Страница:
— Это его портрет на фоне остальных портретов, — задумчиво обратился я к Сэмпсону. — Он чувствовал себя звездой этой экспозиции.
— А здесь нет отпечатков, доктор Фрейд? — поинтересовался Сэмпсон, глядя на стену, оклеенную портретами.
— Скорее всего, он знал, что его отпечатки у нас есть. Думаю, он маскировался, возможно, и в школе использовал грим. Может, он актер. Подозреваю, что никто не видел его настоящего лица.
— Что ж, у парня большие планы. Похоже, он жаждет славы, — прокомментировал Сэмпсон.
ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
— А здесь нет отпечатков, доктор Фрейд? — поинтересовался Сэмпсон, глядя на стену, оклеенную портретами.
— Скорее всего, он знал, что его отпечатки у нас есть. Думаю, он маскировался, возможно, и в школе использовал грим. Может, он актер. Подозреваю, что никто не видел его настоящего лица.
— Что ж, у парня большие планы. Похоже, он жаждет славы, — прокомментировал Сэмпсон.
ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!
Глава 13
Мэгги Роуз Данн очнулась от самого кошмарного в своей жизни сна, наполненного жуткими видениями. Все вокруг плавно раскачивалось, горло пересохло от жажды, хотелось в туалет.
«Мамочка, я себя очень плохо чувствую, не могу вставать. Не поеду в школу. Пожалуйста, мам! Мне очень плохо, честное слово!»
Мэгги Роуз открыла глаза, во всяком случае, ей так показалось, но ничего не увидела. Кругом стояла тьма.
— Мама! Мама! Мамочка! — завопила Мэгги и уже не могла остановиться.
В течение часа или более после первого пробуждения девочка балансировала на грани сна и яви, оказавшейся ужаснее любых кошмаров. Она чувствовала страшную слабость, ее мотало и болтало из стороны в сторону, как щепочку в водопаде. Мама, мама, где ты? Знает ли мама, что ее дочка исчезла? Ищет ли? Ищет, конечно, ищет…
Девочке казалось, что у нее нет ни рук, ни ног, — она их просто не ощущала. Похоже, прошло уже много времени, с тех пор как…
Очень темно. Наверное, ее похоронили. Она уже умерла, а теперь разлагается, превращается в скелет. Поэтому и не чувствует рук и ног.
Неужели я теперь так и буду лежать — вечно?
Мэгги зарыдала при одной только мысли об этом. Она ничего не понимала — кругом стояла тьма, независимо от того, открывались глаза или нет. Но девочка чувствовала, что может управлять веками. Она попробовала чаще мигать глазами — тогда в темноте замелькали желто-красные полоски и точки.
У Мэгги возникла мысль, что она связана веревкой или обмотана пластырем. Наверное, так связывают покойника перед тем, как положить в гроб. Но зачем? Чтобы не смог выбраться? Чтобы и душа была погребена вместе с телом?
Мелькнуло воспоминание: мистер Сонеджи. Туман потихоньку начал рассеиваться. Мистер Сонеджи забрал ее из школы. Когда? Почему именно он? И где он сейчас?
А Майкл? Она помнит, что они ушли вместе с Майклом. Что с ним случилось? Девочка пошевелилась и вдруг осознала, что в состоянии повернуться. Так она и сделала — и тут же наткнулась на что-то мягкое. Раз она может ощущать свое тело, значит, оно у нее есть. Стало быть, она не скелет. Тут Мэгги пронзительно закричала — потому что рядом ощутила что-то живое. Кто-то был в темноте вместе с ней.
Майкл? Это должен быть он.
— Майкл? — пролепетала девочка почти шепотом. — Это ты, Майкл? Она тщетно ждала ответа.
— Майкл? — чуть громче позвала Мэгги. — Ответь мне, Майкл!
Но лежавший рядом упорно молчал. Это было еще страшнее, чем остаться одной.
— Майкл, не бойся, это я… Майкл, пожалуйста, отзовись… Проснись, это я, Мэгги. Очнись, ну пожалуйста. Сморчок… Я тебя дразнила из-за дурацких ботинок… Если б я знала… Ну проснись, Сморчок, это я, Двибо Дидо.
«Мамочка, я себя очень плохо чувствую, не могу вставать. Не поеду в школу. Пожалуйста, мам! Мне очень плохо, честное слово!»
Мэгги Роуз открыла глаза, во всяком случае, ей так показалось, но ничего не увидела. Кругом стояла тьма.
— Мама! Мама! Мамочка! — завопила Мэгги и уже не могла остановиться.
В течение часа или более после первого пробуждения девочка балансировала на грани сна и яви, оказавшейся ужаснее любых кошмаров. Она чувствовала страшную слабость, ее мотало и болтало из стороны в сторону, как щепочку в водопаде. Мама, мама, где ты? Знает ли мама, что ее дочка исчезла? Ищет ли? Ищет, конечно, ищет…
Девочке казалось, что у нее нет ни рук, ни ног, — она их просто не ощущала. Похоже, прошло уже много времени, с тех пор как…
Очень темно. Наверное, ее похоронили. Она уже умерла, а теперь разлагается, превращается в скелет. Поэтому и не чувствует рук и ног.
Неужели я теперь так и буду лежать — вечно?
Мэгги зарыдала при одной только мысли об этом. Она ничего не понимала — кругом стояла тьма, независимо от того, открывались глаза или нет. Но девочка чувствовала, что может управлять веками. Она попробовала чаще мигать глазами — тогда в темноте замелькали желто-красные полоски и точки.
У Мэгги возникла мысль, что она связана веревкой или обмотана пластырем. Наверное, так связывают покойника перед тем, как положить в гроб. Но зачем? Чтобы не смог выбраться? Чтобы и душа была погребена вместе с телом?
Мелькнуло воспоминание: мистер Сонеджи. Туман потихоньку начал рассеиваться. Мистер Сонеджи забрал ее из школы. Когда? Почему именно он? И где он сейчас?
А Майкл? Она помнит, что они ушли вместе с Майклом. Что с ним случилось? Девочка пошевелилась и вдруг осознала, что в состоянии повернуться. Так она и сделала — и тут же наткнулась на что-то мягкое. Раз она может ощущать свое тело, значит, оно у нее есть. Стало быть, она не скелет. Тут Мэгги пронзительно закричала — потому что рядом ощутила что-то живое. Кто-то был в темноте вместе с ней.
Майкл? Это должен быть он.
— Майкл? — пролепетала девочка почти шепотом. — Это ты, Майкл? Она тщетно ждала ответа.
— Майкл? — чуть громче позвала Мэгги. — Ответь мне, Майкл!
