Павлов Сергей Иванович. Неуловимый прайд

   — Так уж и весь?.. — усомнился Дэн.
   Он тронул что-то на лицевой панели радиостанции, и в наушниках тонко и нежно защебетало: «киу-киу, фью-фью, киу-киу, фью-фью»…
   — Что это? — спросил Леонид.
   — Радиомаяк на Ио. Новые позывные.
   Сплюснутый шар Юпитера на экране заметно подрос. Впрочем, ощущение его шаровидности постепенно стало теряться, планета теперь казалась больше похожей на огромный выпуклый щит.
   — Ты рассказал мне первую часть детектива, — напомнил Дэн. — Чего ради Маккоуберу понадобилось подкармливать «камбалу» Ц-стержнями?
   — Видишь ли, Дэн, здесь мы вступаем в область догадок… Тебе любопытно?
   — Еще бы! Ведь все ваши сумасшедшие идеи у меня… — Дэн похлопал себя по затылку шлема, — вот они где.
   Леонид помолчал, раздумывая.
   — Видишь, ли, Дэн… — повторил он. — Возьмем, к примеру, обыкновенное облако обыкновенной пыли. Пока оно не очень большое, мы к нему, в лучшем случае, снисходительны. Когда оно предстает перед нами в других масштабах, ну, скажем, в масштабе газопылевого скопления в одном из уголков нашей Галактики, мы начинаем к нему относиться с почтением. Потому что мы хорошо понимаем, что видимость стабильности и однородности такого скопления — сплошное надувательство, поскольку в этом сверхоблаке неустанно формируются довольно крупные космические объекта.
   — При чем здесь Маккоубер, Ц-стержни и «камбала»?
   — Не торопись. Для того, чтобы понять действия Маккоубера, нужно как следует уяснить себе ситуацию. Конечно, то, о чем я говорил, — всего лишь грубая аналогия… Или, лучше сказать — приблизительная модель нашей ситуации. Мне важно было дать тебе понять, как много зависит от существующих точек зрения на те или иные вещи. Мы смотрели на «камбалу» снисходительно, как на стабильнее и однородное облако стержней. Маккоубер смотрел на нее с почтением и тревогой. Поэтому Маккоубер первым из нас заметил, что «камбале» надоело быть просто однородным скопищем стержней, и она вдруг стала проявлять опасную наклонность к самостоятельному изменению своей структуры. Сначала это были «гравитационные мерцания», потом дело дошло до формирования внутри «камбалы» огромного количества хаотически перемещающихся сгустков.
   — Я видел их, — сказал Дэн. — На экране локатора. Одни из них формой были похожи на огурцы, другие — на веретена. Длинные такие, размерами, пожалуй, с наш катер, а то и побольше. Я удивился, каким это образом они ухитряются довольно резво перемещаться с места на место, и спросил Маккоубера…
   — Что он ответил?
   — Он так посмотрел на меня, будто я оскорбил его бабушку, и сказал, что ему абсолютно плевать на проклятые способы их проклятых перемещений. И тут же добавил, что, если стая «огурцов» надумает вдруг разлететься в разные стороны, Проекту — крышка. Потом он приказал мне выбросить в стаю Ц-стержни. Я выбросил. И больше мы к этому разговору не возвращались.
   — Все правильно… — задумчиво проговорил Леонид. — Ты требовал от него объяснений, которые дать он, конечно, не мог.
   — А ты бы мог?
   — Нет. Пока нет. Я могу лишь догадываться… Но одно ясно: во всем повинен комплекс специфических условий существования облака. И на особом подозрении — электромагнитные и гравитационные поля планетного и космического происхождения. Ну и, конечно, мощные потоки заряженных частиц, излучений. Вполне вероятно участие низких температур. А если учесть, что, кроме всего прочего, это скопище стержней до предела насыщено неизвестной нам информацией… Тут остается лишь развести руками.
   — И подать в отставку, как это сделал Маккоубер, — не удержался от ядовитого замечания Дэн.
   Леонид смотрел на выпуклый щит планеты. Щит сильно разбух. Разглядывая пухлый рельеф облачного покрова, Леонид подумал, что Юпитер похож сейчас на облако цветного дыма.
