Осада продолжалась 10 недель. Горожане защищали Киев, сражаясь до конца. Лишь 19 ноября враг прорвался через рухнувшие стены. Киев пал. Как и в других городах, воины и жители почти поголовно истреблялись, тысячи людей были угнаны в рабство. Самому воеводе Дмитру, израненному и захваченному в плен, Бату сохранил жизнь «мужества ради его». Только две сотни уцелевших домов насчитал здесь потом папский посол Плано Карпини.
Разорив Киев, татаро-монголы устремились далее в юго-западную Русь, где с боями заняли местные столичные города Галич, Владимир-Волынский и «инии грады мнози, им же несть числа». Груды костей — целые костища оставили они на своем пути.
Наступил 1241 год. Истерзанная трехлетней войной, лежала Русь. Но и монгольское войско было уже не то, каким оно перешло Волгу. В Азии, на Кавказе, в Поволжье и особенно в трехлетней войне на Руси татаро-монголы понесли тяжелые потери и вышли на ее западные рубежи серьезно ослабленными. Народы Руси защитили Европу от татаро-монгольского порабощения. Вот что записал современник нашествия Фома, хронист города Сплита на Адриатике: «Татары из-за Руси, сильно им противостоявшей, не могли продвинуться дальше: имели неоднократно столкновения с русскими и много крови было пролито, долго, однако, они были сдерживаемы русскими. Вследствие чего, направившись от них в другую сторону, все северные области окружили войною».
...По Руси разнеслась радостная весть, что жестокие враги «сошли» с родной земли — ушли в Польшу, в Венгрию. Однако радость оказалась преждевременной.
...Между тем на севере опасность вторжения возрастала. Рыцари вместе с отрядами эстов захватили и обложили данью Водьскую землю, сманив на свою сторону часть вожанской знати.
С благословения папы крестоносцы помышляли захватить и берега Невы и Карелию. Рыцарские отряды чинили разбой в Новгородской земле. Их набеги охватили обширную территорию в районе Изборск -o Псков — Сабель — Тесов — Копорье. В город сбегались жители из окрестных сел, опасаясь грабителей. Возмущенные новгородцы, не желая в угоду корыстному боярству становиться рабами тевтонов, требовали призвать на помощь владимиро-суздальских князей.
Шумное новгородское вече отправило посла к Ярославу Всеволодовичу. Проницательный политик отпустил к ним княжить своего младшего сына Андрея. Но Андрей явно не подходил для столь ответственного дела. Ярослав знал, что новгородцы попросят у него Александра, и этим ловким ходом старался облегчить старшему сыну споры с боярством. Действительно, новгородцы, собравшись на вече и как следует «сдумавше», вновь послали к Ярославу Всеволодовичу уже самого архиепископа Спиридона «с мужами» просить к себе Александра Ярославича. Они с горечью сообщали, что «немцы поимаша по Луге вси кони и скот, и нелзе бяше орати (пахать) по селам и нечимь...».
...Приезду мужественного князя «ради быша новгородци». Тяжелая рука Александра вновь легла на боярскую господу. В свои далекие расчеты он бояр не посвящал, а требовал денег и оружия. Но выбора не было — ведь Александр был отменным знатоком воинского наряда. Смелость, решительность — вот с чем считается противник.
Одно удивляло Александра: татарский поход в глубь Европы не только не ослабил натиска Ордена, но, казалось, напротив, оживил его.
Александр знал, что монгольский аркан навис над Европой, но где и как воевал Батый, ему не было известно.
А Батый с главным войском шел обычным путем кочевников на Венгрию. Отряды других воевод он направил так, чтобы обезопасить себя от ударов со стороны Польши, Чехии и Болгарии.
Европа не была готова к отпору полчищам Батыя, хотя вести об их приближении поступали давно. Первой его жертвой стала Польша. Пал Краков. Польское войско, несмотря на отвагу, потерпело поражение. Венгерское войско Белы IV встретилось с неприятелем и тоже было разбито.
Монгольские рати разорили Словакию, а затем и Моравию. Большие потери вынудили Батыя отказаться от столкновения с 40-тысячным войском чешского короля Вацлава, который принимал энергичные меры к укреплению своей страны.
Зимой 1241 года Батый перевел через Дунай монгольские рати и занял всю Венгрию. Но если он предполагал превратить венгерскую равнину в кормовую базу своей конницы для войны в Европе, то просчитался. Ослабленное на Руси, монгольское войско утратило боевой пыл, встретив пусть недостаточно организованное, но мужественное сопротивление. Из монголов, двинувшихся в глубь Европы, «многие были убиты в Польше и Венгрии», — писал папский посол Плано Карпини.
Наступление, начатое на широком просторе Поволжья, подобно стреле на излете, утратило силу и замерло на Адриатике. У Батыя не было сил удержать все разоренные земли. Известие о смерти императора, великого хана Угэдэя (11 декабря 1241 года) стало удобным предлогом поспешного отступления. Он увел свою рать через Боснию, Сербию, Болгарию, Русь — за Волгу.
Народы, что отстаивали в суровую пору нашествия свои очаги, и прежде всего — народы Руси, спасли Вену и Париж, Лондон и Рим, города и культуру многих стран от разорения. В этом их великая заслуга перед историей человечества.
...Император Фридрих II толковал об отпоре татарам, упоминал и о разорении Киева — «самого значительного из городов» «преславного королевства» Руси. И при императорском дворе, и в папской канцелярии призывали к походу, говорили о нем и в Вормсе, и в Майнце, и в Мерзе-бурге, предполагали собрать войска в Нюрнберге, но дальше разговоров дело не пошло. Когда же выяснилось, чт» непосредственная угроза Германии миновала, в июне 1241 года войска императора Фридриха II начали поход, но не на Батыя, а... против папы, на Рим.
Тогда-то хорошо вооруженный немецкий Орден в союзе с Данией, при поддержке папства и Германии развернул наступление на Псков и Новгород.
...Придирчиво собрав войско из новгородцев, ладожан, а также карел и ижорян, князь Александр выступил против крестоносцев. Прежде всего было необходимо вернуть Копорье, а для этого — мимо немецких дозоров подобраться к Водьской крепости Это удалось. Неожиданным ударом врага выбили. Освободили Водьскую землю. Захваченных изменников из води и эстов, перешедших на службу к немецкому Ордену, князь приказал повесить, а пленных немцев — одних отправить в Новгород, других ради будущих дипломатических намерений отпустить на все четыре стороны.
