Страница:
— Ты сноб, Стивен Уэйкфилд, — сказала она.
— И она права, — говорил Стивен близнецам. — Вот почему я и потерял Патрицию — навсегда!
Элизабет смотрела на брата с состраданием. Ей вспомнилась старая пословица: пришла беда — отворяй ворота. И она стала считать:
«Я потеряла Тодда — раз. Стив потерял Патрицию — два. Если мама потеряет папу — будет три». Пока только Джессике удалось избежать печальной участи, подумала она без особой радости.
Глава 12
Глава 13
— И она права, — говорил Стивен близнецам. — Вот почему я и потерял Патрицию — навсегда!
Элизабет смотрела на брата с состраданием. Ей вспомнилась старая пословица: пришла беда — отворяй ворота. И она стала считать:
«Я потеряла Тодда — раз. Стив потерял Патрицию — два. Если мама потеряет папу — будет три». Пока только Джессике удалось избежать печальной участи, подумала она без особой радости.
Глава 12
— Ты шутишь! Нет, тебе нельзя идти на бал с Уинстоном Эгбертом! — Джессика была вне себя. — Не могу поверить, что моя сестра пойдет на бал с этим шутом!
Она стояла посреди комнаты Элизабет. Разговор этот происходил вечером накануне бала;
Джессика так была занята приготовлениями к этому торжественному событию, что узнала об Элизабет и Уинстоне час назад за ужином.
— Не понимаю, Джес, почему ты так расстроилась, — говорила Элизабет, сидя на кровати с учебником истории на коленях. — Уин — хороший парень. Очень остроумный. Да, он не слишком-то красив, но не три же у него головы, на самом деле!
— Но это совсем неромантично! — возразила Джессика.
— Зато меня вполне устраивает. Можно расслабиться и отдохнуть. Никто не будет распускать руки, и не нужно будет потом отбиваться у порога.
Элизабет вздохнула. Она знала, Тодд никогда бы себе ничего такого не позволил. Он бы только поцеловал ее на прощание, но и от этого она была бы на седьмом небе от счастья.
Джессика услышала, как вздыхает сестра, увидела у нее на лице мечтательное выражение.
— Лиззи, — начала она, стараясь, чтобы голос ее не звучал как ни в чем не бывало. — Ты идешь с Уинстоном, потому что он действительно тебе нравится или потому что тебя больше никто не пригласил?
Элизабет не знала, говорить ли сестре о приглашении Брюса Пэтмена. Она сомневалась, что Джессика посмотрит на случившееся ее глазами. Тогда она ужасно разозлилась, а сейчас ей было просто смешно. Ну и вид же был у него! Никогда ни одна — ни одна! — девушка не отказывалась от его приглашений!
— Меня пригласили, Джес. Брюс Пэтмен.
— Брюс Пэтмен! — завопила Джессика. — Лиз Уэйкфилд, ну как ты можешь сидеть и спокойно так говорить, что тебя пригласил на бал сам Брюс Пэтмен. Это что, пустяки? Невероятно! Нет-нет, ты просто ничего не понимаешь. Ни одна девчонка не отказала бы ему. Он красивый, Лиз. Он такой богач! У него такая потрясная машина!
Джессика стояла перед сестрой, уперев руки в боки, и глаза ее метали молнии. Джессика ни за что бы не сказала Брюсу «нет». Она попыталась представить себе на минуту, каково это — появиться на балу в сопровождении Брюса. Иногда Джессике казалось, что Брюс вот-вот пригласит ее куда-нибудь, но этого так и не произошло.
Пока.
— Ты что, хочешь сказать, что предпочла бы пойти на бал с Брюсом? — с вызовом в голосе спросила Элизабет.
— Нет, конечно. С чего ты взяла? Тодд — ужасно милый, плохо только, что у него не машина, а тарантайка какая-то. Вот у Брюса «порш» — это… это… Ну сама понимаешь, «порш» это «порш».
— Давай оставим Брюса в покое. — Элизабет поднялась с кровати, подошла к столу и взяла свои конспекты. — Мне еще надо подготовиться — завтра викторина по истории.
— Ну ладно, я ухожу. — Джессика задержалась в дверях. — Я еще хотела спросить, Лиз… Элизабет подняла глаза от конспектов.
— Это правда ничего? Ну, что я и Тодд? Я про бал. — Зеленовато-голубые глаза Джессики светились неподдельным участием.
— Я не понимаю, Джес, о чем ты…
— Только скажи мне, пожалуйста, правду, знаешь, при упоминании имени Тодда у тебя иногда бывают такие глаза… Я подумала, может, он тебе нравится? Если тебе неприятно, я не пойду с ним на бал, честное слово! Останусь завтра дома. — С этими словами Джессика подошла к столу и взяла Элизабет за руки. Казалось, она искренне переживает за сестру.
Волна любви к Джес захлестнула Элизабет. Она знала, как важен этот бал для Джессики. Она не испортит ей этот вечер — ни за что не испортит.
— Не глупи, Джес! Мы обе идем на бал, и обе прекрасно проведем время. Сестры Уэйкфилд будут неотразимы!
— Правда, Лиз? — спросила Джессика. Она снова была счастлива.
— Убирайся вон, дурочка, — сказала Элизабет и, схватив маленькую диванную подушку, запустила ее в Джессику.
Как только Джессика вышла из комнаты, улыбка сбежала с лица Элизабет. «Будет ли этот вечер так уж хорош?» — спросила она себя, и глаза ее наполнились слезами.
— Ну спасибо тебе, Джес. Вот удружила! — крикнула Элизабет из ванной, которая примыкала к спальням сестер. Она стояла там, завернувшись в полотенце.
— Всегда готова удружить. А что, собственно, я сделала? — спросила Джессика, стараясь перекричать жужжание фена, который был у нее в руке.
— Почти не оставила горячей воды, зато пару — целая ванная! — прокричала в ответ Элизабет.
— Ох, извини, пожалуйста, — сказала Джессика, просунув голову в дверь ванной. — Можешь себе представить, я так увлеклась, что забыла обо всем на свете.
— Это с тобой не первый раз.
— Ну как? — Джессика встряхнула своими золотистыми волосами. — Только честно, как тебе моя прическа?
— Хм, дай-ка посмотрю как следует. — Она обошла Джессику со всех сторон. Каждый волосок лежал, где ему и полагалось, — не прическа, а совершенство. — Грустно, Джес, все это очень грустно.
— Что?! — в ужасе закричала Джессика. — Что ты такое говоришь?
— Я просто подумала, жаль, если бедняжка Видал Сассунnote 2 останется без работы. Ведь у тебя получаются прически в сто раз лучше, чем у него. — Элизабет с хохотом повалилась на кровать. — Что, Джес, один ноль в мою пользу?
— Добрый вечер, миссис Уэйкфилд. Меня зовут Тодд Уилкинз. Мы с Ли… то есть с Джессикой едем вместе на бал.
— Заходи, Тодд. Рада с тобой познакомиться. Джес сейчас спустится.
Элис проводила Тодда в просторную светлую гостиную.
