за бутылочкой вина, поджидая Верку, радостно приподнял над головой швейцарскую фуражку и поспешил запустить меня в прохладу холла.
— Твоя опять отличилась, — радости Петровича не было границ, — представляешь, шампуром директору жопу проткнула. Шашлык по-карски называется.
— Почему по-карски? — машинально спросил я.
— Фамилия у него такая, Карский, — хохотнул Петрович, — иди скорее, пока она его на рубленый бифштекс не запустила.
Я взлетел на второй этаж и лоб в лоб сошелся со своей кровожадной подругой. Трупов нигде не валялось, что меня несколько успокоило.
— Все, отработалась, — с ходу заявила Верка, чмокая меня в щеку, — свободна, как Африка. Давай на недельку в Гурзуф съездим. Ой, а чего это ты так рано сегодня? — осознала она наконец неожиданность моего появления.
— Считай, что тоже отработался, только с Гурзуфом пока повременим.
Мы спустились в холл, где нас встретил восхищенный вопрос Петровича:
— Жить-то будет?
— Такой возможности медицина не исключает, — успокоила швейцара Верка и мы распрощались с «Аистом» навсегда.
— Да он достал меня, козел вонючий, — скороговоркой тараторила она, пока мы добирались до «динамовской» стоянки, — постоянно проходу не давал, глазки строил. А сегодня с утра пораньше озверину принял и в разнос пошел. Хочешь, говорит, барменшей стать, пошли в кабинет, напишешь заявление. Светка-то в «Полонез» перевелась. Ну я, дурища, поверила, зашли в кабинет, а он с ходу на колени и головой под юбку полез. Еле вырвалась, а Карский, сволочь, вслед кричит, отправлю на сифилис проверяться. Тут мне шампур под руку подвернулся, хотела яйца проткнуть, так он развернуться успел. Вот настолько засадила, прямо в дырочку, — развела она руки сантиметров на двадцать, — правда, я у тебя хорошая?
— Интересно, как это тебе в институте ухитрились аморалку пришить? — польщенный Веркиной моральной стойкостью поинтересовался я. — А он не заявит?
— Пусть только попробует, лейкерман несчастный. Весь кабак подтвердит, что он первый полез. И потом он женатый.
Вячик нервно тусовался перед машиной и, завидев нас, сразу же уселся заводить мотор. Верка нырнула на заднее сиденье, заохала-запричитала, как клуша и, первым делом, принялась выщупывать Володин пульс. Никаких объяснений она не потребовала, понимая, что сейчас расспросы вовсе ни к чему.
— Во дают, — ловко избежав столкновения с очередным бройлером, подивился Вячик. — Почти центр, а как на птицеферме?
— Продовольственная программа в действии, — внесла ясность Верка, бережно поддерживая поникшую Володину голову.
— Жрать-то хочется, а в магазинах они какие-то синие.
Кур разводила Веркина соседка тетя Фира, избегавшая непомерной свинины по три тридцать и сомнительных диетических яиц. Двор относился к курятнику с симпатией, так как в недорогих свежих яйцах тетя Фира никому не отказывала. Участковый же ежемесячно имел пару копченых кур и в упор не замечал птичьего рaзгула. Первое время я сильно нервничал, просыпаясь ранним утром от петушиного крика, но потом привык. Верка, та вообще считала, что это хорошо стимулирует утренний секс, с чем я, честно говоря, не спорил.
Вячик подогнал «Ладу» вплотную к подъезду и мы с Веркой потащили Володю на третий этаж. Машину решили на всякий случай оставить у соседнего дома и Вячик отогнал ее туда. В квартиру поднялись удачно, никого из соседей не встретив. Я уложил Володю на обширную тахту, а Верка зарыскала по комнатам в поисках реанимационных препаратов. К возвращению Вячика она успела обстучать и ощупать Володю, промыть перекисью водорода царапины и ссадины и обильно смазать их йодом. Несмотря на ее хлопоты, сознание к нему не возвращалось.
— Здорово его отделали, — помахивая перед Володиным носом пронашатыренной ваткой, поставила Верка диагноз.
— Наверное сильное сотрясение мозга, вон шишка какая, три или четыре ребра сломано, челюсть, кажется, тоже. Не представляю даже, что у него внутри делается.
— Вскрытие покажет, — неудачно попытался я пошутить, но Вячик одарил меня таким взглядом, что я тут же пожалел о склонности к черному юмору.
— Его в больницу надо, причем срочно, — в сотый раз замеряя Володин пульс, сказала Верка, — это коматозное состояние, я здесь одна ничего не сделаю.
Вячик закурил и уставился в окно. На пару минут все замолчали.
— У вас тут выпить есть чего-нибудь? — наконец обернулся он к Верке.
— Кажется, коньяк оставался, — она прошла в кухню, чем-то там погремела и вернулась с начатой бутылкой «Солнечного бряга» и стопкой стаканов.
— Интересно, а утром ты говорила, что мы ночью все уели? — возмутился я.
