Страница:
Их прозвали «неподкупными», что красноречиво характеризовало подразделение, которым командовал Вильям Дж. Рафферти. Сорокашестилетний капитан, возглавлявший элитное подразделение по борьбе с организованной преступностью, являлся также членом городского совета тактической разведки по организованной преступности и официальным представителем нью-йоркского управления полиции в различных комиссиях по преступности на местном и федеральном уровнях. Эта должность приносила больше хлопот и неприятностей, чем почета и уважения, обеспечивала устойчивую головную боль и отличалась «политической уязвимостью». По сравнению с ней другие «горячие» посты в полицейском департаменте казались просто синекурами. Мало кто в управлении, насчитывавшем тридцать тысяч сотрудников, завидовал Биллу Рафферти или мечтал о его месте. Иногда сам Рафферти искренне и во всеуслышание вопрошал, на самом ли деле он такой большой простак и главный козел отпущения в городе, а также «бумажный тигр» для комиссии Кнаппа, расследовавшей дела о коррупции в полиции. Но Гарольд Броньола имел свое мнение на этот счет. Полицейский номер два в стране проявил незаурядную изобретательность, двигая Рафферти на должность полицейского номер один в Нью-Йорке. Броньола знал, что Билл Рафферти никому не позволит держать себя за «бумажного тигра».
Сейчас голос большого копа, менее чем когда-либо походил на рык тигра. В телефонной трубке звучал голос усталого и затюканного человека.
— Они урезали мне штат до тридцати человек, Гарольд. Каким образом можно объять необъятное с помощью тридцати парней?
— Может быть, ты замахиваешься на слишком многое, — размышлял вслух Броньола. — Может, стоит подумать, как сузить круг интересов.
— Куда уж дальше сужать? — отпарировал Рафферти. — Беда в том, Гарольд, что я — слуга слишком многих господ. Один из них требует точные сведения о перемещениях. Другому нужна статистика — сколько человек вступило в Организацию, сколько убыло..: Третий — хочешь — верь, не хочешь — не верь — кричит о необходимости соблюдения духа и буквы закона в обеспечении безопасности всему национальному сборищу бандитов. Четвертый предлагает объявить на семьдесят два часа мораторий, отправить людей в отпуска или что-то в этом роде, и не выходить на службу, пока не уляжется волнение. Еще кто-нибудь, возможно, захочет, чтобы мой отдел выставил почетный караул на похоронах, честное слово!
— А что, это неплохая идея, — спокойно заметил Броньола.
— Ты-то хоть не терзай меня!
— Не надо терять чувство юмора, дружище, — сказал ФБРовец. — Нам предстоит еще много пройти, прежде чем мы доберемся до последней черты.
— А мы еще не добрались?
— Гм-гм. Угадай, кто еще прибывает на торжества?
— Я уже угадал, — недовольно проворчал Рафферти. — И только ждал подтверждения. Ты можешь подтвердить мои подозрения?
— В некотором роде, — сказал Броньола. — Уж не думал ли ты, что этот парень пропустит такое событие?
— Надеялся. Лично я пропустил бы.
— Нет, ты не пропустишь. Ты — такой же тигр, как и он. И никакая в мире сила не заставит тебя пройти мимо этого мероприятия.
— Возможно, — согласился Рафферти.
— Ты получил циркулярное сообщение из Питтсфилда?
— Да. Это значит, что он на пару часов задержится. Хотя... Возможно, я принимаю желаемое за действительное. У меня есть, о чем подумать и без...
— Будь реалистом, Билл. Парень идет на большой тарарам. То, что случилось вчера в Питтсфилде, всего лишь прелюдия. Поверь мне. Сведения точные. Он устроит большую заваруху в твоем городе.
— Подожди, — буркнул Рафферти. — Стив только что передал мне бюллетень из "округа Нассау. Это...
— Что?
— Да, черт возьми, это можно считать подтверждением. Сегодня утром совершено нападение на поместье Маринелло в Лонг-Айленде.
— Кто замешан в этом деле?
— Пока непонятно. Подожди, тут еще поступает информация, — Рафферти вытащил из принтера лист бумаги и пробежал его глазами. — О'кей. О'кей, Гарольд. Я с тобой согласен. Похоже на твоего приятеля — любителя блицкрига. Ладно. Этот парень — не моя забота. Он мне не нужен.
— Ты слышал историю о золотом гусе? — тихо спросил Броньола.
— Если этот человек попадется мне на глаза, я сотру его в порошок, — холодным тоном пообещал Рафферти.
Броньола хмыкнул и ответил:
— Он этого не допустит. Легенда верна, по крайней мере, на девяносто девять процентов, Билл. Когда-то, черт побери, мы предложили ему лицензию. Я еще никому в этом не признавался, поэтому не надо ссылаться на мои слова. Он...
— Значит, это — правда. Так чего же ты хочешь от меня, дружище? Какого черта...
Броньола прервал главную тираду Рафферти о полицейской этике:
— Не сходи с ума. Я сказал, мы предложили. Но парень категорически отказался. Это — его война, и он сам себе главнокомандующий. По-другому он не хочет. Мы хотели бы привлечь его на нашу сторону. Раз это невозможно, мы поступим по-другому. Мы попытаемся подыграть ему. Иногда даже и это невозможно. Но я мог бы порассказать тебе, дружище, кое-что такое, что... А-а-а, к черту! Но, если ты засунешь свою этику себе в задницу, этот парень значительно облегчит тебе работу. Возможно, ты мог бы даже проспать две ночи кряду сном праведника.
— На что ты намекаешь? — с подозрением спросил Рафферти.
Броньола вздохнул и ответил:
— Я уже все сказал. Забудь об этом. Я звонил тебе по другому поводу. Я просто хотел сообщить, что все мои люди в твоем районе получили приказ оказывать тебе всевозможное содействие в нынешней чрезвычайной обстановке. Они уже на месте, дружище, используй их по своему усмотрению. А еще у меня есть пара тайных агентов-оперативников. Они будут снабжать тебя информацией. Можешь полностью доверять им. Они знают твой «чистый» телефон, а также номер домашнего. Одного из них зовут Стикер. Понял?
— Ага, Стикер. А кто второй парень?
— А другой вовсе не парень. Она представится тебе, как мисс Флешер.
В ответ Рафферти только фыркнул.
— Не надо недооценивать ее. Флешер — одна из моих лучших агентов.
