Страница:
Когда на столе появились кружки и они не спеша пригубили темное пиво, Джеки спросила:
– Когда… и как произошел обмен телами?
– Когда – это в субботу два месяца назад, четырнадцатого октября. Как… – Он сделал еще глоток. – В общем, я фехтовал у Анджело, и как раз когда собирался провести особо хитрую атаку, я… я вдруг оказался на дне Темзы без капли воздуха.
Джеки горько улыбнулась и кивнула:
– Да, вот так он обычно и делает. Бросив вас в таком положении, ему даже не надо было изжевывать себе язык, перед тем как перепрыгнуть в ваше тело. – Она не без уважения посмотрела на него. – Да, вы и правда Чинни – он ни за что не бросил бы вас просто так, если бы не был уверен в том, что у вас нет шанса спастись.
Чинни осушил свою кружку и сделал знак, чтобы принесли другую.
– Будь я проклят, его ведь действительно не было. Порою, лежа без сна у себя в каморке при пекарне, я даже жалею, что не утонул тогда. – Он бросил на Джеки тяжелый взгляд. – Теперь говорите вы. Кто тот, к кому вы обращались? Ну, этот Дойль – он ваш друг? А где он, в моем настоящем теле?
– Нет. Боюсь, Дойль мертв. С ним явно обошлись так же, как с вами, только я не могу представить себе, чтобы он выплыл со дна Темзы. Нет, это… чародей, мне кажется… известный как Джо – Песья Морда, который запросто меняется телами с людьми… и ему приходится делать это часто: по какой-то причине он начинает обрастать густой шерстью сразу же, как вселяется в новое тело.
– Точно! – воскликнул в возбуждении Чинни. – Точно! Когда я выбрался из реки, я был весь в волосах, даже между пальцев и на ногах. Наверное, первое, что я сделал, – купил бритву и выбрил почти все тело. Слава Богу, больше я не обрастал.
– Конечно, ведь Джо уже перешел в другое тело. Я…
– Так, значит, в моем теле разгуливает чародей? Ох, я его найду…
Джеки покачала головой:
– Спустя два-то месяца? Боюсь, уже не найдете. Я давно охочусь за ним, и он никогда не задерживается в одном теле больше чем на неделю или две.
– О чем это ты? Что же он тогда с ними делает?
– То же, что он сделал с беднягой Дойлем, когда начал обрастать шерстью, – оставляет в такой ситуации, когда до смерти остается секунда или две, а потом меняется с тем, кто может находиться за несколько миль от этого места, и спокойно уходит в новом теле, в то время как тот, кого он выселил, умирает, даже не поняв, где он. Брошенные тела не живут долго; вы, наверное, единственный, кто выжил.
Трактирщик принес Чинни новую кружку портера. Чинни поблагодарил его, дождался, пока тот не вернется за стойку, и посмотрел на Джеки глазами Дойля.
– Нет, – твердо произнес он. – Он не бросит мое тело просто так. Послушай, я не любитель хвастаться, но это было чертовски классное… с-средство передвижения, говоря его словами. – Чинни явно сохранял самообладание из последних сил. – Недурное собой, молодое, сильное, ловкое…
– …И волосатое, как обезьяна…
– Значит, ему придется бриться, верно? – вскричал Чинни так громко, что все головы повернулись в его сторону. В зале воцарилась тишина, потом – когда народ понял, кто это – послышались смешки.
– Все верно, Великолепный! – крикнул трактирщик. – Обрей их всех наголо. Только не шуми, ладно?
– Так вот, – продолжал покрасневший Чинни уже тише, – есть ведь места, куда люди ходят, чтобы удалить лишние волосы? Почему бы ему не пойти в одно из таких мест?
– Вряд ли там действительно…
– А ты знаешь? Ты сам там был? Ведь должен был, ведь усы твои, с позволения сказать… – Его голос вновь начал повышаться, но он, опомнившись, резко замолчал и потер руками глаза. – Извини, парень. Нервы, понимаешь…
– Ясно.
Минуту они просто сидели и пили пиво.
– Ты сказал, ты за ним охотишься? – произнес наконец Чинни. – Почему?
– Он убил мое… мою невесту, – ровным голосом ответила Джеки.
– И что ты будешь делать, если найдешь его?
– Убью.
– А если он будет в моем старом теле?
– Все равно убью. Поймите, вам не получить своего тела обратно.
– Я не… не возражаю. Только если я найду его и скажу тебе, где он, – согласишься в обмен на это помочь мне заставить его… поменяться обратно?
– Я не могу представить такого.
– А ты и не представляй. Так согласишься? Джеки вздохнула:
– Если вы найдете его и заставите… ладно, если я буду уверен, что смогу убить его потом.
– Идет. – Чинни перегнулся через стол, и они с Джеки пожали руки. – Как тебя зовут?
– Джеки Снаппя живу в номере один-двенадцать, Пай-стрит, это совсем рядом с Вестминстерским собором. Под каким именем вы сейчас живете?
– Хэмфри Богарт. Это имя пришло ко мне во сне в первую ночь, которую я провел в новом теле.
– Должно быть, это имя значило что-то для Дойля, – пожала плечами Джеки.
– Какая разница? В общем, ты всегда найдешь меня в пекарне у Малка, на Сент-Мартин-лейн. И если ты найдешь его первым, дай мне знать, ладно?
Джеки колебалась. Зачем ей партнер? Конечно, сильный спутник может помочь, к тому же Джо наверняка уже в новом теле, так что беспокойство Чинни о своем старом теле вряд ли будет помехой… да и кто, как не он, имеет право разделить с ней месть?
– Идет, – сказала она наконец. – Будем действовать вместе.
– Ну вот и хорошо! – Они обменялись еще одним рукопожатием, после чего Чинни покосился на часы. – Мне пора, – сказал он, встал и бросил на стол мелочь. – Тесто должно уже подойти, и его не попросишь подождать. Джеки допила пиво и тоже встала из-за стола. Они вышли из кабака вместе, и трактирщик похлопал Чинни по плечу. Тот задержался в дверях.
– Ты все правильно сказал насчет усов твоего Джексона. Если ты не можешь уговорить его сбрить их, мой тебе совет: подари ему сигару-хлопушку.
Громкий гогот посетителей преследовал их даже за дверью.
* * *
В сочельник бар у «Гинеи и Боба» на Крэчфрайерз был забит народом уже к половине четвертого. Чашки горячего пунша, приятно щекочущие нос ароматным паром, вручались за счет заведения каждому входящему, едва он стряхивал снег со шляпы, вешал плащ или пальто на крюк и, все еще поеживаясь от холода, подходил к стойке.