— Правильно, утром и не было. Это, видно, мой благоверный со своими шлюхами наведывался.
Выпили мужниного бренди, задымили сигаретами и Вячик заговорил:
— Влипли мы по уши. Дракон, скорее всего, про баню уже знает, так что через час на Вовкину тачку объявят розыск, а через три найдут. В больницу Володю нельзя, там его и кончат. Можно, конечно, отдать его комитету, но пока неизвестно кто у Дракона в управлении, даже КГБ защиты не обеспечит. На Огарева концы рубить большие мастера. Мы с тобой, малыш, — повернулся он ко мне, — кровь из носа обязаны выяснить, на кого Дракон работает. Как только гебешники выйдут на тех, кто эту кашу заварил, убирать Володю станет бессмысленно. Ты потеряешься из Москвы, я найду, как отмазаться. Подруга твоя нигде пока не фигурирует, поэтому здесь волноваться не стоит. Таньку свою я предупрежу, но это уже мои проблемы. Надо как-то с Володиной половиной связаться, а то ведь Аленка с ума сойдет.
— Вы что, переворот в стране готовите? Монологом Вячика Верка была слегка ошарашена.
— Я тебе как-нибудь потом все расскажу, — пообещал я, а Вячик добавил:
— Лет так через пятьдесят, не раньше. Понимаешь, Вера, не стоит тебе голову всякой ерундой забивать. Есть вещи, о которых лучше ничего не знать.
— Эт-то я понимаю, — согласилась понятливая девушка Вера. — Я другого не пойму. Почему Володю в больницу нельзя?
— Его искать станут, в больницах в первую очередь, — терпеливо начал пояснять Вячик, но Верка его перебила:
— Ну и пусть ищут, они же не станут всех пациентов в лицо рассматривать?
— Обычно делается запрос в регистратуру, там же все, кто поступил, учитываются. А о таких травмах любой врач обязан информировать милицию.
Технологию розыска бывший муровец знал преотлично.
— Можно сделать так, что Володю как раз и не учтут, — бухнула Верка, разливая нам остатки коньяка, — что ли зря я три года мозги в институте сушила. Да у меня же в любой клинике подруги, о бывших любовниках даже не говорю. Уж как-нибудь уболтаю на недельку вашего друга приютить.
— А любовники точно бывшие? — ревнивым кавказским голосом загрохотал я и все мы дружно заржали. Безвыходное положение перестало казаться таковым, стоило лишь очень захотеть выкрутиться.
Тут же был разработан план действий. Вячик оставался пока с Володей, Верке вручили полсотни на такси и отправили подыскивать надежное койко-место в больнице, а я взялся отогнать «Ладу» в Марьино и заодно ппереговорить с Володиной женой Аленой.
Кое-как вбившись на стоянку у метро «Колхозная», я пешком пошагал к Самотеке. Солнце жарило неимоверно, заставляя подошвы чуть прилипать к разомлевшему асфальту широкого тротуара, встречные прохожие норовили держаться ближе к стенам домов, укрываясь в тени магазинных полосатых навесов, а к редким автоматам с газводой подойти было невозможно, длинные очереди страждующих окружали их плотной стеной.
Фасад «Форума» украшала реклама нового советского триллера «Из жизни начальника уголовного розыска» с Леонидом Филатовым и Кириллом Лавровым в главных ролях.
— Вот бы про нашу свистопляску боевичок получился. Так и помрешь героем невидимого фронта: никто не увековечит, — погоревал я и толкнул массивную дверь кинотеатра.
На мое счастье, Алена как раз работала. При виде меня, она всплеснула от неожиданности руками и тотчас спросила:
— Мой с тобой? Опять дома не ночевал, что там за аврал такой?
В фойе кинотеатра было пусто и прохладно, но разговаривать здесь как-то не светило, поэтому я предложил Алене перебраться в более уютное место. Она подумала и взяла меня под руку:
— Пошли в буфет, туда сегодня финский ликер завезли.
Усевшись за угловой столик и пропустив соточку замечательного клюквенного ликера, я перешел к делу. Утаивать что-либо от Алены смысла не имело: отношения у них с Володей были самые доверительные. Я рассказал обо всем, кроме наших похождений прошлой ночью и крайне тяжелого Володиного состояния, как мог успокоил ее и постарался внушить уверенность, что все обойдется.
— Вячик просил передать, что к тебе обязательно гости заявятся. Ты, главное, не дай им понять, что тебе обо всем известно, кричи побольше, истерику разыграй. Не мне тебя учить, в каждой женщине актриса пропадает. Скажешь, что машину кто-то оставил вместе с ключами у Подъезда. Только сама нас не ищи, надо будет, появимся.
Алена внимательно слушала, только очень уж часто подливала себе из бутылки. По-моему, она была здорово потрясена, хотя внешне этого не выказывала. Володе очень повезло с супругой.
Я уже собрался распрощаться, как вспомнил, что так и не нашел ответа на давно терзавший меня вопрос.