— С кем она спит? — спросил нью-йоркский коп.
— Может и с Кинг-Конгом, если понадобится. Можешь использовать ее и для этой цели, если чувствуешь необходимость. Но это твоя проблема, а не ее.
Рафферти заговорил извиняющимся тоном:
— Я сегодня сам себе не нравлюсь, дядя. Спасибо за — гм — поддержку. Итак. Как, по-твоему, я должен поступить с Боланом? Вручить ему ключи от города? Я не мог бы, даже если бы очень захотел. Он — не моя забота. Ребятам из спецназа предоставлены полные права. Так что лучше предупреди его, что...
— Подожди, — запротестовал Броньола. — Я же не сказал, что у меня с ним налажена связь.
— Так, может, тебе лучше попробовать связаться с ним? Бюллетень из Лонг-Айленда поступил сюда с опозданием. Налет был произведен где-то на рассвете. А я уже сам отслеживаю пару других налетов, прямо здесь, у меня под носом. Кто-то напал на логово одного из подручных Пелотти на Лексингтон-авеню. Это случилось в восемь часов. В восемь десять произошло какое-то таинственное ЧП прямо в центре города. А вот прямо сейчас по полицейской сети передают о каком-то происшествии в Нижнем Гарлеме. Сожалею, Гарольд. У твоего приятеля здесь ничего не выйдет.
— Однажды уже вышло, — напомнил Броньола.
— Ему просто повезло. Если это в твоих силах, лучше отзови его. Прямо сейчас. В настоящий момент все службы уже на ногах. Собственно говоря, мы находимся в полной боевой готовности с тех пор, как стало известно о смерти Оджи. Отпуска отменены, сняты ограничения со сверхурочной работы. Все эти меры были приняты еще до того, как нам стало известно о предстоящем прибытии Болана в город. Не теряй времени, Гарольд, отзови своего человека.
— Проклятие, я же сказал тебе: он — не мой человек! — вспылил Броньола. — И отозвать его невозможно!
— Тогда он — покойник, — спокойно сказал Рафферти и повесил трубку.
Броньола уставился на телефонный аппарат и через некоторое время медленно опустил трубку.
Он зажег сигару, пустил кольцо сизого дыма к потолку и пробормотал:
— Он ходит в покойниках с тех пор, как я познакомился с ним, тигр.
Затем он ткнул пальцем в кнопку селектора и попросил секретаря заказать ему билет на ближайший рейс до Нью-Йорка. Шеф ФБР не собирался отсиживаться в Вашингтоне.
Скоро наступит день тигров.
И его никак нельзя было пропустить.
Сейчас голос большого копа, менее чем когда-либо походил на рык тигра. В телефонной трубке звучал голос усталого и затюканного человека.
— Они урезали мне штат до тридцати человек, Гарольд. Каким образом можно объять необъятное с помощью тридцати парней?
— Может быть, ты замахиваешься на слишком многое, — размышлял вслух Броньола. — Может, стоит подумать, как сузить круг интересов.
— Куда уж дальше сужать? — отпарировал Рафферти. — Беда в том, Гарольд, что я — слуга слишком многих господ. Один из них требует точные сведения о перемещениях. Другому нужна статистика — сколько человек вступило в Организацию, сколько убыло..: Третий — хочешь — верь, не хочешь — не верь — кричит о необходимости соблюдения духа и буквы закона в обеспечении безопасности всему национальному сборищу бандитов. Четвертый предлагает объявить на семьдесят два часа мораторий, отправить людей в отпуска или что-то в этом роде, и не выходить на службу, пока не уляжется волнение. Еще кто-нибудь, возможно, захочет, чтобы мой отдел выставил почетный караул на похоронах, честное слово!
— А что, это неплохая идея, — спокойно заметил Броньола.
— Ты-то хоть не терзай меня!
— Не надо терять чувство юмора, дружище, — сказал ФБРовец. — Нам предстоит еще много пройти, прежде чем мы доберемся до последней черты.
— А мы еще не добрались?
— Гм-гм. Угадай, кто еще прибывает на торжества?
— Я уже угадал, — недовольно проворчал Рафферти. — И только ждал подтверждения. Ты можешь подтвердить мои подозрения?
— В некотором роде, — сказал Броньола. — Уж не думал ли ты, что этот парень пропустит такое событие?
— Надеялся. Лично я пропустил бы.
— Нет, ты не пропустишь. Ты — такой же тигр, как и он. И никакая в мире сила не заставит тебя пройти мимо этого мероприятия.
— Возможно, — согласился Рафферти.
— Ты получил циркулярное сообщение из Питтсфилда?
— Да. Это значит, что он на пару часов задержится. Хотя... Возможно, я принимаю желаемое за действительное. У меня есть, о чем подумать и без...
— Будь реалистом, Билл. Парень идет на большой тарарам. То, что случилось вчера в Питтсфилде, всего лишь прелюдия. Поверь мне. Сведения точные. Он устроит большую заваруху в твоем городе.
— Подожди, — буркнул Рафферти. — Стив только что передал мне бюллетень из "округа Нассау. Это...
— Что?
— Да, черт возьми, это можно считать подтверждением. Сегодня утром совершено нападение на поместье Маринелло в Лонг-Айленде.
— Кто замешан в этом деле?
— Пока непонятно. Подожди, тут еще поступает информация, — Рафферти вытащил из принтера лист бумаги и пробежал его глазами. — О'кей. О'кей, Гарольд. Я с тобой согласен. Похоже на твоего приятеля — любителя блицкрига. Ладно. Этот парень — не моя забота. Он мне не нужен.
— Ты слышал историю о золотом гусе? — тихо спросил Броньола.
— Если этот человек попадется мне на глаза, я сотру его в порошок, — холодным тоном пообещал Рафферти.
Броньола хмыкнул и ответил:
— Он этого не допустит. Легенда верна, по крайней мере, на девяносто девять процентов, Билл. Когда-то, черт побери, мы предложили ему лицензию. Я еще никому в этом не признавался, поэтому не надо ссылаться на мои слова. Он...
— Значит, это — правда. Так чего же ты хочешь от меня, дружище? Какого черта...