   — Ты несправедлив к Маккоуберу, Дэн. Маккоубер гений. Гений Проекта. Не знаю, хватило ли бы у меня духу сделать то, что сделал он, спасая Проект…
   — Ц-стержни?
   — Да. Он рискнул создать противоестественную смесь Ц-стержней с Ю-стержнями. Очевидно, надеялся, что Ц-информация сыграет роль своеобразного цемента, который сумеет объединить скопище стержней в единое целое. Ему повезло, он создал Рой — весьма загадочную для нас сверхсистему…
   — Он создал чудовище, — проворчал Дэн.
   — Он создал Ютавра. Как бы там ни было, Маккоубер добился своего. «Огуречная» стая была на грани распада — ты ведь сам говорил, что она раздулась в объеме раз в пять больше обычного. Разлетелись бы наши «огурчики» и «веретенца»… да, спасибо, Маккоубер помешал. Ютавр, конечно, игривое и очень непонятное созданьице, но зато какое компактное! Единый, целенький организм. И главное, видимо, универсальный. Содержит в себе информацию о Юпитере и, кажется, не брезгует информацией из Большого Космоса. Был у меня однажды случай убедиться в этом…
   — То-то, я смотрю, у тебя сегодня отличное настроение… — сказал Дэн. — Уж не хватил ли ты через край?
   Леонид рассмеялся.
   — Однажды то же самое сказали Маккоуберу, когда он задумал сбросить в Юпитер три миллиона «Мамонтов».
   — А… Ну, в таком случае, остается выяснить, что теперь задумал ты.
   — Если идею Маккоубера можно было назвать одним словом «Количество», то мою теперешнюю идею, пожалуй, стоило бы помянуть словом «Качество». Я задумал установить с Ютавром прямой контакт. Другого выхода нет. И никакие «Физлеры» здесь не помогут. Сверхсистема «Человек» и сверхсистема «Ютавр» должны заиметь друг с другом «обратную связь». Я еще не совсем отчетливо себе представляю, как это будет, но это будет. Понял?
   — Понял. Как не понять… Летим, значит, навязываться в друзья сверхсистеме «Ютавр». Чего уж тут непонятного…
   Леонид задумчиво улыбался.
   — Ты сегодня очень покладист, дружище, — сказал он. — Спасибо. Однако навязываться мы повременим. На сегодня у нас запланировано только шапочное знакомство.
   В наушниках раздался громкий писк и чей-то голос позвал:
   — "Тайфун" двадцать пять! Я — диспетчер Ио, я — Ио, отвечай, «Тайфун», отвечай!..
   Дэн с укоризной произнес:
   — Эральдо, Эральдо! Я давно оставил тебя на правом траверзе. Каким образом ты умудрился проспать такое событие?
   — Ну и чего шумишь на всю Систему? — спросил Эральдо. — Может быть, я на тебя и смотреть не желаю. Может, мне интереснее посмотреть праздничную передачу из Дальнего.
   — Ну и смотри, — сказал Дэн. — Разве я мешаю? Сам вызвал.
   — Обязан был, вот и вызвал. По курсу у тебя все чисто. Никто, кроме тебя, этот сектор на сегодня не заявлял. Да и кому придет на ум сегодня «гладить» Систему? Разве только противометеоритчикам из ПМЗ. Чисто у тебя, чисто.
   — Принял. Привет диспетчерам на следующую смену.
   — Спасибо. Это мне привет. Я один в диспетчерской, остальные празднуют в Дальнем. Кстати, почему я не вижу локатором, где ты есть?.. Ах, вот ты где!.. Ты что, собираешься таранить Юпитер? Если бы ты летел с такой скоростью в обратную сторону, я бы тебя еще понял. Твое начальство празднично развлекается, значит, а ты, значит, буднично барражируешь. Так, так…
   — Мое начальство сидит со мной рядом и с некоторым интересом слушает, как ты его кроешь. Ладно, Эральдо, будь здоров!
   — Да, пора тебе выходить на маневр. Дай мне голосом курс, я запишу.
