Уинстон посмотрел на Брюса таким взглядом, словно хотел сказать: «Если бы у меня не был занят рот, я бы посоветовал, куда тебе поехать». Эта шутка Брюса только подзадорила его. Уже исчезла половина четвертой пиццы. Уинстон больше не кривлялся. Вместо шутовских гримас на его лице появилось сосредоточенное выражение.
   – Последняя минута, – громко объявила Элизабет, – ты успеваешь.
   – Давай, Уинстон, жуй! – ободряюще закричала Инид.
   – Держись, Уин, – поддержал ее Роджер Баррет, стоявший в обнимку со своей подругой Оливией Дэвидсон.
   – Осталось двадцать секунд… Уинстон запихнул в рот последний кусок.
   – Десять… девять… восемь…
   Уинстон с усилием проглотил пиццу, запил ее пуншем и расплылся в широкой улыбке.
   – Здорово, Уинстон! – восторженно крикнул Тодд и похлопал Брюса по плечу. – Так что эта очаровательная девушка и я отправляемся в пятницу вечером на «Бич Диско», ты проспорил. – И он подхватил Элизабет на руки и подбросил в воздух.
   Роджер и Кен Метьюз, капитан футбольной команды, водрузили Уинстона себе на плечи, торжественно пронесли его по дворику и вынесли на газон. За ними следовали еще несколько человек.
   – Дорогу Королю Бутербродов! – громко крикнула Инид, когда процессия огибала один из больших дубов на школьном дворе.
   Оливия же схватила несколько ложек и принялась ими стучать, возвещая о триумфе Уинстона.
   Когда процессия удалилась, к Элизабет и Тодду подошла Регина Морроу с подносом в руках.
   – Что здесь происходит? – удивленно спросила она.
   – Привет, Регина. Ты такое представление пропустила, – сказала Элизабет, отчетливо выговаривая каждое слово, чтобы ее плохо слышащая подруга могла разобрать слова по движению губ. – Уинстон установил школьный рекорд по поеданию пиццы. – И Элизабет рассказала Регине о подвиге Уинстона.
   – Да, кстати, о пицце, – добавила она, когда к ним вернулась Инид, – мы как раз собираемся приступить к ней. Присоединяйся.
   К концу обеденного перерыва к Элизабет вернулось ее обычное настроение. Тодд, Инид и Регина веселили ее, как могли, состязаясь в остроумии по поводу пиццы. В итоге никто не осилил даже половины порции, дружно решив, что Уинстон наелся за всех.
   «Инид права, – думала Элизабет, – друзья познаются в беде».
   И от этого ей стало легче. Но когда учебный день подошел к концу, Элизабет снова начала вспоминать о Трисии и тревожиться о ее сестре. У бедняжки Бетси нет никого, кто мог бы поддержать ее в течение дня, развеселить или хотя бы просто поговорить.
   «Ей, должно быть, так одиноко, – думала Элизабет по пути от автобусной остановки до дома, – так страшно. Если б у нее были такие друзья как у меня… Да, если ей и есть на кого рассчитывать, так это только на меня», – решила она и ускорила шаг, намереваясь поговорить с Бетси, как только придет домой.
   Открыв входную дверь, Элизабет услышала оглушительную музыку.
   – Эй, кто дома, – громко позвала она.
   Джессика должна быть на тренировке команды болельщиц, а родители еще на работе.
   – Стив? Бетси?
   Элизабет бросила учебники на коричневый мраморный столик и направилась в кабинет, где ночевала Бетси. Радиоприемник оглушал даже из-за плотно закрытом двери. Элизабет осторожно постучала. Никто не отозвался. Интересно, чем это может заниматься Бетси под такую громкую музыку? Было страшно узнать правду. Элизабет представила себе накуренную комнату, пустые бутылки, разбросанные на красном восточном ковре в кабинете, Бетси, развалившуюся на диване.
   «А если она не одна? Может, у нее там парень», – испуганно размышляла Элизабет.
