Страница:
Катерина медленно отняла полотенце от своего лица.
— Так вот, значит, каковы твои намерения? Вернуться в Белград и оставить Джулиана?
Наталья оперлась на локоть и изумленно посмотрела на сестру.
— Разумеется! А как же иначе?
Катерина стиснула руки.
— Ты должна всегда быть рядом с ним. Разве не этого он ждет от тебя?
— Быть с ним? Даже после того, как я получу возможность без опасений вернуться домой? — В голосе Натальи звучало недоумение. — Ты не должна так думать, Катерина. Никто не вправе требовать этого от меня, даже папа.
Теперь Катерина в свою очередь удивленно посмотрела на сестру. Она не предполагала, что Наталья не понимает, как нужно относиться к браку. Или ей самой что-то непонятно? Может быть, этот брак был всего лишь проявлением необычайной британской учтивости? Может быть, Джулиан дал понять Наталье, что их союз только одна видимость?
Надежда снова поселилась в ее сердце, такая слабая и хрупкая, что она едва решилась спросить:
— Но Джулиан ведь любит тебя, не так ли?
— Конечно, любит. — Наталья оскорбилась. — Зачем же тогда он сделал мне предложение? Но я его не люблю. Я сказала ему об этом еще на Летнем балу и повторила сегодня.
Катерина вспомнила, как была счастлива на балу, уверенная, что Джулиан вот-вот попросит ее выйти за него замуж, и какое волнение ее охватывало, когда они танцевали под звуки «Голубого Дуная». Но оказывается, в тот самый вечер он сделал предложение Наталье.
— Я не знала, что он еще раньше просил твоей руки, — сказала Катерина каким-то неестественным тоном, мысленно вопрошая, есть ли предел ее страданиям. — И если он женится на тебе по любви, то наверняка надеется, что ты поедешь с ним, куда бы его ни назначили.
Наталья села на кровати, поджав под себя ноги.
— Ни за что! — яростно заявила она; темные спутанные локоны упали ей на лицо. — Я выхожу за него только ради того, чтобы мама и папа не разлучались. Я не намерена мучиться всю жизнь только потому, что виделась с Гаврило за несколько часов до того, как он убил эрцгерцога. Я собираюсь вернуться домой, как только уляжется вся эта суматоха.
— Просто кто-то указал Максу на Гаврило как на возмутителя спокойствия. Макс говорит — это все, что он о нем знает, он никогда лично с ним не разговаривал. Он был очень обеспокоен, увидев Наталью в такой компании, и попросил Вицу сообщить об этом Катерине. Вероятно, Макс был уверен, что Катерина способна положить конец подобным встречам в дальнейшем. Он также поклялся, что больше никому не расскажет о знакомстве моей дочери с Принципом. Что касается Натальи, я устроил так, что сегодня вечером она покинет страну. При этом необходимо предоставить мистеру Филдингу возможность уехать вместе с ней.
— Александр, как регент, уже объявил восьмидневный траур, — устало сказал король Петр. — Он достаточно молод и силен, чтобы справиться с выпавшими на его долю трудностями. Боюсь, что мне это не под силу. Возложив на него всю ответственность за страну, я не думал, что ему придется так скоро подвергнуться испытаниям.
Алексий не мог с ним не согласиться. Плечи Петра были согнуты, словно от непосильной ноши, а артрит конечностей явно давал о себе знать.
— Новости из Вены не назовешь хорошими, — продолжил премьер-министр, доверительно обращаясь к Алексию. — Военные настаивают на объявлении войны. У них уже давно чешутся руки расправиться с Белградом, и вот сейчас появился предлог это осуществить. Наша задача — во всеуслышание отрицать участие Сербии в преступлении, чтобы избежать войны, к которой мы пока не готовы.
— Нам трудно будет это сделать, если откроется, что один из Карагеоргиевичей так или иначе связан с преступником, — тихо сказал король Петр. — Нельзя терять времени. Брачная церемония будет тайной и непродолжительной.
Наталья была одета в облегающее платье из кремового шелка с небольшим декольте и с длинными узкими рукавами, отделанными кружевами. В руках у нее не было букета, а на ней — никаких драгоценностей. Единственным украшением являлся миртовый венок, олицетворяющий невинность.
Король Петр, Алексий, Зита и Катерина сидели полукругом на позолоченных стульях позади невесты.
— А разве Сандро не будет? — удивилась Наталья, обращаясь к матери, когда ей объяснили, как будет проходить церемония. — Какая же свадьба без Сандро? А бабушка Елена, Евдохия, Вица и Макс? Неужели никого из них не будет?
— Сейчас все политические проблемы легли на плечи Сандро, ведь он регент, — сказала Зита, сама испытывая боль оттого, что свадьба такая скромная — Он старается добиться поддержки России, если случится худшее и Австрия объявит нам войну. В связи с предстоящими переговорами он не сможет присутствовать на свадьбе.
Зита не добавила, что, даже будь у Сандро возможность присутствовать на церемонии, ему не следовало бы приходить, так как в любой момент из Вены от него могут потребовать выдачи невесты — Офицер, видевший Наталью с Принципом, уже имел достаточно времени, чтобы подать рапорт, — сказала она Алексию, когда тот вернулся из Конака. — Поскольку до сих пор австрийцы не потребовали выдать им Наталью, значит, он этого не сделал? Вероятно, он не узнал Принципа. Тогда стоит ли Наталье покидать Сербию? Стоит ли устраивать свадьбу?
Все еще красивое лицо Алексия было озабоченным.
— Не знаю, дорогая, — искренне признался он. — Я не могу рисковать.
И они решили не рисковать. Сейчас Зита сидела молчаливая и внешне спокойная, хотя Наталья выходила замуж не за отпрыска одного из королевских дворов Европы, как было принято, а за незначительного сотрудника британской дипломатической службы.
Она не единственная скрывала свое горе. Катерина никак не могла понять, почему Джулиан, которого она любила всем сердцем и была готова сделать все для его счастья, выбрал Наталью, вовсе его не любившую и не собиравшуюся в будущем с ним оставаться.
Алексий во время церемонии сидел прямо, словно проглотил шомпол. Его терзали сомнения и чувство вины. Что, если его предположения ошибочны? А если для Натальи нет никакой опасности? И не будет никаких серьезных политических последствий, если она останется в Сербии? Что, если он напрасно настоял на ее замужестве с человеком, которого она не любит? Эти мысли жгли его, словно раскаленное железо. Зачем он только взял Наталью с собой в Сараево? Она ведь не хотела ехать, а он настоял, и вот к чему это привело.