Бармен – приветливый лысеющий человек по имени Боб Крэнк – налил пунш последним двоим посетителям, которые только что вошли, и, облокотившись на стойку, подкреплял силы порцией крепкого кофе с ромом, окидывая хозяйским взглядом зал с низким закопченным потолком. Народ веселился вовсю – а как иначе может быть накануне Рождества – и поленья в камине полыхали вовсю, и их должно было хватить еще на час, не меньше. Крэнк знал почти каждого из присутствующих, да, пожалуй, единственный клиент, от которого он не знал, чего ожидать, вон тот пожилой господин за столиком у камина: ухмыляющийся тип с несколько безумными глазами. Хм, действительно странный тип, сидит один как сыч, и не похоже, что ему весело. У камина должно быть жарко, а он застегнулся на все пуговицы и стакан держит, не снимая перчаток.
Входная дверь со скрипом распахнулась, и в зал ворвались колючие снежинки. Крэнк не глядя налил еще одну чашку пунша, протянул вошедшему и только после этого узнал, кто это.
– Дуг! – воскликнул он, когда грузный седеющий мужчина подошел к стойке. – Холодина какой на улице. Пожалуй, следует… – он заговорил тише и сунул чашку под стойку, – …добавить тебе немного для поднятия духа, а? – Он откупорил бутылку бренди и долил его под стойкой в чашку.
– Благодарствуй, Крэнки.
Оба рассмеялись, и Крэнк замолчал первым.
– Твои дружки уже ждут, – сообщил он, кивая в сторону камина.
– Ага, так вот они где! – Дуг Матуро осушил чашку пунша и со стуком поставил ее на стойку. – Пришли нам бренди, ладно, Крэнк?
– Идет.
Матуро пробрался к указанному столу и уселся, встреченный ухмылками и бурей пьяных приветствий.
– Эй вы, бездельники, – пробурчал он, расправляясь в ожидании заказанного бренди с кружкой пива. – А кто остался лавку сторожить?
– Лавка никуда не денется, мистер Дуг, – ответил один из сидевших за столом. – У кого в голове дурное нынче, в сочельник?
– Верно сказано, черт подери, – согласился другой. – Да и завтра тоже, слава Богу. Выпьем за Рождество!
Все как один подняли стаканы и кружки, но замерли, когда пожилой господин за соседним столом внятно произнес:
– Рождество – забава для идиотов. Матуро резко повернулся и внимательно посмотрел на говорившего – его поразила неуместность перчаток. И действительно, зачем перчатки, когда сидишь в теплом зале у камина? Впрочем, тут как раз подоспел Крэнк с бренди, так что он пожал плечами и повернулся обратно к своим приятелям. Он пробормотал что-то такое, отчего вся его компания покатилась со смеху, потом хлопнул стопку бренди, и напряжение вроде бы спало.
– Этот праздник, – громко продолжал пожилой господин, – суть самое слабое и далекое от жизни в этой проклятой западной культуре. Покажите мне человека, празднующего Рождество, и я докажу вам, что это слизняк с глазами на мокром месте, которому до сих пор мечтается, чтобы его укачивала в колыбельке мамаша.
– Запишите это все, подпишитесь: «Иконоборец» – и пошлите в «Тайме», приятель, – бросил Матуро через плечо. – И лучше займите-ка свой рот питьем, пока кто-нибудь не заткнул его менее приятным образом.
Пожилой господин нецензурно прокомментировал, как именно Матуро намерен осуществить свою угрозу.
– Ох, не хотел я этого сегодня, – вздохнул Матуро, отодвигая стул и поднимаясь. Он подошел к старику и схватил его за грудки. – Послушайте-ка меня, богохульник старый. Тут поблизости полно заведений, где вас угостят дракой, на которую вы нарываетесь, так что почему бы вам не собрать свои кости и не отправиться туда, а?
Пожилой господин попытался встать, но потерял равновесие и упал обратно на стул. Его сорочка порвалась, и отлетевшая пуговица плюхнулась прямо в чашку с пуншем.
– Ну вот, теперь вы еще потребуете, чтобы я заплатил вам за порванную рубаху, – раздраженно вздохнул Матуро. – Ну что ж, вы… – Он вдруг осекся и уставился на открывшуюся грудь старика. – Боже праведный, что это…
Старик стряхнул с себя руку ослабившего хватку Матуро и бросился к двери.
– Держите его! – взревел Матуро таким голосом, что Крэнк, забыв про собственное святое правило не вмешиваться, схватил большую банку маринованных свиных ножек и швырнул ее под ноги бегущему. Содержимое банки разлетелось по полу живописным фонтаном, старик поскользнулся, тяжело упал на бок и, проехав по полу, врезался в стул у стойки, с грохотом обрушившийся на него сверху.
– Что он сделал, Дуг? – с тревогой спросил Крэнк. Матуро вывернул старику руку и, вздернув его на ноги, положил кулак на стойку.
– А ну, разожми руку, ублюдок! – прошипел он. Пару секунд кисть оставалась сжатой в кулак, потом медленно разжалась. Матуро начал больно заламывать локоть вверх.
– Иисусе, да у него в руке ничего нет, Дуг! – вскричал Крэнк. – Мы набросились на него, а он ведь ниче…
– Сними с него перчатку.
– Черт подрал, парень, мы и так уже достаточно…
– Сними с него перчатку!
Сокрушенно закатив глаза, Крэнк потянул ткань на концах большого и среднего пальцев и сдернул перчатку.
Белая морщинистая рука была полностью покрыта грубой шерстью.
– Это Джо – Песья Морда! – объявил Матуро.
– Что? – простонал Крэнк. – Оборотень из детских сказок?
– Какое там оборотень! Это самый жуткий убийца, что разгуливал когда-либо по улицам Лондона. Спроси Брока из Кеньон-корт, что стало с его сынишкой. Или спроси миссис Циммерман…
– Это он погубил моего брата. – Из-за углового стола поспешно поднялся молодой человек. – Фрэнк был священником и как-то раз исчез и не пришел на службу, и не узнал меня, когда я нашел его, и только высмеял меня, когда я объяснял ему, кто я. Но я проследил его до места, где он поселился, а через неделю мне сказали, что какая-то обезьяна бросилась с крыши этого дома. Изуродованное тело на улице было сплошь покрыто шерстью, но я заглянул ему в рот и увидел зуб, который сам сломал, когда мы с Фрэнки в детстве играли деревянными мечами.
– Я его помню, – хихикнул старик. – Помнится, я неплохо провел время в его теле. Боюсь только, я мало чего оставил от его обета безбрачия.
Молодой человек с возмущенным криком бросился на него, но Матуро заступил ему дорогу.
– Что ты собираешься делать, просто ударить его? – спросил Матуро. – Нет, должно свершиться правосудие.
– Верно, кликните полицию! – крикнул кто-то.
– Нет, так тоже не пойдет, – возразил Матуро. – Пока дело дойдет до суда, он давно уже улизнет, оставив в этом теле какого-то несчастного, ни в чем не виноватого. – Он посмотрел на юношу, потом обвел взглядом остальных. – Он должен быть казнен. Сейчас же.