   — Экваториальный пояс, левый траверз-маневр по вращению, уровень Амальтеи, орбитальный ход с ускорением, барражирование в районе ЭЮ-объекта. — Дэн взглянул на приборы и добавил несколько цифр. — Сектор на обратный курс заявлю дополнительно. Конец.
   — Принял. Ну, будь здоров, Дэн! Привет начальству. Конец.
   Минуту Дэн сидел неподвижно, не заговаривая, и Леонид, стараясь ему не мешать, молча смотрел на Юпитер. В рубке было светло от Юпитера, свет был мягкий, зимний, точно утром от выпавшего ночью снега, едва уловимо пахло лимонами. Дэн сказал:
   — Приготовься к маневру. Я отключаю систему ПИТ.
   Леонид не ответил. Дэн отключил систему ПИТ. Поле искусственного тяготения быстро слабело. Леонид ощутил, как амортизаторы кресла облегченно вздохнули, вспучились, ремни слегка натянулись. В первый момент, когда наступила полная невесомость, ему сделалось очень не по себе. «Отвык, — подумал он, преодолевая головокружение. — Трехмесячный перерыв — и все необходимо начинать заново». Сердце стучало почти у самого горла.
   Дэн включил двигатели, вывел их на режим глубокого торможения. У Леонида потемнело в глазах, и он почувствовал себя так, будто бы на него постепенно накатывается большой и гладкий валун. Перегрузка была просто чудовищной, Юпитер ушел с экрана, и все вокруг погрузилось в тяжелую, липкую, красноватую мглу…
   — Ну как? — спросили наушники голосом Дэна.
   Леонид слабо пошевелился. Опять была невесомость.
   — Ничего, — сказал он. — Отвык немного.
   — Еще бы! — сказал Дэн и посмотрел на него, неудобно повернувшись в ремнях. После трехмесячного перерыва и всяких там дамских штучек вроде альбастезии!..
   — Ничего, — повторил Леонид. — Два-три таких маневра, и я опять буду в форме.
   Дэн отстегнул плечевые ремни, перевесился через левый подлокотник и что-то там повозился. В рубке теперь сильно запахло лимоном.
   — Держи, — сказал Дэн, протягивая Леониду отрезанный кружок лимона.
   Леонид взял. От кислоты у него свело скулы, и он пришел в себя окончательно.
   Двигателей не было слышно, катер шел по орбите инерционным ходом. Юпитер занимал нижнюю часть экрана — огромный океан цветных дымов, уходящих вперед к ровному горизонту очень широкими полосами. Катер полз к горизонту вдоль жемчужно-серой полосы, пухлые края которой местами тонули в мрачных ущельях. Было видно, как в глубинах ущелий медленно и тяжело ворочались клубы нижних облачных массивов.
   — Смотри, — сказал Дэн, — проходим над «Мастодонтом».
   Леонид взглянул на экран локатора. Вдоль экрана быстро ползла ярко-зеленая точка.
   — Экваториальный, — сказал Леонид. — Либо «Мастодонт»-два, либо «Мастодонт»-шесть.
   — Двойка, — уверенно сказал Дэн. — Слышу ее позывные. Значит, на той стороне услышим шестерку.
   Горизонт Юпитера иззубрился облачными буграми и стал довольно быстро приближаться. «Линия терминатора», — отметил мысленно Леонид. За терминатором расплывалась чернильная тьма. Из океана тьмы выплыл к звездам светлый шарик. Видимо, это была Каллисто.
   — Ну вот… — проговорил Дэн, как только катер вошел в тень планеты. — Дальше пойдем на локаторе. Здесь он где-то, голубчик… — Дэн имел в виду Рой.
   Леонид разжевал горькую лимонную корку и судорожно проглотил. Он неотрывно смотрел на потемневший экран, усеянный крохотными зелеными искрами, и скоро увидел неправильные очертания Амальтеи. Драгоценным вкраплением в глыбе спутника-астероида ярко блистала зеленая капля — старая база ЭЮ-Проекта.
   Амальтея быстро ушла за верхний обрез экрана. Впереди появилось зеленое пятнышко.
   — Торможение и маневр, — предупредил Дэн.
