Павел Примаченко. Оглашенная

   – Нина, – представилась она.
   На столе появилась бутылка водки, три банки джина с тоником, маринованные огурцы, коробка конфет.
   – Ще сдачу дали, – побренчала соседка мелочью. – Ну что, девки, кулыкнем за счастливый взлет и посадку?
   Взорвала банку с огурцами, взломала коробку конфет и, ловко отвинтив пробку, умело набулькала в кружку.
   Нина скромно улыбалась. Застенчиво подставив стакан, она мило и задумчиво произнесла, – совсем немного.
   – Я не буду, – от запаха водки Лену чуть не стошнило. Поведение «девочек» ее так удивило, что она растерялась.
   – За товар переживаешь? – Насмешливо спросила Вера. – Оно тебе надо? Аванс дали, значит продано. Остальное – их проблемы. О себе думать надо.
   – Какой товар? Какой аванс? Я ничего никому продавать не собираюсь. И деньги мне их не нужны.
   – Напрасно! – Вера выпила, смачно хрюкнула. Засунула руку в банку, достала огурец и проглотила целиком. Бросила в рот несколько конфет и, тяжело сопя носом, запила джином с тоником.
   – Вы, наверно, москвичка? – Голос Нины успокаивал, улыбка располагала. Она медленно, как хорошее вино, цедила водку, наслаждаясь каждым глотком.
   – Да.
   – А мы люди не местные, жить нам негде, – загнусавила Вера на манер побирушек. – Я с Донбассу, а она со Пскова. У тебя эти выблядки от несчастной любви, а у нас – производственная травма. Путаны мы, ночные феи.
   Она попыталась изобразить жест, которым балерины одаривают благодарных зрителей, выбегая на бис. – Если ты такая гордая и гроши тебе не нужны, можешь поделиться. – Опрокинула стакан. – Я свою сестру за спасибо на работу не гоняю. Пусть платят за все. Хоть туды, хоть оттуды. И Нино тоже. Правильно, подруга? Ты, девка, на нас не серчай, мы люди простые, жить как-то надо. Есть и пить охота. Вот и крутимся. А ты, если что, завсегда к нам, поможем. Мы на Волгоградке, у мебельного каждый вечер отираемся. Если нас нема, так спроси мамку-армянку или сутенера Петруччо. Они подскажут.
   – Выпейте, веселее будет, – робко предложила Нина.
   – А где же ваши сестры?
   – С нами. А твоя что, дома осталась? – Вера загоготала, как топка огромной печи.
   Нина скривила пухленькие губки в улыбке. – Сестры – это наши писи, – с детской непосредственностью разъяснила она, шаловливо играя глазками.
   – Усекла, подруга? Ну, давай, за здоровье тех ворот, из которых вышел весь народ. – Вера налила полный стакан. Заглотнула. Махнув рукой, неожиданно повалилась на кровать и через несколько секунд захрапела.
   – Врач сказал, что ей вот-вот рожать. Вдруг проспит? – Забеспокоилась Лена.
   – Такое не проспишь. – Нина продолжала медленно глоточками пить водку.
   – Вера говорила, что я должна была о чем-то знать, когда бумаги подписывала. Приходил какой-то лысый.
   – А, Гробок? Друг детей-сирот. Это нас не касается. – Нина длинными ногтями с маникюром, как пинцетом, взяла конфету, надкусила, подлила из бутылки. – Мы отдали, расчет получили и до следующей встречи. Не дай Бог, конечно. А что дальше с детишками делают лучше не знать. – Она вздохнула тихо, как мышка.
   – Отдают бездетным родителям в хорошие семьи. – Уверенно подсказала Лена.
   – Может быть. – Нина с сомнением повела плечами. – А, может, и нет. Болтают разное. – Слова она произносила лениво, нараспев, не выпуская из рук стакана.
   – А кому еще могут отдавать?
   Нина снова пожала плечами.
   – Девочки в туалете курили и трепались, мол, из последа варганят косметику для богатеньких. Бешеных денег стоит. Только зачем из последа, когда из настоящих младенцев лучше? – То ли спрашивала, то ли поясняла она.
   Лена окаменела.
   – А вы, наверно, в первый раз рожать будете?
   Мохова кивнула.
   – Не бойтесь, я в первый раз тоже, как ошпаренная, кричала, – Нина прищурилась, будто вспомнила что-то приятное, – не от боли, от страха. А потом, раз – и готово. Вы главное за вожжи тяните и тужьтесь, тужьтесь. Возьмите. – Она достала иконку величиною с карманный календарь. – Ходили здесь какие-то, раздавали на удачные роды.
   – А вы как же?
   – Я привыкшая. – Отставила стакан, отложила конфету. – Одолжите сто рублей. Я, как расчет получу, верну. Спасибо. Только о том, что я тут говорила, – никому. А то – видите, – указала в окно на двухэтажное здание, – там морг. Спрячут, на запчасти развинтят и продадут. У них все схвачено, клевый бизнес! – Нина тихо скрылась за дверью.
   Лена стала внимательно рассматривать иконку.
   На подушке лежит младенец. Ручки сложил на груди, будто укрылся от холода. Беленькие волосики кудрявятся. Над ним склонилась красивая молодая женщина в голубом плаще с капюшоном. Возле нее – мужчина с посохом. Вверху – два голубя, внизу – надпись: «С Рождеством Христовым».
   – С Рождеством Христовым, – с трепетом прошептала Лена. Прижала иконку к груди. На душе стало теплее.
   Внезапно двери распахнулись, и кто-то гаркнул. – На ужин!
   От неожиданности Мохову обдало жаром.
   Она съежилась, тревожно оглянулась по сторонам.
   Вера мощно, настырно захрапела.

Глава 13

   Из коридора послышались голоса, шарканье ног. Несколько раз издалека донеслось. – На ужин!
   «Не нужен мне ваш ужин. Ничего мне от вас не нужно. – Лена со злостью посмотрела на спящую Веру. – Верну этому типу конверт «на карманные расходы» и потом ни копейки не возьму. Пусть им отдаст. – Бережно погладила иконку. – Простая, а очень красивая. Особенно младенец и молодая женщина. Глаза кроткие, печальные. Может и правда при родах поможет?» – Осторожно спрятала в карман куртки.
   Беспорядок и неприятный запах раздражали.
   Нина, уходя, прихватила недопитую бутылку. Банка с джином и «закуска» остались. Лена брезгливо, двумя пальцами убрала коробку и банку в тумбочку Веры. Вытерла куском туалетной бумаги стол. Но спертый, тяжелый воздух остался.
   Приоткрыла оконную раму. Из темноты, обдав горевшее лицо, хлынул свежий, холодный ветер и приятно разлился в груди.
   «Скорее бы родить и убраться отсюда. Не роддом, а бордель какой-то, – пронеслось в мыслях. – Разве это матери? У них одна забота – скинуть, деньги получить и до свидания. А я? – Закусила нижнюю губу. – Мне тоже по барабану. Только бы разродиться. Но мне денег не надо. – Охватило беспокойство. – Гадость, мерзость. Какая-то косметика из последа и детей. – Содрогнулась всем телом. – Теперь не буду никакой косметикой пользоваться. – Невольно ей представился младенец с иконки. – Бред, натуральный бред. Но вдруг вспомнила любимую фразу мадам Брошкиной: «В наше время и не такое творится».
   Сейчас эти слова обрели реальный смысл. Стало жутко. Не отпускало постоянное чувство тревоги.
   Неожиданно вспыхнул свет.
   – Много выпила, не знаете? – Над спящей Верой стоял Улыбин. – Хотя, – он махнул рукой. – А вы, лапушка, что это окошко распахнули? Не лето, простудитесь. О здоровье надо думать. Вы теперь несете ответственность не только за себя. – Энергично отодвинув Лену, захлопнул фрамугу.
   – Я деньги не возьму!
   – Какие деньги? – Врач остановился у двери и недоуменно уставился на нее.
   – Принес один из фонда какого-то. Я отказываюсь от детей, но не за деньги.