— Слушай, Алена, а как ты считаешь, почему Володя не мог гебешников подальше послать? Чем они его держат?
Она криво улыбнулась и зашарила в кедрах сумочки в поисках сигарет. Я вытряхнул на стол остатки «Мальборо» и щелкнул зажигалкой. Тщательно раскурив сигарету, Алена чуть слышно начала рассказывать.
Все оказалось до ужасного просто или попросту ужасно. КГБ, как всегда, выступил в своем амплуа злодея, заботящегося о благе всех, но не каждого. У Володи с Аленой было двое детей: дочка и сын. Дочь, Наташу, я часто встречал у них дома: воспитанная семиклассница-отличница, немного, правда, замкнутая. О сыне шеф никогда не рассказывал. Их Алешка был семейной тайной болью. Какая-то жуткая болезнь поразила еще в младенчестве сосуды его мозга и он почти не выходил из многочисленных детских клиник, где безуспешно пытались хоть как-то вернуть пацаненку нормальную жизнь. Володя обращался за помочью куда только мог, но все было напрасным. В Союзе болезнь практически никто не мог излечить, хотя на Западе, по слухам, решение проблемы давно было найдено.
Однажды Алена вспомнила о своей троюродной сестре, благополучно вышедшей замуж за итальянца, которого невесть как занесло в Москву, и отчалившей за рубеж, откуда она изредка приезжала навестить родителей. Алена ринулась к ним на поклон, вызнала адрес итальянской родственницы и написала той слезное письмо. В конце концов, когда Володя подарил итальянской чете какой-то безумно дорогой антик, они обо всем договорились. Сестра организовала приглашение на лечение в Италию, оплачивала там все расходы. Алена начала оформлять документы и поэтому Алешкину судьбу теперь прочно держал в своих руках комитет. Без санкции площади Дзержинского о лечении не могло быть и речи.
— Он ради сына не только к вашему Дракону, под танк полез бы, — закончила свой рассказ Алена, вытирая платком уголки глаз.
Мне тоже от всего услышанного стало как-то муторно, тем более, что особой разницы между Драконом и танком не наблюдалось. Какие-то суки в своих роскошных кабинетах сцепились в схватке за кусок власти, а в итоге несчастный пацан лишен элементарного права на жизнь. О Володиной, Вячиковой да и собственной жизни думать вообще не хотелось. Возникло острое желание перенестись на сто лет назад в губернский город Симбирск, взять в руки дубовый дрын и вышибить дурь из мозгов братьев Ульяновых, Саши и Володи. Чтобы один не кидался в императора всея Руси бомбами, а второй думать забыл про поиски других путей в светлое будущее. Но не было у меня под рукой машины времени, а был враз ставший противным стакан с ликером. Я с отвращением посмотрел на остатки сорокаградусной финской гадости и залпом ее саданул.
Володя так и не оклемался, но Вячик встретил меня в хорошем расположении духа.
— Вера все сделала, как надо. Договорилась, что на три дня Вовку положат вообще без регистрации, и знаешь куда?
— В институт материнства, — ляпнул я, что в голову взбрело.
— Они с час назад в бассейн поехали, в Краснопресненские бани, — пытаясь оторвать от плеча мою нехилую руку, жалобно проблеял поэт-уборщик, — ну пусти, дурак здоровый, кости переломаешь.
Наш возбужденный вид здорово его напугал и Леша отчаянно трусил.
— Вдвоем поехали? — Вячик положил свою мускулистую лапу поверх моей.
— Вдвоем-вдвоем, ну пустите же, мне работать надо, — пискнул поэт и стриганул в толпу.
Известие не предвещало ничего хорошего. Краснопресненские бани Дракон давно превратил в персональный восстановительный центр, устраивая там по ночам, а иногда даже днем некое подобие римских терм времен императора Калигулы. Работали там ребята из его команды и о банях ходила самая дурная слава.
От Ваганьковского рынка до Краснопресненских бань нормальным шагом можно было добраться минут за пятнадцать. Подстегиваемые тревогой за Володю, мы махнули это расстояние за пять. Стоянка перед банями утвердила нас в худших своих опасениях, ни Володиной, ни Драконовой тачек здесь не было. Да и сами бани не работали. На массивной дубовой двери болталась жестяная табличка с надписью «Санобработка».
— Спокойно, малыш, — ухватил Вячик мой локоть, — сейчас пойдем в разведку, — и увлек меня за угол.
— Слушай внимательно, сперва мы завалимся к слесарям, попросим продать водки, — он посмотрел на часы, — в штучном как раз обед начался. Пить будем прямо у них, твоя задача втянуть их в любой разговор, хоть голый пляши, но чтобы я мог спокойно все там облазить. Если что не так, бей первым и не кулаками маши, а железкой. Коли начнется, то терять нам все равно нечего.
Я переложил кастет из кармана за пояс, приткнув его сверху рубашкой, и мы пошли в разведку.
