— Нет-нет, — сказал Болан. — Я же сказал, что это твоя забота.
   Орион просиял от восторга. Книга оказалась коробкой, искусно вставленной в кожаный переплет. В ней находился крохотный пресс для выдавливания знаков, небольшая наборная клавиатура и несколько новеньких колод пластиковых игральных карт. Орион подключил устройство к сети и вынул пять карт из черной колоды.
   — Трефы, да? — спросил он.
   — Трефы. А себе достань пикового.
   Орион не поверил собственным ушам. Предположение Болана относительно его недолгой службы в чине Туза нашло свое подтверждение. Черным Тузом он стал явно совсем недавно и теперь был на седьмом небе от счастья. Такой головокружительный взлет в верхний эшелон власти!
   — Это твой звездный час, Орион, — пояснил Болан. — Завтра вы все получите новые лица и новые имена. Не сомневайтесь, они вам понадобятся!
   В его словах прозвучали и угроза, и обещание одновременно, и все присутствующие это хорошо поняли. Улыбки на лицах сменились озабоченным выражением осознания новых и, возможно, неожиданных обязанностей и полномочий.
   Тузы приняли свои новые карты и подняли стаканы за здравие, не спрашивая о властных полномочиях, сопряженных с новыми назначениями. В их мире вообще редко задавали вопросы, особенно тем, кто был облечен властью.
   Болан в своей смертельной игре с мафией уже давно усвоил это и до тонкостей отработал свою тактику. Почти с самого начала он использовал в своих интересах их воровские повадки и маниакальное пристрастие к секретности и скрытности.
   Поэтому никто из новоиспеченных Черных Тузов не подвергал сомнению указания человека из центрального офиса. Может, они принимали Болана за Питера? Если и не за самого Питера, то, по крайней мере, за его правую руку.
   Болан окинул стоявших перед ним мафиози острым взглядом и предупредил:
   — Надеюсь, все пока останется между нами. Никому ни слова. С этого момента вы выполняете только мои приказы. Сейчас вы выйдете через парадный вход, возьмете такси и поедете на Лонг-Айленд. — Болан черкнул несколько слов в блокноте, оторвал листок и протянул его Ориону. — Вот вам адрес. Кто бы там ни был, гоните их вон. Понятно? Теперь это ваше место. Никого туда не пускать без моего личного разрешения.
   — Это же офис Барни Матильды, — изумленно пробормотал новоиспеченный Пиковый Туз, уставившись на лист бумаги.
   — Именно так.
   — Сколько времени нам удерживать его?
   — До моего специального распоряжения.
   — А что же старина Барни? — поинтересовался Орион.
   — Старик по уши в дерьме, — резко ответил Болан. — Это все, вам пора идти.
   — Гм, а как нам вас называть, сэр?
   — Зовите меня Феникс.
   — Феникс?
   — Это такая огненная птица, — пояснил Болан, — которая возрождается из собственного пепла.
   — Ага, я вас понял. Значит, вы остаетесь здесь одни. А с вами ничего не случится, сэр? В смысле, в связи со всей этой заварухой?
   — Все может быть, — сказал Болан. — А теперь идите. Вам, джентльмены, предстоит жаркая работенка.
   Болан торжественно пожал руку каждому и проводил новых Тузов до двери. Когда их шаги стихли в лифтовом холле, Мак прошел в оба других кабинета и запер их изнутри, после чего вернулся в свой кабинет.
   Пора было готовить кульминационную сцену спектакля, да побыстрее. Мак достал из кейса детали небольшого автомата, быстро собрал его, вставил на место длинный магазин с патронами и пристегнул узкий ремень. Затем из кейса появилась прочная нейлоновая веревка и кое-какие мелочи из снаряжения альпинистов. Конечно, то, что он задумал, — безумие, но нечто подобное ему уже приходилось совершать, и даже без такого надежного снаряжения. И вообще, разве этот мир не безумен сам по себе?
   В дверь постучали. Болан сунул снаряжение в ящик стола и пошел открывать дверь.
