Глава 94
Я позвонил по сотовому, и через несколько минут в гостиную ворвались агенты из Лэнгли и Квонтико. Джо Кэхилла заковали в наручники и выволокли из чудесного, тихого домика.
У нас появилась ниточка. И может быть, очень даже крепкая.
Кэхилла перевезли в принадлежащую ЦРУ ферму где-то в Аллеганских горах. Внешне все выглядело совершенно обычно: двухэтажное строение в окружении виноградников и фруктовых деревьев, густые заросли глицинии у входа. Впрочем, Джо Кэхилла привезли туда совсем не любоваться пейзажами.
Бывшего агента связали, в рот ему сунули кляп, а потом на несколько часов оставили одного в маленькой комнатке.
Подумать о будущем. И прошлом.
ЦРУ прислало своего врача, высокого, с брюшком, парня лет сорока, с лошадиным лицом. Звали его Джей О'Коннелл. Он получил разрешение опробовать на Кэхилле новый экспериментальный препарат, очередную "сыворотку правды". О'Коннелл объяснил, что некоторые разновидности этого вещества в настоящее время испытываются в тюрьмах на захваченных в плен террористах.
– Это барбитурат, вроде амитала натрия и бревитала. Испытуемый вдруг начинает чувствовать себя так, как будто слегка перебрал спиртного. Порог чувствительности понижается. В результате он уже не способен защищаться от вопросов. По крайней мере мы на это надеемся. Реагируют на препарат по-разному. Посмотрим, что будет с нашим парнем. Он уже в возрасте, так что, думаю, мы его расколем.
– Чего ожидать при худшем варианте? – спросил я.
– Остановки сердца. – О'Коннелл усмехнулся. – Черт неудачная получилась шутка. Ну, хотелось бы верить, что ничего серьезного не произойдет.
Рано утром Джо Кэхилла вытащили из маленькой комнаты и перевели в другую, побольше, зато без окон и расположенную в подвале. С его глаз сняли повязку, изо рта вынули кляп, однако руки оставили в наручниках. Потом мы посадили его на стул с высокой прямой спинкой.
Кэхилл несколько раз мигнул и лишь потом сумел назвать себя и тех, кто был в комнате вместе с ним.
– Метод дезориентации. Со мной такие фокусы не пройдут, – проговорил он. – Ну и тупость. Вы что, ничего лучшего придумать не смогли? Вот дерьмо.
– Согласен, – кивнул О'Коннелл и повернулся к одному из агентов, Ларри Лэдову: – Закатайте ему рукав. Начнем. Сначала пощиплет. Потом пожжет. А потом ты вывернешь нам всего себя наизнанку.
У нас появилась ниточка. И может быть, очень даже крепкая.
Кэхилла перевезли в принадлежащую ЦРУ ферму где-то в Аллеганских горах. Внешне все выглядело совершенно обычно: двухэтажное строение в окружении виноградников и фруктовых деревьев, густые заросли глицинии у входа. Впрочем, Джо Кэхилла привезли туда совсем не любоваться пейзажами.
Бывшего агента связали, в рот ему сунули кляп, а потом на несколько часов оставили одного в маленькой комнатке.
Подумать о будущем. И прошлом.
ЦРУ прислало своего врача, высокого, с брюшком, парня лет сорока, с лошадиным лицом. Звали его Джей О'Коннелл. Он получил разрешение опробовать на Кэхилле новый экспериментальный препарат, очередную "сыворотку правды". О'Коннелл объяснил, что некоторые разновидности этого вещества в настоящее время испытываются в тюрьмах на захваченных в плен террористах.
– Это барбитурат, вроде амитала натрия и бревитала. Испытуемый вдруг начинает чувствовать себя так, как будто слегка перебрал спиртного. Порог чувствительности понижается. В результате он уже не способен защищаться от вопросов. По крайней мере мы на это надеемся. Реагируют на препарат по-разному. Посмотрим, что будет с нашим парнем. Он уже в возрасте, так что, думаю, мы его расколем.
– Чего ожидать при худшем варианте? – спросил я.
– Остановки сердца. – О'Коннелл усмехнулся. – Черт неудачная получилась шутка. Ну, хотелось бы верить, что ничего серьезного не произойдет.
Рано утром Джо Кэхилла вытащили из маленькой комнаты и перевели в другую, побольше, зато без окон и расположенную в подвале. С его глаз сняли повязку, изо рта вынули кляп, однако руки оставили в наручниках. Потом мы посадили его на стул с высокой прямой спинкой.
Кэхилл несколько раз мигнул и лишь потом сумел назвать себя и тех, кто был в комнате вместе с ним.
– Метод дезориентации. Со мной такие фокусы не пройдут, – проговорил он. – Ну и тупость. Вы что, ничего лучшего придумать не смогли? Вот дерьмо.
– Согласен, – кивнул О'Коннелл и повернулся к одному из агентов, Ларри Лэдову: – Закатайте ему рукав. Начнем. Сначала пощиплет. Потом пожжет. А потом ты вывернешь нам всего себя наизнанку.
Глава 95
Следующие три с половиной часа Кэхилл вел себя так, будто пропустил с полдюжины рюмашек и готов к большему. Язык у него заплетался, слова путались:
– Я знаю, что вы, парни, со мной делаете...
Он поднял скованные наручниками руки и погрозил нам троим пальцем.
– Мы тоже знаем, что ты делаешь, – ответил Лэдов, – и знаем, что ты сделал.
– Ничего я не сделал. Невиновен, пока не доказано обратное. Кроме того, если вы так много знаете, о чем тогда говорить?
– Джо, кто такой Волк? – спросил я. – Из какой он страны? Ну же, дай нам что-нибудь.
– Не знаю. – Кэхилл помолчал, затем хихикнул, будто отпустил какую-то одному ему понятную шутку: – Столько лет... а его не знаю. Не знаю.
– Ты встречался с ним?
– Никогда. Никогда его не видел. Ни разу. Даже в самом начале. Он очень хитер. И умен. Наверное, параноик. Своего не упустит. Возможно, его видели парни из Интерпола, когда везли в Англию. Или Том Уэйр. Или британцы. Они держали его у себя почти месяц, прежде чем передали нам.
Мы уже проверяли в Лондоне, но так и не получили определенной информации. И мы по-прежнему ничего не знали о том, что случилось в Париже.
– Ты долго с ним работал? – спросил я.
Он попытался найти ответ на потолке:
– Хочешь сказать, работал нанего?
– Да. Долго?
– Долго. Почти с самого начала. Продался, как... Боже, сколько же времени прошло. – Кэхилл снова рассмеялся. – На него многие работали. ЦРУ, ФБР, АКН [6]... По его утверждению. А я ему верю.
