Паттерсон Джеймс. Прыжок ласки

   Судья Феско объявил перерыв до следующего дня, чтобы поразмыслить над фактами. Утром он объявил свое решение. – Выслушав обе стороны, я пришел к заключению, что собранных материалов для рассмотрения дела по обвинению в убийстве достаточно. Мистер Шефер имеет дипломатическую неприкосновенность, однако, по моему мнению, проникнув в квартиру доктора Кэссиди, детектив Кросс действовал разумно и в соответствии с законом. Тем более, что речь шла о совершении тяжкого преступления. Доктор Кэссиди сама открыла дверь, давая, таким образом, детективу Кроссу возможность проведения осмотра одежды мистера Шефера. Последний утверждает, что его дипломатическая неприкосновенность не давала детективу права на дальнейшие действия.
   Учитывая вышеизложенное, сторона обвинения может использовать одежду полковника Шефера, в которой тот был в день убийства, в качестве улики. Так же, как и кровь на коврике у входной двери в квартиру.
   Обвинение имеет право также использовать улики, добытые в гараже и при осмотре машины, как детектива Хэмптон, так и полковника Шефера, – далее судья Феско объявил то, что считал ключевым моментом в его решении. – Я не разрешаю использовать вещественные доказательства, собранные после проникновения детектива Кросса в квартиру вопреки желанию полковника Шефера и доктора Кэссиди. Рассмотрение любых других доказательств, собранных при повторном обыске, отменяется, и на суде они использоваться не могут.
   Обвинению также запрещалось ссылаться на другие убийства, произошедшие в городе, и связывать их с рассмотрением настоящего дела. Присяжные должны были усвоить, что полковник Шефер привлекается к суду только по подозрению в убийстве старшего детектива Патриции Хэмптон. После окончания предварительного слушания и защита, и обвинение считали, что именно они одержали победу.
   Утром первого дня судебного процесса каменные ступени перед зданием суда были запружены гудящей неуправляемой толпой. Сторонники Шефера нацепили значки с надписью «Да здравствует Англия» и размахивали новенькими британскими флагами. Энтузиазм этих замечательных идиотов заставил Шефера улыбнуться и победно вскинуть над головой сцепленные руки. Ему очень нравилось быть национальным героем.
   Что за славные времена! Тем более, что Джеффри успел принять таблетки и чувствовал себя навеселе.
   Обе стороны заранее предрекали себе молниеносную и убедительную победу. Впрочем, юристы всегда славились своим апломбом.
   Пресса вовсю раздувала ажиотаж, называя предстоящий суд не иначе как «процессом десятилетия». Средства массовой информации лихорадочно ожидали первых результатов. Шефер воспринимал творящееся вокруг его персоны как само собой разумеющееся. И это приятно льстило ему.
   Он специально оделся с особым шиком и тщательностью, собираясь, видимо, произвести впечатление на весь мир. Его серый костюм, полосатая рубашка и ботинки – все это было сделано на заказ у ведущих модельеров. Даже в самые первые мгновения его появления Шефера успели сфотографировать сотни раз.