Но лежавший рядом упорно молчал. Это было еще страшнее, чем остаться одной.
— Майкл, не бойся, это я… Майкл, пожалуйста, отзовись… Проснись, это я, Мэгги. Очнись, ну пожалуйста. Сморчок… Я тебя дразнила из-за дурацких ботинок… Если б я знала… Ну проснись, Сморчок, это я, Двибо Дидо.
Глава 14
Местные эстеты причисляли особняк Даннов к лучшим образцам архитектуры неоелизаветинского стиля. Ни мне, ни Сэмпсону в Саут-Исте подобные постройки не попадались. Внутри, как и во всяком богатом доме, уютно и безмятежно. Каких только драгоценных вещиц тут не было — декоративные тарелки на стенах, восточные ширмы, французские солнечные часы, турецкий ковер — все это вместе почему-то походило на японский или китайский алтарь. Я припомнил изречение Пикассо: «Дайте мне музей, а я уж найду, чем его заполнить».
Рядом с одной из гостиных находилась маленькая ванная, куда и затащил меня сразу же по прибытии шеф полиции Джордж Питтмен.
— Послушайте, Кросс, чем вы тут занимаетесь? Что намереваетесь делать?
Ванная была маловата для двух здоровенных мужиков и все-таки сильно отличалась от обычного сортира: пол застелен ковром работы Уильяма Морриса и даже стульчак украшен каким-то орнаментом.
— Намеревался выпить кофе, а далее — посетить утренний брифинг.
— Не делайте из меня идиота! — взорвался Питтмен. — Что вы себе позволяете!
Хоть бы здесь не устраивал сцен. Макнуть, что ли, головой в унитаз, чтобы угомонился?
— Сбавьте тон, иначе я уйду. — Я по обыкновению старался вести себя деликатно и благоразумно — один из моих недостатков.
— Кому это вы тут приказываете сбавить тон? Кто, черт возьми, позволил вам и Сэмпсону уйти домой прошлой ночью? По какому праву вы притащились на квартиру Сонеджи?
— Это все, что вы хотите узнать? Из-за этого мы торчим в сортире?
— Да, из-за этого! Имейте в виду — расследование веду я. Это означает, что, прежде чем завязать шнурки на ботинках, вы должны спросить меня.
Я не мог сдержать ухмылки:
— Интересно, почему вы так себя держите со мной? Разве об этом говорит Луи Госсет в «Офицере и джентльмене»?
— По-вашему, мы тут в игрушки играем, да, Кросс?
— По-моему, вам пора прекратить, иначе вы тут застрянете надолго, — отрезал я и вышел из сортира. Питтмен не решился последовать за мной. Довести меня несложно, но делать из себя идиота я не позволю.
В самом начале девятого в изысканной гостиной собралась группа по спасению заложников. Очень скоро я почуял неладное: что-то у них шло не так. Сначала выступила Джеззи Фланаган из Секретной службы — я ее запомнил с того утра в школе. Она стояла напротив потрескивающего камина, украшенного ветками остролиста, маленькими свечками и рождественскими открытками: на некоторых вместо традиционных снегов были изображены наряженные пальмы или сани Санта-Клауса, летящие по небу над Малибу. Данны не так давно обосновались в Вашингтоне: кажется, год назад Томас Данн получил назначение председателя общества Красного Креста.
Джеззи в пышной серой юбке и строгом черном свитере выглядела весьма официально, напоминая симпатичную преуспевающую женщину-адвоката.
— Сонеджи позвонил в полночь, потом еще раз, где-то около часа, — начала она. — Мы не ожидали, что он свяжется с нами так быстро. Первый звонок сделан из Арлингтона. Он сразу дал понять, что о детях ничего не скажет, кроме того, что они живы, и не позволит пообщаться с ними. Судя по всему, он уравновешен и прекрасно контролирует себя.
— Запись голоса проанализировали? — задал вопрос Питтмен. Если бы нас с Сэмпсоном и здесь выставили за дверь, он бы оказался в нашей компании — его тут ни в грош не ставили.
— Над этим работают, — кратко ответила Фланаган, не собираясь распространяться на эту тему. Она отлично владела собой.
— А сколько времени он был на связи? — поинтересовался судья Ричард Галлетта.
— Очень недолго, к сожалению. Тридцать четыре секунды, — четко и вежливо ответила Фланаган.
Вот умница! Я все больше ей симпатизировал: совершенно не робеет перед аудиторией. Кажется, несколько лет назад ей доверили руководство весьма серьезными операциями в Секретной службе, наделив почти неограниченными правами.
— Мы полагали, что он уже недосягаем, как вдруг раздался звонок из Арлингтона. На такую удачу никто не рассчитывал, — рассказывала Фланаган с печальной полуулыбкой, и мужчины невольно улыбались в ответ.
— Почему он решил позвонить еще раз, как вы думаете? — откуда-то из глубины гостиной всплыл судебный исполнитель, полный лысый человечек с трубкой во рту.
— Позвольте продолжить, — вздохнула Фланаган. — К сожалению, звонки — не единственная новость на сегодняшний день. Прошлой ночью Сонеджи убил агента ФБР Роджера Грэхема прямо на пороге его дома.
Группу бывалых, видавших виды копов трудно чем-нибудь поразить, но это известие нас просто ошеломило. У меня ноги так и обмякли. Мы с ним столько проработали бок о бок, и в минуту опасности я всегда знал, что он прикрывает меня с тыла. Я и раньше имел причины ловить Сонеджи, но теперь это стало просто делом чести.
А понимает ли Сонеджи, какую реакцию вызовет убийство агента? — подумалось мне. А что, если понимает? Меня как психолога убийство Грэхема напугало больше всего. Это означает, что преступник отлично подготовлен и чувствует в себе силы наслаждаться игрой. Он жаждет крови. Все это не очень вяжется с похищением детей ради выкупа.
— Он оставил довольно откровенное послание, отпечатанное на библиотечной карточке, — продолжала Фланаган. — Оно обращено ко всем нам: «Кретин Роджер мнил себя большой шишкой. Но он ошибался. Опасность грозит тому, кто возьмется за это дело!» И подпись: «Сын Линдберга».
Рядом с одной из гостиных находилась маленькая ванная, куда и затащил меня сразу же по прибытии шеф полиции Джордж Питтмен.
— Послушайте, Кросс, чем вы тут занимаетесь? Что намереваетесь делать?
Ванная была маловата для двух здоровенных мужиков и все-таки сильно отличалась от обычного сортира: пол застелен ковром работы Уильяма Морриса и даже стульчак украшен каким-то орнаментом.