   На пороге стоял Лео, из-за его плеча выглядывал Билли Джино. В глазах Лео сквозило недоумение.
   — Орион помчался со своей командой, — сообщил он. — Куда ты их послал?
   Болан бросил взгляд на Джино и ответил:
   — Я послал их на Лонг-Айленд. Заходите.
   Билли Джино, видимо, впервые оказался в этом кабинете. Окружающая роскошь явно потрясла его воображение, и он смотрел на Болана-Омегу глазами, полными подобострастия.
   Поднос со стаканами из-под виски все еще стоял на столе, и это тоже не ускользнуло от взгляда Билли. Он мысленно посчитал количество стаканов.
   — Похоже, что-то отмечали, — пробормотал он, на мгновение забыв о протокольных условностях.
   — Мы выпили за будущие успехи, — с некоторым пафосом пояснил Болан. — Придет и твоя очередь, Билли. Я решил дать твоему боссу шанс пробежать еще круг. Только один круг. Ты хочешь испытать его еще раз?
   — Конечно, если вы так считаете, — ответил Джино, явно нервничая.
   — О'кей, тогда сделай вот что. Поставь Джулио у этой двери. Чтобы никого не пропускал. Ясно? Никого. Оставь его группу здесь. С остальными ребятами спустись к Восточной комнате и перекрой вход и выход. Понял? Никого не впускать и не выпускать. Что бы вам ни говорили, и что бы ни случилось, комната должна быть изолирована от внешнего мира.
   — Мы выполним все, что вы прикажете, сэр.
   — Я это знаю, Билли, — тепло сказал Болан. — О'кей. Какая там обстановка?
   — Сейчас стало намного спокойнее. Велели принести вина и пять стаканов. Кажется, они договорятся. Дэвид выглядывал из комнаты и сказал мне, что все в порядке. Настроение у него отличное. Но совещание проходит при закрытых дверях. Никто туда не заходит.
   — А что делает старик Барни?
   — Барни? — вопрос озадачил Билли Джино. — Просто сидит у двери, ждет и нервничает, как и все остальные.
   — А кто с Барни?
   — Вам нужны фамилии? Их более дюжины: капореджиме, лейтенанты и охранники.
   — По-моему, человек двадцать, — тихо вставил Лео.
   — Да, около того, — согласился Джино. — Там постоянное движение, трудно сосчитать.
   — Давайте разделим их, — предложил Болан. — Билли, пришли капореджиме с их ребятами сюда. Скажи, пусть устраиваются поудобнее, ждать придется долго. Телохранителей ты все равно не сдвинешь с места, поэтому пусть они остаются на месте. Ну, давай, действуй!
   — Есть, сэр, — Джино направился к выходу. Я пришлю сюда Джулио с его ребятами. Никто не пройдет.
   Как только дверь за ним захлопнулась, Болан вновь занялся своим снаряжением.
   — Что ты делаешь? — встревоженно спросил Лео.
   — Остается самое главное, — ответил Болан. — Ты не передумал?
   Доброе лицо друга выражало смятение, но его голос был тверд.
   — Мы зашли уже слишком далеко. Отступать некуда. Почему бы не сыграть?
   Болан пропустил веревку через маленький блок и принялся подгонять снаряжение.
   — О'кей. Мы заарканим друга Дэвида раз и навсегда. Я так и думал, что он приземлится на лапы.
   Он бы не смог добиться успеха, если бы по ночам плакал в подушку от страха, не так ли?
   — Ты все предусмотрел, да? — спросил Лео, наблюдая за его приготовлениями.
   Болан натянуто улыбнулся и ответил.
   — Даже играя с листа, Лео, необходимо иметь при себе кое-какие вещи. Дай мне наводку на Восточную комнату, ладно?
   Таррин подошел к окну, открыл его и высунулся наружу. Потом выпрямился и озабоченно сказал:
   — Этажом ниже, два окна к югу. Снаряжение твое выглядит не очень-то надежно. Хочешь, чтобы я тебя спустил вниз?