   Зал заседаний №4 находился на третьем этаже и был самым просторным помещением в здании. Двойные двери выходили из зала на галерею, где могло разместиться сотни полторы зрителей. Потом начинался собственно судебный зал с местами для присяжных, адвокатов и прокурора. Возвышение с креслом председателя занимало чуть ли не четверть всего зала.
   Заседание началось в десять утра. Обвинение представляла помощник окружного прокурора Кэтрин Мария Фитцгиббон. Пока в зале царили шум и суета, Шефер поймал себя на мысли, что ему хочется убить ее, и он принялся размышлять, как это лучше осуществить. Джеффри с удовольствием прицепил бы к поясу ее скальп.
   Кэтрин исполнилось тридцать шесть лет. Это была ирландская католичка, одинокая, но привлекательная своей худощавой, как у подростка, фигурой. Она посвятила жизнь служению высоким идеалам, как и многие представители ее родного острова. Фитцгиббон предпочитала серые и темно-синие тона в одежде, а на шее у нее на цепочке неизменно висел крестик. В юридических кругах ее прозвали «королевой драмы». Мелодраматический пересказ Катрин подробностей кровавых преступлений неизменно склонял присяжных на ее сторону. Вот уж достойный оппонент, как, впрочем, и достойная добыча.
   Шефер сел за стол подзащитного и попытался сосредоточиться. Он слушал и наблюдал с такой жадностью, словно раньше ему не приходилось этим заниматься. Джеффри знал, что все взгляды прикованы к нему, – да и могло ли быть иначе?
   Хотя внешне он выглядел спокойным, мозг его был словно объят пламенем. Наконец, почтенный Джулес Халперн заговорил, и Шефер услышал свое имя. Это подстегнуло его интерес. Итак, он стал звездой, не правда ли?
   Несмотря на невысокий рост, Халперн считался солидной фигурой в суде. Его подкрашенные иссиня-черные волосы были тщательно зализаны назад. Костюм – от дорогого портного, такой же, как и у Шефера. С неуместной злостью Джеффри припомнил поговорку: «Одет по-британски, да мыслит по-еврейски». Рядом с Халперном сидела его дочь Джейн, исполнявшая роль помощницы. Высокая и стройная, но с характерной иудейской внешностью, доставшейся от папаши.
   Для такого некрупного мужчины Джулес обладал весьма сильным и звучным голосом:
   – Мой клиент Джеффри Шефер является любящим мужем. Он заботливый отец, и в тот роковой вечер как раз устраивал вечеринку по случаю дня рождения своих дочерей-близнецов. Веселье было в самом разгаре, когда и произошло убийство детектива Патриции Хэмптон.
   Полковник Шефер, как вы убедитесь в дальнейшем, был неоднократно награжден за службу в разведке, а как бывший солдат имеет безупречный послужной список.
   Безусловно, моего клиента попросту подставили, так как вашингтонской полиции необходимо было раскрыть это страшное преступление. И я готов доказать это, да так, что ни у кого из вас не возникнет никаких сомнений. Ложное обвинение против моего подзащитного было выдвинуто детективом, который переживал неудачи личного плана, а потому не мог адекватно оценить ситуацию.
   Наконец, и это самое существенное, что вы должны запомнить: полковник Шефер сам изъявил желание предстать перед судом, хотя мог бы и не делать этого, воспользовавшись дипломатической неприкосновенностью. Подзащитный явился сюда, чтобы защитить свое доброе имя.
   Шефера так и подмывало встать и раскланяться.

