Страница:
Шефер смотрел на присяжных и удивленно покачивал головой.
– Вы просто неправильно поняли ее жест, советник. Позвольте, я объясню вам то, что она хотела передать, если вы разрешите. Как сказал Карл Первый, перед тем как его обезглавили: «Прохладно, дайте мне мой плащ, иначе могут подумать, будто я дрожу от страха». Доктор Элизабет Кэссиди была введена в глубокое замешательство грубым предположением вашего помощника. Так же, как моя семья и я сам.
Джеффри Шефер бросил на прокурора стальной взгляд, а затем снова повернулся к присяжным и повторил.
– Как и я сам.
Глава девяносто девятая
Глава сотая
Глава сто первая
Часть пятая
Глава сто вторая
Глава сто третья
Глава сто четвертая
– Вы просто неправильно поняли ее жест, советник. Позвольте, я объясню вам то, что она хотела передать, если вы разрешите. Как сказал Карл Первый, перед тем как его обезглавили: «Прохладно, дайте мне мой плащ, иначе могут подумать, будто я дрожу от страха». Доктор Элизабет Кэссиди была введена в глубокое замешательство грубым предположением вашего помощника. Так же, как моя семья и я сам.
Джеффри Шефер бросил на прокурора стальной взгляд, а затем снова повернулся к присяжным и повторил.
– Как и я сам.
Глава девяносто девятая
Судебное слушание подходило к концу. Начиналась самая тяжелая и ответственная его часть: вынесение приговора. В тот вторник присяжные уединились в своей комнате для обсуждения дела по обвинению в убийстве Джеффри Шефера. Впервые я позволил себе подумать о том, о чем раньше даже не мыслил: Шефера могли оправдать и отпустить на свободу.
Мы с Сэмпсоном расположились в последнем ряду и молча наблюдали, как присяжные покидали зал суда: восемь мужчин и четыре женщины. Джон приходил сюда несколько раз, называя процесс «наилучшим и достойнейшим шоу в городе», но я знал, что он являлся в зал суда исключительно для того, чтобы хоть немного поддержать меня.
– Этот сукин сын виновен, он безумен, как крошка Дэйви Берковитц, – заметил Сэмпсон, наблюдая за Шефером. – Но на его стороне слишком много хороших актеров: любящая жена, обожающая любовница, купленные адвокаты и даже Глупыш Билли. Он может запросто быть оправдан.
– В истории такое случается, – согласился я. – Присяжных всегда было трудно понять. А теперь тем более.
В это время Шефер вежливо обменивался рукопожатиями с членами своей команды защитников. Джулесу Халперну и его дочери даже удалось изобразить на лицах улыбки. Но они-то знали правду! Их клиент и есть Ласка, серийный убийца.
– У Джеффри Шефера есть уникальная способность заставить людей поверить в него, когда ему это жизненно необходимо. Он лучший актер из всех, кого мне приходилось видеть.
Я попрощался с Джоном и снова выбрался на улицу черным ходом. На этот раз меня не подкарауливали ни журналисты, ни Шефер.
На парковочной площадке я услышал женский голос и остановился. Мне показалось, что меня позвала Кристина.С дюжину разных людей направлялись к своим машинам, не оглядываясь в мою сторону. Я лихорадочно всматривался в их фигуры и лица, чувствуя, как меня охватывает лихорадка. Кристины среди них, конечно, не оказалось. Но откуда донесся этот до боли знакомый голос?
Я завел машину и поехал, слушая песни Джорджа Бенсона. Мне вспомнился полицейский рапорт о безумной гонке Шефера возле Дюпон-серкл. По-моему, это был лучший выход для Ласки. Я пытался не думать о том, к какому выводу придут присяжные. Их решение могло оказаться совершенно неожиданным.
Я снова позволил себе немного помечтать о Кристине и скоро понял, что начинаю задыхаться. Слезы потоком потекли по моим щекам, да так сильно, что мне пришлось остановиться.
Я глубоко вздохнул, потом еще и еще раз. Боль в груди пронзала все мое тело с такой же силой, как и в тот самый первый день на Бермудах, когда исчезла моя возлюбленная. И даже если мне иногда не думалось о Кристине, я все равно знал, что я, и только я должен ответить за то, что ее похитили.
Я катался по Вашингтону, описывая бессмысленные круги. Домой я попал только через два с половиной часа после того, как покинул здание суда.
Навстречу мне уже бежала Нана. Очевидно, она заметила машину, въезжающую во двор. Мне показалось, что она уже некоторое время ждала меня на улице.
Я высунулся из окна. В салоне до сих пор звучал голос популярного диск-жокея.
– Что-нибудь стряслось, старушка? Что произошло?
– Тебе звонила миссис Фитцгиббон, Алекс. Присяжные возвращаются в зал суда. Они вынесли свое решение.
Мы с Сэмпсоном расположились в последнем ряду и молча наблюдали, как присяжные покидали зал суда: восемь мужчин и четыре женщины. Джон приходил сюда несколько раз, называя процесс «наилучшим и достойнейшим шоу в городе», но я знал, что он являлся в зал суда исключительно для того, чтобы хоть немного поддержать меня.
– Этот сукин сын виновен, он безумен, как крошка Дэйви Берковитц, – заметил Сэмпсон, наблюдая за Шефером. – Но на его стороне слишком много хороших актеров: любящая жена, обожающая любовница, купленные адвокаты и даже Глупыш Билли. Он может запросто быть оправдан.
– В истории такое случается, – согласился я. – Присяжных всегда было трудно понять. А теперь тем более.
В это время Шефер вежливо обменивался рукопожатиями с членами своей команды защитников. Джулесу Халперну и его дочери даже удалось изобразить на лицах улыбки. Но они-то знали правду! Их клиент и есть Ласка, серийный убийца.
– У Джеффри Шефера есть уникальная способность заставить людей поверить в него, когда ему это жизненно необходимо. Он лучший актер из всех, кого мне приходилось видеть.
Я попрощался с Джоном и снова выбрался на улицу черным ходом. На этот раз меня не подкарауливали ни журналисты, ни Шефер.
На парковочной площадке я услышал женский голос и остановился. Мне показалось, что меня позвала Кристина.С дюжину разных людей направлялись к своим машинам, не оглядываясь в мою сторону. Я лихорадочно всматривался в их фигуры и лица, чувствуя, как меня охватывает лихорадка. Кристины среди них, конечно, не оказалось. Но откуда донесся этот до боли знакомый голос?