Король Петр также испытывал тревогу. Ему сообщили, что несколько минут назад получена телеграмма из Вены. Австрийские власти в Боснии хотели бы допросить Наталью по поводу ее встречи с Гаврило Принципом в Сараево 26 июня. Он тяжело вздохнул. Никто, кроме присутствующих и советника Британской миссии, не знал о брачной церемонии, которая происходит сейчас, и Бог даст, никто больше не узнает, что Наталья отправляется в Англию в качестве миссис Джулиан Филдинг Пока австрийцы ее хватятся, она бесследно исчезнет.
Петр не собирался рассказывать Алексию о телеграмме, пока поезд Натальи не отойдет от перрона белградского вокзала. Не стоило лишний раз его расстраивать. Вспомнив давнишний разговор о возможном браке Натальи и Александра, он снова вздохнул и попытался сосредоточиться на клятве супружеской верности, которую его родственница, доставившая столько хлопот, произносила удивительно ровным голосом.
Катерина быстро подошла к сестре, обняла ее и крепко прижала к себе.
— Я тоже не хочу расставаться с тобой надолго, — сказала она, едва сдерживая слезы.
Сестры стояли обнявшись, подавленные чудовищной несправедливостью того, что должно было произойти. Всю свою жизнь, несмотря на разницу в характерах, они были лучшими подругами. И вот теперь вынуждены расстаться, не представляя, смогут ли перенести разлуку.
— Я пойду вниз и проверю, все ли погрузили в экипаж, — глухо сказала Зита, понимая, что Наталье и Катерине надо хоть немного побыть наедине. — Ты мне не поможешь, Хельга?
С красными от слез глазами Хельга вышла из комнаты вслед за ней.
— Я не представляла, что моя дружба с Гаврило и Неджелко может привести к таким последствиям, — печально сказала Наталья. — Мы мечтали об объединенном славянском государстве.
Это было так интересно: убегать из Консерватории и встречаться с ними в «Золотом осетре». Я чувствовала себя революционеркой, все выглядело так романтично. Я думала о том, как бы гордился мной прадед, и не представляла, что такое революция на самом деле.
— Это типично для Карагеоргиевичей, — насмешливо сказала Катерина. — Твой прадед тоже никогда не думал о последствиях, иначе не лишился бы трона.
Впервые в жизни Наталья не вступилась за прадеда.
— Как бы мне хотелось быть на твоем месте, Катерина! — сказала она с воодушевлением. — Быть такой же уравновешенной и рассудительной! И остаться в Белграде!
Катерина едва сдержалась, чтобы не сказать, что ей тоже хочется поменяться с сестрой местами, но вместо этого она шутливо заметила:
— Не говори глупости, Наталья. Если ты будешь на моем месте, а я на твоем, что тогда получится?
На помощь Наталье пришла ее неиссякаемая жизнерадостность.
— Великая путаница, — сказала она, хихикнув.
Несмотря на внутренние страдания, Катерина улыбнулась.
— Я люблю тебя, сестренка, — хрипло произнесла она. — Возвращайся поскорее.
Бледный треугольник лица Натальи среди темной массы волос выглядел почти мистически.
— Я постараюсь, — сказала она, произнеся эти слова торжественно, словно клятву. — Я больше никогда не совершу подобной глупости.
Катерина улыбнулась еще шире. Можно допустить многое, но только не способность Натальи удержаться от необдуманных, опрометчивых поступков.
— Тебе пора, — мягко сказала она. — Что ты собираешься надеть?
Наталья неохотно подошла к гардеробу и открыла дверцы.
— Мой голубой национальный костюм, — решительно сказала она. — И я надену его снова, когда вернусь.
Жакет был сильно притален, воротничок и манжеты оторочены соболем, а длинная юбка выглядела такой узкой, что в ней можно было передвигаться только маленькими шажками. К костюму она обула перламутрово-серые туфли, а голову украсила маленькой круглой шапочкой с вызывающе торчащим ярко-желтым пером.
К горлу Катерины подкатил ком, когда Наталья закрепила шляпку булавкой. Желтый и ярко-голубой были цветами сербской королевской гвардии. В далеком путешествии они будут напоминать Наталье о родине.
Раздался легкий стук в дверь, и вошла Зита.
— Пора, дорогая, — сказала она ровным голосом, хотя на самом деле была очень взволнована.
Наталья отвернулась от зеркала.
— Я готова. — Ее голос тоже был ровным, глаза сухими. Она заранее решила не расстраивать мать. — Джулиан уже выехал?
— Да. Он направился в Британскую миссию, а оттуда поедет прямо на вокзал. Вы сядете в поезд порознь. Премьер-министр посоветовал отцу держать в тайне то, что ты сменила фамилию. Если австрийцам не станет известно о твоем браке с Джулианом, они не потребуют от британского правительства твоей выдачи. Будем надеяться, что они не узнают также, когда и как ты покинула Сербию.
— Но ее же увидят на вокзале, — возразила Катерина, удивляясь, как может остаться незамеченным такое яркое желтое перо. — Наталью вполне могут узнать.
Зита вместе с дочерьми направилась к двери.
— Наталья должна сесть в поезд быстро и незаметно. У нее будет отдельное купе, а мы попрощаемся с ней здесь. Нельзя, чтобы нас видели на перроне.
— Я чувствую себя беглянкой, — с горечью сказала Наталья, когда они вышли на лестницу.
Лицо Зиты исказилось от боли.
— Ты и есть беглянка, — тихо сказала она, — и должна соответственно вести себя в поезде до Будапешта и в Восточном экспрессе. Когда Восточный экспресс остановится в Вене, не выходи гулять на перрон. То же самое и в Мюнхене. Германия — ближайший союзник Австрии, и немцы наверняка тебя задержат, если австрийцы их об этом попросят.
Наталья была потрясена. Несмотря на все объяснения отца, ей все еще казалось невероятным, что вокруг нее из-за столь незначительного проступка поднялась такая суматоха. Ведь она не искала встречи с Гаврило в Сараево. Она даже поговорила-то с ним совсем немного. И вот теперь из-за этого, а также из-за ее принадлежности к семье Карагеоргиевичей ей придется колесить по Европе, скрываясь, словно преступница.
