Паттерсон Джеймс. Целуй девочек

   Неужели он накупил все это специально для нее?
   На прикроватной тумбочке лежал том «Прелестных лошадок», такая же книга, какую она купила на Фрэнклин-стрит в Чепел-Хилле.
   Он обо мне все знает!

Глава 26

   Доктор Кейт Мактирнан заснула. Проснулась. Поспала еще немного. Самой смешно. Настоящая лежебока. Ей никогда не удавалось всласть выспаться. Во всяком случае, с тех пор, как поступила на медицинский факультет.
   Голова прояснилась, она чувствовала себя значительно бодрее и во всем отдавала отчет, если не считать того, что не ориентировалась во времени. Не знала, что сейчас – утро, день или вечер. Не имела представления и о том, какое сегодня число.
   Мужчина или кем он там был, этот ублюдок, заходил в ее странную убогую клеть в то время, когда она спала. От этой мысли ее тошнило. На тумбочке у кровати, на самом видном для нее месте, лежала записка.
   Она была написана от руки и начиналась словами: «Дорогая доктор Кейт». Когда она прочла собственное имя, у нее задрожали руки.
   «Я хотел, чтобы вы прочли эту записку, дабы лучше понять меня и усвоить правила поведения в этом доме. Это, возможно, самое серьезное из всех посланий, которые вам суждено получить в жизни, поэтому читайте внимательно. И, пожалуйста, отнеситесь к содержанию со всей серьезностью.
   Нет, я не сумасшедший и не какой-нибудь неуравновешенный сумасброд. Скорее наоборот. Такая умница, как вы, в состоянии понять, что я сравнительно здоров психически и прекрасно знаю, чего хочу. Хотя многие люди этого не знают.
   А вы, Кейт? Поговорим об этом позже. Эта тема заслуживает оживленного обсуждения, которое может оказаться интересным. Вы точно знаете, чего хотите? Вы это получаете? Почему же нет? Ради блага общества? Чьего общества? Чьей жизнью мы живем, в конце концов?
   Я не собираюсь обольщаться мыслью, будто вам приятно здесь очутиться, поэтому никаких фальшивых «добро пожаловать». Никаких корзин с фруктами и шампанским. Как вы скоро заметите, а может быть, уже заметили, я пытался сделать ваше пребывание здесь комфортным, насколько это возможно. Что подводит меня к очень важному, пожалуй, самому важному моменту в отношениях, которые я впервые пытаюсь наладить между нами.
   Ваше пребывание здесь временное. Вы уйдете отсюда, если – очень существенное если – прислушаетесь ко мне… так что будьте внимательны, Кейт.
   Приготовилась слушать? Повнимательнее, Кейт, прошу тебя. Прогони прочь справедливое чувство гнева и выкинь из головы всякую чушь. Я не сумасшедший и не неврастеник.
   И это самое главное: я отдаю себе отчет во всех поступках! Понимаешь, в чем дело? Конечно, понимаешь. Я знаю, какая ты умная. Будущее научное светило и все такое.
   Важно, чтобы ты поняла, насколько много для меня значишь. Вот почему ты здесь в абсолютной безопасности. И поэтому ты, в конце концов, отсюда уйдешь.
   Я выбрал тебя из тысяч и тысяч женщин, имеющихся, так сказать, в моем распоряжении. Я знаю, что ты сейчас говоришь: «Повезло же мне». Прекрасно знаю, какой насмешливой и циничной ты можешь быть иногда. Мне даже известно, что в трудные минуты сарказм частенько спасал тебя. Я начинаю понимать тебя лучше, чем кто-либо на этом свете. Знаю почти так же хорошо, как ты сама себя знаешь, Кейт.
   А теперь о неприятном. И запомни, Кейт, то, о чем пойдет речь, ничуть не менее важно, чем все хорошее, о чем я говорил раньше.
   Вот правила поведения в моем доме, которые следует соблюдать беспрекословно.
