Ожидание тянулось нескончаемо. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем появилась утомленная до предела медсестра и сообщила им, что Энни сделали промывание и она спит.
   — Ее сейчас перевезут на верхний этаж.
   — Она выздоровеет? — требовательно спросила миссис Уитмен.
   — Этого мы сказать не можем, пока девочка не проснется, — ответила медсестра и, пройдя зал, скрылась за тяжелой металлической дверью.
   В ожидании ответа врача миссис Уитмен, Джонни, близнецы и Рики отправились в больничный кафетерий, где без всякого аппетита выпили по чашке кофе, горячо молясь каждый по-своему, чтобы несчастная девочка выбралась из беды. Над столом зависла одна и та же тема. Снова и снова раздавались все те же вопросы и объяснения. И самый страшный вопрос — почему она сделала это — давил всех безысходной тяжестью. Джессика старалась казаться как можно незаметнее. На миссис Уитмен и Рики она просто не могла поднять глаз.
   Наконец всех позвали в палату Энни. Элизабет, Джессика и все остальные прошли по длинным коридорам, пахнущим дезинфекцией. Им снова вспомнилось, как здесь лежала Элизабет после жуткой, как ночной кошмар, мотоциклетной аварии.
   Девочки ожидали увидеть Джона Эдвардса, молодого доктора, который лечил Элизабет. Но встретивший их на пороге палаты врач Энни оказался старше и опытней.
   — Доктор Хэмонд, — представился он.
   — Я ее мать, — ответила миссис Уитмен. — Как она?
   Лицо доктора Хэмонда не выразило никаких эмоций.
   — Был бы счастлив ответить: все прекрасно. Однако исход пока не ясен. Мне важно знать, сколько времени девочка находилась в бессознательном состоянии до того, как была доставлена к нам.
   Рики выступил вперед.
   — Это я нашел ее, доктор. Но я не знаю, сколько времени она пролежала. Просто не представляю.
   Миссис Уитмен, Джонни и Рики кинулись к постели, где лежала Энни. Мона сжала в ладонях холодную руку дочери. Близнецы остановились в ее ногах, глядя на неподвижное тело, распростертое перед ними. Лицо было безжизненным, лишенным всякого оттенка. Джессика почувствовала, что сейчас упадет в обморок, и ухватилась дрожащей рукой за металлическую спинку кровати. Несколько минут прошло в полном молчании. Затем Элизабет увела сестру в коридор, где они тихо уселись в небольшом холле.
   Рики выглянул из-за двери и, заметив их, снова вернулся в палату. Время тянулось медленно.
   Вдруг стерильный воздух больницы пронзил оглушительный женский вопль. Миссис Уитмен выскочила в коридор.
   — Доктор! Сестра! Кто-нибудь! Мой котенок проснулся!
   — Доктор Хэмонд, палата сорок пять, вызов. Доктор Хэмонд, палата сорок пять, вызов, — раздался скрипучий голос громкоговорителя.
   Через несколько секунд, широко шагая по коридору, врач прошел в палату Энни. Он попросил миссис Уитмен, Джонни и Рики выйти.
   Все трое вышли в холл и присоединились к близнецам.
   — Что она сказала? — спросил Рики.
   — Она простонала, но слов я не поняла, — ответила Мона Уитмен и, достав сигарету, нервно закурила.
   Когда доктор Хэмонд вышел к ним, лицо его было хмурым.
   — Да… — с тревогой произнес он. — По моим расчетам ей уже должно было стать лучше.
   — Она в сознании? — спросила миссис Уитмен.
   — Она то приходит в сознание, то снова впадает в забытье. В данный момент она без сознания.
   — Когда она поправится? — повторила миссис Уитмен.
   — Пока ничего сказать нельзя. Когда люди кончают с собой, они, как правило, не хотят возвращаться к жизни. Если помощь поспевает вовремя, как в нашем случае, у них появляется возможность вернуться. Но еще неизвестно, нужна ли им эта возможность.
   — Не понимаю, доктор. Он усадил несчастную мать на кушетку и сел рядом.
   — Миссис Уитмен, я не знаю причин, которые повлияли на вашу дочь, но воли к жизни у нее нет.