   – Нет, – решительно сказала она себе. – Я ведь хочу помочь ей. В конце концов, только вчера вечером Бетси клялась, что начнет новую жизнь.
   Элизабет постучала громче. Никакого ответа. Может, Бетси не слышит из-за громкой музыки? Поколебавшись, Элизабет повернула ручку и приоткрыла дверь.
   Глаза ее округлились от изумления. Ведь она ожидала увидеть черт-те что. Но ее взору предстала Бетси, сидящая спиной к двери за большим столом из красного дерева, поглощенная какой-то работой. Элизабет открыла дверь шире. Теперь она могла видеть, как Бетси, одетая в обрезанные джинсы и майку, склонилась над альбомом для эскизов и что-то рисовала карандашом.
   – Бетси! – громко позвала Элизабет. Бетси, как испуганный зверек, быстро обернулась.
   – Фу, Элизабет, – с облегчением выдохнула она и опустила напряженно поднятые плечи. – Привет, – без особого энтузиазма бросила она, отвернулась и снова принялась за работу.
   Элизабет издали никак не могла разобрать, что рисовала Бетси.
   – Я пришла спросить, не выпьешь ли ты со мной стакан молока с шоколадным печеньем. – Элизабет пришлось повысить голос, чтобы перекричать музыку.
   – Молоко – напиток для хороших девочек, – язвительно заметила Бетси. – Видно, придется к нему привыкать.
   – Это можно понимать, как «да»?
   Бетси некоторое время не отвечала, поглощенная работой.
   – Понимай, как хочешь.
   Элизабет вздохнула. Как тяжело лезть к человеку в душу. Может, и вправду уйти, раз тебя так встречают? Во всяком случае Бетси явно хотела, чтобы ее оставили в покое. Элизабет собралась было уходить, но вдруг вспомнила, как сегодня во время обеденного перерыва Инид изо всех сил старалась отвлечь ее от грустных мыслей. Каждому человеку необходимо внимание, даже Бетси Мартин. Элизабет глубоко вздохнула и решила попробовать еще раз.
   – Я и не знала, что ты художник, Бетси. – Элизабет сделала несколько шагов вперед.
   Бетси отложила карандаш в сторону и бесхитростно ответила:
   – Да, я люблю рисовать.
   – Вот здорово! – воскликнула Элизабет. – И давно ты рисуешь?
   Бетси повернулась лицом к Элизабет. Взгляд ее смягчился. Элизабет вдруг поняла, что никто до нее никогда не задавал Бетси этого вопроса.
   – Наверное, с того времени, как умерла мама… Я тогда обнаружила, что могу с головой уйти в работу, – она слегка нахмурилась. – Подчас это единственное, что помогает мне не упасть духом.
   Элизабет подошла к приемнику:
   – Я сделаю немного потише?
   Бетси кивнула.
   – Такая громкая музыка не мешает тебе работать?
   – Да я уже привыкла, – объяснила Бетси. – Раньше я ее включала, чтобы не слышать, как отец шатается по комнате, сшибая все на своем пути, как дерутся соседи… – Лицо Бетси опять стало напряженным. – Но тебе, пожалуй, это не интересно.
   Элизабет села на диван.
   – Мне кажется, я понимаю, что для тебя значит твое увлечение. Это, наверное, как для меня журналистика.
   Бетси на секунду задумалась над словами Элизабет.
   – Это как друг, который рядом с тобой, – продолжала Элизабет. – Когда все плохо, я всегда могу найти утешение и поддержку в своей работе.
   Холодное выражение исчезло с лица Бетси. Она энергично закивала. Элизабет поняла, что задела ее за живое.
   – Да, помню, когда я еще не бросила школу, я видела твои заметки в нашей газете, – вспомнила Бетси. – Как она называлась?
   – «Оракул». Я и сейчас этим занимаюсь. Веду раздел «Глаза и уши», – ответила Элизабет, имея в виду еженедельную колонку школьных новостей.
   – А ты пишешь что-нибудь для себя? Может, стихи? Или рассказы? – Бетси вместе со стулом перебралась поближе к дивану.