Служебный вход, ведущий в подсобные помещения, неприметно втерся между кубических кирпичных выступов с обратной стороны здания. Здесь нас ожидал сюрприз, зеленый нос Володиной «Лады» выглядывал из-за штабеля громоздившихся у стены кирпичей.
— Интересно, — промычал Вячик, разглядывая сквозь тонированные стекла салон, — а Драконовой лайбы нет. Не нравится мне это, малыш.
Мы поднялись на небольшое крылечко. Стальная дверь с красной надписью «Посторонним вход воспрещен» была заперта.
— Звони, — указал Вячик на кнопку звонка. Напряженным пальцем я принялся вызванивать какую-то заковыристую мелодию, напоминающую гимн Гондураса. Вячик аккомпанировал мне мощными Ударами ноги. Наши музыкальные способности нашли признание очень быстро. Дверь резко распахнулась. Слесарь, или кем он там был, пылая гневным взором, вырос на пороге и свирепо прорычал:
— Куда ломитесь, морды из тряпок, от жары что ли офанарели?!
Вячик, знавший на Пресне всех и вся, миролюбиво выступил вперед.
— Не реви, Дима, мы по делу. Вмазать захотелось, а гастроном прикрылся. Есть у вас что-нибудь?
Слесарь Дима прищурился, пытаясь вспомнить, откуда он знает Вячика. Знакомое лицо и уверенный тон все же подействовали, гнев и подозрительность сменились на его физиономии деловитостью:
— Семерочка, по таксе. Сколько вам?
— Парочку возьмем, — Вячик уже протискивался в дверь.
Следом шагнул и я. Слесарь приглашающе мотнул головой и повел нас в закрома.
В небольшой прокуренной комнатушке оказались еще Димин напарник и пьяная в дымину девица. Они убивали большой перезрелый арбуз, запивая его «Русской» водкой. Второй арбуз, еще более гигантских размеров, покорно ожидал своей участи посреди стола. Дима буквально из воздуха материализовал две поллитровки и посмотрел на нас. Я выудил из кармана червонец и пятерку, а Вячик, зачем-то понюхав воздух, предложил:
— Малыш, ну что мы с тобой по подворотням станем отираться. Смотри, какая закусь. Димыч, разреши у вас посидеть.
— Нальешь, сиди, — пробурчал второй слесарь, — только недолго.
— Об чем разговор, ребята, — радостно засуетился Вячик, разливая по стаканам. Себе и мне он бухнул чуть меньше, чем хозяевам, а девице, так и вовсе почти до краев.
Выпили, угостились арбузом, выпили еще.
— Малыш, анекдот бы какой рассказал, что ли, — обратился Вячик ко мне и подмигнул. Давай, мол, действуй.
В то время я довольно удачно пародировал, вернее передразнивал Брежнева. Леонид Ильич не только сам успешно веселил народ с экранов телевизоров, но и порождал массу гениально смешных побасенок и анекдотов. Исторический бестселлер Генерального «Малая земля» вообще забивал в звуковом исполнении лучшие монологи Райкина и Хазанова, чем я не преминул воспользоваться.
— Днеуников на вайне я не веу, — загнусавил я, рыча и всхлипывая, не забывая периодически щелкать якобы выпадающей челюстью, — но тышача чатырыс-та вашемна-ат-ать днеу и начеу запомнилыс мнеу на усю жижнь…
Минуту спустя аудитория покатывалась от хохота, не обращая внимания на Вячика, бесшумно растворившегося в длинном коридоре. Примерно четверть часа в слесарке царило безудержное веселье. Под благодарными, мокрыми от слез взглядами слушателей я вдохновлялся все больше и уже дошел до легендарного приветствия в аэропорту: — Дарагая гаспажа Индира Гаанди… — когда где-то в закоулках подсобок гулко ударил пистолетный выстрел.
Девица еще продолжала автоматически хихикать, но слесаря среагировали и ошеломленно уставились друг на друга. Донеслись какие-то вскрики, громкий топот, дверь едва не соскочила с петель и на пороге Возник растерзанный возбужденный Вячик с пистолетом в руке.
Слесарь Дима шустро вскочил и рванул с подоконника ребристую стальную арматурину. Его напарник в растерянности пытался обхватить пьяными пальцами горлышко водочной бутылки, а смех девицы потихоньку перешел в натуральную истерику.
Позабыв о кастете, я ухватил со стола исполинский арбуз и изо всех сил обрушил его на Димину макушку. Бахчевая ягода тянула на пол-пуда, поэтому удар получился что надо. Вячик втер рукояткой тетешника второму слесарю в переносье, что-то там треснуло и напарники одновременно улеглись на заплеванный арбузными семечками пол. Густая кровь смешалась с арбузной мякотью, отчего интерьер живо напомнил мне что-то из раннего Сальвадора Дали.
— Скорее, малыш, — оторвал от себя навалившуюся девицу Вячик, — надо Вовку уносить.