...Копорье — первый шаг в большом замысле князя. Но и этот первый успех русских и союзных им полков отразился в стане врага: пришла весть, что восстали героические жители эстонского острова Сааремаа. Они перебили рыцарей и католическое духовенство. Андреас фон Вельвен поспешил подписать с сааремаасцами новый договор, в котором прямо отметил, что сподвигнут к тому «настоятельной необходимостью» — успешным ударом русских.
Александр задумал контрнаступление на врага. Своих сил мало — нужна помощь из Владимира. Гонцы помчались к отцу. Ярослав одобрил его намерение и отправил ему с братом Андреем свои вновь сформированные после татаро-монгольского погрома суздальские «низовские» полки. Набралось до 20 тысяч суздальско-новгородских воинов. С таким войском побеждал немцев отец. Постарается и сын.
Со всеми объединенными силами, которыми располагала Русь, вступил Александр в Эстонию. От действий его войска зависела судьба Русской земли.
Второй его шаг, вторая цель — Псков. Начав наступление на землю эстов, Александр сперва перерезал дозорами все пути, ведущие на Псков. Что творится в отрезанном Пскове, он хорошо знал, помнил он и посадника Твердилу. Недавно вместе судили и рядили. Но теперь боярину несдобровать. Сомневаться в доверии и поддержке псковичей не приходилось. Надо рискнуть захватом крепости врасплох.
Полки Александра повернули на Псков.
...Неожиданно, «изгоном», ворвались они в крепость и освободили от захватчиков и предателей-бояр этот древний город. Псковичи с радостью встретили своих освободителей. Пленных рыцарей и эстов князь, «сковав», отправил в Новгород; псковские предатели-бояре разделили судьбу копорских. В немецкой «Рифмованной хронике» это событие описано так:
Как это сделать? Прежде всего нужно знать силу врага, а потому Александр повел все войска вместе с псковской ратью в землю эстов, на Дерпт. Он знал эту дорогу по отцовскому походу к Эмайыге. На западном берегу Чудского озера войско занялось «зажитием» — фуражировкой и сбором продовольствия, а дозоры разведывали, сколько немцев и где они.
Пришли вести дозорных. Вести тревожные. В районе селения Моосте конный отряд во главе с Домашем Твердиславичем и тверским воеводой Кербетом близ расположения немецких войск завязал бой, но был разбит; враги убили «мужа честна» Домаша «и инех с нимь... а инех руками изоимаша», остальные же «к князю прибегоша в полк». Пускай с потерями, но численность наступающего врага все же выяснить удалось. Приближалась решительная битва, которой искал Александр. О ней с тревогой и надеждой думал народ и в Новгороде, и в Пскове, и в Ладоге, и в Москве, и в Твери, и во Владимире.
Как и где лучше встретить рыцарей? Глубокие снега и лесисто-болотистые окрестности не позволяли развернуть боевой порядок на суше. Тяжелые раздумья охватили Александра. Рыцари ему достаточно известны. Ядро войск по всей Европе состояло из рыцарей, которые сражались каждый в одиночку и нередко, из страха или в погоне за добычей, покидали поле боя. Крестовые походы обнаружили их слабость. Тогда и были созданы рыцарские ордена.
Орден — стройная упорядоченная организация. Вступая в Орден, каждый рыцарь дает обет беспрекословного послушания. Устав жёстко определяет поведение в походе и бою своих рыцарей, которые мало чем отличались от разбойников.
Спору нет — у Ливонского ордена послушное, отлично вооруженное войско. Применяет оно особый конный строй — клин или трапецию, в виде тупорылой свиньи, так называли его на Руси. Александр видел этот строй и знал его по опыту походов отца.
Пешими в бой шли слуги. Это вспомогательное войско — горожане-колонисты, отряды из покоренных народов. Первыми в бой вступали рыцари, а пехота стояла под отдельным знаменем. Если в бой введут и пехоту, то ее строй, вероятно, замкнут рядом рыцарей: их в большинстве подневольные пешцы не очень-то надежны.
Лучшее боевое построение русских войск — это сильный центр — большой полк («чело») и два менее сильных фланга («крылы»). Так учили Александра воеводы.
Но что будет, если своим клином рыцари раздробят центральную, наиболее сильную, часть русского войска, как не раз дробили они отряды ливов, латышей, эстов? Надо было одолеть закованную в панцири «свинью». Привычное построение не годилось. Нужно изменить тактику русских войск и сосредоточить основные силы на крылах. И лучше всего это сделать на льду.
Надо всему войску отступить на лед Чудского озера. Здесь он одолеет Орден. «...Князь же воспятися на озеро...»
Русские двинулись к Чудскому озеру, а следом, как и предполагал Александр, «немци же и чудь поидоша по них».
Следуя с войском, Александр продолжал размышлять.
Чтобы ударить с крыл, нужно заманить и задержать клин, иначе он пройдет сквозь русскую рать, как нож, и, повернув, ударит с тыла. На Эмайыге рыцарей подвел хрупкий лед. Надеяться, что они вторично попадут впросак — значило бы идти на безрассудный риск.
Целый день спешно обследовал Александр Чудское озеро, его берега, протоки. Восточный берег Чудского озера был покрыт городищами-убежищами, к ним недавно добавились укрепления на острове Городец (тогда он вместе с островом Вороньим составлял одно целое). По рекам Желча, Плюсса, Луга население сидело густо, приросло к древней дороге на Юрьев.
Наконец он нашел самое подходящее место для боя. Узмень — ныне Теплое озеро. Сравнительно узкий проток, по берегам поросший лесом — дубом, ольхой, сосной, елью, соединявший Псковское и Чудское озера.
Узмень — место давних споров и стычек с Орденом, чьи владения на другом берегу были хорошо видны Александру с Вороньего Камня — темно-бурой глыбы, возвышающейся метров на пятнадцать.
Осмотрев озеро, Александр и избрал ледяную поверхность Узмени в 1—2 километрах от Вороньего Камня, что поднимался над окрестными лесами. Князь Александр поставил свое войско на мелководном, промерзшем до дна прибрежном участке Узмени. Его боевой порядок почти примыкал к лесистому восточному берегу.