— Намеревался выпить кофе, а далее — посетить утренний брифинг.
— Не делайте из меня идиота! — взорвался Питтмен. — Что вы себе позволяете!
Хоть бы здесь не устраивал сцен. Макнуть, что ли, головой в унитаз, чтобы угомонился?
— Сбавьте тон, иначе я уйду. — Я по обыкновению старался вести себя деликатно и благоразумно — один из моих недостатков.
— Кому это вы тут приказываете сбавить тон? Кто, черт возьми, позволил вам и Сэмпсону уйти домой прошлой ночью? По какому праву вы притащились на квартиру Сонеджи?
— Это все, что вы хотите узнать? Из-за этого мы торчим в сортире?
— Да, из-за этого! Имейте в виду — расследование веду я. Это означает, что, прежде чем завязать шнурки на ботинках, вы должны спросить меня.
Я не мог сдержать ухмылки:
— Интересно, почему вы так себя держите со мной? Разве об этом говорит Луи Госсет в «Офицере и джентльмене»?
— По-вашему, мы тут в игрушки играем, да, Кросс?
— По-моему, вам пора прекратить, иначе вы тут застрянете надолго, — отрезал я и вышел из сортира. Питтмен не решился последовать за мной. Довести меня несложно, но делать из себя идиота я не позволю.
В самом начале девятого в изысканной гостиной собралась группа по спасению заложников. Очень скоро я почуял неладное: что-то у них шло не так. Сначала выступила Джеззи Фланаган из Секретной службы — я ее запомнил с того утра в школе. Она стояла напротив потрескивающего камина, украшенного ветками остролиста, маленькими свечками и рождественскими открытками: на некоторых вместо традиционных снегов были изображены наряженные пальмы или сани Санта-Клауса, летящие по небу над Малибу. Данны не так давно обосновались в Вашингтоне: кажется, год назад Томас Данн получил назначение председателя общества Красного Креста.
Джеззи в пышной серой юбке и строгом черном свитере выглядела весьма официально, напоминая симпатичную преуспевающую женщину-адвоката.
— Сонеджи позвонил в полночь, потом еще раз, где-то около часа, — начала она. — Мы не ожидали, что он свяжется с нами так быстро. Первый звонок сделан из Арлингтона. Он сразу дал понять, что о детях ничего не скажет, кроме того, что они живы, и не позволит пообщаться с ними. Судя по всему, он уравновешен и прекрасно контролирует себя.
— Запись голоса проанализировали? — задал вопрос Питтмен. Если бы нас с Сэмпсоном и здесь выставили за дверь, он бы оказался в нашей компании — его тут ни в грош не ставили.
— Над этим работают, — кратко ответила Фланаган, не собираясь распространяться на эту тему. Она отлично владела собой.
— А сколько времени он был на связи? — поинтересовался судья Ричард Галлетта.
— Очень недолго, к сожалению. Тридцать четыре секунды, — четко и вежливо ответила Фланаган.
Вот умница! Я все больше ей симпатизировал: совершенно не робеет перед аудиторией. Кажется, несколько лет назад ей доверили руководство весьма серьезными операциями в Секретной службе, наделив почти неограниченными правами.
— Мы полагали, что он уже недосягаем, как вдруг раздался звонок из Арлингтона. На такую удачу никто не рассчитывал, — рассказывала Фланаган с печальной полуулыбкой, и мужчины невольно улыбались в ответ.
— Почему он решил позвонить еще раз, как вы думаете? — откуда-то из глубины гостиной всплыл судебный исполнитель, полный лысый человечек с трубкой во рту.
— Позвольте продолжить, — вздохнула Фланаган. — К сожалению, звонки — не единственная новость на сегодняшний день. Прошлой ночью Сонеджи убил агента ФБР Роджера Грэхема прямо на пороге его дома.
Группу бывалых, видавших виды копов трудно чем-нибудь поразить, но это известие нас просто ошеломило. У меня ноги так и обмякли. Мы с ним столько проработали бок о бок, и в минуту опасности я всегда знал, что он прикрывает меня с тыла. Я и раньше имел причины ловить Сонеджи, но теперь это стало просто делом чести.
А понимает ли Сонеджи, какую реакцию вызовет убийство агента? — подумалось мне. А что, если понимает? Меня как психолога убийство Грэхема напугало больше всего. Это означает, что преступник отлично подготовлен и чувствует в себе силы наслаждаться игрой. Он жаждет крови. Все это не очень вяжется с похищением детей ради выкупа.
— Он оставил довольно откровенное послание, отпечатанное на библиотечной карточке, — продолжала Фланаган. — Оно обращено ко всем нам: «Кретин Роджер мнил себя большой шишкой. Но он ошибался. Опасность грозит тому, кто возьмется за это дело!» И подпись: «Сын Линдберга».
Глава 15
Дело о похищении получило широкую огласку в прессе. На первой полосе утренних газет появились заголовки типа: «Охранники из Секретной службы отлучились попить кофейку». Об убийстве Грэхема пресса еще не пронюхала, так как мы всячески старались сохранить тайну.
Итак, в то утро газеты на все лады склоняли Чарльза Чакли и Майкла Дивайна, покинувших пост. Они действительно отправились перекусить, пока шел урок, — так поступали практически все охранники. Но этот маленький перерыв оказался роковым. Возможно, теперь им придется поплатиться работой и карьерой.
Нам с Сэмпсоном Питтмен пока что ничего не поручал. В течение двух дней мы были полностью предоставлены самим себе и попытались ухватиться за тоненькую ниточку, оставленную Сонеджи. Я решил облазить все театральные магазинчики, торговавшие масками, париками и гримом, а Сэмпсон навестил библиотеку в Джорджтауне, где, как выяснилось, никто в глаза не видел Сонеджи и не знал о пропаже книг.
Сонеджи как в воду канул. Похоже, что он вообще не существовал до того, как объявился в Вашингтонской частной школе. Ничего удивительного в том, что он пользовался поддельными документами и рекомендациями, не было: он действовал продуманно, не оставляя следов. С подобными умельцами мы встречались, занимаясь делами о мошенничестве.
Сонеджи не сомневался, что получит работу в школе. Предыдущий работодатель (разумеется, подставной) связался с директором и рассказал ему о некоем гениальном педагоге Сонеджи, который намеревался переехать в Вашингтон. Другие рекомендации пришли по факсу из университета в Пенсильвании — он якобы вел программу в старшей и средней школе. После двух впечатляющих собеседований директор решил, что им просто необходим увлеченный и обаятельный математик (тем более обнаружилось, что того хотят переманить в другие школы).