— Почему уносить, — мелькнуло у меня в голове, но спрашивать было некогда, Вячик уже тянул меня куда-то в глубь бани. Мы пролетели запутанным лабиринтом узких коридоров и оказались в шикарном номере-люкс.
Огромная ванна голубого кафеля, с югославским массажером в торце, была наполовину заполнена розоватой от крови водой. До пояса раздетый Володя, весь в царапинах и ссадинах, бессознательно уткнув в грудь подбородок, полулежал на дне. Из-под малиновой пластиковой кушетки торчали чьи-то ноги в кроссовках сорок пятого размера.
— Берем Вовку, — скомандовал Вячик и мы принялись извлекать шефа из ванной. Все попытки привести его в чувство успехом не увенчались. Пришлось мне взваливать Володю на плечи, что оказалось совсем нелегким делом. Весил он ненамного меньше меня, да и влажное тело здорово скользило.
— Чье это? — показал Вячик на связку ключей и бумажник, лежащие на кушетке.
— По-моему, Володино, — просипел я, поудобнее перехватывая могучий торс шефа и направляясь к двери.
До самого выхода нас никто не тормознул. Повозившись с запорами, Вячик распахнул наконец стальную дверь и мы выпулились на ослепительно прекрасный, после мрачных банных переходов, залитый солнцем двор.
На ходу перебирая ключи, Вячик указал мне в сторону Володиной «Лады», отпер переднюю дверцу, перегнулся и распахнул заднюю.
— Грузи, не задерживайся.
Я кое-как всунул Володины ноги в салон и, перехватив его под руки, попытался протолкнуть тело на сиденье. Вячик уже вставил ключ в замок зажигания и заводил движок.
Вдруг прямо перед лобовым стеклом выросла, вся в арбузных семечках, фигура слесаря Димы. В руке он сжимал все ту же арматуру, примеряясь половчее врезать по лобовухе.
— Ах ты, король говна и пара! — взревел Вячик и выкатился из машины. Стальной прут звякнул об асфальт где-то в глубине двора, но от второго удара Дима ловко ушел и удачно зарядил Вячику ногой поддых. Я, наконец, угнездив Володю на подушках сиденья, вырвал из-за пояса кастет и грохнул обращенного ко мне спиной слесаря по затылку. Он тотчас опустился на колени, поэтому удар ноги Вячика пришелся ему точнехонько в лоб. Двойной, как теперь говорят «в стиле Ван Гамма», удар по голове гарантировал Диме потерю трудоспособности на всю оставшуюся жизнь.
Мы за руки и за ноги раскачали и закинули потухшего слесаря в кусты, запрыгнули в машину и рванули подальше от негостеприимных бань. Безвольно поникшее тело Володи на заднем сиденье заставляло подумать об оказании ему срочной медицинской помощи.
* * *
Месяца за два до описываемых событий, слоняясь по столице в поисках пьяных приключений, я познакомился с очень интересной девчонкой. Не помню, как меня занесло в ничем не примечательное кафе «Аист» на Ленинградском проспекте и почему я вообще оказался в разгар рабочего дня не на Ваганькове, а в районе стадиона «Динамо». Но хорошо помню, как прямо у входа в душный зал я налетел на пробегавшую с полным подносом разной снеди официантку, отчего все эти разносолы тотчас очутились на полу.Я признал себя виноватым и согласился полностью компенсировать нанесенный ущерб, однако, к моему удивлению, администратор отвязался не на меня, а на несчастную официантку, которая оказалась здорово под газом. Девушка не стала долго выслушивать гневные тирады метрдотеля, а просто взяла да и шарахнула подносом по его красивой седой голове. После чего заявила, что в гробу видала членистоногие гадючники типа «Аиста» и пошла переодеваться.
Я дождался гордую столичную штучку у выхода и наговорил ей кучу комплиментов. По моему мнению, самое большое преступление против человеческой личности — это когда ломают кайф и этому нет прощения. Верка, как звали девушку, полностью разделяла ту же точку зрения, мы легко нашли общий язык и отправились замачивать знакомство в «Славянский базар», где она работала до «Аиста».
Знакомство незаметно переросло в постоянную любовную связь. Верка располагала прекрасной двухкомнатной квартирой неподалеку от Тимуровской академии, так что относительно мест встречи проблем у нас не возникало. В свои 27 лет она уже дважды побывала замужем, имела пятилетнего сына, который неотлучно находился при дедушке с бабушкой в Бибиреве. Обычно жила там и Верка, а квартиру на улице Вишиневского они с бывшим мужем использовали по очереди во вполне определенных целях.
Несмотря на конфликт с метрдотелем, из «Аиста» ее почему-то не уволили. Может, потому, что директор, по Вершинным словам, надеялся на взаимность строптивой официантки, а может, просто пожалели. Три-четыре раза в неделю, так как работала она через сутки, я встречал ее после закрытия кафе и мы ехали на Кишиневского, где проводили изумительно бурные ночи. Наутро я катил на Ваганьково, Верка в Бибирево, и так до следующей встречи. Нас обоих такая жизнь вполне устраивала, хотя иногда бывали у моей подруги пьяные закидоны.