Джо – Песья Морда отчаянно забился в держащих его руках, и несколько человек вскочили на ноги, громко заявляя, что не собираются становиться соучастниками убийства.
– Не здесь же, Дуг, – взмолился Крэнк, схватив Матуро за рукав. – Только не здесь!
– Не здесь, – согласился Матуро. – Кто со мной?
– Джон Кэролл – с тобой! – заявил молодой человек, снова выступая вперед.
– И я, – подала голос крупная леди средних лет. – Одну из этих обезьян выловили из реки в Грейвзенде, так у ей на пальце было надето кольцо моего Билли, а уж что шерсти на этом пальце —. я кольцо так снять и не смогла.
Один за другим еще трое выступили из толпы и встали рядом с Джоном Кэроллом и женщиной.
– Отлично, – кивнул Матуро и повернулся к своим собутыльникам. – А вы, ребята?
Его сразу протрезвевшие дружки разом замотали головами.
– Ты же знаешь. Дуг, мы не из тех, кто сторонится хорошей драки, – виновато заявил один из них. – Но участвовать в хладнокровном убийстве… у нас семьи…
– Ясно! – Он отвернулся от них. – Ну что ж, тогда ступайте отсюда, кто хочет. И можете вызвать констебля, ежели считаете, что так нужно… только подумайте сперва, что за чудище освободите. Припомните, что рассказали вам вот этот человек и эта женщина, да и сами вы, сдается мне, много чего слышали про его дела.
Почти все, кто находился в зале, потянулись к выходу, хотя еще двое присоединились к отряду Матуро.
– Я вот подумал, – сказал один, – я хотел было выйти из этого, не замаравши рук, хоть и рад был, что все так обернулось, да только ноги не идут.
– Знаешь, Крэнки, я передумал, – сказал Матуро как бы невзначай трактирщику, заткнув при этом рукой рот Джо – Песьей Морде. – Пожалуй, я все-таки отведу его в полицию. Понял? Последнее, что ты от меня слышал, – это то, что я собирался сдать его, живого, властям.
– Ясно, – произнес, побледнев, Крэнк, плеснув себе в стакан немного бренди. – Спасибо, Дуг. Матуро в сопровождении добровольцев потащил сопротивлявшегося Джо к задней двери.
– Эй, Дуг? – встрепенулся Крэнк. – Ты… ты идешь черным ходом?
– Мы через забор.
Девять мстителей наполовину прогнали, наполовину протащили своего пленника на задний двор «кабака, и Матуро огляделся по сторонам. В дальнем углу, почти полностью укрытый снегом, стоял поломанный пивной фургон. Кусок изгороди был повален – не иначе как по вине соседей: за забором находилась кузница, и они там все время норовили прислонить к забору всякие тяжелые железяки, а может, просто неосторожно обращались со своим подъемным краном. На дворе мастерской не было ни души, и тень стоявшего без дела крана падала на дверь трактира.
– Вы, – сказал Матуро Одному из своих спутников, – поищите, нет ли там, в фургоне, веревки подлиннее. А вы… где тут Джон Кэролл? Ага, вот вы – как считаете, сможете залезть на стрелу крана?
– Если кто даст мне перчатки – залезу. Немедленно вторая перчатка была сдернута с руки Джо – Песьей Морды и вручена вместе с первой Кэроллу, и секунду спустя он уже пробирался через брешь в ограде на двор кузнечной мастерской.
– Есть тут веревка! – крикнул человек, которого Матуро послал к фургону. – Привязана к облучку. Примерзла, правда, но, думаю, я ее отвяжу.
– Как справитесь, догоняйте нас на том дворе, – крикнул Матуро. – Похоже, мы все сделаем как надо, – добавил он, обращаясь к женщине, – а не просто удавим его вручную.
Спустя несколько минут девять человек собрались вокруг жестяной бочки, на которой стоял на цыпочках, с высоко поднятой головой – веревка оказалась на несколько дюймов короче, чем надо, – Джо – Песья Морда.
– Отпустите меня, – хрипло произнес Джо, глядя на остальных сверху вниз, – и я вас всех сделаю богачами. Я ведь сохранил деньги всех, в ком жил! Это целое состояние, и я готов отдать его вам, без остатка! – Он дернулся, пытаясь высвободить связанные собственным шарфом руки.
– Ты это уже нам говорил, – отвечал Матуро, – и наш ответ был – нет. Молись, Джо, твоя песенка спета. – Матуро явно нервничал и не сводил взгляда со своего пленника, как бы в ожидании подвоха.
– Зачем мне молитвы? – заявил Джо. – Моя душа в надежных руках. – Впрочем, его уверенный тон оказался блефом, ибо в следующее же мгновение он испустил отчаянный стон: – Подождите! Я – Ду… Больше он не успел произнести ни звука, ибо петля затянулась на его шее – Матуро выбил из-под него бочку с такой силой, что она отлетела через весь занесенный снегом двор. Старик раскачивался на веревке с почерневшим лицом и дико вращал глазами, то открывая, то закрывая рот в беззвучном крике.
Матуро, когда дело было сделано, видимо, отбросил все свои сомнения. Он с улыбкой выждал, пока страшный маятник не отвернется лицом от зрителей – теперь повешенный смотрел на двор, на солнце, садящееся за крыши, и на бочку, все еще продолжавшую катиться по земле, – и прыгнул на плечи повешенному, будто собирался проехаться на нем верхом.
В вечерней тишине хруст ломающихся позвонков прозвучал особенно громко. Джон Кэролл отвернулся, и его стошнило.
* * *
Дуг Матуро вошел в дверь, над которой еще проглядывала из-под свежей краски надпись «Салон депиляции», прикрыл ее за собой и зашагал сквозь полосы бледного света, пробивавшегося сквозь неплотно прикрытые ставни, мимо покрытой толстым слоем пыли стойки, по темному коридору на лестницу. Поднявшись на половину пролета, он услышал сверху голоса и остаток пути прошел на цыпочках.
– …На Джермин-стрит, возле Сент-Джеймс-сквер, – говорил Данди. – Цену они заломили, конечно, космическую, но нужно же мне сменить адрес на более респектабельный.
– Ну конечно, Джейк, – отвечал молодой женский голос. – И мне смешно думать о том, что тебя смущает цена. Сколько, ты говорил, ты зарабатываешь в день?
– В настоящее время – где-то около девятисот фунтов, но цифра растет в геометрической прогрессии: чем больше вкладываю, тем больше получаю. Так что к концу 1811 года не будет смысла подсчитывать – все равно ко времени, пока посчитаешь, цифра устареет.
– Ох, мой будущий муж просто волшебник! – воскликнула девушка. За этим последовали смешки и воркование. – Не слишком, правда, страстный, – добавила она игриво.
Ответный смех Данди показался человеку, подслушивавшему в темном холле, несколько натянутым.
– Этим мы успеем вволю заняться и после свадьбы, Клер, – ответил он без особой уверенности в голосе. – Твой отец нам доверяет; мы нехорошо поступим по отношению к нему, если будем… шалить так, как сейчас.
Человек в холле тихо отступил назад, на лестницу, несколько раз потопал по ступеньке, подошел к двери Данди и постучал.
– Э… да? – отозвался Данди. – Кто там? Человек отворил дверь и вошел, поклонившись Данди и широко улыбнувшись стройной светловолосой девушке.
– Робин-Бобин-Барабек, я – Бессмертный Человек, – весело ответил он.
Данди уставился на высокого, дородного незнакомца. Он ни разу не видел раньше ни этого румяного лица, ни этих жестких глаз, ни этой седой шевелюры, но знал, кто это.
– О… привет, – пришел он в себя. – Я вижу, все… прошло как надо?
– Ага, как по маслу – если на то пошло, я попрыгал и понагибался по дороге сюда, и решил, что это не такой уж плохой экземпляр. Пожалуй, я побуду в нем немного с помощью ваших электроэпиляторов. Ба, а это что за прелестное создание? – Он театрально поклонился.
– Э-э… Джо, – промямлил Данди, вставая с дивана, – это Клер Пибоди, моя невеста. Клер, это… Джо, мой деловой партнер.
Джо расплылся в улыбке, показавшей ровный ряд белых зубов. – Рад познакомиться с вами, мисс Клер. Клер невольно нахмурилась – этот человек смотрел на нее с нескрываемым интересом, и ей это не понравилось.
– Рада познакомиться, Джо, – ответила она. Проследив его взгляд – тот не сводил глаз с ее бюста, – она нахмурилась еще сильнее и с мольбой посмотрела на Данди.
– Джо, – сказал молодой человек. – Может, вам лучше…
– Разве это не замечательно? – перебил его Джо, улыбаясь еще шире. – То, что мы оба… рады.
– Джо, – повторил Данди. – Подождите в своей комнате. Я скоро приду.
– Ну конечно, Джейк, – кивнул Джо, поворачиваясь к двери. Он задержался. – Счастливого Рождества, мисс Клер! – Ответа не последовало, и, закрывая за собой дверь, он беззвучно хихикал.
* * *
Джеки заплатила в баре пенни, заняла место в очереди, и довольно скоро – она шаг за шагом приближалась к задней двери под аккомпанемент выкриков человека на улице: «Ладно, вы посмотрели, дайте теперь другим!» – подошла и ее очередь выйти во двор и присоединиться к толпе у изгороди. Множество ног истоптало снег, превратив его в грязное месиво.
Джеки не видела ничего, кроме широкой спины стоявшего перед ней мужчины, но очередь продолжала двигаться, и довольно скоро она оказалась перед брешью в кирпичной ограде, за которой открывался еще один мощенный булыжником двор. Теперь она видела кран и веревку. С соседней улицы доносился чей-то пьяный баритон, выводящий рождественскую коляду.
«Ну и что мне делать теперь, – подумала она, – возвращаться домой? Назад, в уютный маленький дом в Ромфорде, в школу, чтобы в конце концов выйти замуж за юного банковского клерка с видами на будущее? Да, наверное. А что еще? То, ради чего ты приехала в Лондон, свершилось, пусть и не твоими руками. Не оттого ли ты чувствуешь себя такой… бесполезной и неприкаянной, и – да, смотри правде в глаза – напуганной? Вчера у тебя была цель, было для чего жить такой жизнью, а сегодня – нет. Нет больше причин оставаться Джеки Снаппом, но ты уже и не Элизабет Жаклин Тичи. Кем ты стала, девочка?»
Очередь повернула в последний раз, и она наконец смогла увидеть всю картину в целом. К стреле крана была привязана веревка, на конце которой раскачивалась под ударами ветра мешковатая кукла с клочками тронутого молью меха, пришитыми на лицо, руки и ноги.
– Да, друзья мои, – произнес зазывала, зловеще понизив голос, – вот здесь и свершилось правосудие над зловещим оборотнем Джо – Песьей Мордой. Манекен, что вы видите перед собой, сооружен таким образом, чтобы вы могли видеть в точности то же, что обнаружила здесь вчера ночью полиция.
– Насколько я слышал, – тихо заметил человек, стоявший перед Джеки, своему спутнику, – у него просто росли волосы по всему телу – словно двухдневная щетина.
– Неужели, милорд? – вежливо удивился спутник. Очередь двигалась мимо экспозиции. Кукла повернулась спиной к зрителям, выставив на обозрение широкую прореху на штанах, из которой торчала солома. Кто-то засмеялся, и Джеки услышала чей-то шепот, рассказывающий подробности пленения Джо – Песьей Морды.
Джеки почувствовала, как ее начинает охватывать истерика. Видишь ли ты это, Колин? Этот экспонат с сельской ярмарки? Ты отомщен наконец. Разве это не прекрасно? Разве не замечательно, что все эти люди могут полюбоваться на это? Как величественно и благородно, как радостно все это!
Она начала всхлипывать, сама не замечая этого, и здоровяк, стоявший перед ней в очереди, взял ее за локоть и подвел к воротам на улицу, где находился трактир «Гинея и Боб».
– Паркер? Мою флягу! – сказал он, оказавшись на мостовой.
– Слушаюсь, милорд, – отозвался человек, вышедший со двора следом за ними. Он достал из-под плаща плоскую флягу, отвинтил пробку и передал господину.
– Давай, парень, – сказал здоровяк. – Хлебни-ка. Не стоит плакать из-за этого дурацкого шоу в такое прекрасное рождественское утро.
– Спасибо, – ответила Джеки, всхлипывая и утирая нос рукавом. – Вы, наверно, правы. Плакать вообще не стоит. Ни из-за чего. И еще раз спасибо.
Она дотронулась до шапки, потом сунула руки в карманы и двинулась по улице быстрым шагом, ибо путь до Пай-стрит предстоял неблизкий.
Глава 6
Милях в семи-восьми от него, на том берегу освещенной ярким полуденным солнцем поймы Нила возвышались четкими силуэтами пирамиды, а ближе, всего в двух милях от Цитадели, с севера на юг протянулся лентой полированной стали в кайме зелени Нил. Несколько столбов дыма поднимались в небо с острова Эль-Рода, хотя на таком расстоянии остров не выделялся из окружения, а на ближнем берегу он мог разглядеть пальмы, минареты и окна старых кварталов Каира. Некоторые наши гости, подумал он, бахриты в том числе, едут сейчас по этим улицам. И это, несомненно, замечательное зрелище: все мальчишки бросают работу, чтобы посмотреть, собаки лают, а из-за машребия – решеток гаремов на вторых этажах – на проезжающих под ними великолепных воинов смотрят с восторженным блеском черные глаза. Скоро сверкающая драгоценными каменьями процессия выедет из Старого города и покажется на старой каменной дороге, соединяющей Каир с Цитаделью.
– Когда… и как произошел обмен телами?