   Тонко ныли двигатели, но теперь перегрузки были слабее, и Леонид подумал, что это — просто ерунда по сравнению с перегрузками траверз-маневра.
   Двигатели умолкли. На экране переднего обзора мерцали локаторные изображения трех очень странных на вид свободно парящих в пространстве объектов. Самый крупный из них — в центре экрана. Нечто похожее на ампулу песочных часов: широкие резервуары вверху и внизу и осиная талия соединительного канала посередине… «Ампула» висела в пространстве наклонно, так, что ее ось почти совпадала с диагональю экрана; справа чуть пониже и слева чуть повыше висели «ампулы» гораздо меньших размеров; по обеим сторонам от этой триады ярко мерцали продолговатые черточки — три в левом верхнем углу экрана и три в правом нижнем. Трижды три — девять… Это было перспективное изображение Роя. Форма номер один…
   — Ишь ты, как построился, голубчик!.. — сквозь зубы процедил Дэн. — Идем на сближение?
   — Да. Пройдем сквозь серединную область Ютавра. Там, кажется, свободное пространство.
   — Это только так кажется, — возразил Дэн. — Приглядись получше.
   Леонид пригляделся. Дэн прав. Рой был опутан тончайшей сетью канальцев. От каждой «ампулы» тянулись длинные светящиеся усики, нити, спирально закрученные ленты.
   — Все равно, — сказал Леонид. — Пройдем посредине инерционным ходом. Подумаешь, усики!..
   Заныли двигатели, изображение Роя качнулось.
   — Сейчас он мам покажет!.. — процедил сквозь зубы Дэн.
   Леонид уловил встревоженное возбуждение пилота, и это возбуждение передалось ему.
   — Сейчас он покажет нам усики! — сказал Дэн.
   — Ерунда, — сказал Леонид.
   — Сейчас он нам покажет свое дружелюбие! — не унимался Дэн.
   — Да перестань, наконец! — сказал Леонид. — Съемочная аппаратура работает?
   — Работает. Как не работать… Он нам сейчас поснимает!..
   — Заткнись! — рассвирепел Леонид. — Не узнаю тебя сегодня!
   — Скоро свою родную бабушку не узнаешь… — пробормотал Дэн. — Не хотел тебе говорить, но придется. Нужно, чтоб ты приготовился.
   — Не понял. К чему приготовиться?
   — Скоро поймешь. Видишь ли… После того, как мы с Маккоубером сбросили стержни в «огуречную» стаю, он приказал мне сделать посадку на Амальтею…
   — Старая база? И чем вы там занимались?
   — Кто чем… Я, к примеру, отлично поспал. А Маккоубер целые сутки провел в куполе дистанционного наблюдения. Потом ему пришла в голову мысль сделать траление в стае, и мы подняли один из «Муфлонов». Вышел я на курс, включил локаторы и шарю в поисках стаи. Нет нигде стаи, как сквозь Юпитер провалилась! Я прямо вспотел весь и сказал Маккоуберу, что «камбала» куда-то пропала. Он странно так взглянул на меня и сказал, чтобы я держал направление на группку из девяти зеленых зернышек, которых я поначалу и не заметил. Нет теперь, говорит, у нас никакой «камбалы», попробуем взять тралами один из этих сгустков…
   — Ну?..
   — Ну, я выдвинул диполи тралом, включил силовое поле ловушек и прицелился в ближайший сгусток. И тут началось…
   — Что началось? — Леонид терял остатки терпения.
   — Понимаешь ли… Как на корриде. Словно ты бык, и ты нападаешь, а у тебя перед носом машут красным плащом, и все твои намерения бесполезны. Я даже перепугался.
   — Не понимаю.
   — Ладно, скоро поймешь. Как только сблизимся с этим… Ютавром, так и поймешь… Ну, в общем, проверил я тралы. Ни одного стержня там не было. Маккоубер несколько раз гонял меня в Рой, но эти «песочные часы» быстро перегруппировались, и мы уже не могли подойти к ним вплотную. Маккоубер приказал возвращаться на Амальтею. Он все время ворчал. Ему, в общем-то, нравилось, что сгустки держатся довольно сплоченной компанией, но не особенно нравилось то, что их девять. Ума, говорит, не приложу, почему их именно девять? Мне показалось, что он ожидал получить их в меньшем количестве.