– Волк приказал тебе организовать убийство Томаса Уэйра. Ты сам нам об этом рассказал.
Ничего такого Кэхилл не говорил.
– Ну, если я, значит, я. Можете всех собак на меня вешать.
– Почему ему нужно было убить Томаса Уэйра? Почему именно его? Что между ними произошло?
– Нет. – Кэхилл покачал головой. – Он так не работает. Каждый знает только то, что ему положено. Каждый играет свою роль. Всего плана не видит никто. Но между ними и впрямь кое-что было. Давняя вражда. А со мной он никогда не контактировал. Всегда только с ним. С моим напарником. Хэнкоком. Это Хэнкок вытащил его из России. Корки, немцы, британцы. Я же вам уже рассказывал, да? – Кэхилл посмотрел на нас и подмигнул. – Хорошая вещь. Сыворотка правды. Хлебните, ребята. – Он косо взглянул на О'Коннелла. – И ты тоже, доктор Менгеле. Выпей этой дряни, и правда сделает тебя свободным.
– Я знаю, что вы, парни, со мной делаете...
Он поднял скованные наручниками руки и погрозил нам троим пальцем.
– Мы тоже знаем, что ты делаешь, – ответил Лэдов, – и знаем, что ты сделал.
– Ничего я не сделал. Невиновен, пока не доказано обратное. Кроме того, если вы так много знаете, о чем тогда говорить?
– Джо, кто такой Волк? – спросил я. – Из какой он страны? Ну же, дай нам что-нибудь.
– Не знаю. – Кэхилл помолчал, затем хихикнул, будто отпустил какую-то одному ему понятную шутку: – Столько лет... а его не знаю. Не знаю.
– Ты встречался с ним?
– Никогда. Никогда его не видел. Ни разу. Даже в самом начале. Он очень хитер. И умен. Наверное, параноик. Своего не упустит. Возможно, его видели парни из Интерпола, когда везли в Англию. Или Том Уэйр. Или британцы. Они держали его у себя почти месяц, прежде чем передали нам.
Мы уже проверяли в Лондоне, но так и не получили определенной информации. И мы по-прежнему ничего не знали о том, что случилось в Париже.
– Ты долго с ним работал? – спросил я.
Он попытался найти ответ на потолке:
– Хочешь сказать, работал нанего?
– Да. Долго?
– Долго. Почти с самого начала. Продался, как... Боже, сколько же времени прошло. – Кэхилл снова рассмеялся. – На него многие работали. ЦРУ, ФБР, АКН [6]... По его утверждению. А я ему верю.
– Волк приказал тебе организовать убийство Томаса Уэйра. Ты сам нам об этом рассказал.
Ничего такого Кэхилл не говорил.
– Ну, если я, значит, я. Можете всех собак на меня вешать.
– Почему ему нужно было убить Томаса Уэйра? Почему именно его? Что между ними произошло?
– Нет. – Кэхилл покачал головой. – Он так не работает. Каждый знает только то, что ему положено. Каждый играет свою роль. Всего плана не видит никто. Но между ними и впрямь кое-что было. Давняя вражда. А со мной он никогда не контактировал. Всегда только с ним. С моим напарником. Хэнкоком. Это Хэнкок вытащил его из России. Корки, немцы, британцы. Я же вам уже рассказывал, да? – Кэхилл посмотрел на нас и подмигнул. – Хорошая вещь. Сыворотка правды. Хлебните, ребята. – Он косо взглянул на О'Коннелла. – И ты тоже, доктор Менгеле. Выпей этой дряни, и правда сделает тебя свободным.
Глава 96
Удалось ли нам вытащить из Джо Кэхилла правду? Было ли что-то ценное в его пьяной болтовне?
Снова в дорогу. По следу Волка. Бывший напарник Джо Кэхилла, уйдя раньше срока в отставку, переехал в штат Айдахо и поселился в Скалистых горах. Теперь он жил неподалеку от городка Хэйли в долине Вуд-Ривер, что примерно в дюжине миль к югу от Сан-Вэлли. Неплохое местечко для бывшего шпиона.
По пути из аэропорта в Хэйли мы видели вокруг прекрасные нетронутые пейзажи. Похоже, Хэнкок, как и Джо Кэхилл, был заядлым охотником и рыболовом. Где-то поблизости находился знаменитый заповедник Силвер-Крик.
– Брать Хэнкока сразу не будем. Организуем наблюдение. Попробуем выяснить, чем он занимается. Сейчас Хэнкок в горах, охотится. Я вам покажу его домик, – говорил старший агент, молодой еще парень по имени Нед Раст, служивший в местном отделении ФБР. – Кстати, он отличный стрелок. Впрочем, об этом я уже упоминал.
Дорога уходила все выше и выше в горы. Домов здесь было немного и каждый располагался на участке в пять – десять акров. Перед некоторыми виднелись аккуратные, ухоженные лужайки, выделявшиеся неестественной зеленью на фоне пепельно-серых холмов. Последние, разумеется, были вполне натуральными.
– В последнее время здесь отмечался сход лавин, – продолжал Раст, делившийся с нами самой разнообразной информацией. – Тут можно увидеть диких лошадей. Или Брюса Уиллиса. И Деми, и Эштона, и детишек. А вон и дом Хэнкока, там, наверху. Отделан речным камнем. Здесь это популярно. Приличный домик для отставного агента без семьи.
– Ну, деньги у него, наверное, кое-какие есть, – сказал я. – Вот и тратит на себя.
Дом действительно был большой и красивый, с замечательным видом на три стороны. Впрочем, пристроенная к нему конюшня была еще больше. Рядом пощипывала травку пара лошадей. Не хватало только Корки Хэнкока – он охотился.
Что ж, я приехал сюда с той же целью.
В следующие несколько дней в Хэйли так ничего и не случилось. Я познакомился со старшим агентом Уильямом Кохом. ЦРУ тоже прислало из Вашингтона своего человека, Бриджет Руни. Хэнкок вернулся с охоты, и мы следили за каждым его шагом. Стационарное наблюдение вела опергруппа, прилетевшая из Квонтико. Мобильная группа вступала в дело, когда Хэнкок выходил из дому. Мы относились к нему очень серьезно. В конце концов, Волк все еще гулял на свободе, возможно, раздумывая над тем, как использовать миллиарды долларов.
Но теперь у нас, кажется, появилась реальная возможность выйти на след: агент ЦРУ, вывезший его из России. И может быть, все это как-то связано с тем, что произошло между Волком и Уэйром.
Ошибка в Париже.