   — Да нет, травить трос не придется, — ответил Болан. — Это замкнутая система. Нужно только зацепиться за надежную опору и пропустить веревку через блок, не привязывая ее. А ты вот чем займись: ступай на двадцать шестой этаж и начинай эвакуацию восточной стороны. Выгони всех оттуда.
   — Это нетрудно, — сказал Таррин. — Там практически уже никого нет. Все разошлись по случаю похорон.
   — Видишь, как везет при игре с листа? — довольно заметил Болан. — Отлично. Мне надо, чтобы над Восточной комнатой было открыто окно.
   — Сделаем, — пообещал Таррин. — Что еще?
   — Потом быстро бежишь на двадцать седьмой, к тем, кто томится у дверей Восточной комнаты. Сделай так, чтобы тебя там заметили. Пойди к Билли Джино и, сославшись на меня, скажи ему, чтобы держался рядом с новым боссом Нью-Йорка и защитил его любой ценой. Чего бы это ни стоило.
   — Я передам, — пообещал Таррин. — Но что это значит? Кто новый босс?
   — Дэвид — новый босс, Лео.
   — Черт, ничего не понимаю. Я считал, что ты вынес ему смертный приговор.
   — Правильно считал. Но чем меньше ты будешь знать о способе приведения его в исполнение, тем лучше.
   — А ты действительно отправил ту банду Тузов на Лонг-Айленд?
   — Конечно. В особняк Барни.
   — По-моему, ты уж слишком перемудрил, — заметил Таррин, нахмурившись. — Никак не возьму в толк, какую роль ты отводишь мне. Что я...
   — Пора идти, Лео. Играй с листа и будь начеку. Старайся держаться на двадцать седьмом поближе к лифтам. Там встретимся.
   — Гм, черт, не надо, сержант. Не возвращайся сюда. Сделай свое дело и уходи!
   — Мне надо вернуться, Лео. Мы должны доиграть до конца. Иди и делай, как я сказал.
   — Не нравится мне это, — упорствовал Таррин.
   — Мне тоже, — согласился Болан. — Но я это сделаю.
   — Так тебе велит долг?
   — Именно.
   Они наспех обнялись, и Лео двинулся к выходу. У двери он задержался и очень тихо сказал:
   — Я наблюдаю за тобой, парень, — и мягко закрыл за собой дверь.
   Болан быстро разделся до черного комбинезона, засунул верхнюю одежду в кейс, прикрепил его к снаряжению и шагнул к окну.
   Пришло время Омега продемонстрировать нью-йоркскому совету свое другое лицо.
   Пора короновать короля.
   А обо всем остальном позаботится дьявол.

Глава 16

   «Король» Дэвид еще никогда не испытывал такого триумфа. Вероятно, Омега все сделал правильно. Дэвид, идя на совет, готовился снять с себя ответственность за утренние налеты, указать на их истинного виновника, разорвать треклятого Омегу на куски и на его примере показать, к чему приводит неограниченная власть в руках безответственных людей. Тем самым был бы сделан первый шаг к полному дезавуированию собравшихся на совет самовлюбленных болванов. И Эритрея уже потирал руки в предвкушении славного спектакля.
   Но когда он ворвался в зал заседаний, то увидел страх в глазах собравшихся, неприкрытый, животный страх. Ди Англиа фактически тут же, перед всеми, принес ему извинения. Густини юлил и оправдывался, а Фортуна и Пелотти просто сидели и потели, словно в штаны наложили.
   Дэвиду даже не понадобилось выступать с заготовленной речью. Он просто сел и взял на себя роль председателя совета. Они снова обсудили нью-йоркский вопрос и утвердили ранее принятые решения. Поговорили о похоронах, о приеме, оказанном приезжим капо и их людям, и слегка коснулись планов Дэвида на будущее корпорации. Говорили о полиции, о делах в Вашингтоне, о проблеме Мака Болана и, наконец, об Оджи.