– Когда – это в субботу два месяца назад, четырнадцатого октября. Как… – Он сделал еще глоток. – В общем, я фехтовал у Анджело, и как раз когда собирался провести особо хитрую атаку, я… я вдруг оказался на дне Темзы без капли воздуха.
Джеки горько улыбнулась и кивнула:
– Да, вот так он обычно и делает. Бросив вас в таком положении, ему даже не надо было изжевывать себе язык, перед тем как перепрыгнуть в ваше тело. – Она не без уважения посмотрела на него. – Да, вы и правда Чинни – он ни за что не бросил бы вас просто так, если бы не был уверен в том, что у вас нет шанса спастись.
Чинни осушил свою кружку и сделал знак, чтобы принесли другую.
– Будь я проклят, его ведь действительно не было. Порою, лежа без сна у себя в каморке при пекарне, я даже жалею, что не утонул тогда. – Он бросил на Джеки тяжелый взгляд. – Теперь говорите вы. Кто тот, к кому вы обращались? Ну, этот Дойль – он ваш друг? А где он, в моем настоящем теле?
– Нет. Боюсь, Дойль мертв. С ним явно обошлись так же, как с вами, только я не могу представить себе, чтобы он выплыл со дна Темзы. Нет, это… чародей, мне кажется… известный как Джо – Песья Морда, который запросто меняется телами с людьми… и ему приходится делать это часто: по какой-то причине он начинает обрастать густой шерстью сразу же, как вселяется в новое тело.
– Точно! – воскликнул в возбуждении Чинни. – Точно! Когда я выбрался из реки, я был весь в волосах, даже между пальцев и на ногах. Наверное, первое, что я сделал, – купил бритву и выбрил почти все тело. Слава Богу, больше я не обрастал.
– Конечно, ведь Джо уже перешел в другое тело. Я…
– Так, значит, в моем теле разгуливает чародей? Ох, я его найду…
Джеки покачала головой:
– Спустя два-то месяца? Боюсь, уже не найдете. Я давно охочусь за ним, и он никогда не задерживается в одном теле больше чем на неделю или две.
– О чем это ты? Что же он тогда с ними делает?
– То же, что он сделал с беднягой Дойлем, когда начал обрастать шерстью, – оставляет в такой ситуации, когда до смерти остается секунда или две, а потом меняется с тем, кто может находиться за несколько миль от этого места, и спокойно уходит в новом теле, в то время как тот, кого он выселил, умирает, даже не поняв, где он. Брошенные тела не живут долго; вы, наверное, единственный, кто выжил.
Трактирщик принес Чинни новую кружку портера. Чинни поблагодарил его, дождался, пока тот не вернется за стойку, и посмотрел на Джеки глазами Дойля.
– Нет, – твердо произнес он. – Он не бросит мое тело просто так. Послушай, я не любитель хвастаться, но это было чертовски классное… с-средство передвижения, говоря его словами. – Чинни явно сохранял самообладание из последних сил. – Недурное собой, молодое, сильное, ловкое…
– …И волосатое, как обезьяна…
– Значит, ему придется бриться, верно? – вскричал Чинни так громко, что все головы повернулись в его сторону. В зале воцарилась тишина, потом – когда народ понял, кто это – послышались смешки.
– Все верно, Великолепный! – крикнул трактирщик. – Обрей их всех наголо. Только не шуми, ладно?
– Так вот, – продолжал покрасневший Чинни уже тише, – есть ведь места, куда люди ходят, чтобы удалить лишние волосы? Почему бы ему не пойти в одно из таких мест?
– Вряд ли там действительно…
– А ты знаешь? Ты сам там был? Ведь должен был, ведь усы твои, с позволения сказать… – Его голос вновь начал повышаться, но он, опомнившись, резко замолчал и потер руками глаза. – Извини, парень. Нервы, понимаешь…
– Ясно.
Минуту они просто сидели и пили пиво.
– Ты сказал, ты за ним охотишься? – произнес наконец Чинни. – Почему?
– Он убил мое… мою невесту, – ровным голосом ответила Джеки.
– И что ты будешь делать, если найдешь его?
– Убью.
– А если он будет в моем старом теле?
– Все равно убью. Поймите, вам не получить своего тела обратно.
– Я не… не возражаю. Только если я найду его и скажу тебе, где он, – согласишься в обмен на это помочь мне заставить его… поменяться обратно?
– Я не могу представить такого.
– А ты и не представляй. Так согласишься? Джеки вздохнула:
– Если вы найдете его и заставите… ладно, если я буду уверен, что смогу убить его потом.
– Идет. – Чинни перегнулся через стол, и они с Джеки пожали руки. – Как тебя зовут?
– Джеки Снаппя живу в номере один-двенадцать, Пай-стрит, это совсем рядом с Вестминстерским собором. Под каким именем вы сейчас живете?
– Хэмфри Богарт. Это имя пришло ко мне во сне в первую ночь, которую я провел в новом теле.
– Должно быть, это имя значило что-то для Дойля, – пожала плечами Джеки.
– Какая разница? В общем, ты всегда найдешь меня в пекарне у Малка, на Сент-Мартин-лейн. И если ты найдешь его первым, дай мне знать, ладно?
Джеки колебалась. Зачем ей партнер? Конечно, сильный спутник может помочь, к тому же Джо наверняка уже в новом теле, так что беспокойство Чинни о своем старом теле вряд ли будет помехой… да и кто, как не он, имеет право разделить с ней месть?
– Идет, – сказала она наконец. – Будем действовать вместе.
– Ну вот и хорошо! – Они обменялись еще одним рукопожатием, после чего Чинни покосился на часы. – Мне пора, – сказал он, встал и бросил на стол мелочь. – Тесто должно уже подойти, и его не попросишь подождать. Джеки допила пиво и тоже встала из-за стола. Они вышли из кабака вместе, и трактирщик похлопал Чинни по плечу. Тот задержался в дверях.
– Ты все правильно сказал насчет усов твоего Джексона. Если ты не можешь уговорить его сбрить их, мой тебе совет: подари ему сигару-хлопушку.
Громкий гогот посетителей преследовал их даже за дверью.
* * *
В сочельник бар у «Гинеи и Боба» на Крэчфрайерз был забит народом уже к половине четвертого. Чашки горячего пунша, приятно щекочущие нос ароматным паром, вручались за счет заведения каждому входящему, едва он стряхивал снег со шляпы, вешал плащ или пальто на крюк и, все еще поеживаясь от холода, подходил к стойке.
Бармен – приветливый лысеющий человек по имени Боб Крэнк – налил пунш последним двоим посетителям, которые только что вошли, и, облокотившись на стойку, подкреплял силы порцией крепкого кофе с ромом, окидывая хозяйским взглядом зал с низким закопченным потолком. Народ веселился вовсю – а как иначе может быть накануне Рождества – и поленья в камине полыхали вовсю, и их должно было хватить еще на час, не меньше. Крэнк знал почти каждого из присутствующих, да, пожалуй, единственный клиент, от которого он не знал, чего ожидать, вон тот пожилой господин за столиком у камина: ухмыляющийся тип с несколько безумными глазами. Хм, действительно странный тип, сидит один как сыч, и не похоже, что ему весело. У камина должно быть жарко, а он застегнулся на все пуговицы и стакан держит, не снимая перчаток.