Снова в дорогу. По следу Волка. Бывший напарник Джо Кэхилла, уйдя раньше срока в отставку, переехал в штат Айдахо и поселился в Скалистых горах. Теперь он жил неподалеку от городка Хэйли в долине Вуд-Ривер, что примерно в дюжине миль к югу от Сан-Вэлли. Неплохое местечко для бывшего шпиона.
По пути из аэропорта в Хэйли мы видели вокруг прекрасные нетронутые пейзажи. Похоже, Хэнкок, как и Джо Кэхилл, был заядлым охотником и рыболовом. Где-то поблизости находился знаменитый заповедник Силвер-Крик.
– Брать Хэнкока сразу не будем. Организуем наблюдение. Попробуем выяснить, чем он занимается. Сейчас Хэнкок в горах, охотится. Я вам покажу его домик, – говорил старший агент, молодой еще парень по имени Нед Раст, служивший в местном отделении ФБР. – Кстати, он отличный стрелок. Впрочем, об этом я уже упоминал.
Дорога уходила все выше и выше в горы. Домов здесь было немного и каждый располагался на участке в пять – десять акров. Перед некоторыми виднелись аккуратные, ухоженные лужайки, выделявшиеся неестественной зеленью на фоне пепельно-серых холмов. Последние, разумеется, были вполне натуральными.
– В последнее время здесь отмечался сход лавин, – продолжал Раст, делившийся с нами самой разнообразной информацией. – Тут можно увидеть диких лошадей. Или Брюса Уиллиса. И Деми, и Эштона, и детишек. А вон и дом Хэнкока, там, наверху. Отделан речным камнем. Здесь это популярно. Приличный домик для отставного агента без семьи.
– Ну, деньги у него, наверное, кое-какие есть, – сказал я. – Вот и тратит на себя.
Дом действительно был большой и красивый, с замечательным видом на три стороны. Впрочем, пристроенная к нему конюшня была еще больше. Рядом пощипывала травку пара лошадей. Не хватало только Корки Хэнкока – он охотился.
Что ж, я приехал сюда с той же целью.
В следующие несколько дней в Хэйли так ничего и не случилось. Я познакомился со старшим агентом Уильямом Кохом. ЦРУ тоже прислало из Вашингтона своего человека, Бриджет Руни. Хэнкок вернулся с охоты, и мы следили за каждым его шагом. Стационарное наблюдение вела опергруппа, прилетевшая из Квонтико. Мобильная группа вступала в дело, когда Хэнкок выходил из дому. Мы относились к нему очень серьезно. В конце концов, Волк все еще гулял на свободе, возможно, раздумывая над тем, как использовать миллиарды долларов.
Но теперь у нас, кажется, появилась реальная возможность выйти на след: агент ЦРУ, вывезший его из России. И может быть, все это как-то связано с тем, что произошло между Волком и Уэйром.
Ошибка в Париже.
Глава 97
Мы не ждали ничего из ряда вон выходящего. По крайней мере в ближайшие дни и ночи.
В пятницу мне дали разрешение слетать в Сиэтл навестить сына. Я позвонил Кристин, и она сказала, что это будет чудесно, что Алекс обрадуется отцу и ей тоже будет приятно. Голос Кристин звучал спокойно, без недавней резкости, почти так, как когда мы были вместе. В последнее время те годы вспоминались все чаще, и я так и не решил для себя, хорошо это или плохо.
Я подъехал к ее дому ближе к полудню и, выйдя из машины, невольно остановился, любуясь теплой красотой этого места. Во всем ощущались руки и душа Кристин: в хорошо знакомом белом заборчике и белых поручнях по обе стороны от ведущих к передней двери каменных ступенек; в запахах высаженных под окном розмарина, мяты и тимьяна.
Кристин сама откликнулась на звонок, представ передо мной с Алексом на руках. И снова, как ни старался я гнать ее от себя, в голову пришла мысль: вот как все могло бы быть, если бы я не был копом и моя работа не оторвала нас друг от друга.
Меня немного удивило, что она не на работе, и Кристин, очевидно, заметила что-то в моих глазах.
– Не беспокойся, кусаться не стану. Забрала Алекса из сада, чтобы вы побыли вместе.
Она передала мне малыша, и я уже ни о чем больше не думал.
– Привет, папа, – сказал Алекс и немного застенчиво как с ним всегда бывает поначалу, улыбнулся.
Я тоже улыбнулся ему. Одна знакомая в Вашингтоне называет меня "святым", используя это слово вовсе не в качестве комплимента. До святого мне очень и очень далеко, но я все же научился ценить то, что дает жизнь.
– Какой ты большой, – с удивлением, гордостью и радостью сказал я. – И сколько тебе уже? Шесть? Восемь? Или даже двенадцать?
– Два, почти три, – ответил он и рассмеялся моей шутке.
Алекс всегда меня понимает, по крайней мере так мне кажется.
– Все утро только о тебе и говорит: "Папин день, папин день". Ну ладно, развлекайтесь, – сказала Кристин и совершенно неожиданно сделала то, чего я никак не ожидал: подалась вперед и поцеловала меня в щеку.
Должен сказать – подействовало сильно. Человек я, наверное, довольно осторожный, может быть, даже чересчур, но вовсе не толстокожий. Сначала Кайла, теперь Кристин. Или я действительно выгляжу так, будто остро нуждаюсь в небольшой порции заботы и ласки? Вполне возможно.
Время мы с Алексом провели отлично. Я делал вид, будто Сиэтл – мой родной город, и у меня неплохо это получалось. Сначала съездили во Фримонт, где я бывал несколько лет назад, навещая одного старого друга. У этого пригорода свой, ярко выраженный характер, если хотите, стиль, заметный во всем, особенно в архитектуре. Здесь можно полюбоваться прекрасными старыми домами, походить по модным магазинам, поглазеть на оригинальную мебель местного производства.
Погуляв, мы зашли в "Тачстоун бэйкери", перекусили булочками с маслом и черничным джемом. Затем продолжили экскурсию, близко познакомившись с пятидесятипятифутовой Фримонтской Ракетой, установленной у одного из местных магазинчиков. Я купил Алексу воздушного змея, которого мы тут же испытали в парке с великолепным видом на озеро Юнион и центр Сиэтла.
Чего в Сиэтле предостаточно, так это парков, и их обилие придает городу особую притягательность. Я даже подумал, что, пожалуй, с удовольствием жил бы здесь. Откуда такие мысли? С чего бы? Неужели все дело в том, что Кристин чмокнула меня в щечку? Неужели мне так не хватает внимания и тепла? Прискорбно.
Мы еще немного погуляли, исследовав Сад скульптур и фримонтского Тролля, напоминающего певца Джо Кокера с зажатым в руке "фольксвагеном-жуком". Ленч немного опоздал, зато получился исключительно здоровый и полезный – овощной салат плюс ореховое масло и желе на по-особому выпеченных хлебцах. В чужой монастырь... и все такое.
– Неплохая у нас тут жизнь, а, приятель? – заметил я, похрустывая хлебцем. – Лучше и представить трудно.
Алекс-младший согласно кивнул, потом посмотрел на меня широко открытыми невинными глазами и спросил:
– Папа, а когда ты вернешься домой?
"О Господи, Господи. Когда я вернусь домой?"
В пятницу мне дали разрешение слетать в Сиэтл навестить сына. Я позвонил Кристин, и она сказала, что это будет чудесно, что Алекс обрадуется отцу и ей тоже будет приятно. Голос Кристин звучал спокойно, без недавней резкости, почти так, как когда мы были вместе. В последнее время те годы вспоминались все чаще, и я так и не решил для себя, хорошо это или плохо.
Я подъехал к ее дому ближе к полудню и, выйдя из машины, невольно остановился, любуясь теплой красотой этого места. Во всем ощущались руки и душа Кристин: в хорошо знакомом белом заборчике и белых поручнях по обе стороны от ведущих к передней двери каменных ступенек; в запахах высаженных под окном розмарина, мяты и тимьяна.
Кристин сама откликнулась на звонок, представ передо мной с Алексом на руках. И снова, как ни старался я гнать ее от себя, в голову пришла мысль: вот как все могло бы быть, если бы я не был копом и моя работа не оторвала нас друг от друга.
Меня немного удивило, что она не на работе, и Кристин, очевидно, заметила что-то в моих глазах.
– Не беспокойся, кусаться не стану. Забрала Алекса из сада, чтобы вы побыли вместе.
Она передала мне малыша, и я уже ни о чем больше не думал.
– Привет, папа, – сказал Алекс и немного застенчиво как с ним всегда бывает поначалу, улыбнулся.
Я тоже улыбнулся ему. Одна знакомая в Вашингтоне называет меня "святым", используя это слово вовсе не в качестве комплимента. До святого мне очень и очень далеко, но я все же научился ценить то, что дает жизнь.
– Какой ты большой, – с удивлением, гордостью и радостью сказал я. – И сколько тебе уже? Шесть? Восемь? Или даже двенадцать?
– Два, почти три, – ответил он и рассмеялся моей шутке.
Алекс всегда меня понимает, по крайней мере так мне кажется.
– Все утро только о тебе и говорит: "Папин день, папин день". Ну ладно, развлекайтесь, – сказала Кристин и совершенно неожиданно сделала то, чего я никак не ожидал: подалась вперед и поцеловала меня в щеку.
Должен сказать – подействовало сильно. Человек я, наверное, довольно осторожный, может быть, даже чересчур, но вовсе не толстокожий. Сначала Кайла, теперь Кристин. Или я действительно выгляжу так, будто остро нуждаюсь в небольшой порции заботы и ласки? Вполне возможно.
Время мы с Алексом провели отлично. Я делал вид, будто Сиэтл – мой родной город, и у меня неплохо это получалось. Сначала съездили во Фримонт, где я бывал несколько лет назад, навещая одного старого друга. У этого пригорода свой, ярко выраженный характер, если хотите, стиль, заметный во всем, особенно в архитектуре. Здесь можно полюбоваться прекрасными старыми домами, походить по модным магазинам, поглазеть на оригинальную мебель местного производства.
Погуляв, мы зашли в "Тачстоун бэйкери", перекусили булочками с маслом и черничным джемом. Затем продолжили экскурсию, близко познакомившись с пятидесятипятифутовой Фримонтской Ракетой, установленной у одного из местных магазинчиков. Я купил Алексу воздушного змея, которого мы тут же испытали в парке с великолепным видом на озеро Юнион и центр Сиэтла.
Чего в Сиэтле предостаточно, так это парков, и их обилие придает городу особую притягательность. Я даже подумал, что, пожалуй, с удовольствием жил бы здесь. Откуда такие мысли? С чего бы? Неужели все дело в том, что Кристин чмокнула меня в щечку? Неужели мне так не хватает внимания и тепла? Прискорбно.
Мы еще немного погуляли, исследовав Сад скульптур и фримонтского Тролля, напоминающего певца Джо Кокера с зажатым в руке "фольксвагеном-жуком". Ленч немного опоздал, зато получился исключительно здоровый и полезный – овощной салат плюс ореховое масло и желе на по-особому выпеченных хлебцах. В чужой монастырь... и все такое.
– Неплохая у нас тут жизнь, а, приятель? – заметил я, похрустывая хлебцем. – Лучше и представить трудно.
Алекс-младший согласно кивнул, потом посмотрел на меня широко открытыми невинными глазами и спросил:
– Папа, а когда ты вернешься домой?
"О Господи, Господи. Когда я вернусь домой?"
Глава 98
Кристин попросила, чтобы я привез Алекса домой к шести часам, и я выполнил обещание; я такой ответственный, что порой сам диву даюсь. Она ждала нас на крылечке в ярко-голубом платье и туфельках на каблучках, и все получилось так, как надо. Увидев нас, Кристин улыбнулась, подхватила на руки подбежавшего сына, а тот завопил:
– Мамочка!
– Похоже, вы неплохо повеселились, – сказала она, поглаживая малыша по головке. – Вот и хорошо. Алекс, папе нужно возвращаться в Вашингтон. А мы с тобой поедем на обед к Тео.
Его глаза наполнились слезами.
– Не хочу, чтобы папа уезжал.
– Знаю, милый, но так надо. У папы работа. Обними его. Он скоро приедет.
– Конечно, конечно, приеду, – сказал я, раздумывая о том, кто же такой этот Тео.
Алекс подбежал ко мне, мы обнялись, и мне совсем не хотелось его отпускать. Я вдыхал его запах, наслаждался его прикосновениями, слушал, как стучит его маленькое сердечко. Чего я не хотел, так это чтобы он почувствовал мою боль, боль, от которой сжалось сердце.
– Я вернусь, я скоро вернусь. Так скоро, как только смогу. И не вырастай без меня.
– Пожалуйста, папочка, не уезжай, – шептал Алекс. – Пожалуйста, не уезжай.
Он повторял это снова и снова, пока я не сел в машину и не тронулся с места, помахав рукой своему сыну, который становился все меньше и меньше, а потом исчез, когда я свернул за угол. Я как будто чувствовал тепло и дрожь прижимавшегося ко мне тельца. Я и сейчас это чувствую.
– Мамочка!
– Похоже, вы неплохо повеселились, – сказала она, поглаживая малыша по головке. – Вот и хорошо. Алекс, папе нужно возвращаться в Вашингтон. А мы с тобой поедем на обед к Тео.
Его глаза наполнились слезами.
– Не хочу, чтобы папа уезжал.
– Знаю, милый, но так надо. У папы работа. Обними его. Он скоро приедет.
– Конечно, конечно, приеду, – сказал я, раздумывая о том, кто же такой этот Тео.
Алекс подбежал ко мне, мы обнялись, и мне совсем не хотелось его отпускать. Я вдыхал его запах, наслаждался его прикосновениями, слушал, как стучит его маленькое сердечко. Чего я не хотел, так это чтобы он почувствовал мою боль, боль, от которой сжалось сердце.
– Я вернусь, я скоро вернусь. Так скоро, как только смогу. И не вырастай без меня.
– Пожалуйста, папочка, не уезжай, – шептал Алекс. – Пожалуйста, не уезжай.
Он повторял это снова и снова, пока я не сел в машину и не тронулся с места, помахав рукой своему сыну, который становился все меньше и меньше, а потом исчез, когда я свернул за угол. Я как будто чувствовал тепло и дрожь прижимавшегося ко мне тельца. Я и сейчас это чувствую.
Глава 99
Около восьми вечера я сидел одиноко в тускло освещенном баре кафе "Кингфиш" на пересечении Девятнадцатой и Мерсер в Сиэтле. Я сидел, погруженный в мысли о своем младшем сыне и вообще обо всех своих детях, когда дверь открылась и в ресторан вошла Джамилла.
На ней был длинный черный кожаный плащ, темная блузка и черная юбка, и, увидев меня у бара, она радостно улыбнулась, словно обрадовалась мне не меньше, чем я ей. Может быть. Джамилла очень симпатичная, но сама, похоже, этого не знает или по крайней мере так не считает. Я упомянул, что собираюсь в Сиэтл, и Джэм сказала, что прилетит со мной поужинать.
Поначалу идея не показалась мне уж очень заманчивой, однако, едва увидев Джамиллу, я понял, что ошибался, что безумно рад ей, особенно после расставания с Алексом.
– Отлично выглядишь, – прошептала она, прикасаясь к моей щеке, – хотя вид немного усталый. Слишком много работаешь, не жалеешь себя.
– Мне уже лучше, – ответил я. – И ты так хороша, что этого хватит на нас двоих.
– Я хороша? Ну, спасибо. Честно говоря, очень хотелось это услышать.
"Кингфиш" оказался совершенно демократическим ресторанчиком: никаких предварительных заказов и нам довольно быстро нашли уютное местечко за столиком у стены. Мы заказали и выпить, и поесть, но большую часть времени просто держались за руки и разговаривали о жизни. Ее, моей, нашей.
– Ситуация с маленьким Алексом – хуже любой пытки. Не знаю, что и делать. Расставания становятся невыносимыми.
Джамилла нахмурилась и даже рассердилась:
– Она плохо с ним обращается?
– Нет, нет, Кристин – хорошая мать. Убивает то, что я не могу видеть его чаще. Я так его люблю, моего малыша, так скучаю. Мы с ним друзья, Джэм.
– И поэтому ты сбегаешь от него на работу.
Она посмотрела мне в глаза.
– Да, сбегаю. – Я кивнул. – Сбегаю. Но это уже совсем другая история. Послушай, пойдем отсюда.
– Что это у вас на уме, агент Кросс?
– Ничего противозаконного, детектив Хьюз.
– Хм-м. Неужели? Как стыдно.
На ней был длинный черный кожаный плащ, темная блузка и черная юбка, и, увидев меня у бара, она радостно улыбнулась, словно обрадовалась мне не меньше, чем я ей. Может быть. Джамилла очень симпатичная, но сама, похоже, этого не знает или по крайней мере так не считает. Я упомянул, что собираюсь в Сиэтл, и Джэм сказала, что прилетит со мной поужинать.
Поначалу идея не показалась мне уж очень заманчивой, однако, едва увидев Джамиллу, я понял, что ошибался, что безумно рад ей, особенно после расставания с Алексом.
– Отлично выглядишь, – прошептала она, прикасаясь к моей щеке, – хотя вид немного усталый. Слишком много работаешь, не жалеешь себя.
– Мне уже лучше, – ответил я. – И ты так хороша, что этого хватит на нас двоих.
– Я хороша? Ну, спасибо. Честно говоря, очень хотелось это услышать.
"Кингфиш" оказался совершенно демократическим ресторанчиком: никаких предварительных заказов и нам довольно быстро нашли уютное местечко за столиком у стены. Мы заказали и выпить, и поесть, но большую часть времени просто держались за руки и разговаривали о жизни. Ее, моей, нашей.
– Ситуация с маленьким Алексом – хуже любой пытки. Не знаю, что и делать. Расставания становятся невыносимыми.
Джамилла нахмурилась и даже рассердилась:
– Она плохо с ним обращается?
– Нет, нет, Кристин – хорошая мать. Убивает то, что я не могу видеть его чаще. Я так его люблю, моего малыша, так скучаю. Мы с ним друзья, Джэм.
– И поэтому ты сбегаешь от него на работу.
Она посмотрела мне в глаза.
– Да, сбегаю. – Я кивнул. – Сбегаю. Но это уже совсем другая история. Послушай, пойдем отсюда.
– Что это у вас на уме, агент Кросс?
– Ничего противозаконного, детектив Хьюз.
– Хм-м. Неужели? Как стыдно.
Глава 100
Слышали выражение "снять комнату"? Так вот, комнату я уже снял. И не где-нибудь, а в "Фэйрмонт-Олимпик", на Ранье-сквер. Нам обоим не терпелось попасть туда как можно скорее. Джамилла даже присвистнула, когда мы вошли в роскошное фойе с высоченным, футов в сорок, украшенным гравюрами потолком. Все здесь буквально потрясало воображение. Часы показывали начало одиннадцатого.
– Итальянский декор эпохи Возрождения, антикварные люстры, пять звезд. Да, умеешь ты пускать пыль в глаза, – с улыбкой заметила Джамилла.
Как всегда, ее энтузиазм перехлестывал через край.
– Иногда можно и постараться.
– На сей раз вышло удачно. – Она торопливо поцеловала меня. – Я так рада, что мы здесь. Нет, счастлива. Мне здесь очень нравится.
Дальше пошло еще лучше. Наша комната находилась на десятом этаже и отвечала всем необходимым требованиям: просторная, шикарная, светлая, с широкой кроватью. Из окна открывался вид на залив Эллиот и остров Бейнбридж, к которому как раз в это время неторопливо скользил паром. Такого даже нарочно не придумаешь, хотя, говоря откровенно, я старался предусмотреть все детали.