Правое крыло защищала покрытая слабым льдом Си-говица. Перед левым был далекий ледяной обзор. Наступающее по открытому льду немецкое войско было как на ладони, полностью обнаруживая свои силы, построение и направление удара.
Под ногами у русских прочно. Нужно было пропустить немцев, когда они двинутся с той стороны, чтобы уперлись в берег, а потом с двух сторон навалиться и опрокинуть на хрупкую и пористую Сиговицу.
На рассвете 5 апреля 1242 года Александр увидел, как вся масса немецких войск устремилась на русских. Устрашающе размеренно двигался безликий железный клин, сверкающий доспехами, причудливыми шлемами рыцарей в белых плащах с изображением красного меча и креста.
...Александр с возвышенного места смотрел и ждал. Он уклонился от обычно принятого встречного удара, показной дружинной доблести, он предпочел мудрость. Выставив ночью впереди заслон, он велел, ему стоять как вкопанному, пока весь рыцарский клин не втянется в русские ряды. Заслон волю его выполнил: осыпал голову «свиньи» стрелами, а затем принял ее в копья. Александр подал знак, на солнце сверкнул суздальский лев на княжеском стяге, и на рыцарей устремились главные силы русских, (ной стороны новгородцы, псковичи, карелы, ижорян главе с тысяцким и посадником, с другой — суздальская рать Александра, и «бысть сеча ту велика немцемь и чюди».
Со слов воротившихся из плена рыцарей описание битвы попало в орденскую хронику.
Немцы начали с ними бой.
Русские имели много стрелков, которые мужественно приняли первый натиск, (находясь) перед дружиной князя. Видно было, как отряд братьев-рыцарей одолел стрелков; там был слышен звон мечей, и видно было, как рассекались шлемы.
С обеих сторон убитые падали на землю. Те, которые находились в войске братьев-рыцарей, были окружены...
Братья-рыцари достаточно упорно сопротивлялись, но их там одолели...
И Александр, и каждый его соратник сердцем чувствовали победный исход этой жаркой схватки. В тяжелые удары своих мечей они вкладывали все горе свое, всю боль за пережитое Русью.
Русские сражались за правое дело, за родину. Они «исполнишася духом ратным: бяху бо сердца их, акы сердца лвом». Русские лучники внесли полное расстройство в ряды окруженных рыцарей.
Это была дотоле невиданная битва, и казалось, что «труск от копий ломлениа и звук от сечениа мечного» был такой, будто «озеру померзшю двигнутися; и не бе видети леду, покры бо ся кровию».
Замысел Александра удался вполне. Русские люди «кровь свою прольяша» не напрасно, цват рыцарства был разгромлен. «Немци ту падоша, а чудь (эсты) даша плеща» — показали плечи, бежали.
Русские яростно преследовали обратившегося в бегство врага по льду до Суболичьского берега. Было убито одних только рыцарей 400 (из них 200 меченосцев), а 50 попали в плен; немало пало и эстов; некоторые рыцари, спасаясь бегством, сбрасывали тяжелые доспехи и обувь. Посрамленных пленных крестоносцев подводили к Александру.
«Возвратися князь Олександр с победою славною». Рыцарей «ведяхут босы подле коний». Войско шло как было принято: «полк по полце, бьюще в бубны и трубяще во трубы и в сопели». Позади обоз с оружием: возницы телег по давнему обычаю — сидят верхом на упряжных лошадях. Когда войско приблизилось к Пскову, игумены и попы «в ризах со кресты» и «весь народ сретоша его перед градом» «поюще песнь: „Пособивый, господи, кроткому Давыду победити иноплеменьникы и верному князю нашему оружием крестным, и свободити град Плесков от иноязычников рукою Олександровою“. Песнопением народ величал — славил русское войско и князя Александра. Все понимали, что с Вороньего Камня он не только увидел поле будущей битвы, но и предвидел ее победоносный исход.
...Через семьсот лет, трудным летом 1942 года художник Павел Корин написал для выставки «Великая Отечественная война» картину-триптих с изображением в центре ее Александра Невского.
Берег Волхова. За ним русские дали, видна святая София, ее главы и золотые купола. На этом берегу, поодаль, в плотных рядах пешие воины при копьях и красных-червленых щитах. Впереди высокий, плечистый, мужественный князь. На благородной голове воина шелом с образом святого Александра, высокая шея прикрыта сзади бармицей. Глаза задумчиво и тревожно устремлены вдаль. Суровость лица подчеркивают усы и борода, оттеняющие не по годам скорбный рот с опущенными углами губ. Поверх рыцарских доспехов переброшен красный на черной подкладке плащ-корзно. Александр опирается на тяжелый меч, вложенный в оправленные золотом ножны, сильные руки крепко сжимают его рукоять. Рядом мрачный лик Спаса на боевом стяге. Стяг укреплен на новгородской, навечно русской земле.
По поводу этой картины сам П. Д. Корин писал: «Когда в сентябре 1942 года я стал писать Александра Невского, мне хотелось воплотить идеи стойкости, мужества, отваги, хотелось раскрыть характер непокоренного народа в том, что делает его великим».
...Победа на Чудском озере — Ледовое побоище — имела огромное значение для всей Руси и связанных с нею народов; она спасла их от жестокого иноземного ига. Впервые был положен предел грабительскому «натиску на Восток» немецких правителей, который продолжался уже не одно столетие.
...Позади славная победа. Но Александр понимал — это война не последняя. Жизнь показала, что крепостных стен и княжеских засад недостаточно. С двухлетним хозяйничаньем немецких фогтов во Пскове было покончено. Самое удобное время упрочить тут княжую власть, чтобы свои люди и в господе и в суде могли предотвратить повторение боярских измен. Лучший к тому повод — упорядочить в виде «Правды» местное, дотоле разрозненное судопроизводство, разумеется не упустив своего. В «Житии» Александра содержатся горькие укоры «невегласом» — невеждам псковичам, которые по воле бояр попали в немецкое ярмо; их призывают помнить о дне освобождения «и до правнучат Олександровых». Псковичи действительно запомнили Александра и защитника и законодателя.
Александр, используя нормы «Русской Правды», определил в Псковской земле объем и доход княжеского суда с разбора всех уголовных дел от мелкого хищения сена с верхушки стога до вооруженного разбоя.
Создавая свой закон, Александр заседал с псковским боярским советом близ княжого двора на сенях в местном Детинце, по-псковски кроме (кремле, укреплении). После этого приезда Александра псковичи тут стали собирать вечевые сходки. Кром стоял на высоком крутом холме у слияния рек Псковы и Великой.