Некогда Верка училась в первом мединституте, откуда ее выставили за аморальное поведение. Но три года обучения должны были оставить хоть что-то в ее красивой головке, поэтому я убедил Вячика везти Володю к «Аисту». Тем более, никто, кроме Володи, о моей связи на знал, а мы сейчас, как никогда, нуждались в надежном укрытии.
Оставив шефа под присмотром Вячика на стоянке у метро «Динамо», я пересек Ленинградский проспект и, кое-как протиснувшись сквозь толпу голодных москвичей и приезжих, забарабанил по дверному стеклу. Отставной полковник Петрович, с которым я неоднократно коротал время за бутылочкой вина, поджидая Верку, радостно приподнял над головой швейцарскую фуражку и поспешил запустить меня в прохладу холла.
— Твоя опять отличилась, — радости Петровича не было границ, — представляешь, шампуром директору жопу проткнула. Шашлык по-карски называется.
— Почему по-карски? — машинально спросил я.
— Фамилия у него такая, Карский, — хохотнул Петрович, — иди скорее, пока она его на рубленый бифштекс не запустила.
Я взлетел на второй этаж и лоб в лоб сошелся со своей кровожадной подругой. Трупов нигде не валялось, что меня несколько успокоило.
— Все, отработалась, — с ходу заявила Верка, чмокая меня в щеку, — свободна, как Африка. Давай на недельку в Гурзуф съездим. Ой, а чего это ты так рано сегодня? — осознала она наконец неожиданность моего появления.
— Считай, что тоже отработался, только с Гурзуфом пока повременим.
Мы спустились в холл, где нас встретил восхищенный вопрос Петровича:
— Жить-то будет?
— Такой возможности медицина не исключает, — успокоила швейцара Верка и мы распрощались с «Аистом» навсегда.
— Да он достал меня, козел вонючий, — скороговоркой тараторила она, пока мы добирались до «динамовской» стоянки, — постоянно проходу не давал, глазки строил. А сегодня с утра пораньше озверину принял и в разнос пошел. Хочешь, говорит, барменшей стать, пошли в кабинет, напишешь заявление. Светка-то в «Полонез» перевелась. Ну я, дурища, поверила, зашли в кабинет, а он с ходу на колени и головой под юбку полез. Еле вырвалась, а Карский, сволочь, вслед кричит, отправлю на сифилис проверяться. Тут мне шампур под руку подвернулся, хотела яйца проткнуть, так он развернуться успел. Вот настолько засадила, прямо в дырочку, — развела она руки сантиметров на двадцать, — правда, я у тебя хорошая?
— Интересно, как это тебе в институте ухитрились аморалку пришить? — польщенный Веркиной моральной стойкостью поинтересовался я. — А он не заявит?
— Пусть только попробует, лейкерман несчастный. Весь кабак подтвердит, что он первый полез. И потом он женатый.
Вячик нервно тусовался перед машиной и, завидев нас, сразу же уселся заводить мотор. Верка нырнула на заднее сиденье, заохала-запричитала, как клуша и, первым делом, принялась выщупывать Володин пульс. Никаких объяснений она не потребовала, понимая, что сейчас расспросы вовсе ни к чему.
* * *
Тенистый двор хрущевской пятиэтажки встретил нас петушиным клекотом и кудахтаньем кур, норовивших сунуться под колеса.— Во дают, — ловко избежав столкновения с очередным бройлером, подивился Вячик. — Почти центр, а как на птицеферме?
— Продовольственная программа в действии, — внесла ясность Верка, бережно поддерживая поникшую Володину голову.
— Жрать-то хочется, а в магазинах они какие-то синие.
Кур разводила Веркина соседка тетя Фира, избегавшая непомерной свинины по три тридцать и сомнительных диетических яиц. Двор относился к курятнику с симпатией, так как в недорогих свежих яйцах тетя Фира никому не отказывала. Участковый же ежемесячно имел пару копченых кур и в упор не замечал птичьего рaзгула. Первое время я сильно нервничал, просыпаясь ранним утром от петушиного крика, но потом привык. Верка, та вообще считала, что это хорошо стимулирует утренний секс, с чем я, честно говоря, не спорил.
Вячик подогнал «Ладу» вплотную к подъезду и мы с Веркой потащили Володю на третий этаж. Машину решили на всякий случай оставить у соседнего дома и Вячик отогнал ее туда. В квартиру поднялись удачно, никого из соседей не встретив. Я уложил Володю на обширную тахту, а Верка зарыскала по комнатам в поисках реанимационных препаратов. К возвращению Вячика она успела обстучать и ощупать Володю, промыть перекисью водорода царапины и ссадины и обильно смазать их йодом. Несмотря на ее хлопоты, сознание к нему не возвращалось.
— Здорово его отделали, — помахивая перед Володиным носом пронашатыренной ваткой, поставила Верка диагноз.