Что касается кровати в отеле "Фэйрмонт-Олимпик"... Она была застелена полосатым, золотое с зеленым, покрывалом – их еще, кажется, называют дюветами, хотя я бы затруднился определить, чем одно отличается от другого. Впрочем, его мы даже не сняли, а сразу упали, смеясь, болтая, радуясь тому, что наконец-то оказались вместе, и только теперь в полной мере осознавая, как же соскучились друг по другу.
– Позволь мне о тебе позаботиться, – прошептала Джэм, вытаскивая рубашку из-под ремня моих брюк. – Ну как? Лучше?
– Давай и я сделаю то же самое. Так будет справедливо.
– Согласна.
Я начал расстегивать пуговицы на ее блузке, а она взялась за мои. Мы не спешили. Потому что знали кое-что получше спешки. Главное – процесс, внимание к деталям, к каждой пуговице. Почувствовать ткань, дождаться, пока по коже пробегут мурашки, вслушаться в дыхание, уловить нарастающий трепет тела, его заряд, готовый перекинуться на другого. Ночь сулила столь многое...
– Ты тренировался, – прошептала она, слегка задыхаясь. – У тебя ловко получается.
Я рассмеялся:
– Угу. Тренировался в искусстве ожидания.
– Хочешь продолжить?
– Это великолепно.
– У меня еще много пуговичек.
– Не знаю, смогу ли дотерпеть до конца. Без шуток, Джамилла.
– Посмотрим. Я тоже не шучу.
Покончив с моей рубашкой и ее блузкой, мы сняли их, продолжая целоваться, обниматься, прижиматься, тереться друг о друга. Она надушилась, и я сразу узнал аромат. "Калеш О'Деликейт". Джамилла знала, что мне нравятся эти духи. Я гладил ее плечи и спину, руки, лицо, ее длинные ноги, ступни, потом снова ноги...
– Теплее... теплее...
Джамилла вздохнула и негромко рассмеялась.
Мы соскользнули с кровати и стояли, обнявшись, слегка покачиваясь. Я снял с нее бюстгальтер и взял в руки ее груди.
– Повторяю, я больше не могу.
Терпеть и вправду не было сил. Я опустился перед ней на колени. Я целовал ее. Она была такая сильная, такая уверенная в себе, и мне нравилось стоять перед ней коленопреклоненным. Как перед богиней.
Наконец я поднялся.
– Все в порядке?
– Да. Я твоя рабыня. И сделаю все, что ты пожелаешь.
Я взял ее тут же, не опуская на кровать, и какое-то время мы стояли на месте, пританцовывая. Потом все же легли, и я снова вошел в нее. Я растворился в Джамилле Хьюз. Именно этого мне не хватало. Именно это мне было нужно. Она постанывала и вскрикивала, и это мне тоже нравилось.
– Как я соскучился по тебе. По твоей улыбке, звуку твоего голоса, по всему.
– Я тоже, – призналась она.
А потом, минут через пять или десять, зазвонил телефон на прикроватной тумбочке.
И тогда – в кои-то веки – я поступил правильно: сбросил чертову коробку на пол и накрыл ее подушкой. Если это Волк, пусть перезвонит завтра.
– Итальянский декор эпохи Возрождения, антикварные люстры, пять звезд. Да, умеешь ты пускать пыль в глаза, – с улыбкой заметила Джамилла.
Как всегда, ее энтузиазм перехлестывал через край.
– Иногда можно и постараться.
– На сей раз вышло удачно. – Она торопливо поцеловала меня. – Я так рада, что мы здесь. Нет, счастлива. Мне здесь очень нравится.
Дальше пошло еще лучше. Наша комната находилась на десятом этаже и отвечала всем необходимым требованиям: просторная, шикарная, светлая, с широкой кроватью. Из окна открывался вид на залив Эллиот и остров Бейнбридж, к которому как раз в это время неторопливо скользил паром. Такого даже нарочно не придумаешь, хотя, говоря откровенно, я старался предусмотреть все детали.
Что касается кровати в отеле "Фэйрмонт-Олимпик"... Она была застелена полосатым, золотое с зеленым, покрывалом – их еще, кажется, называют дюветами, хотя я бы затруднился определить, чем одно отличается от другого. Впрочем, его мы даже не сняли, а сразу упали, смеясь, болтая, радуясь тому, что наконец-то оказались вместе, и только теперь в полной мере осознавая, как же соскучились друг по другу.
– Позволь мне о тебе позаботиться, – прошептала Джэм, вытаскивая рубашку из-под ремня моих брюк. – Ну как? Лучше?
– Давай и я сделаю то же самое. Так будет справедливо.
– Согласна.
Я начал расстегивать пуговицы на ее блузке, а она взялась за мои. Мы не спешили. Потому что знали кое-что получше спешки. Главное – процесс, внимание к деталям, к каждой пуговице. Почувствовать ткань, дождаться, пока по коже пробегут мурашки, вслушаться в дыхание, уловить нарастающий трепет тела, его заряд, готовый перекинуться на другого. Ночь сулила столь многое...
– Ты тренировался, – прошептала она, слегка задыхаясь. – У тебя ловко получается.
Я рассмеялся:
– Угу. Тренировался в искусстве ожидания.
– Хочешь продолжить?
– Это великолепно.
– У меня еще много пуговичек.
– Не знаю, смогу ли дотерпеть до конца. Без шуток, Джамилла.
– Посмотрим. Я тоже не шучу.
Покончив с моей рубашкой и ее блузкой, мы сняли их, продолжая целоваться, обниматься, прижиматься, тереться друг о друга. Она надушилась, и я сразу узнал аромат. "Калеш О'Деликейт". Джамилла знала, что мне нравятся эти духи. Я гладил ее плечи и спину, руки, лицо, ее длинные ноги, ступни, потом снова ноги...
– Теплее... теплее...
Джамилла вздохнула и негромко рассмеялась.
Мы соскользнули с кровати и стояли, обнявшись, слегка покачиваясь. Я снял с нее бюстгальтер и взял в руки ее груди.
– Повторяю, я больше не могу.
Терпеть и вправду не было сил. Я опустился перед ней на колени. Я целовал ее. Она была такая сильная, такая уверенная в себе, и мне нравилось стоять перед ней коленопреклоненным. Как перед богиней.
Наконец я поднялся.
– Все в порядке?
– Да. Я твоя рабыня. И сделаю все, что ты пожелаешь.
Я взял ее тут же, не опуская на кровать, и какое-то время мы стояли на месте, пританцовывая. Потом все же легли, и я снова вошел в нее. Я растворился в Джамилле Хьюз. Именно этого мне не хватало. Именно это мне было нужно. Она постанывала и вскрикивала, и это мне тоже нравилось.
– Как я соскучился по тебе. По твоей улыбке, звуку твоего голоса, по всему.
– Я тоже, – призналась она.
А потом, минут через пять или десять, зазвонил телефон на прикроватной тумбочке.
И тогда – в кои-то веки – я поступил правильно: сбросил чертову коробку на пол и накрыл ее подушкой. Если это Волк, пусть перезвонит завтра.
Глава 101
На следующее утро я возвращался в Скалистые горы. Мы с Джамиллой вместе доехали до аэропорта на такси, а там расстались, разлетелись в разные стороны.
– Ты совершаешь большую и непростительную ошибку, – сказала она на прощание. – Полетел бы со мной в Сан-Франциско. Тебе ведь надо как следует отдохнуть.
Я и сам это знал.
Но так, как хочется, никогда не получается. Корки Хэнкок был нашей главной и, может быть, единственной зацепкой, и кольцо наблюдения за ним сжималось. По крайней мере в штате Айдахо уже не осталось такого места, где бы за ним не следили, где бы его не прослушивали. Скрытые камеры были установлены и в доме, и вокруг него, и даже в конюшне. Мобильное наблюдение осуществляли четыре группы; еще четыре находились в запасе. За время моего отсутствия ко всему вышеперечисленному добавилось воздушное наблюдение.
В Айдахо я попал на оперативное совещание с участием более двадцати агентов, занятых в нынешней операции. Совещание проводилось в небольшом кинотеатре в Сан-Вэлли. Вечерами там крутили "21 грамм" с Шоном Пенном и Наоми Уоттс, а дневных сеансов не было.
Перед нами предстал старший агент Уильям Кох. Высокий, жилистый, внушительной наружности, он был в клетчатой хлопчатобумажной рубашке, джинсах и потертых черных ковбойских сапогах. Кох изображал из себя простого местного парня, но при этом давал понять, что его на одной ноге не обскачешь. Под стать ему была и представительница ЦРУ Бриджет Руни, уверенная в себе темноволосая женщина с острым как бритва умом.
– Хочу, чтобы все поняли, как обстоит дело. Либо Хэнкок знает, что мы здесь, либо он просто по натуре невероятно осторожный тип, – заговорил Кох. – Парень ни с кем не общается, ни с кем не разговаривает. В Интернете его интересуют только порносайты и бейсбол. У него есть подружка по имени Корал Ли, которая живет неподалеку отсюда, в Кетчу-ме. Девушка восточного типа. Посмотреть есть на что. О Корки этого не скажешь. По нашим данным, он тратит на нее кучу денег. Только за этот год – около двухсот тысяч долларов. Путешествия, украшения, новенький "лексус" с откидным верхом.
Кох оглядел собравшихся.
– И это почти все. Если не считать, что он связан с Волком и получает за свои услуги очень хорошие деньги. В общем, в двенадцать ноль-ноль мы собираемся наведаться к нему в гости. Я так уста-ал, – пропел агент Кох, – я так уста-ал от ожидания.
Агенты заулыбались, даже те, кто понятия не имел о такой древней группе, как "Кинкс". Кто-то похлопал меня по плечу, словно я имел отношение к решению, принятому, должно быть, в самом Вашингтоне.
Группа, которой предстояло войти в дом Хэнкока, состояла главным образом из фэбээровцев, но входили в нее и цэрэушники под командой Руни. Вообще присутствие ЦРУ было отчасти знаком внимания и любезностью – как-никак между нашими ведомствами складывались новые отношения, – а отчасти объяснялось тем, что Хэнкок подозревался в соучастии в убийстве их директора, Томаса Уэйра. Впрочем, вряд ли Хэнкок интересовал их сильнее, чем меня. Мне был нужен Волк, и я знал, что рано или поздно найду его. По крайней мере именно в этом я себя убеждал.
– Ты совершаешь большую и непростительную ошибку, – сказала она на прощание. – Полетел бы со мной в Сан-Франциско. Тебе ведь надо как следует отдохнуть.
Я и сам это знал.
Но так, как хочется, никогда не получается. Корки Хэнкок был нашей главной и, может быть, единственной зацепкой, и кольцо наблюдения за ним сжималось. По крайней мере в штате Айдахо уже не осталось такого места, где бы за ним не следили, где бы его не прослушивали. Скрытые камеры были установлены и в доме, и вокруг него, и даже в конюшне. Мобильное наблюдение осуществляли четыре группы; еще четыре находились в запасе. За время моего отсутствия ко всему вышеперечисленному добавилось воздушное наблюдение.
В Айдахо я попал на оперативное совещание с участием более двадцати агентов, занятых в нынешней операции. Совещание проводилось в небольшом кинотеатре в Сан-Вэлли. Вечерами там крутили "21 грамм" с Шоном Пенном и Наоми Уоттс, а дневных сеансов не было.
Перед нами предстал старший агент Уильям Кох. Высокий, жилистый, внушительной наружности, он был в клетчатой хлопчатобумажной рубашке, джинсах и потертых черных ковбойских сапогах. Кох изображал из себя простого местного парня, но при этом давал понять, что его на одной ноге не обскачешь. Под стать ему была и представительница ЦРУ Бриджет Руни, уверенная в себе темноволосая женщина с острым как бритва умом.
– Хочу, чтобы все поняли, как обстоит дело. Либо Хэнкок знает, что мы здесь, либо он просто по натуре невероятно осторожный тип, – заговорил Кох. – Парень ни с кем не общается, ни с кем не разговаривает. В Интернете его интересуют только порносайты и бейсбол. У него есть подружка по имени Корал Ли, которая живет неподалеку отсюда, в Кетчу-ме. Девушка восточного типа. Посмотреть есть на что. О Корки этого не скажешь. По нашим данным, он тратит на нее кучу денег. Только за этот год – около двухсот тысяч долларов. Путешествия, украшения, новенький "лексус" с откидным верхом.
Кох оглядел собравшихся.
– И это почти все. Если не считать, что он связан с Волком и получает за свои услуги очень хорошие деньги. В общем, в двенадцать ноль-ноль мы собираемся наведаться к нему в гости. Я так уста-ал, – пропел агент Кох, – я так уста-ал от ожидания.
Агенты заулыбались, даже те, кто понятия не имел о такой древней группе, как "Кинкс". Кто-то похлопал меня по плечу, словно я имел отношение к решению, принятому, должно быть, в самом Вашингтоне.
Группа, которой предстояло войти в дом Хэнкока, состояла главным образом из фэбээровцев, но входили в нее и цэрэушники под командой Руни. Вообще присутствие ЦРУ было отчасти знаком внимания и любезностью – как-никак между нашими ведомствами складывались новые отношения, – а отчасти объяснялось тем, что Хэнкок подозревался в соучастии в убийстве их директора, Томаса Уэйра. Впрочем, вряд ли Хэнкок интересовал их сильнее, чем меня. Мне был нужен Волк, и я знал, что рано или поздно найду его. По крайней мере именно в этом я себя убеждал.
Глава 102
Команда наконец поступила. В назначенный час мы вторглись в дом Хэнкока. Повсюду замелькали форменные рубашки фэбээровцев и ветровки цэрэушников. Вполне допускаю, что мы спугнули пару оленей и с десяток зайцев, хотя все произошло без единого выстрела.
Хэнкок лежал в постели со своей подружкой. Ему было шестьдесят четыре, ей – предположительно двадцать шесть. Восхитительные черные волосы, хорошая фигурка, множество колечек и браслетов – она спала голышом и лежала на спине. Хэнкок оказался приличным парнем – на нем была футболка, и спал он, свернувшись калачиком.
Едва открыв глаза, отставной агент принялся орать на нас. Выглядело это смешно.
– Какого черта? Убирайтесь, на хрен, из моего дома!
Что он позабыл, так это изобразить удивление. Или, может, артист оказался никудышный. Так или иначе, у меня сложилось впечатление, что наш визит не стал для него сюрпризом. Почему? Потому что он засек наблюдение? Или его предупредили? А Волк? Знал ли он, что мы вышли на Хэнкока?
В первые два часа допроса мы применили к Хэнкоку "сыворотку правды" доктора О'Коннелла. Результат получился далеко не тот, что с Джо Кэхиллом. Да, он заметно повеселел, но рта так и не открыл. Сидел и молчал. Не подтвердил даже то, что мы уже знали от его бывшего напарника.
А тем временем два десятка агентов обыскивали дом, конюшню и прочесывали все шестьдесят акров прилегающей территории. В гараже стоял "астон-мартин" – Волк любил быстрые машины, – но ничего более или менее подозрительного не обнаружилось. Поиски продолжались целых три дня и вели их уже более сотни агентов, которые чуть ли не перещупали каждый квадратный дюйм ранчо. Все это время полдюжины экспертов по компьютерам – включая специалистов из "Интел" и "Ай-би-эм" – пытались взломать два имевшихся в доме компьютера. В конце концов они пришли к выводу, что на обоих установлена дополнительная сверхнадежная система защиты от проникновения.
Мне ничего не оставалось, как только ждать, читая и перечитывая имевшиеся в доме газеты и журналы, включая пожелтевшие номера "Айдахо маунтин экспресс". Иногда я надолго уходил в лес, обдумывая возможные направления своей собственной будущей жизни. Не могу сказать, что такие прогулки доставляли большое удовольствие, но ведь свежий горный воздух полезен для легких, не так ли?
Компьютерщики совершили-таки прорыв, однако то, что открылось, не вселяло надежд. Никаких упоминаний о Волке, никаких выходов на подозрительных лиц.
На следующий день из нашего отделения в Остине прибыл настоящий хакер, которому удалось найти файл, скрытый в другом, зашифрованном, файле. В нем хранилась переписка с банком в Швейцарии. Точнее, с двумя банками в Цюрихе.
И теперь мы уже не подозревали, а знали наверняка, что у Хэнкока много денег. Более шести миллионов. По меньшей мере. За долгое-долгое время это была первая хорошая новость.
Итак, в Швейцарию. На день-два. Я вовсе не надеялся найти там Волка. Хотя, с другой стороны, всякое могло случиться. К тому же мне еще не приходилось бывать в Швейцарии. Дженни попросила привезти ей чемодан шоколада, и я пообещал, что привезу.
Хэнкок лежал в постели со своей подружкой. Ему было шестьдесят четыре, ей – предположительно двадцать шесть. Восхитительные черные волосы, хорошая фигурка, множество колечек и браслетов – она спала голышом и лежала на спине. Хэнкок оказался приличным парнем – на нем была футболка, и спал он, свернувшись калачиком.
Едва открыв глаза, отставной агент принялся орать на нас. Выглядело это смешно.
– Какого черта? Убирайтесь, на хрен, из моего дома!
Что он позабыл, так это изобразить удивление. Или, может, артист оказался никудышный. Так или иначе, у меня сложилось впечатление, что наш визит не стал для него сюрпризом. Почему? Потому что он засек наблюдение? Или его предупредили? А Волк? Знал ли он, что мы вышли на Хэнкока?
В первые два часа допроса мы применили к Хэнкоку "сыворотку правды" доктора О'Коннелла. Результат получился далеко не тот, что с Джо Кэхиллом. Да, он заметно повеселел, но рта так и не открыл. Сидел и молчал. Не подтвердил даже то, что мы уже знали от его бывшего напарника.
А тем временем два десятка агентов обыскивали дом, конюшню и прочесывали все шестьдесят акров прилегающей территории. В гараже стоял "астон-мартин" – Волк любил быстрые машины, – но ничего более или менее подозрительного не обнаружилось. Поиски продолжались целых три дня и вели их уже более сотни агентов, которые чуть ли не перещупали каждый квадратный дюйм ранчо. Все это время полдюжины экспертов по компьютерам – включая специалистов из "Интел" и "Ай-би-эм" – пытались взломать два имевшихся в доме компьютера. В конце концов они пришли к выводу, что на обоих установлена дополнительная сверхнадежная система защиты от проникновения.
Мне ничего не оставалось, как только ждать, читая и перечитывая имевшиеся в доме газеты и журналы, включая пожелтевшие номера "Айдахо маунтин экспресс". Иногда я надолго уходил в лес, обдумывая возможные направления своей собственной будущей жизни. Не могу сказать, что такие прогулки доставляли большое удовольствие, но ведь свежий горный воздух полезен для легких, не так ли?
Компьютерщики совершили-таки прорыв, однако то, что открылось, не вселяло надежд. Никаких упоминаний о Волке, никаких выходов на подозрительных лиц.
На следующий день из нашего отделения в Остине прибыл настоящий хакер, которому удалось найти файл, скрытый в другом, зашифрованном, файле. В нем хранилась переписка с банком в Швейцарии. Точнее, с двумя банками в Цюрихе.
И теперь мы уже не подозревали, а знали наверняка, что у Хэнкока много денег. Более шести миллионов. По меньшей мере. За долгое-долгое время это была первая хорошая новость.
Итак, в Швейцарию. На день-два. Я вовсе не надеялся найти там Волка. Хотя, с другой стороны, всякое могло случиться. К тому же мне еще не приходилось бывать в Швейцарии. Дженни попросила привезти ей чемодан шоколада, и я пообещал, что привезу.