В прихожей снова раздался звонок.
— Извини, Тодд, сегодня сумасшедший день… В сопровождении Элис Уэйкфилд в комнату вошел Уинстон Эгберт.
— Вы, конечно, знакомы?
— Разумеется. Привет, Уинстон.
— Привет, Тодд. Здорово мы устроились, а? Ведем на бал красавиц Уэйкфилд! Ух! Вот это я понимаю!
Тодд и Уинстон стояли посередине гостиной и ждали, когда появятся Элизабет с Джессикой. Оба сменили привычные джинсы и футболки, в которых ходили в школу, на отутюженные брюки, спортивные пиджаки и рубашки с галстуками.
Элизабет первая появилась на площадке, Тодд и Уинстон оба не отрывали от нее глаз, пока она спускалась по лестнице. Белое открытое платье очень шло к ее загорелым плечам и светлым волосам. Она продолжала весело улыбаться, даже когда увидела Тодда. «Ну почему мы с Уинстоном не уехали еще до прихода Тодда?» — думала она.
Уинстон все поглядывал наверх, как будто ждал появления еще кого-то. Потом почти упал к ногам Элизабет, раскинул руки и, глядя на нее снизу вверх, громко воскликнул:
— Я умер! Умер и попал в рай! Поднявшись, он низко поклонился:
— Ваше высочество принцесса Элизабет, вы совершенно… совершенно… да, вот именно, Лиз Уэйкфилд, вы — само совершенство!
Элизабет смеялась так старательно, что чуть не заплакала:
— Уин Эгберт, ты просто сумасшедший! Если ты рассмешишь меня до слез и у меня потекут глаза — ты у меня получишь! Это уж точно получишь!
Элис Уэйкфилд улыбалась той особенной улыбкой, какой улыбаются матери, когда их ребенок счастлив.
Только Тодд Уилкинз не улыбался. На его лице попеременно отражались то злость, то печаль.
Джессике, которая не видела эту сцену, но прекрасно слышала, тоже было не до улыбок. «Как этот придурок Уин Эгберт посмел испортить мой выход?» — спрашивала она себя. Ведет себя как дурак, она с ним больше и слова не скажет!
— Моя прекрасная леди, карета подана, — проговорил Уинстон, с поклоном открывая дверь.
— Я так и знала, — рассмеялась Элизабет. — Ты повезешь меня на бал в тыкве.
Уинстон, хихикая, вышел за ней на улицу.
— Ты почти угадала, — сказал он. — Она оранжевая и не слишком-то быстро ездит.
Он подвел ее к маленькой двухместной машине ярко-оранжевого цвета, припаркованной у тротуара. При виде ее оба расхохотались.
Когда за ними захлопнулась дверь, Элис Уэйкфилд все еще смеялась.
— Ну и парочка — просто нечто, правда, Тодд? — сказала она.
— Угу, нечто, — ответил он несчастным голосом.
И тут наконец появилась Джессика. Она выглядела сногсшибательно. Голубое платье с тонюсенькими лямочками и широкой юбкой подчеркивало ее изящную фигурку и открывало великолепные ноги.
— Здравствуй, Тодд, — проворковала она, и ее губки дрогнули в очаровательной улыбке.
— Привет, Джес, — сказал он. — Ты сегодня неплохо выглядишь, правда, очень неплохо!
Неплохо выглядишь! Она была возмущена до глубины души. Потратить три часа на маникюр, прическу, косметику, а тебе говорят, очень неплохо! Что это с ним?
— Спасибо, Тодд.
«Может, он не умеет выражать свои мысли? — подумала Джессика. — Но зато целоваться умеет, как недавно выяснилось. Наверное, сегодня он еще не раз меня поцелует!»
Когда Джессика и Тодд вошли в зал, все огни уже ярко горели и громко звучала музыка.
— — Ой, Тодд, как здорово! — Она взяла его под руку. — Посмотри на эти сердца! — воскликнула она, указывая на свисавшие с потолка два сердца из красной фольги — на одном буквы «пи», «бета» и «альфа», а на другом — «пи» и «эпсилон». — Как романтично! Бал для влюбленных! — вздохнула она.
— Да, Джес, очень неплохо, — ответил он, выискивая глазами кого-то.
Интересно, сколько еще раз ей придется выслушать это «неплохо», подумала Джессика. Что-то не так, надо срочно принять меры.
— Смотри, Тодд! Вон Кара Уокер. Пошли туда. А вон и Лила Фаулер. А бедный Брюс Пэтмен сегодня один.
— Бедный Брюс Пэтмен?
— Ну, не такой уж он и бедный, — промямлила она. — Я хотела сказать, он один из тех, кто приглашал Лиз и получил отказ. Моя сестра пользуется таки-и-м успехом!
— Да-да, Джес, я знаю, — сказал Тодд сдавленным голосом. — Но мы, кажется, пришли сюда танцевать? Ну так и давай танцевать!
«Друиды» как раз исполняли какую-то ритмичную, захватывающую мелодию. И Тодд потянул Джессику в центр зала.
Они оба прекрасно танцевали, смотреть на них было одно удовольствие, и другие пары расступились, чтобы освободить для них место. Джессика кружилась вокруг Тодда, юбка ее развевалась, и парни не сводили глаз с ее красивых загорелых ног. Постепенно и она и Тодд поддались очарованию музыки и стали двигаться медленно, тесно прижавшись друг к другу. Когда музыка кончилась, все кругом зааплодировали, засвистели, закричали «бис». Джессика обняла Тодда за шею и чмокнула в щеку. Она не заметила, что он не отрываясь смотрел совсем в другую сторону, не отводя взгляда от зеленовато-голубых глаз, как две кати воды похожих на ее собственные.
— Эй, Лиз, ты меня узнаешь? Ты с кем сюда пришла? — сказал Уинстон.
— Ой, Уин!
— Ага, старый добрый Уин! Его так просто забыть. Может, потанцуем? Никто, конечно, не станет пялить глаза на нас с тобой, такой уж я партнер, но ноги тебе не отдавлю, это я обещаю.
— Правда, давай танцевать, Уин, — ответила Элизабет, понимая, что глупо весь вечер не сводить глаз с Джессики и Тодда.
— Кажется, мы пришли сюда не с тем, с кем надо, Лиз, — заметил он. Они не очень изящно двигались среди других пар, и, вопреки обещанию, Уинстон так и норовил наступить Элизабет на ногу.
— Это почему?
— Ну… — принялся он объяснять, — ты все время смотришь на Тодда, и он глаз с тебя не спускает.
— Правда, Уин? Ты уверен, что он на меня смотрит?
— Правда, правда, Лиз. Только беда в том, что твоя восхитительная сестричка тоже на него смотрит. Вот если б она смотрела на меня…
— О-о, Уин! Она тебе все еще нравится, да?
— Представь себе, — сказал он серьезно. Элизабет никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Но он тут же скорчил уморительную рожу, и Элизабет не удержалась от смеха. Уинстон снова надел маску шута.