Я завел машину и поехал, слушая песни Джорджа Бенсона. Мне вспомнился полицейский рапорт о безумной гонке Шефера возле Дюпон-серкл. По-моему, это был лучший выход для Ласки. Я пытался не думать о том, к какому выводу придут присяжные. Их решение могло оказаться совершенно неожиданным.
Я снова позволил себе немного помечтать о Кристине и скоро понял, что начинаю задыхаться. Слезы потоком потекли по моим щекам, да так сильно, что мне пришлось остановиться.
Я глубоко вздохнул, потом еще и еще раз. Боль в груди пронзала все мое тело с такой же силой, как и в тот самый первый день на Бермудах, когда исчезла моя возлюбленная. И даже если мне иногда не думалось о Кристине, я все равно знал, что я, и только я должен ответить за то, что ее похитили.
Я катался по Вашингтону, описывая бессмысленные круги. Домой я попал только через два с половиной часа после того, как покинул здание суда.
Навстречу мне уже бежала Нана. Очевидно, она заметила машину, въезжающую во двор. Мне показалось, что она уже некоторое время ждала меня на улице.
Я высунулся из окна. В салоне до сих пор звучал голос популярного диск-жокея.
– Что-нибудь стряслось, старушка? Что произошло?
– Тебе звонила миссис Фитцгиббон, Алекс. Присяжные возвращаются в зал суда. Они вынесли свое решение.
Глава сотая
Я был полон тревоги и недобрых предчувствий. Но, кроме этого, мне было до безумия интересно узнать, чем же закончится весь этот спектакль.
Задним ходом я выехал со двора и на большой скорости рванулся в центр города. Менее чем за пятнадцать минут я добрался до здания суда. Толпа на Е-стрит собралась огромнейшая, и вела она себя даже более беспокойно, чем в самые критические дни заседаний. С полдюжины британских флагов развевались на ветру. В «пику» им здесь же красовались и американские, и не только из ткани. Кто-то даже побеспокоился о том, чтобы разрисовать звездами и полосками лица и обнаженную грудь.
Мне пришлось проталкиваться через скопившуюся толпу и буквально дюйм за дюймом пробиваться вперед, в направлении здания суда. Я не отвечал ни на какие вопросы журналистов, пытаясь избегать всех, у кого видел в руках фотокамеру или замечал в глазах жадный блеск, присущий репортерам.
В зал я вошел как раз перед появлением присяжных. «Ты чуть было не пропустил самое интересное!» – мысленно отругал я себя.
Как только все уселись по местам и немного успокоились, слово взял судья Феско.
– После вынесения приговора не допускается никаких дискуссий. Если таковые все же будут иметь место, судебным исполнителям придется очистить зал, – объявил он мягким, но достаточно отчетливым голосом.
Я стоял за несколько рядов от команды обвинения и пытался привести в норму свое дыхание. Для меня оставалось непостижимым, как же можно отпустить Джеффри Шефера. Лично я ни секунды не сомневался в том, что он убивал, и убивал неоднократно. На его совести оставалась не только Пэтси Хэмптон, но и многие из неопознанных «Джейн Доу». Этот убийца, отнимающий жизни людей безо всякой причины, теперь мог выйти на свободу и оставаться там долгие годы. Только теперь я понял, что Шефер являлся самым отчаянным и безумным убийцей, с которым мне приходилось сталкиваться. Для него все в жизни представлялось лишь игрой, и в этой игре он держал ногу на педали газа, вдавливая ее до упора. Он не воспринимал поражений.
– Господин председатель суда присяжных, вы вынесли свой вердикт? – мрачным тоном спросил судья Феско.
Раймон Хортон, выбранный председателем, так же серьезно ответил.
– Да, ваша честь.
Я мельком взглянул на Шефера: вид у него был спокойный и уверенный. Так же, как и во все предшествующие дни судебного процесса, он был одет в дорогой, сшитый на заказ костюм и белую рубашку с галстуком. Однако сейчас можно было смело сказать, что он не испытывал ни малейшего страха по поводу того, что могло произойти в следующую минуту. Возможно, этим и объяснялся тот факт, что ему столько времени удавалось оставаться непойманным. Судья Феско выглядел весьма строго.
– Хорошо. Подзащитный, пожалуйста, встаньте и повернитесь лицом к присяжным.
Джеффри Шефер поднялся со своего места, и его довольно длинные волосы засверкали в ярком освещении зала. Сейчас он возвышался и над Джулесом Халперном, и над его дочерью Джейн. Шефер держал руки за спиной, как будто его уже заковали в наручники. Мне почему-то пришла в голову нелепая мысль: уж не зажал ли он сейчас в кулаке свои игральные кости с двадцатью гранями на каждой, которые я обнаружил в его кабинете.
И вновь судья Феско обратился к мистеру Хортону.
– Провозгласите ваш приговор по обвинению в умышленном убийстве первой степени с отягчающими обстоятельствами.
– Невиновен, ваша честь.
Мне показалось, что голова моя пошла кругом и куда-то испарилась. Люди, собравшиеся в небольшой комнате, словно в одно мгновение все сразу посходили с ума. Журналисты бросились вперед, к судейским местам. И хотя сам судья чуть раньше пригрозил тем, что потребует очистить зал, сейчас счел благоразумным быстро удалиться в свою комнату, находящуюся за залом заседаний.
Я увидел, как Шефер зашагал в сторону представителей прессы, однако он так же быстро миновал их, не останавливаясь. Что он вознамерился совершить? Внезапно он заметил какого-то господина в толпе и уверенно кивнул ему. Кто же это?
Но Джеффри продолжал двигаться в мою сторону. Мне захотелось броситься на него, перепрыгивая через ряды стульев. Меня мучило желание разделаться с ним прямо здесь, в зале суда. Я понял, что только что потерял шанс на победу.
– Детектив Кросс, – обратился ко мне Шефер, как всегда, своим высокомерным и несколько презрительным тоном. – Детектив Кросс, я хочу вам кое-что сказать. Вот уже долгое время, в течение многих месяцев у меня не было возможности передать это вам.