   – Господи, лапушка, волноваться не желательно. Я врач, а остальное меня не касается.
   – Скажите, правда, что детей отдают, – она запнулась. – Ну, не только родителям, а еще на фабрику, для косметики?
   Лицо врача сосредоточилось, как у дворняжки, которой свистнули.
   – Это кто ж вам такое ляпнул? – Узкие глазки Улыбина округлились. Подбородок отпал. – Станислав Иванович что ли?
   – Нет, девочки.
   – Какие девочки?
   – В туалете.
   – Ценная информация из туалета. – Лицо его задвигалось, как у актера, и на нем появилась насмешливая, лукавая «маска».
   – Лапушка, да от наших пациенток, ежели они несколько раз в магазин сбегают, еще и не такое можно услышать. Ложитесь и читайте иронические детективы или смотрите сериалы. Отвлекайтесь, развлекайтесь и очень прошу слухам «из туалета» не верьте и никому их не передавайте. – Сергей Никифорович расправил полные плечи, зажмурился, покачал головой. – Нет, ну надо же! Филиал СМИ в туалете! – пробубнил он и вышел.
   – Дура я, зачем спросила? – Тихо, сама с собой заговорила Лена.
   Как грозный рык, раздался храп Веры.
   Внутри все сжалось. Даже свет, казалось, таил опасность. Щелкнула выключателем.
   Мягкие отблески фонаря за стеклом казались добрее, приветливее. Подошла к окну, но вдруг резко отшатнулась. Померещилось, будто кто-то подкрадывается сзади.
   Вера замолкла, даже не сопела, словно оцепенела.
   «Может, умерла?». – Хотела подойти посмотреть, но побоялась. Почудилось, что та лежит с распоротым животом, вычищенным, как у рыбы.
   «Совсем крыша поехала, так и рехнуться недолго». – Включила свет, зажмурилась.
   В стальных искорках закрытых глаз возникла лукавая физиономия Улыбина: «Слухам «из туалета» не верьте и никому их не передавайте».
   «Ну кто меня за язык тянул? – Страх сковал с головы до ног. – Теперь при родах он меня зарежет. Ему ведь раз плюнуть, и ничего не докажешь. Да и кому доказывать? Ни одна живая душа не знает, где я. Зарежет и в морг. – Метнулась к окну. – Туда».
   Впилась глазами в серую коробку длинного здания в два этажа, освещенного яркой, назойливой лампой. Вспомнила слова Нины: «Спрячут, на запчасти развинтят и продадут. У них все схвачено, клевый бизнес».
   «Сматываться, сматываться!». Сердце заколотилось часто, часто. – Осторожно выглянула в коридор. На посту медсестер – пусто. Все смотрят телевизор.
   Накинула куртку. Сумку на плечо. Легко, забыв об огромном животе, тенью проскользнула мимо холла.
   Бледный свет экрана освещал напряженные, застывшие лица. Казалось, вместо глаз у них – пустые глазницы.
   Вот и лестница. На первый этаж! Боковая дверь. Засов слабо щелкнул и отошел в сторону.
   Холодный, сырой воздух, как влажная салфетка, хлопнул по лицу. Пошла медленно, крадучись, но потом прибавила шагу, боясь погони.
   «Сумка тяжелая. Ананасовый компот!». – Задержалась у фонарного столба, расстегнула молнию, выбросила банки в кусты, торчащие вдоль дорожки голыми прутьями.
   Поспешила к воротам. Но двери оказались запертыми.
   – Вы меня не выпустите? Маму навещала, засиделась. – Стараясь скрыть волнение, обратилась к охраннику.
   Тот резко вскочил, удивленно посмотрел и молча открыл двери.
   Лена, переваливаясь, зашагала по улице.

Глава 14

   Слухи «из туалета» не на шутку встревожили доктора Улыбина. Сергей Никифорович зашел в ординаторскую и, не включая свет, остановился возле окна, барабаня пальцами по подоконнику.
   «Что за комедия? Наивная дурочка? Непохоже. Не в лесу выросла. По всем нашим каналам прошла, подозрений не вызвала. Бумаги с фондом подписала и вдруг: «Я детей не продаю, деньги мне не нужны». Неспроста это, неспроста».
   В пятне света уличного фонаря взгляд поймал фигуру женщины с большой сумкой через плечо. Та что-то вытащила и бросила в сторону.
   «Господи! – Улыбина качнуло. – Она! Но почему во дворе? – Опомнился. Глянул вниз. Ее и след простыл. – Может, показалось?».
   Стремительно бросился в палату, щелкнул выключателем. Вещей не было. Слетел на первый этаж к центральному выходу.
   Два охранника, развалясь в креслах, попивали кофеек и «зырили» в муть экрана.
   – Ребята, не проходила беременная с сумкой через плечо?
   – Нет, – вахтеры переглянулись. – Муха не пролетала.
   Но Улыбин уже смекнул. – «Черный ход, конечно, ее же оттуда «оформляли».
   Он, как сыщик, напавший на след, помчался по дорожке в сторону проходной больницы. Нагнулся над голым кустарником, вглядываясь в темноту. «Какие-то банки. – Вытащил одну. – «Ананасовый компот». – Хотел положить в карман, но передумал. – А если взрывчатка? Глупости! Бред! Но ведь для чего-то она их выбросила? Какой же я идиот, олух. Да ведь так ей идти легче. Значит, сбежала».
   Достал мобильник, набрал номер Гробовщенкина.
   – Станислав Иванович, – задыхаясь, закричал в трубку, – Улыбин из роддома.
   – Слушаю, – вежливо, но строго отозвался тот.
   – ЧП. Роженица, с двойней. Та, что сегодня поступила. Сбежала.
   – Почему?
   – Откуда мне знать? – Доктор стал озираться по сторонам. Тепло светились большие окна корпусов. Неяркие отблески фонарей сонно падали на дорожки. Только двухэтажное здание морга таилось в холодном мраке. Врач машинально повернулся спиной к этому монстру, отошел в тень, заговорил тише, хотя двор больницы был безлюден. – Я зашел в палату, а она вдруг заявляет, что детей не продает и деньги ей не нужны. Понесла чушь. Вроде, младенцев используют как исходный материал для производства лекарственных препаратов и косметики.
   – Что?
   – То самое – вскипел Улыбин. – Не спроста это.
   – Нагнать ее нельзя?
   – Ищи ветра в поле.
   – Разберемся, не паникуй. Если воротится, звякни!
   «Как же, воротится, жди. Не для того убегала», – разозлился Улыбин.
   Дрожащими пальцами, всегда ловкими, умелыми и послушными, но от волнения ставшими холодными и чужими, спрятал мобильник в карман. – Не паникуй! – Раздраженно повторил он слова Гробовщенкина.
   Память вернула на несколько лет назад.
   Рыночные отношения и демократия входили тогда во все сферы жизни.
   В роддоме появился благотворительный фонд «Спасенное детство», целью которого была забота о судьбе новорожденных сирот. Его работники на законных основаниях подыскивали благополучные семьи из экономически развитых стран, которые усыновляли детей. Малыши обретали родителей, хорошие условия жизни, получали новое гражданство.
   Имея доход от своей предпринимательской деятельности, фонд отчислял в казну государства налог в твердой валюте и предоставлял рабочие места. В итоге все оказывались в выгоде.
   Однако помимо легальной деятельности «благотворители» занимались хищением новорожденных и незаконной продажей их за границу.
   Прокручивать это дело оказалось проще простого. В роддомах, которые находились под опекой «Спасенного детства», существовали левые палаты, куда поступали роженицы-отказницы, не учитываемые статистикой. В основном это были уличные проститутки, которых поставляли сутенеры.
   Новорожденных перевозили в так называемые накопители, а уже оттуда через курьеров отправляли по назначению.
   Но Станислав Иванович, изучив все «ходы» и «выходы» дела, в тайне от руководства организовал свой бизнес. Он похищал уже похищенных детей. Доктор Улыбин оформлял их как мертворожденных, а Гробовщенкин, располагая личными «каналами сбыта», продавал.
   За каждую «мертвую душу» Сергей Никифорович получал «гонорары» и дальнейшей судьбой детей не интересовался.
   Странное, неординарное поведение роженицы испугало Улыбина не из-за сплетен про лекарства и косметику. Он опасался, что его небескорыстная «помощь» Гробовщенкину, будет известна коллегам в фонде. В этом случае всем станет ясно, что «трудился» он на два фронта. А такого не прощают. Поэтому Сергей Никифорович и терялся в догадках: «От кого девица? Кто за ней стоит?».
   Станислава Ивановича мучили те же вопросы. Но времени на обдумывание не оставалось. Надо было срочно «гасить пожар».
   Он связался с шофером-телохранителем Виктором Веселовым и приказал немедленно вернуть бабу в роддом. – Витя, дело серьезное. Хоть из-под земли беглянку вытащи.
   Веселов был человеком Сергея Ивановича Бессмертных. А попросту – Кащея, – начальника службы безопасности фонда. Работая при Горобовщенкине, Виктор одновременно был его соглядатаем.
   Хитрый Станислав Иванович давно догадался об этом.
   «Тем лучше, – размышлял он, – доложит своему патрону, что я отреагировал, проявил инициативу. Они же не знают, что детишки должны родиться «мертвенькими». А мой клиент «копытом бьет». Близнецы – товар ходовой и высоко ценятся на рынке».
   Звонок начальника поймал Виктора в дороге. Веселов обожал ездить в свое удовольствие. Крутил баранку «казенки» и мечтал о собственной иномарке. Работал он в фонде недавно. Платили хорошо. Жил в комфортном общежитии. Копил на машину. Приказ шефа удивил. Подобных поручений выполнять не доводилось. Но человек он был дисциплинированный, местом дорожил и поэтому без препирательств повернул к окружной, рассчитывая быстрее добраться до Внуково. «Начну с квартиры, а дальше видно будет».

Глава 15

   – К метро, к метро, – шептала Лена, выйдя из ворот больницы на узкую, пустынную улицу. Часто оглядывалась, но кругом царил мрак, и ни одна живая душа не встретилась на дороге.
   Старалась идти быстро. Не получалось. Живот, сумка, сапоги на каблуке, сковывали движения. – Зачем я их надела? – Вспомнила войлочные – подарок матери. Мягкие, с плоской, удобной, как шлепанцы, подошвой.
   Улица походила на длинный зловещий туннель. С одной стороны тянулись железобетонные блоки ограды больницы, с другой, как огромный частокол, высились пятиэтажки. Жидкий свет окон и фонари раздвигали сетку тумана, освещая путь.
   «Может автобус подождать? – Немного постояла, пытаясь рассмотреть расписание. – Всего-то начало восьмого, а тьма кромешная. Нет, ждать опасно и замерзнуть можно. Надо уходить, меня здесь слишком хорошо видно».
   Пересекла проезжую часть, скрылась за серым зданием. Со всех сторон ее окружали мрачные одинаковые дома. Между ними оказалось хмурое, дикое пространство, но на душе стало спокойнее. «Теперь пусть ищут. Я тут, как иголка в стоге сена».
   Остановилась передохнуть и почувствовала, как ворочаются и бьют ножками дети. Прижала ладонь к животу. «Паразты, не нравится вам. Ничего, потерпите, мне хуже».
   Впервые ощутив малышей, от ярости готова была распороть живот.
   Она все еще по-глупому надеялась, что внутри пузырь с водой, как при ложной беременности. Ошибалась. Дети уже просились на свободу. Их «позывные», как грозное подземное гудение, казались ей предвестниками несчастий.
   Толчки повторились.
   «Ну, что вам еще надо? – Остановилась. – Успокойтесь. Столько из-за вас терпеть приходится. Скажите спасибо, что на косметику не отправила. Значит, не такая уж я хреновая мамочка».
   Вспомнилась иконка – красивая мать новорожденного Христа. Тревожное выражение ее глаз, сложенные ладони. И пухленький малыш с сиянием над головой.
   «Интересно, кто у меня родится – мальчики или девочки? Белые или черные? Хотя в доме малютки всяких принимают. А маме скажу, что была у Миши, а он женатый оказался и детей трое. Так что рожаю и отказываюсь».
   Но перед мысленным взором снова явился лик Богоматери. Показалось, будто она чуть заметно качнула головой. Видение исчезло, но запало в душу, растревожило. Достала иконку, всмотрелась. Во тьме едва-едва, как светлячок, сиял нимб над головой младенца. «Пусть всегда со мной будет. При родах поможет».
   Так и шла, опустив руку в карман и сжав в ладони маленький образок.
   Вскоре заметила перекресток. Осмотрелась.
   Из мрака ударил свет фар. На малой скорости двигалась машина.
   – Такси, такси, – замахала Лена.
   Скрипнули тормоза.
   Из опущенного стекла бухала музыка. «Отправляясь в балаган, заряжаю свой наган», – вещали динамики.
   – Куда, красавица? – Приглушив звук, высунулся шофер.
   – Спасибо, я пешком.
   – Чего испугалась? Падай, до метро довезу. Скользко же, а мне по пути. Не растрясу, – самодовольно пояснил парень. Дверца открылась, он вышел и, протянув руку, помог ей устроиться на сидении.
   – Только, пожалуйста, не курите, а?
   – Конечно, я же понимаю, – поспешно заговорил водитель и представился, – Геннадий, а вас?
   Пассажирка промолчала.
   – Ясно.
   Пока ехали, он рассказал, что работает в фирме «Рестораны. Горячий хлеб». Что хозяин жмот и вор дагестанский. Три месяца зарплату зажимает.
   – Но и я не подарок. Ворую, что могу. Вот на хозяйской машине на калым выехал. Иначе не проживешь. Жена больше зарабатывает. На квартиру копим. Мы из Подмосковья. В столице третий год и все по углам. Светка и детей заводить не хочет, боится. Можно, конечно вернуться в деревеньку, где дом стоит заколоченный да участок заросший, но делать там нечего, тоска, хоть вой. Зато летом – сказка. Лес, грибы, ягоды.
   – Прибыли, – объявил Гена.
   За стеклами спешили люди, у метро сияли витрины киосков. Неярким неоном поблескивала и парила в воздухе буква «М».
   – Может, вы меня до Внуково довезете? Я хорошо заплачу.
   – Внуково? – Голос шофера стал тоскливым.
   – Это аэропорт, я заплачу, сколько скажите.
   – Да не в этом дело. Машина старье. Как бы не обломиться по дроге. А так бы я вмиг.
   – Ну, пожалуйста, Генуся. Обстоятельства у меня, сами понимаете.
   – Да уж, объяснять не надо. Ладно, как говорят, чего хочет женщина, того хочет сам Господь Бог. Тебе еще не скоро? А то обломлюсь, застрянем, а тебе приспичит, вот потеха будет. – Парень развеселился, машина побежала быстрее.
   А Веселов уже доехал и припарковался недалеко от дома. Поднялся на второй этаж, где было тепло, и весь двор хорошо просматривался. «Подожду часок и вернусь. Не в квартиру же ломиться».
   Ждать пришлось недолго. Подъехала Волга. Из нее выскочил шофер и помог выйти женщине.
   «Она, – встрепенулся Веселов, но тут же забеспокоился. – Вдруг этот тип провожать ее надумает? Нет, расплатилась, сумку на плечо и потопала, как уточка. А тот развернул свой драндулет и в обратный путь».
   Веселов поспешил ей навстречу.
   Перехватив внизу, зажал рот, заломил руку за спину. – Тихо, не дергайся.
   Женщина окаменела.
   Он вывел ее на улицу. Беглянка не сопротивлялась, шла медленно. Веселов не торопил. «С таким пузом не разбежишься».
   Но не успели повернуть к машине, она внезапно саданула его локтем в бок и прямо в печень угодила. Он скривился. – Добром не хочешь, получай, дура. – Резче заломил руку, крепче сдавил рот.
   Лена захрипела, будто зарычала. Вцепилась зубами ему в пальцы. Кожаную перчатку, как бумагу прокусила.
   – Да ты что, сука? – Веселов хотел пнуть ее коленом, но опомнился.
   «Беременная ведь. В живот можно угодить. Выкручивается, стерва, как зверюга какая. Руку уж заламывать некуда, а ей хоть бы что».
   Впился в волосы, дернул голову назад, к спине. «Хороший прием, всех усмиряет». Она не сдалась. Сильная, почти вывернулась. Лицо перекошенное, страшное. От ярости плюнула, в глаз попала.
   Виктор не утерпел, зло «клюнул» ее лбом, но неудачно, на зубы напоролся. Кожу рассек.
   Неожиданно кто-то обхватил его сзади за горло и приподнял. Веселов отрубился, а когда очнулся, увидел, что Волга задние огни показала.
   «Откуда этот водила взялся? Ну, гады. – Рванулся к машине. – Догоню!».
   Повезло. Выскочил на Боровское шоссе и не ошибся. Впереди замаячило «знакомое». Пристроился, оценивая, что за человек за рулем.
   «Хорошо тряхнул. Может, вооружен и очень опасен? Значит, на рожон лезть не стоит. Но и в долгу я не останусь. Ты мне еще ответишь. Не на того напал».
   Не высовывался, не отставал. Вел Волгарик с крутым водилой, прикидывая, как его уму-разуму научит.
   Веселов обид не прощал. Недаром «школу» десантников в Чечне прошел. Там не всех в горы брали. Только «железных». «Дедки» селекцию проводили. Ставили соложенка в круг и молотили. Если кровью заливается, но отбивается, зубами грызет, как волчонок, такого на линию огня взять можно. Нет – на кухню, котлы драить, кашу мешать, начальству зады лизать.
   Веселов отбор выдержал.
   Оказавшись на кольцевой, Виктор позвонил по мобильнику шефу и, вкратце доложив обстановку, спросил. – Может мне вернуться? А ее потом выудим?
   Шеф про себя стал быстро оценивать ситуацию: «Откуда шофер, куда везет? Почему драться полез? Не подсадка ли? Надо выяснить, волну не гнать, затушить своими силами».
   – Следи до последнего, – распорядился он, – потом свяжись со мной. Будем думать, действуй.
   – А если они до Владивостока ехать собираются?
   – Так и ты, любезный, следом. Упустил девку, промашка вышла, теперь исправляй.
   «Он прав, – Виктор с досадой потер ссадину на лбу, потрогал рану на пальце. Но в душе восхитился. – С пузом, а мужика так уделала».
   Через несколько часов Волга свернула в проселок, прошла километра два и въехала в небольшую деревеньку.
   «Справа – лес, за ним – зарево. Городок какой-то». Места Веселов не знал и поэтому, спрятав свой Жигуль, двинулся к дороге.
   Ноги заскользили по разбитой колее. Услыхал, как за лесом стучит поезд. «Значит там железка».
   Деревня спала. Пройдя с четверть улицы, заметил возле избы Волгу. Свет в окошках. «Что делать? Ворваться в дом, водилу отключить, а пузатую в машину. А вдруг там мужики?».
   Решил посоветоваться и снова связался с шефом.
   – Что за деревня? – Разозлился Станислав Иванович.
   – Не знаю.
   – Гробовщенкин задумался. – Сиди и наблюдай… Если уедут, следи, все!
   Веселов вернулся, сел в машину, включил печку. По радио звучали джазовые мелодии. Как ни старался, все же задремал.
   – Передаем астрологический прогноз, – услышал он сквозь сон звонкий женский голос. – Скорпион. – Виктор сосредоточился. – Звезды благосклонны к вам. Редкая удача. У вас все получится. Главное не тянуть, не трусить и принять верное решение. В награду вас ждет безграничная любовь. Впереди – прекрасные времена, дерзайте!
   «Ну и ну! А может и правда получится? Про любовь – точно загнули. Очередная чушь», – усмехнулся он и чуть прикрыл глаза.
   Пошел снег. «Ноябрь только, а уже зима», подумал Веселов и уснул.