Обычно, когда кто-то из членов семьи надолго покидал Белград, домашняя прислуга торжественно выстраивалась у двери для проводов. Но сейчас в холле стоял только отец. Кроме Хельги, никто не знал, что Наталья уезжает, что она вышла замуж.
Дверь была открыта, и снаружи у входа Наталью поджидал экипаж. Сумерки сгущались, и она с болью поняла, что, когда сядет в поезд и тот повезет ее через Сербию в Венгрию, станет совсем темно и она не сможет увидеть родные пейзажи.
Белла скулила, крутясь у ее ног, и Наталья, подхватив собаку и прижав к себе, вышла из дома и села в экипаж. Ее чемоданы уже отправили на вокзал, чтобы их могли заранее погрузить в поезд, не привлекая излишнего внимания. Поскольку прибытие в Будапешт было связано с пересадкой на Восточный экспресс, ночной поезд Белград — Будапешт всегда отправлялся точно по расписанию, поэтому необходимо было поторопиться с посадкой.
— Поезд уже подан, — сказал Алексий с облегчением, когда их экипаж выкатил на мощеную площадь перед вокзалом. — А теперь запомните: никаких прощаний на перроне. Мы не должны привлекать внимания.
— Ас Джулианом мы сможем попрощаться? — спросила Катерина, стараясь казаться безразличной.
— Нет. Не должно быть никакого контакта между Джулианом и Натальей, пока поезд не пересечет Германию и не окажется во Франции. — Алексий вышел из экипажа. — Следующие несколько минут будут для нас тяжелыми, но я не хочу, чтобы посторонние видели ваши слезы. Нельзя допустить, чтобы кто-то нас узнал.
Направляясь к вокзалу, он пожалел о своем решении проводить Наталью всей семьей. Это Зита его упросила.
— Ужасно, если наша девочка поедет на вокзал одна. Будь с ней Джулиан, я не стала бы просить тебя, Алексий. Пожалуйста, давай ее проводим и будем рядом с ней до последней минуты.
Чувствуя себя немного виноватым, он уступил жене. И вот сейчас, когда они всей семьей быстро шли к специально отведенному для Натальи купе в конце поезда, он очень надеялся, что ему не придется об этом пожалеть.
Как только они вошли в купе, он опустил шторку на окне.
— Поезд отправляется через десять минут, — сказал он, подумав, что ему придется пережить, если окажется, что замужество дочери и ее отъезд не были столь уж необходимы. — У нас осталось мало времени.
Не было нужды об этом напоминать. Никто не знал, что. сказать. Любые слова казались бессмысленными.
Наконец Алексий мрачно произнес:
— Я не стал бы настаивать на твоем браке с Джулианом Филдингом, если бы не был уверен, что он тебя любит, или не был убежден, что ты будешь с ним счастлива.
— Да, папа, — сказала Наталья, хотя знала, что никогда не сможет быть счастлива с человеком неславянского происхождения. Она понимала также, что отец не стал бы настаивать на браке, если бы это не помогло ему избежать разлуки с матерью.
Раздался последний гудок. Алексий поцеловал дочь в щеку, затем отвернулся и быстро вышел, слишком подавленный, чтобы что-то сказать.
— Будь счастлива, — сказала Зита, едва сдерживаясь. — До свидания. Храни тебя Бог.
Катерина последней покидала купе.
— Я люблю тебя и буду очень скучать, — горячо сказала она. — Береги себя! Напиши мне!
Когда дверь за ней закрылась, Наталья продолжала стоять посреди купе, не в силах до конца осознать чудовищность того, что произошло.
Поезд тронулся. Она бросилась к окну, подняла шторку, опустила стекло и высунулась наружу.
Катерина шла вслед за Алексием и Зитой по направлению к выходу из вокзала. Наталья подавила крик, зная, что ей нельзя их окликнуть. Если она это сделает, отец обернется, и последнее, что она увидит на прощание, будет его рассерженное лицо.
Она безнадежно помахала рукой, как вдруг Катерина обернулась и махнула ей в ответ.
Наталья со слезами на глазах продолжала махать и махать, в то время как поезд набирал скорость, и перо на ее шляпке трепетало на ветру. Даже когда Катерину уже почти не было видно, она все еще не переставала махать. Она махала, пока не заболела рука и вокзал не превратился в смутное пятно, пока огни Белграда не исчезли в непроглядной тьме.
Глава 8
— Так вот, значит, каковы твои намерения? Вернуться в Белград и оставить Джулиана?
Наталья оперлась на локоть и изумленно посмотрела на сестру.
— Разумеется! А как же иначе?
Катерина стиснула руки.
— Ты должна всегда быть рядом с ним. Разве не этого он ждет от тебя?
— Быть с ним? Даже после того, как я получу возможность без опасений вернуться домой? — В голосе Натальи звучало недоумение. — Ты не должна так думать, Катерина. Никто не вправе требовать этого от меня, даже папа.
Теперь Катерина в свою очередь удивленно посмотрела на сестру. Она не предполагала, что Наталья не понимает, как нужно относиться к браку. Или ей самой что-то непонятно? Может быть, этот брак был всего лишь проявлением необычайной британской учтивости? Может быть, Джулиан дал понять Наталье, что их союз только одна видимость?
Надежда снова поселилась в ее сердце, такая слабая и хрупкая, что она едва решилась спросить:
— Но Джулиан ведь любит тебя, не так ли?
— Конечно, любит. — Наталья оскорбилась. — Зачем же тогда он сделал мне предложение? Но я его не люблю. Я сказала ему об этом еще на Летнем балу и повторила сегодня.
Катерина вспомнила, как была счастлива на балу, уверенная, что Джулиан вот-вот попросит ее выйти за него замуж, и какое волнение ее охватывало, когда они танцевали под звуки «Голубого Дуная». Но оказывается, в тот самый вечер он сделал предложение Наталье.
— Я не знала, что он еще раньше просил твоей руки, — сказала Катерина каким-то неестественным тоном, мысленно вопрошая, есть ли предел ее страданиям. — И если он женится на тебе по любви, то наверняка надеется, что ты поедешь с ним, куда бы его ни назначили.
Наталья села на кровати, поджав под себя ноги.