Журналисты зажали нас в тесное кольцо. Сцена становилась удушающей и явно не для страдающих клаустрофобией. Со всех сторон сверкали вспышки «блитцев». Теперь, когда слушание дела закончилось, никто не мог запретить фотокорреспондентам снимать то, что им заблагорассудится. И Ше-фер не преминул воспользоваться таким редким случаем попасть на первые полосы всех центральных газет. Разумеется, он ждал этого победного момента. Джеффри заговорил нарочито громко, чтобы его слова стали слышны всем собравшимся. Внезапно все вокруг стихли, и эта тишина не предвещала ничего хорошего.
– Это вы убили ее, – заявил он и пробуравил меня взглядом почти до затылка. – Вы убили ее!
Я онемел. Ноги у меня подкосились, потому что я понял: он имел в виду вовсе не Пэтси Хэмптон.
Он подразумевал Кристину.
Значит, она умерла.
И убил ее Джеффри Шефер. Он забрал у меня все, о чем и предупреждал.
В итоге он выиграл.
Задним ходом я выехал со двора и на большой скорости рванулся в центр города. Менее чем за пятнадцать минут я добрался до здания суда. Толпа на Е-стрит собралась огромнейшая, и вела она себя даже более беспокойно, чем в самые критические дни заседаний. С полдюжины британских флагов развевались на ветру. В «пику» им здесь же красовались и американские, и не только из ткани. Кто-то даже побеспокоился о том, чтобы разрисовать звездами и полосками лица и обнаженную грудь.
Мне пришлось проталкиваться через скопившуюся толпу и буквально дюйм за дюймом пробиваться вперед, в направлении здания суда. Я не отвечал ни на какие вопросы журналистов, пытаясь избегать всех, у кого видел в руках фотокамеру или замечал в глазах жадный блеск, присущий репортерам.
В зал я вошел как раз перед появлением присяжных. «Ты чуть было не пропустил самое интересное!» – мысленно отругал я себя.
Как только все уселись по местам и немного успокоились, слово взял судья Феско.
– После вынесения приговора не допускается никаких дискуссий. Если таковые все же будут иметь место, судебным исполнителям придется очистить зал, – объявил он мягким, но достаточно отчетливым голосом.
Я стоял за несколько рядов от команды обвинения и пытался привести в норму свое дыхание. Для меня оставалось непостижимым, как же можно отпустить Джеффри Шефера. Лично я ни секунды не сомневался в том, что он убивал, и убивал неоднократно. На его совести оставалась не только Пэтси Хэмптон, но и многие из неопознанных «Джейн Доу». Этот убийца, отнимающий жизни людей безо всякой причины, теперь мог выйти на свободу и оставаться там долгие годы. Только теперь я понял, что Шефер являлся самым отчаянным и безумным убийцей, с которым мне приходилось сталкиваться. Для него все в жизни представлялось лишь игрой, и в этой игре он держал ногу на педали газа, вдавливая ее до упора. Он не воспринимал поражений.
– Господин председатель суда присяжных, вы вынесли свой вердикт? – мрачным тоном спросил судья Феско.
Раймон Хортон, выбранный председателем, так же серьезно ответил.
– Да, ваша честь.
Я мельком взглянул на Шефера: вид у него был спокойный и уверенный. Так же, как и во все предшествующие дни судебного процесса, он был одет в дорогой, сшитый на заказ костюм и белую рубашку с галстуком. Однако сейчас можно было смело сказать, что он не испытывал ни малейшего страха по поводу того, что могло произойти в следующую минуту. Возможно, этим и объяснялся тот факт, что ему столько времени удавалось оставаться непойманным. Судья Феско выглядел весьма строго.
– Хорошо. Подзащитный, пожалуйста, встаньте и повернитесь лицом к присяжным.
Джеффри Шефер поднялся со своего места, и его довольно длинные волосы засверкали в ярком освещении зала. Сейчас он возвышался и над Джулесом Халперном, и над его дочерью Джейн. Шефер держал руки за спиной, как будто его уже заковали в наручники. Мне почему-то пришла в голову нелепая мысль: уж не зажал ли он сейчас в кулаке свои игральные кости с двадцатью гранями на каждой, которые я обнаружил в его кабинете.
И вновь судья Феско обратился к мистеру Хортону.
– Провозгласите ваш приговор по обвинению в умышленном убийстве первой степени с отягчающими обстоятельствами.
– Невиновен, ваша честь.
Мне показалось, что голова моя пошла кругом и куда-то испарилась. Люди, собравшиеся в небольшой комнате, словно в одно мгновение все сразу посходили с ума. Журналисты бросились вперед, к судейским местам. И хотя сам судья чуть раньше пригрозил тем, что потребует очистить зал, сейчас счел благоразумным быстро удалиться в свою комнату, находящуюся за залом заседаний.
Я увидел, как Шефер зашагал в сторону представителей прессы, однако он так же быстро миновал их, не останавливаясь. Что он вознамерился совершить? Внезапно он заметил какого-то господина в толпе и уверенно кивнул ему. Кто же это?
Но Джеффри продолжал двигаться в мою сторону. Мне захотелось броситься на него, перепрыгивая через ряды стульев. Меня мучило желание разделаться с ним прямо здесь, в зале суда. Я понял, что только что потерял шанс на победу.
– Детектив Кросс, – обратился ко мне Шефер, как всегда, своим высокомерным и несколько презрительным тоном. – Детектив Кросс, я хочу вам кое-что сказать. Вот уже долгое время, в течение многих месяцев у меня не было возможности передать это вам.
Журналисты зажали нас в тесное кольцо. Сцена становилась удушающей и явно не для страдающих клаустрофобией. Со всех сторон сверкали вспышки «блитцев». Теперь, когда слушание дела закончилось, никто не мог запретить фотокорреспондентам снимать то, что им заблагорассудится. И Ше-фер не преминул воспользоваться таким редким случаем попасть на первые полосы всех центральных газет. Разумеется, он ждал этого победного момента. Джеффри заговорил нарочито громко, чтобы его слова стали слышны всем собравшимся. Внезапно все вокруг стихли, и эта тишина не предвещала ничего хорошего.
– Это вы убили ее, – заявил он и пробуравил меня взглядом почти до затылка. – Вы убили ее!
Я онемел. Ноги у меня подкосились, потому что я понял: он имел в виду вовсе не Пэтси Хэмптон.
Он подразумевал Кристину.
Значит, она умерла.
И убил ее Джеффри Шефер. Он забрал у меня все, о чем и предупреждал.