   — Он ожидал получить всего лишь один, — пояснил Леонид. — А получил целый прайд.
   — Не понял, — сказал Дэн.
   — Львы редко охотятся в одиночку. Обычно на время охоты несколько львиных семей объединяются в прайд.
   — А… — сказал Дэн. — В самую точку. — Он выключил двигатели. — Сейчас увидим, что бывает с самонадеянными храбрецами, когда они появляются в центре львиного прайда…
   Леонид не ответил. До него наконец дошло то, что было очевидным с самого начала. Ворчливая неуступчивость пилота, скафандровое одеяние, туманные намеки… Пилот относился к системе Ютавр с явным предубеждением, если не сказать — враждебно.
   Нос катера был нацелен в середину Ютавра. Сгустки были видны в плане, и теперь они располагались точно так же, как и на схеме Крамера. Форма номер один. С той лишь разницей, что на схеме не было этой сети тончайших каналов. Катер шел инерционным ходом прямо в сеть. Леонид попытался припомнить свой страх, который он испытал перед прайдом электрических львов на Чантаре, и не сумел. Он честно проверил свои ощущения. Страха не было. Было тревожное любопытство.
   События развивались стремительно.
   Сеть дрогнула и разошлась, ее змеящиеся обрывки быстро уходили из центра экрана и втягивались в периферийное кольцо, которое сначала едва умещалось в экранном обзоре и слабо мерцало, а потом замерцало поярче, резко расширилось и исчезло из поля зрения вообще. В наушниках появилось гулкое жужжание, словно гудел встревоженный пчелиный рой, и это было очень занятно. Однако Леонид не успел на этом сосредоточиться, потому что экран вдруг окрасился белым, точнее плеснуло в него молоком, и белизна хлынула в рубку ярким потоком, наливаясь яркостью до опасных для зрения пределов, потом все окрасилось розовым и, стремительно накаляясь, пурпурным вихрем раздвинуло стены и вынеслось прочь, оставив перед глазами цветные круги. Леонид машинально захлопнул стекло гермошлема — в какой-то момент ему показалось, что он задыхается…
   — Ну и как?.. — сдавленным голосом спросил Дэн. Он тяжело дышал. — Теперь ты понял? — Стекло его гермошлема было тоже опущено.
   — Эффектно!.. — откликнулся Леонид. Он был ошарашен, но страха по-прежнему не испытывал. — Вот это да!..
   Экран был темен и пуст. Лишь наверху, наискось пересекая верхний левый угол обзора, одиноко ползла зеленая запятая.
   — Что это? — спросил Леонид.
   — "ЮП-Следопыт". Беспилотчик. Я попросил диспетчеров отвести их подальше. В такой свистопляске недолго и врезаться. Знал, что ты обязательно сунешься в Рой. Ну как? Для первого знакомства неплохо?
   — Где Рой? — полюбопытствовал Леонид.
   Заработали двигатели, Дэн развернул катер, поманеврировал, и на экране появился Рой.
   — Далековато… — сказал Леонид, поднимая стекло гермошлема.
   — Так было и в прошлый полет, — сказал Дэн. — Проскочишь его, развернешься, а он уже еле виден.
   — Давай обратно, — сказал Леонид.
   Рой стремительно приближался. «Песочных часов» не было и в помине. Были кольца. Три из них почти соприкасались краями, образовав кольчатый треугольник, шесть других расположились вокруг центральной группы по углам правильного шестиугольника.
   — Совещаются, — сказал Дэн. — Изобретают новую каверзу…
   — Боишься?
   — Нет. Поначалу было, правда, не по себе. Теперь нет. А ты не боишься?
   — Нет. Я испытываю к нему родственные чувства, — пошутил Леонид. — Как-никак, а в нем содержится триста стержней с записью работы моих мозговых извилин. Все мы обязаны испытывать к нему родственные чувства.
   — Я не обязан, — возразил Дэн.
   — Верно… Ты не обязан.