— Ни за что! — яростно заявила она; темные спутанные локоны упали ей на лицо. — Я выхожу за него только ради того, чтобы мама и папа не разлучались. Я не намерена мучиться всю жизнь только потому, что виделась с Гаврило за несколько часов до того, как он убил эрцгерцога. Я собираюсь вернуться домой, как только уляжется вся эта суматоха.
* * *
Но до спокойствия было еще очень далеко. В кабинете короля в Конаке Петр и премьер-министр в мрачном молчании слушали Алексия. Сразу по прибытии из Сараево он им доложил о происшедших там убийствах, а сейчас рассказывал о встречах Натальи с Принципом и Кабриновичем в «Золотом осетре», а также о ее случайной встрече с Принципом на Восточном базаре и о том, что Макс Карагеоргиевич тоже знал Гаврило, хотя не был лично с ним знаком.— Просто кто-то указал Максу на Гаврило как на возмутителя спокойствия. Макс говорит — это все, что он о нем знает, он никогда лично с ним не разговаривал. Он был очень обеспокоен, увидев Наталью в такой компании, и попросил Вицу сообщить об этом Катерине. Вероятно, Макс был уверен, что Катерина способна положить конец подобным встречам в дальнейшем. Он также поклялся, что больше никому не расскажет о знакомстве моей дочери с Принципом. Что касается Натальи, я устроил так, что сегодня вечером она покинет страну. При этом необходимо предоставить мистеру Филдингу возможность уехать вместе с ней.
— Александр, как регент, уже объявил восьмидневный траур, — устало сказал король Петр. — Он достаточно молод и силен, чтобы справиться с выпавшими на его долю трудностями. Боюсь, что мне это не под силу. Возложив на него всю ответственность за страну, я не думал, что ему придется так скоро подвергнуться испытаниям.
Алексий не мог с ним не согласиться. Плечи Петра были согнуты, словно от непосильной ноши, а артрит конечностей явно давал о себе знать.
— Новости из Вены не назовешь хорошими, — продолжил премьер-министр, доверительно обращаясь к Алексию. — Военные настаивают на объявлении войны. У них уже давно чешутся руки расправиться с Белградом, и вот сейчас появился предлог это осуществить. Наша задача — во всеуслышание отрицать участие Сербии в преступлении, чтобы избежать войны, к которой мы пока не готовы.
— Нам трудно будет это сделать, если откроется, что один из Карагеоргиевичей так или иначе связан с преступником, — тихо сказал король Петр. — Нельзя терять времени. Брачная церемония будет тайной и непродолжительной.
* * *
Венчание состоялось в тот же вечер в семь часов в дворцовой церкви. Не было ни фимиама, ни хора с его восхитительным пением, ни многочисленных гостей.Наталья была одета в облегающее платье из кремового шелка с небольшим декольте и с длинными узкими рукавами, отделанными кружевами. В руках у нее не было букета, а на ней — никаких драгоценностей. Единственным украшением являлся миртовый венок, олицетворяющий невинность.
Король Петр, Алексий, Зита и Катерина сидели полукругом на позолоченных стульях позади невесты.
— А разве Сандро не будет? — удивилась Наталья, обращаясь к матери, когда ей объяснили, как будет проходить церемония. — Какая же свадьба без Сандро? А бабушка Елена, Евдохия, Вица и Макс? Неужели никого из них не будет?
— Сейчас все политические проблемы легли на плечи Сандро, ведь он регент, — сказала Зита, сама испытывая боль оттого, что свадьба такая скромная — Он старается добиться поддержки России, если случится худшее и Австрия объявит нам войну. В связи с предстоящими переговорами он не сможет присутствовать на свадьбе.
Зита не добавила, что, даже будь у Сандро возможность присутствовать на церемонии, ему не следовало бы приходить, так как в любой момент из Вены от него могут потребовать выдачи невесты — Офицер, видевший Наталью с Принципом, уже имел достаточно времени, чтобы подать рапорт, — сказала она Алексию, когда тот вернулся из Конака. — Поскольку до сих пор австрийцы не потребовали выдать им Наталью, значит, он этого не сделал? Вероятно, он не узнал Принципа. Тогда стоит ли Наталье покидать Сербию? Стоит ли устраивать свадьбу?
Все еще красивое лицо Алексия было озабоченным.
— Не знаю, дорогая, — искренне признался он. — Я не могу рисковать.
И они решили не рисковать. Сейчас Зита сидела молчаливая и внешне спокойная, хотя Наталья выходила замуж не за отпрыска одного из королевских дворов Европы, как было принято, а за незначительного сотрудника британской дипломатической службы.
Она не единственная скрывала свое горе. Катерина никак не могла понять, почему Джулиан, которого она любила всем сердцем и была готова сделать все для его счастья, выбрал Наталью, вовсе его не любившую и не собиравшуюся в будущем с ним оставаться.
Алексий во время церемонии сидел прямо, словно проглотил шомпол. Его терзали сомнения и чувство вины. Что, если его предположения ошибочны? А если для Натальи нет никакой опасности? И не будет никаких серьезных политических последствий, если она останется в Сербии? Что, если он напрасно настоял на ее замужестве с человеком, которого она не любит? Эти мысли жгли его, словно раскаленное железо. Зачем он только взял Наталью с собой в Сараево? Она ведь не хотела ехать, а он настоял, и вот к чему это привело.
Король Петр также испытывал тревогу. Ему сообщили, что несколько минут назад получена телеграмма из Вены. Австрийские власти в Боснии хотели бы допросить Наталью по поводу ее встречи с Гаврило Принципом в Сараево 26 июня. Он тяжело вздохнул. Никто, кроме присутствующих и советника Британской миссии, не знал о брачной церемонии, которая происходит сейчас, и Бог даст, никто больше не узнает, что Наталья отправляется в Англию в качестве миссис Джулиан Филдинг Пока австрийцы ее хватятся, она бесследно исчезнет.
Петр не собирался рассказывать Алексию о телеграмме, пока поезд Натальи не отойдет от перрона белградского вокзала. Не стоило лишний раз его расстраивать. Вспомнив давнишний разговор о возможном браке Натальи и Александра, он снова вздохнул и попытался сосредоточиться на клятве супружеской верности, которую его родственница, доставившая столько хлопот, произносила удивительно ровным голосом.