В итоге он выиграл.
Глава сто первая
Итак, Шефера объявили свободным человеком, и радости его не было предела. Он все поставил на карту и выиграл. Причем выиграл действительно по-крупному! Никогда раньше не приходилось ему испытывать такое ликование, как в первые минуты после оглашения вердикта. А ведь для этого он, можно сказать, рисковал своей жизнью.
В сопровождении Люси и детей он прошел в комнату Большого жюри, где должен был дать пресс-конференцию для избранных журналистов: В этом грандиозном зале с высокими потолками и помпезной обстановкой Шефер с удовольствием позировал фотокорреспондентам бессчетное множество раз. Дети жались к отцу, а Люси не переставала плакать, напоминая тупого, психованного и безнадежно испорченного ребенка, каковым она по своей сути и являлась. Если бы кто-то из наблюдавших за ходом дела пришел к выводу, что Шефер действительно принимал наркотики, то эти «провидцы» были бы просто шокированы, узнав, что и сама Люси нередко прибегала к помощи различных препаратов. Между прочим, именно благодаря ей Шефер и познакомился с удивительным миром фармацевтических снадобий.
Наконец, Шефер выбросил вверх руку, сжав кисть в кулак, и простоял так довольно долго, как бы выражая этим насмешливым жестом свою победу. И снова засверкали вспышки фотоаппаратов. Корреспонденты никак не могли удовлетвориться и то и дело снимали «героя». В комнату набилось не менее сотни представителей прессы. Самый большой успех Джеффри имел у женщин-репортеров. Теперь он стал настоящей звездой.
Несколько незваных литературных агентов средней руки наперебой совали Шеферу свои визитные карточки, суля сказочные гонорары за его историю. Но Джеффри не интересовали их деньги. Уже много месяцев назад он подписал контракт с весьма влиятельными агентами из Нью-Йорка и Голливуда.
Итак, он свободен, как птица! Сейчас он почти летал. После короткой пресс-конференции, объяснив, что так требуют меры безопасности, он предусмотрительно отправил жену и детей домой.
После этого Шефер оставался в библиотеке суда вместе с Джулесом Халперном и представителями наиболее мощной издательской группы «Бертельсманн» для уточнения некоторых подробностей относительно публикации будущей книги. Он обещал им продать сюжет своей истории, но они, разумеется, оставляли за собой право изменить некоторые факты. Похоже, что именно на таких условиях и издается сейчас основная масса так называемых «публицистических» произведений. Бертельсманн знал об этом, но, тем не менее, был готов выплатить Шеферу целое состояние.
После того как встречу объявили законченной, Шефер поехал на лифте вниз, туда, где располагалась закрытая парко-вочная стоянка. Он до сих пор не мог унять чувство безумного восторга, что показалось ему тревожным симптомом. Набор игральных костей буквально прожигал ему дыру в кармане брюк.
Ему, как никогда, хотелось играть. Именно сейчас, и немедленно! «Четыре Всадника»! Или, что еще лучше, «Солипсис». Его новая версия игры. Но сейчас никак нельзя было поддаваться подобному искушению. Слишком опасно, даже для такого специалиста, как он.
С самого первого дня заседаний Шефер парковал свой «ягуар» на одном и том же месте. В конце концов, у него оставались свои правила, которым он неукоснительно подчинялся. Он, например, никогда не платил за стоянку и с таким же постоянством каждый день вынимал из-под «дворников» целые пачки штрафов в пять долларов.
Сегодняшний день не стал для него исключением.
Он небрежно вынул никчемные штрафные квитанции и скомкал в небольшой бумажный шарик, который так же беспечно швырнул на землю.
– Я пользуюсь дипломатической неприкосновенностью, – насмешливо ухмыльнулся он, садясь в «ягуар».
В сопровождении Люси и детей он прошел в комнату Большого жюри, где должен был дать пресс-конференцию для избранных журналистов: В этом грандиозном зале с высокими потолками и помпезной обстановкой Шефер с удовольствием позировал фотокорреспондентам бессчетное множество раз. Дети жались к отцу, а Люси не переставала плакать, напоминая тупого, психованного и безнадежно испорченного ребенка, каковым она по своей сути и являлась. Если бы кто-то из наблюдавших за ходом дела пришел к выводу, что Шефер действительно принимал наркотики, то эти «провидцы» были бы просто шокированы, узнав, что и сама Люси нередко прибегала к помощи различных препаратов. Между прочим, именно благодаря ей Шефер и познакомился с удивительным миром фармацевтических снадобий.
Наконец, Шефер выбросил вверх руку, сжав кисть в кулак, и простоял так довольно долго, как бы выражая этим насмешливым жестом свою победу. И снова засверкали вспышки фотоаппаратов. Корреспонденты никак не могли удовлетвориться и то и дело снимали «героя». В комнату набилось не менее сотни представителей прессы. Самый большой успех Джеффри имел у женщин-репортеров. Теперь он стал настоящей звездой.
Несколько незваных литературных агентов средней руки наперебой совали Шеферу свои визитные карточки, суля сказочные гонорары за его историю. Но Джеффри не интересовали их деньги. Уже много месяцев назад он подписал контракт с весьма влиятельными агентами из Нью-Йорка и Голливуда.
Итак, он свободен, как птица! Сейчас он почти летал. После короткой пресс-конференции, объяснив, что так требуют меры безопасности, он предусмотрительно отправил жену и детей домой.
После этого Шефер оставался в библиотеке суда вместе с Джулесом Халперном и представителями наиболее мощной издательской группы «Бертельсманн» для уточнения некоторых подробностей относительно публикации будущей книги. Он обещал им продать сюжет своей истории, но они, разумеется, оставляли за собой право изменить некоторые факты. Похоже, что именно на таких условиях и издается сейчас основная масса так называемых «публицистических» произведений. Бертельсманн знал об этом, но, тем не менее, был готов выплатить Шеферу целое состояние.
После того как встречу объявили законченной, Шефер поехал на лифте вниз, туда, где располагалась закрытая парко-вочная стоянка. Он до сих пор не мог унять чувство безумного восторга, что показалось ему тревожным симптомом. Набор игральных костей буквально прожигал ему дыру в кармане брюк.
Ему, как никогда, хотелось играть. Именно сейчас, и немедленно! «Четыре Всадника»! Или, что еще лучше, «Солипсис». Его новая версия игры. Но сейчас никак нельзя было поддаваться подобному искушению. Слишком опасно, даже для такого специалиста, как он.