Глава 12

   Нет воли к жизни… нет воли к жизни. Эти слова безжалостно бились в голове Джессики, когда она неслась по больничным коридорам. Она яростно толкнула входную дверь и, тяжело дыша, выскочила в парк, в прохладу раннего вечера. Стремительно промчалась по аллее, полукругом идущей от главного входа, пересекла широкую, мягкую, как плюш, лужайку. В горле стоял ком, дыхание сбилось, кровь стучала в висках.
   «Нет воли. И все из-за меня!» Колени вдруг ослабели, и, пробежав еще несколько шагов, она свалилась на прохладную траву, рядом с японским каменным садиком. Она жадно хватала ртом вечерний воздух.
   «Уеду навсегда, — не помня себя от боли, твердила она. — Сяду на автобус до Лос-Анджелеса, потом на самолет».
   Она уткнулась лицом в траву, орошая землю горькими слезами.
   — Джес! Джессика! — издалека послышался голос. Она подняла голову и увидела Элизабет, бегущую к ней по лужайке.
   — Что ты здесь делаешь? — воскликнула Элизабет и, подбежав, обхватила сестру обеими руками.
   — Уйди, я хочу быть одна!
   — Ну что ты! Все будет хорошо. Вместо ответа Джессика застонала. Как это — «хорошо»? У нее никогда больше не будет ничего хорошего.
   Элизабет ласково покачала сестру в своих объятиях. Рыдания Джессики постепенно утихали, переходя в прерывистые долгие всхлипы. Наконец она затихла.
   — Убежишь ты или нет, от этого ничего не изменится, и Энни от этого не поправится, — устало уговаривала ее Элизабет. — И сколько ни ругай себя, делу не поможешь. Хватит ныть.
   — Не могу. Это моя вина. Я, правда, не знала, Лиз, что она так сильно этого хочет. Понятия не имела! Лучше бы я умерла!
   Джессика ударила ногой по земле, и слезы полились у нее с новой силой.
   — Молчи, молчи, Джес, — монотонно повторяла Элизабет, не представляя, что сказать.
   — Я такая эгоистка, такая испорченная, невыносимая, злая…
   — Ладно, ладно тебе, — успокаивала Элизабет. — Не забывай, что ты говоришь о моей любимой сестре.
   Наконец Джессика села по-человечески и утерла лицо краем рубашки.
   — Слышала, что сказал Рики? Он прав. Я высокомерная и жестокая. Но откуда мне было знать, что ей эта команда так сильно понадобилась?
   Высморкавшись, Джессика умоляюще взглянула в чистые глаза сестры.
   Когда Элизабет смотрела на нее такими глазами, врать было невозможно.
   — Ну, хорошо, может, я знала. Или должна была это понять. В конце концов я и сама, когда готовилась вступить в команду, ужасно этого хотела.
   — Ты поступила так, как считала правильным, — сказала Элизабет.
   — Вот-вот! И устроила Энни весь этот кошмар! — Джессика снова опустила голову. — Что теперь делать?
   — Не знаю, что и сказать, — пожала плечами Элизабет. — Доктор говорит, она не хочет больше жить. Если бы мы могли чем-нибудь утешить ее…
   Вдруг Джессика, судорожно оглянувшись по сторонам, уставилась в лицо Элизабет. Потом, выпустив полу влажной рубашки, схватила ее за плечи.
   — Правильно! — решительно вскричала она и, вскочив на ноги, потянула за собой сестру. — Это точно, Лиз! Мы должны ей помочь.
   — Должны, Джес, но как? — Мне кое-что пришло в голову! — Джессику невозможно надолго вывести из равновесия. Она уже снова была в нужной форме.
   — Пошли!
   Решительным шагом она направилась в здание больницы, через главный вход и затем по коридорам. Элизабет покорно следовала за ней.
   — Куда ты идешь? — спросила она, тронув Джессику за рукав.
   — Как пройти к доктору Хэмонду? — вместо ответа обратилась та к невозмутимой дежурной медсестре.
   — Кабинет сто двенадцать, сразу за расчетной частью, — ответила медсестра.
   Джессика поспешила через холл, Элизабет снова последовала за ней. Когда они вошли в кабинет, доктор сидел за столом, просматривая медицинскую карту Энни.
   — Входите. А я полагал, вы ушли домой вместе с миссис Уитмен, — приветливо произнес он.
   Джессика села напротив него, а Элизабет — рядом с нею.
   — Доктор, — начала Джессика. — Если вы будете знать, почему она так поступила, это поможет вам?
   — Вероятно. А вы это знаете?
   — Да. Это все из-за меня. Во всем, что случилось, виновата только я.
   На лице доктора Хэмонда отразилось сомнение. Он внимательно поглядел на осунувшееся, заплаканное лицо Джессики, затем перевел взгляд на ее сестру — тоже усталую, с затуманенными глазами.
   — Гм… Неужели? И как же это произошло, юная леди?
   Неудержимо, как водопад, Джессика выплеснула на доктора всю историю, почти сплошь состоящую из самообвинений. Она обозвала себя самыми жестокими и оскорбительными словами, какие только могла вспомнить. Когда печальный рассказ подошел к концу, Джессике удалось так вывести себя на чистую воду, что в уме доктора, без сомнения, сложился образ ужасной преступницы, годной только на то, чтобы немедленно приговорить ее к расстрелу.
   — Понятно, — произнес он. — И вы нисколько не сомневаетесь, что ваш отказ послужил причиной несчастья с Энни?
   — Абсолютно уверена! — запальчиво ответила Джессика. — Просто не представляю, как мне теперь жить на свете с таким человеком, как я!
   Доктор Хэмонд сложил на груди руки и посмотрел на нее долгим, испытующим взглядом.
   — Значит, вы действительно хотите помочь Энни? — спросил он в итоге.
   — Конечно! Если только можно! — ответила Джессика. — Поэтому я и пришла к вам.
   — Кто знает, — медленно произнес он. — Может, и удастся… Все бывает. А теперь, Джессика, ответьте мне на такой вопрос. Вы хотите, чтобы Энни была в команде болельщиц? Если нет, то скажите это прямо сейчас. Будет слишком жестоко возродить ее надежды и затем вновь оттолкнуть. Это нанесет ей новую травму.
   Джессика изо всех сил зажмурила глаза, чтобы слезы вновь не хлынули потоком, и постаралась взять себя в руки. Элизабет нагнулась и сжала ей пальцы.
   — Я вообще не имела права ее выгонять, — сказала она наконец. — Обязательно возьму ее в команду, лишь бы поправилась.
   Доктор Хэмонд печально покачал головой.
   — Никаких гарантий нет, Джессика, но попробовать надо. И еще предупреждаю: если вы не сдержите слова, несчастье может повториться. Вы должны уверить ее, что хотите этого на самом деле. И сами должны быть абсолютно в этом уверены.
   Они уже собирались войти в палату, как из-за двери послышался приглушенный голос:
   — Я понимаю, как тебе было тяжело, Энни. Думаешь, меня везде принимают? Сама знаешь, кто я такой — добрый старина Рики Капальдо, маленький, забавный чудак, с которым всегда можно посмеяться. Пускай думают, как хотят, Энни! Что нам за дело, если у тебя есть я? Ты должна выздороветь. Обещаю, что ни один человек тебя и пальцем не тронет. Пожалуйста, Энни…
   Доктор Хэмонд приоткрыл дверь и кашлянул. После чего все трое вошли в палату. Рики взглянул на них, затем снова обернулся к Энни:
   — К тебе пришли.
   — Она в сознании? — спросил врач. Рики печально покачал головой.
   — Дай-ка я поговорю с ней, — сказала Джессика, приближаясь к кровати.
   — Ты? — Рики отвел глаза от лица Энни и посмотрел на Джессику таким напряженным взглядом, что ей стало не по себе.
   — Конечно, — твердо сказала она. — Это произошло из-за меня, так? Я тот самый человек, который устроил столько бед, так?
   Она взглянула на Рики, затем на доктора Хэмонда и Элизабет с таким видом, словно требовала, чтобы все немедленно признали ее виноватой во всех преступлениях. Потом придвинула поближе стул и взяла холодную и влажную руку Энни.
   — Энни, — с пылом начала она. — Это я, Джессика. Джессика Уэйкфилд, ты слышишь?
   Больная не подавала никаких признаков жизни.
   — Энни, — позвал Рики. — Это Джессика. Она пришла поговорить с тобой!
   Джессика в отчаянии повернулась к доктору Хэмонду.
   — Она не слышит!
   — Попробуйте еще раз, — посоветовал он.
   Джессика снова повернулась к застывшей на кровати фигуре.
   — Энни, послушай. Я пришла поговорить с тобой. У меня хорошие новости. Понимаешь, произошла ужасная ошибка. Когда мы писали сообщения тем, кто не прошел, мы перепутали листочки.
   — Это я перепутал, Энни, — не выдержал Рики, поняв мысль Джессики. — Не обижайся на глупого растяпу-менеджера, который сам испугался того, что натворил!
   Элизабет слушала молча, чутко улавливая в его словах настоящую любовь к Энни. До этого мгновения никто из них не понимал, как сильно он ее любит. Может быть, даже он сам понял это только сейчас.
   — Слышишь? — спросила Джессика. — Рики тоже просит тебя вернуться. Только не верь ему, что это он все перепутал. Он ни в чем не виноват. Это все произошло из-за одной тупицы, которая никак не могла понять, что, если человек захочет стать лучше, он обязательно исправится.
   Не желая прерывать беседу, доктор Хэмонд вышел из палаты. Надо было сделать распоряжения дежурным, чтобы Рики Капальдо и близнецам Уэйкфилд было разрешено остаться в палате больной на неограниченное время, независимо от установленных часов посещений. Эти трое были последней надеждой Энни, и доктор знал, что их присутствие и слова помогут ей сделать выбор между жизнью и смертью.
   Элизабет проснулась в тот момент, когда первые косые стрелы рассвета пробились сквозь ее закрытые веки. Все тело тупо ныло. Открыв глаза, она вспомнила, что накануне легла спать, свернувшись калачиком в больничном кресле. В это время послышался тихий голос — голос Джессики:
   — ..Потому что, ты пойми, Энни, если ты не выздоровеешь, на мне останется вина. Разве можно жить после этого? Поэтому ты просто обязана выздороветь. Ты же не хочешь, чтобы я тоже умерла? Ты слышишь меня, Энни?
   Не шевелясь, Элизабет скосила глаза. Рики Капальдо, подавшись вперед в кресле и склонившись к самому лицу Энни, молча смотрел на нее. Рядом с ним на коленях стояла Джессика, на» валившись корпусом на кровать, и безжизненная рука Энни лежала на ее молитвенно приподнятых ладонях.
   — Может, я недостаточно ясно выразилась, — продолжала она, — но мы решили увеличить команду болельщиц до восьми членов. Ты будешь восьмая, Энни, мы рассчитываем на тебя. Слышишь, без дураков, Энни! Это абсолютная правда.
   Элизабет ждала продолжения, но Джессика молча уронила голову на край постели. Тогда Элизабет поднялась и на цыпочках подошла к кровати с той стороны, где ее сестра несла свое ночное бдение.
   — Джес!
   Джессика подняла голову. Глаза ее сразу с надеждой устремились на лицо Энни Уитмен.
   — Это я, Джес! — прошептала Элизабет, нагнувшись к ней.
   — А… А я подумала — Энни, — разочарованно ответила Джессика. — Все бесполезно, Лиз. Я ничего не могу поделать. Она ненавидит мой голос.
   Рики и Элизабет смотрели, как Джессика положила руку Энни на кровать. Беззвучные слезы катились по ее щекам. Элизабет еще никогда не видела, чтобы ее сестра терпела такое полное поражение.

Глава 13

   Среди необозримых глубин страха и одиночества Энни Уитмен ощутила невидимую опору. Что-то удерживало ее, не давало соскользнуть за край бесконечности. Она отчаянно цеплялась за эту опору и из последних сил прислушивалась к слабому голосу, пробивающемуся к ней сквозь бескрайние волны бездны. Всю ночь рука Джессики охраняла ее от влекущего вниз кромешного мрака. Голос Джессики успокаивал ее.
   И вдруг рука исчезла. Голос умолк. Где она, где спасение?
   Рики заметил первый.
   — Джессика! — воскликнул он.
   — Что?
   — Посмотри на ее руку. Мне кажется, она шевельнулась!
   Действительно, пальцы снова слабо дрогнули.
   — Где… ты? — прошелестел еле слышный голос. — Прошу… Джес…
   От радости у Джессики чуть не разорвалось сердце, и горячая волна надежды залила ее всю с ног до головы. Она осторожно взяла руку Энни и ощутила слабый ответ.
   — Она хочет сжать мою руку! — радостно воскликнула Джессика.
   — Это правда? — прерывисто произнес тихий голос.
   — Что, Энни?
   — Восемь болельщиц?
   — Да-да, конечно, — вскричала Джессика, — совершенно точно! Восемь болельщиц. Восемь, считая тебя, Энни. А в четверг у нас уже начало тренировок. Осталось только два дня.
   Элизабет вышла из комнаты и отправилась на дежурный пост.
   — Нельзя ли вызвать доктора Хэмонда? — с волнением спросила она. — Энни Уитмен пришла в сознание.
   Когда Элизабет вернулась в палату, она увидела, что Энни, сжав бледными губами согнутую соломинку, пьет воду, а Рики держит перед ней наполненный стакан. Усталость Джессики бесследно исчезла, словно по какому-то волшебству.
   — А потом будет игра с командой из Пендэлтона. Знаешь, пендэлтонские «Тигры» всегда привозят с собой суперклассную команду болельщиц. Но мы им утрем нос, вот увидишь!
   — Ты так думаешь? — с трудом произнесла Энни, улыбаясь своему капитану.
   — Я уверена, — заявила Джессика. — Ведь у нас теперь целых два специалиста по сальто назад. Мы думаем разработать новую программу для тебя и Марии.
   Энни взглянула на Элизабет. Затем перевела взгляд на Джессику и Рики.
   — Сколько времени вы здесь сидите? — робко спросила она. — А я давно здесь?
   — Какая разница, — ответил Рики. — Гораздо важнее, долго ли ты здесь еще пробудешь.
   Энни потянулась к нему дрожащей рукой. Он подошел ближе и взял ее за руку. Второй рукой Энни дотронулась до Джессики.
   — Спасибо вам обоим, — произнесла она слабым голосом. — Вы спасли мне жизнь.
   Джессика улыбнулась во весь рот. Несмотря на долгие, изнуряющие часы бессонной ночи, которую она провела у постели Энни, она была полна воодушевления и неистощимой энергии.
   Вскоре появился доктор Хэмонд, дружелюбный и бодрый. Он сразу поднял шторы, и солнечный свет хлынул в комнату золотым потоком.
   — Так-так, — произнес он, подходя к пациентке и проверяя ее пульс. — Что же здесь произошло?
   — Вы мой врач? — спросила Энни, глядя на него снизу вверх.
   — Как выяснилось, вовсе не я, — улыбнулся доктор Хэмонд. — Я только ассистент. Вот они, ваши врачи, все трое.
   — Почему? — удивилась Энни. Доктор шутливо развел руками.
   — А как же вы ухитрились так быстро поправиться?
   — Еще не совсем, — улыбнулась Энни.
   Доктор тоже улыбнулся в ответ.
   — Значит, скоро поправитесь совсем. Только помните, у вас такие заботливые друзья, не огорчайте их больше.
   — Не беспокойтесь, — смущенно сказала Энни. — Я никогда этого не забуду.
   — Как вы себя чувствуете?
   — Не знаю. Слабость. И есть хочется.
   — Есть, вы говорите? Ну, это совсем хорошо. Сейчас вам принесут завтрак, — весело сказал доктор.
   Но Энни уже не слушала его. Мигая и щурясь, она смотрела на открывшуюся дверь, не в силах понять, кто там стоит в тени коридора.
   — Мам? — неуверенно произнесла она.
   Миссис Уитмен стремительно ворвалась в комнату и бросилась к дочери, раскрыв объятия.
   — Да, дорогая, это я! Слава Богу, ты вернулась к нам!
   Мона Уитмен присела на край постели, смеясь и плача от счастья, и слезы струились по ее щекам.
   Энни бросила взгляд в проем распахнутой двери. Но там больше никого не было. Затем перевела глаза на мать, на ее элегантный голубой костюм, гладкие белые руки, сжимавшие ей запястья, на ее прекрасное лицо. Мать и дочь неотрывно глядели друг на друга, словно встретились впервые в жизни. Наконец Энни прервала молчание.
   — А где… ну, сама знаешь… — спросила она и снова взглянула на пустой проем.
   — Джонни больше не придет, родная, — ответила миссис Уитмен, глядя на дочь ясными спокойными глазами, и погладила ее по щеке.
   — Не придет? — повторила Энни, и лицо ее просияло.
   — Забудь о нем, — ответила мать. — Мы теперь всегда будем вдвоем — ты и я.
   — У вас что-то случилось, мам?
   — Ах, дорогая, на меня как будто крыша свалилась! Когда я узнала… когда это произошло… Я ведь даже понятия не имела, что такое возможно! Я вдруг поняла, насколько мы далеки друг от друга. Прости свою маму, девочка! Я надеюсь, ты сможешь простить свою слепую, эгоистичную мать!
   И вдруг Энни приподнялась с подушки и села, обхватив обеими руками шею матери. Только теперь, чувствуя, что сильные мамины руки держат ее, она поняла, как дорога жизнь.
   — Прости, мама, — заплакала она. — Я люблю тебя!
   — Я знаю, дорогая, — отозвалась миссис Уитмен, осторожно укладывая дочь на подушку. — Я тоже очень люблю тебя.
   — Как я могла такое натворить, мам? — вдруг спросила она.
   — Ты бы не стала, если бы я была рядом, — вздохнула Мона Уитмен.
   Заметив, что Энни пора отдохнуть, доктор Хэмонд подошел к постели.
   — Думаю, на сегодня нам достаточно волнений, — сказал он. — Моей пациентке надо позавтракать, и после того, я надеюсь, она поспит.
   — Пожалуйста, доктор, — умоляющим тоном прервала его Энни. — Еще минуточку, Джессика… Рики!
   Джессика и Рики подошли к ней.
   — Послушайте, я хочу опять поблагодарить вас, что вы вытащили меня… оттуда. Я только теперь начала понимать, что наделала. И мне хочется, чтобы вы знали: я смогу теперь обойтись и без команды болельщиц. Элизабет говорила мне, что не стоит придавать этому слишком большое значение. Это верно, Лиз! У меня просто не было ничего более важного, а теперь есть! — Она улыбнулась, счастливо глядя на мать.
   — Как же так! Мы так ждем твоего возвращения в команду! — опешила Джессика.
   — Конечно! — подхватил Рики.
   — Не надо, — сказала Энни.
   — Знаешь, что! — вскинулась Джессика. — Если ты откажешься, я тоже уйду!
   — Уйдешь? Джессика, ты? Капитан? Нет-нет, тебе нельзя уходить, — горячо возразила Энни.
   — Ясно, нельзя, — согласилась Джессика. — Но это мое последнее слово!
   — Последнее слово — это сейчас очень кстати, — вступил в разговор доктор Хэмонд. — Думаю, на сегодня все уже сказано. Впрочем, к вечеру можно будет прийти опять.
   — До свидания, Лиз, — сказала Энни. — До свидания, Джес, Рики… Мам, до свидания!
   По дороге к лифту Джессика повернула к Элизабет сияющее лицо и сказала:
   — А знаешь, я ведь тоже ужасно хочу есть. Давай заедем куда-нибудь по дороге?
   — Ну что же, — отозвалась Элизабет. — Ты честно заработала сегодня свои оладьи со всеми вкусностями. Я плачу! Ха, Джес, ты была неподражаема!
   — Правда?
   — Ну!
   — Тогда рули в харчевню. А по дороге расскажешь поподробнее, как я выглядела. И не вздумай что-нибудь пропустить!
   Элизабет рассмеялась.
   — Ты, как всегда, в своем амплуа, Джес!
   Во второй половине дня близнецы и Рики снова пришли в больницу, где их встретила улыбающаяся Энни, которая уже не лежала, а сидела, почти такая же красивая, как прежде.
   — Мама уже приходила и принесла мне вот это кимоно, — радостно сообщила она. — Классное, да?
   — Отличное, — согласилась Элизабет.
   — Ну, раз у нее есть такое красивое кимоно, — сказал Рики, — ей вряд ли понравится вот это.
   Он держал в руках большую картонную коробку, перевязанную алой лентой.
   — Это что? — в нетерпении спросила Энни, широко раскрыв глаза.
   — Нет, это теперь для тебя недостаточно шикарно, — поддразнила Джессика.
   — Показывай немедленно, что это такое, иначе я закричу! — шутливо пригрозила Энни.
   Рики поставил коробку на постель, и руки Энни немедленно атаковали алый бант. Отбросив ленту в сторону, она сняла крышку.
   — 0-0-о-й!
   Да, это был именно он — красно-белый свитер болельщицы школы Ласковой Долины.
   Энни замерла на несколько мгновений, словно боясь коснуться его. И вдруг стремительно схватила и прижала к груди. Затем стала рассматривать со всех сторон на расстоянии вытянутой руки.
   — Рики, выйди на минутку, — попросила она.
   — Что?
   — Давай-давай! — последовал приказ.
   Выгнав Рики, хохочущие девчонки вмиг стащили с Энни кимоно и помогли надеть форменный свитер. Достав маленькое зеркальце, она с удовольствием осмотрела себя.
   — Можно войти? — не утерпел Рики, приоткрыв дверь.
   — Ну, как я выгляжу? — гордо спросила Энни.
   — Отпад! — ответил он. — Полный отпад!
   Он подошел к окну, выглянул в парк и вернулся к Энни.
   — Хорошо, Уитмен, — официальным тоном заявил он. — А теперь, как менеджер команды болельщиц, я даю тебе первое задание. Встань с постели и подойди к окну.
   — Как? — озадаченно переспросила Энни.
   — Ты слышала приказ? — не унимался Рики. — Джессика, Лиз, помогите ей.
   Страшно заинтригованные, Элизабет и Джессика помогли еще слабо держащейся на ногах Энни выбраться из больничной кровати и дойти до окна.
   Рики поднял над головой руку и замахал.
   Выглянув через окно вниз, Энни увидела развернутый строй красно-белых свитеров на лужайке перед больницей: Робин Уилсон, Элен Брэдли, Джини Уэст, Мария Сантелли, Кара Уокер и Сандра Бэкон — вся команда болельщиц школы Ласковой Долины!
   По сигналу Робин все издали свой самый громкий приветственный клич:
   — Са-лют, Эн-ни!
   — Боже мой, — произнесла Энни. — Я сейчас заплачу.
   В этот вечер, когда время посещения больных истекло, друзья оставили Энни Уитмен, уверенные в том, что она на пути к выздоровлению. Джессика и Элизабет пришли на автостоянку и сели в свой маленький красный «фиат».
   — Скорей! — скомандовала Джессика. — Дай разгон этой груде железа, ну! О, сегодня хороший день. День — переворот!
   — Да, это ты верно сказала, — заметила Элизабет. — Только не вынуждай меня увеличивать скорость. Я не хочу совершать переворот еще и на машине.
   Элизабет завела свой маленький автомобиль с откидным верхом и выехала из ворот на Уолтонский бульвар, по дороге домой.
   — И как же мы решим? — спросила Джессика. — Кто поедет в Нью-Йорк, а кто останется дома знакомить Сюзанну Девлин с Ласковой Долиной?
   — Решай сама, — ответила Элизабет.
   — Если бы я знала! Ладно, дома обсудим.
   Элизабет с несвойственным ей нетерпением прижала ногой акселератор, и красный «фиат» помчался домой на бешеной скорости.
   Две недели в Нью-Йорке или две недели в обществе необыкновенной, головокружительной Сюзанны Девлин из Нью-Йорка, Парижа и Лондона! Снедаемые нетерпением поскорее решить не дававшую им покоя задачу, девочки въехали на подъездную аллею и, выскочив из автомобиля, бросились к дому.