   1. Самое основное правило: никогда не пытайся сбежать, иначе будешь неминуемо казнена в течение нескольких часов, как бы ни было больно от этого нам обоим. Поверь мне, такой случай уже был. Попытка к бегству исключает смягчение или отмену приговора.
   2. Специальное правило для тебя, Кейт: никогда не пытайся испробовать на мне известные тебе приемы каратэ. (Я чуть было не прихватил сюда твое белоснежное кимоно, но зачем зря подвергать тебя искушению.)
   3. Никогда не зови на помощь: я все равно узнаю, если это случится, и тогда тебя ждет наказание в виде невосполнимых увечий лица и полового органа.
   Ты хочешь знать больше – тебе хочется знать все и сразу. Но так не бывает. Не пытайся выяснить, где именно ты находишься. Все равно не догадаешься, только лишняя головная боль.
   На сегодня все. Я дал тебе более чем достаточно пищи для размышлений. Ты здесь в полной безопасности. Я люблю тебя сильнее, чем ты можешь себе представить. Жду не дождусь, когда мы наконец сможем поговорить, поговорить по-настоящему.
   Казанова».
   «Да ты рехнулся окончательно и бесповоротно!» – возмутилась про себя Кейт, меряя шагами свою комнату – шесть шагов в длину, пять в ширину. Ее склеп. Ее ад на земле.
   Тело как будто плавало в густой вязкой жидкости. Не заработала ли она мозговую травму при нападении?
   Ею владела лишь одна мысль: как убежать? Она принялась всесторонне анализировать ситуацию. Переворачивала стандартные логические схемы с ног на голову и разбирала их по косточкам.
   В комнате единственная массивная деревянная дверь, закрытая на два замка.
   Другого пути наружу, кроме как через эту дверь, нет.
   Нет! Это стандартная логика. Должен быть другой путь.
   Она вспомнила задачку-ребус из казавшегося когда-то бесполезным курса логики, который проходила в университете. Задача начиналась с того, что десять спичек складывались в математическое соотношение, содержащее римские числа:
   XI + I = Х
   Задача состояла в том, чтобы сделать соотношение справедливым, не прикасаясь к спичкам. Ни добавлять, ни убирать спички тоже было нельзя.
   Непростая задача.
   Очевидного решения нет.
   Она оказалась не по зубам многим студентам, но Кейт с ней справилась довольно быстро. Решение было там, где его, казалось, искать бессмысленно. Ей удалось решить задачу, перевернув изначальную логику. Она просто повернула страницу с разложенными спичками вверх ногами.
   Х = I + IX
   Но перевернуть вверх тормашками свою комнату-тюрьму она не могла. Или все-таки смогла бы? Кейт Мактирнан тщательно обследовала каждую половицу, каждую доску стены. Дерево пахло свежей смолой. Может быть, он плотник, строитель или архитектор?
   Непростая проблема.
   Очевидного решения нет.
   Она не хочет, не может мириться с таким ответом.
   Можно попробовать соблазнить его, если только удастся себя заставить. Нет. Он слишком умен. Догадается. Хуже того, она сама себя выдаст.
   Но выход должен быть. Она обязана его найти.
   Кейт бросила взгляд на послание, лежащее у кровати.
   Никогда не пытайся сбежать, иначе будешь неминуемо казнена в течение нескольких часов.

Глава 27

   На следующий день я посетил Сара-Дьюк-Гардене – парк, где шесть дней тому назад была похищена Наоми. Я должен был там побывать, взглянуть на место преступления, вспомнить племянницу, погрустить о своем.
   Лесистый живописный парк раскинулся на площади более пятидесяти акров по соседству с Медицинским центром университета Дьюк. Его аллеи протянулись на многие мили. Казанова и мечтать не мог о более подходящем для похищения месте. Он все продумывал очень тщательно. До сих пор действовал безупречно. Как это ему удается?
   Я опросил служителей и нескольких студентов, которые были в парке в тот день, когда пропала Наоми. Парк официально считался открытым для посетителей с раннего утра и до заката. Наоми последний раз видели там около четырех часов пополудни. Казанова похитил ее средь бела дня. Я не мог представить себе, каким образом он умудрился это сделать. Ни я, ни полиция Дарема, ни ФБР.
   Я гулял по садам и лесам парка почти два часа. Меня не отпускала мысль о том, что Липучку похитили где-то здесь.
   Участок под названием «Террасы» был особенно прекрасен. Посетители проходили через увитую глициниями перголу. Чудесная деревянная лестница сбегала к неправильной формы пруду, в котором плескались рыбы. Сразу за ним открывался живописный сад камней. Террасы спускались горизонтальными каменными грядами, расцвеченные яркими полосами цветов. Тюльпаны, азалии, камелии, ирисы и пионы были в пышном цвету.
   Я инстинктивно почувствовал, что именно это место должно было особенно полюбиться Липучке.
   Я опустился на колени перед ярким пятном красных и желтых тюльпанов. На мне был серый костюм и белая рубашка с открытым воротом. Рыхлая земля пачкала брюки, но это не имело значения. Я низко склонил голову. И не сдержал слез.

Глава 28

   Тик-трах. Тик-трах.
   Кейт Мактирнан показалось, что она услышала какой-то посторонний звук. Вероятно, почудилось. Здесь можно запросто свихнуться.
   Вот опять. Легкое поскрипывание половицы Дверь распахнулась, и в комнату, не произнеси ни слова, вошел он.
   Так вот он какой! Казанова. На лице – очередная маска. Он был похож на князя тьмы – стройного, мускулистого. Возможно, таким он себя представлял?
   Такого атлета, как он, в университете прозвали бы «качком», а в морге – отличным наглядным пособием, что ей было более по душе.
   Она обратила внимание на его одежду: линялые джинсы в обтяжку, черные ковбойские сапоги, выпачканные в грязи, без рубахи. Ему действительно было что демонстрировать, он явно гордился своим мускулистым торсом. Она старалась запомнить все детали – пригодится позже, когда удастся сбежать отсюда.
   – Я прочла все ваши правила, – сказала Кейт, пытаясь держаться как можно спокойнее и не выдать внутреннюю дрожь. – Они очень четко сформулированы, вполне понятны.
   – Спасибо. Никто не любит правила, а я меньше других. Но порою без них не обойтись.
   Маска, скрывающая его лицо, привлекла внимание Кейт. Она смотрела на нее не отрываясь. Похожа на декоративную – вычурную венецианскую маску. Раскрашена вручную, с искусно выписанными ритуальными деталями, по-своему красива и необычна. «Он хочет меня соблазнить? – подумала Кейт. – Это изображает маска?»
   – Почему вы в маске? – спросила она, стараясь, чтобы в голосе звучало подобострастие и любопытство, но только не настойчивость.
   – Как я сказал в своем послании, наступит день, когда ты выйдешь отсюда. Станешь свободной. Такой у меня план. Я не хочу, чтобы тебе было больно, не вынесу этого.
   – Если я буду себя хорошо вести. Если буду слушаться.
   – Да, если будешь слушаться. Я бы не хотел быть жестоким. Ты мне так нравишься.
   У нее возникло желание ударить его, наброситься и избить. «Пока рано, – уговаривала она себя. – Надо дождаться такого момента, когда можно будет ударить наверняка. Больше чем на одну попытку рассчитывать не приходится».
   Он как будто читал ее мысли. Он был очень хитер и умен.
   – Никакого каратэ, – произнес он, и она почувствовала, как он улыбается под маской. – Запомни хорошенько, Кейт. Я наблюдал за твоими занятиями в зале. Любовался тобой. У тебя прекрасная реакция и сильный удар. У меня тоже. Я в боевых искусствах не новичок.