   Элизабет заколебалась. Она всегда мечтала стать известным писателем. За последние несколько лет она написала столько стихов и рассказов, что они с трудом умещались в ящиках ее письменного стол. Но мечту свою она держала в тайне. Только несколько человек знали, как много значит для нее это увлечение. Элизабет никогда особо не распространялась об этом. Но сейчас поняла, что стена между ней и Бетси вот-вот готова рухнуть и что Бетси ждет откровенности от Элизабет.
   – Только это между нами, – шепотом сказала она. – Да, я все время пишу. Но, знаешь, я… немного стесняюсь этого и поэтому никому не показываю.
   – Понимаю. Ведь это очень личное, правда? – Бетси качнула головой. – О том, что я рисую, знают тоже очень немногие… Ну что же, так даже и лучше. Я слишком долго жила в грязи и совсем не хотела касаться своего увлечения, последнего, что у меня осталось. – Голос Бетси задрожал.
   – Ну что ты, все будет хорошо, – ласково сказала Элизабет.
   Бетси уткнулась глазами в пол:
   – Не нужно меня успокаивать, Лиз. Я знаю, что обо мне говорят. Что я пью, о наркотиках и парнях… Но ведь все это чистая правда.
   Элизабет положила руку ей на колено:
   – Просто не нужно к этому возвращаться. Надо больше рисовать, и тогда на остальное просто не останется времени.
   Лицо Бетси немного прояснилось.
   – Конечно. А потом, мне кажется, что с каждым днем я рисую все лучше и лучше.
   Элизабет улыбнулась:
   – Слушай, а покажи, что ты сейчас рисовала.
   Бетси покраснела:
   – Я думаю, не надо этого…
   – Ну, Бетси, пожалуйста.
   – А если тебе не понравится?
   – Что за чепуху ты говоришь.
   – Даже не знаю, Лиз…
   – Я только краешком глаза погляжу, а, – упрашивала Элизабет.
   – Ну ладно.
   Девушки подошли к столу, и Бетси раскрыла перед Элизабет альбом. Портрет Трисии был выполнен с таким мастерством и изяществом, а сходство настолько поразительно, что Элизабет несколько минут от удивления не могла вымолвить ни слова.
   – Ну как?
   Элизабет почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы восхищения.
   – Просто замечательно.
   – Правда?
   – Слушай, Бетси, если другие твои рисунки так же хороши, как этот, то ты просто гений. Знаешь, на этом портрете Трисия как живая.
   Девушки на несколько минут замолчали, погруженные в воспоминания. Наконец Элизабет заговорила:
   – Стивену наверняка бы понравилось.
   – Странно, я сама именно об этом и думала, когда рисовала.
   Бетси в последний раз взглянула на портрет и закрыла альбом.
   – Кстати, а где Стивен? – спросила Элизабет, переводя разговор с грустной темы.
   – Поехал в колледж – узнать задание на эту неделю. Он говорит, что ему нужно побыть еще несколько дней дома, прежде чем снова приниматься за учебу. Обещал вернуться к обеду.
   Элизабет кивнула. И вдруг порывисто обняла Бетси. За то короткое время, что они пробыли вместе, Бетси стала ей совсем как родная. Бетси тоже обняла ее.
   – Лиз, может, это и неожиданно вот так сразу, но, знаешь, приходи ко мне всегда, когда захочешь, ладно? Мы можем немного поболтать.
   – Конечно.
   Бетси улыбнулась. Ее большие глаза засияли от радости.
   – Ну, а если предложение остается в силе, как насчет молока с шоколадным печеньем?

4

   Джессика стояла у кучи одежды, сваленной посреди комнаты Элизабет, и примеряла розовую хлопчатобумажную блузку. Поразмыслив, она решила, что блузка тоже не подходит и бросила ее к остальным вещам.
   – Ради бога, Джес. Ты собираешься на похороны, а не на вечеринку.