— Знаешь, как меня обычно знакомят с девочками? — спросил он. — Чаще всего это происходит так. «Уин, у меня на примете есть для тебя девушка! Как раз то, что надо. Прекрасный человек!» — говорит кто-нибудь из моих друзей. Это значит, что она толстая как бочка и от горшка два вершка. В кафе приходится гамбургер класть на пол, а то не достанет.
— Но Уин, — сказала Элизабет, все еще посмеиваясь, — красота еще не все.
— Да, конечно. Я и сам не Аполлон. — Он грустно улыбнулся. — Смотри, а вон и Инид с Ронни нам машут. Пойдем поболтаем с ними.
И они стали пробираться среди танцующих.
— Ронни, по-моему, за весь вечер ни разу от нее и не отошел, — сказала Элизабет. — Настоящий сторож!
— Угу. В прошлой жизни он наверняка был доберманом, — пошутил Уинстон.
Карие глаза следили за каждым движением Элизабет, Джессика не могла этого не заметить. И она готова была вот-вот взорваться. Вечер летел в тартарары, и все благодаря Тодду. Она торы перевернула, чтобы он забыл обо всем, кроме нее. Но за исключением того первого танца, вызвавшего такой восторг, он за весь вечер едва ли взглянул на нее.
Никто, даже Тодд Уилкинз, не смеет пригласить Джессику Уэйкфилд на бал и вести себя так, словно она пустое место. И Джессика поклялась: ему это даром не пройдет.
У себя дома в тот вечер Элизабет села на краешек кровати и с облегчением вздохнула. Наконец-то этот длинный вечер кончился. После бала все отправились в пиццерию, но она упросила Уинстона отвезти ее домой. Она ни минуты не могла больше видеть Тодда и Джессику вместе. Интересно, что они сейчас делают? Целуются? Или… Перестань себя мучить, Лиз!
В эту самую минуту Тодд и Джессика прощались у дверей их дома.
Он смущенно переминался с ноги на ногу.
— Джессика, — наконец выдавил он из себя, — спасибо. Большое спасибо. Это был… э-э… удивительный вечер.
«Вот уж нет. Пока нет, — думала Джессика. — Но он еще может стать удивительным».
Она легонько положила ему руки на плечи и придвинулась ближе.
— О, Тодд, — еле слышно прошептала она, закрывая глаза и подставляя губы для поцелуя.
И он поцеловал ее, но вовсе не так, как она ожидала! У Джессики внутри все оборвалось. Он поцеловал ее в щеку! Чмокнул как брат! Никогда в жизни ее так не унижали!
— Да, Джес, просто удивительный. Увидимся в школе. И ушел.
— Ну, я тебе покажу, — сказала Джессика вслух, стоя одна на крыльце. — Клянусь, Тодд Уилкинз, я с тобой расквитаюсь, чего бы мне это ни стоило!
Элизабет протянула руку, чтобы выключить свет, и в этот миг услышала, как щелкнул замок входной двери. Вернулась Джессика. Придется выслушивать любовную историю во всех подробностях.
Джессика просунула голову в дверь:
— Лиз, можно с тобой поговорить?
— Конечно, Джес. Ну, рассказывай. Держу пари, ты провела сегодня сказочный вечер.
— Сказочный?
— Еще бы! Вечер с Тоддом. Он красивый, прекрасно танцует и вообще отличный парень. Чего еще тебе надо?
И тут Джессика сообразила, как поквитаться с Тоддом. Больше его не будут считать отличным парнем!
— О, Лиз, это было так ужасно! — Глаза Джессики наполнились слезами.
— Ужасно? Как это понимать, Джес?
— Думала, я ему нравлюсь, Лиззи, — проговорила она, всхлипывая. — Я думала, он уважает меня, и все такое.
— Джесси, что произошло?
— Ох, нет, Лиззи, не могу. Не могу рассказать. — Джессика шлепнулась на кровать и закрыла лицо руками. — Мне… мне стыдно.
Элизабет обняла ее за плечи:
— Перестань, Джес. Ты же знаешь, мне все можешь рассказать.
— Да, наверное. Лучше тебе рассказать, чем кому-нибудь. — Джессика шмыгнула носом. — Надо тебя предупредить. Вдруг ты тоже пойдешь с ним куда-нибудь. Я не прощу себе, если не предупрежу, что на самом деле представляет собой Тодд Уилкинз.
— Что же он натворил?
— Чего только этот гад не пытался сделать! Самое ужасное, что я никак не могла его остановить. Я просила его, умоляла, чтобы он перестал… а ему как об стенку горох.
— Нет, Джес, — охнула Элизабет, сжимая плечи Джессики. — Этого не может быть!
— И я думала, этого не может быть. Я именно это ему и сказала, когда отбивалась. Что с ним этого не может быть.
— Что он ответил?
— Не помню. Ох, Лиззи, это было ужасно. Он ни за что не хотел отпускать меня. А его руки! О господи, так везде и шарили! А…
— Не надо, Джес, не рассказывай больше. Хватит.
Джессика размазала слезы по щекам.
— Лиззи, ты не сердишься, что я тебе все рассказала? — спросила она. — Я не хочу, чтобы ты очутилась в таком положении. Я хотела уберечь тебя, Лиззи.
— Ну что ты, за что мне на тебя сердиться, Джес? Если я и рассердилась, то не на тебя. Как только Тодд Уилкинз посмел так обойтись с тобой — вдруг взорвалась Элизабет. — Как он посмел! Да я… я убью его! — Она была вне себя от гнева.
«Лиз, — сказала себе Джессика. — Об этом я сама позабочусь».
Она стояла посреди комнаты Элизабет. Разговор этот происходил вечером накануне бала;
Джессика так была занята приготовлениями к этому торжественному событию, что узнала об Элизабет и Уинстоне час назад за ужином.
— Не понимаю, Джес, почему ты так расстроилась, — говорила Элизабет, сидя на кровати с учебником истории на коленях. — Уин — хороший парень. Очень остроумный. Да, он не слишком-то красив, но не три же у него головы, на самом деле!
— Но это совсем неромантично! — возразила Джессика.
— Зато меня вполне устраивает. Можно расслабиться и отдохнуть. Никто не будет распускать руки, и не нужно будет потом отбиваться у порога.
Элизабет вздохнула. Она знала, Тодд никогда бы себе ничего такого не позволил. Он бы только поцеловал ее на прощание, но и от этого она была бы на седьмом небе от счастья.
Джессика услышала, как вздыхает сестра, увидела у нее на лице мечтательное выражение.
— Лиззи, — начала она, стараясь, чтобы голос ее не звучал как ни в чем не бывало. — Ты идешь с Уинстоном, потому что он действительно тебе нравится или потому что тебя больше никто не пригласил?
Элизабет не знала, говорить ли сестре о приглашении Брюса Пэтмена. Она сомневалась, что Джессика посмотрит на случившееся ее глазами. Тогда она ужасно разозлилась, а сейчас ей было просто смешно. Ну и вид же был у него! Никогда ни одна — ни одна! — девушка не отказывалась от его приглашений!
— Меня пригласили, Джес. Брюс Пэтмен.
