Страница:
— Уйдите отсюда оба — немедленно.
Мерри и Питер неохотно удалились и, по всей вероятности, едва успев закрыть за собой дверь, тут же прижались к ней ушами. Элис философски пожала плечами — она сделала все, что было в ее силах. Покинуть гостей она не могла, кроме того, ей хотелось посмотреть, чем закончится стычка, — следить за спором праведника и грешника было столь же завораживающе интересно, как наблюдать за терпящей аварию каретой, хотя в подобном любопытстве — Элис это чувствовала — было что-то низкое.
— Джентльмены, могу я предложить вам портвейна? — громко спросила она и, не дожидаясь ответа, почти насильно сунула в руки Дэвенпорту и Харперу бокалы. На какую-то секунду у нее возникло желание встать между мужчинами, но затем она подумала, что куда более смелым поступком будет позволить им разрешить спор самим, без постороннего вмешательства. Приняв решение, она снова опустилась в кресло и отхлебнула из своего бокала солидный глоток.
Дэвенпорт тоже пригубил портвейн. Казалось, он почти успокоился, в то время как его оппонент, наоборот, пришел в еще большее возбуждение.
— Пожалуй, вам следует составить для меня реестр разновидностей аморального поведения, мистер Харпер, — на тот случай, если я что-то упустил, — заявил Реджи совершенно непринужденно. — Не хотелось бы, чтобы мой послужной список недостойных поступков был неполным из-за собственного невежества или отсутствия воображения.
— Вы насмехаетесь надо мной, но Всевышний не позволит над собой насмехаться, — прошипел от ярости Джуниус. — Неужели лица трех человек, убитых вами на дуэли, не снятся вам по ночам?
Дэвенпорт задумчиво склонил голову.
— Вообще-то их должно быть больше, чем три. Подождите минутку… — Он подумал еще немного и затем радостно, словно сделал приятное открытие, воскликнул:
— А, вы, должно быть, не слышали, что в прошлом году я прикончил одного типа в Париже! Следует внимательнее отслеживать такие события, мистер Харпер. Мы, повесы, не почиваем на лаврах, знаете ли. Чтобы быть грешником, нужно постоянно трудиться.
Элис едва не закашлялась, пытаясь подавить рвущийся из груди смех. Дэвенпорт говорил спокойно и рассудительно, в то время как рьяного борца за общественную нравственность, казалось, вот-вот хватит апоплексический удар.
— Вас следует судить за ваши дуэли! — сорвался на крик Джуниус Харпер.
— Учитывая, что в дуэлях участвуют даже члены кабинета министров, добиться обвинительного приговора на подобном процессе было бы трудновато, — заметил Реджи. — В особенности если учесть то, что я не убил никого, кто бы того не заслуживал.
Не в силах найти достойный ответ, священник обратился к другой теме:
— Говорят, вы являетесь владельцем публичного дома.
— Вы в самом деле прекрасно информированы, святой отец, — удивленно поднял брови Дэвенпорт. — Правда, меня вряд ли можно назвать единоличным владельцем. — Реджи нахально ухмыльнулся. — Я, если можно так выразиться, совладелец, или, скажем так, приходящий партнер. Джуниус задохнулся от возмущения.
— Не думайте, что вам позволят похищать невинных девушек из сельской местности для лондонского гнезда разврата или насиловать их.
— Я вижу, у вас все же не совсем верное представление обо мне, — сказал Реджи и залпом опрокинул половину содержимого бокала. Его голос звучал по-прежнему непринужденно, но Элис заметила, что пальцы, сжимавшие ножку бокала, побелели от напряжения. — Не припомню случая, чтобы я кого-либо насиловал.
— Вы будете вечно гореть в аду, Дэвенпорт! Неужели это для вас ничего не значит?
— У меня всегда были сомнения по поводу существования рая и ада, — невозмутимо заметил Реджи. — Тем не менее, если они все-таки существуют, я бы скорее предпочел ад — наверняка там соберутся все мои друзья. Для человека, прожившего всю жизнь в пропитанной сыростью Англии, это может быть довольно приятной сменой климата.
— Да вы просто дьявол во плоти! — Джуниус затрясся от злобы. — Я презираю вас и всю вашу мерзкую, нечестивую жизнь. Я…
Святой отец так и не успел закончить свою диатрибу — его горло стиснули железные пальцы Дэвенпорта. Реджи полностью перекрыл доступ воздуха в дыхательные пути святого отца.
Преподобный Харпер был слишком поражен, чтобы оказать сопротивление, и только широко раскрывал рот, пытаясь вдохнуть. Дэвенпорт, сверля его лицо жестким, холодным взглядом, заговорил медленно и четко:
— Запомните, я никогда никого не обманываю. Я никогда не лгу. До сих пор, при всем моем кровавом прошлом, я никогда не убивал священников, но если вы будете продолжать злословить, у меня может возникнуть искушение сделать исключение лично для вас. Я достаточно ясно выражаюсь?
По всей видимости, то, как до смерти перепуганный Джуниус отреагировал на его слова, вполне удовлетворило Реджи, поскольку он с выражением гадливости на лице разжал пальцы. Допив портвейн, он повернулся к Элис и спокойно, словно ничего не произошло, сказал:
— Мне пора идти. Благодарю вас за исключительно приятный вечер. Если это удобно, я хотел бы встретиться с вами в конторе завтра в девять утра.
Мисс Уэстон кивнула в знак согласия. Дэвенпорт поставил бокал на стол и дважды поклонился: сначала с издевкой — священнику, затем почтительно — Элис. Выпрямившись, он поймал ее взгляд, но она не смогла понять мелькнувшего у него в глазах выражения. Оставалось лишь надеяться, что гнев Дэвенпорта на преподобного Харпера не распространится и на нее.
Реджинальд Дэвенпорт вышел, провожаемый ошеломленным взглядом викария.
Элис наполнила два бокала, но на этот раз не портвейном, а бренди. Один из них она протянула преподобному Харперу и едва ли не силой заставила его сесть в кресло.
После того как святой отец сделал глоток-другой, лицо его немного порозовело. Он поднял на хозяйку потрясенный взгляд.
— Какая наглость! — забормотал он. — Мало того, что он разговаривал со мной, слугой Всевышнего, непозволительно дерзко, так еще и применил физическое насилие… Джуниус потряс головой и глотнул еще бренди. Элис, поняв, что жизни и здоровью ее гостя ничто не угрожает, уселась в кресло неподалеку от него.
— Вообще-то вы сами спровоцировали его, Джуниус, — без обиняков заметила она. — Он вел себя вполне благопристойно, как настоящий джентльмен, пока вы не начали его оскорблять.
— Он не джентльмен, этот нечестивец! Как вы могли пустить к себе в дом такого человека, в то время как мисс Спенсер… — Тут преподобный Харпер осекся, но, минуту помолчав, заговорил с еще большим жаром:
— Простите меня, я вас ни в чем не виню. Такая уважаемая, добродетельная женщина, как вы, не могла знать о чудовищной репутации этого типа.
— Я вовсе не наивная девушка, заброшенная судьбой на необитаемый остров, Джуниус, — язвительно возразила Элис. — Мне прекрасно известно, какие слухи ходят о мистере Дэвенпорте. Но я у него на службе. — Тут Элис почувствовала прилив вдохновения и добавила в голос набожности. — Помните, что говорится в Библии? Не судите, да не судимы будете. Кто среди нас настолько безгрешен, что решится бросить камень в другого? Я, во всяком случае, о себе этого сказать не могу.
Хотя Элис не совсем точно цитировала Священное писание, слова ее возымели определенное действие. Помолчав, викарий произнес прерывающимся голосом:
— Я поражаюсь благородству вашей души, Элис, поражаюсь вашему великодушию. Вы опять оказались правы, а я, увы, снова совершил ошибку. Все мы грешники в глазах Господних.
Еще некоторое время Джуниус молча размышлял о своих грехах, но его смирения хватило ненадолго.
— Даже Всевышний согласится, что грешники бывают разные. Есть среди них такие, кто грешит гораздо больше других, а Дэвенпорт, должно быть, один из самых неисправимых.
— Возможно, он хочет изменить свою жизнь, — подчеркнуто серьезно сказала Элис. — Если это так, наш христианский долг состоит в том, чтобы помочь ему в этом.
При этих ее словах Джуниус лишь недоверчиво ухмыльнулся и тупо уставился в свой бокал. Если бы так поступил Уильям, Элис сделала бы ему замечание, но указать на несовершенство манер приходскому священнику у нее не хватило духу. Она напомнила себе, как помогал ей викарий, когда она организовывала школу, и скудные церковные деньги использовал, чтобы помочь тем, кто нуждался в помощи, а не набивал ими собственные карманы и как много он сделал для того, чтобы Стрикленд превратился в процветающее поместье. Когда Джуниус Харпер четыре года назад прибыл в свой новый приход, он был потрясен, узнав, что самым влиятельным лицом на территории поместья, обладающим всей полнотой административной власти, была женщина. К чести преподобного Харпера, он сумел преодолеть предубеждение и принять мисс Элис Уэстон как почти равную себе.
Джуниус и Элис всегда ладили между собой, викарий уже не однажды намекал мисс Уэстон, как было бы хорошо перевести их партнерство в совсем иную сферу. Элис, однако, пропускала его намеки мимо ушей. Она и помыслить не могла о том, чтобы прожить всю жизнь с таким безупречно добродетельным и высоконравственным человеком, как преподобный Харпер.
Кроме того, от внимания Элис не укрылось и то, что Джуниус, приходя в Роуз-Холл, то и дело косил голодным взглядом в сторону молодой, золотоволосой, беззаботной Мередит. Как и у многих других мужчин, дух и плоть викария не находились в полном согласии.
Джуниус наконец прервал затянувшееся молчание.
— Один из убитых им на дуэли был мужем женщины, убежавшей с Дэвенпортом, — произнес он с нажимом. — Он убил этого человека, а затем отказался жениться на женщине, ставшей его любовницей, несмотря на то что она была беременна.
Элис громко втянула в себя воздух — сообщение священника поразило ее.
— Она носила под сердцем его ребенка, а он застрелил ее мужа и отказался на ней жениться? — переспросила мисс Уэстон, не веря своим ушам.
Викарий кивнул — он был откровенно рад тому, что ему удалось неприятно удивить Элис.
— Вот вам наглядный пример поведения человека, которого вы защищаете и по незнанию именуете джентльменом. После того как Дэвенпорт погубил ту женщину — а жизнь ее, разумеется, была погублена, — его исключили из клуба под названием «Общество вежливых», но никакого возмездия за совершенное зло он не понес.
Элис давно уже поняла — у каждой истории есть по меньшей мере две стороны, хотя трудно было представить, что в этой ситуации могло бы оправдать жестокость, проявленную хозяином Стрикленда. Пытаясь разобраться в том, почему ей так хочется думать о Дэвенпорте как о порядочном человеке, она мягко проговорила:
— Я думаю, мистер Дэвенпорт намерен осесть здесь, Джуниус. Может быть, лучше надеяться на то, что он исправится, чем предполагать о нем самое худшее?
Священник мрачно кивнул:
— Сказав это, вы в очередной раз проявили мудрость. Однако мы должны сделать все возможное, чтобы не допустить тлетворного влияния этого нечестивца на души добропорядочных прихожан.
Настроенный на конфликт, а не на примирение, Джуниус пропустил мимо ушей смысл слов Элис.
В душе она очень надеялась на то, что новый хозяин поместья не станет меняться слишком сильно. Каким бы позорным ни было его прошлое, он нравился ей таким, каким был. Хотя его поведение во время конфликта со священником заслуживало всяческого порицания, было бы глупо отрицать, что оно изрядно позабавило мисс Уэстон. Будь Элис той благочестивой женщиной, какой считал ее Джуниус, она не увидела бы в их стычке ничего смешного.
Через несколько минут викарий ушел. Заперев двери дома и убедившись, что Питер и Мередит разошлись по своим комнатам, Элис решила лечь пораньше. Весна была для нее самым напряженным временем года. На следующий день в усадьбе должны были начать сажать картофель, Поднявшись в спальню, она забралась в постель и попробовала заснуть, но это ей никак не удавалось. Лунный свет бил в глаза, она беспокойно ворочалась в своей широкой кровати, комкая простыни. Жизнь сыграла с Элис Уэстон злую шутку: рост и неординарная внешность отпугивали от нее поклонников, сама же она просто обожала мужчин. Ей нравилось разговаривать с ними, всякий раз убеждаясь, что они воспринимают жизнь иначе, чем женщины. Она любила наблюдать за ними. Ей доставляло огромное удовольствие украдкой смотреть на них во время работы.
Нередко в воображении Элис возникали тревожащие ее подавляемую чувственность картины, и она пыталась представить себе, что это такое — находиться в объятиях мужчины, отдаваться ему с радостью и страстью, как делают дикие животные в лесу. Если бы Джулиус Харпер каким-то чудом мог проникнуть в ее тайные грезы, он был бы потрясен до глубины души тем, что такая почтенная женщина, как Элис Уэстон, может быть такой бесстыдной.
В ее душе жила романтическая мечта о единственной, истинной любви, о мужчине, который окружит ее обожанием и для которого другие женщины просто перестанут существовать. В ответ на такую любовь она была готова отдать все — сердце, душу и тело. Да-да, и тело.
Ей было стыдно признаваться себе в том, что она глупа и наивна, как юная девица, глотающая толстые любовные романы, вызывающие у преподобного Харпера отвращение. Но Элис предпочитала не лукавить с собой. Не будь она безнадежно, неисправимо романтична, разрыв с Рэндольфом, отвергшим ее так равнодушно и небрежно, не стал бы настолько тяжелым ударом, причинившим сильнейшую боль, что она добровольно отказалась от наследства. Но она жила романтическими идеями, была очень ранимой и потому бежала от всего того, что ее окружало. В течение долгих двенадцати лет она скрывала свою страстную натуру под маской благочестия. Это давалось нелегко, но она была готова на какие угодно жертвы — лишь бы не выставлять себя на всеобщее посмешище. Элис нисколько не сомневалась, что многим показалось бы комичным, если бы она, словно какая-нибудь писаная красавица, начала вдруг завоевывать внимание мужчин.
То, что в последнее время ее мечты и фантазии вращались вокруг Реджинальда Дэвенпорта, было вполне естественно. Чисто внешне, физически, он казался самым привлекательным мужчиной, которого она когда-либо встречала. Его стройное, крепкое тело прямо-таки излучало мужскую силу и энергию, а смуглая кожа придавала сходство то ли с цыганом, то ли с пиратом. Ее буквально завораживали его светло-голубые глаза, их изменчивый взгляд, то теплый и улыбчивый, то ледяной, насмешливый и даже угрожающий.
Черт возьми, сколько можно о нем думать! Сама себя ненавидя, Элис попыталась переключиться с Дэвенпорта на что-нибудь другое. Со временем она привыкнет к новому хозяину поместья и, возможно, перестанет так остро на него реагировать. Во всяком случае, Элис так надеялась, поскольку даже эти ее ночные фантазии таили в себе опасность. Она боялась убедить себя в том, что они с Дэвенпортом — родственные души, в то время как на самом деле он был чужой и чуждый ей человек, которому приходилось убивать, беспутный и совершенно непредсказуемый. Оставалось только порадоваться тому, что для Дэвенпорта она — всего лишь наемный работник, почти что прислуга. Похоже, он даже не вполне отдавал себе отчет в том, что она женщина.
Эта мысль, однако, не успокоила Элис, а больно задела.
Она перевернулась на живот. Ночная рубашка задралась, и Элис кожей ощутила грубую ткань простыни. В отчаянии она заколотила кулаками по подушке. Это несправедливо, думала она. Это несправедливо, черт побери! Элис хотелось кричать, но она не издала ни звука.
После доброй дюжины ударов ее отчаяние и гнев утихли, уступив место тоске и безысходности. Впрочем, нет, она зря обижается на судьбу — ей повезло все же куда больше, чем многим другим. Отказавшись от состояния и положения в обществе, она нашла утешение в работе. Ее уважали в округе, а трое молодых созданий, заботу о которых она взяла на себя, ее любили. Если честно — они давали ей гораздо больше, чем она им. Учитывая все это, ей, пожалуй, не пристало упрекать Создателя, посчитавшего, что ей не положено иметь мужчину, любимого, мужа.
Вздохнув, Элис перекатилась на бок и крепко об хватила подушку, словно это могло облегчить боль пустоты, терзавшую душу. Подушка не могла, конечно, заменить сильное мужское тело, но ни на что другое рассчитывать не приходилось.
Глава 8
Мерри и Питер неохотно удалились и, по всей вероятности, едва успев закрыть за собой дверь, тут же прижались к ней ушами. Элис философски пожала плечами — она сделала все, что было в ее силах. Покинуть гостей она не могла, кроме того, ей хотелось посмотреть, чем закончится стычка, — следить за спором праведника и грешника было столь же завораживающе интересно, как наблюдать за терпящей аварию каретой, хотя в подобном любопытстве — Элис это чувствовала — было что-то низкое.
— Джентльмены, могу я предложить вам портвейна? — громко спросила она и, не дожидаясь ответа, почти насильно сунула в руки Дэвенпорту и Харперу бокалы. На какую-то секунду у нее возникло желание встать между мужчинами, но затем она подумала, что куда более смелым поступком будет позволить им разрешить спор самим, без постороннего вмешательства. Приняв решение, она снова опустилась в кресло и отхлебнула из своего бокала солидный глоток.
Дэвенпорт тоже пригубил портвейн. Казалось, он почти успокоился, в то время как его оппонент, наоборот, пришел в еще большее возбуждение.
— Пожалуй, вам следует составить для меня реестр разновидностей аморального поведения, мистер Харпер, — на тот случай, если я что-то упустил, — заявил Реджи совершенно непринужденно. — Не хотелось бы, чтобы мой послужной список недостойных поступков был неполным из-за собственного невежества или отсутствия воображения.
— Вы насмехаетесь надо мной, но Всевышний не позволит над собой насмехаться, — прошипел от ярости Джуниус. — Неужели лица трех человек, убитых вами на дуэли, не снятся вам по ночам?
Дэвенпорт задумчиво склонил голову.
— Вообще-то их должно быть больше, чем три. Подождите минутку… — Он подумал еще немного и затем радостно, словно сделал приятное открытие, воскликнул:
— А, вы, должно быть, не слышали, что в прошлом году я прикончил одного типа в Париже! Следует внимательнее отслеживать такие события, мистер Харпер. Мы, повесы, не почиваем на лаврах, знаете ли. Чтобы быть грешником, нужно постоянно трудиться.
Элис едва не закашлялась, пытаясь подавить рвущийся из груди смех. Дэвенпорт говорил спокойно и рассудительно, в то время как рьяного борца за общественную нравственность, казалось, вот-вот хватит апоплексический удар.
— Вас следует судить за ваши дуэли! — сорвался на крик Джуниус Харпер.
— Учитывая, что в дуэлях участвуют даже члены кабинета министров, добиться обвинительного приговора на подобном процессе было бы трудновато, — заметил Реджи. — В особенности если учесть то, что я не убил никого, кто бы того не заслуживал.
Не в силах найти достойный ответ, священник обратился к другой теме:
— Говорят, вы являетесь владельцем публичного дома.
— Вы в самом деле прекрасно информированы, святой отец, — удивленно поднял брови Дэвенпорт. — Правда, меня вряд ли можно назвать единоличным владельцем. — Реджи нахально ухмыльнулся. — Я, если можно так выразиться, совладелец, или, скажем так, приходящий партнер. Джуниус задохнулся от возмущения.
— Не думайте, что вам позволят похищать невинных девушек из сельской местности для лондонского гнезда разврата или насиловать их.
— Я вижу, у вас все же не совсем верное представление обо мне, — сказал Реджи и залпом опрокинул половину содержимого бокала. Его голос звучал по-прежнему непринужденно, но Элис заметила, что пальцы, сжимавшие ножку бокала, побелели от напряжения. — Не припомню случая, чтобы я кого-либо насиловал.
— Вы будете вечно гореть в аду, Дэвенпорт! Неужели это для вас ничего не значит?
— У меня всегда были сомнения по поводу существования рая и ада, — невозмутимо заметил Реджи. — Тем не менее, если они все-таки существуют, я бы скорее предпочел ад — наверняка там соберутся все мои друзья. Для человека, прожившего всю жизнь в пропитанной сыростью Англии, это может быть довольно приятной сменой климата.
— Да вы просто дьявол во плоти! — Джуниус затрясся от злобы. — Я презираю вас и всю вашу мерзкую, нечестивую жизнь. Я…
Святой отец так и не успел закончить свою диатрибу — его горло стиснули железные пальцы Дэвенпорта. Реджи полностью перекрыл доступ воздуха в дыхательные пути святого отца.
Преподобный Харпер был слишком поражен, чтобы оказать сопротивление, и только широко раскрывал рот, пытаясь вдохнуть. Дэвенпорт, сверля его лицо жестким, холодным взглядом, заговорил медленно и четко:
— Запомните, я никогда никого не обманываю. Я никогда не лгу. До сих пор, при всем моем кровавом прошлом, я никогда не убивал священников, но если вы будете продолжать злословить, у меня может возникнуть искушение сделать исключение лично для вас. Я достаточно ясно выражаюсь?
По всей видимости, то, как до смерти перепуганный Джуниус отреагировал на его слова, вполне удовлетворило Реджи, поскольку он с выражением гадливости на лице разжал пальцы. Допив портвейн, он повернулся к Элис и спокойно, словно ничего не произошло, сказал:
— Мне пора идти. Благодарю вас за исключительно приятный вечер. Если это удобно, я хотел бы встретиться с вами в конторе завтра в девять утра.
Мисс Уэстон кивнула в знак согласия. Дэвенпорт поставил бокал на стол и дважды поклонился: сначала с издевкой — священнику, затем почтительно — Элис. Выпрямившись, он поймал ее взгляд, но она не смогла понять мелькнувшего у него в глазах выражения. Оставалось лишь надеяться, что гнев Дэвенпорта на преподобного Харпера не распространится и на нее.
Реджинальд Дэвенпорт вышел, провожаемый ошеломленным взглядом викария.
Элис наполнила два бокала, но на этот раз не портвейном, а бренди. Один из них она протянула преподобному Харперу и едва ли не силой заставила его сесть в кресло.
После того как святой отец сделал глоток-другой, лицо его немного порозовело. Он поднял на хозяйку потрясенный взгляд.
— Какая наглость! — забормотал он. — Мало того, что он разговаривал со мной, слугой Всевышнего, непозволительно дерзко, так еще и применил физическое насилие… Джуниус потряс головой и глотнул еще бренди. Элис, поняв, что жизни и здоровью ее гостя ничто не угрожает, уселась в кресло неподалеку от него.
— Вообще-то вы сами спровоцировали его, Джуниус, — без обиняков заметила она. — Он вел себя вполне благопристойно, как настоящий джентльмен, пока вы не начали его оскорблять.
— Он не джентльмен, этот нечестивец! Как вы могли пустить к себе в дом такого человека, в то время как мисс Спенсер… — Тут преподобный Харпер осекся, но, минуту помолчав, заговорил с еще большим жаром:
— Простите меня, я вас ни в чем не виню. Такая уважаемая, добродетельная женщина, как вы, не могла знать о чудовищной репутации этого типа.
— Я вовсе не наивная девушка, заброшенная судьбой на необитаемый остров, Джуниус, — язвительно возразила Элис. — Мне прекрасно известно, какие слухи ходят о мистере Дэвенпорте. Но я у него на службе. — Тут Элис почувствовала прилив вдохновения и добавила в голос набожности. — Помните, что говорится в Библии? Не судите, да не судимы будете. Кто среди нас настолько безгрешен, что решится бросить камень в другого? Я, во всяком случае, о себе этого сказать не могу.
Хотя Элис не совсем точно цитировала Священное писание, слова ее возымели определенное действие. Помолчав, викарий произнес прерывающимся голосом:
— Я поражаюсь благородству вашей души, Элис, поражаюсь вашему великодушию. Вы опять оказались правы, а я, увы, снова совершил ошибку. Все мы грешники в глазах Господних.
Еще некоторое время Джуниус молча размышлял о своих грехах, но его смирения хватило ненадолго.
— Даже Всевышний согласится, что грешники бывают разные. Есть среди них такие, кто грешит гораздо больше других, а Дэвенпорт, должно быть, один из самых неисправимых.
— Возможно, он хочет изменить свою жизнь, — подчеркнуто серьезно сказала Элис. — Если это так, наш христианский долг состоит в том, чтобы помочь ему в этом.
При этих ее словах Джуниус лишь недоверчиво ухмыльнулся и тупо уставился в свой бокал. Если бы так поступил Уильям, Элис сделала бы ему замечание, но указать на несовершенство манер приходскому священнику у нее не хватило духу. Она напомнила себе, как помогал ей викарий, когда она организовывала школу, и скудные церковные деньги использовал, чтобы помочь тем, кто нуждался в помощи, а не набивал ими собственные карманы и как много он сделал для того, чтобы Стрикленд превратился в процветающее поместье. Когда Джуниус Харпер четыре года назад прибыл в свой новый приход, он был потрясен, узнав, что самым влиятельным лицом на территории поместья, обладающим всей полнотой административной власти, была женщина. К чести преподобного Харпера, он сумел преодолеть предубеждение и принять мисс Элис Уэстон как почти равную себе.
Джуниус и Элис всегда ладили между собой, викарий уже не однажды намекал мисс Уэстон, как было бы хорошо перевести их партнерство в совсем иную сферу. Элис, однако, пропускала его намеки мимо ушей. Она и помыслить не могла о том, чтобы прожить всю жизнь с таким безупречно добродетельным и высоконравственным человеком, как преподобный Харпер.
Кроме того, от внимания Элис не укрылось и то, что Джуниус, приходя в Роуз-Холл, то и дело косил голодным взглядом в сторону молодой, золотоволосой, беззаботной Мередит. Как и у многих других мужчин, дух и плоть викария не находились в полном согласии.
Джуниус наконец прервал затянувшееся молчание.
— Один из убитых им на дуэли был мужем женщины, убежавшей с Дэвенпортом, — произнес он с нажимом. — Он убил этого человека, а затем отказался жениться на женщине, ставшей его любовницей, несмотря на то что она была беременна.
Элис громко втянула в себя воздух — сообщение священника поразило ее.
— Она носила под сердцем его ребенка, а он застрелил ее мужа и отказался на ней жениться? — переспросила мисс Уэстон, не веря своим ушам.
Викарий кивнул — он был откровенно рад тому, что ему удалось неприятно удивить Элис.
— Вот вам наглядный пример поведения человека, которого вы защищаете и по незнанию именуете джентльменом. После того как Дэвенпорт погубил ту женщину — а жизнь ее, разумеется, была погублена, — его исключили из клуба под названием «Общество вежливых», но никакого возмездия за совершенное зло он не понес.
Элис давно уже поняла — у каждой истории есть по меньшей мере две стороны, хотя трудно было представить, что в этой ситуации могло бы оправдать жестокость, проявленную хозяином Стрикленда. Пытаясь разобраться в том, почему ей так хочется думать о Дэвенпорте как о порядочном человеке, она мягко проговорила:
— Я думаю, мистер Дэвенпорт намерен осесть здесь, Джуниус. Может быть, лучше надеяться на то, что он исправится, чем предполагать о нем самое худшее?
Священник мрачно кивнул:
— Сказав это, вы в очередной раз проявили мудрость. Однако мы должны сделать все возможное, чтобы не допустить тлетворного влияния этого нечестивца на души добропорядочных прихожан.
Настроенный на конфликт, а не на примирение, Джуниус пропустил мимо ушей смысл слов Элис.
В душе она очень надеялась на то, что новый хозяин поместья не станет меняться слишком сильно. Каким бы позорным ни было его прошлое, он нравился ей таким, каким был. Хотя его поведение во время конфликта со священником заслуживало всяческого порицания, было бы глупо отрицать, что оно изрядно позабавило мисс Уэстон. Будь Элис той благочестивой женщиной, какой считал ее Джуниус, она не увидела бы в их стычке ничего смешного.
Через несколько минут викарий ушел. Заперев двери дома и убедившись, что Питер и Мередит разошлись по своим комнатам, Элис решила лечь пораньше. Весна была для нее самым напряженным временем года. На следующий день в усадьбе должны были начать сажать картофель, Поднявшись в спальню, она забралась в постель и попробовала заснуть, но это ей никак не удавалось. Лунный свет бил в глаза, она беспокойно ворочалась в своей широкой кровати, комкая простыни. Жизнь сыграла с Элис Уэстон злую шутку: рост и неординарная внешность отпугивали от нее поклонников, сама же она просто обожала мужчин. Ей нравилось разговаривать с ними, всякий раз убеждаясь, что они воспринимают жизнь иначе, чем женщины. Она любила наблюдать за ними. Ей доставляло огромное удовольствие украдкой смотреть на них во время работы.
Нередко в воображении Элис возникали тревожащие ее подавляемую чувственность картины, и она пыталась представить себе, что это такое — находиться в объятиях мужчины, отдаваться ему с радостью и страстью, как делают дикие животные в лесу. Если бы Джулиус Харпер каким-то чудом мог проникнуть в ее тайные грезы, он был бы потрясен до глубины души тем, что такая почтенная женщина, как Элис Уэстон, может быть такой бесстыдной.
В ее душе жила романтическая мечта о единственной, истинной любви, о мужчине, который окружит ее обожанием и для которого другие женщины просто перестанут существовать. В ответ на такую любовь она была готова отдать все — сердце, душу и тело. Да-да, и тело.
Ей было стыдно признаваться себе в том, что она глупа и наивна, как юная девица, глотающая толстые любовные романы, вызывающие у преподобного Харпера отвращение. Но Элис предпочитала не лукавить с собой. Не будь она безнадежно, неисправимо романтична, разрыв с Рэндольфом, отвергшим ее так равнодушно и небрежно, не стал бы настолько тяжелым ударом, причинившим сильнейшую боль, что она добровольно отказалась от наследства. Но она жила романтическими идеями, была очень ранимой и потому бежала от всего того, что ее окружало. В течение долгих двенадцати лет она скрывала свою страстную натуру под маской благочестия. Это давалось нелегко, но она была готова на какие угодно жертвы — лишь бы не выставлять себя на всеобщее посмешище. Элис нисколько не сомневалась, что многим показалось бы комичным, если бы она, словно какая-нибудь писаная красавица, начала вдруг завоевывать внимание мужчин.
То, что в последнее время ее мечты и фантазии вращались вокруг Реджинальда Дэвенпорта, было вполне естественно. Чисто внешне, физически, он казался самым привлекательным мужчиной, которого она когда-либо встречала. Его стройное, крепкое тело прямо-таки излучало мужскую силу и энергию, а смуглая кожа придавала сходство то ли с цыганом, то ли с пиратом. Ее буквально завораживали его светло-голубые глаза, их изменчивый взгляд, то теплый и улыбчивый, то ледяной, насмешливый и даже угрожающий.
Черт возьми, сколько можно о нем думать! Сама себя ненавидя, Элис попыталась переключиться с Дэвенпорта на что-нибудь другое. Со временем она привыкнет к новому хозяину поместья и, возможно, перестанет так остро на него реагировать. Во всяком случае, Элис так надеялась, поскольку даже эти ее ночные фантазии таили в себе опасность. Она боялась убедить себя в том, что они с Дэвенпортом — родственные души, в то время как на самом деле он был чужой и чуждый ей человек, которому приходилось убивать, беспутный и совершенно непредсказуемый. Оставалось только порадоваться тому, что для Дэвенпорта она — всего лишь наемный работник, почти что прислуга. Похоже, он даже не вполне отдавал себе отчет в том, что она женщина.
Эта мысль, однако, не успокоила Элис, а больно задела.
Она перевернулась на живот. Ночная рубашка задралась, и Элис кожей ощутила грубую ткань простыни. В отчаянии она заколотила кулаками по подушке. Это несправедливо, думала она. Это несправедливо, черт побери! Элис хотелось кричать, но она не издала ни звука.
После доброй дюжины ударов ее отчаяние и гнев утихли, уступив место тоске и безысходности. Впрочем, нет, она зря обижается на судьбу — ей повезло все же куда больше, чем многим другим. Отказавшись от состояния и положения в обществе, она нашла утешение в работе. Ее уважали в округе, а трое молодых созданий, заботу о которых она взяла на себя, ее любили. Если честно — они давали ей гораздо больше, чем она им. Учитывая все это, ей, пожалуй, не пристало упрекать Создателя, посчитавшего, что ей не положено иметь мужчину, любимого, мужа.
Вздохнув, Элис перекатилась на бок и крепко об хватила подушку, словно это могло облегчить боль пустоты, терзавшую душу. Подушка не могла, конечно, заменить сильное мужское тело, но ни на что другое рассчитывать не приходилось.
Глава 8
Реджи покинул Роуз-Холл в отвратительном настроении. Что само по себе было удивительно, ибо обычно он получал большое удовольствие, если ему удавалось поставить кого-нибудь на место. В значительной степени это объяснялось тем, что сам Реджи никогда не устроил бы подобную безобразную сцену в чужом доме, во время обеда, при женщинах и детях. Чтобы повести себя столь неподобающим образом, нужно было быть таким благочестивым и респектабельным человеком, как Джуниус Харпер.
Настроение Дэвенпорта отнюдь не улучшилось, когда он обнаружил, что в шкафу, где хранилось спиртное, нет ничего, кроме бутылки хереса. Помимо того, что херес никак нельзя было назвать его любимым напитком, его было слишком мало, чтобы устранить неприятный осадок, оставшийся в душе после стычки с викарием. Чертыхнувшись, он решил при первом же удобном случае спросить миссис Геральд, как обстоят дела с заказом вин и крепких напитков.
Быстро прикончив бутылку, Реджи задался вопросом, не съездить ли ему в какой-нибудь бар, но время было уже позднее, а в сельской местности в отличие от Лондона питейные заведения закрывались рано. Несмотря на сильное желание выпить, он в конце концов решил, что не пристало хозяину Стрикленда ломиться по ночам в запертую дорсетскую таверну в поисках спиртного.
Проворочавшись в постели до трех часов ночи и так и не сомкнув глаз, Дэвенпорт все же пожалел о том, что остался дома. В тишине то и дело слышались какие-то звуки, эхом отдававшиеся в пустых комнатах и залах огромного дома, — поскрипывали доски, потрескивали оконные рамы. Реджи порадовался, что завтра наконец приедет Мак Купер. Остальная прислуга также ожидалась в ближайшие дни. Это, несомненно, должно было изменить атмосферу дома.
Реджи пребывал в дурном расположении духа до утра, точнее, до его встречи с мисс Уэстон в конторе. Элис стояла у стола и, нахмурившись, изучала список дел на предстоящий день. При виде ее стройных ног, туго обтянутых коричневыми панталонами, настроение у Реджи заметно улучшилось. Волосы Элис были заплетены в толстую косу.
— Простите, что отвлекаю от работы, но я вас долго не задержу, — сказал Реджи после короткого обмена приветствиями.
Элис присела на краешек стола и, перебросив косу на плечо, затеребила ее кончик.
— Я очень сожалею о том, что случилось вчера вечером, — с трудом проговорила она. — Мистер Харпер — человек весьма достойный, но…
Голос Элис прервался — она никак не могла найти подходящие слова.
— Но он самодовольный толстозадый болван? — предложил свой вариант Реджи.
В разноцветных глазах Элис мелькнули веселые огоньки.
— Я хотела сказать, — продолжила она, подавляя желание рассмеяться, — он ведет себя так, потому что защищает высокие идеалы морали и нравственности, а также по той причине, что сам он — человек безупречного поведения.
— Тактично сказано, моя дорогая, — заметил Дэвенпорт и удивился тому, что ласковые слова как-то сами собой слетели с его языка. Ему захотелось, чтобы на щеках мисс Уэстон появились очаровательные ямочки, и он поинтересовался:
— А скажите, его безупречное поведение — это результат искренней приверженности высоким моральным идеалам, или же оно объясняется тем, что сей духовный пастырь никогда не подвергался искушению?
Элис и впрямь не смогла сдержать улыбки, но постаралась побыстрее ее подавить. Вскинув голову, она снова забросила косу за спину.
— Нельзя сказать, что Джуниус незнаком с искушением. Когда поблизости находится Мередит, у него на лице появляется эдакое, знаете ли… голодное выражение. Но, думаю, по большей части обычные людские пороки ему не свойственны.
— В таком случае он скучный человек.
Реджи подошел к книжному шкафу и вытащил том под названием «Сам себе лошадиный доктор» — нечто вроде Библии для тех, кто держит или разводит лошадей, — и принялся лениво перелистывать страницы.
— Да, пожалуй, — согласилась Элис, не видя необходимости притворяться. — Но он сделал много хорошего для прихожан. Он помнит об ответственности священнослужителя и относится к своим обязанностям куда серьезнее, многих других слуг Божьих.
— Ну да, и в его обязанности, само собой, входит осуждение нечестивцев, выдающимся представителем которых является ваш покорный слуга, — желчно заметил Дэвенпорт и, поставив книгу на полку, прислонился к шкафу спиной.
Элис окинула его долгим изучающим взглядом, после чего сказала:
— Насколько я могу судить, самым страшным вашим пороком является ваше чувство юмора, которое действительно заслуживает всяческого порицания.
— Да, это так, не стану отрицать, — хохотнул Дэвенпорт. — Однако всякие болваны и нудные святоши пытаются приписывать мне все смертные грехи, а ваш мистер Харпер — типичный образчик этой гнусной породы, — констатировал он и не без мстительного торжества добавил:
— Похоже, мистер Харпер еще не понял, что теперь приход со всеми его прихожанами полностью находится в моей власти. Было бы куда дальновиднее держаться со мной повежливее.
Элис застыла от изумления.
— О Боже, я совсем забыла об этом, да и Джуниус скорее всего тоже. Понимаете, он получил этот приход благодаря тому, что его дед находился в каких-то особых отношениях со старым графом Уоргрейвом. — Мисс Уэстон сделала паузу и с волнением спросила:
— Вы собираетесь изгнать его из имения?
Дэвенпорт улыбнулся поистине дьявольской улыбкой:
— Старая поговорка гласит, что самая страшная месть — это прощение, а равнодушие — худшее из оскорблений. Если я не буду обращать на Харпера никакого внимания, это досадит ему гораздо больше, чем изгнание из прихода.
Элис не поверила своим ушам. Больше она уже не могла сдерживаться и расхохоталась.
— Вы невозможный человек! — с трудом выговорила она сквозь смех. — И вы совершенно правы. Влиятельные родственники Джуниуса быстро подыщут ему место в каком-нибудь другом приходе, а сам Джуниус будет доволен, как никогда, — ему невыразимо приятно будет сознавать, что он подвергся гонениям. — Элис отсмеялась, и на лице ее появилось виноватое выражение. — Мне не следовало всего этого говорить. Извините меня, — пробормотала она.
— Никогда не извиняйтесь за то, что сказали правду, моя дорогая. Я действительно невозможный человек, — насмешливо глядя на нее, произнес Дэвенпорт. После чего уселся на стул, стоящий перед столом Элис, вытянул ноги и небрежным движением, которое заставило бы содрогнуться любого камердинера, положил один сверкающий сапог на другой.
Элис не сводила с Реджи глаз, зачарованная его ленивой грацией. Она зарделась при воспоминании о грезах, не дававших ей покоя ночью. Искренне надеясь, что Дэвенпорт не может читать в ее душе с такой же легкостью, как в душах других людей, она обогнула стол и устроилась на своем обычном месте.
— Мне кажется, разговаривая со своими управляющими, владельцы поместий обычно не употребляют обращение «моя дорогая».
— Да, но обращение «мисс Уэстон» — слишком официальное, а «леди Элис» ввергает в трепет, — парировал Дэвенпорт и изобразил на лице недоумение. — Как же мне следует вас называть?
— Во всяком случае, не «моя дорогая». Это может спровоцировать как раз те самые сплетни, которых вы хотите избежать. Лучше всего, если вы станете обращаться ко мне просто по имени — Элис.
— А как насчет Элли?
— Уменьшительное от Элис? Что ж, вполне подойдет. Дэвенпорт ухмыльнулся:
— Вообще-то это имя чем-то напоминает мне кошачью кличку. Но поскольку вы похожи на кошку — чуть что, сразу выпускаете когти, — оно в самом деле подойдет вам как нельзя лучше.
— Мистер Дэвенпорт, — процедила Элис, стараясь подавить непрошеную улыбку, — вы неисправимы.
— Надеюсь, что так. — Реджи заразительно улыбнулся. — А меня попробуйте называть Реджи. Это излечит вас от излишней почтительности. К человеку, которого зовут Реджи, невозможно относиться с пиететом. Такое имя может носить либо негодяй, либо глупец.
— Вы, конечно же, предпочитаете быть негодяем.
— Разумеется, — удивленно поднял брови Реджи. — А вы разве предпочли бы другое?
— Пожалуй, что так. — Элис опять рассмеялась. — В моей правильной и упорядоченной жизни мне никогда не приходилось сталкиваться с таким человеком, как вы. Простите, что иногда я не знаю, как реагировать на ту или иную вашу выходку.
— Все очень просто. Всегда говорите мне правду, какой бы неприятной она ни была, — сказал Реджи легкомысленным тоном, однако нетрудно было догадаться, что на этот раз он говорит серьезно. — И запомните: жизнь без смеха не стоит того, чтобы за нее бороться.
К немалому удивлению Элис, слова Дэвенпорта произвели на нее большое впечатление и глубоко отпечатались в сознании. Она считала, что у нее есть чувство юмора — впрочем, какой человек сознается в его отсутствии? Элис получала удовольствие от хорошей шутки, часто смеялась, общаясь с детьми. Но жизнь складывалась так, что смех всегда был чем-то, чем можно было насладиться лишь после того, как сделана серьезная, тяжелая работа. Он был скорее наградой, а не неотъемлемой частью ее жизни.
Настроение Дэвенпорта отнюдь не улучшилось, когда он обнаружил, что в шкафу, где хранилось спиртное, нет ничего, кроме бутылки хереса. Помимо того, что херес никак нельзя было назвать его любимым напитком, его было слишком мало, чтобы устранить неприятный осадок, оставшийся в душе после стычки с викарием. Чертыхнувшись, он решил при первом же удобном случае спросить миссис Геральд, как обстоят дела с заказом вин и крепких напитков.
Быстро прикончив бутылку, Реджи задался вопросом, не съездить ли ему в какой-нибудь бар, но время было уже позднее, а в сельской местности в отличие от Лондона питейные заведения закрывались рано. Несмотря на сильное желание выпить, он в конце концов решил, что не пристало хозяину Стрикленда ломиться по ночам в запертую дорсетскую таверну в поисках спиртного.
Проворочавшись в постели до трех часов ночи и так и не сомкнув глаз, Дэвенпорт все же пожалел о том, что остался дома. В тишине то и дело слышались какие-то звуки, эхом отдававшиеся в пустых комнатах и залах огромного дома, — поскрипывали доски, потрескивали оконные рамы. Реджи порадовался, что завтра наконец приедет Мак Купер. Остальная прислуга также ожидалась в ближайшие дни. Это, несомненно, должно было изменить атмосферу дома.
Реджи пребывал в дурном расположении духа до утра, точнее, до его встречи с мисс Уэстон в конторе. Элис стояла у стола и, нахмурившись, изучала список дел на предстоящий день. При виде ее стройных ног, туго обтянутых коричневыми панталонами, настроение у Реджи заметно улучшилось. Волосы Элис были заплетены в толстую косу.
— Простите, что отвлекаю от работы, но я вас долго не задержу, — сказал Реджи после короткого обмена приветствиями.
Элис присела на краешек стола и, перебросив косу на плечо, затеребила ее кончик.
— Я очень сожалею о том, что случилось вчера вечером, — с трудом проговорила она. — Мистер Харпер — человек весьма достойный, но…
Голос Элис прервался — она никак не могла найти подходящие слова.
— Но он самодовольный толстозадый болван? — предложил свой вариант Реджи.
В разноцветных глазах Элис мелькнули веселые огоньки.
— Я хотела сказать, — продолжила она, подавляя желание рассмеяться, — он ведет себя так, потому что защищает высокие идеалы морали и нравственности, а также по той причине, что сам он — человек безупречного поведения.
— Тактично сказано, моя дорогая, — заметил Дэвенпорт и удивился тому, что ласковые слова как-то сами собой слетели с его языка. Ему захотелось, чтобы на щеках мисс Уэстон появились очаровательные ямочки, и он поинтересовался:
— А скажите, его безупречное поведение — это результат искренней приверженности высоким моральным идеалам, или же оно объясняется тем, что сей духовный пастырь никогда не подвергался искушению?
Элис и впрямь не смогла сдержать улыбки, но постаралась побыстрее ее подавить. Вскинув голову, она снова забросила косу за спину.
— Нельзя сказать, что Джуниус незнаком с искушением. Когда поблизости находится Мередит, у него на лице появляется эдакое, знаете ли… голодное выражение. Но, думаю, по большей части обычные людские пороки ему не свойственны.
— В таком случае он скучный человек.
Реджи подошел к книжному шкафу и вытащил том под названием «Сам себе лошадиный доктор» — нечто вроде Библии для тех, кто держит или разводит лошадей, — и принялся лениво перелистывать страницы.
— Да, пожалуй, — согласилась Элис, не видя необходимости притворяться. — Но он сделал много хорошего для прихожан. Он помнит об ответственности священнослужителя и относится к своим обязанностям куда серьезнее, многих других слуг Божьих.
— Ну да, и в его обязанности, само собой, входит осуждение нечестивцев, выдающимся представителем которых является ваш покорный слуга, — желчно заметил Дэвенпорт и, поставив книгу на полку, прислонился к шкафу спиной.
Элис окинула его долгим изучающим взглядом, после чего сказала:
— Насколько я могу судить, самым страшным вашим пороком является ваше чувство юмора, которое действительно заслуживает всяческого порицания.
— Да, это так, не стану отрицать, — хохотнул Дэвенпорт. — Однако всякие болваны и нудные святоши пытаются приписывать мне все смертные грехи, а ваш мистер Харпер — типичный образчик этой гнусной породы, — констатировал он и не без мстительного торжества добавил:
— Похоже, мистер Харпер еще не понял, что теперь приход со всеми его прихожанами полностью находится в моей власти. Было бы куда дальновиднее держаться со мной повежливее.
Элис застыла от изумления.
— О Боже, я совсем забыла об этом, да и Джуниус скорее всего тоже. Понимаете, он получил этот приход благодаря тому, что его дед находился в каких-то особых отношениях со старым графом Уоргрейвом. — Мисс Уэстон сделала паузу и с волнением спросила:
— Вы собираетесь изгнать его из имения?
Дэвенпорт улыбнулся поистине дьявольской улыбкой:
— Старая поговорка гласит, что самая страшная месть — это прощение, а равнодушие — худшее из оскорблений. Если я не буду обращать на Харпера никакого внимания, это досадит ему гораздо больше, чем изгнание из прихода.
Элис не поверила своим ушам. Больше она уже не могла сдерживаться и расхохоталась.
— Вы невозможный человек! — с трудом выговорила она сквозь смех. — И вы совершенно правы. Влиятельные родственники Джуниуса быстро подыщут ему место в каком-нибудь другом приходе, а сам Джуниус будет доволен, как никогда, — ему невыразимо приятно будет сознавать, что он подвергся гонениям. — Элис отсмеялась, и на лице ее появилось виноватое выражение. — Мне не следовало всего этого говорить. Извините меня, — пробормотала она.
— Никогда не извиняйтесь за то, что сказали правду, моя дорогая. Я действительно невозможный человек, — насмешливо глядя на нее, произнес Дэвенпорт. После чего уселся на стул, стоящий перед столом Элис, вытянул ноги и небрежным движением, которое заставило бы содрогнуться любого камердинера, положил один сверкающий сапог на другой.
Элис не сводила с Реджи глаз, зачарованная его ленивой грацией. Она зарделась при воспоминании о грезах, не дававших ей покоя ночью. Искренне надеясь, что Дэвенпорт не может читать в ее душе с такой же легкостью, как в душах других людей, она обогнула стол и устроилась на своем обычном месте.
— Мне кажется, разговаривая со своими управляющими, владельцы поместий обычно не употребляют обращение «моя дорогая».
— Да, но обращение «мисс Уэстон» — слишком официальное, а «леди Элис» ввергает в трепет, — парировал Дэвенпорт и изобразил на лице недоумение. — Как же мне следует вас называть?
— Во всяком случае, не «моя дорогая». Это может спровоцировать как раз те самые сплетни, которых вы хотите избежать. Лучше всего, если вы станете обращаться ко мне просто по имени — Элис.
— А как насчет Элли?
— Уменьшительное от Элис? Что ж, вполне подойдет. Дэвенпорт ухмыльнулся:
— Вообще-то это имя чем-то напоминает мне кошачью кличку. Но поскольку вы похожи на кошку — чуть что, сразу выпускаете когти, — оно в самом деле подойдет вам как нельзя лучше.
— Мистер Дэвенпорт, — процедила Элис, стараясь подавить непрошеную улыбку, — вы неисправимы.
— Надеюсь, что так. — Реджи заразительно улыбнулся. — А меня попробуйте называть Реджи. Это излечит вас от излишней почтительности. К человеку, которого зовут Реджи, невозможно относиться с пиететом. Такое имя может носить либо негодяй, либо глупец.
— Вы, конечно же, предпочитаете быть негодяем.
— Разумеется, — удивленно поднял брови Реджи. — А вы разве предпочли бы другое?
— Пожалуй, что так. — Элис опять рассмеялась. — В моей правильной и упорядоченной жизни мне никогда не приходилось сталкиваться с таким человеком, как вы. Простите, что иногда я не знаю, как реагировать на ту или иную вашу выходку.
— Все очень просто. Всегда говорите мне правду, какой бы неприятной она ни была, — сказал Реджи легкомысленным тоном, однако нетрудно было догадаться, что на этот раз он говорит серьезно. — И запомните: жизнь без смеха не стоит того, чтобы за нее бороться.
К немалому удивлению Элис, слова Дэвенпорта произвели на нее большое впечатление и глубоко отпечатались в сознании. Она считала, что у нее есть чувство юмора — впрочем, какой человек сознается в его отсутствии? Элис получала удовольствие от хорошей шутки, часто смеялась, общаясь с детьми. Но жизнь складывалась так, что смех всегда был чем-то, чем можно было насладиться лишь после того, как сделана серьезная, тяжелая работа. Он был скорее наградой, а не неотъемлемой частью ее жизни.