   – Может, надеть твою шелковую темно-синюю блузку? – размышляла Джессика, не обращая ни малейшего внимания на замечание сестры. – Нарядная и в то же время строгая. – Она подошла к шкафу Элизабет и стала перебирать аккуратно развешанные там вещи, пока не нашла то, что искала.
   – Ну как тебе? – Джессика приложила блузку к себе.
   – Джессика, сегодня будут хоронить любимую девушку Стивена, а тебя волнует то, как ты будешь выглядеть. – Элизабет с трудом удавалось не повысить голос.
   Сама она надела темно-серый свитер с небольшим воротом.
   Джессика с досадой взглянула на сестру:
   – Лиззи, дорогая, хоть кто-то в этой семье должен же выглядеть так, чтобы сгладить неприятное впечатление от того, что с нами будет сама-знаешь-кто.
   – Джесси, дорогая, – копируя интонации сестры, сказала Элизабет, – не ты ли вчера вечером дала мне обещание оставить Бетси в покое?
   Джессика застегнула темно-синюю блузку и посмотрелась в большое зеркало на двери.
   – Это было до того.
   – А что случилось после того? – Элизабет застегнула молнию на юбке и надела туфли.
   – То, чего следовало ожидать. – Джессика заглянула в шкатулку с украшениями Элизабет и выбрала золотые серьги-колечки.
   – Джессика, я не понимаю, что ты такое говоришь. Неужели трудно объяснить по-человечески?
   – Я говорю о том, во сколько Бетси вчера вечером вернулась домой. Вернее, сегодня утром. Я слышала, как она пришла. Было уже светло.
   Элизабет села в кресло, обитое кремовой тканью.
   – Ты в этом уверена?
   – Конечно.
   – Но, Джес, – простонала Элизабет разочарованно, – а как же ее обещание? Она ведь была так решительно настроена…
   – Лиз, о каком выполнении обещания можно говорить, если речь идет о такой девице, как Бетси? За свою жизнь она делала гораздо худшие вещи, чем простое невыполнение обещания.
   – Но я только вчера с ней разговаривала, и она была готова… не знаю, как сказать… Была полна решимости начать новую жизнь. Я как будто узнала ее совершенно с другой стороны.
   – Ну, здесь я не в материале. Говорю только то, что слышала. А слышала я, что она пришла как раз перед тем, как все проснулись. Но, впрочем, меня это не касается. После похорон, слава богу, мы наконец от нее избавимся. – Джессика сделала жест рукой в сторону двери, снова подошла к шкафу Элизабет и выбрала себе пару серых туфель на высоких каблуках.
   – Эй, а где твои голубые туфли, – поинтересовалась Элизабет, – те, которые ты только что купила? Почему ты их не надеваешь?
   – Но, Лиз, твои так хорошо подходят к моей юбке. Можно мне их взять?
   – Джессика, ты же на новые туфли потратила все деньги, которые дали нам обеим на месяц.
   – Что ж… хорошо, если ты настаиваешь… – И Джессика прошла через ванную, которая соединяла ее комнату с комнатой сестры, к себе, и через минуту вернулась с одной туфелькой-лодочкой в руках.
   – Представляешь, я не могу найти вторую, – с досадой сказала она.
   – Удивительно еще, – усмехнулась Элизабет, – как ты сумела отыскать хоть одну.
   Беспорядок в комнате Джессики был обычным явлением. Можно было подумать, что по ней прошел тайфун более страшный, чем те, которые бушевали в Карибском море.
   Джессика умоляющим взглядом смотрела на Элизабет.
   – Ну ладно, бог с тобой, – вздохнула Элизабет. – Надевай мои, а то мы опоздаем к завтраку, если ты еще прособираешься.
   Джессика без малейшего колебания надела серые туфли Элизабет и довольно улыбнулась. Как обычно, она получила то, что хотела.
   Когда сестры вошли в просторную, облицованную кафелем в испанском стиле кухню, Элис Уэйкфилд как раз ставила на стол блюдо с горячими оладьями. Нед Уэйкфилд разливал кофе и сок. Бетси уже сидела за столом, склонив голову.