— Брюс Пэтмен! — завопила Джессика. — Лиз Уэйкфилд, ну как ты можешь сидеть и спокойно так говорить, что тебя пригласил на бал сам Брюс Пэтмен. Это что, пустяки? Невероятно! Нет-нет, ты просто ничего не понимаешь. Ни одна девчонка не отказала бы ему. Он красивый, Лиз. Он такой богач! У него такая потрясная машина!
Джессика стояла перед сестрой, уперев руки в боки, и глаза ее метали молнии. Джессика ни за что бы не сказала Брюсу «нет». Она попыталась представить себе на минуту, каково это — появиться на балу в сопровождении Брюса. Иногда Джессике казалось, что Брюс вот-вот пригласит ее куда-нибудь, но этого так и не произошло.
Пока.
— Ты что, хочешь сказать, что предпочла бы пойти на бал с Брюсом? — с вызовом в голосе спросила Элизабет.
— Нет, конечно. С чего ты взяла? Тодд — ужасно милый, плохо только, что у него не машина, а тарантайка какая-то. Вот у Брюса «порш» — это… это… Ну сама понимаешь, «порш» это «порш».
— Давай оставим Брюса в покое. — Элизабет поднялась с кровати, подошла к столу и взяла свои конспекты. — Мне еще надо подготовиться — завтра викторина по истории.
— Ну ладно, я ухожу. — Джессика задержалась в дверях. — Я еще хотела спросить, Лиз… Элизабет подняла глаза от конспектов.
— Это правда ничего? Ну, что я и Тодд? Я про бал. — Зеленовато-голубые глаза Джессики светились неподдельным участием.
— Я не понимаю, Джес, о чем ты…
— Только скажи мне, пожалуйста, правду, знаешь, при упоминании имени Тодда у тебя иногда бывают такие глаза… Я подумала, может, он тебе нравится? Если тебе неприятно, я не пойду с ним на бал, честное слово! Останусь завтра дома. — С этими словами Джессика подошла к столу и взяла Элизабет за руки. Казалось, она искренне переживает за сестру.
Волна любви к Джес захлестнула Элизабет. Она знала, как важен этот бал для Джессики. Она не испортит ей этот вечер — ни за что не испортит.
— Не глупи, Джес! Мы обе идем на бал, и обе прекрасно проведем время. Сестры Уэйкфилд будут неотразимы!
— Правда, Лиз? — спросила Джессика. Она снова была счастлива.
— Убирайся вон, дурочка, — сказала Элизабет и, схватив маленькую диванную подушку, запустила ее в Джессику.
Как только Джессика вышла из комнаты, улыбка сбежала с лица Элизабет. «Будет ли этот вечер так уж хорош?» — спросила она себя, и глаза ее наполнились слезами.
— Ну спасибо тебе, Джес. Вот удружила! — крикнула Элизабет из ванной, которая примыкала к спальням сестер. Она стояла там, завернувшись в полотенце.
— Всегда готова удружить. А что, собственно, я сделала? — спросила Джессика, стараясь перекричать жужжание фена, который был у нее в руке.
— Почти не оставила горячей воды, зато пару — целая ванная! — прокричала в ответ Элизабет.
— Ох, извини, пожалуйста, — сказала Джессика, просунув голову в дверь ванной. — Можешь себе представить, я так увлеклась, что забыла обо всем на свете.
— Это с тобой не первый раз.
— Ну как? — Джессика встряхнула своими золотистыми волосами. — Только честно, как тебе моя прическа?
— Хм, дай-ка посмотрю как следует. — Она обошла Джессику со всех сторон. Каждый волосок лежал, где ему и полагалось, — не прическа, а совершенство. — Грустно, Джес, все это очень грустно.
— Что?! — в ужасе закричала Джессика. — Что ты такое говоришь?
— Я просто подумала, жаль, если бедняжка Видал Сассунnote 2 останется без работы. Ведь у тебя получаются прически в сто раз лучше, чем у него. — Элизабет с хохотом повалилась на кровать. — Что, Джес, один ноль в мою пользу?
— Добрый вечер, миссис Уэйкфилд. Меня зовут Тодд Уилкинз. Мы с Ли… то есть с Джессикой едем вместе на бал.
— Заходи, Тодд. Рада с тобой познакомиться. Джес сейчас спустится.
Элис проводила Тодда в просторную светлую гостиную.
В прихожей снова раздался звонок.
— Извини, Тодд, сегодня сумасшедший день… В сопровождении Элис Уэйкфилд в комнату вошел Уинстон Эгберт.
— Вы, конечно, знакомы?
— Разумеется. Привет, Уинстон.
— Привет, Тодд. Здорово мы устроились, а? Ведем на бал красавиц Уэйкфилд! Ух! Вот это я понимаю!
Тодд и Уинстон стояли посередине гостиной и ждали, когда появятся Элизабет с Джессикой. Оба сменили привычные джинсы и футболки, в которых ходили в школу, на отутюженные брюки, спортивные пиджаки и рубашки с галстуками.
Элизабет первая появилась на площадке, Тодд и Уинстон оба не отрывали от нее глаз, пока она спускалась по лестнице. Белое открытое платье очень шло к ее загорелым плечам и светлым волосам. Она продолжала весело улыбаться, даже когда увидела Тодда. «Ну почему мы с Уинстоном не уехали еще до прихода Тодда?» — думала она.
Уинстон все поглядывал наверх, как будто ждал появления еще кого-то. Потом почти упал к ногам Элизабет, раскинул руки и, глядя на нее снизу вверх, громко воскликнул:
— Я умер! Умер и попал в рай! Поднявшись, он низко поклонился:
— Ваше высочество принцесса Элизабет, вы совершенно… совершенно… да, вот именно, Лиз Уэйкфилд, вы — само совершенство!
Элизабет смеялась так старательно, что чуть не заплакала:
— Уин Эгберт, ты просто сумасшедший! Если ты рассмешишь меня до слез и у меня потекут глаза — ты у меня получишь! Это уж точно получишь!
Элис Уэйкфилд улыбалась той особенной улыбкой, какой улыбаются матери, когда их ребенок счастлив.
Только Тодд Уилкинз не улыбался. На его лице попеременно отражались то злость, то печаль.
Джессике, которая не видела эту сцену, но прекрасно слышала, тоже было не до улыбок. «Как этот придурок Уин Эгберт посмел испортить мой выход?» — спрашивала она себя. Ведет себя как дурак, она с ним больше и слова не скажет!
— Моя прекрасная леди, карета подана, — проговорил Уинстон, с поклоном открывая дверь.
— Я так и знала, — рассмеялась Элизабет. — Ты повезешь меня на бал в тыкве.
Уинстон, хихикая, вышел за ней на улицу.
— Ты почти угадала, — сказал он. — Она оранжевая и не слишком-то быстро ездит.
Он подвел ее к маленькой двухместной машине ярко-оранжевого цвета, припаркованной у тротуара. При виде ее оба расхохотались.
Когда за ними захлопнулась дверь, Элис Уэйкфилд все еще смеялась.