— Наверное сильное сотрясение мозга, вон шишка какая, три или четыре ребра сломано, челюсть, кажется, тоже. Не представляю даже, что у него внутри делается.
— Вскрытие покажет, — неудачно попытался я пошутить, но Вячик одарил меня таким взглядом, что я тут же пожалел о склонности к черному юмору.
— Его в больницу надо, причем срочно, — в сотый раз замеряя Володин пульс, сказала Верка, — это коматозное состояние, я здесь одна ничего не сделаю.
Вячик закурил и уставился в окно. На пару минут все замолчали.
— У вас тут выпить есть чего-нибудь? — наконец обернулся он к Верке.
— Кажется, коньяк оставался, — она прошла в кухню, чем-то там погремела и вернулась с начатой бутылкой «Солнечного бряга» и стопкой стаканов.
— Интересно, а утром ты говорила, что мы ночью все уели? — возмутился я.
— Правильно, утром и не было. Это, видно, мой благоверный со своими шлюхами наведывался.
Выпили мужниного бренди, задымили сигаретами и Вячик заговорил:
— Влипли мы по уши. Дракон, скорее всего, про баню уже знает, так что через час на Вовкину тачку объявят розыск, а через три найдут. В больницу Володю нельзя, там его и кончат. Можно, конечно, отдать его комитету, но пока неизвестно кто у Дракона в управлении, даже КГБ защиты не обеспечит. На Огарева концы рубить большие мастера. Мы с тобой, малыш, — повернулся он ко мне, — кровь из носа обязаны выяснить, на кого Дракон работает. Как только гебешники выйдут на тех, кто эту кашу заварил, убирать Володю станет бессмысленно. Ты потеряешься из Москвы, я найду, как отмазаться. Подруга твоя нигде пока не фигурирует, поэтому здесь волноваться не стоит. Таньку свою я предупрежу, но это уже мои проблемы. Надо как-то с Володиной половиной связаться, а то ведь Аленка с ума сойдет.
— Вы что, переворот в стране готовите? Монологом Вячика Верка была слегка ошарашена.
— Я тебе как-нибудь потом все расскажу, — пообещал я, а Вячик добавил:
— Лет так через пятьдесят, не раньше. Понимаешь, Вера, не стоит тебе голову всякой ерундой забивать. Есть вещи, о которых лучше ничего не знать.
— Эт-то я понимаю, — согласилась понятливая девушка Вера. — Я другого не пойму. Почему Володю в больницу нельзя?
— Его искать станут, в больницах в первую очередь, — терпеливо начал пояснять Вячик, но Верка его перебила:
— Ну и пусть ищут, они же не станут всех пациентов в лицо рассматривать?
— Обычно делается запрос в регистратуру, там же все, кто поступил, учитываются. А о таких травмах любой врач обязан информировать милицию.
Технологию розыска бывший муровец знал преотлично.
— Можно сделать так, что Володю как раз и не учтут, — бухнула Верка, разливая нам остатки коньяка, — что ли зря я три года мозги в институте сушила. Да у меня же в любой клинике подруги, о бывших любовниках даже не говорю. Уж как-нибудь уболтаю на недельку вашего друга приютить.
— А любовники точно бывшие? — ревнивым кавказским голосом загрохотал я и все мы дружно заржали. Безвыходное положение перестало казаться таковым, стоило лишь очень захотеть выкрутиться.
Тут же был разработан план действий. Вячик оставался пока с Володей, Верке вручили полсотни на такси и отправили подыскивать надежное койко-место в больнице, а я взялся отогнать «Ладу» в Марьино и заодно ппереговорить с Володиной женой Аленой.
* * *
До Садово-Триумфальной, где Алена работала администратором кинотеатра «Форум», я добрался преимущественно переулками. Хотя три часа, которые Вячик даровал ментам на розыск Володиной тачки еще не истекли, осторожность не была излишней. Ни прав, ни вообще документов у меня не было, если не считать липового удостоверения водителя второго троллейбусного парка с моей фотографией, которым я иногда пользовался. Человек со значившейся в ксиве фамилией существовал реально, что не раз меня выручало, но серьезной проверки допускать не рекомендовалось. Поэтому я не погнал «Ладу» через всю Москву в Марьино, а решил попытать удачи на Садовом кольце. Окажись Алена на работе, все значительно упрощалось. Достаточно было переговорить с ней и передать ключи, чтобы она сама поставила машину в гараж.Кое-как вбившись на стоянку у метро «Колхозная», я пешком пошагал к Самотеке. Солнце жарило неимоверно, заставляя подошвы чуть прилипать к разомлевшему асфальту широкого тротуара, встречные прохожие норовили держаться ближе к стенам домов, укрываясь в тени магазинных полосатых навесов, а к редким автоматам с газводой подойти было невозможно, длинные очереди страждующих окружали их плотной стеной.
Фасад «Форума» украшала реклама нового советского триллера «Из жизни начальника уголовного розыска» с Леонидом Филатовым и Кириллом Лавровым в главных ролях.