...Псков был Александру дорог. За долгие годы князь привык к нему.
Псков — город необычный. В сравнении с Суздальским краем это, конечно, захолустье. Тысяч десять горожан живут на военную ногу. Простой люд ютится в бревенчатых срубах. Погода здесь не балует — и крыши для тепла засыпаны землей. Свет проникает через окна-щели с деревянными задвижками, а дым очага уходит через дыру в крыше. Усадьбы знати — зимние и летние (гридницы), двухэтажные терема — соединены крытыми переходами. Всё отделано замысловатой резьбой — растения, птицы, звери, люди — затейливо раскрашены, словно для того, чтобы скрасить суровую природу и жесткий пограничный быт крепости, окруженной стихией языческих народов и стоящей лицом к лицу с опасным врагом.
Церквей здесь каменных, вместе с Троицким собором, четыре. Они словно вывезены из Новгорода. Храмы смотрят на реку Великую, близ которой и знать живет, и духовенство. А посад — в Среднем городе у дороги между кромом и Торговищем. Он насквозь мирской, полуязыческий. В глубине Детинца, где происходит посажение князей, сгрудились клети, амбары, житницы — весь припас горожан, купцов и воинов. Неподалеку от собора, на крепостной стене, висит колокол, которым созванивали вече. Тут же стоят сани — предмет гордости псковичей. Они принадлежали киевской великой княгине Ольге. Она ввела здесь первые законы, а он, Александр, лишь продолжал дело прабабки.
Он дорожил поддержкой городов. Что можно сделать без их оружия, без стали, железа, брони, копий и стрел? Немецкие фогты по своему обычаю лишили псковских купцов и ремесленников всяких прав. Александр же, напротив, восстановил «старину» и включил в свою грамоту статью о судебных правах их объединений — братщин. «А объединение (купцов, ремесленников) совместно пирующих может судить, как судьи».
Псковичи настаивали на ограничении княжеской торговли вином. Трезвость богоугодна, а потому «княжеские люди пусть по дворам корчем (кабаков) не держат ни в самом Пскове, ни в пригороде, и хмельной напиток не продают ни ведром, ни ковшом, ни бочкою». Решение понятное: человек «пьянством прибытки теряет, князем землю пусту творит» и сам гибнет, ибо пьянство «смысл отъемлет, смысл погашает, смыслу пагуба».
Возникали тут и курьезные вопросы. Например: «Если кто-либо с кем обменяется чем-нибудь или купит что-нибудь спьяна, а когда проспятся, один из участников сделки будет недоволен?» Александр решил: «Ино им разменится, а в том целованиа нет, ни присужати» — иными словами, «им следует разменяться тем, „чем ранее обменялиоь, а к присяге их по суду не следует приводить“. Решение князя на стороне собственника.
Городской быт знал и другие происшествия: «Если кто-либо вырвет у другого клок бороды ц это подтвердит свидетель» — как судить? Александр решил: «Пусть свидетель принесет присягу и идет на поединок с оскорбителем; если свидетель одолеет своего противника на поединке, то за повреждение бороды и за избиение следует присудить вознаграждение»; «свидетель в таких делах должен быть только один». Должно быть, не один свидетель чесал в затылке, прежде чем свидетельствовать в таком деле.
От грамоты Александра псковичи потом вели свою «добрую старину», воплощенную в их основном законе — «Псковской судной грамоте», принятой «всем Псковом на вече» в 1462 году. Они придавали ей такое же большое значение, как новгородцы «Грамотам Ярослава». Не зря в заголовке «Псковской судной грамоты» на первом месте стоит имя Александра и сказано, что она «выписана из великого князя Александра грамоты». Словом, как того и хотел автор «Жития», Александр и при правнуках своих не был забыт псковичами.
Теперь Псков неприступен, с княжеским наместником, войском, судом да с двумя, как и в Новгороде, линиями обороны. На 300 километров вдоль Великой и На-ровы с юга на север и на 100 километров в ширину протянулась Псковская земля с ее крепостями Изборском, Островом, Опочкой, Воронаем. Земля отныне приграничная на столетия. Немцы под боком...
...Пока Александр судил и рядил во Пскове, восточную Прибалтику эхом чудской победы потряс взрыв освободительных восстаний. Выступили курши Латвии, откуда рыцари грозили Нижней Литве — Жемайтии. Курши призвали на помощь Литву: великий князь Миндовг, который, по словам немецкого хрониста, «очень ненавидел крестоносцев», привел 30-тысячное войско. Положение Ордена надолго осложнилось.
Князь польского Поморья Святополк вторгся во владения прусских крестоносцев и возглавил первое восстание пруссов; Миндовг оказал помощь и Святополку. Прусско-поморские войска Святополка разбили тевтон ских рыцарей у Рейзенского озера. Немецкий тевтонский хронист Петр Дюсбург именует Святополка «сыном греха и погибели» и говорит, что в то время «почти вся Пруссия была окрашена христианской кровью» рыцарей.
Западные державы и тут поддержали Орден. Папа Иннокентий IV пожаловал великому магистру Герхарду в знак покровительства перстень. Папский доверенный посол — легат Вильгельм Моденский — подтвердил, что земля куршей есть «часть Пруссии и должна управляться по ее законам». По просьбе другого великого магистра Генриха фон Гогенлоэ император Фридрих II «утвердил» за Орденом права на обладание землями Латвии и Литвы. Только вмешательство папства и империи, а также отсутствие единства среди славянских и литовских князей, действующих хотя и одновременно, но врозь, помешали сбросить рыцарей в море.
Что касается ливонских рыцарей, то еще в 1242 году они, узнав о возвращении Александра в Новгород, «при-слаша (послов) с поклоном». Послы заявили князю: «Что есмы зашли Водь, Лугу, Плесков, Лотыголу (Латга-лия — часть Латвии) мечем, того ся всего отступаем, а что есмы изоймали мужий ваших, а теми ся розменим: мы ваши пустим, а вы наши пустите». Псковские заложники также были отпущены на родину. На этих условиях Александр пошел на мир с Ливонским орденом.
Разорив Киев, татаро-монголы устремились далее в юго-западную Русь, где с боями заняли местные столичные города Галич, Владимир-Волынский и «инии грады мнози, им же несть числа». Груды костей — целые костища оставили они на своем пути.