   – Всем доброе утро, – поздоровалась Элизабет.
   Бетси подняла голову. Глаза у нее были красные. Интересно, от слез или от затянувшейся вечеринки?
   – Поздно вернулась, да, Бетси? – Джессика присела на стул рядом с ней.
   – Ты слышала, как я пришла? – смутилась Бетси. – Я ходила к себе домой, разбирала вещи Трисии. – Ее лицо приняло отрешенное выражение. – Я заснула на диване.
   – А, понятно, – недоверчиво произнесла Джессика.
   Элизабет ледяным взглядом посмотрела на сестру и повернулась к Бетси.
   – Как ты, Бетси? Все в порядке?
   Бетси молча кивнула. Элизабет заметила, как по ее щеке прокатилась слеза. Элизабет сочувственно сжала руку Бетси. За столом воцарилось напряженное молчание. Не успели мистер и миссис Уэйкфилд присоединиться к остальным, как на пороге кухни показался Стивен.
   – Всем привет, – устало поздоровался он.
   Глаза у Стивена опухли, под глазами виднелись темные круги. Вид у него был такой, будто он провел бессонную ночь.
   – Бетси, у меня для тебя подарок, который, я думаю, должен тебя очень обрадовать. – Стивен изо всех сил пытался говорить весело.
   Он положил перед Бетси большой сверток и сел за стол.
   – Мне? – озадаченно спросила Бетси. – Но почему?
   – Ты только посмотри, что там внутри.
   Вся семья с любопытством наблюдала, как Бетси разворачивала коричневую оберточную бумагу и открывала белую коробку.
   – Ой, Стиви! – восторженно воскликнула Бетси. – Просто потрясающе!
   Внутри лежал большой набор акриловых красок и несколько кистей разных размеров.
   – Лиз сказала мне, что ты любишь рисовать, – объяснил Стивен, – и я подумал, может, тебе попробовать рисовать красками.
   Бетси подняла глаза на Стивена и покраснела до корней волос.
   – Это самый прекрасный подарок… Я просто не знаю, как тебя благодарить…
   – Замечательно, Стивен. – Элис Уэйкфилд одобрительно кивнула.
   Бетси восхищенно перебирала яркие тюбики с красками. Потом снова взглянула на Стивена.
   – Никогда в жизни мне не делали такого прекрасного подарка… Вернее, мне вообще никто не делал подарков. – Бетси немного помедлила.
   Лицо ее вдруг опять стало печальным, у нее задрожали губы, и она опустила голову.
   – Никто, кроме Трисии…
   Стивен сидел напротив нее, усердно помешивая кофе, и тоже не поднимал взгляда от стола.
   Элизабет поняла, что они оба снова погрузились в воспоминания.
   Завтрак закончился в полном молчании.
   – …Яко земля еси и в землю отъидеши, – священник завершил обряд, и гроб с Трисией Мартин опустили в могилу.
   Элизабет поежилась от холодного утреннего тумана. Со скорбным лицом она стояла в первых рядах до неприличия маленькой группы людей, пришедших проститься с Трисией. Несколько учителей из школы, несколько одноклассников Трисии и еще два-три человека. Из семьи Мартинов была только Бетси. Остальные родственники не захотели лишний раз себя печалить. Никто из них не пришел сказать Трисии последнее «прощай». Джим Мартин, отец Трисии и Бетси, тоже не появился. Хотя Бетси ничего и не говорила, но все время в течение короткой службы она пристально вглядывалась в толпу, пытаясь отыскать отца. Слабый луч надежды в ее глазах сменился выражением разочарования и раздражения, как только она рассмотрела всех присутствовавших.
   Но теперь уже Бетси стояла с окаменевшим лицом, одной рукой держась за руку Элизабет, другой за Стивена. Мистер и миссис Уэйкфилд, склонив головы, стояли рядом с сыном. Даже на лице Джессики появилось скорбное выражение, когда в могилу бросили первую горсть земли.
   Вдруг Бетси издала душераздирающий крик, как будто ее саму закапывали в могилу, и рухнула на землю.
   – Нет! Господи! Нет! – зарыдала она и принялась бить кулаками но влажной от росы траве.
   Стивен опустился на колени рядом с ней и обнял, пытаясь привести в чувство.
   – Все будет хорошо, – тихо шептал он, сам едва сдерживая слезы, – все будет хорошо.
   Он не отпускал Бетси, пока ее рыдания не сменились едва слышными всхлипываниями. Наконец она совсем успокоилась. Стивен помог ей подняться, но продолжал поддерживать, пока, бормоча соболезнования, не прошли все, пришедшие на похороны.
   – Такая милая девушка, – прошептала женщина из центра по уходу за престарелыми, где до своей болезни в свободное от учебы время работала Трисия.
   – Такая прекрасная девушка.
   – Мне ее так будет не хватать, – сказала одна из одноклассниц Трисии Стивену и Бетси и отошла в сторону, вытирая слезы краем рукава.
   Каждый пришедший на похороны выразил соболезнования, но даже самые теплые слова не могли вместить в себя всего, чем была Трисия. Добрая, внимательная, великодушная Трисия. Девушка, с которой Стивен был так счастлив. И единственный настоящий друг Бетси.
   Последним подошел Роджер Коллинз, молодой красивый куратор «Оракула», газеты школы в Ласковой Долине. Элизабет и Джессика очень любили его уроки английского языка.
   – Трисия была одной из моих лучших учениц, – начал он. – Она была особенным человеком… Бетси… Стивен. – Он крепко обнял их обоих. – Мне кажется, всего, что я смогу сказать, будет недостаточно. – Он пожал руки Элис и Неду Уэйкфилд и повернулся к близнецам: – Вы будете сегодня на занятиях?
   Элизабет с Джессикой утвердительно кивнули, и мистер Коллинз ушел.
   – Вот, кажется, и все, – тихо сказала Элизабет.
   Ей казалось, что должно быть еще что-то, что может как-то заглушить боль и скорбь. Но ничего больше не было. Осталась только какая-то сосущая пустота под ложечкой.
   Элис Уэйкфилд обняла дочь за плечи:
   – Да, все позади. – Она повернулась к Стивену и Бетси: – Я думаю, дети, вы справитесь без нас?
   – Да, конечно, – ответил Стивен. – Вы с папой можете ехать на работу, а я завезу Лиз и Джессику в школу и… – Он запнулся, глядя на Бетси.
   – А затем вы с Бетси вернетесь к нам домой, – закончил Нед Уэйкфилд. – Бетси, ты ведь останешься у нас… ну… еще на несколько дней? – Он посмотрел на жену, и та одобрительно кивнула.
   Элизабет заметила, как в недоумении замерла Джессика.
   Бетси в последний раз огляделась по сторонам в тщетной надежде увидеть отца и наконец согласилась.
   – Если что-нибудь случится, звони, – сказала Элис Уэйкфилд Стивену. – Отец будет в суде, у него слушание дела, а я весь день у себя в офисе.
   Нед Уэйкфилд был одним из самых известных адвокатов в Ласковой Долине, а его жена работала дизайнером.
   Миссис Уэйкфилд обняла Бетси:
   – Мы понимаем, как тебе тяжело, и всегда готовы помочь.
   Бетси молча кивнула. Она не произнесла ни одного слова, пока не уехали родители. Усевшись на переднее сиденье маленького желтого «Фольксвагена» и подождав, пока Стивен заведет машину, она вдруг взяла его за руку.
   – Отвези меня в бар Келли, – холодно попросила она.
   Элизабет; сидевшая на заднем сиденье, открыла рот от изумления. Бар Келли пользовался самой плохой репутацией в Ласковой Долине. И появиться там даже в субботу вечером было уже скверно, а тем более утром в будний день. В это время там собирались только самые закоренелые, совсем спившиеся алкоголики.
   Джессика пододвинулась к Элизабет и толкнула ее локтем в бок.
   – Понятно, – шепнула она на ухо сестре. – Что я тебе говорила? Бетси опять принялась за свое. Не прошло и пяти минут, как Трисию опустили в могилу.
   Стивен посмотрел на Бетси и твердо произнес:
   – Мне кажется, я тебя не расслышал.
   – А мне кажется, ты прекрасно меня расслышал, – категорическим тоном ответила Бетси. – Или, может, мистер Паинька Стивен Уэйкфилд не знает, как доехать до бара Келли? – В голосе Бетси слышалось раздражение. – Что же, я могу вам показать дорогу туда даже с завязанными глазами. Второй поворот направо и дальше прямо в сторону пляжа…
   – Я знаю, где бар Келли, – невозмутимо ответил Стивен, – но мы туда не поедем. Сначала мы отвезем Лиз и Джес в школу, а сами – прямо домой.
   – Домой? – возмущенно переспросила Бетси. – Что это значит? И кто ты такой, чтобы указывать, куда мне ехать, а куда не ехать, – повысила она голос.
   – Бетси, успокойся, – холодно сказала Джессика. – Я уверена, что если Стивен не захочет отвезти тебя к Келли, то любой другой парень сделает это с превеликим удовольствием.
   Стивен со злостью посмотрел на сестру и опять повернулся к Бетси.
   – Мне помнится, что вчера вечером ты дала себе одно обещание. Что случилось?
   – Черт побери это обещание! – закричала Бетси. – Почему я должна вести себя прилично? Что мне с этого? Какой мне прок пытаться быть похожей на Трисию? Она была самой лучшей в мире, и что с ней стало???
   Элизабет увидела в зеркало заднего вида, что Стивена передернуло при этих словах.
   – Бетси, – с горечью в голосе сказал он, – я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но Келли не поможет. Он не воскресит нам Трисию.
   Бетси примолкла. Очевидно, она испытывала такие же душевные муки, что и Стивен. Когда она снова заговорила, голос ее был спокойнее.
   – Стив, я не хотела причинять тебе лишние страдания. Просто мне некуда больше поехать. – Бетси в отчаянии вздохнула. – Да, я слышала приглашение твоих родителей. Но сколько это может продолжаться? Пока мой отец не придет за мной? А если он никогда не придет? Ты ведь понимаешь, что именно это и имел в виду твой отец. – Она спрятала лицо в ладонях.
   Стивен вел машину, а в ушах у него звучали последние слова Трисии. Ему казалось, что она сидит рядом и просит:
   «Позаботься о ней, Стив. У нее не осталось никого, кто мог бы ей помочь…»
   – Бетси, – наконец произнес Стивен голосом, не терпящим возражений. – Келли для тебя закончился. Мы с тобой едем домой.
   Он остановил машину рядом с колоннами перед входом в школу.
   – С этого момента, – объявил он к полному изумлению и Джессики и Элизабет, – дом Уэйкфилдов – твой дом. Так будет лучше.

5

   – Ну, давай, Джес, рассказывай. – Кара Уокер легонько подтолкнула свою лучшую подругу в плечо.
   – Что рассказывать? – невинно спросила Джессика.
   – Перестань, Джес. Ты уже полчаса сидишь здесь, уставившись в пространство, и даже не притронулась к завтраку.
   – Может быть, он мне не нравится, – возразила Джессика.
   Кара переглянулась через столик с Лилой Фаулер, и они обе обиженно закатили глаза.
   – Слушай, Джес, я знаю, что недельной давности ветчина с загнувшимся сыром не самое твое любимое блюдо. Но, мне кажется, дело здесь совсем не в этом, – сказала Кара. – С другой стороны, похороны Трисии тоже не должны были тебя так взволновать. Я уверена, что тебе прекрасно удалось сыграть роль убитой горем, но мы-то знаем, что Трисия почти ничего для тебя не значила.
   – Да, Джессика, – поддакнула Лила. – Что же тогда тебя так огорчило?
   Джессика всплеснула руками:
   – Слушайте, оставьте меня в покое. Я хочу побыть наедине с собой.