— Вот бы про нашу свистопляску боевичок получился. Так и помрешь героем невидимого фронта: никто не увековечит, — погоревал я и толкнул массивную дверь кинотеатра.
На мое счастье, Алена как раз работала. При виде меня, она всплеснула от неожиданности руками и тотчас спросила:
— Мой с тобой? Опять дома не ночевал, что там за аврал такой?
В фойе кинотеатра было пусто и прохладно, но разговаривать здесь как-то не светило, поэтому я предложил Алене перебраться в более уютное место. Она подумала и взяла меня под руку:
— Пошли в буфет, туда сегодня финский ликер завезли.
Усевшись за угловой столик и пропустив соточку замечательного клюквенного ликера, я перешел к делу. Утаивать что-либо от Алены смысла не имело: отношения у них с Володей были самые доверительные. Я рассказал обо всем, кроме наших похождений прошлой ночью и крайне тяжелого Володиного состояния, как мог успокоил ее и постарался внушить уверенность, что все обойдется.
— Вячик просил передать, что к тебе обязательно гости заявятся. Ты, главное, не дай им понять, что тебе обо всем известно, кричи побольше, истерику разыграй. Не мне тебя учить, в каждой женщине актриса пропадает. Скажешь, что машину кто-то оставил вместе с ключами у Подъезда. Только сама нас не ищи, надо будет, появимся.
Алена внимательно слушала, только очень уж часто подливала себе из бутылки. По-моему, она была здорово потрясена, хотя внешне этого не выказывала. Володе очень повезло с супругой.
Я уже собрался распрощаться, как вспомнил, что так и не нашел ответа на давно терзавший меня вопрос.
— Слушай, Алена, а как ты считаешь, почему Володя не мог гебешников подальше послать? Чем они его держат?
Она криво улыбнулась и зашарила в кедрах сумочки в поисках сигарет. Я вытряхнул на стол остатки «Мальборо» и щелкнул зажигалкой. Тщательно раскурив сигарету, Алена чуть слышно начала рассказывать.
Все оказалось до ужасного просто или попросту ужасно. КГБ, как всегда, выступил в своем амплуа злодея, заботящегося о благе всех, но не каждого. У Володи с Аленой было двое детей: дочка и сын. Дочь, Наташу, я часто встречал у них дома: воспитанная семиклассница-отличница, немного, правда, замкнутая. О сыне шеф никогда не рассказывал. Их Алешка был семейной тайной болью. Какая-то жуткая болезнь поразила еще в младенчестве сосуды его мозга и он почти не выходил из многочисленных детских клиник, где безуспешно пытались хоть как-то вернуть пацаненку нормальную жизнь. Володя обращался за помочью куда только мог, но все было напрасным. В Союзе болезнь практически никто не мог излечить, хотя на Западе, по слухам, решение проблемы давно было найдено.
Однажды Алена вспомнила о своей троюродной сестре, благополучно вышедшей замуж за итальянца, которого невесть как занесло в Москву, и отчалившей за рубеж, откуда она изредка приезжала навестить родителей. Алена ринулась к ним на поклон, вызнала адрес итальянской родственницы и написала той слезное письмо. В конце концов, когда Володя подарил итальянской чете какой-то безумно дорогой антик, они обо всем договорились. Сестра организовала приглашение на лечение в Италию, оплачивала там все расходы. Алена начала оформлять документы и поэтому Алешкину судьбу теперь прочно держал в своих руках комитет. Без санкции площади Дзержинского о лечении не могло быть и речи.
— Он ради сына не только к вашему Дракону, под танк полез бы, — закончила свой рассказ Алена, вытирая платком уголки глаз.
Мне тоже от всего услышанного стало как-то муторно, тем более, что особой разницы между Драконом и танком не наблюдалось. Какие-то суки в своих роскошных кабинетах сцепились в схватке за кусок власти, а в итоге несчастный пацан лишен элементарного права на жизнь. О Володиной, Вячиковой да и собственной жизни думать вообще не хотелось. Возникло острое желание перенестись на сто лет назад в губернский город Симбирск, взять в руки дубовый дрын и вышибить дурь из мозгов братьев Ульяновых, Саши и Володи. Чтобы один не кидался в императора всея Руси бомбами, а второй думать забыл про поиски других путей в светлое будущее. Но не было у меня под рукой машины времени, а был враз ставший противным стакан с ликером. Я с отвращением посмотрел на остатки сорокаградусной финской гадости и залпом ее саданул.
* * *
К Верке я вернулся, когда радио на кухне пропикало семь. Такого насыщенного событиями дня у меня в жизни не было, а впереди предстояло провернуть еще кучу дел.Володя так и не оклемался, но Вячик встретил меня в хорошем расположении духа.
— Вера все сделала, как надо. Договорилась, что на три дня Вовку положат вообще без регистрации, и знаешь куда?
— В институт материнства, — ляпнул я, что в голову взбрело.