— И мы ни разу в этом не раскаялись — вплоть до похищения, — признался удрученный заместитель директора. — Он оказался даже лучше, чем можно было предполагать. Я буду просто поражен, если выяснится, что до этого он никогда не преподавал математику. Тогда мы имеем дело с первоклассным актером.
На третий день я получил распоряжение от Дона Маннинга, подчиненного Питтмена. Мне поручалось разобраться, что представляют собой Кэтрин Роуз Данн и ее супруг. Я уже делал попытку пообщаться с ними по собственному почину, но мне вежливо отказали.
Даннов я застал в саду позади дома. Стена из серого камня в десять футов ограждала их от внешнего мира. Вдоль нее росли огромные липы. Огромный сад состоял из нескольких территорий, отделенных друг от друга каменными стенами и извилистым руслом ручья. В садовниках состояла молодая пара из Потомака, которые, думаю, получали побольше меня.
Где-то я вычитал, что Кэтрин Роуз считается одной из красивейших женщин мира. После рождения Мэгги она снялась лишь в нескольких фильмах, но, на мой взгляд, осталась, как и прежде, прекрасной. Даже горе не изуродовало ее. Она познакомилась с Томасом Данном, когда тот уже был видным юристом Лос-Анджелеса, участвовавшим в работе таких организаций, как «Гринпис» и «Спасение Земли». Став председателем американского Красного Креста, он перевез семью в Вашингтон.
— Вам уже приходилось заниматься похищениями, детектив? — поинтересовался Томас Данн. Ему хотелось выяснить, на что я годен. Достаточно ли я важная персона, чтобы доверить мне спасение его девочки? Он вел себя не слишком учтиво, но нельзя осуждать его за это.
— Я участвовал в раскрытии двенадцати похищений. Расскажите мне о Мэгги. Чем больше мы узнаем, тем больше шансов ее разыскать.
— Конечно, детектив Кросс, — кивнула Кэтрин Роуз. — Мы старались так ее воспитывать, чтобы она стала нормальным человеком. Это была одна из причин нашего переезда на восток.
— Едва ли Вашингтон можно назвать подходящим местом для воспитания детей, — улыбнулся я.
Эта фраза немного растопила лед.
— По сравнению с Беверли-Хиллз — весьма нормальное, уж поверьте, — возразил Том Данн.
— Не знаю, что сейчас вкладывают в понятие «нормальный», — начала Кэтрин. Я заметил, что ее серо-голубые глаза проникают в самую душу, если подойти близко. — Мы с Томом — старомодные люди и понимаем это слово по-своему. Мэгги — неиспорченный ребенок. Она не из тех, кто постоянно говорит: «Сьюзи купили то, а у Кейси есть это». Она не считает себя особенной. Она просто маленькая девочка.
Пока Кэтрин с такой любовью говорила о дочке, я невольно задумался о собственных детях — особенно о Джанель. Джанни тоже нормальная девочка, неизбалованная, милая, гармоничная. Обнаружив такое сходство между нашими детьми, я еще глубже проникся рассказом Кэтрин.
— Она очень похожа на Кэтрин, — заметил Томас Данн, посчитав, что мне необходимо это знать. — Кэтрин — наименее эгоистичный человек из всех, кого я когда-либо знал. Поверьте, непросто быть такой, когда ты — голливудская звезда, на которую постоянно льются потоки то лести, то брани.
— А почему девочку назвали Мэгги Роуз?
— Моих рук дело, — признался Томас, переводя взгляд на жену — очевидно, он любил говорить для нее. — Это прозвище пришло мне в голову, как только я впервые увидел обеих в больничной палате.
— Том зовет нас «девочки-розочки» и «сестрички-розочки». Это место у нас называется «Сад роз», а если мы с Мэгги спорим, то это — «война Алой и Белой Розы», — оживилась Кэтрин.
В каждом слове чувствовалось, как они любят свою дочурку. Да, Сонеджи, или кто он там на самом деле, сделал абсолютно правильный выбор. Он мастерски разыграл свою партию. Выполнил задание на «отлично». Знаменитая кинозвезда и уважаемый юрист. Любящие родители. Деньги. Престиж. Возможно, он обожает фильмы с ее участием. Я постарался припомнить, не могла ли какая-нибудь роль Кэтрин Роуз спровоцировать его на преступление… Впрочем, ее фотографии в жилище Сонеджи не было.
— Вы сказали, что хотите знать, как поведет себя Мэгги в этой ситуации, — продолжала Кэтрин. — Почему, детектив Кросс?
— Из разговоров с учителями я понял, что она — послушный ребенок. Возможно, выбор пал на нее именно поэтому, — я был откровенным. — Что вы еще можете рассказать? Говорите все, что приходит в голову.
— Мэгги очень непоследовательна. То серьезная и правильная, то на нее что-нибудь находит, — начала Кэтрин. — А у вас есть дети?
От неожиданности я вздрогнул — я ведь не прекращал думать о Джанель и Деймоне.
— Двое. У Мэгги есть друзья в школе?
— Полно, — ответил отец. — Ей нравятся дети с богатым воображением и не слишком эгоистичные. Правда, Майкл всегда сосредоточен на себе, но он — исключение.
— Расскажите об обоих.
Впервые с начала нашей беседы Кэтрин Роуз улыбнулась — знаменитая улыбка, столько раз мелькавшая на экране. Теперь я видел ее наяву — и был очарован. Даже стало неловко за себя.
— Они подружились сразу, как только мы сюда переехали, — начала Кэтрин. — Странная, абсолютно неразлучная парочка. Мы прозвали их Феликс и Оскар.
— Как может повести себя в этой ситуации Майкл?
— Трудно сказать, — покачал головой Томас Данн. Он казался мне нетерпеливым человеком, который привык все желаемое получать немедленно. — Майкл из тех, у кого на все случаи жизни имеется план. Он вообще очень организованный.
— А как у него со здоровьем? — Я знал, что вследствие родовой травмы у мальчика барахлило сердце.
Кэтрин Роуз пожала плечами — она об этом не задумывалась:
— Иногда он быстро устает, и мелковат для своего возраста. Мэгги намного крупнее.
— У него прозвище «Сморчок», и его это устраивает — потому что выделяет из толпы, — добавил Томас Данн, — вообще это удивительный ребенок — во всех смыслах умник.
— Действительно, умник, — согласилась Кэтрин.
— А как он ведет себя, когда устает? — Я вернулся к вопросу, который мог нам очень помочь. — Не становится ли нервным, вспыльчивым?