Наступил 1241 год. Истерзанная трехлетней войной, лежала Русь. Но и монгольское войско было уже не то, каким оно перешло Волгу. В Азии, на Кавказе, в Поволжье и особенно в трехлетней войне на Руси татаро-монголы понесли тяжелые потери и вышли на ее западные рубежи серьезно ослабленными. Народы Руси защитили Европу от татаро-монгольского порабощения. Вот что записал современник нашествия Фома, хронист города Сплита на Адриатике: «Татары из-за Руси, сильно им противостоявшей, не могли продвинуться дальше: имели неоднократно столкновения с русскими и много крови было пролито, долго, однако, они были сдерживаемы русскими. Вследствие чего, направившись от них в другую сторону, все северные области окружили войною».
...По Руси разнеслась радостная весть, что жестокие враги «сошли» с родной земли — ушли в Польшу, в Венгрию. Однако радость оказалась преждевременной.
...Между тем на севере опасность вторжения возрастала. Рыцари вместе с отрядами эстов захватили и обложили данью Водьскую землю, сманив на свою сторону часть вожанской знати.
С благословения папы крестоносцы помышляли захватить и берега Невы и Карелию. Рыцарские отряды чинили разбой в Новгородской земле. Их набеги охватили обширную территорию в районе Изборск -o Псков — Сабель — Тесов — Копорье. В город сбегались жители из окрестных сел, опасаясь грабителей. Возмущенные новгородцы, не желая в угоду корыстному боярству становиться рабами тевтонов, требовали призвать на помощь владимиро-суздальских князей.
Шумное новгородское вече отправило посла к Ярославу Всеволодовичу. Проницательный политик отпустил к ним княжить своего младшего сына Андрея. Но Андрей явно не подходил для столь ответственного дела. Ярослав знал, что новгородцы попросят у него Александра, и этим ловким ходом старался облегчить старшему сыну споры с боярством. Действительно, новгородцы, собравшись на вече и как следует «сдумавше», вновь послали к Ярославу Всеволодовичу уже самого архиепископа Спиридона «с мужами» просить к себе Александра Ярославича. Они с горечью сообщали, что «немцы поимаша по Луге вси кони и скот, и нелзе бяше орати (пахать) по селам и нечимь...».
...Приезду мужественного князя «ради быша новгородци». Тяжелая рука Александра вновь легла на боярскую господу. В свои далекие расчеты он бояр не посвящал, а требовал денег и оружия. Но выбора не было — ведь Александр был отменным знатоком воинского наряда. Смелость, решительность — вот с чем считается противник.
Одно удивляло Александра: татарский поход в глубь Европы не только не ослабил натиска Ордена, но, казалось, напротив, оживил его.
Александр знал, что монгольский аркан навис над Европой, но где и как воевал Батый, ему не было известно.
А Батый с главным войском шел обычным путем кочевников на Венгрию. Отряды других воевод он направил так, чтобы обезопасить себя от ударов со стороны Польши, Чехии и Болгарии.
Европа не была готова к отпору полчищам Батыя, хотя вести об их приближении поступали давно. Первой его жертвой стала Польша. Пал Краков. Польское войско, несмотря на отвагу, потерпело поражение. Венгерское войско Белы IV встретилось с неприятелем и тоже было разбито.
Монгольские рати разорили Словакию, а затем и Моравию. Большие потери вынудили Батыя отказаться от столкновения с 40-тысячным войском чешского короля Вацлава, который принимал энергичные меры к укреплению своей страны.
Зимой 1241 года Батый перевел через Дунай монгольские рати и занял всю Венгрию. Но если он предполагал превратить венгерскую равнину в кормовую базу своей конницы для войны в Европе, то просчитался. Ослабленное на Руси, монгольское войско утратило боевой пыл, встретив пусть недостаточно организованное, но мужественное сопротивление. Из монголов, двинувшихся в глубь Европы, «многие были убиты в Польше и Венгрии», — писал папский посол Плано Карпини.
Наступление, начатое на широком просторе Поволжья, подобно стреле на излете, утратило силу и замерло на Адриатике. У Батыя не было сил удержать все разоренные земли. Известие о смерти императора, великого хана Угэдэя (11 декабря 1241 года) стало удобным предлогом поспешного отступления. Он увел свою рать через Боснию, Сербию, Болгарию, Русь — за Волгу.
Народы, что отстаивали в суровую пору нашествия свои очаги, и прежде всего — народы Руси, спасли Вену и Париж, Лондон и Рим, города и культуру многих стран от разорения. В этом их великая заслуга перед историей человечества.
...Император Фридрих II толковал об отпоре татарам, упоминал и о разорении Киева — «самого значительного из городов» «преславного королевства» Руси. И при императорском дворе, и в папской канцелярии призывали к походу, говорили о нем и в Вормсе, и в Майнце, и в Мерзе-бурге, предполагали собрать войска в Нюрнберге, но дальше разговоров дело не пошло. Когда же выяснилось, чт» непосредственная угроза Германии миновала, в июне 1241 года войска императора Фридриха II начали поход, но не на Батыя, а... против папы, на Рим.
Тогда-то хорошо вооруженный немецкий Орден в союзе с Данией, при поддержке папства и Германии развернул наступление на Псков и Новгород.
...Придирчиво собрав войско из новгородцев, ладожан, а также карел и ижорян, князь Александр выступил против крестоносцев. Прежде всего было необходимо вернуть Копорье, а для этого — мимо немецких дозоров подобраться к Водьской крепости Это удалось. Неожиданным ударом врага выбили. Освободили Водьскую землю. Захваченных изменников из води и эстов, перешедших на службу к немецкому Ордену, князь приказал повесить, а пленных немцев — одних отправить в Новгород, других ради будущих дипломатических намерений отпустить на все четыре стороны.
...Копорье — первый шаг в большом замысле князя. Но и этот первый успех русских и союзных им полков отразился в стане врага: пришла весть, что восстали героические жители эстонского острова Сааремаа. Они перебили рыцарей и католическое духовенство. Андреас фон Вельвен поспешил подписать с сааремаасцами новый договор, в котором прямо отметил, что сподвигнут к тому «настоятельной необходимостью» — успешным ударом русских.