Броньола прервал главную тираду Рафферти о полицейской этике:
— Не сходи с ума. Я сказал, мы предложили. Но парень категорически отказался. Это — его война, и он сам себе главнокомандующий. По-другому он не хочет. Мы хотели бы привлечь его на нашу сторону. Раз это невозможно, мы поступим по-другому. Мы попытаемся подыграть ему. Иногда даже и это невозможно. Но я мог бы порассказать тебе, дружище, кое-что такое, что... А-а-а, к черту! Но, если ты засунешь свою этику себе в задницу, этот парень значительно облегчит тебе работу. Возможно, ты мог бы даже проспать две ночи кряду сном праведника.
— На что ты намекаешь? — с подозрением спросил Рафферти.
Броньола вздохнул и ответил:
— Я уже все сказал. Забудь об этом. Я звонил тебе по другому поводу. Я просто хотел сообщить, что все мои люди в твоем районе получили приказ оказывать тебе всевозможное содействие в нынешней чрезвычайной обстановке. Они уже на месте, дружище, используй их по своему усмотрению. А еще у меня есть пара тайных агентов-оперативников. Они будут снабжать тебя информацией. Можешь полностью доверять им. Они знают твой «чистый» телефон, а также номер домашнего. Одного из них зовут Стикер. Понял?
— Ага, Стикер. А кто второй парень?
— А другой вовсе не парень. Она представится тебе, как мисс Флешер.
В ответ Рафферти только фыркнул.
— Не надо недооценивать ее. Флешер — одна из моих лучших агентов.
— С кем она спит? — спросил нью-йоркский коп.
— Может и с Кинг-Конгом, если понадобится. Можешь использовать ее и для этой цели, если чувствуешь необходимость. Но это твоя проблема, а не ее.
Рафферти заговорил извиняющимся тоном:
— Я сегодня сам себе не нравлюсь, дядя. Спасибо за — гм — поддержку. Итак. Как, по-твоему, я должен поступить с Боланом? Вручить ему ключи от города? Я не мог бы, даже если бы очень захотел. Он — не моя забота. Ребятам из спецназа предоставлены полные права. Так что лучше предупреди его, что...
— Подожди, — запротестовал Броньола. — Я же не сказал, что у меня с ним налажена связь.
— Так, может, тебе лучше попробовать связаться с ним? Бюллетень из Лонг-Айленда поступил сюда с опозданием. Налет был произведен где-то на рассвете. А я уже сам отслеживаю пару других налетов, прямо здесь, у меня под носом. Кто-то напал на логово одного из подручных Пелотти на Лексингтон-авеню. Это случилось в восемь часов. В восемь десять произошло какое-то таинственное ЧП прямо в центре города. А вот прямо сейчас по полицейской сети передают о каком-то происшествии в Нижнем Гарлеме. Сожалею, Гарольд. У твоего приятеля здесь ничего не выйдет.
— Однажды уже вышло, — напомнил Броньола.
— Ему просто повезло. Если это в твоих силах, лучше отзови его. Прямо сейчас. В настоящий момент все службы уже на ногах. Собственно говоря, мы находимся в полной боевой готовности с тех пор, как стало известно о смерти Оджи. Отпуска отменены, сняты ограничения со сверхурочной работы. Все эти меры были приняты еще до того, как нам стало известно о предстоящем прибытии Болана в город. Не теряй времени, Гарольд, отзови своего человека.
— Проклятие, я же сказал тебе: он — не мой человек! — вспылил Броньола. — И отозвать его невозможно!
— Тогда он — покойник, — спокойно сказал Рафферти и повесил трубку.
Броньола уставился на телефонный аппарат и через некоторое время медленно опустил трубку.
Он зажег сигару, пустил кольцо сизого дыма к потолку и пробормотал:
— Он ходит в покойниках с тех пор, как я познакомился с ним, тигр.
Затем он ткнул пальцем в кнопку селектора и попросил секретаря заказать ему билет на ближайший рейс до Нью-Йорка. Шеф ФБР не собирался отсиживаться в Вашингтоне.
Скоро наступит день тигров.
И его никак нельзя было пропустить.
Глава 7
Болан понимал, что три налета, менее чем за час, это перебор, но именно в этом и заключался его замысел. Этими молниеносными ударами он рассчитывал решить три конкретные и взаимосвязанные задачи: посеять страх и панику в рядах противника, вызвать замешательство и нерешительность среди рядовых мафиози, спровоцировать эмоциональные и поспешные ответные действия со стороны боссов. Тогда лед тронется в старом городе.
Да, план действий Палача в этой операции был несколько иным. Он и раньше часто сталкивал своих врагов лбами, это был его излюбленный тактический прием — хитроумными уловками и ухищрениями заставить противников убивать друг друга. Однако для предстоящей операции он припас другую задумку. Он предполагал нанести удар в солнечное сплетение, а не в голову, чтобы парализовать на время все тело гигантской Организации. За долгую и жестокую войну с мафией Болан усвоил, что его враг вечен и обладает несметными силами. Полная, окончательная победа над ним просто недостижима. Для Болана победа могла означать только ограниченный ряд успешных действий, которые позволили бы ему сорвать или упредить конкретный ход противника, сковать его силы, отвлечь от злонамеренных действий или прервать бесконечную цепь преступных причинно-следственных связей. Мак Болан уже давно избавился от иллюзии относительно возможности победить в этой войне. Он с самого начала догадывался, а сейчас окончательно убедился, что попал во второй Вьетнам — война, по сути дела, сводилась к сдерживанию и блокированию противника, война шла на измор и психическое подавление. Но Мак сражался в этой войне так, как сражался бы и в любой другой — с решимостью, с полной отдачей, самоотверженно, невзирая на тяготы и лишения. И к черту все разглагольствования, пустые рассуждения о морали, добре и зле. Он вел «неправую» войну; бесспорно, она аморальная, незаконная и жестокая. Но она была тысячекратно таковой со стороны его противника. Это были каннибалы, и все цивилизованное человечество варилось в их котле. Ни один миссионер — здравомыслящий, конечно, — не стал бы проповедовать десять заповедей из котла людоедов. Он с божьей помощью добыл бы оружие и размозжил бы их дикие головы, а затем понес бы слово Господа их детям, пока еще было время наставить их на путь истинный.
Но Болан, конечно, не был миссионером-проповедником. Эта работа была не для него. Болан всегда считал себя солдатом. У него, слава Богу, имелось оружие, и он мастерски владел им. И он одну за другой сносил головы гидре мафии в надежде расчистить чуть больше места для проповедников.