— Пожалуй, просто рассеянным и сонливым, — подумав, пояснила Кэтрин. — Помню, они однажды вдвоем прикорнули на траве у бассейна — такая забавная пара — развалились и спят. Просто два беззащитных малыша…
Посмотрев на меня, она разрыдалась. Все это время она пыталась держать себя в руках, но теперь ее силы на исходе. Я почувствовал, как это жуткое дело врастает в меня, хотя вначале отчаянно не хотелось за него браться. Теперь я заодно с Даннами и Голдбергами, я провожу параллели между пропавшими ребятами и собственными детьми. Может быть, я больше, чем надо, проникся их проблемами. Ярость по отношению к убийце семьи Сандерсов перекинулась на похитителя двоих малышей… Мистер Сонеджи… Мистер Чипс…
Мне хотелось успокоить несчастных родителей и пообещать им, что все будет в порядке, а заодно убедить в этом самого себя. Но я сильно сомневался в успехе..
Итак, в то утро газеты на все лады склоняли Чарльза Чакли и Майкла Дивайна, покинувших пост. Они действительно отправились перекусить, пока шел урок, — так поступали практически все охранники. Но этот маленький перерыв оказался роковым. Возможно, теперь им придется поплатиться работой и карьерой.
Нам с Сэмпсоном Питтмен пока что ничего не поручал. В течение двух дней мы были полностью предоставлены самим себе и попытались ухватиться за тоненькую ниточку, оставленную Сонеджи. Я решил облазить все театральные магазинчики, торговавшие масками, париками и гримом, а Сэмпсон навестил библиотеку в Джорджтауне, где, как выяснилось, никто в глаза не видел Сонеджи и не знал о пропаже книг.
Сонеджи как в воду канул. Похоже, что он вообще не существовал до того, как объявился в Вашингтонской частной школе. Ничего удивительного в том, что он пользовался поддельными документами и рекомендациями, не было: он действовал продуманно, не оставляя следов. С подобными умельцами мы встречались, занимаясь делами о мошенничестве.
Сонеджи не сомневался, что получит работу в школе. Предыдущий работодатель (разумеется, подставной) связался с директором и рассказал ему о некоем гениальном педагоге Сонеджи, который намеревался переехать в Вашингтон. Другие рекомендации пришли по факсу из университета в Пенсильвании — он якобы вел программу в старшей и средней школе. После двух впечатляющих собеседований директор решил, что им просто необходим увлеченный и обаятельный математик (тем более обнаружилось, что того хотят переманить в другие школы).
— И мы ни разу в этом не раскаялись — вплоть до похищения, — признался удрученный заместитель директора. — Он оказался даже лучше, чем можно было предполагать. Я буду просто поражен, если выяснится, что до этого он никогда не преподавал математику. Тогда мы имеем дело с первоклассным актером.
На третий день я получил распоряжение от Дона Маннинга, подчиненного Питтмена. Мне поручалось разобраться, что представляют собой Кэтрин Роуз Данн и ее супруг. Я уже делал попытку пообщаться с ними по собственному почину, но мне вежливо отказали.
Даннов я застал в саду позади дома. Стена из серого камня в десять футов ограждала их от внешнего мира. Вдоль нее росли огромные липы. Огромный сад состоял из нескольких территорий, отделенных друг от друга каменными стенами и извилистым руслом ручья. В садовниках состояла молодая пара из Потомака, которые, думаю, получали побольше меня.
Где-то я вычитал, что Кэтрин Роуз считается одной из красивейших женщин мира. После рождения Мэгги она снялась лишь в нескольких фильмах, но, на мой взгляд, осталась, как и прежде, прекрасной. Даже горе не изуродовало ее. Она познакомилась с Томасом Данном, когда тот уже был видным юристом Лос-Анджелеса, участвовавшим в работе таких организаций, как «Гринпис» и «Спасение Земли». Став председателем американского Красного Креста, он перевез семью в Вашингтон.
— Вам уже приходилось заниматься похищениями, детектив? — поинтересовался Томас Данн. Ему хотелось выяснить, на что я годен. Достаточно ли я важная персона, чтобы доверить мне спасение его девочки? Он вел себя не слишком учтиво, но нельзя осуждать его за это.
— Я участвовал в раскрытии двенадцати похищений. Расскажите мне о Мэгги. Чем больше мы узнаем, тем больше шансов ее разыскать.
— Конечно, детектив Кросс, — кивнула Кэтрин Роуз. — Мы старались так ее воспитывать, чтобы она стала нормальным человеком. Это была одна из причин нашего переезда на восток.
— Едва ли Вашингтон можно назвать подходящим местом для воспитания детей, — улыбнулся я.
Эта фраза немного растопила лед.
— По сравнению с Беверли-Хиллз — весьма нормальное, уж поверьте, — возразил Том Данн.
— Не знаю, что сейчас вкладывают в понятие «нормальный», — начала Кэтрин. Я заметил, что ее серо-голубые глаза проникают в самую душу, если подойти близко. — Мы с Томом — старомодные люди и понимаем это слово по-своему. Мэгги — неиспорченный ребенок. Она не из тех, кто постоянно говорит: «Сьюзи купили то, а у Кейси есть это». Она не считает себя особенной. Она просто маленькая девочка.
Пока Кэтрин с такой любовью говорила о дочке, я невольно задумался о собственных детях — особенно о Джанель. Джанни тоже нормальная девочка, неизбалованная, милая, гармоничная. Обнаружив такое сходство между нашими детьми, я еще глубже проникся рассказом Кэтрин.
— Она очень похожа на Кэтрин, — заметил Томас Данн, посчитав, что мне необходимо это знать. — Кэтрин — наименее эгоистичный человек из всех, кого я когда-либо знал. Поверьте, непросто быть такой, когда ты — голливудская звезда, на которую постоянно льются потоки то лести, то брани.
— А почему девочку назвали Мэгги Роуз?
— Моих рук дело, — признался Томас, переводя взгляд на жену — очевидно, он любил говорить для нее. — Это прозвище пришло мне в голову, как только я впервые увидел обеих в больничной палате.
— Том зовет нас «девочки-розочки» и «сестрички-розочки». Это место у нас называется «Сад роз», а если мы с Мэгги спорим, то это — «война Алой и Белой Розы», — оживилась Кэтрин.
В каждом слове чувствовалось, как они любят свою дочурку. Да, Сонеджи, или кто он там на самом деле, сделал абсолютно правильный выбор. Он мастерски разыграл свою партию. Выполнил задание на «отлично». Знаменитая кинозвезда и уважаемый юрист. Любящие родители. Деньги. Престиж. Возможно, он обожает фильмы с ее участием. Я постарался припомнить, не могла ли какая-нибудь роль Кэтрин Роуз спровоцировать его на преступление… Впрочем, ее фотографии в жилище Сонеджи не было.