С самого первого дня заседаний Шефер парковал свой «ягуар» на одном и том же месте. В конце концов, у него оставались свои правила, которым он неукоснительно подчинялся. Он, например, никогда не платил за стоянку и с таким же постоянством каждый день вынимал из-под «дворников» целые пачки штрафов в пять долларов.
Сегодняшний день не стал для него исключением.
Он небрежно вынул никчемные штрафные квитанции и скомкал в небольшой бумажный шарик, который так же беспечно швырнул на землю.
– Я пользуюсь дипломатической неприкосновенностью, – насмешливо ухмыльнулся он, садясь в «ягуар».
Часть пятая
Эндшпиль
Глава сто вторая
Шефер никак не мог поверить в это. Он все-таки сумел допустить серьезную и, очевидно, непоправимую ошибку. Результат получился совсем не таким, какого он ожидал, и теперь вся его жизнь распадалась на составные части. Временами ему казалось, что было бы проще, если бы он отправился в тюрьму за убийство Пэтси Хэмптон.
Шефер понимал, что вся сложность заключается не только в его параноидальном состоянии. Несколько жалких идиотов из посольства теперь наблюдали за каждым его шагом, едва он выходил из собственного кабинета. Казалось, теперь они стали открыто презирать его, особенно женщины. Кто посмел настроить их против него? Ведь кто-то должен ответить за это!
Получалось, что теперь он стал белым, британским вариантом О. Дж. Симпсона. Жуткий тип, да еще лишенный колорита. Виновен, хотя на суде было доказано обратное.
По этой причине Шефер предпочитал оставаться в кабинете за закрытой дверью. Иногда он запирал ее на замок. Он выполнял оставшуюся за ним работу с раздражением, чувствуя всю ее ненужность. Его сводило с ума то, что теперь он оказался в настоящей ловушке и представляет собой посмешище для персонала посольства.
Шефер нехотя играл на компьютере, ожидая того момента, когда можно будет возобновить сеансы «Четырех Всадников», но остальные игроки отвернулись от него. Все они, как один, утверждали, что игра стала слишком опасной, включая даже простое общение. Эти идиоты никак не хотели понять, что именно сейчас и начиналось самое интересное.
Долгое время в течение рабочего дня Шефер просто пялился на улицу. Он слушал радиопередачи, а в это время внутри него накапливалась злость. Он уже не мог обходиться без игры.
Внезапно кто-то постучался в дверь его кабинета. Джеффри резко повернул голову, одновременно ощутив острую боль в шее. Зазвонил телефон. Он поднял трубку и услышал голос своей новой секретарши, которую ему выделили на время. Мисс Вайн Хамерман говорила по внутренней связи.
– Вас хочет видеть мистер Эндрю Джонс.
Эндрю Джонс?Шефера потрясло это известие. Итак, начальник отдела лондонской Секретной Службы оказался в Вашингтоне. Шефер этого не знал. С какой стати Джонс явился сюда? Этот тип слыл очень крутым и неглупым парнем и, уж конечно, сейчас пришел к Шеферу не на чашку чая с печеньем. Его нельзя заставлять ждать.
Джонс выглядел почти сердитым. Он начинал терять терпение. Его серо-стальные глаза оставались холодными, лицо жестким и суровым, как и полагается солдату в Белфасте. И как бы в противоположность серьезности Джонса рыжие волосы и такие же усы смягчали это впечатление, делая Эндрю чуть ли не веселым и добрым малым. В Лондоне он получил прозвище «Эндрю Рыжий».
– Давайте пройдем в ваш кабинет. И не забудьте закрыть за собой дверь, – скомандовал Эндрю.
Шефер понемногу оправился от первоначального шока и теперь сам начинал злиться. С какой стати этот напыщенный осел вот так по-хозяйски врывается на его территорию? По какому праву он вообще находится здесь? Гадина! Известный лакей из Лондона.
– Можете присесть, Шефер. – И снова команда. – Я буду предельно краток и сразу перейду к делу.
– Надеюсь. – Шефер оставался на месте, не думая садиться. – Пожалуйста, покороче, если можно. Мы оба, как я считаю, не располагаем лишним временем.
Джонс закурил, набрал в легкие дыма и не спеша выпустил его.
– Здесь, в Вашингтоне, это запрещено, – поддел его Шефер.
– В течение тридцати дней вы получите инструкции вернуться в Лондон, – начал Джонс, не обращая внимание на предупреждение Шефера и продолжая делать глубокие затяжки одну за другой. – Вы являетесь каким-то недоразумением здесь в Вашингтоне и останетесь таким же в Лондоне. Конечно, дешевая пресса успела выставить вас в роли невинного мученика, пострадавшего из-за грубости и некомпетентности американской полиции и судебной системы. В Англии ваш случай рассматривается как яркий пример коррупции и наивности, процветающих в Соединенных Штатах. Но мы с вами, разумеется, понимаем, что все это – самая настоящая чушь.
Шефер презрительно ухмыльнулся:
– Как вы посмели прийти сюда и разговаривать со мной подобным тоном? Меня подставили и обвинили в преступлении неслыханной гнусности, которого я не совершал. Однако американские присяжные меня оправдали. Вы этого случайно не забыли?
Джонс нахмурился и продолжал сверлить взглядом собеседника.
– Это произошло только потому, что основные вещественные доказательства не были представлены на суде. А как же кровь на ваших брюках? Вы, наверное, запамятовали, как смывали кровь бедной женщины на квартире у своей любовницы, – он выпустил струйку дыма через уголок рта. – Нам известно о вас все, жалкий глупец. Мы знаем, что вы являетесь хладнокровным убийцей и психопатом. Поэтому вы должны вернуться в Лондон, пока вас не поймали на месте очередного преступления. А ведь это случится, Шефер, и в очень скором времени. И если нам даже придется что-то сфабриковать, мы пойдем и на это. Мне неприятно находиться с вами в одной комнате. По закону, на этот раз вам удалось избежать наказания, но теперь мы будем вести за вами самую тщательную слежку. И очень, очень скоро мы возьмем вас, Шефер.
Джеффри выглядел удивленным, словно его даже позабавило такое заявление Джонса. Он не смог сдержать ехидной улыбки. И хотя он понимал, что сейчас ему следовало бы промолчать, он не совладал с собой.