Александр задумал контрнаступление на врага. Своих сил мало — нужна помощь из Владимира. Гонцы помчались к отцу. Ярослав одобрил его намерение и отправил ему с братом Андреем свои вновь сформированные после татаро-монгольского погрома суздальские «низовские» полки. Набралось до 20 тысяч суздальско-новгородских воинов. С таким войском побеждал немцев отец. Постарается и сын.
Со всеми объединенными силами, которыми располагала Русь, вступил Александр в Эстонию. От действий его войска зависела судьба Русской земли.
Второй его шаг, вторая цель — Псков. Начав наступление на землю эстов, Александр сперва перерезал дозорами все пути, ведущие на Псков. Что творится в отрезанном Пскове, он хорошо знал, помнил он и посадника Твердилу. Недавно вместе судили и рядили. Но теперь боярину несдобровать. Сомневаться в доверии и поддержке псковичей не приходилось. Надо рискнуть захватом крепости врасплох.
Полки Александра повернули на Псков.
...Неожиданно, «изгоном», ворвались они в крепость и освободили от захватчиков и предателей-бояр этот древний город. Псковичи с радостью встретили своих освободителей. Пленных рыцарей и эстов князь, «сковав», отправил в Новгород; псковские предатели-бояре разделили судьбу копорских. В немецкой «Рифмованной хронике» это событие описано так:
И далее хронист-завоеватель морализирует:
Туда он прибыл с большой силой;
он привел много русских,
чтобы освободить псковичей.
Этому они от всего сердца обрадовались.
Котда он увидел немцев,
он после этого долго не медлил,
он изгнал обоих братьев-рыцарей,
положив конец их фогтству,
и все их слуги были прогнаны.
Никого из немцев там не осталось:
русским оставили они землю.
Мешкать во Пскове было нечего. Врага изгнали, но этого мало. Руси нужна прочная граница, к ней путь один — разгром рыцарского войска. Разгром такой, чтобы впредь за Нарову не совались.
...если бы Псков был тогда убережен,
это приносило бы ныне пользу христианству
до самого конца света.
Это — неудача.
Кто покорил хорошие земли
и плохо занял их военной силой,
тот заплачет, когда понесет убыток...
Как это сделать? Прежде всего нужно знать силу врага, а потому Александр повел все войска вместе с псковской ратью в землю эстов, на Дерпт. Он знал эту дорогу по отцовскому походу к Эмайыге. На западном берегу Чудского озера войско занялось «зажитием» — фуражировкой и сбором продовольствия, а дозоры разведывали, сколько немцев и где они.
Пришли вести дозорных. Вести тревожные. В районе селения Моосте конный отряд во главе с Домашем Твердиславичем и тверским воеводой Кербетом близ расположения немецких войск завязал бой, но был разбит; враги убили «мужа честна» Домаша «и инех с нимь... а инех руками изоимаша», остальные же «к князю прибегоша в полк». Пускай с потерями, но численность наступающего врага все же выяснить удалось. Приближалась решительная битва, которой искал Александр. О ней с тревогой и надеждой думал народ и в Новгороде, и в Пскове, и в Ладоге, и в Москве, и в Твери, и во Владимире.
Как и где лучше встретить рыцарей? Глубокие снега и лесисто-болотистые окрестности не позволяли развернуть боевой порядок на суше. Тяжелые раздумья охватили Александра. Рыцари ему достаточно известны. Ядро войск по всей Европе состояло из рыцарей, которые сражались каждый в одиночку и нередко, из страха или в погоне за добычей, покидали поле боя. Крестовые походы обнаружили их слабость. Тогда и были созданы рыцарские ордена.
Орден — стройная упорядоченная организация. Вступая в Орден, каждый рыцарь дает обет беспрекословного послушания. Устав жёстко определяет поведение в походе и бою своих рыцарей, которые мало чем отличались от разбойников.
Спору нет — у Ливонского ордена послушное, отлично вооруженное войско. Применяет оно особый конный строй — клин или трапецию, в виде тупорылой свиньи, так называли его на Руси. Александр видел этот строй и знал его по опыту походов отца.
Пешими в бой шли слуги. Это вспомогательное войско — горожане-колонисты, отряды из покоренных народов. Первыми в бой вступали рыцари, а пехота стояла под отдельным знаменем. Если в бой введут и пехоту, то ее строй, вероятно, замкнут рядом рыцарей: их в большинстве подневольные пешцы не очень-то надежны.
Лучшее боевое построение русских войск — это сильный центр — большой полк («чело») и два менее сильных фланга («крылы»). Так учили Александра воеводы.
Но что будет, если своим клином рыцари раздробят центральную, наиболее сильную, часть русского войска, как не раз дробили они отряды ливов, латышей, эстов? Надо было одолеть закованную в панцири «свинью». Привычное построение не годилось. Нужно изменить тактику русских войск и сосредоточить основные силы на крылах. И лучше всего это сделать на льду.
Надо всему войску отступить на лед Чудского озера. Здесь он одолеет Орден. «...Князь же воспятися на озеро...»
Русские двинулись к Чудскому озеру, а следом, как и предполагал Александр, «немци же и чудь поидоша по них».
Следуя с войском, Александр продолжал размышлять.
Чтобы ударить с крыл, нужно заманить и задержать клин, иначе он пройдет сквозь русскую рать, как нож, и, повернув, ударит с тыла. На Эмайыге рыцарей подвел хрупкий лед. Надеяться, что они вторично попадут впросак — значило бы идти на безрассудный риск.
Целый день спешно обследовал Александр Чудское озеро, его берега, протоки. Восточный берег Чудского озера был покрыт городищами-убежищами, к ним недавно добавились укрепления на острове Городец (тогда он вместе с островом Вороньим составлял одно целое). По рекам Желча, Плюсса, Луга население сидело густо, приросло к древней дороге на Юрьев.
Наконец он нашел самое подходящее место для боя. Узмень — ныне Теплое озеро. Сравнительно узкий проток, по берегам поросший лесом — дубом, ольхой, сосной, елью, соединявший Псковское и Чудское озера.
Узмень — место давних споров и стычек с Орденом, чьи владения на другом берегу были хорошо видны Александру с Вороньего Камня — темно-бурой глыбы, возвышающейся метров на пятнадцать.
Осмотрев озеро, Александр и избрал ледяную поверхность Узмени в 1—2 километрах от Вороньего Камня, что поднимался над окрестными лесами. Князь Александр поставил свое войско на мелководном, промерзшем до дна прибрежном участке Узмени. Его боевой порядок почти примыкал к лесистому восточному берегу.