— Вы сказали, что хотите знать, как поведет себя Мэгги в этой ситуации, — продолжала Кэтрин. — Почему, детектив Кросс?
— Из разговоров с учителями я понял, что она — послушный ребенок. Возможно, выбор пал на нее именно поэтому, — я был откровенным. — Что вы еще можете рассказать? Говорите все, что приходит в голову.
— Мэгги очень непоследовательна. То серьезная и правильная, то на нее что-нибудь находит, — начала Кэтрин. — А у вас есть дети?
От неожиданности я вздрогнул — я ведь не прекращал думать о Джанель и Деймоне.
— Двое. У Мэгги есть друзья в школе?
— Полно, — ответил отец. — Ей нравятся дети с богатым воображением и не слишком эгоистичные. Правда, Майкл всегда сосредоточен на себе, но он — исключение.
— Расскажите об обоих.
Впервые с начала нашей беседы Кэтрин Роуз улыбнулась — знаменитая улыбка, столько раз мелькавшая на экране. Теперь я видел ее наяву — и был очарован. Даже стало неловко за себя.
— Они подружились сразу, как только мы сюда переехали, — начала Кэтрин. — Странная, абсолютно неразлучная парочка. Мы прозвали их Феликс и Оскар.
— Как может повести себя в этой ситуации Майкл?
— Трудно сказать, — покачал головой Томас Данн. Он казался мне нетерпеливым человеком, который привык все желаемое получать немедленно. — Майкл из тех, у кого на все случаи жизни имеется план. Он вообще очень организованный.
— А как у него со здоровьем? — Я знал, что вследствие родовой травмы у мальчика барахлило сердце.
Кэтрин Роуз пожала плечами — она об этом не задумывалась:
— Иногда он быстро устает, и мелковат для своего возраста. Мэгги намного крупнее.
— У него прозвище «Сморчок», и его это устраивает — потому что выделяет из толпы, — добавил Томас Данн, — вообще это удивительный ребенок — во всех смыслах умник.
— Действительно, умник, — согласилась Кэтрин.
— А как он ведет себя, когда устает? — Я вернулся к вопросу, который мог нам очень помочь. — Не становится ли нервным, вспыльчивым?
— Пожалуй, просто рассеянным и сонливым, — подумав, пояснила Кэтрин. — Помню, они однажды вдвоем прикорнули на траве у бассейна — такая забавная пара — развалились и спят. Просто два беззащитных малыша…
Посмотрев на меня, она разрыдалась. Все это время она пыталась держать себя в руках, но теперь ее силы на исходе. Я почувствовал, как это жуткое дело врастает в меня, хотя вначале отчаянно не хотелось за него браться. Теперь я заодно с Даннами и Голдбергами, я провожу параллели между пропавшими ребятами и собственными детьми. Может быть, я больше, чем надо, проникся их проблемами. Ярость по отношению к убийце семьи Сандерсов перекинулась на похитителя двоих малышей… Мистер Сонеджи… Мистер Чипс…
Мне хотелось успокоить несчастных родителей и пообещать им, что все будет в порядке, а заодно убедить в этом самого себя. Но я сильно сомневался в успехе..
Глава 16
Мэгги Роуз все еще всерьез полагала, что похоронена заживо. Ей было не просто жутко или страшно — она пребывала в удручающем неописуемом кошмаре, во сто раз худшем, нежели любой ночной кошмар. В данной ситуации слишком живое воображение девочки сыграло отрицательную роль.
Что же сейчас — день или ночь?
— Майкл? — жалобно пролепетала она. В рот, казалось, набили вату, в горле пересохло, язык распух и будто застрял где-то в глотке. Наверное, никому никогда так не хотелось пить, даже в пустынях Ирака и Кувейта.
Мэгги Роуз то просыпалась, то погружалась в забытье, ее преследовали странные видения: вот кто-то рядом колотит в тяжелую деревянную дверь и зовет ее по имени.
— Мэгги Роуз… Мэгги Роуз, отзовись! Мэгги уже не уверена, что это не сон, похоже, наверху кто-то есть. Неужели кто-то хочет вскрыть ее могилу? Может, мама с папой? Или полиция?
Девочку ослепил луч света откуда-то сверху. Теперь она уверена, что это свет. Как будто перед ней зажглась и потухла сотня маленьких ярких лампочек. Сердце забилось так сильно, что девочка поняла: она жива, но спрятана в каком-то страшном месте. Кто-то упрятал ее сюда!
— Кто это? Кто там? Кто там, наверху? — прошептала девочка, глядя вверх, откуда шел свет. — Я вижу лицо!
Свет был таким ярким, что на самом деле она ничего не видела. Вдруг чей-то силуэт заслонил источник света. Мэгги несколько раз зажмуривала и снова открывала глаза, но все равно ничего не смогла разглядеть. Оставалось надеяться, что человек там, наверху, заметит ее мигание и поймет, что она жива.
— Мистер Сонеджи? Помогите мне, пожалуйста, — попробовала позвать Мэгги, но голос из-за пересохшего горла прозвучал неузнаваемо хрипло и резко.
— Заткнись! Заткнись! — проскрежетал сверху старушечий голос.
Значит, там кто-то есть! Так пусть ее вытащат отсюда!
— Помогите! Помогите! — застонала девочка. Сверху взметнулась рука и со всей силы ударила ее по лицу. Мэгги закричала, не столько от боли (хотя удар был сильным), сколько от ужаса. До этого ее ни разу в жизни не били. В голове зашумело.
— Кончай реветь! — взвыл зловещий голос где-то совсем рядом. Кто-то наклонился к ней — она ощутила запах немытого тела и вонь изо рта. Мэгги как будто пригвоздили к земле — тело обмякло, она не могла пошевелиться.
— Не дерись со мной, маленькая сучка! Не смей! Что ты себе вообразила? — раздался вопль. И снова: — Не смей подымать на меня руку! Слышишь меня? Никогда!
Что происходит, Боже мой?
— Ишь ты, знаменитая Мэгги Роуз, избалованная богачка! Сейчас я открою тебе секрет. Один маленький секрет. Ты умрешь, маленькая богачка! Умрешь!
Что же сейчас — день или ночь?
— Майкл? — жалобно пролепетала она. В рот, казалось, набили вату, в горле пересохло, язык распух и будто застрял где-то в глотке. Наверное, никому никогда так не хотелось пить, даже в пустынях Ирака и Кувейта.