Но даже это его скромное намерение было нереальным. Поэтому все, что он предпринимал, правильнее было бы назвать оказанием сопротивления каннибалам. Он грозил им палкой, пытаясь отвлечь от кровавого пиршества, пока не прибыла кавалерия. Но проблема заключалась в том, что прибытия кавалерии не предвиделось. Вообще не было такой силы, которая оказалась бы способной прижать этих парней к стенке, поставить точку в их преступном бизнесе или хотя бы остановить их экспансию, умерить разыгравшиеся людоедские аппетиты.
Каннибалы уже научились читать молитвы и получать индульгенции и с успехом используют свои навыки против тех, кого поедают. Где ваш ордер на обыск? Где ваши доказательства? Позвоните моему адвокату. Освобождение из-под стражи под залог. Перевод дела в другой судебный округ. Изменение формулировки обвинения. Аппеляционные суды. Свои судьи, купленные и оплаченные. «Повязанные» законодатели и конгрессмены, «благоразумные» копы и «мудрые» прокуроры. Amici di L'amicu, друзья друзей, — от больничной сиделки до самого Белого дома.
Такое положение дел не могло не привести в ужас любого человека, особенно того, кто знал цену истинной жестокости этих дикарей. Но Мак Болан не умел сгибаться и трепетать ни перед кем. Им двигал страх не за себя, а за других, этот страх руководил им, посылал под пули, бросал вперед, поднимал в атаку против тех, кто заставлял простых законопослушных людей страдать от насилия. Дикарей в человеческом облике нельзя прощать, им нельзя отпускать грехи, потому что они будут смеяться над этим прощением, плевать на него и использовать в своих грязных делишках.
Болан не мог предложить мафии ни индульгенции, ни протекции, ни искупления. Он платил им той монетой, которую они больше всего ценили и уважали, — жестокостью более дикой, чем их собственная, более безжалостной, чем их наемные убийцы, более суровой, чем их собственный кодекс поведения.
Но Мак знал, что победить не сможет. В лучшем случае, он рассчитывал остаться в живых и продолжить борьбу до тех пор, пока люди не очнутся ото сна и серьезно не возьмутся за решение этой проблемы. Он мог только надеяться, что таким образом ему удастся в некоторой степени сковать преступную деятельность дикарей до тех пор, пока «незаконная и аморальная» война Мака Болана станет больше не нужной. И тогда, слава Богу, он со спокойной совестью ляжет и умрет.
Но, конечно же, операция в Нью-Йорке должна отличаться от предыдущих. Ведь перебить всех мафиози просто невозможно. Но даже, если бы он мог уничтожить всю мафию, это все равно не привело бы к окончательной победе, а стало бы лишь очередной успешной военной операцией. За каждым убитым им боссом стоял десяток, а то и сотня претендентов, нетерпеливо дожидающихся своей очереди занять освободившееся место. А что касается простых мафиози, так этого добра у мафии никогда не переводилось. Стоило боссу средней руки лишь щелкнуть пальцами — и тысяча новобранцев пополняла ряды мафии, а еще десять тысяч обиженных терпеливо ждали другого щелчка. Кандидаты в мафиози плодились и созревали на улицах больших городов, как черви на тухлом мясе, и вот тут-то открывалось необозримое поле деятельности для миссионеров. Но для обращения потребуется немало времени, а пока мафия была, несомненно, бессмертной. Во всяком случае, останется такой до тех пор, пока общество не прекратит грубо и жестоко мордовать свои низшие слои и отворачиваться от сложных моральных проблем обуздания организованной преступности.
Болан нашел объяснение своему страху и понял — с пути он не свернет.
Итак, на сей раз он нанесет удар в солнечное сплетение мафии. Удар достаточно мощный и глубокий, чтобы на время парализовать ее. Пока Организация будет очухиваться после нокаута, он успеет подготовиться к следующему сокрушительному удару, чтобы опять развернуть ее на колени.
Три последних удара в Манхэттене существенно отличались от предыдущих. На месте событий не осталось никаких признаков того, что это дело рук Мака Болана. Он везде появлялся на красном «феррари» под видом Омеги, наносил удары в излюбленном стиле, в традициях мафии и в присутствии множества свидетелей, которые могли потом подробно рассказать всю историю.
На Лексингтон-авеню он казнил некоего Сальваторе Бону, подручного Пелотти, чья лояльность по отношению к Дэвиду Эритрее внушала сомнения. В парикмахерской на 43-й улице во время утреннего бритья принял смерть один из заместителей Маринелло, имевший тот же недостаток, что и Бону. На окраине Гарлема из конкурса соискателей на замещение вакантной должности выбыл еще один соперник Эритреи. Болан подталкивал события в нужном ему направлении, создавая кризисную обстановку там, где ее не было и в помине.
Но по-настоящему серьезная ситуация ожидала его в запущенной квартире над невзрачной гастрономической лавкой на Восьмой авеню. Квартира была необитаема, и сюда редко кто заглядывал. Это тихое местечко, лишенное обычной роскоши, использовали для свиданий рядовые мафиози манхэттенского клана покойного Оджи Маринелло.
Болан в обличье Омеги оставил «феррари» возле мусорного контейнера на аллее, ведущей к дому, и пошел к черному ходу... «Беретта» с глушителем притаилась в плечевой кобуре под белым пиджаком, в кармашках на поясном ремне лежали запасные обоймы. Другого оружия у Мака не было, но и этого ему хватало для предстоящей акции. По боевым характеристикам для стрельбы на двадцать ярдов специальные девятимиллиметровые патроны «парабеллум» ставили «беретту» в один ряд с «магнумом-357». На больших расстояниях она уступала ему лишь незначительно, а собственноручно сделанный глушитель не оказывал существенного влияния на баллистические показатели «беретты» в ближнем бою.
Чтобы попасть в квартиру, надо было пройти через небольшой коридор, примыкающий к магазину с тыльной стороны. На ступеньках сидел молодой парнишка, курил черную сигарету и болтал с мужчиной постарше в белом фартуке. Завидев Болана, парень вскочил и что-то резко сказал по-итальянски мужчине в фартуке. Старик повернулся и, не взглянув на Болана, ушел в магазин.
— Что он делает здесь? — недовольным тоном спросил Болан охранника.
Парень явно занервничал.
— Он э-э... гм... я вас знаю, сэр?
— Лучше бы не знал, — сказал ему Болан-Омега.
Предъявив охраннику пластиковую карту с изображением пикового туза, он спросил:
— Кто здесь есть?
Бросив быстрый взгляд на карту, парень разволновался еще больше.
— Здесь мистер Минотти и мистер Вольпа, сэр.
Оба были заместителями Маринелло по манхэттенской территории. Вольпа занимался финансовыми делами: проворачивал незаконные махинации, взымал дань с брокеров, крутил в обороте фальшивые ценные бумаги. Минотти финансировал закупки наркотиков из Мексики и занимался другими крупными денежными операциями, такими, как работа с банками, спекуляция драгоценностями, оптовый сбыт краденого. И хотя оба занимали невысокое положение в семейной иерархии, они фактически верховодили на своей территории. Но в сложившейся обстановке даже самые мелкие мафиози мечтали подняться на более высокую ступень иерархической лестницы. И Болан знал, что эти парни были не прочь не только помечтать.
— Кто еще? — холодно спросил он охранника.
Парнишка совсем одурел от страха. Молодо-зелено, подумал Болан, а может слишком долго просидел на относительно тихой территории в центре Манхэттена. Тихим дрожащим голосом он ответил:
— Мистер Скуба только что сообщил, что задерживается. Это передал Тони, поэтому он и был здесь. Мистер Скуба... гм, по-моему, происходит что-то необычное. — У парня начался нервный тик. Он решился на очень смелый шаг — задать прямой вопрос самому Пиковому Тузу:
— Разве вы не в курсе?
Секунд на двадцать воцарилось ледяное молчание. Этого было достаточно, чтобы молокосос раскаялся в своей дерзости. Затем Болан сказал.
— Везде что-нибудь происходит. И здесь происходит. Прямо сейчас. Как тебя зовут?
— Я — Джонни Рикко, работаю на мистера Минотти.
— Работал, — бесстрастно отрезал Болан. — Прощай, Джонни Рикко. Тебе больше не надо здесь быть.
В этом приказе, выраженном на языке мафии, не было ничего непонятного. Джонни Рикко было предельно ясно, что имел в виду Черный Туз.
— Я понял вас, сэр. Спасибо, сэр, — спокойно ответил он и ушел.
Болан стремительно поднялся по лестнице, стукнул в дверь, тут же распахнул ее настежь и шагнул в квартиру.
Минотти сидел у окна, мрачно взирая на улицу, банка пива — в одной руке, изжеванная сигара — в другой.
— Что такое? — проворчал он, не глядя на дверь. Вольпа и еще один здоровенный тип с бандитской рожей сидели за столом у дальней стены. Вольпа погрузился в изучение «Уолл-стрит джорнал». Бандит листал книгу комиксов.
Никакой реакции.
Болан вздохнул. За ним вздохнула «беретта», и у бандита исчез нос, а осколки его черепа ударились о стенку позади него.
Вольпа едва успел оторвать взгляд от газеты, как следующая пуля вошла ему точно между настороженных глаз.
Фрэнк Минотти вдруг резко вскочил, выбросил вперед руки, будто хотел защититься от пули, и вскрикнул:
— Ради Бога!
— Меня послал Питер, — спокойно объявил Болан.
— Что? Кто?
— Игра называется не «Я знаю секрет», а «Назовите эту песню». Название песни начинается со слова «Питер».
— Какой Питер? — верещал Минотти. — Я не знаю никакого Питера!
— Очень скверно, — холодно заметил Болан. — Ты проиграл.
«Беретта» снова вздохнула, и Минотти даже не успел подумать, что же он проиграл.
Болан шагнул за дверь, прикрыл ее за собой, тихо спустился по лестнице и... нос к носу столкнулся с Джонни Рикко.
— Копы в аллее! — выдохнул Джонни. — Вы на красной машине?
— Приехал на ней, — ответил Болан-Омега. — Запомни, я у тебя в долгу, Джонни. Уходи через парадный вход. Не останавливайся и не оглядывайся. Беги во Флориду. И радуйся, что тебя сегодня здесь не было.
— Ага, Флорида, точно, — сказал Джонни Рикко, вылупив от страха глаза.
Но Болан знал, что все будет по-другому. Парень во все лопатки помчится до ближайшей норы, спрячется там, закроется наглухо и будет молиться, чтобы его не нашли. Но его найдут. И Джонни расколется, прежде чем его дотащат до двери. Именно этого Болан и хотел.
Он проследил, как Джонни выскочил через магазин. Затем вернулся назад, чтобы убедиться в достоверности доклада. На задворках действительно суетились люди в полицейской форме. Ладно, «феррари» у них в руках. Мак мысленно снял шляпу перед союзниками и вышел вслед за Джонни Рикко. Маленький старик в фартуке нервно суетился за прилавком. Проходя мимо, Болан сказал:
— В аллее копы, Тони. Если они придут, пошли их наверх.
Старик кивнул и пропищал:
— Наверх, конечно... Желаю вам хорошего дня.
— Уж это вряд ли, — сказал Болан, не покривив при этом душой.
К тротуару перед входом подрулил длинный черный «кадиллак». Из него выскочил крупный мужчина в униформе шофера и обежал вокруг машины, чтобы открыть заднюю дверцу и выпустить безупречно одетого седовласого человека.
Болан мгновенно оценил этот факт. А также то обстоятельство, что со стороны Восьмой авеню и близлежащих улиц стремительно приближался оглушительный вой полицейских сирен.
Размышлять было некогда, Мак ступил на тротуар и показал шоферу «беретту».
— Дай свой пистолет, — мягко скомандовал он.
На мгновение парень застыл, затем молча протянул ему «кольт» 45-го калибра. Болан сунул его в карман и сказал водителю:
— Садись, мы поедем вместе.
Он проследил, как шофер сел в машину, и опустился на сиденье рядом с ним.
— В чем дело? — сердито спросил пожилой джентльмен на заднем сиденье.
— Просто подвезете меня немножко, Барни, — сказал Палач старейшему и ближайшему другу Оджи Маринелло. Он бросил взгляд на красивую девушку, сидевшую рядом со стариком, и проинформировал ее:
— Все в порядке, мадам. Вам не о чем беспокоиться.
Чего не скажешь о Маке Болане.
Он знал эту молодую леди, причем знал очень хорошо. Прическа несколько изменилась, одежда стала поскромнее, но это было все то же приятное невинное лицо девушки из предместья, все те же кукольные глаза.
Молодая дама, сопровождавшая Барни Матильду, была не кто иная, как Салли Палмер, агент ФБР, девушка из квартета «Ранджер Герлз», с которым Мак познакомился еще в Вегасе.
С тех пор Болан не встречал ее, но недавно случайно столкнулся в Детройте с другим членом той группы. Вероятно, она выполняла такое же задание, как и Салли. Мак видел, что осталось от Жоржетты Шеблё, — такое не приснится даже в кошмарном сне, и теперь ему было о чем беспокоиться.
Лимузин мягко тронулся и влился в бесконечный поток машин.
— Куда? — спросил шофер-телохранитель.
— В ад, — проворчал Болан, — если не будешь смотреть на дорогу.
Его холодный взгляд встретился в зеркале заднего вида с тревожными кукольными глазками Салли, и он понял, что влип по уши.
В старом добром Нью-Йорке есть за что постоять. И в предчувствии жаркой схватки по его телу вновь пробежала дрожь боевого азарта.
Да, план действий Палача в этой операции был несколько иным. Он и раньше часто сталкивал своих врагов лбами, это был его излюбленный тактический прием — хитроумными уловками и ухищрениями заставить противников убивать друг друга. Однако для предстоящей операции он припас другую задумку. Он предполагал нанести удар в солнечное сплетение, а не в голову, чтобы парализовать на время все тело гигантской Организации. За долгую и жестокую войну с мафией Болан усвоил, что его враг вечен и обладает несметными силами. Полная, окончательная победа над ним просто недостижима. Для Болана победа могла означать только ограниченный ряд успешных действий, которые позволили бы ему сорвать или упредить конкретный ход противника, сковать его силы, отвлечь от злонамеренных действий или прервать бесконечную цепь преступных причинно-следственных связей. Мак Болан уже давно избавился от иллюзии относительно возможности победить в этой войне. Он с самого начала догадывался, а сейчас окончательно убедился, что попал во второй Вьетнам — война, по сути дела, сводилась к сдерживанию и блокированию противника, война шла на измор и психическое подавление. Но Мак сражался в этой войне так, как сражался бы и в любой другой — с решимостью, с полной отдачей, самоотверженно, невзирая на тяготы и лишения. И к черту все разглагольствования, пустые рассуждения о морали, добре и зле. Он вел «неправую» войну; бесспорно, она аморальная, незаконная и жестокая. Но она была тысячекратно таковой со стороны его противника. Это были каннибалы, и все цивилизованное человечество варилось в их котле. Ни один миссионер — здравомыслящий, конечно, — не стал бы проповедовать десять заповедей из котла людоедов. Он с божьей помощью добыл бы оружие и размозжил бы их дикие головы, а затем понес бы слово Господа их детям, пока еще было время наставить их на путь истинный.
Но Болан, конечно, не был миссионером-проповедником. Эта работа была не для него. Болан всегда считал себя солдатом. У него, слава Богу, имелось оружие, и он мастерски владел им. И он одну за другой сносил головы гидре мафии в надежде расчистить чуть больше места для проповедников.
Но даже это его скромное намерение было нереальным. Поэтому все, что он предпринимал, правильнее было бы назвать оказанием сопротивления каннибалам. Он грозил им палкой, пытаясь отвлечь от кровавого пиршества, пока не прибыла кавалерия. Но проблема заключалась в том, что прибытия кавалерии не предвиделось. Вообще не было такой силы, которая оказалась бы способной прижать этих парней к стенке, поставить точку в их преступном бизнесе или хотя бы остановить их экспансию, умерить разыгравшиеся людоедские аппетиты.
Каннибалы уже научились читать молитвы и получать индульгенции и с успехом используют свои навыки против тех, кого поедают. Где ваш ордер на обыск? Где ваши доказательства? Позвоните моему адвокату. Освобождение из-под стражи под залог. Перевод дела в другой судебный округ. Изменение формулировки обвинения. Аппеляционные суды. Свои судьи, купленные и оплаченные. «Повязанные» законодатели и конгрессмены, «благоразумные» копы и «мудрые» прокуроры. Amici di L'amicu, друзья друзей, — от больничной сиделки до самого Белого дома.
Такое положение дел не могло не привести в ужас любого человека, особенно того, кто знал цену истинной жестокости этих дикарей. Но Мак Болан не умел сгибаться и трепетать ни перед кем. Им двигал страх не за себя, а за других, этот страх руководил им, посылал под пули, бросал вперед, поднимал в атаку против тех, кто заставлял простых законопослушных людей страдать от насилия. Дикарей в человеческом облике нельзя прощать, им нельзя отпускать грехи, потому что они будут смеяться над этим прощением, плевать на него и использовать в своих грязных делишках.
Болан не мог предложить мафии ни индульгенции, ни протекции, ни искупления. Он платил им той монетой, которую они больше всего ценили и уважали, — жестокостью более дикой, чем их собственная, более безжалостной, чем их наемные убийцы, более суровой, чем их собственный кодекс поведения.
Но Мак знал, что победить не сможет. В лучшем случае, он рассчитывал остаться в живых и продолжить борьбу до тех пор, пока люди не очнутся ото сна и серьезно не возьмутся за решение этой проблемы. Он мог только надеяться, что таким образом ему удастся в некоторой степени сковать преступную деятельность дикарей до тех пор, пока «незаконная и аморальная» война Мака Болана станет больше не нужной. И тогда, слава Богу, он со спокойной совестью ляжет и умрет.
Но, конечно же, операция в Нью-Йорке должна отличаться от предыдущих. Ведь перебить всех мафиози просто невозможно. Но даже, если бы он мог уничтожить всю мафию, это все равно не привело бы к окончательной победе, а стало бы лишь очередной успешной военной операцией. За каждым убитым им боссом стоял десяток, а то и сотня претендентов, нетерпеливо дожидающихся своей очереди занять освободившееся место. А что касается простых мафиози, так этого добра у мафии никогда не переводилось. Стоило боссу средней руки лишь щелкнуть пальцами — и тысяча новобранцев пополняла ряды мафии, а еще десять тысяч обиженных терпеливо ждали другого щелчка. Кандидаты в мафиози плодились и созревали на улицах больших городов, как черви на тухлом мясе, и вот тут-то открывалось необозримое поле деятельности для миссионеров. Но для обращения потребуется немало времени, а пока мафия была, несомненно, бессмертной. Во всяком случае, останется такой до тех пор, пока общество не прекратит грубо и жестоко мордовать свои низшие слои и отворачиваться от сложных моральных проблем обуздания организованной преступности.
Болан нашел объяснение своему страху и понял — с пути он не свернет.
Итак, на сей раз он нанесет удар в солнечное сплетение мафии. Удар достаточно мощный и глубокий, чтобы на время парализовать ее. Пока Организация будет очухиваться после нокаута, он успеет подготовиться к следующему сокрушительному удару, чтобы опять развернуть ее на колени.
Три последних удара в Манхэттене существенно отличались от предыдущих. На месте событий не осталось никаких признаков того, что это дело рук Мака Болана. Он везде появлялся на красном «феррари» под видом Омеги, наносил удары в излюбленном стиле, в традициях мафии и в присутствии множества свидетелей, которые могли потом подробно рассказать всю историю.
На Лексингтон-авеню он казнил некоего Сальваторе Бону, подручного Пелотти, чья лояльность по отношению к Дэвиду Эритрее внушала сомнения. В парикмахерской на 43-й улице во время утреннего бритья принял смерть один из заместителей Маринелло, имевший тот же недостаток, что и Бону. На окраине Гарлема из конкурса соискателей на замещение вакантной должности выбыл еще один соперник Эритреи. Болан подталкивал события в нужном ему направлении, создавая кризисную обстановку там, где ее не было и в помине.
Но по-настоящему серьезная ситуация ожидала его в запущенной квартире над невзрачной гастрономической лавкой на Восьмой авеню. Квартира была необитаема, и сюда редко кто заглядывал. Это тихое местечко, лишенное обычной роскоши, использовали для свиданий рядовые мафиози манхэттенского клана покойного Оджи Маринелло.
Болан в обличье Омеги оставил «феррари» возле мусорного контейнера на аллее, ведущей к дому, и пошел к черному ходу... «Беретта» с глушителем притаилась в плечевой кобуре под белым пиджаком, в кармашках на поясном ремне лежали запасные обоймы. Другого оружия у Мака не было, но и этого ему хватало для предстоящей акции. По боевым характеристикам для стрельбы на двадцать ярдов специальные девятимиллиметровые патроны «парабеллум» ставили «беретту» в один ряд с «магнумом-357». На больших расстояниях она уступала ему лишь незначительно, а собственноручно сделанный глушитель не оказывал существенного влияния на баллистические показатели «беретты» в ближнем бою.
Чтобы попасть в квартиру, надо было пройти через небольшой коридор, примыкающий к магазину с тыльной стороны. На ступеньках сидел молодой парнишка, курил черную сигарету и болтал с мужчиной постарше в белом фартуке. Завидев Болана, парень вскочил и что-то резко сказал по-итальянски мужчине в фартуке. Старик повернулся и, не взглянув на Болана, ушел в магазин.
— Что он делает здесь? — недовольным тоном спросил Болан охранника.
Парень явно занервничал.
— Он э-э... гм... я вас знаю, сэр?
— Лучше бы не знал, — сказал ему Болан-Омега.
Предъявив охраннику пластиковую карту с изображением пикового туза, он спросил:
— Кто здесь есть?
Бросив быстрый взгляд на карту, парень разволновался еще больше.
— Здесь мистер Минотти и мистер Вольпа, сэр.
Оба были заместителями Маринелло по манхэттенской территории. Вольпа занимался финансовыми делами: проворачивал незаконные махинации, взымал дань с брокеров, крутил в обороте фальшивые ценные бумаги. Минотти финансировал закупки наркотиков из Мексики и занимался другими крупными денежными операциями, такими, как работа с банками, спекуляция драгоценностями, оптовый сбыт краденого. И хотя оба занимали невысокое положение в семейной иерархии, они фактически верховодили на своей территории. Но в сложившейся обстановке даже самые мелкие мафиози мечтали подняться на более высокую ступень иерархической лестницы. И Болан знал, что эти парни были не прочь не только помечтать.
— Кто еще? — холодно спросил он охранника.
Парнишка совсем одурел от страха. Молодо-зелено, подумал Болан, а может слишком долго просидел на относительно тихой территории в центре Манхэттена. Тихим дрожащим голосом он ответил:
— Мистер Скуба только что сообщил, что задерживается. Это передал Тони, поэтому он и был здесь. Мистер Скуба... гм, по-моему, происходит что-то необычное. — У парня начался нервный тик. Он решился на очень смелый шаг — задать прямой вопрос самому Пиковому Тузу:
— Разве вы не в курсе?
Секунд на двадцать воцарилось ледяное молчание. Этого было достаточно, чтобы молокосос раскаялся в своей дерзости. Затем Болан сказал.
— Везде что-нибудь происходит. И здесь происходит. Прямо сейчас. Как тебя зовут?
— Я — Джонни Рикко, работаю на мистера Минотти.
— Работал, — бесстрастно отрезал Болан. — Прощай, Джонни Рикко. Тебе больше не надо здесь быть.
В этом приказе, выраженном на языке мафии, не было ничего непонятного. Джонни Рикко было предельно ясно, что имел в виду Черный Туз.
— Я понял вас, сэр. Спасибо, сэр, — спокойно ответил он и ушел.
Болан стремительно поднялся по лестнице, стукнул в дверь, тут же распахнул ее настежь и шагнул в квартиру.
Минотти сидел у окна, мрачно взирая на улицу, банка пива — в одной руке, изжеванная сигара — в другой.
— Что такое? — проворчал он, не глядя на дверь. Вольпа и еще один здоровенный тип с бандитской рожей сидели за столом у дальней стены. Вольпа погрузился в изучение «Уолл-стрит джорнал». Бандит листал книгу комиксов.
Никакой реакции.
Болан вздохнул. За ним вздохнула «беретта», и у бандита исчез нос, а осколки его черепа ударились о стенку позади него.
Вольпа едва успел оторвать взгляд от газеты, как следующая пуля вошла ему точно между настороженных глаз.
Фрэнк Минотти вдруг резко вскочил, выбросил вперед руки, будто хотел защититься от пули, и вскрикнул:
— Ради Бога!
— Меня послал Питер, — спокойно объявил Болан.
— Что? Кто?
— Игра называется не «Я знаю секрет», а «Назовите эту песню». Название песни начинается со слова «Питер».
— Какой Питер? — верещал Минотти. — Я не знаю никакого Питера!
— Очень скверно, — холодно заметил Болан. — Ты проиграл.
«Беретта» снова вздохнула, и Минотти даже не успел подумать, что же он проиграл.
Болан шагнул за дверь, прикрыл ее за собой, тихо спустился по лестнице и... нос к носу столкнулся с Джонни Рикко.
— Копы в аллее! — выдохнул Джонни. — Вы на красной машине?
— Приехал на ней, — ответил Болан-Омега. — Запомни, я у тебя в долгу, Джонни. Уходи через парадный вход. Не останавливайся и не оглядывайся. Беги во Флориду. И радуйся, что тебя сегодня здесь не было.
— Ага, Флорида, точно, — сказал Джонни Рикко, вылупив от страха глаза.
Но Болан знал, что все будет по-другому. Парень во все лопатки помчится до ближайшей норы, спрячется там, закроется наглухо и будет молиться, чтобы его не нашли. Но его найдут. И Джонни расколется, прежде чем его дотащат до двери. Именно этого Болан и хотел.
Он проследил, как Джонни выскочил через магазин. Затем вернулся назад, чтобы убедиться в достоверности доклада. На задворках действительно суетились люди в полицейской форме. Ладно, «феррари» у них в руках. Мак мысленно снял шляпу перед союзниками и вышел вслед за Джонни Рикко. Маленький старик в фартуке нервно суетился за прилавком. Проходя мимо, Болан сказал:
— В аллее копы, Тони. Если они придут, пошли их наверх.
Старик кивнул и пропищал:
— Наверх, конечно... Желаю вам хорошего дня.
— Уж это вряд ли, — сказал Болан, не покривив при этом душой.
К тротуару перед входом подрулил длинный черный «кадиллак». Из него выскочил крупный мужчина в униформе шофера и обежал вокруг машины, чтобы открыть заднюю дверцу и выпустить безупречно одетого седовласого человека.
Болан мгновенно оценил этот факт. А также то обстоятельство, что со стороны Восьмой авеню и близлежащих улиц стремительно приближался оглушительный вой полицейских сирен.
Размышлять было некогда, Мак ступил на тротуар и показал шоферу «беретту».
— Дай свой пистолет, — мягко скомандовал он.
На мгновение парень застыл, затем молча протянул ему «кольт» 45-го калибра. Болан сунул его в карман и сказал водителю:
— Садись, мы поедем вместе.
Он проследил, как шофер сел в машину, и опустился на сиденье рядом с ним.
— В чем дело? — сердито спросил пожилой джентльмен на заднем сиденье.
— Просто подвезете меня немножко, Барни, — сказал Палач старейшему и ближайшему другу Оджи Маринелло. Он бросил взгляд на красивую девушку, сидевшую рядом со стариком, и проинформировал ее:
— Все в порядке, мадам. Вам не о чем беспокоиться.
Чего не скажешь о Маке Болане.
Он знал эту молодую леди, причем знал очень хорошо. Прическа несколько изменилась, одежда стала поскромнее, но это было все то же приятное невинное лицо девушки из предместья, все те же кукольные глаза.
Молодая дама, сопровождавшая Барни Матильду, была не кто иная, как Салли Палмер, агент ФБР, девушка из квартета «Ранджер Герлз», с которым Мак познакомился еще в Вегасе.
С тех пор Болан не встречал ее, но недавно случайно столкнулся в Детройте с другим членом той группы. Вероятно, она выполняла такое же задание, как и Салли. Мак видел, что осталось от Жоржетты Шеблё, — такое не приснится даже в кошмарном сне, и теперь ему было о чем беспокоиться.
Лимузин мягко тронулся и влился в бесконечный поток машин.
— Куда? — спросил шофер-телохранитель.
— В ад, — проворчал Болан, — если не будешь смотреть на дорогу.
Его холодный взгляд встретился в зеркале заднего вида с тревожными кукольными глазками Салли, и он понял, что влип по уши.
В старом добром Нью-Йорке есть за что постоять. И в предчувствии жаркой схватки по его телу вновь пробежала дрожь боевого азарта.
Глава 8
Болан сидел вполоборота на переднем сиденье лимузина, сложив руки на спинке, и пытался оценить психологическую атмосферу в салоне машины. Ее можно было выразить одним словом: напряженность.
Он мягко произнес.
— Не ожидал встретить вас здесь, Барни.
— Откуда вам известно мое имя? — с легким раздражением спросил Матильда.
Болан чуть улыбнулся.
— Да полно вам. Кто не знает Барни Матильду?
— Это вы были на Лонг-Айленде сегодня утром?
Болан продолжал ухмыляться.
— Сегодня утром я побывал во многих местах. А что за дело привело вас в эту тихую заводь?
— Какую тихую заводь? — Разговор протекал, как фехтовальный поединок. Настороженные глаза старика препарировали Болана как биолог лягушку. — Вас называют Омегой, да?
Болан пожал плечами.
— Называйте, как хотите. Альфа или Омега — какая разница?
Матильда взглянул на девушку. Затем сказал Болану:
— Я закурю сигару.
— Я не против, — ответил Болан. — Если вы для этой цели не воспользуетесь шестизарядной зажигалкой.
— С какой стати?
Болан по-прежнему едва заметно улыбался.
— Сейчас трудное время, Барни, — он внимательно наблюдал, как старик доставал сигару и прикуривал. Затем уже без улыбки сказал:
Он мягко произнес.
— Не ожидал встретить вас здесь, Барни.
— Откуда вам известно мое имя? — с легким раздражением спросил Матильда.
Болан чуть улыбнулся.
— Да полно вам. Кто не знает Барни Матильду?
— Это вы были на Лонг-Айленде сегодня утром?
Болан продолжал ухмыляться.
— Сегодня утром я побывал во многих местах. А что за дело привело вас в эту тихую заводь?
— Какую тихую заводь? — Разговор протекал, как фехтовальный поединок. Настороженные глаза старика препарировали Болана как биолог лягушку. — Вас называют Омегой, да?
Болан пожал плечами.
— Называйте, как хотите. Альфа или Омега — какая разница?
Матильда взглянул на девушку. Затем сказал Болану:
— Я закурю сигару.
— Я не против, — ответил Болан. — Если вы для этой цели не воспользуетесь шестизарядной зажигалкой.
— С какой стати?
Болан по-прежнему едва заметно улыбался.
— Сейчас трудное время, Барни, — он внимательно наблюдал, как старик доставал сигару и прикуривал. Затем уже без улыбки сказал: