И если бы не находчивость и умение Ивана, много раз находившего выход из тупиковых ситуаций, вряд ли бы его товарищам суждено было вернуться в Италию. Схватив Степана Малого, князь Долгоруков через несколько дней решил на свой страх и риск… отпустить его. Оценив обстановку, Долгоруков понял, что, во-первых, самозванство Степана не является его серьезной программой и, во-вторых, что этот лидер – единственная реальная сила в Черногории, способная противостоять туркам и венецианцам. Мало того, по освобождении князь вручил Малому русский офицерский мундир, собственноручно выписал ему патент на чин поручика и от имени императрицы поручил управление Черногорией, назначив «главным правителем народа». К тому же снабдил его сторонников порохом и оружием. Благодарный Степан вызвался быть провожатым русского отряда по ночной горной дороге из тогдашней столицы Цетинье к берегу моря у Будвы. Чтобы оттуда добраться через море до Италии, требовалось найти какое-то судно. Иван, переодевшись в матросскую форму, отправился в родной город Херцег-Нови и достал парусник. Но в море уже крейсировали венецианские галеры и дульциниотские тартаны, извещенные об отряде Долгорукова. Приходилось плыть вдоль побережья ночами. Однако у беглецов не было никаких съестных припасов. Как писал Долгоруков, «тут, должно было прибегнуть к расторопности графа Войновича: он на лодке поехал в городок, венецианам принадлежащий. По обыкновению, его стали расспрашивать, он сказал, что он не смел войти с своим судном по причине, что у него люди больны и есть умершие, что он идет из Македонии с табаком, а от больших штормов все покидал в море и просит, чтобы ему позволено было закупить провизию. При сем разговоре несколько червонцев графа Войновича доставили полное удовольствие. Начальник ему сказал: «Хорошо, что он с больными не вошел в порт и что много доходит известий о погибели в море судов от штормов»; впрочем, дал ему свободу всем снабдиться. Граф Войнович приездом своим нас очень обрадовал и мы весьма весело слушали его рассказы, а бывший с ним славонец нам сказал: «конте лаже, лаже – секретарь пише, пише», то есть: граф врет, секретарь все пишет».
   А вот другая история с путаницей и самозванством. В начале 1774 года под влиянием поляков некая госпожа Тараканова объявила себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны, сестрой Пугачева и претенденткой на русский престол. Для достижения своей цели она решилась отправиться в Венецию, а оттуда в Константинополь, но бурею была выброшена около Рагузы (Дубровника), где и прожила до конца года, рассылая письма к султану и к графу Орлову-Чесменскому.
   Она писала о своем происхождении от Елизаветы Петровны, представляя даже вымышленное духовное завещание императрицы, о житье при матери до девятилетнего возраста, затем у шаха персидского, о намерении при помощи Пугачева занять престол и прочее. Однако ни обращения к султану, ни затем переговоры с кардиналами не имели никакого успеха.
   В августе «великая княжна Елизавета» написала «манифестик» (la petit manifeste). В нем были набросаны мысли, развить которые должен был сам граф Орлов в большом, в официальном, так сказать, манифесте, предназначенном для флотских экипажей. Речь в нем шла о переходе Орлова с его подчиненными на службу к самозванке.
   С письмом к Орлову «манифестик» был отправлен из Рагузы сначала в Венецию, затем в Ливорно, а оттуда в Пизу, куда перебрался граф. Алексей Орлов сразу же отправил эти послания к императрице, 27 сентября среди прочего он сообщал ей:
   «…Еще известие пришло из Архипелага, что одна женщина приехала из Константинополя в Парос и живет в нем более четырех месяцев на английском судне, платя слишком по тысяче пиастров на месяц корабельщику, и сказывает, что она дожидается меня; только за верное еще не знаю; от меня же послан нарочно верный Офицер, и ему приказано с оною женщиной переговорить, и буде найдет что-нибудь сомнительное, в таком случае обещал бы на словах мою услугу, а из-за того звал бы для точного переговора сюда, в Ливорно. И мое мнение, буде найдется такая сумасшедшая, тогда, заманя ее на корабли, отослать прямо в Кронштадт, и на оное буду ожидать повеления: каким образом повелите мне в оном случае поступить, то все наиусерднейше исполнять буду».
   Из Петербурга Екатерина шлет конкретные инструкции графу Орлову:
   «Известно здесь, что она с князем Радзивиллом была в июле в Рагузе, и Вам советую послать туда кого и разведать о ее пребывании, и куда делась, и если возможно, приманите ее в таком месте, где б Вам ловко было бы посадить на наш корабль и отправить ее за караулом сюда. Буде же она в Рагузе гнездится, то я уполномочиваю Вас чрез сие послать туда корабль… Статься может, что она из Рагузы переехала в Парос и сказывает будто из Царьграда».
   Тогда Алексей Орлов послал в Парос подполковника Войновича, поручив ему войти в личные переговоры с таинственной женщиной. Граф Орлов предполагал, что эта дама и есть та самая принцесса, что прислала ему письмо и воззвание к флоту.
   Подполковник граф Войнович быстро справился с поручением, и уже 24 декабря граф Орлов писал Екатерине II:
   «Милостивое собственноручное повеление Вашего Величества, к наставлению моему служащее, ноября от 12-го дня чрез курьера имел счастие получить, в котором угодно было предписать о поимке всклепавшей на себя Имя …
   Ваше Величество изволите упоминать, не оная ли женщина переехала в Парос, на что честь имею донести, что от меня послан был нарочно для исследования в Парос подполковник и кавалер гр. Войнович со своим фрегатом, чтобы в точности узнать, кто она такова и какую нужду до меня имела, что так долго дожидалась меня, чего для дано было ему от меня уверение, чтоб она могла во всем ему открыться, и наставление – как с оной поступать.
   По приезде своем нашел он оную еще в Паросе и много раз с нею разговаривал о сем деле, а восемь дней, как он сюда возвратился и мне рапортовал: оная женщина купеческая жена из Константинополя, знаема была прежним и нынешним Султаном по дозволенному ей входу в Сераль к Султанше, для продажи всяких французских мелочей, и оная прислана была точно для меня, чтоб каким-нибудь образом меня обольстить и стараться всячески подкупать, чтоб я неверным зделался Вашему Императорскому Величеству, и оная женщина осталась в Паросе, издержав много денег на счет будущей своей удачи: теперь в отчаянии находится, и она желала в Италию сюда ехать, но гр. Войнович, по приказу моему, от оного старался отвратить, в чем ему и удалось: вышеписанная торговка часто употреблялась и от господ министров, чтоб успевать в пользу по делам их в Серале…»
   Писатель П.И. Мельников-Печерский, основываясь на переписке графа Орлова с Екатериной Второй, утверждает в романе «Княжна Тараканова», что «верный Офицер» подполковник граф Войнович, посланный Алексеем Орловым на своем фрегате на Парос для проверки очередной самозванки, и есть Марко. Однако это не так – Марко в это время находился в описанном бароном фон-дер-Паленом плавании через Босфор в Черное море, а на Парос ездил именно Иван на только что отремонтированном в Ливорно фрегате «Святой Николай». Как видим, Иван Васильевич лишь косвенно фигурировал в этом деле и непосредственно в аресте княжны Таракановой не участвовал. (Как известно, арестованная по приказанию графа Орлова-Чесменского в Ливорно княжна Тараканова в мае 1775 года была доставлена в Петропавловскую крепость, подвергнута продолжительному допросу, во время которого давала различные показания, и умерла от чахотки спустя полгода, скрыв тайну своего рождения даже от священника. Обрядов при ее погребении не было совершено никаких. По рассказам современников, граф Орлов, живя в Москве, никогда не ездил мимо Ивановского монастыря, где находилась настоящая княжна Тараканова; он думал, что там томится в заключении его жертва…)
   Сын российского дипломата Василия (Василя) Войновича Иван раньше Марко поступил в русскую службу и пользовался особой доверенностью графа Алексея Орлова.
   Иван Васильевич сделал блестящую карьеру: одно время он даже замещал в Архипелаге адмирала Спиридова во время отъезда того на лечение и скоро дослужился до контр-адмирала. В 1779–1788 годах Иван Войнович был Генеральным консулом Российской империи на Ионических островах, в Далмации и Триесте, где и умер 4 января 1791 года.

Императорская яхта

   В 1777 году, вернувшись в Петербург из Ливорно, Марко плавал на Балтике, командуя бомбардирским кораблем «Страшный». Затем его назначили капитаном парусно-гребного фрегата «Евангелист Марк» – на нем рано утром 5 июня вместе с несколькими яхтами Войнович встретил у Березовых островов в Финском заливе и затем сопроводил в Ораниенбаум яхту и галеру короля Швеции Густава III, прибывшего в Россию с неофициальным визитом. На «Евангелисте Марке» Марко Иванович проплавал всего год, после чего получил новое почетное назначение.
   В том же 1777 году по указу Екатерины II корабельный мастер В.А. Селянинов построил лично для нее 12-пушечную яхту, получившую наименование «Счастие» – взамен предыдущей одноименной яхты наследника престола Павла. Несколько бо€льших размеров, чем первая, она имела богатый наружный резной декор, включавший позолоченные фигуры Посейдона, наяд и тритонов. Паруса шились из лучшего клавердука (специального парусного полотна) и канифаса. Внутренние помещения яхты поражали роскошной отделкой: царские каюты облицовывались красным деревом и палисандром, обставлялись дорогой мебелью, украшались зеркалами и литой бронзой, а их палубы и трапы устилались коврами.
   На этой яхте императрица часто совершала длительные морские прогулки. Однажды летним вечером, после смотра Балтийского флота у Красной горки, «Счастие» при подходе к якорному месту задела яхта «Петергоф». Все были изрядно перепуганы сильным столкновением, одна только Екатерина не изъявила ни малейшего признака робости. Она запретила кого-либо наказывать, но после этого случая Адмиралтейств-коллегия стала назначать командирами императорских яхт наиболее опытных офицеров.
   Сначала был назначен искусный в навигации Марко Войнович, проплававший на яхте два года – с 1778 по 1780-й. За отличную службу Екатерина пожаловала Марко золотую табакерку, украшенную бриллиантами. Эта должность и завязавшееся через нее знакомство с фаворитом царицы князем Потемкиным дали толчок дальнейшей карьере Войновича: вскоре его направляют во главе секретной экспедиции в Персию.
   Надо добавить, что яхта «Счастие» была главным, но не единственным прогулочным судном императрицы. В придворную флотилию входила, например, и яхта «Штандарт», командиром которой в начале августа 1780 года был назначен Федор Ушаков. Возможно, тогда и произошло знакомство двух будущих адмиралов Черноморского флота.
   Ушаков, правда, на этом посту не продержался и двух месяцев – служил с начала августа по конец сентября 1780 года. Императрица в это время пребывала в Царском Селе, и яхта с другими прогулочными судами стояла без дела. А осенью и надобность в них отпала. Ушаков стал просить о переводе в другое место. Однако вряд ли по своим личным качествам он подходил на роль капитана яхты императрицы.
   Ушаков находился под огромным влиянием своего дяди, старца Феодора. По преданию, дядя тайно постриг его в монахи еще в начале морской карьеры. Биографы сообщают, что Ушаков вел в миру почти монашескую жизнь. Балы, театры, изысканные вина и угощения оставляли его равнодушным. Строгая жизнь Ушакова многими воспринималась как странное чудачество. Так, М.И. Пыляев в книге, посвященной известным чудакам и оригиналам, рассказывает: «Знаменитый своими победами на море Федор Федорович Ушаков в частной жизни отличался большими странностями: при виде женщины, даже пожилой, приходил в странное замешательство, не знал, что говорить, что делать… вертелся, краснел… Он боялся тараканов, не мог их видеть. Нрава он был очень вспыльчивого: беспорядки, злоупотребления заставляли его выходить из приличия; но гнев его скоро утихал. Камердинер его, Федор, один только умел обходиться с ним, и, когда Ушаков сердился, он сначала хранил молчание, отступал от Ушакова, но потом сам, в свою очередь, возвышал голос на него, и барин принужден уже был удаляться от слуги и не прежде выходил из кабинета, как удостоверившись, что гнев Федора миновал».
   Человек с таким характером не имел ни малейших шансов сделать придворную карьеру, и спустя несколько месяцев Ушаков был удален из столицы.

Секретная миссия

   Европейские державы весьма прибыльную торговлю с Персией и с Индией вели в основном морем. Россия, имея границу с Персией и с ее вассальными ханствами на Кавказе и по Каспию, стремилась укрепить там торговые пути как для своей, так и для транзитной торговли.
   В секретном ордере князя Потемкина генералу Суворову от 11 января 1780 года предписывалось: «Часто повторяемые дерзости Ханов, владеющих по берегам Каспийского моря, решили, наконец, Ее Императорское Величество усмирить оных силою Своего победоносного оружия. Усердная Ваша служба, искусство военное и успехи, всегда приобретаемые, побудили Монаршее благоволение избрать Вас исполнителем сего дела. Итак, Ваше Превосходительство, имеете быть предводителем назначенного Вам войска». Намечаемая экспедиция должна была обеспечить торговлю с Востоком посредством создания на южном берегу Каспия «безопасного пристанища» – укрепленной торговой фактории, которую следовало приобрести у тамошнего владельца и надежно защитить. Потемкин ставил задачу разведать дороги, ведущие по побережью к порту Решт на южном Каспии, чтобы согласовать марш сухопутных сил с флотилией. Особое внимание обращалось на «обстоятельства Персии, Грузии, Армении».
   В инструкции, данной Потемкиным, предлагалось вступить в дружеские сношения с грузинским царем Ираклием, искавшим покровительства России, а также с независимыми владетелями небольших прикаспийских ханств. Прибыв на место, Суворов должен был вступить в командование сухопутными войсками, находившимися в Астрахани, и Каспийской флотилией. Ему поручалось рассчитать маршрут, количество сухопутных и морских сил, потребные для них артиллерию, амуницию, провиант и другие припасы. Кораблям, строившимся с 1778 года в Казани, приказано двигаться по Волге на юг.
   Персидская империя в те годы охватывала южный берег Каспийского моря, включая Баку и Дербент, весь Азербайджан, большую часть Армении и половину Грузии. Потемкин мыслил освободить православных армян и грузин и присоединить их земли к Российской империи. Французы и англичане следили за персидскими планами Светлейшего с напряженным вниманием; даже спустя шесть лет французский посол будет стараться раскрыть их содержание (15).
   Момент для проведения экспедиции был выбран удачно. Главные соперники России вели затяжную войну между собой. Франция выступила на стороне восставших английских колоний в Северной Америке, послала на помощь объявившим себя независимыми Соединенным Штатам сухопутные войска и флот. Против Англии выступили также Испания и Голландия. Испанцы пытались выбить англичан из Гибралтара, голландцы стремились восстановить свои торговые позиции в Индии, где их теснила английская Ост-Индская компания. Война шла на морских путях и в самой Индии, где англичане увязли в вооруженном конфликте с маратхскими княжествами, оказавшими героическое сопротивление.
   Естественной базой проекта стала Астрахань, несколько захиревшая после переноса в 1734 году центра среднеазиатской торговли в Оренбург. Торговля, рыбные промыслы и откупа приносили в Астрахани немалую прибыль.
   «Город Астрахань лежит в весьма теплой стороне Российского государства, и он есть очень привольное для жителей место, как по климату, так и по близости своей к Хвалынскому морю (16), изобильнейшему из морей великими рыбами, которыми пользуется оттуда большая часть Российской империи. Рыбные промыслы астраханских купцов столь велики и прибыльны, что заставляют их пренебрегать лавочным торгом… Весьма многочисленны российские товары, отвозимые в Персию, Хиву, Бухару, для которых самые маловажные вещи уже очень важны, так что на Мангышлаке за одну иглу часто хорошую мерлушку (17) получают» (М. Чулков, «Историческое описание российской коммерции»).
   Суворов по прибытии в город энергично принялся за дело. Он готовит каспийскую флотилию, хлопочет о пополнении ее новыми судами. Ведет обширную переписку, в том числе с грузинским царем Ираклием II и с прикаспийскими ханами. Через свою агентуру, по большей части армян, имевших обширные торговые связи в Прикаспии, он получает важную политическую, географическую и экономическую информацию о состоянии кавказских владетелей и о положении в Персии. Составляет подробные карты и описания мест, в которых должна разворачиваться вверенная ему экспедиция. Наконец, он сообщает Потемкину сведения о предполагаемом маршруте Кизляр – Решт. Но время идет, а экспедиция все не начинается. Суворов сидит без дела, впоследствии он назовет это сидение «ссылкой».
   Между тем в январе 1780 года, когда Суворов только собирался в Астрахань, русский посол в Вене сообщил Екатерине II о приватном визите к нему императора Иосифа. Австрийский монарх передал ему, что собирается весной наведаться в свои восточные владения, и был бы готов заехать и далее Галиции, на территорию России, чтобы повидаться с российской императрицей. Ответ последовал незамедлительно. Екатерина уже в начале февраля написала князю Голицыну о своем весеннем путешествии в Белоруссию и сообщила, когда она будет в Могилеве. Иосиф и Екатерина договорились об условиях оборонительного трактата, включавшего секретную статью о Высокой Порте (о разделе турецких территорий на Балканах между обеими империями).
   В мае 1781 года союзный русско-австрийский договор подписан. В секретных статьях Австрия за поддержку против притязаний Пруссии обязалась выставить войска в случае нападения Турции на Россию. Договор развязывал руки русской политике в Северном Причерноморье. Еще в разгар переговоров Безбородко, доверенное лицо императрицы в Коллегии иностранных дел, представил меморандум о Крыме. Россия решительно повернула на юг и приступила к выполнению исторической задачи – твердо стать на Черном море, в Крыму и на Кубани.
   Вот какие события происходили в большой политике, пока Суворов находился в Астрахани. В связи с переориентацией сил и средств на решение более насущной задачи – присоединения Крымского ханства к России – замысел закаспийской экспедиции был сильно изменен.
   Князь Потемкин отменил крупномасштабное вторжение в Персию, а вместо этого убедил Екатерину Вторую послать ограниченную экспедицию под командованием 30-летнего Марко Войновича.
   В персидской администрации после убийства в 1747 году Надир-шаха царил беспорядок. На троне происходила чехарда представителей двух последних династий, а владетельные ханы вели затяжную междоусобную войну. Самый удачливый из них, владетель Мазендерана Ага-Мохаммед-хан, захватил город Астрабад – важнейший для русских пункт на пути в Индию. Это чрезвычайно не понравилось Екатерине, поскольку она давно уже решила построить в Астрабадском заливе порт и направить пути европейской торговли с Индией через Россию. Порт еще не был заложен, но ему уже было дано название – Мелиссополь, «пчельный город».

Фактория в Астрабаде

   Когда будешь в Остиндии у Магола, купи довольное число птиц больших всяких, а имянно струсов, казеарусов и протчих…
Наказ Петра Первого офицеру отряда Бековича

   Эта экспедиция была предпринята в эпоху нашего величайшего могущества на море – когда в силу вооруженного нейтралитета наши эскадры охраняли право торговли на Северном и Средиземном морях, созидался Черноморский флот и готовилась обширная кругосветная экспедиция Муловского для утверждения господства России на берегах Восточного океана. Предприятие весьма замечательное в истории нашего флота, особенно в истории собственно Каспийской флотилии, для которой оно явилось началом ее возрождения.
   Восточный берег Каспийского моря, бесплодный и пустой, только временами занимаемый кочующими по его обширным степям полудикими киргизами и туркменами, издавна привлекал внимание нашего правительства: через него пролегают дороги в баснословно богатые страны Средней Азии и от них в Индию и Китай – страны шелка, шалей, золота и драгоценных камней, какими они всегда казались.
   Попытка проложить торговые пути в Индию была предпринята еще Петром Первым. В 1714 году офицер Преображенского полка князь Александр Бекович-Черкасский был назначен начальником экспедиции в Хивинское ханство, поводом к которой послужили фантастические слухи о том, будто на Амударье имеется золотой песок и будто хивинцы, желая скрыть его от русских, отвели реку, прежде питавшую Каспий, в Аральское море. В 1716 году Бекович исследовал восточные берега Каспийского моря и построил там три крепости. На следующий год Бекович во главе 4-тысячного войска двинулся в глубь Азии, на Хиву. После удачных стычек с хивинцами капитан Бекович был приглашен хивинским ханом якобы на переговоры и погиб мученической смертью: с него и с его спутника князя Самонова живьем содрали кожу, набили соломой, и эти чучела вывесили у городских ворот. Его многочисленный отряд был изрублен почти полностью (18). В России потом бытовала поговорка «Пропал, как Бекович», а индийские прожекты после кончины Петра были надолго оставлены.
   Однако с 1775 года, когда Американская война стала стеснять английскую торговлю в Индии, заметно начала усиливаться наша торговля с ней через Бухару и Оренбург, а потому натурально пробудились давнишние замыслы на проложение кратчайшей дороги.
   К лету 1780 года приведено в Астрахань 3 фрегата, 1 бомбардирский корабль и 4 бота (при порте тогда было только 2 бота) (19); на них были команды из отборных людей и присланные из Петербурга офицеры: капитан-лейтенанты Баскаков и Келенин, лейтенанты Денисов, Бардаков и Радинг; всего 443 человека. В их числе были знаменитые греческие корсары (20), владевшие турецким языком: Иоаннис Варвакис (21) и Ламброс Качиони (22). Еще несколько переводчиков было подобрано из астраханских татар. По рекомендации Академии и с Высочайшего утверждения для ведения исторического журнала и разных физических наблюдений прикомандирован был коллежский переводчик Карл Габлиц (23), служивший тогда в Астраханской Садовой конторе, исправляя притом и должность корреспондента Санкт-Петербургской Академии наук. Крайняя поспешность строения эскадры и ее приготовления к походу, а более всего выбор на нее лучших людей и таинственность, которой наитщательнейше все это облекалось, подали повод к многоразличным толкам.
   Наконец, в начале лета следующего года, «к немалому всех удивлению», в Астрахань явился полномочный начальник готовившейся экспедиции, капитан 2-го ранга граф Марко Иванович Войнович, только что пожалованный в настоящий чин, – «опытный моряк, ловкий, смелый и довольно образованный, командуя небольшим фрегатом «Славою», он обратил на себя внимание…» (В.Н. Мамышев, историк XIX века).
   В тайной инструкции, данной ему Потемкиным, было предписано основать укрепление на материке или на одном из островов у восточного берега Каспия – преимущественно рассчитывали на остров Огурчинский, который полагали способным для этого, – и стараться о проложении торговых путей в Индию; притом велено всеми средствами покровительствовать нашей торговле на этом море, очень стесняемой персами. Власть дана была полная, и никому, кроме него, не была открыта цель экспедиции. «Но для каких именно предприятий эскадра та была назначена и в чем состояла цель Правительства при отправлении ее, о том не упоминается, потому что Правительство по политическим причинам желало в тогдашнее время сокрыть сие», – отмечал Карл Габлиц.
   Назначенные к походу три 20-пушечных фрегата были не без недостатков. Из сделанного потом Войновичем протеста видно, что:
   1) все эти суда были построены из сырого леса, отчего скоро и сгнили;
   2) подняли только одну третью часть назначенного по вычислению груза;