   В центре экрана быстро росли три сомкнутые треугольником тороида. Мерцающая сеть каналов была теперь, как показалось Леониду, гуще, чем во время стадии «песочных часов».
   — Постарайся, — сказал Леонид, — уравнять орбитальные скорости.
   — Дрейф внутри Роя? Постараюсь… Но думаю, что это безнадежно.
   — Постарайся, — сказал Леонид.
   На этот раз белого не было. В рубку ворвался пурпурный вихрь, просочился сквозь стены, исчез… Дэн мгновенно развернул катер обратно. Рой был едва ли не дальше, чем в прошлый разворот. Дэн выругался.
   — Уму непостижимо! — возмущенно кричали наушники. — Ты что-нибудь понимаешь? Так мы его никогда не поймаем! Я говорил, что это бесполезно!
   — Вот что… — сказал Леонид. Помолчал, размышляя: — Мы для него инородное тело, и он нас просто выплевывает, как ребенок сливовую косточку. Попробуем стать для него полноценной сливой. То есть, источником информации. Тогда, возможно, он выплюнет нас не сразу… Включай передатчик.
   — Ты думаешь?.. — с сомнением спросил Дэн, но передатчик включил. — Можно поймать музыкальный маяк и пропустить это в наш излучатель. Ютавр послушает, и мы заодно…
   — Не надо, — сказал Леонид, наблюдая, как индикатор на передатчике пульсирует в такт словам. — Ютавр прекрасно чувствует все маяки и без помощи нашего излучателя.
   — Да, но тогда какую же информацию ты собираешься ему поставлять?
   — Мы уже поставляем. Нашу с тобой болтовню. Правда, я не уверен, что он от нее в восторге, но в том, что это новая для него информация, я убежден.
   Леонид смотрел на экран. Рой приближался. Теперь он принял форму трехлучевой звезды. Каждый луч состоял из трех вложенных друг в друга воронок и чем-то напоминал короткую гирлянду высоковольтных изоляторов, и все это просвечивало сквозь густую сетку замысловато переплетенных усов.
   — Что же ты замолчал? — спросил. Леонид. — Перед входом в Рой необходимо болтать беспрерывно.
   — А когда понимаешь, что это необходимо, так вроде и не о чем говорить.
   — Верно… Есть такая зависимость.
   — Может, что-нибудь ему споем? — предложил Дэн.
   Они посмеялись.
   — Ничего из этого не выйдет, — сказал Дэн. — Он снова нас выплюнет, вот увидишь.
   — Посмотрим.
   — Тут и смотреть нечего. Выплюнет.
   — Увидим.
   — Неуловимый он, понимаешь?
   — Да?
   — Неуловимый прайд.
   — Хорошо. Давай дальше… Нужно все время что-нибудь говорить.
   — Мы уже входим в него…
   — Самое главное не прекращать разговора. Особенно когда войдем.
   — Когда войдем, полыхнет красным, и все. Вот видишь, уже начинается…
   — Это пчелиное жужжание и прошлый раз было?
   — С Маккоубером? Нет, прошлый раз его не было. Смотри, какая воронка!..
   — Да, вижу. Километров десять в диаметре.
   — Двенадцать. Ну и махина!.. Смотри, мы идем прямо в раструб.
   — Вижу, конечно. Осторожненько притормози.
   — Не стоит. Мы сближаемся очень медленно. Гляди-ка, что творится в воронке! Будто водоворот! Слушай, Лео, а ведь сливы иногда глотают прямо с косточками…
   — Страшно?
   — Нет… Удивительное дело! Мы уже почти в воронке, а красное не появляется. Это, наверное, работают твои извилины, Лео.
   — И твои тоже. Молодец. Продолжай говорить.
   — Все, — сказал Дэн. — Уже розовеет…
   — Да, — сказал Леонид. — Сейчас полыхнет… Жаль. А я уж подумал, что нам удалось.
   Красный вихрь вошел и остался.
   — Нет, — сказал Дэн. — К сожалению, не удалось. А задумано было прекрасно… Ну что ж, хоть прокатимся вниз вдоль этой льдины. Отлично скользит. А на вид какая-то желтая и бугристая, хотя все вокруг очень красное…
   — Ничего, — сказал Леонид. — Главное, чтобы скользила…
   — Правда, весело? Жаль, что здесь нет Бригитты.