   — Я всячески скрывал это, — сказал Дэвид, — но старик, кроме всего прочего, впал в старческий маразм. Последние месяцы жизнь в нем угасала, а он отчаянно цеплялся за нее. Но рассудок его уже помутился. То он был нормальным, как любой из нас, то вдруг совершенно терял над собой контроль. И вы, конечно, понимаете причины, по которым мне приходилось скрывать от вас его состояние. Мне нет нужды говорить о том, какой вред был бы нанесен Организации, если бы это все всплыло на поверхность. Я, безусловно, защищал Оджи — его авторитет и старые заслуги нельзя сбросить со счетов, — но я также защищал и вас, джентльмены, как и наше общее дело.
   — В этом никто из нас не сомневается, — мягко заверил его Ди Англиа. — Мы не обращаем внимание на дикие слухи.
   — Все равно прошу занести это в протокол, — настаивал Дэвид. — Кто-то из собственных корыстных побуждений попытался воспользоваться несчастьем Оджи. Но Бог свидетель, я клянусь, что Оджи находился в собственном доме и в собственной постели в Питтсфилде, когда пришла беда. Когда я вернулся, его уже не было в живых. Я опоздал на самую малость. Остальное вам известно. Мы нашли его бренные останки в Питтсфилде. И если кто-то связывает его смерть со мной, то он просто спятил.
   — Или тоже впал в маразм, — хмыкнул Ди Англиа.
   — Кого ты имеешь в виду? — резко спросил Дэвид.
   — Того, кого ты только что выгнал отсюда, — пояснил Фортуна. — Это он созвал нас, Дэвид. Тебе надо поговорить со стариком. Мне кажется, смерть Оджи сильно подействовала на него. Они ведь были очень близки. Ты же знаешь, их дружба тянется со времен сотворения мира.
   — Так это Барни собрал вас здесь?
   Ответ напрашивался сам собой, но все как-то беспокойно заерзали и смущенно опустили глаза.
   — Он даже намекал на то, что ты каким-то образом связан с Маком Боланом, — глухим голосом произнес Ди Англиа. — По-моему, ты попал в точку, Дэвид. Это маразм.
   — Или того хуже, — заметил «король» Дэвид ледяным тоном. — Вчера Барни был в городе? Его кто-нибудь видел?
   Возникла пауза, затем Фортуна нерешительно произнес:
   — Может быть, ты перегибаешь палку, Дэвид. Это уж слишком. Старик просто... ну, он...
   — Созрел для полной отставки, — продолжил за него Ди Англиа.
   — А как поступают со старперами? — спросил Пелотти.
   — Так скоро и до нас дойдет очередь, — рассмеялся Фортуна, разряжая обстановку.
   — Говорят, что настоящие мужчины умирают молодыми, — заметил Густини в тон всеобщему оживлению. — Это значит, что настанет и наш черед, это точно, все там будем.
   Но они ошибались. Ни у кого из присутствующих капо, за исключением, разве что, Дэвида Эритреи — кандидата в босса всех боссов, не было оснований беспокоиться о грядущей беспомощной старости.
   Именно в этот момент нечто темное буквально свалилось с неба и опустилось на карниз за широким окном зала заседаний на двадцать седьмом этаже.
   Всех без исключения парализовало появление невероятного призрака в черном, молча и безучастно взиравшего на них сквозь идеально чистое стекло окна. Это был взгляд смерти. Могильным холодом веяло и от маленького, но беспощадного автомата, хищно выглядывавшего своим бездонным зрачком из-под локтя черного фантома. Этот циклопий глаз смерти оставил им всем только один короткий миг, уместившийся между двумя ударами сердца, чтобы они могли увидеть того, кто пришел по их душу.
   Не дольше этого мгновения длилось и всеобщее оцепенение. Все разом пришли в движение, пытаясь вскочить на ноги, но было поздно — светопреставление началось.