   – Я не об этом думала. – Кейт нахмурилась и посмотрела в потолок. Затем опустила глаза. Что поделаешь, приходится действовать сообразно обстановке. Стараться держать себя в рамках.
   – В таком случае извини, – сказал он. – Больше не буду пытаться говорить за тебя. Обещаю.
   Временами он казался почти нормальным, и это приводило ее в ужас куда больше всего остального. Как будто бы они тихо и мирно беседуют в милом обычном доме, а не в этой обители ужасов.
   Кейт посмотрела на его руки. Пальцы длинные, даже изящные. Руки архитектора? Врача? Художника? Только не работяги.
   – Так что вы задумали на мой счет? – Кейт решила применить лобовую тактику. – Зачем я здесь? Что значит эта комната, одежда? Мои вещи?
   Его тон по-прежнему оставался ласковым и спокойным. Он действительно вознамерился ее соблазнить.
   – Дело в том, что я хочу влюбиться, побыть какое-то время в состоянии влюбленности. Я жажду истинно романтического увлечения. Хочу испытать нечто необычное в жизни. Истинную близость с любимым человеком. Я ведь такой же, как все остальные. Только в отличие от других не мечтаю, а действую.
   – Разве вы ничего не чувствуете? – спросила она. Ей пришлось разыграть участие. Она знала, что социопаты не способны на эмоции, по крайней мере, ей так всегда казалось.
   Он пожал плечами. Она снова догадалась, что он улыбается, смеется над ней.
   – Временами меня переполняют чувства. Мне даже кажется, что я чересчур чувствителен. Хочешь я расскажу тебе, как ты прекрасна?
   – В данной ситуации мне бы этого не хотелось. Он игриво хохотнул и снова передернул плечами.
   – О’кей. На том и порешим. Никаких любовных ворковании. Во всяком случае, пока. Но имей в виду, что я могу быть романтичным. Мне так даже больше нравится.
   Она не была готова к его стремительной атаке, не ожидала такого проворства. Электрошоковый пистолет, вдруг появившийся в его руке, уперся ей под ребра. Кейт узнала характерный треск разряда и ощутила запах озона. Ее резко отбросило назад, и она с силой стукнулась головой о стену. Удар сотряс весь дом – или где там ее держали.
   – Боже мой, нет, – тихо простонала Кейт. Он навалился на нее. Руками, ногами, всем весом своего тела подмял под себя. Сейчас он ее убьет. О Боже, она не хочет умирать, не хочет, чтобы жизнь прервалась так бессмысленно, нелепо, трагически.
   Волна гнева и бурной ярости захлестнула ее. Отчаянным усилием ей удалось высвободить одну ногу, но руками она была не в силах даже пошевелить. Вся грудь горела. Она чувствовала, как он рвет на ней блузку и больно мнет грудь гнусными лапами. Он возбудился. Она ощущала, как он трется об нее животом.
   – Нет, умоляю, нет, – простонала она. Голос прозвучал как будто издалека.
   Он мял ее груди обеими руками. Во рту у нее появился привкус крови, и тоненькая теплая струйка побежала по подбородку. Кейт заплакала. Она судорожно кашляла, ей было трудно дышать.
   – Я пытался быть галантным, – сквозь крепко стиснутые зубы прошипел он.
   Внезапно он остановился. Поднялся, расстегнул «молнию» на джинсах и спустил их ниже колен. Даже не удосужился снять.
   Кейт посмотрела на него. Член был большой. Крепкий и натянутый как струна, он слегка подрагивал в такт пульсирующей крови в набухших венах. Он сел на нее верхом и принялся гладить членом ее тело, медленно проводя по груди, шее, губам и глазам.
   Кейт то теряла сознание, то вновь возвращалась в реальный мир. Она пыталась зацепиться за каждую мысль, возникавшую в воспаленном мозгу. Ей необходимо сохранить власть хотя бы над собственными мыслями.
   – Не закрывай глаза, – низким голосом прорычал он. – Смотри на меня, Кейт. У тебя такие прекрасные глаза. Ты самая красивая женщина из всех, кого я встречал в жизни. Ты это знаешь? Ты знаешь, как я тебя хочу?
   Он находился в трансе. Кейт так показалось. Его могучее тело приплясывало, извивалось, дергалось, пока он яростно входил и выходил из нее. Потом он сел и снова стал играть ее грудями. Гладил волосы, лицо. Его прикосновения были все нежнее и нежнее. От этого ей стало только хуже. Чувство глубокого унижения и отчаянного стыда овладело ею. Она его ненавидела.
   – Я люблю тебя, Кейт. Люблю так, что не выразить словами. Я никогда не испытывал ничего подобного. Клянусь тебе. Ничего похожего.
   Он не собирается ее убивать, поняла Кейт. Оставит в живых. Он будет приходить снова и снова, каждый раз, как только захочет ее. Охваченная невыносимым ужасом, Кейт наконец лишилась чувств. Ее душа умчалась далеко.
   Она не слышала, как, нежно целуя ее на прощание в губы, он прошептал:
   – Я люблю тебя, милая Кейт. Поверь, мне очень жаль, что все так происходит. Я действительно способен на истинное чувство.

Глава 29

   Мне неожиданно позвонила взволнованная студентка юридического факультета из группы Наоми. Она сказала, что ее зовут Флоренс Кемпбелл и ей надо срочно со мной переговорить.
   – Мне совершенно необходимо поговорить с вами, доктор Кросс, – заявила она.
   Я встретился с ней в кампусе Дьюка, напротив университетского «Центра Брайан». Флоренс оказалась чернокожей девушкой лет двадцати с небольшим. Мы бродили под сенью магнолий между ухоженными готическими учебными корпусами. Ни я, ни она, похоже, не слишком вписывались в окружающий пейзаж.
   Флоренс была высокой, нескладной и чудаковатой на первый взгляд. Высокая прическа, как у Нефертити, выглядела довольно странно или, скорее, старомодно. Меня поразило, что до сих пор в глубинке Алабамы или Миссисипи сохранились такие типажи. Флоренс закончила подготовительный курс в университете штата Миссисипи, от которого до Дьюка путь неблизкий.
   – Я очень, очень сожалею, доктор Кросс, – сказала она, когда мы уселись на деревянную скамью, сплошь исписанную студенческими откровениями. – Я хочу извиниться перед вами и вашей семьей.
   – Извиниться за что, Флоренс? – спросил я в недоумении.
   – Я не попыталась встретиться с вами, когда вы вчера приходили сюда. Никто мне толком не сказал, что Наоми похитили. Во всяком случае, полиция Дарема этого не сделала. Просто нагрубили. Они скорее всего и думать не желают, что с Наоми приключилась серьезная беда.
   – А почему, как вы считаете? – задал я вопрос, который не давал покоя мне самому. Она внимательно посмотрела мне в глаза.
   – Потому что Наоми афроамериканка. Полиция Дарема, ФБР не пекутся о нас так, как о белых женщинах.
   – Вы в это верите? – спросил я. Флоренс Кемпбелл захлопала ресницами.
   – Это правда, как же я могу в это не верить? Франц Фанон^[10] утверждал, что расистские сверхструктуры навечно внедрились в психологию, экономику и культуру нашего общества. В этом я тоже убеждена.
   Флоренс была очень серьезной женщиной. Под мышкой она держала сочинение Альберта Мюррея^[11] «Разнообразные американцы». Флоренс явно начинала мне нравиться. Пора было узнать, какие секреты Наоми ей известны.
   – Расскажите, что здесь происходит, Флоренс. Говорите как есть, без скидки на то, что я дядя Наоми или полицейский детектив. Я нуждаюсь в человеке, способном мне помочь. Мне приходится противостоять «сверхструктурам» здесь, в Дареме.
   Флоренс улыбнулась. Решительно тряхнула головой. С одной стороны, она была Иммануилом Кантом^[12], с другой – Присей из «Унесенных ветром».
   – Вот что мне известно, доктор Кросс. И вот из-за чего некоторые девушки в общежитии поссорились с Наоми.
   Она глубоко вдохнула напоенный ароматом магнолий воздух.
   – Все дело в парне по имени Сет Сэмюел Тейлор. Он работает строителем в социальной службе негритянских районов Дарема. Я познакомила Наоми с Сетом. Он мой двоюродный брат. – В голосе Флоренс внезапно послышалась неуверенность.
   – Пока я не вижу, в чем проблема, – сказал я.
   – Сет Сэмюел и Наоми полюбили друг друга в декабре прошлого года, – продолжала она. – У Наоми глаза засияли словно звезды в ночи, а это на нее не очень похоже, как вам известно. Поначалу он приходил в общежитие, а потом она перебралась в квартиру Сета в Дареме.
   Я слегка удивился, узнав, что Наоми влюбилась и ни словом не обмолвилась об этом Силле. Почему она не поделилась с нами? Тем не менее я так и не понял пока, в чем суть проблемы с другими девушками из общежития.
   – Я практически уверен, что Наоми не первая студентка Дьюка, которую угораздило влюбиться. Или пригласить к себе знакомого парня на чай с печеньем или еще на что-то, – сказал я.
   – Она не просто приглашала знакомого парня «на что-то», она приглашала «на что-то» чернокожего парня. Сет приходил со стройки в пыльной спецовке, грязных ботинках и кожаной строительной тужурке. А Наоми принялась расхаживать по студгородку в старой соломенной шляпе, которую носили когда-то чернокожие рабы. Иногда Сет надевал рабочую каску с надписью «Рабский труд». Он позволял себе слегка подтрунивать и язвить по поводу общественной деятельности соплеменников и, да простит меня Господь, их невежества в социальных вопросах. Корил чернокожих девушек за то, что идут в домработницы.
   – Что вы думаете по поводу своего кузена Сета? – спросил я у Флоренс.
   – Сет любит лезть на рожон. Он ненавидит расовую несправедливость до такой степени, что порою готов вступить в конфликт с самим собой. А в остальном он просто замечательный парень. Трудолюбивый, не боится запачкать руки. Не будь он мне кузеном, кто знает… – произнесла Флоренс и подмигнула.
   Я улыбнулся бесхитростной шутке Флоренс. Ее можно назвать «деревенщиной из Миссисипи», но в душе она – настоящая леди. Мне даже начала нравиться ее высокая прическа.
   – Вы с Наоми были близкими подругами? – спросил я.
   – Поначалу нет. Пожалуй, мы обе понимали, что являемся конкурентками на то, чтобы попасть в «Юридический обзор». Больше одной чернокожей туда не пустят, вы же понимаете. Но после первого года учебы мы сблизились. Я обожаю Наоми. Она лучше всех на свете.
   Внезапно я подумал: а вдруг исчезновение Наоми связано с ее парнем и не имеет никакого отношения к убийце, разгуливающему по Северной Каролине?
   – Он очень хороший человек. Не трогайте его, даже не вздумайте, – предостерегла меня Флоренс.
   Я согласно кивнул.
   – Только ребра ему пересчитаю.
   – Он здоров как бык, – отпарировала Флоренс.
   – А я и есть бык, – сказал я Флоренс Кемпбелл, раскрыв свой маленький секрет.

Глава 30

   Я смотрел в темные глаза Сета Сэмюеля Тейлора. Он смотрел в глаза мне. Я не отводил взгляда. Зрачки у него были черные и блестящие, будто в глазное яблоко вставили мраморные шарики.
   Высокий, очень мускулистый, крепкой рабочей закваски приятель Наоми напоминал мне больше молодого льва, нежели быка. Выглядел он безутешным, и мне нелегко было задавать ему вопросы. Предчувствие подсказывало, что Наоми исчезла навсегда.
   Сет Тейлор был небрит и, похоже, несколько ночей не спал. Переодеваться он, видимо, тоже забывал. На нем была сильно мятая голубая рубаха в клетку, надетая поверх футболки, и традиционные джинсы «Ливайс-501». На ногах – пыльные рабочие ботинки. Либо он действительно страшно переживает, либо Сет Тейлор – потрясающий актер.
   Я протянул руку. Его рукопожатие было крепким, полное ощущение, что суешь руку в тиски.
   – Выглядишь ты дерьмово, – огорошил меня Сет Тейлор. Где-то неподалеку парни из «Диджитэл андерграунд» надрывались в «Танце горбуна». Совсем как в Вашингтоне, только с небольшим отставанием по времени.
   – У тебя видок не лучше.
   – Ну и катитесь все в задницу, – отозвался он.
   Это уличное приветствие мы оба знали и рассмеялись.
   Улыбка у Сета была искренней и заразительной. Он держался заносчиво, но это не раздражало. Меня подобным не удивишь.
   Я заметил, что его широкая переносица не раз переломана, но все равно он оставался красивым неизысканной грубой красотой. Он приковывал к себе внимание, совсем как Наоми. Сет Тейлор возбуждал во мне профессиональный интерес.
   Он жил в рабочем районе, к северу от центра Дарема. В свое время здесь обитали рабочие с табачных фабрик. У него была двухэтажная квартира в каменном доме, поделенном на две половины. На стенах прихожей висели рекламные плакаты групп «Аррестед девелопмент» и «Айс-Ти». На одном из плакатов было написано: «Со времен рабства не выпадало на долю чернокожих мужчин подобной напасти».
   В гостиной набилось полно друзей и соседей. Из динамиков звучали грустные песенки Смоуки Робинсона. Друзья собрались, чтобы помочь в поисках Наоми. Наконец-то и на Юге я обрел союзников.
   Каждый из присутствующих горел желанием поговорить со мной о Наоми. Никто не подозревал Сета Сэмюеля.
   Особенно меня поразила одна женщина с умными живыми глазами и кожей цвета кофе с молоком. Киша Боуи служила на почте в Дареме, ей было слегка за тридцать. Наоми с Сетом уговорили ее вернуться в колледж, чтобы получить диплом психолога. Мы с ней поняли друг друга с полуслова.
   – Наоми девушка образованная и талантливая, но вам это, конечно, известно. – Киша отвела меня в сторону для серьезного разговора. – Тем не менее Наоми никогда не щеголяла своими способностями или образованностью, чтобы унизить кого-то или показаться лучше других. Это поразило всех нас, когда мы познакомились. Она очень простая в общении, Алекс. В ней нет ни капли фальши. Такая жалость, что это произошло именно с ней.
   Я еще поговорил с Кишей, и она мне очень понравилась. Умная и красивая, просто жаль, что сейчас не до этого. Я стал искать Сета и обнаружил его наверху в полном одиночестве. Окно спальни было распахнуто, и он сидел снаружи, на слегка покатой крыше. Из темноты доносился щемящий душу блюз в исполнении Роберта Джонсона.
   – Ты не против, если я посижу с тобой рядом? Надеюсь, старая крыша выдержит нас обоих? – спросил я его из окна.
   Сет улыбнулся.
   – Если не выдержит и мы оба провалимся на крыльцо, это здорово всех позабавит, а потому стоит шишек и сломанной шеи. Полезай сюда, приятель, коли решил, – проговорил он, певуче растягивая слова на южный манер. Легко понять, что могло привлечь в нем Наоми.
   Я перелез через подоконник и уселся рядом с Сетом Сэмюелем в темноте ночи, опустившейся на Дарем. До нас доносились редкие звуки полицейских сирен и приглушенный шум из центра города.