   — Нет, это как раз хорошо. Могут быть перегрузки.
   Дэн рассмеялся.
   — Для Бригитты что есть перегрузки, что нет. Ей все нипочем!
   — Смотри, — сказал Леонид. — Льдина кончается.
   — Да. А впереди красное море… Одна половина красная, другая оранжевая. Вдоль берега золотая кайма…
   — Ты не на берег смотри. Видишь, какой пузырь выпирает из моря!
   — Разве это пузырь! Это столб поднимается. Красный, раскаленный столб. Куда он прет? Да быстро как!..
   — Верхушка рассыпается фейерверком. Дэн, это не столб. Это взрыв.
   — В жизни не видал таких длинных взрывов!.. А море стало прозрачным. Видишь? Несколько террасовых этажей, и все обведены золотой каймой по внутреннему контуру.
   — Раскаленная бездна… Вот еще одна льдина явилась. Не там — прямо над головой. Как материк… Желтый светящийся материк.
   — Справа тоже идет материк. Только черный…
   — Наверное, они сейчас столкнутся, Дэн.
   — Наверное… Уже почти касаются краями. Ну, кто кого?..
   — Никто никого. Черный материк идет повыше, и они сойдутся, как ножницы.
   — Да. И разрежут на две половинки вон тот сияющий синий шар.
   — Вряд ли… Это, видимо, плазменный шар. Что-нибудь вроде шаровой молнии, величиной с Амальтею… Вот видишь, взорвался.
   — Странно как-то взорвался. Просто расплескался синими волнами. А волны, действительно, будто взрываются. Мельтешат синими судорогами… Посмотри-ка, Лео! Я видел, как под черным материком что-то блеснуло, и вот теперь сквозь него растет фиолетовый гриб. Шляпка черная и клубится…
   — Это он кажется фиолетовым, потому что сам он красный, но его окружает синяя оболочка. Видишь, она поднимается вверх и оплывает под шляпкой…
   — Посмотри на меня. — Дэн рассмеялся. — Я такой же, как ты? Вот потеха!
   — Чего веселого? Лицо как апельсин и будто стеклянное… А ниже ты почти совсем прозрачный — просто красный стеклянный скелет!
   — Ты выглядишь нисколько не лучше. Вот потеха! И мослы у тебя вперед коленками, словно присел, и руки вперед… Выпрями ноги.
   — Нет, не могу.
   — И я не могу. Словно присел и не могу разогнуться…
   — Руки у тебя очень длинные, Дэн. Они и так длинные, а когда кости — еще длиннее. Опусти их.
   — У меня в руках что-то есть, Лео. Я могу это сжимать, но когда сжимаю, мне тяжело и трудней говорить.
   — Мне тоже… гораздо трудней. И все вокруг расплывается. Ничего, Дэн, я потерплю. А ты нажимай. У тебя в руках управление катером…
   Леонид почувствовал, что погружается в красную мглу. Глубже, глубже и глубже, и красное становится все темнее, темнее, а потом начинается черное, и дышать уже почти невозможно… Но это быстро проходит, и черное раскаляется до жаркой красноты, и снова туда погружаешься, но уже с другой стороны, и так погружаться значительно легче, хотя дышать по-прежнему трудно. Черное несколько раз возвращалось, но уже не такое широкое — просто большими тяжелыми гладкими валунами, и гладко накатывалось, сжимая дыхание…
   Потом в ушах прорезался вой. Леонид с огромным трудом приподнял тяжелые веки, и ему показалось, что в сером пространстве туманно светят огни. Надоедливый непрекращающийся вой заставил его прийти в себя окончательно. В рубке светились приборы. На экране переднего обзора судорожно вспыхивали отсветы зеленых зарниц, мельтешили зеленые искры. Катер трясло и подбрасывало, как на ухабах проселочной дороги, руки на подлокотниках ощущали вибрацию, надрывно и жутко выло в ушах, и к вою примешивался отдаленный гул…