– Попробуйте, вы, несносный ханжа. Конечно, попробуйте. Но только не забудьте встать в очередь страждущих. А теперь я попрошу извинить, но у меня очень много работы.
Эндрю Джонс задумчиво покачал головой.
– У вас нет никакой работы, Шефер. Но я все равно счастлив уйти отсюда. Вонь в вашем кабинете стоит невыносимая. Кстати, когда вы в последний раз заходили в ванную? – он презрительно рассмеялся. – Господи, да вы же окончательно спятили!
Шефер понимал, что вся сложность заключается не только в его параноидальном состоянии. Несколько жалких идиотов из посольства теперь наблюдали за каждым его шагом, едва он выходил из собственного кабинета. Казалось, теперь они стали открыто презирать его, особенно женщины. Кто посмел настроить их против него? Ведь кто-то должен ответить за это!
Получалось, что теперь он стал белым, британским вариантом О. Дж. Симпсона. Жуткий тип, да еще лишенный колорита. Виновен, хотя на суде было доказано обратное.
По этой причине Шефер предпочитал оставаться в кабинете за закрытой дверью. Иногда он запирал ее на замок. Он выполнял оставшуюся за ним работу с раздражением, чувствуя всю ее ненужность. Его сводило с ума то, что теперь он оказался в настоящей ловушке и представляет собой посмешище для персонала посольства.
Шефер нехотя играл на компьютере, ожидая того момента, когда можно будет возобновить сеансы «Четырех Всадников», но остальные игроки отвернулись от него. Все они, как один, утверждали, что игра стала слишком опасной, включая даже простое общение. Эти идиоты никак не хотели понять, что именно сейчас и начиналось самое интересное.
Долгое время в течение рабочего дня Шефер просто пялился на улицу. Он слушал радиопередачи, а в это время внутри него накапливалась злость. Он уже не мог обходиться без игры.
Внезапно кто-то постучался в дверь его кабинета. Джеффри резко повернул голову, одновременно ощутив острую боль в шее. Зазвонил телефон. Он поднял трубку и услышал голос своей новой секретарши, которую ему выделили на время. Мисс Вайн Хамерман говорила по внутренней связи.
– Вас хочет видеть мистер Эндрю Джонс.
Эндрю Джонс?Шефера потрясло это известие. Итак, начальник отдела лондонской Секретной Службы оказался в Вашингтоне. Шефер этого не знал. С какой стати Джонс явился сюда? Этот тип слыл очень крутым и неглупым парнем и, уж конечно, сейчас пришел к Шеферу не на чашку чая с печеньем. Его нельзя заставлять ждать.
Джонс выглядел почти сердитым. Он начинал терять терпение. Его серо-стальные глаза оставались холодными, лицо жестким и суровым, как и полагается солдату в Белфасте. И как бы в противоположность серьезности Джонса рыжие волосы и такие же усы смягчали это впечатление, делая Эндрю чуть ли не веселым и добрым малым. В Лондоне он получил прозвище «Эндрю Рыжий».
– Давайте пройдем в ваш кабинет. И не забудьте закрыть за собой дверь, – скомандовал Эндрю.
Шефер понемногу оправился от первоначального шока и теперь сам начинал злиться. С какой стати этот напыщенный осел вот так по-хозяйски врывается на его территорию? По какому праву он вообще находится здесь? Гадина! Известный лакей из Лондона.
– Можете присесть, Шефер. – И снова команда. – Я буду предельно краток и сразу перейду к делу.
– Надеюсь. – Шефер оставался на месте, не думая садиться. – Пожалуйста, покороче, если можно. Мы оба, как я считаю, не располагаем лишним временем.
Джонс закурил, набрал в легкие дыма и не спеша выпустил его.
– Здесь, в Вашингтоне, это запрещено, – поддел его Шефер.
– В течение тридцати дней вы получите инструкции вернуться в Лондон, – начал Джонс, не обращая внимание на предупреждение Шефера и продолжая делать глубокие затяжки одну за другой. – Вы являетесь каким-то недоразумением здесь в Вашингтоне и останетесь таким же в Лондоне. Конечно, дешевая пресса успела выставить вас в роли невинного мученика, пострадавшего из-за грубости и некомпетентности американской полиции и судебной системы. В Англии ваш случай рассматривается как яркий пример коррупции и наивности, процветающих в Соединенных Штатах. Но мы с вами, разумеется, понимаем, что все это – самая настоящая чушь.
Шефер презрительно ухмыльнулся:
– Как вы посмели прийти сюда и разговаривать со мной подобным тоном? Меня подставили и обвинили в преступлении неслыханной гнусности, которого я не совершал. Однако американские присяжные меня оправдали. Вы этого случайно не забыли?
Джонс нахмурился и продолжал сверлить взглядом собеседника.
– Это произошло только потому, что основные вещественные доказательства не были представлены на суде. А как же кровь на ваших брюках? Вы, наверное, запамятовали, как смывали кровь бедной женщины на квартире у своей любовницы, – он выпустил струйку дыма через уголок рта. – Нам известно о вас все, жалкий глупец. Мы знаем, что вы являетесь хладнокровным убийцей и психопатом. Поэтому вы должны вернуться в Лондон, пока вас не поймали на месте очередного преступления. А ведь это случится, Шефер, и в очень скором времени. И если нам даже придется что-то сфабриковать, мы пойдем и на это. Мне неприятно находиться с вами в одной комнате. По закону, на этот раз вам удалось избежать наказания, но теперь мы будем вести за вами самую тщательную слежку. И очень, очень скоро мы возьмем вас, Шефер.
Джеффри выглядел удивленным, словно его даже позабавило такое заявление Джонса. Он не смог сдержать ехидной улыбки. И хотя он понимал, что сейчас ему следовало бы промолчать, он не совладал с собой.
– Попробуйте, вы, несносный ханжа. Конечно, попробуйте. Но только не забудьте встать в очередь страждущих. А теперь я попрошу извинить, но у меня очень много работы.
Эндрю Джонс задумчиво покачал головой.
– У вас нет никакой работы, Шефер. Но я все равно счастлив уйти отсюда. Вонь в вашем кабинете стоит невыносимая. Кстати, когда вы в последний раз заходили в ванную? – он презрительно рассмеялся. – Господи, да вы же окончательно спятили!
Глава сто третья
В тот день я сам назначил встречу с Джонсом и тремя его агентами в гостинице «Уиллард», неподалеку от Белого Дома, и прихватил с собой Сэмпсона. Его восстановили на работе, однако это ничуть не мешало ему заниматься теми же делами, из-за которых у него и возникли неприятности.
– Мне кажется, Шефер просто сумасшедший, – начал Джонс. – От него пахнет так же, как в сортире лагеря для новобранцев. Он заметно опустился. А как вы расцениваете его психическое состояние?
Теперь я знал все о Джеффри Шефере. Я успел заочно познакомиться и с его родственниками: с братом, вечно страдающей матерью и властным отцом. Я знал, что семья без конца путешествовала с одной военной базы на другую до тех пор, пока Джеффри не исполнилось двенадцать лет.
– Вот, что я полагаю. Все началось с двуполюсного расстройства, того, что еще называют маниакально-депрессивным состоянием. Он страдал им еще в детстве. Теперь он стал полностью зависим от наркотических препаратов: это ксанакс, бенадрил, халдон, ативан, валиум, либриум и некоторые другие. Настоящий коктейль. Все эти препараты имеют право выписывать обычные терапевты, если им, конечно, немного приплатить. Я удивляюсь, как Шефер вообще мог адекватно вести себя и ходить на работу. Тем не менее, он выжил. Он не опустился окончательно. Он же всегда выигрывает.
– Я уведомил Джеффа о том, что ему придется покинуть Вашингтон. Как вы полагаете, он отреагирует на это? – поинтересовался моим мнением Джонс. – Могу поклясться, что в его кабинете стоял такой запах, будто у него где-то пару дней пролежал труп, начавший подгнивать.
– Дело в том, что его психическое расстройство может действительно вызывать сопутствующий специфический запах от тела. Это обычно металлический запах, очень ядовитый, почти разъедающий слизистую носа. Возможно, Джеффри попросту перестал принимать ванну. Однако, при всем этом его инстинкт к игре и воля к победе остаются поразительно неистребимыми. И он не остановится ни перед чем.
– А что сейчас происходит у остальных игроков? – подключился к разговору Сэмпсон. – У так называемых «Всадников»?
– Они заявляют, будто игра закончена и для них это была просто фантазия. С нами в контакте остается Оливер Хайсмит. Я уверен, что он будет следить за нашими действиями. Это серьезный тип, он имеет определенные способности. Говорит, что его очень огорчило убийство детектива Хэмптон, но он все же не может поверить на все сто процентов, что убийцей был Шефер. И просит меня еще раз внимательно обдумать этот вопрос.
– И вы обдумываете? – тут же спросил я, поглядывая на остальных присутствующих.
Джонс ответил сразу же:
– Что касается меня, то я ни секунды не сомневаюсь в том, что Шефер – серийный убийца. Мы достаточно видели и слышали от вас. Очевидно, он является маньяком такого типа, с которыми мне никогда не приходилось встречаться ранее. И все-таки я уверен в том, что он постепенно деградирует.
Я кивнул:
– Согласен со всем, что вы только что сказали. Особенно насчет маньяка и убийцы.
– Мне кажется, Шефер просто сумасшедший, – начал Джонс. – От него пахнет так же, как в сортире лагеря для новобранцев. Он заметно опустился. А как вы расцениваете его психическое состояние?
Теперь я знал все о Джеффри Шефере. Я успел заочно познакомиться и с его родственниками: с братом, вечно страдающей матерью и властным отцом. Я знал, что семья без конца путешествовала с одной военной базы на другую до тех пор, пока Джеффри не исполнилось двенадцать лет.
– Вот, что я полагаю. Все началось с двуполюсного расстройства, того, что еще называют маниакально-депрессивным состоянием. Он страдал им еще в детстве. Теперь он стал полностью зависим от наркотических препаратов: это ксанакс, бенадрил, халдон, ативан, валиум, либриум и некоторые другие. Настоящий коктейль. Все эти препараты имеют право выписывать обычные терапевты, если им, конечно, немного приплатить. Я удивляюсь, как Шефер вообще мог адекватно вести себя и ходить на работу. Тем не менее, он выжил. Он не опустился окончательно. Он же всегда выигрывает.
– Я уведомил Джеффа о том, что ему придется покинуть Вашингтон. Как вы полагаете, он отреагирует на это? – поинтересовался моим мнением Джонс. – Могу поклясться, что в его кабинете стоял такой запах, будто у него где-то пару дней пролежал труп, начавший подгнивать.
– Дело в том, что его психическое расстройство может действительно вызывать сопутствующий специфический запах от тела. Это обычно металлический запах, очень ядовитый, почти разъедающий слизистую носа. Возможно, Джеффри попросту перестал принимать ванну. Однако, при всем этом его инстинкт к игре и воля к победе остаются поразительно неистребимыми. И он не остановится ни перед чем.
– А что сейчас происходит у остальных игроков? – подключился к разговору Сэмпсон. – У так называемых «Всадников»?
– Они заявляют, будто игра закончена и для них это была просто фантазия. С нами в контакте остается Оливер Хайсмит. Я уверен, что он будет следить за нашими действиями. Это серьезный тип, он имеет определенные способности. Говорит, что его очень огорчило убийство детектива Хэмптон, но он все же не может поверить на все сто процентов, что убийцей был Шефер. И просит меня еще раз внимательно обдумать этот вопрос.
– И вы обдумываете? – тут же спросил я, поглядывая на остальных присутствующих.
Джонс ответил сразу же:
– Что касается меня, то я ни секунды не сомневаюсь в том, что Шефер – серийный убийца. Мы достаточно видели и слышали от вас. Очевидно, он является маньяком такого типа, с которыми мне никогда не приходилось встречаться ранее. И все-таки я уверен в том, что он постепенно деградирует.
Я кивнул:
– Согласен со всем, что вы только что сказали. Особенно насчет маньяка и убийцы.
Глава сто четвертая
В тот вечер Шефер разговаривал сам с собой. Он ничего не мог с этим поделать: чем настойчивей он старался замолчать, тем разговорчивей становился.
– Да пошли они все куда подальше: Джонс, Кросс, Люси с детьми, Бу Кэссиди и бездарные игроки. Я их всех имел! – злился Шефер. Однако он четко представлял себе, что за игрой «Четыре Всадника» кроется нечто большее, чем просто фантазии.
Этой ночью дом в Калораме был тих и пуст, как никогда. Гигантский до смешного, каким часто бывает американский дом. Оригинальные элементы архитектуры, сдвоенная гостиная, шесть каминов. Вокруг – давно увядшие цветы и множество непрочитанных книг в коричневых кожаных переплетах с золотым обрезом, собранных Люси и занимающих несколько двенадцатифутовых стеллажей.
Весь следующий час Шефер старался убедить себя в том, что он вовсе не сумасшедший и, в частности, не наркоман. Совсем недавно он нашел себе еще одного врача из Мэриленда, который теперь снабжал его лекарствами. К сожалению, эти незаконно выписанные рецепты обходились Шеферу в целое состояние. Так не могло продолжаться вечно. Литиум и халдол были призваны сдерживать приступы перемены настроения, которые становились все чаще и продолжительнее. Торазин помогал справляться с возбуждением, а необходимость многочисленных уколов лорадола сам Шефер представлял себе весьма смутно. Также он помнил, что по какой-то причине не может обойтись без приема ксанакса, компазина и бенадрила.
Люси улетела в Лондон, прихватив с собой предателей-детей. Это произошло через неделю после окончания суда, а причиной стал ее отец. Он лично прибыл в Вашингтон, переговорил в течение часа с дочерью, и та быстренько упаковала вещи. Словно послушная девочка, какой она и была всю жизнь. Накануне отъезда она набралась мужества заявить Джеффри, что поддерживала его на суде только ради детей и отца, но теперь считает, что свой долг выполнила. В отличие от отца, она не считала его виновным в убийстве, но любовные похождения на стороне прощать не собиралась.
Господи, как же он презирал свою маленькую женушку! Перед тем как Люси уехала, Шефер представил все так, будто это он проявил благородство, не рассказав представителям прессы о ее пагубном пристрастии к наркотикам. Что, впрочем, никогда не поздно было сделать.
В одиннадцать вечера он почувствовал необходимость выехать для моциона, так как дома буквально задыхался от клаустрофобии. Шефер сомневался в том, сможет ли контролировать себя хотя бы одну минуту, не говоря уже о предстоящей ночи. По всей коже ощущались словно маленькие раздражающие укусы. Его нога выстукивала мелкую дробь, и Шефер никак не мог справиться с распроклятой конечностью.
А кости по-прежнему продолжали обжигать бедро сквозь ткань брюк. Его мозг работал сразу в нескольких направлениях, рождая идеи, одну страшнее другой. Ему хотелось убить кого-нибудь, он не мог больше сдерживаться. Вот уже сколько времени эта мысль не давала ему покоя! Эта маленькая омерзительная тайна мучила Джеффри изо дня в день. Все остальные Всадники знали об этом, знали они и то, с чего все начиналось. Шефер был вполне приличным солдатом, но его разрывали на части амбиции, и оставаться в армии он бы не смог. При содействии отца Люси Джеффри был переведен в МИ 6. Ему почему-то казалось, что только здесь у него появятся перспективы полностью проявить свои таланты.
– Да пошли они все куда подальше: Джонс, Кросс, Люси с детьми, Бу Кэссиди и бездарные игроки. Я их всех имел! – злился Шефер. Однако он четко представлял себе, что за игрой «Четыре Всадника» кроется нечто большее, чем просто фантазии.
Этой ночью дом в Калораме был тих и пуст, как никогда. Гигантский до смешного, каким часто бывает американский дом. Оригинальные элементы архитектуры, сдвоенная гостиная, шесть каминов. Вокруг – давно увядшие цветы и множество непрочитанных книг в коричневых кожаных переплетах с золотым обрезом, собранных Люси и занимающих несколько двенадцатифутовых стеллажей.
Весь следующий час Шефер старался убедить себя в том, что он вовсе не сумасшедший и, в частности, не наркоман. Совсем недавно он нашел себе еще одного врача из Мэриленда, который теперь снабжал его лекарствами. К сожалению, эти незаконно выписанные рецепты обходились Шеферу в целое состояние. Так не могло продолжаться вечно. Литиум и халдол были призваны сдерживать приступы перемены настроения, которые становились все чаще и продолжительнее. Торазин помогал справляться с возбуждением, а необходимость многочисленных уколов лорадола сам Шефер представлял себе весьма смутно. Также он помнил, что по какой-то причине не может обойтись без приема ксанакса, компазина и бенадрила.
Люси улетела в Лондон, прихватив с собой предателей-детей. Это произошло через неделю после окончания суда, а причиной стал ее отец. Он лично прибыл в Вашингтон, переговорил в течение часа с дочерью, и та быстренько упаковала вещи. Словно послушная девочка, какой она и была всю жизнь. Накануне отъезда она набралась мужества заявить Джеффри, что поддерживала его на суде только ради детей и отца, но теперь считает, что свой долг выполнила. В отличие от отца, она не считала его виновным в убийстве, но любовные похождения на стороне прощать не собиралась.
Господи, как же он презирал свою маленькую женушку! Перед тем как Люси уехала, Шефер представил все так, будто это он проявил благородство, не рассказав представителям прессы о ее пагубном пристрастии к наркотикам. Что, впрочем, никогда не поздно было сделать.
В одиннадцать вечера он почувствовал необходимость выехать для моциона, так как дома буквально задыхался от клаустрофобии. Шефер сомневался в том, сможет ли контролировать себя хотя бы одну минуту, не говоря уже о предстоящей ночи. По всей коже ощущались словно маленькие раздражающие укусы. Его нога выстукивала мелкую дробь, и Шефер никак не мог справиться с распроклятой конечностью.
А кости по-прежнему продолжали обжигать бедро сквозь ткань брюк. Его мозг работал сразу в нескольких направлениях, рождая идеи, одну страшнее другой. Ему хотелось убить кого-нибудь, он не мог больше сдерживаться. Вот уже сколько времени эта мысль не давала ему покоя! Эта маленькая омерзительная тайна мучила Джеффри изо дня в день. Все остальные Всадники знали об этом, знали они и то, с чего все начиналось. Шефер был вполне приличным солдатом, но его разрывали на части амбиции, и оставаться в армии он бы не смог. При содействии отца Люси Джеффри был переведен в МИ 6. Ему почему-то казалось, что только здесь у него появятся перспективы полностью проявить свои таланты.