   Из короткого ствола автомата вырвалось пламя, со звоном посыпалось оконное стекло, и в комнату ворвался ангел смерти. Первой же очередью смело всех, сидевших по одну сторону стола. Несмотря на обманчивую легкость оружия человека в черном, Густини и Фортуну приподняло и отбросило к стене. Пелотти, вопреки логике, бросился к окну, что было равносильно самоубийству, а Ди Англиа вместе со стулом опрокинулся на спину. Затем к процессии в ад присоединились те, кто сидел по другую сторону стола, где председательствовал Эритрея. Помертвев от ужаса, Дэвид наблюдал, как, распоротое очередью, расползалось брюхо Пелотти. Так разлетается чучело, набитое ватой под ударом ножа. Дэвид увидел, как обнажались перемолотые 9-ти миллиметровыми пулями внутренности Пелотти, который умер прежде, чем коснулся пола. На его глазах коротышка Ди Англиа, перепачканный кровью Пелотти, отчаянно барахтался на спине, пытаясь найти укрытие, но тщетно: несколько свинцовых шмелей с басовитым гудением впились ему в грудь. Тело Ди Англиа встряхнуло, в предсмертной судороге он свернулся в комок, да так и застыл в этой позе навечно.
   Дэвид испытывал странное ощущение: он словно раздвоился. Одно его "я", парализованное ужасом, сидело за столом в ожидании своей порции свинца и слабеющим рассудком следило за калейдоскопом страшных событий, другое отрешенно наблюдало со стороны за гибелью нью-йоркского совета, удивляясь, как такое могло произойти.
   — Поздравляю, — как сквозь вату донесся до него холодный голос с карниза.
   — Теперь все — твое!
   Где он слышал этот голос? Неужели это...
   — Ты?! — воскликнул Дэвид.
   За дверью послышался невообразимый шум, стук, крики. Это на долю секунды отвлекло внимание Эритреи, и за этот миг страшный призрак в окне исчез.
   Дэвид никак не мог преодолеть парализовавший его ужас.
   Он так и сидел, будто примерз к стулу, когда телохранители вышибли дверь снаружи, и толпа ворвалась в зал заседаний.
   Кто-то простонал:
   — Боже мой, мистер Эритрея! О Боже!
   У Дэвида едва хватило сил пробормотать:
   — Это был Омега. Это он, я видел. Но он оказался Боланом... Проник через окно. Только он...
   Кто-то воскликнул:
   — Они все мертвы! Все боссы убиты!
   В комнате столпились люди. Они кричали, ругались, кое-кто даже плакал.
   Дэвид потихоньку начал приходить в себя. У окна стоял Билли Джино. Держа двумя пальцами маленький автомат, он прорычал:
   — Вот орудие убийства! Оно еще горячее!
   — Он спустился к окну, — продолжал бормотать Дэвид.
   — Уберите его отсюда! — резко распорядился кто-то. Похоже, голос принадлежал Лео Таррину. — Ради Бога, уберите его, пока парни наверху еще ничего не знают!
   Вторая, отрешенная половина Дэвида Эритреи хладнокровно наблюдала, как Билли Джино прятал автомат под пиджак, с озабоченным лицом стоя у разбитого окна.
   — Это могло произойти только так, — сказал Билли. Его слова с трудом доходили до сознания Эритреи.
   Кто-то рявкнул:
   — Черт возьми, да уберете вы его, наконец, или нет.
   Эритрея пришел в себя уже в гараже. Рядом взвизгнули шины, и его усадили в один из лимузинов. На лицах сопровождающих застыли угрюмые непроницаемые маски.
   — Боже мой, они мертвы, — запричитал Дэвид. — Он перебил всех!
   — Помолчите, сэр, — сказал Билли Джино. — Да замолчите же, черт возьми! — раздраженно прикрикнул он, видя, что Эритрея никак не уймется.
   И в этот момент до «короля» Дэвида дошло, что его надули. Его умело обвел вокруг пальца какой-то искусный мастер интриги, который, вне всякого сомнения, довольно долго играл с ним, как кошка с мышью.
   Единственным вопросом для Дэвида оставалось: кто? Кто этот мастер, Омега или Болан? Кто из них был реальностью?
   Впрочем, это неважно, во всяком случае, сейчас. Однако, когда кому-то удавалось затащить Дэвида в постель, ему всегда было небезразлично, кто делил ее с ним.
   Но сейчас это неважно. Главное, что пять нью-йоркских семей остались без лидеров. Наступали чертовски неприятные времена. Эритрея чувствовал, что у него не осталось ни сил, ни мужества на продолжение борьбы за власть. Даже если ему удастся доказать в суде свою непричастность к убийствам — это будет очень сложно сделать, — он все равно никогда не сможет избавиться от недоверия и подозрений тех, кто остался в живых.
   В этом городе скоро начнется безумие, кровавый беспредел. Начнется всеобщая свара, когда все станут обвинять друг друга в этой страшной беде, неожиданно обрушившейся на Организацию.

Глава 17

   В вестибюле двадцать седьмого этажа было абсолютно тихо и безлюдно, и когда Болан-Омега там появился, его встретил только Лео Таррин.
   Пока они в лифте спускались в гараж, Таррин быстро ввел его в курс текущих событий. По его мнению, все пребывали в состоянии шока. Эритрея начал заговариваться, и его вынесли люди Билли Джино. Барни находился в комнате смерти и высказывал свои подозрения кучке взбешенных капореджиме. С какой бы стороны ни было выбито стекло, Барни считал, что Эритрея, разумеется, сам не нажимал на спусковой крючок, но весьма странным кажется то обстоятельство, что он оказался единственным из всех, кому удалось остаться не только живым, но и не получить ни единой царапины.
   Сразу же после атаки Палача Лео поднялся в пентхауз и отправил Джулио с его командой на двадцать седьмой этаж «для обеспечения отхода». В штаб-квартире «Коммиссионе» сейчас оставались только лейтенанты и капореджиме погибших нью-йоркских боссов, Барни Матильда и не более дюжины скорбящих охранников. Все остальные моментально разбежались под предлогом каких-то неотложных дел. Свободных солдат разослали по всему Нью-Йорку со спецзаданиями, связанными с обеспечением безопасности гостей, приехавших на похороны Оджи.
   — Все шишки в городе? — спросил Болан.
   — Почти все, — ответил Таррин. Он достал из нагрудного кармана маленькую записную книжку. — Вот список. Они ведут себя очень осторожно. Группами не собираются. Некоторые имеют здесь постоянные апартаменты. Другие рассредоточились по дорогим отелям от Центрального парка до Таймс-сквера.
   Болан не взял протянутую ему записную книжку.
   — Убери ее, Лео. Я не могу гоняться за ними по всему городу.
   Таррин поежился и сказал:
   — Честно говоря, я уже насмотрелся на кровь, хватит на всю оставшуюся жизнь. По-моему, ты наделал достаточно шума.
   — Вовсе не достаточно, — спокойно возразил Болан. — Но я не могу и не буду устраивать стрельбу в гостиницах. Я тихо закончу свою партию и так же тихо исчезну. Я умышленно не оставил здесь свой «фирменный знак» Палача, Лео. Я хочу, чтобы эту акцию не связывали с моим именем. К тому времени, когда я закончу здесь свою работу, эти ребята должны затаить друг против друга лютую ненависть.
   — Я думал, ты уже закончил, — сказал Таррин.
   — В основном, да, — ответил Болан. — Все, что осталось, — это, главным образом, твоя игра.
   Они вышли из лифта и быстро направились к машине Лео. И только когда они уже выезжали из гаража, Таррин спросил:
   — Что это за игра?
   Болан рассказал ему о лимузине Барни Матильды и его сокровенных тайнах. На протяжении всего рассказа малыш Лео хмурился, а когда Болан закончил, он весело рассмеялся.
   — Так вот какую игру ты мне предлагаешь! Боже, я уже сгораю от нетерпения и даже знаю, какие шаги предпринять.
   — Ну и отлично, Лео, — сказал Мак. — На пленках есть свежие записи. Кое-какие я уже прослушал. Ты наверняка обнаружил, что дружище Барни держит под присмотром отели, где важные персоны ждут похорон Оджи.
   Таррина разбирал смех. Он сказал:
   — Я на этой машине объеду все гостиницы в городе и прокачу всех заинтересованных лиц, пусть послушают. Да, я знаю, как тут можно сыграть.
   — Выброси меня на углу Сорок пятой и Парк-авеню, — попросил Болан.
   — Ты прощаешься, да? — поинтересовался Таррин.
   — Возможно, — со вздохом ответил Болан. — У меня есть дело на Лонг-Айленде. Потом... ладно, посмотрим.
   — Из пентхауза ты ушел чистым, сержант?
   Болан похлопал по кейсу. — Да, все здесь. Никто никогда не узнает истины, Лео.
   — Забавно... Ты представляешь, что здесь начнется? Все перевернется вверх дном. Обстановка и так на грани взрыва. А что будет, когда я им прокручу пленки Барни! Да у них крыша поедет!
   Болан подмигнул Таррину.
   — На это я и рассчитываю.
   Они подъехали к нужному перекрестку. Лео остановил машину и сказал:
   — Когда получит огласку история с пленками, Барни не сдобровать. Может быть, мне удастся заполнить вакуум. А что ты придумал для Эритреи?
   — Покровительство ФБР, — кратко ответил Болан.
   Таррин усмехнулся.
   — Я никогда не радуюсь чужому горю, но тут я доволен. Надеюсь, Билли Джино не размозжит ему башку еще до того, как они доберутся до Лонг-Айленда.
   — А что, Билли так завелся?
   — Да он просто озверел.
   — Ты ему передал, что я просил?
   — Да. Но ты не очень-то на него полагайся. Я его давно знаю. Он коварен, как гадюка.
   — Спасибо, буду иметь в виду, — мрачно ответил Болан. Когда он прощался с Лео, у него всегда портилось настроение. — Передавай привет Ангелине.
   — Ага, передам. — Лео тоже сделался серьезным. — Только вот не знаю, как тебя благодарить, сержант.
   — Задай им хорошую головомойку, вот как, — Болан передал Лео ключи от лимузина Барни Матильды.
   — Да, и не забудь устроить им хороший концерт, — добавил он, ухмыляясь.
   — Дерьмо собачье, — выругался Таррин. — Убирайся отсюда. Пойди выпей ведро крови, что ли...
   Болан вышел из машины и зашагал прочь. Он ни разу не оглянулся, потому что не любил видеть слезы на глазах взрослых мужчин.

Глава 18

   Болан связался по телефону с Гарольдом Броньолой и рассказал ему о последних событиях в штабе мафии.
   — Похоже, ты им крепко наподдал, парень, — заметил шеф ФБР, — но я не буду скорбеть по усопшим. Эта четверка натворила столько бед, что простому человеку и представить трудно. Однако ты ведь знаешь, что за этим последует. Начнутся пересуды, проповеди, обычные вопли доморощенных правдоискателей, возможен даже новый кризис в Вашингтоне...
   — Да. Мне-то ничего, Гарольд. Я как-нибудь переживу. А вот тебе не позавидуешь. Кровь на Манхэттене тебе так просто с рук не сойдет.
   — Обо мне не беспокойся. Я отмоюсь. Так ты считаешь, что Эритрея вот-вот созреет?
   — Да, думаю, ждать осталось не долго. Достаточно одного легкого толчка, и он сам упадет к тебе в руки. Это лакомый кусок, смотри, не продешеви. Он может много чего рассказать.
   — И я того же мнения, — заверил Болана Броньола. — Уж этому-то я спуску не дам, он у меня попляшет. Послушай, как там наш нелегал? Надеюсь, теперь он в безопасности?
   — На его счет можешь быть спокоен, — сказал Болан. Еще до захода солнца он устроит нашему другу Питеру веселую жизнь. Он будет крутиться, как карась на сковородке. Держу пари, мафиозному гестапо пришел конец. «Коммиссионе» придется попотеть и проявить дипломатичность, чтобы залатать дыры в своем заборе. Я уверен, нелегал найдет применение своим талантам. Сейчас меня больше беспокоит твой второй человек. О ней что-нибудь слышно?