Мэгги Роуз то просыпалась, то погружалась в забытье, ее преследовали странные видения: вот кто-то рядом колотит в тяжелую деревянную дверь и зовет ее по имени.
— Мэгги Роуз… Мэгги Роуз, отзовись! Мэгги уже не уверена, что это не сон, похоже, наверху кто-то есть. Неужели кто-то хочет вскрыть ее могилу? Может, мама с папой? Или полиция?
Девочку ослепил луч света откуда-то сверху. Теперь она уверена, что это свет. Как будто перед ней зажглась и потухла сотня маленьких ярких лампочек. Сердце забилось так сильно, что девочка поняла: она жива, но спрятана в каком-то страшном месте. Кто-то упрятал ее сюда!
— Кто это? Кто там? Кто там, наверху? — прошептала девочка, глядя вверх, откуда шел свет. — Я вижу лицо!
Свет был таким ярким, что на самом деле она ничего не видела. Вдруг чей-то силуэт заслонил источник света. Мэгги несколько раз зажмуривала и снова открывала глаза, но все равно ничего не смогла разглядеть. Оставалось надеяться, что человек там, наверху, заметит ее мигание и поймет, что она жива.
— Мистер Сонеджи? Помогите мне, пожалуйста, — попробовала позвать Мэгги, но голос из-за пересохшего горла прозвучал неузнаваемо хрипло и резко.
— Заткнись! Заткнись! — проскрежетал сверху старушечий голос.
Значит, там кто-то есть! Так пусть ее вытащат отсюда!
— Помогите! Помогите! — застонала девочка. Сверху взметнулась рука и со всей силы ударила ее по лицу. Мэгги закричала, не столько от боли (хотя удар был сильным), сколько от ужаса. До этого ее ни разу в жизни не били. В голове зашумело.
— Кончай реветь! — взвыл зловещий голос где-то совсем рядом. Кто-то наклонился к ней — она ощутила запах немытого тела и вонь изо рта. Мэгги как будто пригвоздили к земле — тело обмякло, она не могла пошевелиться.
— Не дерись со мной, маленькая сучка! Не смей! Что ты себе вообразила? — раздался вопль. И снова: — Не смей подымать на меня руку! Слышишь меня? Никогда!
Что происходит, Боже мой?
— Ишь ты, знаменитая Мэгги Роуз, избалованная богачка! Сейчас я открою тебе секрет. Один маленький секрет. Ты умрешь, маленькая богачка! Умрешь!
Глава 17
На следующий день наступил сочельник, но настроение было отнюдь не праздничным. В канун Рождества нас ожидали еще большие горести. Никого из членов Группы по спасению заложников не занимали обычные радостные хлопоты. Нервы были напряжены до предела — сейчас чудовищность случившегося ощущалась особенно остро. Если Сонеджи специально выбрал предпраздничные дни, чтобы деморализовать нас, то он этого добился. Рождество было безнадежно испорчено.
Около десяти утра я направлялся к дому Голдбергов по Соррелл-авеню, между тем как Сэмпсон втихаря ускользнул в Саут-Ист кое-что проделать по поводу убийства Сандерсов. В полдень мы намеревались встретиться для обмена мрачными впечатлениями.
Я беседовал с Голдбергами около часа. Выглядели они неважно, но на вопросы о сыне отвечали иногда даже с большей готовностью, чем Данны. Джеральд и Лаура Голдберг показались мне строгими, но бесконечно обожающими своего мальчика родителями. Одиннадцать лет назад врачи предрекли Лауре, что она не сможет иметь детей из-за загиба матки, и когда она забеременела, это показалось чудом. Знал ли об этом Сонеджи? Как он выбирал свои жертвы? Почему именно Мэгги Роуз и Майкл Голдберг?
Мне разрешили осмотреть комнату Майкла и побыть там одному. Закрыв дверь, я для начала просто тихо посидел, как накануне в комнате Мэгги. Мальчик превратил свою спальню в настоящее хранилище компьютерной техники — кругом продукция «Макинтош», «Нинтендо» и так далее. В лабораториях Американской телефонной и телеграфной компании оборудования и то меньше.
На стенах развешаны плакаты со сценами из фильмов с участием Кэтрин Роуз «Табу» и «Медовый месяц», над кроватью — портрет Себастьяна Баха, солиста группы «Скид Роу». В ванной красуется изображение Альберта Эйнштейна, остриженного под панка, с розовым гребнем волос, а еще — обложка журнала «Роллинг Стоун» с надписью: «Кто убил коротышку Германа?»
На столе — фотография Майкла и Мэгги в рамочке — дети держатся за руки, как неразлучные друзья. Может быть, их необычная дружба повлияла на решение Сонеджи?
Голдберги никогда не видели мистера Сонеджи, но много слышали о нем от Майкла: Сонеджи был единственным, кто постоянно побеждал мальчика в компьютерных играх «Нинтендо» типа «Ультима» и «Супер Марио». Видимо, в свое время он тоже был умником, вундеркиндом и не мог позволить победить себя даже девятилетнему мальчику. Он никому никогда не хотел проигрывать.
Я сидел с Голдбергами в библиотеке и смотрел в окно, как вдруг события приняли неожиданный оборот. От дома Даннов огромными шагами несся Сэмпсон. Я метнулся к входной двери и перехватил его уже на лужайке перед домом Голдбер-гов. Он рванул к финишу, как Джерри Райе в знаменитом забеге в Сан-Франциско.
— Что, он снова звонил?
— Нет, — запыхавшийся Сэмпсон мотнул головой. — Что-то стряслось, Алекс, но ФБР держит происшествие в тайне. Они что-то нашли! Бежим!
Полиция перекрыла часть Соррелл-авеню, выходившую на Плэйтли-Бридж-Лейн. Полдюжины деревянных заграждений не позволили представителям прессы пуститься вдогонку за кавалькадой полицейских машин, которые около двух часов дня отъехали от дома Даннов. Мы с Сэмпсоном сидели в третьей. Уже через час с небольшим три седана мчались по извилистой дороге среди холмов Солсбери в Мэриленде по направлению к индустриальному комплексу, затерянному в густых сосновых лесах.
Накануне Рождества там было пустынно. Гнетущая тишина реяла над белыми административными корпусами, расположившимися среди заиндевевших лужаек, где уже стояли местные полицейские машины и машина «Скорой помощи». За корпусами протекала небольшая речушка с грязной водой красно-бурого цвета, впадавшая в Чесапикский залив. Голубые вывески на корпусах гласили: «Дж. Кад Мэньюфэкчуринг», «Рейзер-Бектон Груп» и «Техносфера». Никто и словом не обмолвился о том, что здесь произошло.