* * *
— Я этого не перенесу! — говорила Наталья час спустя уже далеко не так спокойно, когда мать и Хельга помогали ей снимать подвенечное платье. — Я не могу покинуть наш дом! — Наталья в панике посмотрела на Катерину. — Я не могу! — повторила она, обращаясь к сестре и надеясь на ее помощь, как в детстве, потому что Катерина всегда была более мудрой и находчивой. — Я никого не знаю в Лондоне! Я не хочу быть замужней дамой! Не хочу расставаться с тобой на целую вечность!Катерина быстро подошла к сестре, обняла ее и крепко прижала к себе.
— Я тоже не хочу расставаться с тобой надолго, — сказала она, едва сдерживая слезы.
Сестры стояли обнявшись, подавленные чудовищной несправедливостью того, что должно было произойти. Всю свою жизнь, несмотря на разницу в характерах, они были лучшими подругами. И вот теперь вынуждены расстаться, не представляя, смогут ли перенести разлуку.
— Я пойду вниз и проверю, все ли погрузили в экипаж, — глухо сказала Зита, понимая, что Наталье и Катерине надо хоть немного побыть наедине. — Ты мне не поможешь, Хельга?
С красными от слез глазами Хельга вышла из комнаты вслед за ней.
— Я не представляла, что моя дружба с Гаврило и Неджелко может привести к таким последствиям, — печально сказала Наталья. — Мы мечтали об объединенном славянском государстве.
Это было так интересно: убегать из Консерватории и встречаться с ними в «Золотом осетре». Я чувствовала себя революционеркой, все выглядело так романтично. Я думала о том, как бы гордился мной прадед, и не представляла, что такое революция на самом деле.
— Это типично для Карагеоргиевичей, — насмешливо сказала Катерина. — Твой прадед тоже никогда не думал о последствиях, иначе не лишился бы трона.
Впервые в жизни Наталья не вступилась за прадеда.
— Как бы мне хотелось быть на твоем месте, Катерина! — сказала она с воодушевлением. — Быть такой же уравновешенной и рассудительной! И остаться в Белграде!
Катерина едва сдержалась, чтобы не сказать, что ей тоже хочется поменяться с сестрой местами, но вместо этого она шутливо заметила:
— Не говори глупости, Наталья. Если ты будешь на моем месте, а я на твоем, что тогда получится?
На помощь Наталье пришла ее неиссякаемая жизнерадостность.
— Великая путаница, — сказала она, хихикнув.
Несмотря на внутренние страдания, Катерина улыбнулась.
— Я люблю тебя, сестренка, — хрипло произнесла она. — Возвращайся поскорее.
Бледный треугольник лица Натальи среди темной массы волос выглядел почти мистически.
— Я постараюсь, — сказала она, произнеся эти слова торжественно, словно клятву. — Я больше никогда не совершу подобной глупости.
Катерина улыбнулась еще шире. Можно допустить многое, но только не способность Натальи удержаться от необдуманных, опрометчивых поступков.
— Тебе пора, — мягко сказала она. — Что ты собираешься надеть?
Наталья неохотно подошла к гардеробу и открыла дверцы.
— Мой голубой национальный костюм, — решительно сказала она. — И я надену его снова, когда вернусь.
Жакет был сильно притален, воротничок и манжеты оторочены соболем, а длинная юбка выглядела такой узкой, что в ней можно было передвигаться только маленькими шажками. К костюму она обула перламутрово-серые туфли, а голову украсила маленькой круглой шапочкой с вызывающе торчащим ярко-желтым пером.
К горлу Катерины подкатил ком, когда Наталья закрепила шляпку булавкой. Желтый и ярко-голубой были цветами сербской королевской гвардии. В далеком путешествии они будут напоминать Наталье о родине.
Раздался легкий стук в дверь, и вошла Зита.
— Пора, дорогая, — сказала она ровным голосом, хотя на самом деле была очень взволнована.
Наталья отвернулась от зеркала.
— Я готова. — Ее голос тоже был ровным, глаза сухими. Она заранее решила не расстраивать мать. — Джулиан уже выехал?
— Да. Он направился в Британскую миссию, а оттуда поедет прямо на вокзал. Вы сядете в поезд порознь. Премьер-министр посоветовал отцу держать в тайне то, что ты сменила фамилию. Если австрийцам не станет известно о твоем браке с Джулианом, они не потребуют от британского правительства твоей выдачи. Будем надеяться, что они не узнают также, когда и как ты покинула Сербию.
— Но ее же увидят на вокзале, — возразила Катерина, удивляясь, как может остаться незамеченным такое яркое желтое перо. — Наталью вполне могут узнать.
Зита вместе с дочерьми направилась к двери.
— Наталья должна сесть в поезд быстро и незаметно. У нее будет отдельное купе, а мы попрощаемся с ней здесь. Нельзя, чтобы нас видели на перроне.
— Я чувствую себя беглянкой, — с горечью сказала Наталья, когда они вышли на лестницу.
Лицо Зиты исказилось от боли.
— Ты и есть беглянка, — тихо сказала она, — и должна соответственно вести себя в поезде до Будапешта и в Восточном экспрессе. Когда Восточный экспресс остановится в Вене, не выходи гулять на перрон. То же самое и в Мюнхене. Германия — ближайший союзник Австрии, и немцы наверняка тебя задержат, если австрийцы их об этом попросят.
Наталья была потрясена. Несмотря на все объяснения отца, ей все еще казалось невероятным, что вокруг нее из-за столь незначительного проступка поднялась такая суматоха. Ведь она не искала встречи с Гаврило в Сараево. Она даже поговорила-то с ним совсем немного. И вот теперь из-за этого, а также из-за ее принадлежности к семье Карагеоргиевичей ей придется колесить по Европе, скрываясь, словно преступница.
Обычно, когда кто-то из членов семьи надолго покидал Белград, домашняя прислуга торжественно выстраивалась у двери для проводов. Но сейчас в холле стоял только отец. Кроме Хельги, никто не знал, что Наталья уезжает, что она вышла замуж.
Дверь была открыта, и снаружи у входа Наталью поджидал экипаж. Сумерки сгущались, и она с болью поняла, что, когда сядет в поезд и тот повезет ее через Сербию в Венгрию, станет совсем темно и она не сможет увидеть родные пейзажи.
Белла скулила, крутясь у ее ног, и Наталья, подхватив собаку и прижав к себе, вышла из дома и села в экипаж. Ее чемоданы уже отправили на вокзал, чтобы их могли заранее погрузить в поезд, не привлекая излишнего внимания. Поскольку прибытие в Будапешт было связано с пересадкой на Восточный экспресс, ночной поезд Белград — Будапешт всегда отправлялся точно по расписанию, поэтому необходимо было поторопиться с посадкой.
— Поезд уже подан, — сказал Алексий с облегчением, когда их экипаж выкатил на мощеную площадь перед вокзалом. — А теперь запомните: никаких прощаний на перроне. Мы не должны привлекать внимания.
— Ас Джулианом мы сможем попрощаться? — спросила Катерина, стараясь казаться безразличной.
— Нет. Не должно быть никакого контакта между Джулианом и Натальей, пока поезд не пересечет Германию и не окажется во Франции. — Алексий вышел из экипажа. — Следующие несколько минут будут для нас тяжелыми, но я не хочу, чтобы посторонние видели ваши слезы. Нельзя допустить, чтобы кто-то нас узнал.
Направляясь к вокзалу, он пожалел о своем решении проводить Наталью всей семьей. Это Зита его упросила.
— Ужасно, если наша девочка поедет на вокзал одна. Будь с ней Джулиан, я не стала бы просить тебя, Алексий. Пожалуйста, давай ее проводим и будем рядом с ней до последней минуты.
Чувствуя себя немного виноватым, он уступил жене. И вот сейчас, когда они всей семьей быстро шли к специально отведенному для Натальи купе в конце поезда, он очень надеялся, что ему не придется об этом пожалеть.
Как только они вошли в купе, он опустил шторку на окне.
— Поезд отправляется через десять минут, — сказал он, подумав, что ему придется пережить, если окажется, что замужество дочери и ее отъезд не были столь уж необходимы. — У нас осталось мало времени.
Не было нужды об этом напоминать. Никто не знал, что. сказать. Любые слова казались бессмысленными.
Наконец Алексий мрачно произнес:
— Я не стал бы настаивать на твоем браке с Джулианом Филдингом, если бы не был уверен, что он тебя любит, или не был убежден, что ты будешь с ним счастлива.
— Да, папа, — сказала Наталья, хотя знала, что никогда не сможет быть счастлива с человеком неславянского происхождения. Она понимала также, что отец не стал бы настаивать на браке, если бы это не помогло ему избежать разлуки с матерью.
Раздался последний гудок. Алексий поцеловал дочь в щеку, затем отвернулся и быстро вышел, слишком подавленный, чтобы что-то сказать.
— Будь счастлива, — сказала Зита, едва сдерживаясь. — До свидания. Храни тебя Бог.
Катерина последней покидала купе.
— Я люблю тебя и буду очень скучать, — горячо сказала она. — Береги себя! Напиши мне!
Когда дверь за ней закрылась, Наталья продолжала стоять посреди купе, не в силах до конца осознать чудовищность того, что произошло.
Поезд тронулся. Она бросилась к окну, подняла шторку, опустила стекло и высунулась наружу.
Катерина шла вслед за Алексием и Зитой по направлению к выходу из вокзала. Наталья подавила крик, зная, что ей нельзя их окликнуть. Если она это сделает, отец обернется, и последнее, что она увидит на прощание, будет его рассерженное лицо.
Она безнадежно помахала рукой, как вдруг Катерина обернулась и махнула ей в ответ.
Наталья со слезами на глазах продолжала махать и махать, в то время как поезд набирал скорость, и перо на ее шляпке трепетало на ветру. Даже когда Катерину уже почти не было видно, она все еще не переставала махать. Она махала, пока не заболела рука и вокзал не превратился в смутное пятно, пока огни Белграда не исчезли в непроглядной тьме.
Глава 8
Вот уже несколько часов Наталья сидела у окна с Беллой на руках, слишком удрученная, чтобы пройтись вдоль поезда или зайти в вагон-ресторан. Проводник принес воду и печенье для Беллы, а также стакан молока для нее, и Наталья пила его маленькими глотками, глядя в темноту и размышляя о том, что бы было, выполни она поручение своих новых друзей и уговори Сандро встретиться с Гаврило, Неджелко и Трифко.
От этой мысли кровь застыла у нее в жилах. Слава Богу, этого не произошло и по крайней мере Сандро не втянут в эту кровавую историю. Она ни разу не назвала ему своих друзей по имени.
Наталья крепче прижала к себе Беллу и уткнулась лицом в ее мягкую, теплую, шелковистую шерсть, снова и снова вспоминая те страшные мгновения в Сараево, когда Гаврило ступил с тротуара на мостовую и в упор выстрелил в эрцгерцога и герцогиню. Наталья была уверена, что он не хотел убивать жену кронпринца. Будь ему нужна еще одна жертва, скорее всего ею стал бы генерал Потиорек, губернатор Боснии. Вспоминая эти роковые мгновения, она все больше убеждалась, что герцогиня сама бросилась к мужу, пытаясь его заслонить, и одна из пуль попала в нее. А затем Гаврило наставил пистолет на себя.
Наталья отчетливо представляла себе, что произошло потом. Какой-то человек, стоявший позади, схватил Гаврило за руку и тем самым предотвратил его самоубийство. На голове у этого человека была феска, и Наталья возненавидела его всем сердцем. Не вмешайся он, Гаврило ушел бы из жизни быстро и без мучений прямо там, на улице. Но вместо этого началась свалка, в которой его едва не забили до смерти, и теперь страшно подумать о том, каким пыткам он подвергается на допросах.
На лбу у Натальи выступили капли пота, когда она вспомнила о слабогрудом, вечно кашляющем Гаврило. В сотый раз она задумывалась над тем, почему именно на этом углу улицы и именно в момент проезда высоких гостей на тротуаре оказались боснийские мусульмане, а не сербы, которые симпатизировали бы Гаврило. Они бы помешали полиции его арестовать и помогли ему скрыться. Мусульман же всегда поддерживали австрийские власти, разделившие страну по национальным и религиозным признакам, — и Гаврило, к несчастью, оказался среди чужих, когда открыл огонь.
Никто не спрашивал, как теперь она относится к Гаврило.
Ни родители, ни Катерина. Ни даже Джулиан. Она с трудом пыталась разобраться в своих чувствах. Смерть герцогини глубоко ее потрясла, но первое время убийство казалось ей настолько невероятным, что она продолжала считать себя соратницей Гаврило. Когда же потрясение прошло, Наталья, как ни странно, по-прежнему не могла поверить в то, что он совершил чудовищный поступок. Ей были понятны его патриотизм и неистовая ненависть к австрийцам. Как босниец, он подвергался притеснениям со стороны австро-венгерских властей, и Наталья была уверена, что Гаврило считал совершенное им покушение не преступлением, а акцией во имя свободы.
Она устало поднялась и опустила откидную койку, размышляя при этом, был ли и Трифко в Сараево и арестован ли он.
Раздевшись, Наталья не переставала думать о том, кому первому из них пришла мысль начать борьбу с убийства австрийского кронпринца; где Неджелко и Гаврило достали оружие: что их ждет после суда. Она забралась на узкую койку, оставив рядом с собой место для Беллы. В ее голове продолжали бродить такие ужасные мысли, что она не могла бы высказать их вслух. Что, если ее друзей повесят?
Когда Наталья проснулась на следующее утро, она чувствовала себя так, словно всю ночь не сомкнула глаз. Ей очень хотелось, чтобы Джулиан был рядом и можно было с кем-то поговорить.
Она не была уверена, но ей казалось, что Джулиан смог бы понять ее чувства к Гаврило. Ни с кем другим она не могла ими поделиться. Наталья подумала, что могла бы его увидеть, если пойдет на завтрак в вагон-ресторан. Однако им было строго-настрого приказано не разговаривать друг с другом. Отец сказал, что ей следует сидеть в своем купе и не рисковать, поскольку в вагоне-ресторане ее может узнать кто-нибудь из пассажиров.
Она поцеловала Беллу в макушку и подняла шторку на окне.
Снаружи была уже другая страна, и пейзаж, хотя и красивый, не грел ее душу. Это были не сербские реки и озера. Она подумала о том, сколько еще ехать до Будапешта. Проводник обещал погулять с Беллой во время пересадки на Восточный экспресс, и она надеялась увидеть на платформе Джулиана.
Она закончила одеваться, когда поезд уже прибыл в Будапешт. Вошли носильщики за ее багажом, а проводник пришел за Беллой. Отец подробно разъяснил Наталье, как ей себя вести.
Она должна была быстро и незаметно покинуть белградский поезд и так же тихо и осторожно пересесть в Восточный экспресс.
Ей уже было забронировано там отдельное купе. Она не должна была ни с кем разговаривать на перроне, даже с Джулианом.
Однако Наталья не могла не искать его взглядом, идя по платформе к ожидающему поезду. Она увидела его почти сразу. Высокий и широкоплечий, с блестящими под утренним солнцем золотистыми волосами, он разговаривал с каким-то пожилым господином, который тоже был похож на англичанина.
При виде Джулиана Наталья оживилась. Ей ужасно хотелось побежать вдоль платформы и подойти к нему. За то короткое время, что они провели вдвоем в итальянской гостиной, она обнаружила — в его присутствии все становилось не таким уж страшным, как казалось раньше. Он обладал способностью здраво рассуждать. Ей хотелось поговорить с ним о своих опасениях, о том, что Гаврило и Неджелко могут повесить. Хотелось, чтобы он ее утешил, и она знала — он смог бы это сделать.
Войдя в свое купе Восточного экспресса, Наталья опустила окно и высунулась наружу, чтобы посмотреть, на перроне ли еще Джулиан. Помня строгие указания отца, она не окликнула его по имени, но начала энергично махать ему рукой. Это привлекло его внимание, он посмотрел в ее сторону и улыбнулся.
Невероятно, но, несмотря на все свои страхи и горе из-за расставания с Сербией, она тоже улыбнулась ему в ответ. Джулиан был другом и хорошо ее понимал, поэтому она надеялась, что он скрасит тот короткий период изгнания, который ей предстоит пережить вдали от родины.
Когда кондуктор известил пассажиров о необходимости занять свои места и Джулиан неохотно от нее отвернулся, чтобы сесть в поезд, Наталья подумала, что все могло обернуться для нее гораздо хуже. На месте Джулиана мог оказаться фатоватый французский атташе месье Квесне, который был в нее влюблен и даже просил у ее отца разрешения сделать ей предложение.
Что было бы, реши отец выдать ее за месье Квесне? Она едва не расхохоталась при мысли об этом, и ей очень захотелось поделиться с Катериной этой шуткой. Наталья закрыла окно и стала ждать, когда проводник приведет Беллу.
Наталья путешествовала под фамилией мужа. Премьер-министр лично вручил ей новый паспорт, на котором еще не совсем высохли чернила.
В эту ночь, лежа на вагонной койке и прижимая к себе Беллу, она почему-то решила, что Джулиан находится совсем рядом. Действительно, могло бы показаться странным, что миссис Джулиан Филдинг путешествует одна, если бы купе мужа и жены не были бы смежными. Она вдруг почувствовала себя не такой одинокой. Завтра утром они будут в Вене, а после полудня уедут оттуда, и худшее будет позади. Через сутки поезд должен прибыть во Францию, и она сможет покинуть свое купе, не заботясь о том, что ее кто-то узнает.
От этой мысли кровь застыла у нее в жилах. Слава Богу, этого не произошло и по крайней мере Сандро не втянут в эту кровавую историю. Она ни разу не назвала ему своих друзей по имени.
Наталья крепче прижала к себе Беллу и уткнулась лицом в ее мягкую, теплую, шелковистую шерсть, снова и снова вспоминая те страшные мгновения в Сараево, когда Гаврило ступил с тротуара на мостовую и в упор выстрелил в эрцгерцога и герцогиню. Наталья была уверена, что он не хотел убивать жену кронпринца. Будь ему нужна еще одна жертва, скорее всего ею стал бы генерал Потиорек, губернатор Боснии. Вспоминая эти роковые мгновения, она все больше убеждалась, что герцогиня сама бросилась к мужу, пытаясь его заслонить, и одна из пуль попала в нее. А затем Гаврило наставил пистолет на себя.
Наталья отчетливо представляла себе, что произошло потом. Какой-то человек, стоявший позади, схватил Гаврило за руку и тем самым предотвратил его самоубийство. На голове у этого человека была феска, и Наталья возненавидела его всем сердцем. Не вмешайся он, Гаврило ушел бы из жизни быстро и без мучений прямо там, на улице. Но вместо этого началась свалка, в которой его едва не забили до смерти, и теперь страшно подумать о том, каким пыткам он подвергается на допросах.
На лбу у Натальи выступили капли пота, когда она вспомнила о слабогрудом, вечно кашляющем Гаврило. В сотый раз она задумывалась над тем, почему именно на этом углу улицы и именно в момент проезда высоких гостей на тротуаре оказались боснийские мусульмане, а не сербы, которые симпатизировали бы Гаврило. Они бы помешали полиции его арестовать и помогли ему скрыться. Мусульман же всегда поддерживали австрийские власти, разделившие страну по национальным и религиозным признакам, — и Гаврило, к несчастью, оказался среди чужих, когда открыл огонь.
Никто не спрашивал, как теперь она относится к Гаврило.
Ни родители, ни Катерина. Ни даже Джулиан. Она с трудом пыталась разобраться в своих чувствах. Смерть герцогини глубоко ее потрясла, но первое время убийство казалось ей настолько невероятным, что она продолжала считать себя соратницей Гаврило. Когда же потрясение прошло, Наталья, как ни странно, по-прежнему не могла поверить в то, что он совершил чудовищный поступок. Ей были понятны его патриотизм и неистовая ненависть к австрийцам. Как босниец, он подвергался притеснениям со стороны австро-венгерских властей, и Наталья была уверена, что Гаврило считал совершенное им покушение не преступлением, а акцией во имя свободы.
Она устало поднялась и опустила откидную койку, размышляя при этом, был ли и Трифко в Сараево и арестован ли он.
Раздевшись, Наталья не переставала думать о том, кому первому из них пришла мысль начать борьбу с убийства австрийского кронпринца; где Неджелко и Гаврило достали оружие: что их ждет после суда. Она забралась на узкую койку, оставив рядом с собой место для Беллы. В ее голове продолжали бродить такие ужасные мысли, что она не могла бы высказать их вслух. Что, если ее друзей повесят?
Когда Наталья проснулась на следующее утро, она чувствовала себя так, словно всю ночь не сомкнула глаз. Ей очень хотелось, чтобы Джулиан был рядом и можно было с кем-то поговорить.
Она не была уверена, но ей казалось, что Джулиан смог бы понять ее чувства к Гаврило. Ни с кем другим она не могла ими поделиться. Наталья подумала, что могла бы его увидеть, если пойдет на завтрак в вагон-ресторан. Однако им было строго-настрого приказано не разговаривать друг с другом. Отец сказал, что ей следует сидеть в своем купе и не рисковать, поскольку в вагоне-ресторане ее может узнать кто-нибудь из пассажиров.
Она поцеловала Беллу в макушку и подняла шторку на окне.
Снаружи была уже другая страна, и пейзаж, хотя и красивый, не грел ее душу. Это были не сербские реки и озера. Она подумала о том, сколько еще ехать до Будапешта. Проводник обещал погулять с Беллой во время пересадки на Восточный экспресс, и она надеялась увидеть на платформе Джулиана.
Она закончила одеваться, когда поезд уже прибыл в Будапешт. Вошли носильщики за ее багажом, а проводник пришел за Беллой. Отец подробно разъяснил Наталье, как ей себя вести.
Она должна была быстро и незаметно покинуть белградский поезд и так же тихо и осторожно пересесть в Восточный экспресс.
Ей уже было забронировано там отдельное купе. Она не должна была ни с кем разговаривать на перроне, даже с Джулианом.
Однако Наталья не могла не искать его взглядом, идя по платформе к ожидающему поезду. Она увидела его почти сразу. Высокий и широкоплечий, с блестящими под утренним солнцем золотистыми волосами, он разговаривал с каким-то пожилым господином, который тоже был похож на англичанина.
При виде Джулиана Наталья оживилась. Ей ужасно хотелось побежать вдоль платформы и подойти к нему. За то короткое время, что они провели вдвоем в итальянской гостиной, она обнаружила — в его присутствии все становилось не таким уж страшным, как казалось раньше. Он обладал способностью здраво рассуждать. Ей хотелось поговорить с ним о своих опасениях, о том, что Гаврило и Неджелко могут повесить. Хотелось, чтобы он ее утешил, и она знала — он смог бы это сделать.
Войдя в свое купе Восточного экспресса, Наталья опустила окно и высунулась наружу, чтобы посмотреть, на перроне ли еще Джулиан. Помня строгие указания отца, она не окликнула его по имени, но начала энергично махать ему рукой. Это привлекло его внимание, он посмотрел в ее сторону и улыбнулся.
Невероятно, но, несмотря на все свои страхи и горе из-за расставания с Сербией, она тоже улыбнулась ему в ответ. Джулиан был другом и хорошо ее понимал, поэтому она надеялась, что он скрасит тот короткий период изгнания, который ей предстоит пережить вдали от родины.
Когда кондуктор известил пассажиров о необходимости занять свои места и Джулиан неохотно от нее отвернулся, чтобы сесть в поезд, Наталья подумала, что все могло обернуться для нее гораздо хуже. На месте Джулиана мог оказаться фатоватый французский атташе месье Квесне, который был в нее влюблен и даже просил у ее отца разрешения сделать ей предложение.
Что было бы, реши отец выдать ее за месье Квесне? Она едва не расхохоталась при мысли об этом, и ей очень захотелось поделиться с Катериной этой шуткой. Наталья закрыла окно и стала ждать, когда проводник приведет Беллу.
* * *
Утомительное путешествие в одиночестве подавляло Наталью. Ее совершенно не радовали виды за окном. Глядя на меняющийся ландшафт, она с болью думала о том, как далеко от дома теперь находится. Каждый раз при пересечении границы она ждала, что вот-вот появятся солдаты или полицейские, чтобы ее арестовать, и нервы у нее были напряжены до предела.Наталья путешествовала под фамилией мужа. Премьер-министр лично вручил ей новый паспорт, на котором еще не совсем высохли чернила.
В эту ночь, лежа на вагонной койке и прижимая к себе Беллу, она почему-то решила, что Джулиан находится совсем рядом. Действительно, могло бы показаться странным, что миссис Джулиан Филдинг путешествует одна, если бы купе мужа и жены не были бы смежными. Она вдруг почувствовала себя не такой одинокой. Завтра утром они будут в Вене, а после полудня уедут оттуда, и худшее будет позади. Через сутки поезд должен прибыть во Францию, и она сможет покинуть свое купе, не заботясь о том, что ее кто-то узнает.