Входная дверь со скрипом распахнулась, и в зал ворвались колючие снежинки. Крэнк не глядя налил еще одну чашку пунша, протянул вошедшему и только после этого узнал, кто это.
– Дуг! – воскликнул он, когда грузный седеющий мужчина подошел к стойке. – Холодина какой на улице. Пожалуй, следует… – он заговорил тише и сунул чашку под стойку, – …добавить тебе немного для поднятия духа, а? – Он откупорил бутылку бренди и долил его под стойкой в чашку.
– Благодарствуй, Крэнки.
Оба рассмеялись, и Крэнк замолчал первым.
– Твои дружки уже ждут, – сообщил он, кивая в сторону камина.
– Ага, так вот они где! – Дуг Матуро осушил чашку пунша и со стуком поставил ее на стойку. – Пришли нам бренди, ладно, Крэнк?
– Идет.
Матуро пробрался к указанному столу и уселся, встреченный ухмылками и бурей пьяных приветствий.
– Эй вы, бездельники, – пробурчал он, расправляясь в ожидании заказанного бренди с кружкой пива. – А кто остался лавку сторожить?
– Лавка никуда не денется, мистер Дуг, – ответил один из сидевших за столом. – У кого в голове дурное нынче, в сочельник?
– Верно сказано, черт подери, – согласился другой. – Да и завтра тоже, слава Богу. Выпьем за Рождество!
Все как один подняли стаканы и кружки, но замерли, когда пожилой господин за соседним столом внятно произнес:
– Рождество – забава для идиотов. Матуро резко повернулся и внимательно посмотрел на говорившего – его поразила неуместность перчаток. И действительно, зачем перчатки, когда сидишь в теплом зале у камина? Впрочем, тут как раз подоспел Крэнк с бренди, так что он пожал плечами и повернулся обратно к своим приятелям. Он пробормотал что-то такое, отчего вся его компания покатилась со смеху, потом хлопнул стопку бренди, и напряжение вроде бы спало.
– Этот праздник, – громко продолжал пожилой господин, – суть самое слабое и далекое от жизни в этой проклятой западной культуре. Покажите мне человека, празднующего Рождество, и я докажу вам, что это слизняк с глазами на мокром месте, которому до сих пор мечтается, чтобы его укачивала в колыбельке мамаша.
– Запишите это все, подпишитесь: «Иконоборец» – и пошлите в «Тайме», приятель, – бросил Матуро через плечо. – И лучше займите-ка свой рот питьем, пока кто-нибудь не заткнул его менее приятным образом.
Пожилой господин нецензурно прокомментировал, как именно Матуро намерен осуществить свою угрозу.
– Ох, не хотел я этого сегодня, – вздохнул Матуро, отодвигая стул и поднимаясь. Он подошел к старику и схватил его за грудки. – Послушайте-ка меня, богохульник старый. Тут поблизости полно заведений, где вас угостят дракой, на которую вы нарываетесь, так что почему бы вам не собрать свои кости и не отправиться туда, а?
Пожилой господин попытался встать, но потерял равновесие и упал обратно на стул. Его сорочка порвалась, и отлетевшая пуговица плюхнулась прямо в чашку с пуншем.
– Ну вот, теперь вы еще потребуете, чтобы я заплатил вам за порванную рубаху, – раздраженно вздохнул Матуро. – Ну что ж, вы… – Он вдруг осекся и уставился на открывшуюся грудь старика. – Боже праведный, что это…
Старик стряхнул с себя руку ослабившего хватку Матуро и бросился к двери.
– Держите его! – взревел Матуро таким голосом, что Крэнк, забыв про собственное святое правило не вмешиваться, схватил большую банку маринованных свиных ножек и швырнул ее под ноги бегущему. Содержимое банки разлетелось по полу живописным фонтаном, старик поскользнулся, тяжело упал на бок и, проехав по полу, врезался в стул у стойки, с грохотом обрушившийся на него сверху.
– Что он сделал, Дуг? – с тревогой спросил Крэнк. Матуро вывернул старику руку и, вздернув его на ноги, положил кулак на стойку.
– А ну, разожми руку, ублюдок! – прошипел он. Пару секунд кисть оставалась сжатой в кулак, потом медленно разжалась. Матуро начал больно заламывать локоть вверх.
– Иисусе, да у него в руке ничего нет, Дуг! – вскричал Крэнк. – Мы набросились на него, а он ведь ниче…
– Сними с него перчатку.
– Черт подрал, парень, мы и так уже достаточно…
– Сними с него перчатку!
Сокрушенно закатив глаза, Крэнк потянул ткань на концах большого и среднего пальцев и сдернул перчатку.
Белая морщинистая рука была полностью покрыта грубой шерстью.
– Это Джо – Песья Морда! – объявил Матуро.
– Что? – простонал Крэнк. – Оборотень из детских сказок?
– Какое там оборотень! Это самый жуткий убийца, что разгуливал когда-либо по улицам Лондона. Спроси Брока из Кеньон-корт, что стало с его сынишкой. Или спроси миссис Циммерман…
– Это он погубил моего брата. – Из-за углового стола поспешно поднялся молодой человек. – Фрэнк был священником и как-то раз исчез и не пришел на службу, и не узнал меня, когда я нашел его, и только высмеял меня, когда я объяснял ему, кто я. Но я проследил его до места, где он поселился, а через неделю мне сказали, что какая-то обезьяна бросилась с крыши этого дома. Изуродованное тело на улице было сплошь покрыто шерстью, но я заглянул ему в рот и увидел зуб, который сам сломал, когда мы с Фрэнки в детстве играли деревянными мечами.
– Я его помню, – хихикнул старик. – Помнится, я неплохо провел время в его теле. Боюсь только, я мало чего оставил от его обета безбрачия.
Молодой человек с возмущенным криком бросился на него, но Матуро заступил ему дорогу.
– Что ты собираешься делать, просто ударить его? – спросил Матуро. – Нет, должно свершиться правосудие.
– Верно, кликните полицию! – крикнул кто-то.
– Нет, так тоже не пойдет, – возразил Матуро. – Пока дело дойдет до суда, он давно уже улизнет, оставив в этом теле какого-то несчастного, ни в чем не виноватого. – Он посмотрел на юношу, потом обвел взглядом остальных. – Он должен быть казнен. Сейчас же.
Джо – Песья Морда отчаянно забился в держащих его руках, и несколько человек вскочили на ноги, громко заявляя, что не собираются становиться соучастниками убийства.
– Не здесь же, Дуг, – взмолился Крэнк, схватив Матуро за рукав. – Только не здесь!
– Не здесь, – согласился Матуро. – Кто со мной?
– Джон Кэролл – с тобой! – заявил молодой человек, снова выступая вперед.
– И я, – подала голос крупная леди средних лет. – Одну из этих обезьян выловили из реки в Грейвзенде, так у ей на пальце было надето кольцо моего Билли, а уж что шерсти на этом пальце —. я кольцо так снять и не смогла.
Один за другим еще трое выступили из толпы и встали рядом с Джоном Кэроллом и женщиной.
– Отлично, – кивнул Матуро и повернулся к своим собутыльникам. – А вы, ребята?
Его сразу протрезвевшие дружки разом замотали головами.
– Ты же знаешь. Дуг, мы не из тех, кто сторонится хорошей драки, – виновато заявил один из них. – Но участвовать в хладнокровном убийстве… у нас семьи…
– Ясно! – Он отвернулся от них. – Ну что ж, тогда ступайте отсюда, кто хочет. И можете вызвать констебля, ежели считаете, что так нужно… только подумайте сперва, что за чудище освободите. Припомните, что рассказали вам вот этот человек и эта женщина, да и сами вы, сдается мне, много чего слышали про его дела.
Почти все, кто находился в зале, потянулись к выходу, хотя еще двое присоединились к отряду Матуро.
– Я вот подумал, – сказал один, – я хотел было выйти из этого, не замаравши рук, хоть и рад был, что все так обернулось, да только ноги не идут.
– Знаешь, Крэнки, я передумал, – сказал Матуро как бы невзначай трактирщику, заткнув при этом рукой рот Джо – Песьей Морде. – Пожалуй, я все-таки отведу его в полицию. Понял? Последнее, что ты от меня слышал, – это то, что я собирался сдать его, живого, властям.
– Ясно, – произнес, побледнев, Крэнк, плеснув себе в стакан немного бренди. – Спасибо, Дуг. Матуро в сопровождении добровольцев потащил сопротивлявшегося Джо к задней двери.
– Эй, Дуг? – встрепенулся Крэнк. – Ты… ты идешь черным ходом?
– Мы через забор.
Девять мстителей наполовину прогнали, наполовину протащили своего пленника на задний двор «кабака, и Матуро огляделся по сторонам. В дальнем углу, почти полностью укрытый снегом, стоял поломанный пивной фургон. Кусок изгороди был повален – не иначе как по вине соседей: за забором находилась кузница, и они там все время норовили прислонить к забору всякие тяжелые железяки, а может, просто неосторожно обращались со своим подъемным краном. На дворе мастерской не было ни души, и тень стоявшего без дела крана падала на дверь трактира.
– Вы, – сказал Матуро Одному из своих спутников, – поищите, нет ли там, в фургоне, веревки подлиннее. А вы… где тут Джон Кэролл? Ага, вот вы – как считаете, сможете залезть на стрелу крана?
– Если кто даст мне перчатки – залезу. Немедленно вторая перчатка была сдернута с руки Джо – Песьей Морды и вручена вместе с первой Кэроллу, и секунду спустя он уже пробирался через брешь в ограде на двор кузнечной мастерской.
– Есть тут веревка! – крикнул человек, которого Матуро послал к фургону. – Привязана к облучку. Примерзла, правда, но, думаю, я ее отвяжу.
– Как справитесь, догоняйте нас на том дворе, – крикнул Матуро. – Похоже, мы все сделаем как надо, – добавил он, обращаясь к женщине, – а не просто удавим его вручную.
Спустя несколько минут девять человек собрались вокруг жестяной бочки, на которой стоял на цыпочках, с высоко поднятой головой – веревка оказалась на несколько дюймов короче, чем надо, – Джо – Песья Морда.
– Отпустите меня, – хрипло произнес Джо, глядя на остальных сверху вниз, – и я вас всех сделаю богачами. Я ведь сохранил деньги всех, в ком жил! Это целое состояние, и я готов отдать его вам, без остатка! – Он дернулся, пытаясь высвободить связанные собственным шарфом руки.
– Ты это уже нам говорил, – отвечал Матуро, – и наш ответ был – нет. Молись, Джо, твоя песенка спета. – Матуро явно нервничал и не сводил взгляда со своего пленника, как бы в ожидании подвоха.
– Зачем мне молитвы? – заявил Джо. – Моя душа в надежных руках. – Впрочем, его уверенный тон оказался блефом, ибо в следующее же мгновение он испустил отчаянный стон: – Подождите! Я – Ду… Больше он не успел произнести ни звука, ибо петля затянулась на его шее – Матуро выбил из-под него бочку с такой силой, что она отлетела через весь занесенный снегом двор. Старик раскачивался на веревке с почерневшим лицом и дико вращал глазами, то открывая, то закрывая рот в беззвучном крике.
Матуро, когда дело было сделано, видимо, отбросил все свои сомнения. Он с улыбкой выждал, пока страшный маятник не отвернется лицом от зрителей – теперь повешенный смотрел на двор, на солнце, садящееся за крыши, и на бочку, все еще продолжавшую катиться по земле, – и прыгнул на плечи повешенному, будто собирался проехаться на нем верхом.
В вечерней тишине хруст ломающихся позвонков прозвучал особенно громко. Джон Кэролл отвернулся, и его стошнило.
* * *
Дуг Матуро вошел в дверь, над которой еще проглядывала из-под свежей краски надпись «Салон депиляции», прикрыл ее за собой и зашагал сквозь полосы бледного света, пробивавшегося сквозь неплотно прикрытые ставни, мимо покрытой толстым слоем пыли стойки, по темному коридору на лестницу. Поднявшись на половину пролета, он услышал сверху голоса и остаток пути прошел на цыпочках.
– …На Джермин-стрит, возле Сент-Джеймс-сквер, – говорил Данди. – Цену они заломили, конечно, космическую, но нужно же мне сменить адрес на более респектабельный.
– Ну конечно, Джейк, – отвечал молодой женский голос. – И мне смешно думать о том, что тебя смущает цена. Сколько, ты говорил, ты зарабатываешь в день?
– В настоящее время – где-то около девятисот фунтов, но цифра растет в геометрической прогрессии: чем больше вкладываю, тем больше получаю. Так что к концу 1811 года не будет смысла подсчитывать – все равно ко времени, пока посчитаешь, цифра устареет.
– Ох, мой будущий муж просто волшебник! – воскликнула девушка. За этим последовали смешки и воркование. – Не слишком, правда, страстный, – добавила она игриво.
Ответный смех Данди показался человеку, подслушивавшему в темном холле, несколько натянутым.
– Этим мы успеем вволю заняться и после свадьбы, Клер, – ответил он без особой уверенности в голосе. – Твой отец нам доверяет; мы нехорошо поступим по отношению к нему, если будем… шалить так, как сейчас.
Человек в холле тихо отступил назад, на лестницу, несколько раз потопал по ступеньке, подошел к двери Данди и постучал.
– Э… да? – отозвался Данди. – Кто там? Человек отворил дверь и вошел, поклонившись Данди и широко улыбнувшись стройной светловолосой девушке.
– Робин-Бобин-Барабек, я – Бессмертный Человек, – весело ответил он.
Данди уставился на высокого, дородного незнакомца. Он ни разу не видел раньше ни этого румяного лица, ни этих жестких глаз, ни этой седой шевелюры, но знал, кто это.
– О… привет, – пришел он в себя. – Я вижу, все… прошло как надо?
– Ага, как по маслу – если на то пошло, я попрыгал и понагибался по дороге сюда, и решил, что это не такой уж плохой экземпляр. Пожалуй, я побуду в нем немного с помощью ваших электроэпиляторов. Ба, а это что за прелестное создание? – Он театрально поклонился.
– Э-э… Джо, – промямлил Данди, вставая с дивана, – это Клер Пибоди, моя невеста. Клер, это… Джо, мой деловой партнер.
Джо расплылся в улыбке, показавшей ровный ряд белых зубов. – Рад познакомиться с вами, мисс Клер. Клер невольно нахмурилась – этот человек смотрел на нее с нескрываемым интересом, и ей это не понравилось.
– Рада познакомиться, Джо, – ответила она. Проследив его взгляд – тот не сводил глаз с ее бюста, – она нахмурилась еще сильнее и с мольбой посмотрела на Данди.
– Джо, – сказал молодой человек. – Может, вам лучше…
– Разве это не замечательно? – перебил его Джо, улыбаясь еще шире. – То, что мы оба… рады.
– Джо, – повторил Данди. – Подождите в своей комнате. Я скоро приду.
– Ну конечно, Джейк, – кивнул Джо, поворачиваясь к двери. Он задержался. – Счастливого Рождества, мисс Клер! – Ответа не последовало, и, закрывая за собой дверь, он беззвучно хихикал.
* * *
Джеки заплатила в баре пенни, заняла место в очереди, и довольно скоро – она шаг за шагом приближалась к задней двери под аккомпанемент выкриков человека на улице: «Ладно, вы посмотрели, дайте теперь другим!» – подошла и ее очередь выйти во двор и присоединиться к толпе у изгороди. Множество ног истоптало снег, превратив его в грязное месиво.
Джеки не видела ничего, кроме широкой спины стоявшего перед ней мужчины, но очередь продолжала двигаться, и довольно скоро она оказалась перед брешью в кирпичной ограде, за которой открывался еще один мощенный булыжником двор. Теперь она видела кран и веревку. С соседней улицы доносился чей-то пьяный баритон, выводящий рождественскую коляду.
«Ну и что мне делать теперь, – подумала она, – возвращаться домой? Назад, в уютный маленький дом в Ромфорде, в школу, чтобы в конце концов выйти замуж за юного банковского клерка с видами на будущее? Да, наверное. А что еще? То, ради чего ты приехала в Лондон, свершилось, пусть и не твоими руками. Не оттого ли ты чувствуешь себя такой… бесполезной и неприкаянной, и – да, смотри правде в глаза – напуганной? Вчера у тебя была цель, было для чего жить такой жизнью, а сегодня – нет. Нет больше причин оставаться Джеки Снаппом, но ты уже и не Элизабет Жаклин Тичи. Кем ты стала, девочка?»
Очередь повернула в последний раз, и она наконец смогла увидеть всю картину в целом. К стреле крана была привязана веревка, на конце которой раскачивалась под ударами ветра мешковатая кукла с клочками тронутого молью меха, пришитыми на лицо, руки и ноги.
– Да, друзья мои, – произнес зазывала, зловеще понизив голос, – вот здесь и свершилось правосудие над зловещим оборотнем Джо – Песьей Мордой. Манекен, что вы видите перед собой, сооружен таким образом, чтобы вы могли видеть в точности то же, что обнаружила здесь вчера ночью полиция.
– Насколько я слышал, – тихо заметил человек, стоявший перед Джеки, своему спутнику, – у него просто росли волосы по всему телу – словно двухдневная щетина.
– Неужели, милорд? – вежливо удивился спутник. Очередь двигалась мимо экспозиции. Кукла повернулась спиной к зрителям, выставив на обозрение широкую прореху на штанах, из которой торчала солома. Кто-то засмеялся, и Джеки услышала чей-то шепот, рассказывающий подробности пленения Джо – Песьей Морды.
Джеки почувствовала, как ее начинает охватывать истерика. Видишь ли ты это, Колин? Этот экспонат с сельской ярмарки? Ты отомщен наконец. Разве это не прекрасно? Разве не замечательно, что все эти люди могут полюбоваться на это? Как величественно и благородно, как радостно все это!
Она начала всхлипывать, сама не замечая этого, и здоровяк, стоявший перед ней в очереди, взял ее за локоть и подвел к воротам на улицу, где находился трактир «Гинея и Боб».
– Паркер? Мою флягу! – сказал он, оказавшись на мостовой.
– Слушаюсь, милорд, – отозвался человек, вышедший со двора следом за ними. Он достал из-под плаща плоскую флягу, отвинтил пробку и передал господину.
– Давай, парень, – сказал здоровяк. – Хлебни-ка. Не стоит плакать из-за этого дурацкого шоу в такое прекрасное рождественское утро.
– Спасибо, – ответила Джеки, всхлипывая и утирая нос рукавом. – Вы, наверно, правы. Плакать вообще не стоит. Ни из-за чего. И еще раз спасибо.
Она дотронулась до шапки, потом сунула руки в карманы и двинулась по улице быстрым шагом, ибо путь до Пай-стрит предстоял неблизкий.
Глава 6
Когда же стихла стрельба и ни одного стона не слышно было более в Баб-эль-Аэабе, врач-итальянец Мохаммеда Али подошел к нему с поздравлениями, однако Паша не отвечал; он попросил только пить и пил жадными глотками.
Г. Эберс
Милях в семи-восьми от него, на том берегу освещенной ярким полуденным солнцем поймы Нила возвышались четкими силуэтами пирамиды, а ближе, всего в двух милях от Цитадели, с севера на юг протянулся лентой полированной стали в кайме зелени Нил. Несколько столбов дыма поднимались в небо с острова Эль-Рода, хотя на таком расстоянии остров не выделялся из окружения, а на ближнем берегу он мог разглядеть пальмы, минареты и окна старых кварталов Каира. Некоторые наши гости, подумал он, бахриты в том числе, едут сейчас по этим улицам. И это, несомненно, замечательное зрелище: все мальчишки бросают работу, чтобы посмотреть, собаки лают, а из-за машребия – решеток гаремов на вторых этажах – на проезжающих под ними великолепных воинов смотрят с восторженным блеском черные глаза. Скоро сверкающая драгоценными каменьями процессия выедет из Старого города и покажется на старой каменной дороге, соединяющей Каир с Цитаделью.