Мы с Сэмпсоном присоединились к группе, спускавшейся к реке. С нами отправилась четверка встревоженных агентов ФБР. От корпусов к воде протянулась полоска оголенной земли с остатками пожухлой травы. Небо затянуло серыми тучами, предвещавшими снегопад. У самого берега помощники шерифа посыпали грунт специальной смесью, позволявшей обнаружить следы. Быть может, здесь побывал Гэри Сонеджи?
— Они хоть что-нибудь вам сказали? — спросил я Джеззи Фланаган, когда мы отошли чуть в сторону по непролазной грязи. Ее ботинки покрылись густым слоем речного ила, но она этого не замечала.
— Пока нет. Ничего.
Джеззи была так же удручена, как и мы с Сэмпсоном, несмотря на то, что Группа по спасению заложников впервые оказалась не у дел, а фэбээровцы, напротив, отличились. Для нас такое начало не предвещало ничего хорошего.
— Боже, только бы с детьми ничего не случилось, — пробормотала Джеззи, когда мы ступили на более или менее сухой участок. Неподалеку копошились сотрудники ФБР Рейли и Джерри Скорее. Вдруг повалил снег, с реки задул пронизывающий ветер, принося с собой запах горящей пластмассы. Я с замиранием сердца вглядывался в берег, но ничего не мог разглядеть. Чтобы успокоить нас, агент Скорее произнес краткую речь:
Около десяти утра я направлялся к дому Голдбергов по Соррелл-авеню, между тем как Сэмпсон втихаря ускользнул в Саут-Ист кое-что проделать по поводу убийства Сандерсов. В полдень мы намеревались встретиться для обмена мрачными впечатлениями.
Я беседовал с Голдбергами около часа. Выглядели они неважно, но на вопросы о сыне отвечали иногда даже с большей готовностью, чем Данны. Джеральд и Лаура Голдберг показались мне строгими, но бесконечно обожающими своего мальчика родителями. Одиннадцать лет назад врачи предрекли Лауре, что она не сможет иметь детей из-за загиба матки, и когда она забеременела, это показалось чудом. Знал ли об этом Сонеджи? Как он выбирал свои жертвы? Почему именно Мэгги Роуз и Майкл Голдберг?
Мне разрешили осмотреть комнату Майкла и побыть там одному. Закрыв дверь, я для начала просто тихо посидел, как накануне в комнате Мэгги. Мальчик превратил свою спальню в настоящее хранилище компьютерной техники — кругом продукция «Макинтош», «Нинтендо» и так далее. В лабораториях Американской телефонной и телеграфной компании оборудования и то меньше.
На стенах развешаны плакаты со сценами из фильмов с участием Кэтрин Роуз «Табу» и «Медовый месяц», над кроватью — портрет Себастьяна Баха, солиста группы «Скид Роу». В ванной красуется изображение Альберта Эйнштейна, остриженного под панка, с розовым гребнем волос, а еще — обложка журнала «Роллинг Стоун» с надписью: «Кто убил коротышку Германа?»
На столе — фотография Майкла и Мэгги в рамочке — дети держатся за руки, как неразлучные друзья. Может быть, их необычная дружба повлияла на решение Сонеджи?
Голдберги никогда не видели мистера Сонеджи, но много слышали о нем от Майкла: Сонеджи был единственным, кто постоянно побеждал мальчика в компьютерных играх «Нинтендо» типа «Ультима» и «Супер Марио». Видимо, в свое время он тоже был умником, вундеркиндом и не мог позволить победить себя даже девятилетнему мальчику. Он никому никогда не хотел проигрывать.
Я сидел с Голдбергами в библиотеке и смотрел в окно, как вдруг события приняли неожиданный оборот. От дома Даннов огромными шагами несся Сэмпсон. Я метнулся к входной двери и перехватил его уже на лужайке перед домом Голдбер-гов. Он рванул к финишу, как Джерри Райе в знаменитом забеге в Сан-Франциско.
— Что, он снова звонил?
— Нет, — запыхавшийся Сэмпсон мотнул головой. — Что-то стряслось, Алекс, но ФБР держит происшествие в тайне. Они что-то нашли! Бежим!
Полиция перекрыла часть Соррелл-авеню, выходившую на Плэйтли-Бридж-Лейн. Полдюжины деревянных заграждений не позволили представителям прессы пуститься вдогонку за кавалькадой полицейских машин, которые около двух часов дня отъехали от дома Даннов. Мы с Сэмпсоном сидели в третьей. Уже через час с небольшим три седана мчались по извилистой дороге среди холмов Солсбери в Мэриленде по направлению к индустриальному комплексу, затерянному в густых сосновых лесах.
Накануне Рождества там было пустынно. Гнетущая тишина реяла над белыми административными корпусами, расположившимися среди заиндевевших лужаек, где уже стояли местные полицейские машины и машина «Скорой помощи». За корпусами протекала небольшая речушка с грязной водой красно-бурого цвета, впадавшая в Чесапикский залив. Голубые вывески на корпусах гласили: «Дж. Кад Мэньюфэкчуринг», «Рейзер-Бектон Груп» и «Техносфера». Никто и словом не обмолвился о том, что здесь произошло.
Мы с Сэмпсоном присоединились к группе, спускавшейся к реке. С нами отправилась четверка встревоженных агентов ФБР. От корпусов к воде протянулась полоска оголенной земли с остатками пожухлой травы. Небо затянуло серыми тучами, предвещавшими снегопад. У самого берега помощники шерифа посыпали грунт специальной смесью, позволявшей обнаружить следы. Быть может, здесь побывал Гэри Сонеджи?
— Они хоть что-нибудь вам сказали? — спросил я Джеззи Фланаган, когда мы отошли чуть в сторону по непролазной грязи. Ее ботинки покрылись густым слоем речного ила, но она этого не замечала.
— Пока нет. Ничего.
Джеззи была так же удручена, как и мы с Сэмпсоном, несмотря на то, что Группа по спасению заложников впервые оказалась не у дел, а фэбээровцы, напротив, отличились. Для нас такое начало не предвещало ничего хорошего.
— Боже, только бы с детьми ничего не случилось, — пробормотала Джеззи, когда мы ступили на более или менее сухой участок. Неподалеку копошились сотрудники ФБР Рейли и Джерри Скорее. Вдруг повалил снег, с реки задул пронизывающий ветер, принося с собой запах горящей пластмассы. Я с замиранием сердца вглядывался в берег, но ничего не мог разглядеть. Чтобы успокоить нас, агент Скорее произнес краткую речь: