Щеки под маской заходили ходуном, забулькал шумно втягиваемый Драконом воздух и донеслось какое-то утробное рычание.
   — Таким образом можно легко довести человека до исступления, — Вячик пояснял свои действия монотонно, как будто лекцию читал. — Он вообще перестает соображать и готов на что угодно, лишь бы прекратить это издевательство. Не страх за собственную жизнь, а просто парализующий ужас — вот что сейчас переживает наш подопечный, — завершил он, вновь перекрывая клапан.
   — Сдерни-ка маску, — распорядился Вячик, когда после трех сеансов шокотерапии Дракон даже мычать перестал, а только сопел и хрюкал.
   Изнутри резина полностью покрылась потом, соплями и слюной. Багровое лицо Дракона, все в слизи, размякло и напоминало кусок полусгнившей говядины, но глаза горели ненавидящим огнем.
   — Говорить будем? — поинтересовался Вячик. Дракон попытался плюнуть ему в лицо, но губы, все в желто-коричневой пене, его не слушались.
   — Тогда продолжим, — кивнул Вячик. — Малыш, давай опять маску, сейчас ему понравится.
   Зажав клапан, он другой рукой снял предохранительный колпачок с баллончика «Черемухи» и чуть прижал пальцем головку пульверизатора.
   — Мы на Петровке кубинский метод слегка усовершенствовали, народ у нас более стойкий, — Вячик убрал с клапана ладонь и, когда Дракон с шумом потянул в себя воздух, шибанул в горловину коробки струю газа.
   Я осознавал необходимость такой изуверской пытки, но от подобной крутизны мне слегка поплохело. И я дал себе слово, никогда живым не сдаваться муровским операм. Под эдаким давлением загрузишь на себя всех ваганьковских покойников, не говоря уже о заурядных квартирных кражах.
   Кубинско-муровская химия дала результат через десять минут. Дракон сломался и, когда я в очередной раз сдернул маску, полную блевотины, смотрел на нее с таким животным ужасом в глазах, что мне даже стало его немного жаль. Я сбегал на кухню, намочил полотенце и хотел было привести Драконову морду в божеский вид, но Вячик резко вырвал полотенце у меня из рук и зарычал:
   — Ты что, сдурел?! Хочешь всю работу запороть! Говори, тварь, — рявкнул он на Дракона, — кто стоит за тобой в управлении!
   И Дракон заговорил.
* * *
   Сотрудничать с МВД Дракон начал с того дня, когда его арестовали якобы за хулиганство, а в действительности за соучастие в зверском убийстве коменданта Ваганьковского кладбища. Дело вела прокуратура Краснопресненского района, но фактически всем заправлял майор милиции Свиридов, в ту пору начальник районного угрозыска. Свиридов убедил Дракона в том, что есть только два варианта. Или он предстанет перед судом единоличным убийцей ваганьковского главшпана или чистосердечно сдаст всех, кто имеет к убийству отношение, а сам получает символический срок за какое-нибудь мелкое преступление. Майор гарантировал полное инкогнито, прописку в столице по окончании срока и Дракон согласился. До зоны он не добрался, поскольку Свиридов сдал его на весь срок в аренду кумовьям с Краснопресненской пересылки. В тюрьме Дракон честно отрабатывал иудины ларьки, то кочуя из камеры в камеру в качестве наседки, то устраивая по ментовским сценариям различные провокации. Последний год он заведовал пресс-хатой, камерой, населенной такими же хвосторогими негодяями, в которую время от времени администрация пересыльной тюрьмы кидала излишне независимых арестантов, открыто выступающих против беспредела советской пенитенциарной системы. Дракон с друзьями вытворял с ними что хотел, начисто вышибая любые проявления человеческого достоинства.
   Все заслуги не остались незамеченными. Крестный папа Свиридов, переместившийся к моменту Драконова освобождения в кресло заместителя начальника районного управления и ставший подполковником, слово свое сдержал. Больше того, он не только вернул Дракону московскую прописку, но и выдал карт-бланш на разграбление подведомственной управлению территории. Был создан тайный синдикат, втихаря потрошивший почти всех пресненских коммерсантов, формально возглавляемый Драконом, а на деле Свиридовым. Часть доходов подполковник переправлял своим шефам, на Огарева, 6, и деятельность синдиката процветала.
   Попутно Дракону приходилось выполнять некоторые задания оперативного характера, давать МВД информацию, в общем, не забывать об обязанностях сексота. Работал он только в личном контакте со Свиридовым и именно Свиридов приказал Дракону в начале июня извлечь из трупа Зои Федоровой злополучную пятую пулю. В надругательстве над могилой принимали также участие знакомый Вячику по встрече в банях бывший штангист Каюк и чеченец Руслан, изгнанный за неуспеваемость из Станкина и подобранный Драконом на Тишинском рынке. Эти двое пользовались у него особым доверием, являясь, по сути, телохранителями. На наше с Вячиком счастье Дракон ревновал Соньку ко всем и каждому, поэтому своих вояк никогда к ней не таскал.
   О ночной гебешной эксгумации трупа актрисы Дракону сообщил Свиридов. Подполковник распорядился пробить, кто чем на кладбище дышит, о чем говорят по этому поводу и обратить особое внимание на Володю и Игоря, поскольку те были понятыми и могли знать чуть больше, нежели остальная ваганьковская публика. Поэтому Дракон сперва очень обрадовался, встретив нас в пивной, а потом очень испугался, услыхав от Володи, что тот якобы был свидетелем ночной возни у могилы Федоровой. Еще больше он испугался, когда избитый Володя рассказал о поручении гебешников. Одно дело, безнаказанно загуливать по Пресне, пользуясь ментовской крышей, а совсем другое — оказаться под колпаком у КГБ. Тем более, Дракон прекрасно сознавал, что аппаратная междоусобица сотрет его в порошок, так как сам уже становился опасным свидетелем.
   Наказав Каюку утопить Володю в ванной, дабы потом захоронить труп на задворках Ваганькова, Дракон с Русланом ринулись к папе Свиридову. Тот немедленно принял руководство на себя, но когда они уже втроем вернулись в Краснопресненские бани, Володи там не было. Мы с Вячиком поспели вовремя, смешав все свиридовские планы. Подполковник умчался с докладом на Огарева, приказав Дракону разыскать нас любой ценой. Дракон поднял на ноги всю свою шушеру, но мы как сквозь землю провалились. Свиридов, меж тем, устроил панику в министерстве. Однако, опасаясь контрмер КГБ, деятели из МВД действовали очень осторожно. Они, правда, легко установили личность Вячика, получили мое описание, но до активного общегородского розыска дело не дошло. В министерстве агентов КГБ тоже хватало, поэтому ограничились тем, что подключили десятка два наиболее проверенных оперативников, располагающих приметами нашей троицы.
   Умаявшись за сутки бесплодной суеты, Дракон решил передохнуть до вечера у Соньки и, поручив Каюку с Русланом продолжать поиски, отправился на Ходынку.
   Конечно, историю эту Дракон нам выложил не единым духом, пришлось еще дважды применять кубинскую технологию, да и Вячик очень умело и вовремя задавал вопросы, тонко воспринимая малейшие изменения Драконовой психики, но в конце концов рассказ состоялся. Вячик, утирая потный лоб, жестом попросил меня налить. Я свернул пробку с узкого горлышка пузатой фляжки португальской мадеры и разделил ее содержимое на троих. Выпили сами, влили стакан в Дракона, покурили. Выговорившись, Дракон немного успокоился, только взгляд стал полностью опустошенным, делая его похожим на затравленного зверя.
   — Пойдем-ка, малыш, на кухню, поможешь, — приподнялся Вячик, затыкая Драконову пасть все тем же Сонькиным лифчиком. — Посиди пока, мы недолго.
   На кухне он приблизился ко мне вплотную и быстро зашептал:
   — Живым его отпускать нельзя, иначе нам хана. Возьми какое-нибудь покрывало и незаметно отнеси в машину. Здесь кончать не будем, придется везти за город. Главное, убедить его, что все обойдется, чтобы сам в машину уселся, без фокусов. Да не переживай ты так, — прочитав что-то в моих глазах, потрепал меня Вячик по затылку, — или он, или мы все трое. Альтернативы нет. Исчезнет Дракон, подставим гебешникам Свиридова и, Бог даст, выкрутимся.
   Я все прекрасно понимал, но сам факт предстоящего хладнокровного убийства обдавал душу ледяным холодом. Грохнуть кого-нибудь в случайной драке или в бою, защищая свою жизнь, смог бы без затруднений, хотя потом может и мучился бы угрызениями совести. А вот так, просто поехать и убить, до этого я еще не дорос. Но жизнь не всегда считается с нашими желаниями и отказаться, при всем внутреннем противоречии, я не мог.
* * *
   Мы вернулись в комнату, и Вячик принялся старательно обыскивать заволновавшегося Дракона.
   — Ну что ты дергаешься, — успокаивал он будущую жертву, выкладывая поочередно на диван связку ключей, права, бумажник и выкидной нож, очень красиво изготовленный в виде моржового клыка, — не волнуйся, все будет хорошо. Сейчас поедем на дачу, в Солнечногорск, посидишь там пару дней в погребе, не сдохнешь. Врать не буду, мы тебя потом в КГБ отдадим, хоть живым останешься. Посидеть придется, не без этого, но сдашь им своего подполковника, могут и простить. Там видно будет, — убежденно закончил он, рассовывая все Драконовы причиндалы по своим карманам.
   Я нашарил в платяном шкафу узорчатое польское покрывало и, взяв у Вячика ключи, отнес его в «Волгу». Распахнув заднюю дверцу, подогнал машину к подъезду и встал у самой двери, ожидая Вячика с Драконом, уже спускающихся по лестнице. Дракон шел впереди, зажав связанными руками свою же джинсовку так, что со стороны никто бы ничего не заподозрил. Вячик держал полусогнутую руку с пистолетом под пиджаком, однако рискни Дракон сорваться, пуля в спину была гарантирована.
   Когда они вышли из подъезда, я подтолкнул Дракона на заднее сиденье и, усевшись за руль, принялся заводить. Вячик втиснулся в салон следом за Драконом и, резко пригнув его голову, рубанул рукояткой «ТТ» чуть правее макушки. Тот хрюкнул и обмяк. Вячик убрал дуру под пиджак и — принялся ловко пеленать Дракона все той же нейлоновой веревкой. Сонькин бюстгальтер вновь возвратился на привычное место, наглухо законопатив рот нашей жертвы. Завершив все эти манипуляции, Вячик уложил Дракона на пол салона и бережно укутал тело покрывалом.
   — Выезжай и гони к проходной трамвайного парка. Подождешь меня там. Надо Сашке позвонить, что мы ушли и квартиру запереть.
   Я осторожно выехал со двора и пересек всегда пустынную Ходынку наискосок, держась трамвайных путей. Напротив въезда в депо остановился, закурил и, всячески себя успокаивая, стал ждать Вячика.
   Он подъехал на Драконовой «двойке» и притормозил впритирку к «Волге». Я опустил стекло и услышал:
   — Езжай за мной следом, но метрах в сорока. Я «Жигуленок» возле «Казбека» оставлю и пешком выскочу на Красную Пресню. Напротив универмага остановишься, меня подхватишь. Не спеши только, на светофорах на ГАИ не нарвись.
   Нацепив на нос «хамелеоны», я двинулся за «двойкой» к Пресненскому валу. Сейчас я действительно больше всего боялся не предстоящей ликвидации сексота, а заурядной встречи с инспектором ГАИ…
   Вячик подскочил к «Волге» со стороны водителя и резко распахнул дверцу. Я поспешно передвинулся на пассажирское место, а он, с ходу вывернув руль, ловко вклинился в поток машин, устремившихся в сторону площади Восстания.
   — Держи артиллерию, — прямо мне на колени упал вороненый пистолет Макарова, — в бардачке у него нашел, — повел Вячик затылком на притихшего сзади Дракона.
   — В крайнем случае будет из чего застрелиться, — подумал я, засовывая ствол за пояс джинсов. Если уж в МУРе сущие инквизиторы, можно было только догадываться о специалистах из министерства. О подвалах монументального здания на площади Дзержинского даже и думать не хотелось, там трудились фантазеры со стажем.
   Вячик, внимательно следя за дорогой, продолжил раздачу подарков. На сей раз на колени плюхнулась пачка полтинников в банковской упаковке, потом еще одна, состоящая из фиолетовых двадцатипятирублевок.
   — Это тебе от Дракона, компенсация за потерю работы на кладбище, — пояснил Вячик, перехватив мой недоуменный взгляд. — Там еще были, но это Володе на аптеку и мне, за труды.
   — Стреляться пока не стоит, — решил я. Тем более, что в тайнике на Ваганькове хранились четыре сберкнижки на предъявителя, по штуке денег каждая. С таким подножным запасом легко можно было раствориться на годик где-нибудь в Средней Азии.
* * *
   Объехав по Садовому кольцу и Тверским-Ямским Пресню, мы покатили по Ленинградскому проспекту.
   Начинался час пик, день клонился к вечеру и нескончаемый поток машин спешил вырваться за город. Я поднапрягся и вспомнил, что сегодня пятница, начало уик-энда. Москва растекается по окрестным дачным поселкам, что значительно облегчает нашу задачу выбраться из столицы незамеченными. Так и получилось. Мы благополучно миновали пост ГАИ на Ленинградском шоссе. Дракон вел себя тихо, только иногда сопел, силясь выпихнуть изо рта кружевное Сонькино бельишко, Вячик что-то насвистывал себе под нос, уверенно крутя баранку, а я, отогнав ненужные мысли подальше, даже начал подремывать.
   В Зеленограде Вячик свернул с автострады и подрулил к небольшому придорожному ресторанчику.
   — Возьми литр водки и чего-нибудь прикусить. Да, лимонаду прихвати, пить очень хочется.
   Я нырнул в крохотное помещение, абсолютно игнорируемое посетителями, сунул буфетчице два четвертака и, пять минут спустя, вернулся к «Волге» с покупками. Вячик мигом опростал бутылку «Крем-соды» и завел машину. Однако, к моему удивлению, на шоссе не возвратились. Покрутившись среди сияющих в лучах закатного солнца зеленоградских многоэтажек, он выбрался на какую-то второстепенную бетонку, убегавшую вдоль берега Химкинского водохранилища к далекому синему лесу.
   Минут через пятнадцать мы покинули и бетонку, свернув на поросший травой проселок, который заканчивался в березовой роще. Белоствольное царство обрывалось крутым склоном высокого берега реки, лениво шевелящей свои серебристые волны далеко внизу. Вокруг стояла удивительная тишина, чуть тронутая шелестом листвы и птичьим щебетом.
   Первым делом убедившись, что мы здесь совершенно одни, вытащили из машины взопревшего Дракона и усадили спиной к толстенной березе. Вячик щелкнул «моржовым клыком» и перерезал веревку, стягивающую тому руки, а я занялся сервировкой легкого ужина на лужайке.
   Первый стакан протянули Дракону. Он залпом, как воду, закинул водку в себя, понюхав поданную мной сигарету, поинтересовался у Вячика:
   — Это что ли и есть твоя дача?
   — Не совсем, Коля, — Вячик одним глотком отпил пол-стакана, — но для тебя это не имеет никакого значения.
   Дракон разом все понял, попытался вскочить, но забыл о связанных ногах и неуклюже завалился на бок. Вячик вытащил пистолет и, передернув ствол, дослал патрон в патронник. Лицо его не выражало абсолютно никаких эмоций, однако излишне картинные движения говорили, что хладнокровие тоже нелегко дается. Быть палачом может не каждый и я подумал, что поручи он стрелять мне, неизвестно чем бы все кончилось.
   Дракон кое-как вновь уселся и неожиданно спокойно заявил:
   — Дайте хоть сигарету выкурить, изверги.
   Вячик пожал плечами и швырнул ему зажигалку. Сигарету Дракон раскуривал очень старательно, как будто это могло ему чем-то помочь. Затем, уставившись в густую березовую листву, куполом нависшую над его головой, начал пускать дым кольцами, стараясь пропускать их одно в одно.
   — Слушай, а куда ты пулю дел? Ну ту, федоровскую? — почему-то мне захотелось узнать именно об этом.
   Дракон непонимающе на меня уставился, потер переносицу и хмыкнул:
   — Что я, помню? Выкинул, меня приносить ее никто не просил. Хотя нет, — вспомнил он, — я ее на могилу Цвигуна забросил. Ходили такие слухи, что Федорову не без его участия шмальнули, вот я ему и возвратил подарочек. Очень символично, между прочим.
   — Ты давай, кури быстрее, — Вячик явно начинал нервничать.
   Я прекрасно понимал его состояние, но, кажется, что-то понял и Дракон.
   — Не гони, командир. Развязал бы ноги, лучше стоя, чем на коленях, так, по-моему, Чапаев Анке говорил. Не боись, куда я денусь, у тебя же вон дура какая.
   Вячик растерянно оглянулся на меня, словно нуждаясь в совете. Веди себя Дракон иначе, кончить бы его было во сто крат легче. Но он не скулил, не просился, не кинулся целовать ноги, как обычно бывает в кино, а относился к предстоящей смерти с каким-то презрением, часть которого перепадала и нам. Клюнув на эту мякину, я дал Вячику самый идиотский совет в своей жизни.
   — Может развяжем, пусть хоть умрет, как человек. Вячик молча протянул мне нож и я, подойдя к Дракону, рассек веревочные петли одним резким ударом.
   Медики утверждают, что когда мышцы длительное время находятся без движения, приходится долго их разминать, приводя в рабочее состояние. Каждый не раз испытывал это на себе, тут и спорить нечего, такова человеческая физиология. Но у Дракона и физиология оказалась драконья, похоже, он подчинялся иным законам природы.
   Не успел я защелкнуть нож, как получил мощный удар сдвоенными ногами точнехонько в пах. Трава метнулась мне прямо в лицо, рот мгновенно наполнился чем-то ужасно неприятным, а низ живота разорвала такая острая боль, что я на миг отключился.
   Надо мной мелькнула огромная черная тень, что-то с хрипами и стонами покатилось по земле и, когда я все-таки приподнялся на четвереньки, это что-то, смяв кустарник, рухнуло с крутого склона вниз. Сжав от боли зубы я на карачках доскакал до края обрыва и ухнул, не соображая что делаю, следом. До сих пор не понимаю, каким чудом уцелел мой позвоночник, когда я кубарем пролетев метров пятнадцать, выкатился на песчаную речную отмель. Рука все еще сжимала раскрытый нож и, готовый пустить его в дело, я вскочил и огляделся.
   Метров на десять правее спиной к обрыву прижался окровавленный Вячик, направив на замершего в боевой стойке Дракона черный пистолетный ствол. Косясь в мою сторону, Дракон начал шаг за шагом входить в реку, повторяя раз за разом, как заклинание:
   — Ты ведь не будешь стрелять, не будешь, не будешь.
   — Буду, — сказал вдруг Вячик и выстрелил. Дракон замер на месте и, ухватившись левой рукой за грудь, двинулся в обратном направлении, прямо на Вячика. А тот, не отводя руку, всаживал в Дракона пулю за пулей, повторяя с каждым выстрелом:
   — Буду, буду, буду…
* * *
   В Москву мы возвратились за полночь. Накрапывал легкий дождь, мокрый асфальт сверкал, отражая яркий свет фонарей и неоновых реклам, габаритные огни идущих впереди машин многократно переливались в вылетающих из-под колес брызгах, каждая капля которых превращалась в частичку загадочно раскрученного калейдоскопа ночного города. Редкие прохожие спешили поскорей нырнуть в еще распахнутые двери станций метро, какие-то неясные фигуры размахивали руками, пытаясь остановить пролетавшие, как летучий голландец, такси. Потерявший ориентиры бухарик прочно примерз к бетонному основанию осветительной мачты и к нему неспешно подбирался канареечный уазик ПМГ, словом, город жил своей обычной жизнью и ему не было никакого дела до двух людей, какой-то час назад ставших убийцами. Вячик молча уткнулся в лобовое стекло, старательно объезжая выбоины и лужи, а я курил сигарету за сигаретой, мысленно оставаясь еще на безлюдном речном берегу.
   Дракон умер сразу. Семь «тетешных» пуль превратили его грудную клетку в дуршлаг, Вячик не промахнулся ни разу. Мы выволокли тело на берег и минут десять вслушивались в окружающую тишину. Убедившись, что свидетелей не предвидится, вскарабкались наверх, подлечили водкой нервишки и принялись тщательно заметать следы нашей негуманной акции.
   Вячик действовал, как криминалист, собирающий улики на месте преступления. Только наоборот. Обнаружив улику, он ее тотчас уничтожал. Мы собрали все семь гильз, разлетевшихся, к счастью, недалеко, и я закинул их в воду подальше от берега.
   Труп Дракона упаковали в покрывало, щедро набив получившийся сверток камнями, Вячик самолично проверил узлы на веревках, прорезал ножом в покрывале несколько отверстий, чтобы, как он пояснил, воздух не скапливался, растягивая упаковку, а постепенно уходил на поверхность, после чего мы разделись и отбуксировали труп вдоль берега к загодя присмотренной тихой заводи. Здесь две гнилые коряги удерживали слой почвы над водой, образуя полутораметровый грот, с берега практически незаметный. Подводная впадина заменила Дракону законное место на Ваганькове, а здоровенный прибрежный валун, который Мы с огромным трудом плюхнули ему на грудь, стал достойным монументом трагически завершенной жизни краснопресненского авантюриста.
   Вячик придирчиво осмотрел всю одежду, озадаченно крякнул, недосчитавшись на наших рубашках нескольких пуговиц, и мы бездну времени убили на ползание по траве в их поисках. Нашли только одну мою. Вячик погоревал, долго матерился, но в конце концов успокоился, заявив, что шмотки все равно придется выбросить. На всякий случай. Покинули мы березовую рощу только тогда, когда он пришел к окончательному выводу, что ни один эксперт, пусть даже самый выдающийся, ничего интересного здесь не нароет.
   Возле «Динамо» Вячик свернул с Ленинградского проспекта и я понял, что мы едем к Верке. Сейчас ее квартира представляла для нас единственное место, где можно, не вызывая лишних расспросов, привести себя в порядок, отоспаться и просчитать дальнейшие шаги. Притормозив у проходной одиннадцатого таксопарка, мы без труда купили у какого-то ночного благодетеля две бутылки водки, попетляли переулками и подкатили к Веркиному подъезду.
* * *
   Судя по грохочущей из-за двери музыке, у Верки опять были гости. Проклиная в душе ее широкую натуру, я проскочил в квартиру, намереваясь прекратить ночное безобразие, но одноглазая Сашкина физиономия, всплывшая из густого табачного дыма, разом нейтрализовала килотонный заряд моей отрицательной энергии.
   — Наконец-то! — радостно взвизгнула Верка, бросившись ко мне на шею. — Где вас носило, неугомонных?
   Сашка спаивал мою ненаглядную не один. На его коленях покоилась изящная Сонькина конечность, а сама Сонька полулежала, подперев рукой голову, на тахте и силилась разглядеть нас с Вячиком фарфоровыми кукольными глазами. Чувствовалось, что горевать о безвременно сгинувшем Драконе она не станет, да и выражать ей свои соболезнования мы вовсе не собирались.
   Сашка набухал нам по целому фужеру чего-то импортно-ароматного и потребовал пояснить, где мы пропадали весь вечер.
   — Мы с Сонечкой на Ходынку заехали, в квартире кавардак, ковер весь заблеван, вас нет. Извольте объясниться.
   — Я же звонил тебе, — возмутился Вячик, — сказал, что мы уезжаем, а беспорядок, так это, извините, перепили слегка.
   Сашка почесал затылок и махнул рукой.
   — Вот черт, а я и забыл. Ты же в самом деле звонил. Все ты виновата, — погрозил он пальцем в дымину пьяной Соньке, — свела меня с ума, совратила мальчонку.
   — Ребята, а вы Кольку не встретили? — кое-как разлепив распухшие губки, проворковала Сонька.
   — А мы его и не искали, — деланно равнодушным голосом пробурчал Вячик, наливая себе водки. — У нас своих дел по горло.
   — Ну и пошел он… Я теперь Сашеньку люблю, — полезла она к Сашке целоваться.
   Верка взяла меня под руку и, поманив Вячика, увлекла нас на кухню. Плотно прикрыв двери, она ногтями впилась в мою руку, пристально сверля наши непроницаемые лица своими кошачьими зелеными глазами.
   — Что вы с ним сделали?
   — С кем? — на всякий случай я попытался свалять дурака.
   — С Драконом, как будто я не знаю. Вы его убили, — убежденно заявила она, продолжая раздирать мою руку.
   — С чего ты взяла-то! — попытался я ослабить Веркину хватку.
   — Что я, дура! На ваших рожах все без очков видно, — показала она на широкую царапину, пересекавшую лоб Вячика.
   Вячик отстранил Верку от меня, крепко взял ее за плечи и, внимательно посмотрев прямо в глаза, тихо сказал:
   — Вера, ты ничего не знаешь. Запомни, от этого зависит, жить ли нам всем. Тебе, мне, ему, Володе. Забудь об этом навсегда, понимаешь? Ничего не было. Мы обкатывали машину моего друга, к тебе заезжали выпить и приятно провести время, вот и все.
   — Но у вас-то все нормально? — Верка переживала за нас и мне это, честно говоря, очень нравилось.
   — Все хорошо, завтра разберемся с последними проблемами, но запомни, ты ничего не знаешь.
   — А что я могу знать? — облегченно рассмеялась Верка. — Шляетесь где-то, алкоголики противные, а бедной девушке и выпить не с кем. Ладно, бывшие мужья не забывают. А ну, вперед, душа разгула требует.
   И мы предались разгулу. Хотелось как можно скорее отключиться, забыть недавний кошмар, избавиться от ощущения постоянной опасности, прочно поселившейся где-то в области затылка, вообще отринуть все, что заставляет людей заниматься слежкой, интригами, обманом, пытками и физическим уничтожением себе подобных.
   После третьего, примерно, стакана мне это удалось. Сознание фиксировало только уютную обстановку Веркиной квартиры, ласкающую слух музыку «Queen», обаятельную трепотню одноглазого Сашки, неуклюже пытающуюся изобразить стриптиз Сонечку, отвалившегося на спинку кресла и забывшегося в алкогольном анабиозе Вячика. Верку фиксировало даже не сознание, а каждая моя нервная клеточка, потому что она буквально растворилась во мне, плотно прижавшись всем телом и не отпуская ни на секунду.