— Ну и парочка — просто нечто, правда, Тодд? — сказала она.
— Угу, нечто, — ответил он несчастным голосом.
И тут наконец появилась Джессика. Она выглядела сногсшибательно. Голубое платье с тонюсенькими лямочками и широкой юбкой подчеркивало ее изящную фигурку и открывало великолепные ноги.
— Здравствуй, Тодд, — проворковала она, и ее губки дрогнули в очаровательной улыбке.
— Привет, Джес, — сказал он. — Ты сегодня неплохо выглядишь, правда, очень неплохо!
Неплохо выглядишь! Она была возмущена до глубины души. Потратить три часа на маникюр, прическу, косметику, а тебе говорят, очень неплохо! Что это с ним?
— Спасибо, Тодд.
«Может, он не умеет выражать свои мысли? — подумала Джессика. — Но зато целоваться умеет, как недавно выяснилось. Наверное, сегодня он еще не раз меня поцелует!»
Когда Джессика и Тодд вошли в зал, все огни уже ярко горели и громко звучала музыка.
— — Ой, Тодд, как здорово! — Она взяла его под руку. — Посмотри на эти сердца! — воскликнула она, указывая на свисавшие с потолка два сердца из красной фольги — на одном буквы «пи», «бета» и «альфа», а на другом — «пи» и «эпсилон». — Как романтично! Бал для влюбленных! — вздохнула она.
— Да, Джес, очень неплохо, — ответил он, выискивая глазами кого-то.
Интересно, сколько еще раз ей придется выслушать это «неплохо», подумала Джессика. Что-то не так, надо срочно принять меры.
— Смотри, Тодд! Вон Кара Уокер. Пошли туда. А вон и Лила Фаулер. А бедный Брюс Пэтмен сегодня один.
— Бедный Брюс Пэтмен?
— Ну, не такой уж он и бедный, — промямлила она. — Я хотела сказать, он один из тех, кто приглашал Лиз и получил отказ. Моя сестра пользуется таки-и-м успехом!
— Да-да, Джес, я знаю, — сказал Тодд сдавленным голосом. — Но мы, кажется, пришли сюда танцевать? Ну так и давай танцевать!
«Друиды» как раз исполняли какую-то ритмичную, захватывающую мелодию. И Тодд потянул Джессику в центр зала.
Они оба прекрасно танцевали, смотреть на них было одно удовольствие, и другие пары расступились, чтобы освободить для них место. Джессика кружилась вокруг Тодда, юбка ее развевалась, и парни не сводили глаз с ее красивых загорелых ног. Постепенно и она и Тодд поддались очарованию музыки и стали двигаться медленно, тесно прижавшись друг к другу. Когда музыка кончилась, все кругом зааплодировали, засвистели, закричали «бис». Джессика обняла Тодда за шею и чмокнула в щеку. Она не заметила, что он не отрываясь смотрел совсем в другую сторону, не отводя взгляда от зеленовато-голубых глаз, как две кати воды похожих на ее собственные.
— Эй, Лиз, ты меня узнаешь? Ты с кем сюда пришла? — сказал Уинстон.
— Ой, Уин!
— Ага, старый добрый Уин! Его так просто забыть. Может, потанцуем? Никто, конечно, не станет пялить глаза на нас с тобой, такой уж я партнер, но ноги тебе не отдавлю, это я обещаю.
— Правда, давай танцевать, Уин, — ответила Элизабет, понимая, что глупо весь вечер не сводить глаз с Джессики и Тодда.
— Кажется, мы пришли сюда не с тем, с кем надо, Лиз, — заметил он. Они не очень изящно двигались среди других пар, и, вопреки обещанию, Уинстон так и норовил наступить Элизабет на ногу.
— Это почему?
— Ну… — принялся он объяснять, — ты все время смотришь на Тодда, и он глаз с тебя не спускает.
— Правда, Уин? Ты уверен, что он на меня смотрит?
— Правда, правда, Лиз. Только беда в том, что твоя восхитительная сестричка тоже на него смотрит. Вот если б она смотрела на меня…
— О-о, Уин! Она тебе все еще нравится, да?
— Представь себе, — сказал он серьезно. Элизабет никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Но он тут же скорчил уморительную рожу, и Элизабет не удержалась от смеха. Уинстон снова надел маску шута.
— Знаешь, как меня обычно знакомят с девочками? — спросил он. — Чаще всего это происходит так. «Уин, у меня на примете есть для тебя девушка! Как раз то, что надо. Прекрасный человек!» — говорит кто-нибудь из моих друзей. Это значит, что она толстая как бочка и от горшка два вершка. В кафе приходится гамбургер класть на пол, а то не достанет.
— Но Уин, — сказала Элизабет, все еще посмеиваясь, — красота еще не все.
— Да, конечно. Я и сам не Аполлон. — Он грустно улыбнулся. — Смотри, а вон и Инид с Ронни нам машут. Пойдем поболтаем с ними.
И они стали пробираться среди танцующих.
— Ронни, по-моему, за весь вечер ни разу от нее и не отошел, — сказала Элизабет. — Настоящий сторож!
— Угу. В прошлой жизни он наверняка был доберманом, — пошутил Уинстон.
Карие глаза следили за каждым движением Элизабет, Джессика не могла этого не заметить. И она готова была вот-вот взорваться. Вечер летел в тартарары, и все благодаря Тодду. Она торы перевернула, чтобы он забыл обо всем, кроме нее. Но за исключением того первого танца, вызвавшего такой восторг, он за весь вечер едва ли взглянул на нее.
Никто, даже Тодд Уилкинз, не смеет пригласить Джессику Уэйкфилд на бал и вести себя так, словно она пустое место. И Джессика поклялась: ему это даром не пройдет.
У себя дома в тот вечер Элизабет села на краешек кровати и с облегчением вздохнула. Наконец-то этот длинный вечер кончился. После бала все отправились в пиццерию, но она упросила Уинстона отвезти ее домой. Она ни минуты не могла больше видеть Тодда и Джессику вместе. Интересно, что они сейчас делают? Целуются? Или… Перестань себя мучить, Лиз!
В эту самую минуту Тодд и Джессика прощались у дверей их дома.
Он смущенно переминался с ноги на ногу.
— Джессика, — наконец выдавил он из себя, — спасибо. Большое спасибо. Это был… э-э… удивительный вечер.
«Вот уж нет. Пока нет, — думала Джессика. — Но он еще может стать удивительным».
Она легонько положила ему руки на плечи и придвинулась ближе.
— О, Тодд, — еле слышно прошептала она, закрывая глаза и подставляя губы для поцелуя.
И он поцеловал ее, но вовсе не так, как она ожидала! У Джессики внутри все оборвалось. Он поцеловал ее в щеку! Чмокнул как брат! Никогда в жизни ее так не унижали!
— Да, Джес, просто удивительный. Увидимся в школе. И ушел.
— Ну, я тебе покажу, — сказала Джессика вслух, стоя одна на крыльце. — Клянусь, Тодд Уилкинз, я с тобой расквитаюсь, чего бы мне это ни стоило!