Правое крыло защищала покрытая слабым льдом Си-говица. Перед левым был далекий ледяной обзор. Наступающее по открытому льду немецкое войско было как на ладони, полностью обнаруживая свои силы, построение и направление удара.
Под ногами у русских прочно. Нужно было пропустить немцев, когда они двинутся с той стороны, чтобы уперлись в берег, а потом с двух сторон навалиться и опрокинуть на хрупкую и пористую Сиговицу.
На рассвете 5 апреля 1242 года Александр увидел, как вся масса немецких войск устремилась на русских. Устрашающе размеренно двигался безликий железный клин, сверкающий доспехами, причудливыми шлемами рыцарей в белых плащах с изображением красного меча и креста.
...Александр с возвышенного места смотрел и ждал. Он уклонился от обычно принятого встречного удара, показной дружинной доблести, он предпочел мудрость. Выставив ночью впереди заслон, он велел, ему стоять как вкопанному, пока весь рыцарский клин не втянется в русские ряды. Заслон волю его выполнил: осыпал голову «свиньи» стрелами, а затем принял ее в копья. Александр подал знак, на солнце сверкнул суздальский лев на княжеском стяге, и на рыцарей устремились главные силы русских, (ной стороны новгородцы, псковичи, карелы, ижорян главе с тысяцким и посадником, с другой — суздальская рать Александра, и «бысть сеча ту велика немцемь и чюди».
Со слов воротившихся из плена рыцарей описание битвы попало в орденскую хронику.
Немцы начали с ними бой.
Русские имели много стрелков, которые мужественно приняли первый натиск, (находясь) перед дружиной князя. Видно было, как отряд братьев-рыцарей одолел стрелков; там был слышен звон мечей, и видно было, как рассекались шлемы.
С обеих сторон убитые падали на землю. Те, которые находились в войске братьев-рыцарей, были окружены...
Братья-рыцари достаточно упорно сопротивлялись, но их там одолели...
И Александр, и каждый его соратник сердцем чувствовали победный исход этой жаркой схватки. В тяжелые удары своих мечей они вкладывали все горе свое, всю боль за пережитое Русью.
Русские сражались за правое дело, за родину. Они «исполнишася духом ратным: бяху бо сердца их, акы сердца лвом». Русские лучники внесли полное расстройство в ряды окруженных рыцарей.
Это была дотоле невиданная битва, и казалось, что «труск от копий ломлениа и звук от сечениа мечного» был такой, будто «озеру померзшю двигнутися; и не бе видети леду, покры бо ся кровию».
Замысел Александра удался вполне. Русские люди «кровь свою прольяша» не напрасно, цват рыцарства был разгромлен. «Немци ту падоша, а чудь (эсты) даша плеща» — показали плечи, бежали.
Русские яростно преследовали обратившегося в бегство врага по льду до Суболичьского берега. Было убито одних только рыцарей 400 (из них 200 меченосцев), а 50 попали в плен; немало пало и эстов; некоторые рыцари, спасаясь бегством, сбрасывали тяжелые доспехи и обувь. Посрамленных пленных крестоносцев подводили к Александру.
«Возвратися князь Олександр с победою славною». Рыцарей «ведяхут босы подле коний». Войско шло как было принято: «полк по полце, бьюще в бубны и трубяще во трубы и в сопели». Позади обоз с оружием: возницы телег по давнему обычаю — сидят верхом на упряжных лошадях. Когда войско приблизилось к Пскову, игумены и попы «в ризах со кресты» и «весь народ сретоша его перед градом» «поюще песнь: „Пособивый, господи, кроткому Давыду победити иноплеменьникы и верному князю нашему оружием крестным, и свободити град Плесков от иноязычников рукою Олександровою“. Песнопением народ величал — славил русское войско и князя Александра. Все понимали, что с Вороньего Камня он не только увидел поле будущей битвы, но и предвидел ее победоносный исход.
...Через семьсот лет, трудным летом 1942 года художник Павел Корин написал для выставки «Великая Отечественная война» картину-триптих с изображением в центре ее Александра Невского.
Берег Волхова. За ним русские дали, видна святая София, ее главы и золотые купола. На этом берегу, поодаль, в плотных рядах пешие воины при копьях и красных-червленых щитах. Впереди высокий, плечистый, мужественный князь. На благородной голове воина шелом с образом святого Александра, высокая шея прикрыта сзади бармицей. Глаза задумчиво и тревожно устремлены вдаль. Суровость лица подчеркивают усы и борода, оттеняющие не по годам скорбный рот с опущенными углами губ. Поверх рыцарских доспехов переброшен красный на черной подкладке плащ-корзно. Александр опирается на тяжелый меч, вложенный в оправленные золотом ножны, сильные руки крепко сжимают его рукоять. Рядом мрачный лик Спаса на боевом стяге. Стяг укреплен на новгородской, навечно русской земле.
По поводу этой картины сам П. Д. Корин писал: «Когда в сентябре 1942 года я стал писать Александра Невского, мне хотелось воплотить идеи стойкости, мужества, отваги, хотелось раскрыть характер непокоренного народа в том, что делает его великим».
...Победа на Чудском озере — Ледовое побоище — имела огромное значение для всей Руси и связанных с нею народов; она спасла их от жестокого иноземного ига. Впервые был положен предел грабительскому «натиску на Восток» немецких правителей, который продолжался уже не одно столетие.
...Позади славная победа. Но Александр понимал — это война не последняя. Жизнь показала, что крепостных стен и княжеских засад недостаточно. С двухлетним хозяйничаньем немецких фогтов во Пскове было покончено. Самое удобное время упрочить тут княжую власть, чтобы свои люди и в господе и в суде могли предотвратить повторение боярских измен. Лучший к тому повод — упорядочить в виде «Правды» местное, дотоле разрозненное судопроизводство, разумеется не упустив своего. В «Житии» Александра содержатся горькие укоры «невегласом» — невеждам псковичам, которые по воле бояр попали в немецкое ярмо; их призывают помнить о дне освобождения «и до правнучат Олександровых». Псковичи действительно запомнили Александра и защитника и законодателя.
Александр, используя нормы «Русской Правды», определил в Псковской земле объем и доход княжеского суда с разбора всех уголовных дел от мелкого хищения сена с верхушки стога до вооруженного разбоя.
Создавая свой закон, Александр заседал с псковским боярским советом близ княжого двора на сенях в местном Детинце, по-псковски кроме (кремле, укреплении). После этого приезда Александра псковичи тут стали собирать вечевые сходки. Кром стоял на высоком крутом холме у слияния рек Псковы и Великой.
...Псков был Александру дорог. За долгие годы князь привык к нему.
Псков — город необычный. В сравнении с Суздальским краем это, конечно, захолустье. Тысяч десять горожан живут на военную ногу. Простой люд ютится в бревенчатых срубах. Погода здесь не балует — и крыши для тепла засыпаны землей. Свет проникает через окна-щели с деревянными задвижками, а дым очага уходит через дыру в крыше. Усадьбы знати — зимние и летние (гридницы), двухэтажные терема — соединены крытыми переходами. Всё отделано замысловатой резьбой — растения, птицы, звери, люди — затейливо раскрашены, словно для того, чтобы скрасить суровую природу и жесткий пограничный быт крепости, окруженной стихией языческих народов и стоящей лицом к лицу с опасным врагом.
Церквей здесь каменных, вместе с Троицким собором, четыре. Они словно вывезены из Новгорода. Храмы смотрят на реку Великую, близ которой и знать живет, и духовенство. А посад — в Среднем городе у дороги между кромом и Торговищем. Он насквозь мирской, полуязыческий. В глубине Детинца, где происходит посажение князей, сгрудились клети, амбары, житницы — весь припас горожан, купцов и воинов. Неподалеку от собора, на крепостной стене, висит колокол, которым созванивали вече. Тут же стоят сани — предмет гордости псковичей. Они принадлежали киевской великой княгине Ольге. Она ввела здесь первые законы, а он, Александр, лишь продолжал дело прабабки.
Он дорожил поддержкой городов. Что можно сделать без их оружия, без стали, железа, брони, копий и стрел? Немецкие фогты по своему обычаю лишили псковских купцов и ремесленников всяких прав. Александр же, напротив, восстановил «старину» и включил в свою грамоту статью о судебных правах их объединений — братщин. «А объединение (купцов, ремесленников) совместно пирующих может судить, как судьи».
Псковичи настаивали на ограничении княжеской торговли вином. Трезвость богоугодна, а потому «княжеские люди пусть по дворам корчем (кабаков) не держат ни в самом Пскове, ни в пригороде, и хмельной напиток не продают ни ведром, ни ковшом, ни бочкою». Решение понятное: человек «пьянством прибытки теряет, князем землю пусту творит» и сам гибнет, ибо пьянство «смысл отъемлет, смысл погашает, смыслу пагуба».
Возникали тут и курьезные вопросы. Например: «Если кто-либо с кем обменяется чем-нибудь или купит что-нибудь спьяна, а когда проспятся, один из участников сделки будет недоволен?» Александр решил: «Ино им разменится, а в том целованиа нет, ни присужати» — иными словами, «им следует разменяться тем, „чем ранее обменялиоь, а к присяге их по суду не следует приводить“. Решение князя на стороне собственника.
Городской быт знал и другие происшествия: «Если кто-либо вырвет у другого клок бороды ц это подтвердит свидетель» — как судить? Александр решил: «Пусть свидетель принесет присягу и идет на поединок с оскорбителем; если свидетель одолеет своего противника на поединке, то за повреждение бороды и за избиение следует присудить вознаграждение»; «свидетель в таких делах должен быть только один». Должно быть, не один свидетель чесал в затылке, прежде чем свидетельствовать в таком деле.
От грамоты Александра псковичи потом вели свою «добрую старину», воплощенную в их основном законе — «Псковской судной грамоте», принятой «всем Псковом на вече» в 1462 году. Они придавали ей такое же большое значение, как новгородцы «Грамотам Ярослава». Не зря в заголовке «Псковской судной грамоты» на первом месте стоит имя Александра и сказано, что она «выписана из великого князя Александра грамоты». Словом, как того и хотел автор «Жития», Александр и при правнуках своих не был забыт псковичами.
Теперь Псков неприступен, с княжеским наместником, войском, судом да с двумя, как и в Новгороде, линиями обороны. На 300 километров вдоль Великой и На-ровы с юга на север и на 100 километров в ширину протянулась Псковская земля с ее крепостями Изборском, Островом, Опочкой, Воронаем. Земля отныне приграничная на столетия. Немцы под боком...
...Пока Александр судил и рядил во Пскове, восточную Прибалтику эхом чудской победы потряс взрыв освободительных восстаний. Выступили курши Латвии, откуда рыцари грозили Нижней Литве — Жемайтии. Курши призвали на помощь Литву: великий князь Миндовг, который, по словам немецкого хрониста, «очень ненавидел крестоносцев», привел 30-тысячное войско. Положение Ордена надолго осложнилось.
Князь польского Поморья Святополк вторгся во владения прусских крестоносцев и возглавил первое восстание пруссов; Миндовг оказал помощь и Святополку. Прусско-поморские войска Святополка разбили тевтон ских рыцарей у Рейзенского озера. Немецкий тевтонский хронист Петр Дюсбург именует Святополка «сыном греха и погибели» и говорит, что в то время «почти вся Пруссия была окрашена христианской кровью» рыцарей.
Западные державы и тут поддержали Орден. Папа Иннокентий IV пожаловал великому магистру Герхарду в знак покровительства перстень. Папский доверенный посол — легат Вильгельм Моденский — подтвердил, что земля куршей есть «часть Пруссии и должна управляться по ее законам». По просьбе другого великого магистра Генриха фон Гогенлоэ император Фридрих II «утвердил» за Орденом права на обладание землями Латвии и Литвы. Только вмешательство папства и империи, а также отсутствие единства среди славянских и литовских князей, действующих хотя и одновременно, но врозь, помешали сбросить рыцарей в море.
Что касается ливонских рыцарей, то еще в 1242 году они, узнав о возвращении Александра в Новгород, «при-слаша (послов) с поклоном». Послы заявили князю: «Что есмы зашли Водь, Лугу, Плесков, Лотыголу (Латга-лия — часть Латвии) мечем, того ся всего отступаем, а что есмы изоймали мужий ваших, а теми ся розменим: мы ваши пустим, а вы наши пустите». Псковские заложники также были отпущены на родину. На этих условиях Александр пошел на мир с Ливонским орденом.