Глава восьмидесятая

   Я умышленно пропустил первые три дня этого циркового представления в суде – и поступил мудро. Мне не хотелось больше, чем необходимо, встречаться с представителями мировой общественности и прессы. Иногда мне казалось, что я тоже нахожусь на скамье подсудимых.
   Хотя уже слушалось дело по обвинению в убийстве хладнокровного маньяка, расследование продолжалось и набирало обороты, по крайней мере, для меня. Мне все равно предстояло полностью раскрыть убийства «Джейн Доу» и разобраться с исчезновением Кристины. Если бы только удалось найти новые зацепки! Мне хотелось убедиться, что Шеферу не дадут спокойно выйти из зала суда. Но еще больше я жаждал узнать, что же на самом деле случилось с моей невестой. Для меня это было жизненно важно. И еще меня бесил барьер, возведенный дипломатическими ограничениями. Ведь нам так и не было дозволено допросить Шефера. Сейчас я отдал бы что угодно за несколько часов беседы с Джеффри.
   Южную сторону чердака я превратил в самую настоящую штаб-квартиру по расследованию убийств. Там все равно оставалось много неиспользованного места, которое теперь я занял для себя. Я вытащил из угла старый обеденный стол красного дерева и заново перетянул проволокой заброшенный вентилятор, чтобы создать уют и терпимую обстановку в моем новом «кабинете».
   Лучше всего мне работалось поздно вечером и ранним утром. Тогда я с удовольствием скрывался в этой хижине отшельника и принимался за дела.
   На столе удобно разместился мой компьютер, а по стенам я развесил карточки, на которые выписывал самые важные факты о наиболее запутанном деле, которое мне только приходилось расследовать. В картонных коробках были собраны вещественные доказательства, касающиеся исчезновения Кристины, а также все то, что могло относиться к делу Джейн Доу.
   Получалось, что убийства, происходившие уже не первый год, все вместе составляют элементы мозаики, которая никак не хотела складываться. Итак, я играл в сложнейшую игру против опытного соперника и при этом не знал правил этой игры. В этом-то и заключалось огромное преимущество Шефера.
   В отчетах и дневниках Пэтси Хэмптон я также обнаружил много полезного; благодаря им я даже побеседовал с подростком Майклом Ормсоном, которому однажды удалось войти в контакт с Шефером через Интернет. Кроме того, я продолжал тесно сотрудничать с Чаком Хафстедлером из ФБР. Чак искренне сожалел о том, что поделился важной информацией только с Хэмптон, несмотря на то что я просил его о помощи первым. Теперь я мог использовать его смущение и раскаяние в своих целях.
   Как ФБР, так и Интерпол активно вели поиски любых упоминаний об интересующей меня игре в Интернете. Я и сам без конца «путешествовал» по различным «комнатам для бесед» в сети, но так и не встретил ни единого человека, если не считать юного Ормсона, кто хоть что-то слышал о «Четырех Всадниках». Только из-за чистой случайности и рискованного поступка Шефера, решившего подискутировать о ролевых играх, нам удалось его раскрыть. Интересно, где и как еще рисковал Джеффри?
   После ареста Шефера в Фаррагуте у меня оставалось слишком мало времени для осмотра его «ягуара». Кроме того, я пробыл всего около часа в его квартире, так как потом вмешались его адвокаты. Беседа с его женой Люси и сыном Робертом подтвердила, что вот уже семь или восемь лет Джеффри увлекается игрой «Четыре Всадника».
   Но никто из семьи не знал других участников игры. Однако они были твердо уверены в том, что Джеффри Шефер ничего плохого не сделал.
   Сын называл отца «самой прямой стрелой», а жена искренне считала его «хорошим и добрым малым».
   В кабинете Шефера я обнаружил множество журналов о ролевых играх и с дюжину наборов игральных костей. Больше никаких аксессуаров для игры найдено не было. Шефер проявлял крайнюю осторожность и искусно заметал следы.
   Это и не удивительно, поскольку Джеффри все же работал в разведке. Я не мог себе представить, что для выбора жертвы Шефер прибегает к помощи игральных костей. Но, видимо, так происходило на самом деле, иначе чем можно было объяснить отсутствие какой-либо системы в его преступлениях.
   Адвокат Джулес Халперн долго и красноречиво сокрушался о незаконном вторжении в дом Шефера, подчеркивая, что даже если бы какие-то улики и были обнаружены, их все равно нельзя было бы предъявить в суде. К сожалению, я не располагал временем для тщательного обыска, да и Шефер не был таким уж простаком, чтобы держать в собственном доме компрометирующие его предметы. Один промах он уже совершил, и вряд ли позволит себе второй. Или я ошибаюсь?
   Иногда, работая ночью на чердаке, я прерывался и вспоминал Кристину. Эти воспоминания были болезненными и грустными, но одновременно и утешающими. Я ждал, что когда-нибудь наступит время, и я смогу думать о Кристине, ни на что не отвлекаясь. Временами я спускался вниз, на веранду, к роялю, и наигрывал произведения, нравившиеся нам обоим: «Незабываемая», «Лунный свет» и многие другие. Я помнил, как выглядела Кристина, особенно в домашней обстановке: босиком, в потертых джинсах и простенькой футболке, или в своем любимом желтом свитере с вырезом-лодочкой. Вспоминалась и черепаховая заколка в пышных волосах, всегда пахнущих ароматным шампунем.
   Я не хотел жалеть себя, но все равно мне было нестерпимо плохо. Я словно оказался в преддверии ада, не зная, куда идти, но все равно не мог смириться с происшедшим и перестать думать о Кристине.
   Такое состояние парализовывало мою волю, делая из меня морального калеку, и наполняло мою душу грустью и пустотой. Рассудком я осознавал, что жизнь продолжается, но ничего поделать с собой не мог. Мне требовались ответы, хотя бы на некоторые вопросы. «Неужели Кристина тоже стала частью игры?» – без конца спрашивал я себя и чувствовал, что вскоре сам буду одержим этой игрой.
    Являюсь ли я сам частью ее?
   Я был почти уверен в этом, как и в отношении Кристины. В таком случае, оставалась надежда, что она до сих пор жива.

Глава восемьдесят первая

   Итак, я обнаружил, что и сам участвую в какой-то действительно безумной игре, которая потребовала от меня, к сожалению, развития совершенно ненужных привычек. Тогда я начал изобретать собственные правила. Я решил ввести в игру несколько новых персонажей. Я должен был обязательно выиграть.
   Чак Хафстедлер из ФБР продолжал активно помогать мне. Чем больше я беседовал с ним, тем яснее мне становилось, что он был неравнодушен к детективу Хэмптон. Его утрата, как и моя потеря Кристины, смогли объединить
   нас.
   Поздно вечером в пятницу, после просмотра фильма «Зорро» с Дэмоном, Дженни, Наной и кошкой Рози, я снова взобрался на чердак. Перед тем как отправиться спать, я должен был кое-что проверить.
   Как только я загрузил компьютер, до меня донеслось знакомое «проверьте электронную почту». После той страшной ночи на Бермудах, это сообщение всегда вызывало во мне страх. Вот и на этот раз я весь напрягся.
   Послание пришло от Сэнди Гринберг из Интерпола. С той поры, когда мы вместе с ней расследовали дело мистера Смита, мы успели подружиться, и теперь я попросил ее проделать для меня небольшую работу.
 
    Позвоните мне сегодня вечером, Алекс, в любое время. Возможно, ваша настойчивость все же принесла плоды. Мне жизненно важно услышать вас. Обязательно позвоните.
    Сэнди.
 
   Я сразу же набрал ее европейский номер, и Сэнди сняла трубку после второго гудка.
   – Алекс? Мне кажется, мы нашли одного из игроков. Ваша невероятная затея сработала. Вы все точно угадали. Шефер играл по крайней мере с одним из своих старых закадычных друзей из МИ 6.
   – Так вы убеждены, что напали на след игрока? – не поверил я удаче.
   – Абсолютно, – тут же ответила она. – Я сейчас разговариваю с вами, а сама рассматриваю на мониторе гравюру Дюрера «Четыре Всадника». Как вам, наверное, известно, Всадники – это Завоеватель, Голод, Война и Смерть. Жуткая компания. В общем, вчера я сделала то, что вы просили. Один из сотрудников МИ 6 подтвердил, что Шефер и еще один тип регулярно общаются посредством компьютеров. Я воспользовалась вашими записями. Вы успели проделать колоссальную работу. Мне думается, что вы тоже ненормальный.
   – Ну, спасибо, – я с минуту выслушивал все то, что хотела сказать мне Сэнди. Некоторое время назад мне удалось выяснить, что Гринберг очень одинока. И хотя внешне она зачастую казалась сварливой и придирчивой к другим, на самом деле эта женщина стремилась к общению.
   – В игре он использует псевдоним Завоеватель, сам живет в Англии, в Доркинге, – продолжала докладывать Сэнди. – Зовут его Оливер Хайсмит, сейчас он на пенсии, но прежде служил в МИ 6. Алекс, он курировал нескольких агентов в Азии, когда там находился Шефер. И Джеффри работал под его руководством. В Доркинге сейчас восемь утра. Почему бы вам не связаться с этим ублюдком? – предложила она. – Пошлите ему письмо по электронной почте, адрес я дам.
   Я задумался о том, где же находятся остальные игроки. Или «Четыре Всадника» – это просто название? Кто такие эти участники? И какие правила у этой игры? Все ли партнеры руководствовались своими безумными фантазиями и в жизни?
   Мое послание Завоевателю получилось прямым, достаточно простым и отнюдь не угрожающим. Я не видел причин, почему бы Завоеватель не стал бы отвечать мне.
 
    Уважаемый мистер Хайсмит!
    Я являюсь детективом по расследованию убийств в Вашингтоне и собираю информацию, относящуюся к игре «Четыре Всадника» и касающуюся полковника Джеффри Шефера. У меня есть сведения, что Шефер работал под вашим руководством в Азии. Время имеет для меня большое значение. Мне срочно требуется ваша помощь. Пожалуста, ответьте мне.
    Детектив Алекс Кросс.

Глава восемьдесят вторая

   Ответ пришел сразу же, что очень удивило меня. Очевидно, Оливер Хайсмит находился в системе Интернет, когда мое послание достигло его.
 
    Детектив Кросс! Я заочно знаю вас, поскольку происходящее в настоящее время судебное разбирательство относительно убийства полицейского завладело всеобщим вниманием в Англии и всей Европе. Могу сообщить вам, что я знаком с Джеффри Шефером уже более десятка лет. Он работал под моим началом. Но он, скорее, просто мой знакомый, а не близкий друг, поэтому я не могу иметь предвзятое мнение относительно него или судить о том, насколько он невиновен. Надеюсь, конечно, что последнее утверждение верно.
    Теперь, что касается вашего вопроса о «Четырех Всадниках». Это просто фантастическая игра, детектив, и в ней нет ничего необычного. Каждый игрок является ведущим, то есть сам управляет собственной судьбой, и сам сочиняет сюжеты. Действительно, рассказы Шефера несколько странные и нестандартные. Его персонаж – Всадник на Бледном коне, или Смерть, весьма порочный. Можно даже сказать, что он олицетворяет собой зло. Этот персонаж весьма похож на того человека, которого сейчас судят в Вашингтоне, по крайней мере, так кажется мне.
    Однако я должен кое-что разъяснить вам. Упоминание об убийствах в нашей игре всегда происходило после того, как о преступлении было рассказано в газетах. Поверьте, мы сами были взволнованы, узнав об обвинении Шефера, и поэтому тщательным образом перепроверили все данные. Мы даже уведомили об этом инспектора Джонса из секретной службы в Лондоне. Поэтому я немного удивлен тем, что вы до сих пор не были проинформированы об этом. Агенты Службы встретились со мной по вопросу о Шефере, и мне кажется, что они были вполне удовлетворены моими ответами, поскольку повторного визита мне не нанесли.
    Остальные игроки также были тщательно проверены службой безопасности. Они представляют положительных персонажей игры. Еще раз повторю, что власть, которой наделен Всадник – это только игра. Кстати, известно ли вам, что некоторые ученые и исследователи полагают, что существует и пятый Всадник? Может, это вы и есть, доктор Кросс?
    К вашему сведению: вы можете навести справки у Эндрю Джонса из секретной службы, и он поручится за достоверность моих утверждений. Если вы желаете доказать обратное, попробуйте сделать это на свой страх и риск. Мне уже шестьдесят семь лет, я ушел в отставку из разведки (как я люблю говорить) и слыву знаменитым болтуном и выдумщиком. Желаю вам удачи в поисках истины и справедливости. Жаль, что сам уже не могу принять участие в слежке и погоне.
    Завоеватель.
 
   Я прочитал это послание два раза. Желаю вам удачи.На самом ли деле это было сказано искренне?
   И действительно ли я являюсь игроком – упомянутым Пятым Всадником?

Глава восемьдесят третья

   На следующей неделе я приходил в здание суда каждый день и, как многие другие, втянулся в слушание. Джулес Халперн оказался самым красноречивым оратором, которого мне только доводилось слушать в судах. Правда, Кэтрин Фитцгиббон практически ничем не уступала ему. Теперь все зависело лишь от того, кто из них двоих сможет убедить присяжных. Все это напоминало мне театральное представление, игру. Мне вспомнилось, как в детстве я с Наной любил смотреть по телевизору многосерийную инсценировку под названием «Защитники». Каждое шоу начиналось с того, что за кадром звучал низкий приятный голос, сообщавший нечто вроде: «Американская система правосудия далека от совершенства, но она до сих пор является лучшей во всем мире».
   Возможно, это действительно так. Но только я, сидя в суде в Вашингтоне, почему-то считал, что и само слушание дела по обвинению Шефера в убийстве, и судья, и присяжные, и адвокаты – все это лишь части еще одной сложной игры. И Шефер сейчас планировал свою очередную атаку, наслаждаясь каждым выпадом обвинения против него.
   Он прекрасно контролировал и себя, и ход игры. Сейчас ведущим был именно он. И он отлично сознавал это. Как, впрочем, и я.
   Я наблюдал за Джулесом. Он великолепно проводил допрос свидетелей, вызванных в суд, и при этом голос его был вкрадчивым, движения плавными, и все его уравновешенное поведение должно было создать впечатление, что его чудовищный клиент-психопат невиновен, как новорожденный младенец. Правда, надо признаться, что во время длительного перекрестного допроса любой человек мог начать забываться и думать о чем-то своем. Но что касается меня самого, то я следил за каждым словом, боясь упустить хоть что-то. Хотя это было просто невозможно, потому что все важные заявления повторялись как минимум по два раза. А потом еще и еще раз, до тошноты.
   – Алекс Кросс…
   Я услышал свое имя и сразу же сконцентрировал все внимание на Джулесе Халперне. Он попросил показать увеличенную фотографию, которая мне была уже знакома по газетам. Ее успели напечатать на следующий же день после убийства. Подсуетился какой-то жилец Фаррагута, который потом выгодно продал снимок газетчикам.
   Халперн весь подался вперед, словно хотел оказаться поближе к очередному свидетелю, Кармину Лопесу, привратнику дома, где была убита Пэтси Хэмптон.
   – Мистер Лопес, я предъявляю вам вещественное доказательство со стороны защиты. Это фотография, на которой запечатлены детектив Кросс и мой подзащитный. Она была сделана в коридоре десятого этажа вскоре после того, как в гараже обнаружили тело детектива Хэмптон.
   Фотографию увеличили настолько, что я отчетливо видел на ней все детали даже со своего места в четвертом ряду. Фотодокументы всегда шокировали меня.
   Шефер выглядел так, будто только что снимался для обложки журнала мод. По сравнению с его безупречным костюмом, моя одежда выглядела помятой и грязной. Еще бы! Ведь я только что проделал невероятный кросс по зоопарку, а после этого еще побывал в гараже, где я нашел бедную Пэтси. Кулаки мои были сжаты и, казалось, я бесился, глядя на Шефера. Фотографии умеют лгать, причем довольно красноречиво. Мы все знаем это. Снимок вызывал бурю эмоций, и я подумал, что теперь присяжные могут составить обо мне неблагоприятное мнение.
   – Скажите, этот снимок достоверно отражает то, как выглядели оба человека в половине одиннадцатого в тот самый вечер? – спросил Халперн у привратника.
   – Да, сэр, очень достоверно. Именно такими они мне и запомнились.
   Джулес Халперн довольно закивал, будто он впервые в жизни услышал эту жизненно важную информацию.
   – Не могли бы вы теперь своими словами описать нам, как выглядел в то время детектив Кросс? – попросил он.
   Привратник смутился. Казалось, он не был готов к такому вопросу. Но я понимал, к чему клонил Халперн.
   – Был ли его костюм запачканным и неопрятным? – начал Халперн с простейшей подсказки.
   – Неопрятным… да-да, конечно. Я бы даже сказал, грязным.
   – Может быть, детектив выглядел вспотевшим?
   – Вспотевшим?.. О да! Наверное, оттого, что он находился в гараже долгое время. Ночь выдалась очень жаркой. Мы там все успели хорошенько вспотеть.
   – Он постоянно шмыгал носом, как будто нервничал?
   – Да, сэр.
   – Может быть, на детективе Кроссе была порвана одежда, мистер Лопес?
   – Да-да, порвана и испачкана.
   Джулес оглядел сначала присяжных, потом посмотрел на свидетеля.
   – Не заметили ли вы пятен крови на одежде детектива Кросса?
   – Да… конечно, там были пятна. Это как раз я заметил сразу. Вся одежда в крови.
   – Была ли кровь где-нибудь еще, кроме одежды, мистер Лопес?
   – На руках. Это было видно сразу. Я тут же обратил на это внимание.
   – А что вы можете сказать о мистере Шефере? Как выглядел он?
   – Он был чистым и опрятным и показался мне спокойным и сдержанным.
   – Не заметили ли вы крови на его одежде?
   – Нет, сэр, абсолютно ничего.
   Халперн кивнул и повернулся к присяжным.
   – Мистер Лопес, как, по-вашему, кто из двоих выглядел больше похожим на убийцу?
   – Детектив Кросс, – тут же выпалил привратник.
   – Возражение! – вскричал окружной прокурор, но было уже поздно. Мистер Лопес честно высказал свое мнение.

Глава восемьдесят четвертая

   В тот день, в соответствии с регламентом, защита должна была вызвать в суд начальника отдела детективов Джорджа Питтмана. Помощник окружного прокурора Кэтрин Фитцгиббон знала, что Питтман значится в списках, и пригласила меня пообедать.
   – Если, конечно, у вас не пропал аппетит перед появлением Питтмана в качестве свидетеля, – добавила она.
   Кэтрин была умной женщиной и весьма дотошной. Ей удалось засадить за решетку не меньше негодяев, чем Джулесу Халперну оправдать таковых. Мы выбрали небольшую забегаловку возле здания суда и накупили себе бутербродов. Никто из нас не обрадовался, узнав о том, что сейчас будет выступать Питтман. Мою репутацию детектива и без того уже успела дезавуировать защита. Трудно было просто так сидеть в зале, слушать, как тебя поносят, и ничего не предпринимать в ответ.