Элизабет протянула руку, чтобы выключить свет, и в этот миг услышала, как щелкнул замок входной двери. Вернулась Джессика. Придется выслушивать любовную историю во всех подробностях.
Джессика просунула голову в дверь:
— Лиз, можно с тобой поговорить?
— Конечно, Джес. Ну, рассказывай. Держу пари, ты провела сегодня сказочный вечер.
— Сказочный?
— Еще бы! Вечер с Тоддом. Он красивый, прекрасно танцует и вообще отличный парень. Чего еще тебе надо?
И тут Джессика сообразила, как поквитаться с Тоддом. Больше его не будут считать отличным парнем!
— О, Лиз, это было так ужасно! — Глаза Джессики наполнились слезами.
— Ужасно? Как это понимать, Джес?
— Думала, я ему нравлюсь, Лиззи, — проговорила она, всхлипывая. — Я думала, он уважает меня, и все такое.
— Джесси, что произошло?
— Ох, нет, Лиззи, не могу. Не могу рассказать. — Джессика шлепнулась на кровать и закрыла лицо руками. — Мне… мне стыдно.
Элизабет обняла ее за плечи:
— Перестань, Джес. Ты же знаешь, мне все можешь рассказать.
— Да, наверное. Лучше тебе рассказать, чем кому-нибудь. — Джессика шмыгнула носом. — Надо тебя предупредить. Вдруг ты тоже пойдешь с ним куда-нибудь. Я не прощу себе, если не предупрежу, что на самом деле представляет собой Тодд Уилкинз.
— Что же он натворил?
— Чего только этот гад не пытался сделать! Самое ужасное, что я никак не могла его остановить. Я просила его, умоляла, чтобы он перестал… а ему как об стенку горох.
— Нет, Джес, — охнула Элизабет, сжимая плечи Джессики. — Этого не может быть!
— И я думала, этого не может быть. Я именно это ему и сказала, когда отбивалась. Что с ним этого не может быть.
— Что он ответил?
— Не помню. Ох, Лиззи, это было ужасно. Он ни за что не хотел отпускать меня. А его руки! О господи, так везде и шарили! А…
— Не надо, Джес, не рассказывай больше. Хватит.
Джессика размазала слезы по щекам.
— Лиззи, ты не сердишься, что я тебе все рассказала? — спросила она. — Я не хочу, чтобы ты очутилась в таком положении. Я хотела уберечь тебя, Лиззи.
— Ну что ты, за что мне на тебя сердиться, Джес? Если я и рассердилась, то не на тебя. Как только Тодд Уилкинз посмел так обойтись с тобой — вдруг взорвалась Элизабет. — Как он посмел! Да я… я убью его! — Она была вне себя от гнева.
«Лиз, — сказала себе Джессика. — Об этом я сама позабочусь».
Глава 13
В дверь постучали негромко, но настойчиво.
— Стив?
Ответа не последовало. Нед Уэйкфилд постучал снова.
— Мне надо с тобой поговорить.
Мистер Уэйкфилд осторожно повернул ручку. В комнате совсем темно, хотя уже девять часов утра. Он поднял занавеси на окнах и подошел к кровати, на которой, завернувшись с головой в одеяло, лежал его сын.
— Стив!
Стивен не пошевелился.
Нед Уэйкфилд уселся на кровать и легонько пихнул локтем неподвижное тело под одеялом:
— Я все равно не уйду, так что вылезай. Стивен откинул одеяло с лица и, моргая, уставился на отца. Его щеки украшала двухдневная щетина, глаза припухли и покраснели.
— Выглядишь ты кошмарно, — сказал мистер Уэйкфилд.
Стивен опустил ноги с кровати, закрыл лицо руками:
— Ну и что с того? Я и чувствую себя кошмарно.
— Послушай, Стив, я тоже когда-то думал, что если спрятался хорошенько от неприятностей, то они закончатся сами собой. Но так не бывает.
— Спасибо за совет, доктор Уэйкфилд.
— На здоровье. А теперь давай вставай, побрейся, прими душ и идем вниз, поговорим.
— У тебя, кажется, на руках какое-то запутанное дело…
— Вот именно. Уэйкфилд против Уэйкфилда. Подъем!
Когда Нед спустился вниз, Элис Уэйкфилд взглянула на мужа с тревогой:
— Ну как, встал?
— Спускается.
— Слава богу.
Они видели, что последние два раза Стивен приезжал домой в подавленном настроении. А прошлый уик-энд дело обстояло совсем плохо. Без всяких объяснений он два дня безвылазно просидел у себя в спальне. Когда в воскресенье он уехал обратно в колледж, Элис и Нед загнали близнецов в угол и потребовали объяснить, что происходит. Добиться чего-нибудь от сестер было трудно. Ни Элизабет, ни Джессика не хотели выдавать старшего брата. Но мало-помалу история с Патрицией Мартин все-таки выплыла наружу.
Когда Стивен спустился в кухню, он выглядел значительно лучше. Сел за стол, мать поставила перед ним апельсиновый сок, но он отодвинул стакан.
— Спасибо, мам, но я не хочу есть. — Вон что! Ну тогда это серьезно, — сказала она беспечно и была награждена взглядом, который мог пробуравить кирпичную стену. — Извини, пожалуйста, — поспешила она прибавить.
— Стив, позволь мне сказать несколько слов, — начал отец. — То, что ты сейчас испытываешь, я тоже когда-то испытал.
— Угу.
— Вот именно — угу. И мама тоже.
— Мама? — Он насторожился. — А, ты имеешь в виду, что вы…
— Что?
— Нет, ничего.
— Ты думаешь, у нас никогда не было проблем? — спросила миссис Уэйкфилд.
Стивен взял стакан сока и сделал глоток. Ему было неловко обсуждать дела родителей, особенно сейчас, когда, кажется, в них замешана Марианна Уэст.
— Но дело не в нас, — сказал отец. — Так что там такое с Патрицией Мартин? Стивен глубоко вздохнул:
— Близнецы донесли? А, ладно, теперь уже это не имеет значения.
— Зачем тебе понадобилось держать ее от нас в тайне? — спросила Элис Уэйкфилд. — Патриция — прелестная девушка.
— Да, прелестная. Но ее семья…
Нед и Элис обменялись взглядами. Семья Патриции Мартин — не подарок, это верно. Отец — известный всему городу пьяница, а о ее сестре Бетси и говорить нечего. Их мать умерла от рака крови, когда девочки были совсем маленькие, и семья погибла. Все, в общем-то, можно понять, но от этого не легче. Теперь вот Стивен повел с ними знакомство. И вопрос в том, насколько это серьезно.
— Знаете что, — сказал Стивен. — Все это не так уж и важно. Забудем об этом. — Он поднялся было из-за стола, но отец положил ему руку на плечо и заставил сесть.
— Если из-за этого ты два дня не выходишь из комнаты, то это важно, по крайней мере для меня. Ты серьезно увлечен Патрицией?
— Я, наверное, ее люблю. Она замечательная девушка.
— А она как к тебе относится? — спросила Элис.
