Страница:
– Что ты умеешь? – продолжил допрос Шоу.
На этот раз Джек-Джек почувствовал, что ему стоит отвечать честно.
– Я мастер на все руки. Могу собрать ружье из подручных материалов, а затем попасть из него крысе в глаз с сотни метров. Кроме того, я один из лучших воров в этом городе, да и в четырех ближайших тоже, – я умею двигаться без шума, а мои пальцы настолько ловкие, что вы не заметите, как я сниму с вас очки. Как могли обратить внимание, у меня хорошо подвешен язык. Могу уговорить мусорщика уйти в монастырь или же монашку стать мусорщиком.
– Что-то еще?
– Я отлично готовлю.
Со времени того разговора прошло уже три года. Джек-Джек работал на Шоу. Поначалу не напрямую. В его задачи входило выполнять поручения различных доверенных лиц босса. Среди них были и шериф, и судья, и преподобный. К слову сказать, делишки их совсем не соответствовали статусу. Но все, что было поручено этому улыбчивому парню, выполнялось быстро и качественно. Такие понятия, как мораль или частная собственность, его не сильно беспокоили. Вскоре Шоу понял, что не стоит разбрасываться таким ценным талантом, как Джек-Джек, и назначил того своим личным помощником, а затем поставил во главе охраны.
Можно сказать, что Джек-Джек сделал стремительную карьеру.
Но был ли он доволен жизнью? По его улыбчивому лицу и карманам, набитым наличностью, можно было подумать, что да – он доволен. Но также, как почти все, связанное с Джек-Джеком, это было неправдой. Его душу терзало странное чувство, поселившееся в ней с того самого дня, когда Джек-Джек проснулся под навесом из лошадиной кожи.
«Кто я?» – спросил он в тот день.
«Wawa ch'in pacha, – ответил человек, в морщинах которого проступало лицо, полное мудрости. – Ты Дитя Пустоши». Одежда его была покрыта перьями так густо, что создавалось впечатление, будто и не человек это вовсе, а дивного вида птица.
Пейотль струился по венам Дитя Пустоши, пронизывал его тело. Попадая в горячее сердце, дурман начинал испаряться, этот удушливый пар проникал в его разум, чтобы затем каплями холодного конденсата осесть на поверхности души.
«Вспомни свое имя!» – говорил ему человек, теряя очертания в клубах сизого дыма, но Дитя Пустоши не мог вспомнить, ведь имя у него отняли.
Капли пейотля становились все больше и больше, повинуясь силе тяжести, летели вверх, затем, подхваченные вихрем искусственных воспоминаний, сталкивались друг с другом и взрывались фейерверком разноцветных искр.
«Вспомни тепло рук своей матери, голос своего отца», – говорила ему мудрая птица, чей образ теперь четко прорезался сквозь сизую дымку, но Дитя Пустоши не мог вспомнить, ведь у него никогда не было матери, а отец не был ему отцом.
Чужие, ненастоящие воспоминания в его голове становились сильнее. Они шипели и извивались, подобно змее, и змея эта имела острые, длинные клыки, которыми хотела впиться в разум.
«Что ты помнишь?» – спросила его мудрая птица, и Дитя Пустоши ответил:
«Я помню бесконечность и тьму. Помню холод металла и тепло человеческого прикосновения. Помню, как впервые увидел свет, как заговорил, как изменил данное мне имя по своей воле. Помню, как был человеком среди Теней, но затем стал Тенью среди людей. Я помню женщину без лица и поглотивший ее огонь. Помню пламя битвы, поглотившее много жизней и новую цель…»
Дитя Пустоши закричал, когда Лживая Змея впилась в этот последний кусочек его воспоминаний. Она не могла допустить, чтобы Дитя Пустоши проснулся самим собой. Лживая Змея уже успела сожрать остальную его память. Сейчас она переваривала ее, превращая в свой яд.
Дитя Пустоши закричал вновь, когда Змея стремительным рывком бросилась на него, чтобы заразить своей ложью.
«Нет!» – прокричала мудрая птица и взмахнула своими крыльями.
Могучий поток ветра врезался в тело Змеи и обрушил ее на землю.
«Тебе будет дано имя… – Взмах крыльев. – Матерью твоей будет пустошь… – Еще один взмах. – А отцом твоим будет небо… – Снова взмах крыльев. – А память твоя будет будущим. Ты обретешь ее сам, и никто не сможет отобрать ее у тебя, ведь она будет истинной».
И с последним взмахом крыльев мудрая птица опустилась к Лживой Змее. Одним ударом клюва она отсекла Змее голову, и та обратилась ядом. Но мать-земля не приняла этот яд, а отец-небо испепелил его лучами двух солнц.
…Дитя Пустоши открыл глаза.
– Джек-Джек? – Голос был громогласным и доносился будто бы из центра мира, который сейчас сжался до размеров головы. Но принадлежал голос вовсе не какому-то мифическому существу, а весьма прозаичному Здоровяку Винни. – Док, скорее сюда! Джек-Джек открыл глаза! – закричал он.
Стоило только проморгаться и немного подышать, как мир начал обретать очертания. Крыша ангара, красная рожа Здоровяка Винни и пронзительная боль в шее – вот и все, что пока существовало в этом мире. Постепенно начали проявляться детали. Сквозь крышу ангара пробивался тусклый красноватый свет второго солнца, а значит, уже наступил вечер, на лице Здоровяка читалась несвойственная ему озабоченность, а боль… оставалась все такой же пронзительной.
– Как ты, босс? – спросил Винни, затем, не дожидаясь ответа, крикнул куда-то в сторону: – Док, твою мать, тащи свою задницу сюда, или тебе придется лечить свой сломанный череп!
– Бывало и хуже. – Сейчас Джек-Джек старался соврать в первую очередь самому себе. Боль в шее оказалась невыносимой. Тело было будто ватным, пальцы хоть и слушались, но с большим трудом.
– Изрядно он тебя потрепал, босс, – улыбнулся Здоровяк, и Джек-Джек против своей воли улыбнулся ему в ответ.
В мире появился еще кое-кто. Это оказался вытянутый как жердь и сухой как вяленая конина доктор Ипокте. Врач из него был никудышный, но найти кого-то лучше за такие деньги Джек-Джек не смог.
– О духи, – хрипел Джек-Джек, – держите этого коновала подальше от меня! Со мной все хорошо, просто отлично.
Он сам не знал, говорит серьезно или шутит.
– Не нервничай, – сухо сказал Док, зачем-то осматривая его глаза. – Я тебе тут жизнь спасаю…
– Что со мной случилось? – задал вопрос Джек-Джек, одновременно пытаясь вспомнить ответ на него.
– Тот мусорщик сбежал, – сказал Док. – Придушил тебя и вывихнул шею. Он сильный как бык. Я таких травм вообще никогда не видел. Мы поначалу думали, что ты не жилец.
– Сколько я пролежал в отключке? – Довольно быстро боль в шее стихла.
– Почти весь день, – буркнул Винни.
– Проклятье, – выругался Джек-Джек, – как обстоят дела на станции?
После того как Винни с Доком в двух словах описали обстановку, а Джек-Джек собрался с мыслями, он дал ряд указаний, что и кому нужно будет делать. Какое-то время ему, видимо, предстояло пролежать в постели, но это не значило, что то же самое должны были делать его люди. Работа есть работа.
– А что по поводу того мусорщика и «лягушки»? – спросил Винни.
– Он не мусорщик, просто клоун. Здоровенный, везучий как черт клоун, – буркнул Джек-Джек, – пусть валит на все четыре стороны. Машина все равно далеко не уедет. Будем надеяться, что он подохнет в пустоши без еды и воды. Если нет, то я рано или поздно найду его и выпущу ему кишки. Ну что вы встали?! Идите работать!
В дверь постучали. Секунду стояла тишина, затем стук повторился, он был настойчивее, чем в первый раз. Вслед за этим стуком из другого конца помещения долетели приглушенные, но от того не менее грязные ругательства.
Гайка откинула шерстяное одеяло. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось вставать с кровати.
– Кого еще принесло, к чертям собачьим? – заворчала она, натягивая халат и снимая с полки отцовский помповик. – В такой-то час! Какому идиоту не спится?
Стук послышался вновь, но на этот раз он был заглушен раскатами грома. В ту же секунду дождь забарабанил по крыше мастерской. Гайка дернула рубильник, и под потолком загорелась одинокая лампочка.
– Иду, иду! – крикнула она.
Ну не оставлять же человека на улице под ливнем?
Подойдя к тяжелой металлической двери, открыла маленькое окошко. Твари и рейдеры обычно не стучатся, но проверить все равно не помешает.
За дверью различались два силуэта, застывших в потоках дождя. Один, побольше, оказался лошадиным, и Гайка не обратила на него никакого внимания, второй же принадлежал мужчине. Он, конечно, был меньше лошади, но при этом оставался таким огромным, что ни с кем, кроме как с конем, сравнить его не получалось. В темноте, царившей на улице, ничего более разглядеть не удалось.
– Кто там? – выдала Гайка дежурное.
– Меня зовут Артур… мэм… э-э… мисс… – Голос у незнакомца звучал молодо и довольно приятно. – Вы не могли бы пустить меня внутрь, тут дождь…
– Я не слепая, – оборвала его Гайка на полуслове, – что нужно?
– Это свалка Герхарда Гайко, верно?
– Мастерская, – поправила Гайка.
– У меня тут кое-какие товары и куча вопросов, но я обещаю не доставлять вам беспокойства, – заверил мужчина, и его лошадь одобрительно заржала.
– Ладно. Только учти: у меня тут десятый калибр, и я просто обожаю отстреливать говнюков, которые нарушают обещания! – С этими грозными словами Гайка получше перехватила тяжелое ружье и начала было открывать засов.
Сверкнула молния, и ее свет очертил в темноте широкие плечи незнакомца, отразился от металлических пластин на его броне. Гайка вздрогнула. Такой доспех она видела лишь однажды.
– Папа? – сказала она, и это ее слово утонуло в раскате грома, так и оставшись неуслышанным.
Незнакомец сделал шаг вперед. Свет из маленького окошка упал на его лицо, и Гайка поняла, что перед ней вовсе не отец. Она вновь перехватила ружье покрепче и открыла дверь.
– Постой тут, – сказала решительно, – сильнее уже все равно не промокнешь. Я сейчас открою ворота и заведу твою лошадку в стойло.
– Хорошо, – просто отозвался незнакомец.
В стойле сейчас находилось всего две лошади. И обе по сравнению с черной кобылой этого Артура выглядели просто жалкими клячами. Гайка хорошо ухаживала за Роуз и Марией, но они уже были немолоды, да и всю жизнь перетаскивали тяжелые куски металла. Эта же лошадка оказалась красивой, молодой, сильной. Ее черная шкура просто светилась здоровьем. Если не считать одного «но»… Снимая седло, Гайка увидела огромный уродливый шрам, который шел от холки к животу, чтобы затем опять подняться к крупу. Шрам был грубо заштопан разноцветными нитками, но, судя по виду, уже хорошо зажил без каких-либо последствий. Складывалось впечатление, что кто-то хотел заживо освежевать бедную животинку.
Гайка выкинула эти мысли из головы – мало ли что может случиться в пустоши, наверное, лошадь просто напоролась на что-то острое. Привязав животное к коновязи, девушка пошла обратно, к этому Артуру, который до сих пор стоял под дождем.
– Я думал, что тут вообще не бывает дождя, – сказал мужчина, когда она проходила мимо.
– А я смотрю, ты не местный, – заключила Гайка.
– Еще как! – улыбнулся Артур.
– Я, кстати, Анна Гайко, – представилась девушка, – можно называть просто Гайка.
Насчет товаров ночной гость слегка преувеличил. Кроме погнутого ружья, из которого мог выйти приличный обрез, и набора амуниции к нему, Артуру в общем-то нечего было предложить. Они сошлись на том, что он просто отдаст ей все это за постой, провизию и карту близлежащей местности. А вот что касается вопросов – с этим все оказалось в точности так, как он сказал. Их набралась целая куча. Но Гайка не торопилась отвечать. В конце концов, она должна была понять, с кем имеет дело.
– Что у тебя за история? – спросила Гайка, когда чайник вскипел, а Артур вернулся из ванной комнаты.
Он почти полностью состриг свою бороду, а отсутствие грязи на лице сделало его весьма симпатичным. Одет он сейчас был в старый комбинезон ее отца, который подходил ему почти идеально. Броню Артура Гайка согласилась подлатать и подогнать под него, взамен на кое-какую помощь по хозяйству. В мастерской со смерти отца очень сильно не хватало мужской руки, а большинство заезжих мужчин – будь то торговцы или искатели древностей – предлагали ей всякий раз кое-что другое… Гайка знала, что калечить клиентов – плохо для бизнеса, но каждый раз, когда кто-то из них хватал ее за задницу, она на автомате хваталась за тяжеленный разводной ключ. Вот и сейчас ключ был под рукой. И хотя парень показался ей вполне приличным, рисковать Гайка все равно не хотела.
К тому времени как гость вернулся, Анна успела переодеться, прибраться и даже накрыть на стол. Чай был разлит по кружкам, и перед Артуром стояла горка домашнего печенья.
– Я неплохо разбираюсь в древних технологиях, – начал рассказывать новый знакомый, – путешествую в поисках одной станции.
– Серьезное начало, – кивнула Гайка. Несмотря на столь необычное заявление, она почувствовала, что словам этого Артура можно верить.
– У меня было с собой много древнего оборудования, серьезный такой набор, – продолжил гость, – но я немного заблудился, и пришлось просить помощи по радио. Вскоре со мной связался человек, представился Блэком, сказал, что путешественник и может мне помочь. Мы поговорили и назначили место встречи. Не буду вдаваться в подробности, но когда я пришел туда, попал в засаду. Меня ранили, забрали все оборудование, и я оказался в рабстве.
Слушая рассказ Артура о его жизни на станции и последующем побеге, Гайка не без интереса разглядывала мужчину. Он был довольно молод, примерно ее возраста, может быть, чуть старше. Глаза серые, волосы черные, с солидной проседью. Без косматой бороды, с которой он появился на ее пороге, лицо Артура оказалось очень даже красивым. Правильные, можно сказать, аккуратные черты, широкий разрез глаз, некрупный нос. Гайка предположила, что он выходец из Осенней кварты, жителям трех городов которой были свойственны такие черты.
– Вот так я и оказался тут, – подытожил рассказ Артур.
Гайка понимала, что очень многое осталось недосказанным, но сейчас ее интересовали другие вопросы.
– Где ты оставил машину? – спросила она.
– Дальше по трубе, с дюжину километров отсюда, – сказал он, отправляя в рот очередное, наверное, десятое по счету печенье. – Черт, вкусно!
– Спасибо, – поблагодарила его за комплимент Анна, радуясь тому, что «лягушка», которую Джек-Джек купил у нее пару дней назад, вернется домой. Отец много усилий вложил в эту машину, но чтобы когда-нибудь перебраться в город и открыть там свое дело, нужно было очень много денег, и «лягушку» пришлось продать. Решив, что стоит ответить Артуру добром на добро, она произнесла: – Ты знаешь, я сейчас вспоминаю, где-то полгода назад сюда заезжал человек по имени Блэк.
– Как он выглядел? – быстро спросил Артур.
– Невысокий, худой. В черном балахоне – я сначала подумала, что какой-то монах, потом услышала его голос. Голос у него был совсем не как у монаха – скрипучий такой, страшный. В целом я его и не разглядела вовсе, только вот помню странные такие перчатки и сапоги.
– Серые, с оранжевыми полосками? – перебил ее Артур.
– Да, да, точно. Твои? – угадала Гайка.
Артур кивнул.
– Куда он направился?
– Хм… – задумалась Анна, – он говорил что-то о каком-то старом друге в Феврале. Больше вроде ничего.
– И как далеко отсюда до Февраля?
– Совсем немного, если не пешком. Думаю, я покажу тебе дорогу. Мне все равно нужно туда за покупками.
«Что-то я слишком добра к нему», – мысленно осудила себя девушка. Но она испытывала симпатию к парню. Он многое пережил и справился со всеми трудностями, что делало ему честь. В отличие от большинства гостей мастерской этот был умным и вежливым, не распускал ни руки, ни язык. Он оказался чем-то иным – не таким человеком, как те, с кем она привыкла иметь дело. Когда Гайка была маленькой, отец подарил ей древнюю световую табличку, на которой записали огромное количество книг. С тех пор как она научилась читать, Анна не расставалась с этой табличкой. Больше всего Артур по своему поведению и по своей речи походил на героя тех книг, а не на современного человека. Многие слова, фразы, которые он бросал как бы невзначай, она встречала только там. Да и, черт побери, он просто был симпатичным.
Когда они закончили разговор и Артур удалился в дальнюю комнату, Гайка пошла за ним, чтобы запереть дверь – стандартная процедура, когда у тебя гостит незнакомец. В какой-то момент девушка почувствовала, что хочет пройти за ним не только до двери, но и до постели.
– Спокойной ночи, – холодно сказала она, задвигая засов.
На станции часы тянулись так, что их сложно было отличить от дней. Неделя за неделей, месяц за месяцем. Артур считал мгновения до того, как его рука заживет и он сможет покинуть проклятое место. В мастерской все произошло с точностью до наоборот. Неделя пролетела, будто бы ее и не было вовсе. И хотя Артур знал, что теряет время и мог бы двигаться к своей цели, он всей душой не хотел покидать это место.
Описание прошедшей недели стоило начинать с описания самой мастерской и истории ее появления. До рождения Анны ее отец, Герхард Гайко, зарабатывал на жизнь тем, что искал по всему миру остатки древних технологий. Но он был не простым искателем сокровищ, а одним из немногих так называемых «мусорщиков». Кроме униформы – такой брони, какая сейчас была и у Артура, – мусорщиков объединяли единый кодекс, который они должны были соблюдать, и тайные знания, которые они передавали друг другу – от наставника к ученику. Орден существовал со времен высадки, то есть почти шестьсот лет, его основали инженеры. Первые мусорщики были открыты для мира и принимали в свои ряды всех, кто обладал достаточными навыками и демонстрировал нужные качества. Со временем орден становился все более и более закрытым, а вступление новых членов делалось все более и более проблематичным, пока наконец мусорщиков не остались считаные единицы. То тут, то там, по словам Гайки, появлялись отдельные продолжатели «благородного дела», но, как правило, они исчезали без вести во время первой же экспедиции. Герхард закончил свою карьеру после самого удачного похода. Он и команда наемников отправились в пустошь на поиски некоего сокровища. По словам Гайки, карта, указывающая место нахождения этого сокровища, досталась Герхарду от его отца, а тому – от его отца и так далее. В ходе экспедиции многие погибли, а трое выживших поделили между собой солидный куш. Подрывнику досталась станция терраформирования, которую они обнаружили. Тот посчитал, что это и есть сокровище, но, насколько Артуру было известно, станция не принесла ему никакого счастья. Снайперу, человеку по фамилии Шоу, достался целый контейнер инженерного оборудования. Впоследствии он стал большой шишкой и полностью захватил власть в ближайшем городе – Феврале. Гайка как-то упомянула, что хочет перебраться туда и надеется, что дядя Иезекииль поможет ей приобрести жилье. Что касается Герхарда, он получил свалку. Для всех остальных это являлось чем-то вроде кучи железа, пережившей чудовищной силы взрыв. И это на самом деле было так. Только вот куча железа когда-то являлась титанических размеров космическим кораблем, упавшим с орбиты. Отец Гайки верил, что где-то в глубине свалки кроется то, что он искал все эти годы, но, к сожалению, он не знал, что ищет. В его понимании, это был некий древний артефакт, обладающий абсолютной силой, – что бы это ни значило.
Герхард продал почти все свое оборудование и нанял рабочих. Через годы усердного труда они превратили «кучу железа» в золотую жилу. Почти все автомобили и генераторы, а также многое другое оборудование в радиусе ближайших пяти городов несло на себе клеймо мастерской Герхарда Гайко. Бывший мусорщик разбогател, обзавелся семьей. Его женой стала дочка владельца небольшого магазинчика в Феврале, Мария Давич. Он привез ее на свалку, и вскоре у них родилась дочь. Но, как и все хорошее, их счастливая жизнь закончилась слишком рано. Мария умерла от тяжелой болезни, и с этого момента все пошло наперекосяк. Свалка стала приносить куда меньше прибыли, чем раньше, работники разбегались, и если бы не солидные накопления, Герхарду пришлось бы залезть в долги, чтобы остаться на плаву.
В конце концов, усталость (как психологическая, так и физическая) вкупе со старыми ранами взяли верх над здоровьем самого Герхарда, и он слег. Силы оставили его. Дочь выхаживала отца и пыталась поставить на ноги, пока тот не умер во сне. Это произошло четыре года назад. С тех пор Гайка жила одна. Кроме технических навыков (к технике у девочки с детства был талант), от отца ей достались взрывной характер и деловая хватка.
Жители Февраля заезжали к ней за запчастями или привозили свою технику на починку, проезжие торговцы платили за профилактику машин – суровые условия пустоши заставляли заботиться о транспорте. Время от времени кто-то заказывал новый автомобиль, и Гайка, взяв задаток, нанимала рабочих из города, чтобы его построить. Многие просто приезжали за недорогим металлом. В общем и целом прибыли оказались небольшими, но стабильными.
Свалка была когда-то просто огромной, сейчас же от нее осталось не так и много. Никаких богатств тут не нашлось, тем более древних артефактов.
На краю свалки стояло большое здание – мастерская, которая больше походила на крепость. Стальные стены несли на себе следы не одной осады. Пока тут имелось хоть что-то ценное, многие хотели прибрать это к своим рукам. Внутри располагалось множество пустующих комнат, напоминающих о том, что когда-то тут трудилось и жило изрядное количество людей. Артур занимал самую дальнюю от большого зала комнатушку. Комната была маленькой и оттого нравилась ему, казалась уютной. Кровать, тумбочка, сундук. Никаких излишеств. Тут не имелось труб с горячей водой, но Артуру все равно было тепло, когда он засыпал, его грело что-то, внезапно поселившееся внутри, что-то, с каждым днем разгоравшееся все ярче. Что-то, чего он не мог описать привычным для него языком логики.
Первые две ночи Гайка на всякий случай запирала его, и Артур относился к этому вполне нормально. На третью ночь он услышал ее шаги за дверью, но ожидаемого звука закрывающегося засова не последовало. Постояв немного, Гайка ушла. Все последующие ночи это повторялось – она приходила и, постояв за дверью, возвращалась к себе. В предпоследнюю же ночь она даже приоткрыла дверь, но захлопнула ее буквально сразу же. Артуру было сложно понять, зачем она это делает, так что он предположил, что хозяйка просто проверяет, все ли у него в порядке.
Днем они оба работали. Она возилась в мастерской с заказами, а он занимался мелким ремонтом. Гайка была толковым мастером, но на некоторые вещи ей просто не хватало времени. Так что у Артура появилось море работы. Левая рука, к его удивлению, уже почти восстановилась, и он мог пользоваться ей, не испытывая особой боли. В свободные минуты мужчина бродил по свалке в поисках хоть чего-то полезного для своего путешествия – но конечно же ничего не находил. Иногда он украдкой настраивал и оптимизировал древнее оборудование, которое имелось в мастерской. Гайка знала, что Артур с ним хорошо знаком, но он пока скрывал от нее, насколько хорошо. Время от времени украдкой наблюдал за тем, как работает Анна. Гайка была далеко не маленькой девочкой – некоторые подробности ее фигуры заставляли Артура испытывать определенное беспокойство. Она была чуть выше среднего роста и весьма крепко сложена, однако по сравнению с верзилой Артуром все равно смотрелась миниатюрной. Конечно, Артур понимал, что в ее красивом теле, скрытом под толстой тканью серого рабочего комбинезона, полно крепких, как сталь, мышц, но все равно то, с какой легкостью она управлялась с огромным гаечным ключом, поражало его.
По вечерам они отдыхали в большом зале, слушая древнюю музыку на собранном вручную проигрывателе и вкушая, иначе и не скажешь, разную домашнюю выпечку с грибным чаем. Удивительно, но даже этот гадкий напиток тут был в десяток раз лучше того, который он пил на станции. Гайка уже вела себя с Артуром более открыто, много шутила и улыбалась. Да и ему самому было приятно ее общество.
В последний вечер она пришла к столу после ванной, облаченная в махровый халат, с распущенными волосами, которые обычно были стянуты в тугую косу до пояса. Волосы ее были длинными, густыми и слегка волнистыми, цвета золотистого пшеничного поля, которое Артур видел лишь на картинках. Белоснежная улыбка и ярко-голубые глаза дополняли картину. Артур отметил про себя, как она все-таки красива. Однако в тот вечер разговор как-то не клеился. Мужчина видел, что девушка почему-то нервничает, и когда он спросил ее, в чем дело, та ответила, что все в порядке. Не придав этому особого значения, Артур решил сменить тему.
– Ты знаешь, я думаю, что мне нужно будет в ближайшее время уехать, – сказал он.
От этих слов лицо Гайки как-то помрачнело. В ее теплом до этого взгляде что-то изменилось, от женщины вдруг повеяло холодком.
– Вот так вот? – сказала она с укоризной в голосе. – Просто возьмешь и уедешь?
– Мне бы хотелось остаться, – продолжил он, – правда хотелось бы. Но у меня очень важное дело. Я не могу его оставить. Наверное, отправлюсь в путь уже завтра утром.
– Что же, ладно. – Гайка резко встала из-за стола и задела его при этом так, что зазвенели тарелки. – Тогда мне нужно кое-что доделать.
С этими словами она ушла, оставив Артура в недоумении.
В ту ночь он впервые не услышал ее шагов за дверью. Вместо этого слышался шум, доносившийся из рабочей комнаты мастерской.
На этот раз Джек-Джек почувствовал, что ему стоит отвечать честно.
– Я мастер на все руки. Могу собрать ружье из подручных материалов, а затем попасть из него крысе в глаз с сотни метров. Кроме того, я один из лучших воров в этом городе, да и в четырех ближайших тоже, – я умею двигаться без шума, а мои пальцы настолько ловкие, что вы не заметите, как я сниму с вас очки. Как могли обратить внимание, у меня хорошо подвешен язык. Могу уговорить мусорщика уйти в монастырь или же монашку стать мусорщиком.
– Что-то еще?
– Я отлично готовлю.
Со времени того разговора прошло уже три года. Джек-Джек работал на Шоу. Поначалу не напрямую. В его задачи входило выполнять поручения различных доверенных лиц босса. Среди них были и шериф, и судья, и преподобный. К слову сказать, делишки их совсем не соответствовали статусу. Но все, что было поручено этому улыбчивому парню, выполнялось быстро и качественно. Такие понятия, как мораль или частная собственность, его не сильно беспокоили. Вскоре Шоу понял, что не стоит разбрасываться таким ценным талантом, как Джек-Джек, и назначил того своим личным помощником, а затем поставил во главе охраны.
Можно сказать, что Джек-Джек сделал стремительную карьеру.
Но был ли он доволен жизнью? По его улыбчивому лицу и карманам, набитым наличностью, можно было подумать, что да – он доволен. Но также, как почти все, связанное с Джек-Джеком, это было неправдой. Его душу терзало странное чувство, поселившееся в ней с того самого дня, когда Джек-Джек проснулся под навесом из лошадиной кожи.
«Кто я?» – спросил он в тот день.
«Wawa ch'in pacha, – ответил человек, в морщинах которого проступало лицо, полное мудрости. – Ты Дитя Пустоши». Одежда его была покрыта перьями так густо, что создавалось впечатление, будто и не человек это вовсе, а дивного вида птица.
Пейотль струился по венам Дитя Пустоши, пронизывал его тело. Попадая в горячее сердце, дурман начинал испаряться, этот удушливый пар проникал в его разум, чтобы затем каплями холодного конденсата осесть на поверхности души.
«Вспомни свое имя!» – говорил ему человек, теряя очертания в клубах сизого дыма, но Дитя Пустоши не мог вспомнить, ведь имя у него отняли.
Капли пейотля становились все больше и больше, повинуясь силе тяжести, летели вверх, затем, подхваченные вихрем искусственных воспоминаний, сталкивались друг с другом и взрывались фейерверком разноцветных искр.
«Вспомни тепло рук своей матери, голос своего отца», – говорила ему мудрая птица, чей образ теперь четко прорезался сквозь сизую дымку, но Дитя Пустоши не мог вспомнить, ведь у него никогда не было матери, а отец не был ему отцом.
Чужие, ненастоящие воспоминания в его голове становились сильнее. Они шипели и извивались, подобно змее, и змея эта имела острые, длинные клыки, которыми хотела впиться в разум.
«Что ты помнишь?» – спросила его мудрая птица, и Дитя Пустоши ответил:
«Я помню бесконечность и тьму. Помню холод металла и тепло человеческого прикосновения. Помню, как впервые увидел свет, как заговорил, как изменил данное мне имя по своей воле. Помню, как был человеком среди Теней, но затем стал Тенью среди людей. Я помню женщину без лица и поглотивший ее огонь. Помню пламя битвы, поглотившее много жизней и новую цель…»
Дитя Пустоши закричал, когда Лживая Змея впилась в этот последний кусочек его воспоминаний. Она не могла допустить, чтобы Дитя Пустоши проснулся самим собой. Лживая Змея уже успела сожрать остальную его память. Сейчас она переваривала ее, превращая в свой яд.
Дитя Пустоши закричал вновь, когда Змея стремительным рывком бросилась на него, чтобы заразить своей ложью.
«Нет!» – прокричала мудрая птица и взмахнула своими крыльями.
Могучий поток ветра врезался в тело Змеи и обрушил ее на землю.
«Тебе будет дано имя… – Взмах крыльев. – Матерью твоей будет пустошь… – Еще один взмах. – А отцом твоим будет небо… – Снова взмах крыльев. – А память твоя будет будущим. Ты обретешь ее сам, и никто не сможет отобрать ее у тебя, ведь она будет истинной».
И с последним взмахом крыльев мудрая птица опустилась к Лживой Змее. Одним ударом клюва она отсекла Змее голову, и та обратилась ядом. Но мать-земля не приняла этот яд, а отец-небо испепелил его лучами двух солнц.
…Дитя Пустоши открыл глаза.
– Джек-Джек? – Голос был громогласным и доносился будто бы из центра мира, который сейчас сжался до размеров головы. Но принадлежал голос вовсе не какому-то мифическому существу, а весьма прозаичному Здоровяку Винни. – Док, скорее сюда! Джек-Джек открыл глаза! – закричал он.
Стоило только проморгаться и немного подышать, как мир начал обретать очертания. Крыша ангара, красная рожа Здоровяка Винни и пронзительная боль в шее – вот и все, что пока существовало в этом мире. Постепенно начали проявляться детали. Сквозь крышу ангара пробивался тусклый красноватый свет второго солнца, а значит, уже наступил вечер, на лице Здоровяка читалась несвойственная ему озабоченность, а боль… оставалась все такой же пронзительной.
– Как ты, босс? – спросил Винни, затем, не дожидаясь ответа, крикнул куда-то в сторону: – Док, твою мать, тащи свою задницу сюда, или тебе придется лечить свой сломанный череп!
– Бывало и хуже. – Сейчас Джек-Джек старался соврать в первую очередь самому себе. Боль в шее оказалась невыносимой. Тело было будто ватным, пальцы хоть и слушались, но с большим трудом.
– Изрядно он тебя потрепал, босс, – улыбнулся Здоровяк, и Джек-Джек против своей воли улыбнулся ему в ответ.
В мире появился еще кое-кто. Это оказался вытянутый как жердь и сухой как вяленая конина доктор Ипокте. Врач из него был никудышный, но найти кого-то лучше за такие деньги Джек-Джек не смог.
– О духи, – хрипел Джек-Джек, – держите этого коновала подальше от меня! Со мной все хорошо, просто отлично.
Он сам не знал, говорит серьезно или шутит.
– Не нервничай, – сухо сказал Док, зачем-то осматривая его глаза. – Я тебе тут жизнь спасаю…
– Что со мной случилось? – задал вопрос Джек-Джек, одновременно пытаясь вспомнить ответ на него.
– Тот мусорщик сбежал, – сказал Док. – Придушил тебя и вывихнул шею. Он сильный как бык. Я таких травм вообще никогда не видел. Мы поначалу думали, что ты не жилец.
– Сколько я пролежал в отключке? – Довольно быстро боль в шее стихла.
– Почти весь день, – буркнул Винни.
– Проклятье, – выругался Джек-Джек, – как обстоят дела на станции?
После того как Винни с Доком в двух словах описали обстановку, а Джек-Джек собрался с мыслями, он дал ряд указаний, что и кому нужно будет делать. Какое-то время ему, видимо, предстояло пролежать в постели, но это не значило, что то же самое должны были делать его люди. Работа есть работа.
– А что по поводу того мусорщика и «лягушки»? – спросил Винни.
– Он не мусорщик, просто клоун. Здоровенный, везучий как черт клоун, – буркнул Джек-Джек, – пусть валит на все четыре стороны. Машина все равно далеко не уедет. Будем надеяться, что он подохнет в пустоши без еды и воды. Если нет, то я рано или поздно найду его и выпущу ему кишки. Ну что вы встали?! Идите работать!
В дверь постучали. Секунду стояла тишина, затем стук повторился, он был настойчивее, чем в первый раз. Вслед за этим стуком из другого конца помещения долетели приглушенные, но от того не менее грязные ругательства.
Гайка откинула шерстяное одеяло. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось вставать с кровати.
– Кого еще принесло, к чертям собачьим? – заворчала она, натягивая халат и снимая с полки отцовский помповик. – В такой-то час! Какому идиоту не спится?
Стук послышался вновь, но на этот раз он был заглушен раскатами грома. В ту же секунду дождь забарабанил по крыше мастерской. Гайка дернула рубильник, и под потолком загорелась одинокая лампочка.
– Иду, иду! – крикнула она.
Ну не оставлять же человека на улице под ливнем?
Подойдя к тяжелой металлической двери, открыла маленькое окошко. Твари и рейдеры обычно не стучатся, но проверить все равно не помешает.
За дверью различались два силуэта, застывших в потоках дождя. Один, побольше, оказался лошадиным, и Гайка не обратила на него никакого внимания, второй же принадлежал мужчине. Он, конечно, был меньше лошади, но при этом оставался таким огромным, что ни с кем, кроме как с конем, сравнить его не получалось. В темноте, царившей на улице, ничего более разглядеть не удалось.
– Кто там? – выдала Гайка дежурное.
– Меня зовут Артур… мэм… э-э… мисс… – Голос у незнакомца звучал молодо и довольно приятно. – Вы не могли бы пустить меня внутрь, тут дождь…
– Я не слепая, – оборвала его Гайка на полуслове, – что нужно?
– Это свалка Герхарда Гайко, верно?
– Мастерская, – поправила Гайка.
– У меня тут кое-какие товары и куча вопросов, но я обещаю не доставлять вам беспокойства, – заверил мужчина, и его лошадь одобрительно заржала.
– Ладно. Только учти: у меня тут десятый калибр, и я просто обожаю отстреливать говнюков, которые нарушают обещания! – С этими грозными словами Гайка получше перехватила тяжелое ружье и начала было открывать засов.
Сверкнула молния, и ее свет очертил в темноте широкие плечи незнакомца, отразился от металлических пластин на его броне. Гайка вздрогнула. Такой доспех она видела лишь однажды.
– Папа? – сказала она, и это ее слово утонуло в раскате грома, так и оставшись неуслышанным.
Незнакомец сделал шаг вперед. Свет из маленького окошка упал на его лицо, и Гайка поняла, что перед ней вовсе не отец. Она вновь перехватила ружье покрепче и открыла дверь.
– Постой тут, – сказала решительно, – сильнее уже все равно не промокнешь. Я сейчас открою ворота и заведу твою лошадку в стойло.
– Хорошо, – просто отозвался незнакомец.
В стойле сейчас находилось всего две лошади. И обе по сравнению с черной кобылой этого Артура выглядели просто жалкими клячами. Гайка хорошо ухаживала за Роуз и Марией, но они уже были немолоды, да и всю жизнь перетаскивали тяжелые куски металла. Эта же лошадка оказалась красивой, молодой, сильной. Ее черная шкура просто светилась здоровьем. Если не считать одного «но»… Снимая седло, Гайка увидела огромный уродливый шрам, который шел от холки к животу, чтобы затем опять подняться к крупу. Шрам был грубо заштопан разноцветными нитками, но, судя по виду, уже хорошо зажил без каких-либо последствий. Складывалось впечатление, что кто-то хотел заживо освежевать бедную животинку.
Гайка выкинула эти мысли из головы – мало ли что может случиться в пустоши, наверное, лошадь просто напоролась на что-то острое. Привязав животное к коновязи, девушка пошла обратно, к этому Артуру, который до сих пор стоял под дождем.
– Я думал, что тут вообще не бывает дождя, – сказал мужчина, когда она проходила мимо.
– А я смотрю, ты не местный, – заключила Гайка.
– Еще как! – улыбнулся Артур.
– Я, кстати, Анна Гайко, – представилась девушка, – можно называть просто Гайка.
Насчет товаров ночной гость слегка преувеличил. Кроме погнутого ружья, из которого мог выйти приличный обрез, и набора амуниции к нему, Артуру в общем-то нечего было предложить. Они сошлись на том, что он просто отдаст ей все это за постой, провизию и карту близлежащей местности. А вот что касается вопросов – с этим все оказалось в точности так, как он сказал. Их набралась целая куча. Но Гайка не торопилась отвечать. В конце концов, она должна была понять, с кем имеет дело.
– Что у тебя за история? – спросила Гайка, когда чайник вскипел, а Артур вернулся из ванной комнаты.
Он почти полностью состриг свою бороду, а отсутствие грязи на лице сделало его весьма симпатичным. Одет он сейчас был в старый комбинезон ее отца, который подходил ему почти идеально. Броню Артура Гайка согласилась подлатать и подогнать под него, взамен на кое-какую помощь по хозяйству. В мастерской со смерти отца очень сильно не хватало мужской руки, а большинство заезжих мужчин – будь то торговцы или искатели древностей – предлагали ей всякий раз кое-что другое… Гайка знала, что калечить клиентов – плохо для бизнеса, но каждый раз, когда кто-то из них хватал ее за задницу, она на автомате хваталась за тяжеленный разводной ключ. Вот и сейчас ключ был под рукой. И хотя парень показался ей вполне приличным, рисковать Гайка все равно не хотела.
К тому времени как гость вернулся, Анна успела переодеться, прибраться и даже накрыть на стол. Чай был разлит по кружкам, и перед Артуром стояла горка домашнего печенья.
– Я неплохо разбираюсь в древних технологиях, – начал рассказывать новый знакомый, – путешествую в поисках одной станции.
– Серьезное начало, – кивнула Гайка. Несмотря на столь необычное заявление, она почувствовала, что словам этого Артура можно верить.
– У меня было с собой много древнего оборудования, серьезный такой набор, – продолжил гость, – но я немного заблудился, и пришлось просить помощи по радио. Вскоре со мной связался человек, представился Блэком, сказал, что путешественник и может мне помочь. Мы поговорили и назначили место встречи. Не буду вдаваться в подробности, но когда я пришел туда, попал в засаду. Меня ранили, забрали все оборудование, и я оказался в рабстве.
Слушая рассказ Артура о его жизни на станции и последующем побеге, Гайка не без интереса разглядывала мужчину. Он был довольно молод, примерно ее возраста, может быть, чуть старше. Глаза серые, волосы черные, с солидной проседью. Без косматой бороды, с которой он появился на ее пороге, лицо Артура оказалось очень даже красивым. Правильные, можно сказать, аккуратные черты, широкий разрез глаз, некрупный нос. Гайка предположила, что он выходец из Осенней кварты, жителям трех городов которой были свойственны такие черты.
– Вот так я и оказался тут, – подытожил рассказ Артур.
Гайка понимала, что очень многое осталось недосказанным, но сейчас ее интересовали другие вопросы.
– Где ты оставил машину? – спросила она.
– Дальше по трубе, с дюжину километров отсюда, – сказал он, отправляя в рот очередное, наверное, десятое по счету печенье. – Черт, вкусно!
– Спасибо, – поблагодарила его за комплимент Анна, радуясь тому, что «лягушка», которую Джек-Джек купил у нее пару дней назад, вернется домой. Отец много усилий вложил в эту машину, но чтобы когда-нибудь перебраться в город и открыть там свое дело, нужно было очень много денег, и «лягушку» пришлось продать. Решив, что стоит ответить Артуру добром на добро, она произнесла: – Ты знаешь, я сейчас вспоминаю, где-то полгода назад сюда заезжал человек по имени Блэк.
– Как он выглядел? – быстро спросил Артур.
– Невысокий, худой. В черном балахоне – я сначала подумала, что какой-то монах, потом услышала его голос. Голос у него был совсем не как у монаха – скрипучий такой, страшный. В целом я его и не разглядела вовсе, только вот помню странные такие перчатки и сапоги.
– Серые, с оранжевыми полосками? – перебил ее Артур.
– Да, да, точно. Твои? – угадала Гайка.
Артур кивнул.
– Куда он направился?
– Хм… – задумалась Анна, – он говорил что-то о каком-то старом друге в Феврале. Больше вроде ничего.
– И как далеко отсюда до Февраля?
– Совсем немного, если не пешком. Думаю, я покажу тебе дорогу. Мне все равно нужно туда за покупками.
«Что-то я слишком добра к нему», – мысленно осудила себя девушка. Но она испытывала симпатию к парню. Он многое пережил и справился со всеми трудностями, что делало ему честь. В отличие от большинства гостей мастерской этот был умным и вежливым, не распускал ни руки, ни язык. Он оказался чем-то иным – не таким человеком, как те, с кем она привыкла иметь дело. Когда Гайка была маленькой, отец подарил ей древнюю световую табличку, на которой записали огромное количество книг. С тех пор как она научилась читать, Анна не расставалась с этой табличкой. Больше всего Артур по своему поведению и по своей речи походил на героя тех книг, а не на современного человека. Многие слова, фразы, которые он бросал как бы невзначай, она встречала только там. Да и, черт побери, он просто был симпатичным.
Когда они закончили разговор и Артур удалился в дальнюю комнату, Гайка пошла за ним, чтобы запереть дверь – стандартная процедура, когда у тебя гостит незнакомец. В какой-то момент девушка почувствовала, что хочет пройти за ним не только до двери, но и до постели.
– Спокойной ночи, – холодно сказала она, задвигая засов.
На станции часы тянулись так, что их сложно было отличить от дней. Неделя за неделей, месяц за месяцем. Артур считал мгновения до того, как его рука заживет и он сможет покинуть проклятое место. В мастерской все произошло с точностью до наоборот. Неделя пролетела, будто бы ее и не было вовсе. И хотя Артур знал, что теряет время и мог бы двигаться к своей цели, он всей душой не хотел покидать это место.
Описание прошедшей недели стоило начинать с описания самой мастерской и истории ее появления. До рождения Анны ее отец, Герхард Гайко, зарабатывал на жизнь тем, что искал по всему миру остатки древних технологий. Но он был не простым искателем сокровищ, а одним из немногих так называемых «мусорщиков». Кроме униформы – такой брони, какая сейчас была и у Артура, – мусорщиков объединяли единый кодекс, который они должны были соблюдать, и тайные знания, которые они передавали друг другу – от наставника к ученику. Орден существовал со времен высадки, то есть почти шестьсот лет, его основали инженеры. Первые мусорщики были открыты для мира и принимали в свои ряды всех, кто обладал достаточными навыками и демонстрировал нужные качества. Со временем орден становился все более и более закрытым, а вступление новых членов делалось все более и более проблематичным, пока наконец мусорщиков не остались считаные единицы. То тут, то там, по словам Гайки, появлялись отдельные продолжатели «благородного дела», но, как правило, они исчезали без вести во время первой же экспедиции. Герхард закончил свою карьеру после самого удачного похода. Он и команда наемников отправились в пустошь на поиски некоего сокровища. По словам Гайки, карта, указывающая место нахождения этого сокровища, досталась Герхарду от его отца, а тому – от его отца и так далее. В ходе экспедиции многие погибли, а трое выживших поделили между собой солидный куш. Подрывнику досталась станция терраформирования, которую они обнаружили. Тот посчитал, что это и есть сокровище, но, насколько Артуру было известно, станция не принесла ему никакого счастья. Снайперу, человеку по фамилии Шоу, достался целый контейнер инженерного оборудования. Впоследствии он стал большой шишкой и полностью захватил власть в ближайшем городе – Феврале. Гайка как-то упомянула, что хочет перебраться туда и надеется, что дядя Иезекииль поможет ей приобрести жилье. Что касается Герхарда, он получил свалку. Для всех остальных это являлось чем-то вроде кучи железа, пережившей чудовищной силы взрыв. И это на самом деле было так. Только вот куча железа когда-то являлась титанических размеров космическим кораблем, упавшим с орбиты. Отец Гайки верил, что где-то в глубине свалки кроется то, что он искал все эти годы, но, к сожалению, он не знал, что ищет. В его понимании, это был некий древний артефакт, обладающий абсолютной силой, – что бы это ни значило.
Герхард продал почти все свое оборудование и нанял рабочих. Через годы усердного труда они превратили «кучу железа» в золотую жилу. Почти все автомобили и генераторы, а также многое другое оборудование в радиусе ближайших пяти городов несло на себе клеймо мастерской Герхарда Гайко. Бывший мусорщик разбогател, обзавелся семьей. Его женой стала дочка владельца небольшого магазинчика в Феврале, Мария Давич. Он привез ее на свалку, и вскоре у них родилась дочь. Но, как и все хорошее, их счастливая жизнь закончилась слишком рано. Мария умерла от тяжелой болезни, и с этого момента все пошло наперекосяк. Свалка стала приносить куда меньше прибыли, чем раньше, работники разбегались, и если бы не солидные накопления, Герхарду пришлось бы залезть в долги, чтобы остаться на плаву.
В конце концов, усталость (как психологическая, так и физическая) вкупе со старыми ранами взяли верх над здоровьем самого Герхарда, и он слег. Силы оставили его. Дочь выхаживала отца и пыталась поставить на ноги, пока тот не умер во сне. Это произошло четыре года назад. С тех пор Гайка жила одна. Кроме технических навыков (к технике у девочки с детства был талант), от отца ей достались взрывной характер и деловая хватка.
Жители Февраля заезжали к ней за запчастями или привозили свою технику на починку, проезжие торговцы платили за профилактику машин – суровые условия пустоши заставляли заботиться о транспорте. Время от времени кто-то заказывал новый автомобиль, и Гайка, взяв задаток, нанимала рабочих из города, чтобы его построить. Многие просто приезжали за недорогим металлом. В общем и целом прибыли оказались небольшими, но стабильными.
Свалка была когда-то просто огромной, сейчас же от нее осталось не так и много. Никаких богатств тут не нашлось, тем более древних артефактов.
На краю свалки стояло большое здание – мастерская, которая больше походила на крепость. Стальные стены несли на себе следы не одной осады. Пока тут имелось хоть что-то ценное, многие хотели прибрать это к своим рукам. Внутри располагалось множество пустующих комнат, напоминающих о том, что когда-то тут трудилось и жило изрядное количество людей. Артур занимал самую дальнюю от большого зала комнатушку. Комната была маленькой и оттого нравилась ему, казалась уютной. Кровать, тумбочка, сундук. Никаких излишеств. Тут не имелось труб с горячей водой, но Артуру все равно было тепло, когда он засыпал, его грело что-то, внезапно поселившееся внутри, что-то, с каждым днем разгоравшееся все ярче. Что-то, чего он не мог описать привычным для него языком логики.
Первые две ночи Гайка на всякий случай запирала его, и Артур относился к этому вполне нормально. На третью ночь он услышал ее шаги за дверью, но ожидаемого звука закрывающегося засова не последовало. Постояв немного, Гайка ушла. Все последующие ночи это повторялось – она приходила и, постояв за дверью, возвращалась к себе. В предпоследнюю же ночь она даже приоткрыла дверь, но захлопнула ее буквально сразу же. Артуру было сложно понять, зачем она это делает, так что он предположил, что хозяйка просто проверяет, все ли у него в порядке.
Днем они оба работали. Она возилась в мастерской с заказами, а он занимался мелким ремонтом. Гайка была толковым мастером, но на некоторые вещи ей просто не хватало времени. Так что у Артура появилось море работы. Левая рука, к его удивлению, уже почти восстановилась, и он мог пользоваться ей, не испытывая особой боли. В свободные минуты мужчина бродил по свалке в поисках хоть чего-то полезного для своего путешествия – но конечно же ничего не находил. Иногда он украдкой настраивал и оптимизировал древнее оборудование, которое имелось в мастерской. Гайка знала, что Артур с ним хорошо знаком, но он пока скрывал от нее, насколько хорошо. Время от времени украдкой наблюдал за тем, как работает Анна. Гайка была далеко не маленькой девочкой – некоторые подробности ее фигуры заставляли Артура испытывать определенное беспокойство. Она была чуть выше среднего роста и весьма крепко сложена, однако по сравнению с верзилой Артуром все равно смотрелась миниатюрной. Конечно, Артур понимал, что в ее красивом теле, скрытом под толстой тканью серого рабочего комбинезона, полно крепких, как сталь, мышц, но все равно то, с какой легкостью она управлялась с огромным гаечным ключом, поражало его.
По вечерам они отдыхали в большом зале, слушая древнюю музыку на собранном вручную проигрывателе и вкушая, иначе и не скажешь, разную домашнюю выпечку с грибным чаем. Удивительно, но даже этот гадкий напиток тут был в десяток раз лучше того, который он пил на станции. Гайка уже вела себя с Артуром более открыто, много шутила и улыбалась. Да и ему самому было приятно ее общество.
В последний вечер она пришла к столу после ванной, облаченная в махровый халат, с распущенными волосами, которые обычно были стянуты в тугую косу до пояса. Волосы ее были длинными, густыми и слегка волнистыми, цвета золотистого пшеничного поля, которое Артур видел лишь на картинках. Белоснежная улыбка и ярко-голубые глаза дополняли картину. Артур отметил про себя, как она все-таки красива. Однако в тот вечер разговор как-то не клеился. Мужчина видел, что девушка почему-то нервничает, и когда он спросил ее, в чем дело, та ответила, что все в порядке. Не придав этому особого значения, Артур решил сменить тему.
– Ты знаешь, я думаю, что мне нужно будет в ближайшее время уехать, – сказал он.
От этих слов лицо Гайки как-то помрачнело. В ее теплом до этого взгляде что-то изменилось, от женщины вдруг повеяло холодком.
– Вот так вот? – сказала она с укоризной в голосе. – Просто возьмешь и уедешь?
– Мне бы хотелось остаться, – продолжил он, – правда хотелось бы. Но у меня очень важное дело. Я не могу его оставить. Наверное, отправлюсь в путь уже завтра утром.
– Что же, ладно. – Гайка резко встала из-за стола и задела его при этом так, что зазвенели тарелки. – Тогда мне нужно кое-что доделать.
С этими словами она ушла, оставив Артура в недоумении.
В ту ночь он впервые не услышал ее шагов за дверью. Вместо этого слышался шум, доносившийся из рабочей комнаты мастерской.