Стивен встал и принялся мерить кухню шагами.
— Она меня возненавидела! И никогда больше не будет со мной разговаривать. Я сам во всем виноват. Я недостоин такой прекрасной девушки.
И он выложил всю свою грустную историю без утайки. Он обвинял себя во всех смертных грехах, рассказывал, как пытался делать вид, что его не волнует ее семья. Он любит ее «несмотря ни на что», говорил он ей, он выше всего этого.
— А она видела меня насквозь, — с горечью произнес Стивен. — Видела даже то, о чем я и сам не подозревал. Что на самом-то деле я стыжусь ее родственников. Что не считаю ее ровней, но готов по доброте сердечной простить ей ее семью. Каким же я был идиотом! А сейчас все кончено. Она не хочет больше меня видеть. И я ее не виню. Я просто ничтожество.
— Ты говорил Патриции то, что сказал сейчас нам? — спросила мать.
Стивен резко остановился, медленно подошел к столу, сел, налил себе кофе и отпил немного.
— Я не мог, мама, — покачал он головой.
— Почему?
— Потому что это слишком… Я бы выглядел как дурак.
— Это правда?
— Что я дурак? Да, это правда.
— Да нет же — то, что ты не ведал, что творил.
— Да, — подумав, ответил Стивен. — Это правда.
— Ты все еще любишь Патрицию?
— Очень, — ответил он без колебаний.
— Тогда пойди и скажи ей все, что ты только что тут говорил. Это единственное, что ты можешь и должен сделать, — настойчиво добавил Нед Уэйкфилд.
Стивен сидел, уставившись на стол, потом заговорил, не поднимая глаз.
— А как вы относитесь к тому, что я вожу дружбу с Мартинами?
— Ты водишь дружбу не с Мартинами, Стивен. Ты водишь дружбу с Патрицией. Нельзя же судить о человеке по его родственникам, — сказала миссис Уэйкфилд. — Не стану утверждать, что Мартины мне очень нравятся. Но если ты любишь Патрицию, ты должен за нее бороться. Ведь эта Патриция Мартин, а не Бетси и не ее отец.
Стивен снова вскочил на ноги и забегал по кухне.
— Вам и правда нравится Патриция, а, мам? И тебе, папа?
— Стивен, вопрос в том, нравится ли она тебе, — сказал Нед Уэйкфилд. — Тут тебе решать. Поступай так, как подсказывает твое сердце.
Стивен пытливо вглядывался в лица отца и матери, стараясь отыскать в них следы боли и страданий, которые они, наверное, сейчас испытывают. Неужели их долгий, казавшийся таким счастливым и крепким брак на грани развала? Хорошо было бы знать наверняка, но по их лицам ничего понять нельзя. Как бы им самим ни было трудно и плохо, они объединились, чтобы помочь ему. Стивен почувствовал, как любовь к ним переполняет его, и кинулся неуклюже обнимать маму.
— Я так люблю тебя, мама!
— Я тоже люблю тебя, Стив.
— И тебя, папа, — сказал он, хватая отца за руку.
Стивен стремглав выскочил из кухни, хлопнул входной дверью и умчался к Патриции Мартин.
Стивен подъехал к дому Мартинов. Дом был старый и запущенный, с покосившейся крышей и облупившейся краской. Подходя к дверям, он услышал, как Патриция уговаривает отца пойти в свою комнату.
— Ну идем, папа, ляг и поспи немного. И тебе сразу будет лучше, — говорила она.
Стивен тихонько отворил дверь и вошел. Патриция как раз вернулась в гостиную. Увидев его, она вскрикнула:
— Стив! Ты зачем пришел? По-моему, я ясно сказала: нам больше не о чем разговаривать.
— Мне нужно кое-что тебе объяснить, Патриция, — тихо произнес Стивен. — Прости меня.
Прости. Я вел себя как последний дурак. Ты совершенно права. Я действительно снисходил до тебя и был так глуп, что даже не понимал этого. Патриция, ты можешь простить идиота? Я так тебя люблю! Очень люблю.
— Стив, — тихо проговорила Патриция. — Я ведь тоже тебя люблю.
Хрупкая, с сияющими карими глазами, с нимбом медно-золотистых волос, обрамляющих тонкое овальное лицо, в это мгновение она показалась Стивену самой красивой девушкой на земле.
Они замерли в долгом нежном поцелуе, и по их лицам текли слезы.
— Прости меня, любимая, пожалуйста, прости, — шептал Стивен, ласково целуя ее глаза, нос, лоб.
— Патриция! Поди сюда, Патриция! — раздался голос из соседней комнаты.
— Отец зовет. Мне нужно идти к нему, Стивен.
— Мы можем потом поговорить? Мне столько нужно тебе сказать! А что, если мы поговорим обо всем вечером в «Дэйри Берджер», за устрицами и коктейлем? — спросил Стивен, нежно держа ее лицо в своих ладонях.
Патриция ослепительно улыбнулась:
— Отлично, увидимся в восемь.
— Стив?
Ответа не последовало. Нед Уэйкфилд постучал снова.
— Мне надо с тобой поговорить.
Мистер Уэйкфилд осторожно повернул ручку. В комнате совсем темно, хотя уже девять часов утра. Он поднял занавеси на окнах и подошел к кровати, на которой, завернувшись с головой в одеяло, лежал его сын.
— Стив!
Стивен не пошевелился.
Нед Уэйкфилд уселся на кровать и легонько пихнул локтем неподвижное тело под одеялом:
— Я все равно не уйду, так что вылезай. Стивен откинул одеяло с лица и, моргая, уставился на отца. Его щеки украшала двухдневная щетина, глаза припухли и покраснели.
— Выглядишь ты кошмарно, — сказал мистер Уэйкфилд.
Стивен опустил ноги с кровати, закрыл лицо руками:
— Ну и что с того? Я и чувствую себя кошмарно.
— Послушай, Стив, я тоже когда-то думал, что если спрятался хорошенько от неприятностей, то они закончатся сами собой. Но так не бывает.
— Спасибо за совет, доктор Уэйкфилд.
— На здоровье. А теперь давай вставай, побрейся, прими душ и идем вниз, поговорим.
— У тебя, кажется, на руках какое-то запутанное дело…
— Вот именно. Уэйкфилд против Уэйкфилда. Подъем!
Когда Нед спустился вниз, Элис Уэйкфилд взглянула на мужа с тревогой:
— Ну как, встал?
— Спускается.
— Слава богу.
Они видели, что последние два раза Стивен приезжал домой в подавленном настроении. А прошлый уик-энд дело обстояло совсем плохо. Без всяких объяснений он два дня безвылазно просидел у себя в спальне. Когда в воскресенье он уехал обратно в колледж, Элис и Нед загнали близнецов в угол и потребовали объяснить, что происходит. Добиться чего-нибудь от сестер было трудно. Ни Элизабет, ни Джессика не хотели выдавать старшего брата. Но мало-помалу история с Патрицией Мартин все-таки выплыла наружу.
Когда Стивен спустился в кухню, он выглядел значительно лучше. Сел за стол, мать поставила перед ним апельсиновый сок, но он отодвинул стакан.
— Спасибо, мам, но я не хочу есть. — Вон что! Ну тогда это серьезно, — сказала она беспечно и была награждена взглядом, который мог пробуравить кирпичную стену. — Извини, пожалуйста, — поспешила она прибавить.
— Стив, позволь мне сказать несколько слов, — начал отец. — То, что ты сейчас испытываешь, я тоже когда-то испытал.
— Угу.
— Вот именно — угу. И мама тоже.
— Мама? — Он насторожился. — А, ты имеешь в виду, что вы…
— Что?
— Нет, ничего.
— Ты думаешь, у нас никогда не было проблем? — спросила миссис Уэйкфилд.
Стивен взял стакан сока и сделал глоток. Ему было неловко обсуждать дела родителей, особенно сейчас, когда, кажется, в них замешана Марианна Уэст.
— Но дело не в нас, — сказал отец. — Так что там такое с Патрицией Мартин? Стивен глубоко вздохнул:
— Близнецы донесли? А, ладно, теперь уже это не имеет значения.
— Зачем тебе понадобилось держать ее от нас в тайне? — спросила Элис Уэйкфилд. — Патриция — прелестная девушка.
— Да, прелестная. Но ее семья…
Нед и Элис обменялись взглядами. Семья Патриции Мартин — не подарок, это верно. Отец — известный всему городу пьяница, а о ее сестре Бетси и говорить нечего. Их мать умерла от рака крови, когда девочки были совсем маленькие, и семья погибла. Все, в общем-то, можно понять, но от этого не легче. Теперь вот Стивен повел с ними знакомство. И вопрос в том, насколько это серьезно.
— Знаете что, — сказал Стивен. — Все это не так уж и важно. Забудем об этом. — Он поднялся было из-за стола, но отец положил ему руку на плечо и заставил сесть.
— Если из-за этого ты два дня не выходишь из комнаты, то это важно, по крайней мере для меня. Ты серьезно увлечен Патрицией?
— Я, наверное, ее люблю. Она замечательная девушка.
— А она как к тебе относится? — спросила Элис.
Стивен встал и принялся мерить кухню шагами.
— Она меня возненавидела! И никогда больше не будет со мной разговаривать. Я сам во всем виноват. Я недостоин такой прекрасной девушки.
И он выложил всю свою грустную историю без утайки. Он обвинял себя во всех смертных грехах, рассказывал, как пытался делать вид, что его не волнует ее семья. Он любит ее «несмотря ни на что», говорил он ей, он выше всего этого.
— А она видела меня насквозь, — с горечью произнес Стивен. — Видела даже то, о чем я и сам не подозревал. Что на самом-то деле я стыжусь ее родственников. Что не считаю ее ровней, но готов по доброте сердечной простить ей ее семью. Каким же я был идиотом! А сейчас все кончено. Она не хочет больше меня видеть. И я ее не виню. Я просто ничтожество.
— Ты говорил Патриции то, что сказал сейчас нам? — спросила мать.
Стивен резко остановился, медленно подошел к столу, сел, налил себе кофе и отпил немного.
— Я не мог, мама, — покачал он головой.
— Почему?
— Потому что это слишком… Я бы выглядел как дурак.
— Это правда?
— Что я дурак? Да, это правда.
— Да нет же — то, что ты не ведал, что творил.
— Да, — подумав, ответил Стивен. — Это правда.
— Ты все еще любишь Патрицию?
— Очень, — ответил он без колебаний.
— Тогда пойди и скажи ей все, что ты только что тут говорил. Это единственное, что ты можешь и должен сделать, — настойчиво добавил Нед Уэйкфилд.
Стивен сидел, уставившись на стол, потом заговорил, не поднимая глаз.
— А как вы относитесь к тому, что я вожу дружбу с Мартинами?
— Ты водишь дружбу не с Мартинами, Стивен. Ты водишь дружбу с Патрицией. Нельзя же судить о человеке по его родственникам, — сказала миссис Уэйкфилд. — Не стану утверждать, что Мартины мне очень нравятся. Но если ты любишь Патрицию, ты должен за нее бороться. Ведь эта Патриция Мартин, а не Бетси и не ее отец.
Стивен снова вскочил на ноги и забегал по кухне.
— Вам и правда нравится Патриция, а, мам? И тебе, папа?
— Стивен, вопрос в том, нравится ли она тебе, — сказал Нед Уэйкфилд. — Тут тебе решать. Поступай так, как подсказывает твое сердце.
Стивен пытливо вглядывался в лица отца и матери, стараясь отыскать в них следы боли и страданий, которые они, наверное, сейчас испытывают. Неужели их долгий, казавшийся таким счастливым и крепким брак на грани развала? Хорошо было бы знать наверняка, но по их лицам ничего понять нельзя. Как бы им самим ни было трудно и плохо, они объединились, чтобы помочь ему. Стивен почувствовал, как любовь к ним переполняет его, и кинулся неуклюже обнимать маму.
— Я так люблю тебя, мама!
— Я тоже люблю тебя, Стив.
— И тебя, папа, — сказал он, хватая отца за руку.
Стивен стремглав выскочил из кухни, хлопнул входной дверью и умчался к Патриции Мартин.
Стивен подъехал к дому Мартинов. Дом был старый и запущенный, с покосившейся крышей и облупившейся краской. Подходя к дверям, он услышал, как Патриция уговаривает отца пойти в свою комнату.
— Ну идем, папа, ляг и поспи немного. И тебе сразу будет лучше, — говорила она.
Стивен тихонько отворил дверь и вошел. Патриция как раз вернулась в гостиную. Увидев его, она вскрикнула:
— Стив! Ты зачем пришел? По-моему, я ясно сказала: нам больше не о чем разговаривать.
— Мне нужно кое-что тебе объяснить, Патриция, — тихо произнес Стивен. — Прости меня.
Прости. Я вел себя как последний дурак. Ты совершенно права. Я действительно снисходил до тебя и был так глуп, что даже не понимал этого. Патриция, ты можешь простить идиота? Я так тебя люблю! Очень люблю.
— Стив, — тихо проговорила Патриция. — Я ведь тоже тебя люблю.
Хрупкая, с сияющими карими глазами, с нимбом медно-золотистых волос, обрамляющих тонкое овальное лицо, в это мгновение она показалась Стивену самой красивой девушкой на земле.
Они замерли в долгом нежном поцелуе, и по их лицам текли слезы.
— Прости меня, любимая, пожалуйста, прости, — шептал Стивен, ласково целуя ее глаза, нос, лоб.
— Патриция! Поди сюда, Патриция! — раздался голос из соседней комнаты.
— Отец зовет. Мне нужно идти к нему, Стивен.
— Мы можем потом поговорить? Мне столько нужно тебе сказать! А что, если мы поговорим обо всем вечером в «Дэйри Берджер», за устрицами и коктейлем? — спросил Стивен, нежно держа ее лицо в своих ладонях.
Патриция ослепительно улыбнулась:
— Отлично, увидимся в восемь.