— Что еще осталось?
   — Эта напряженная ситуация — долг. Мне кажется, что досье Болана больше не должно существовать.
   — Конечно, само собой разумеется!
   — Дайте мне контракт.
   Пласки порылся в папке и вытащил из нее солидный документ, который затем протянул Болану. Тот внимательно изучил контракт, тщательно сложив его, сунул в карман. Толстый палец Пласки тут же ткнулся в наборный диск телефона.
   — Вы верите в судьбу, Болан? — казалось, что его чрезвычайно обрадовал такой поворот событий.
   — Еще как. Даже трудно поверить, до какой степени я в нее верю, — отозвался Болан.
   И улыбнулся... нехорошей, опасной улыбкой.

Глава 2

   Лейтенант Ал Уотерби неподвижно застыл в кресле, вперив отсутствующий взгляд в кучу опостылевших ему докладов и отчетов, громоздившихся в центре его рабочего стола. Уотерби закусил губу и, одним рывком подняв из кресла свои 200 фунтов тренированных мышц, направился к двери. На полдороге он остановился, снова вернулся к столу и вытащил из кучи бумаг один-единственный листок. Перечитав его, лейтенант пробурчал себе под нос что-то невразумительное и, подойдя к двери, ударом кулака распахнул ее настежь.
   — Эй, Джек, — позвал он, — пусть войдет этот военный!
   Оставив дверь открытой, лейтенант уселся в кресло за столом и, закурив, снова с отчаянием воззрился на гору неразобранных документов. В кабинет вошел полицейский, сопровождаемый незнакомым в военной форме. Уотерби смерил взглядом рослого военного и скорчил жуткую гримасу, которую надо было понимать как дружескую улыбку.
   — Мне остаться, лейтенант? — спросил полицейский. Уотерби отрицательно мотнул головой, протянув посетителю руку.
   — Я лейтенант Уотерби, — произнес он. — Садитесь, сержант Болан.
   Мужчины обменялись крепким рукопожатием, и посетитель опустился на стул, затем положил руки на колени и слегка подался вперед, внимательно изучая лицо детектива. Уотерби подождал, пока закроется дверь за выходившим полицейским, и снова сделал героическую попытку улыбнуться.
   — Шикарная коллекция, — отметил он, придвигаясь ближе, чтобы получше рассмотреть награды Болана. — Смотри-ка! Вот это — "Пурпурное Сердце" и снайперская медаль и... Ах да! Бронзовая медаль! Остальные совсем новые, я их даже не знаю. Вы хорошо разбираетесь во многих видах оружия?
   Болан спокойно выдержал острый взгляд детектива:
   — Я владею практически любым стрелковым оружием.
   — А вы могли бы выпустить пять пуль скорее чем за пять секунд точно в цель, да еще на расстоянии... скажем, метров ста?
   — Это зависит от оружия, — невозмутимо ответил Болан — Нечто подобное я уже делал.
   — Вы пользовались автоматической винтовкой?
   — Во Вьетнаме нет такого оружия.
   — Ясненько...
   Уотерби затянулся сигаретой и с шумом выдохнул синий дым:
   — Я пообщался по телексу с одним из моих старых друзей, он находится сейчас в Сайгоне. Вы знаете майора Харрингтона?
   Болан отрицательно качнул головой.
   — Он служит в военной полиции в Сайгоне. Мы дружим уже давно. Так вот, он рассказал мне много занятного о вас, сержант.
   Уотерби раздавил окурок в пепельнице, и его лицо приняло официальное выражение. Испытующим взглядом он уставился на Болана:
   — Мне сказали, что во Вьетнаме вам дали кличку Палач. Как по-вашему, сержант, почему вас так прозвали?
   Болан слегка шевельнулся на своем скрипучем стуле, и его глаза скользнули по лицу детектива. Помолчав пару секунд, он ответил вопросом на вопрос:
   — Если вы собираетесь играть в какую-то игру, лейтенант, то, может быть, вы объясните мне ее правила?
   — Игра называется убийство, — отрезал Уотерби.
   — Все те люди, которых я убивал во Вьетнаме, стали мертвецами, потому что я получал соответствующие приказы.
   — Мы не во Вьетнаме! — взревел Уотерби. — И такой снайпер, как вы, не имеет права шляться по улицам этого города и решать, кому жить, а кому подохнуть!
   Болан пожал плечами:
   — Если вы намекаете, будто я замешан во вчерашнем убийстве... и основываетесь на том факте, что я снайпер...
   — Не только... — ответил полицейский. — Послушайте, Болан... Вчера здесь вы устроили скандал капитану Говарду из-за тех типов из "Триангл"... Вы говорили, что они виновны в смерти ваших родных, так как именно они вызвали роковой приступ ярости вашего отца...
   — Не вы ли, случайно, занимаетесь расследованием этого дела? — прервал его Болан. — Я имею в виду смерть моих родителей и сестры.
   Уотерби открыл было рот, но тут же решил, что лучше пока воздержаться от комментариев.
   — Тогда, — спокойно продолжал сержант, — вы знаете, как все произошло. И никто ничего не предпринял против этих сволочей? Во всяком случае, до вчерашнего вечера. Наконец-то нашелся смельчак, решивший действовать. Ну и кто на него пожалуется? В газетах пишут, что речь идет о войне между бандами. Раз дело сделано, то не все ли равно теперь, чьих оно рук?
   Уотерби бросил на Болана убийственный взгляд и, окончательно растерзав в пепельнице окурок, закурил новую сигарету. Затем вздохнул и произнес подчеркнуто примирительным тоном:
   — Мне не все равно, Болан. Это правда, что правосудие несовершенно в нашей стране, но пока тем не менее оно действовало весьма эффективно, черт побери! И мы не можем позволить, чтобы у нас под носом шлялись вооруженные до зубов убийцы, считающие себя судьями, присяжными и палачами в одном лице. В конце концов, мы же не во Вьетнаме!
   — Если вы выдвигаете против меня обвинение, то следовало бы соблюсти некоторые формальности, не так ли? — спросил с жесткой улыбкой Болан.
   — Вас никто не обвиняет, — ответил лейтенант, — пока. Но я точно знаю, что произошло, Болан. Поймите это. Я знаю, что 18 августа кто-то проник в оружейный магазин и похитил карабин "Марлин-444" и точнейший оптический прицел. Затем этот неизвестный пристрелял карабин в старом карьере за городом. 19 августа в два часа ночи он снова побывал в карьере и произвел три серии по пять быстрых выстрелов, точнее сказать, очередей, с трех дистанций: сто метров, сто десять и сто двадцать. Сторож не придал этому особого значения, пока не увидел вчерашних утренних газет.
   Затем двумя днями позже неизвестный снайпер взобрался на четвертый этаж Делси и устроился перед окном в одном из пустых офисов. Он курил, между прочим, "Пэлл Мэлл", как и вы, и пользовался крышечкой от бутылки "Кока-колы" в качестве пепельницы. В 18 часов он всадил по пуле из своего чудовищного ружья в головы пятерым служащим "Триангл Индастриэл Файнэнс", чем и вызвал преждевременный крах этой фирмы... Сержант поудобнее устроился на скрипучем стуле:
   — Если вам все известно, то почему вы не предъявляете мне обвинения?
   — Вы хотите заявить о чистосердечном признании?
   — Ну что вы! Надеюсь, пока рано меня арестовывать.
   — Вы прекрасно понимаете, что оснований для вашего ареста нет.
   — Ну тогда нам не о чем разговаривать, — усмехнулся Болан.
   — Вы что-то затеваете!?
   — Абсолютно ничего. — Сержант простодушно развел руками.
   — Когда вы возвращаетесь во Вьетнам?
   — Никогда, — ответил Болан, добродушно улыбаясь. — Вчера я получил соответствующий приказ: меня перевели на новое место службы.
   — Куда? — быстро спросил Уотерби.
   — Сюда. Инструктором по стрельбе в общественную школу Питтсфилда.
   — О-о-о черт! — простонал полицейский.
   — Это из-за моего младшего брата, — робко добавил Болан. — Я ведь его единственный родственник.
   Уотерби вскочил с кресла и в возбуждении стал метаться по кабинету между дверью и столом, пытаясь пережить очередной удар судьбы.
   — Ну вот! Опять эти проклятые осложнения! — заявил он наконец. — А я-то, дурак, рассчитывал, что вы в самом скором времени снова окажетесь среди джунглей, и ваш след здесь простынет!
   — Могу гарантировать, что вьетнамский фронт в ближайшее время покажется вам самым спокойным местом на земле. — И указательным пальцем лейтенант подчеркнул весомость каждого своего слова.
   — Что-то я вас не совсем понимаю, — с беспокойством произнес Болан.
   — Да что тут понимать! Не прикидывайтесь дурачком! Я говорю о мафии, об организации, не забывающей подобных вещей. А также о некоем типе по прозвищу Палач, который, вполне возможно, прикончил пятерых их людей. И еще об улицах моего города, рискующего скоро превратиться в тир, а я даже не смогу вмешаться в события, потому что не имею достаточных на то оснований. Я не шучу, сержант. Поймите меня. Вы пропали, и неважно, виновны вы или нет! А по вашей физиономии видно, что это ваших рук дело! Может быть, для правосудия улик и недостаточно, но мафии этого хватит. Вполне возможно, что они не прикончат вас ни сегодня, ни завтра, но такой день наступит. А у меня связаны руки. Я ничем не смогу вам помочь, даже если очень захочу. Что тогда будет с вашим братом, а? Что станет с ним, когда вы окажетесь в сточной канаве с выпущенными кишками?
   — Что вы мне предлагаете? — спросил Болан, внимательно вглядываясь в собеседника.
   — Сознаться. Только тогда правосудие сможет защитить вас. Болан иронически усмехнулся:
   — Странная защита! Вплоть до электрического стула. Брату-то от этого легче не станет, не так ли, Уотерби?
   — Ну не думаю, что дело зайдет так далеко. Кроме всего, есть еще и смягчающие обстоятельства.
   — Конечно, есть, а как же, — съехидничал Болан, поднимаясь со стула. — Надеюсь, что вы вдоволь наигрались в свою игру. Если я свободен...
   — Послушайте, сержант, — вспыхнул полицейский, — у меня нет против вас никаких улик. Как вы считаете, я искренен с вами или нет? Где вы найдете другого такого честного полицейского? Я не собираюсь таскать по судам героя войны только лишь на основании каких-то совпадений и собственных подозрений. Нет даже достаточных доказательств для выдвижения против вас обвинения. Но я никогда не смогу забыть, что где-то по городу ходит парень вроде вас с единственным желанием: побольнее ущипнуть мафию. И не забывайте ни на секунду, что мафия также помнит о вас.
   — Ну ладно! Спасибо за искренность, — Болан опять улыбнулся. — До скорого!
   Он открыл дверь и вышел, кивнув головой дежурному, а когда обернулся, то увидел детектива, стоявшего у двери своего кабинета. Нахохлившись и сунув руки в карманы форменных брюк, Уотерби с сожалением и непонятной печалью смотрел Маку вслед. Ледяные мурашки пробежали у Болана по спине, и на мгновение его охватила легкая паника. Неужели он переоценил себя? Сможет ли он один победить такую могучую организацию, как мафия? Затем он пожал плечами и пошел вниз по лестнице. Война уже объявлена. Он, Болан, перешел Рубикон.

Глава 3

   Атмосфера царила самая непринужденная. Казалось, что деловые люди собрались отдохнуть после партии в гольф. Нат Пласки с физиономией цвета его темно-красных плавок, деливших пополам его волосатое тело, стоял, прислонившись к беседке, возле самого бассейна и держал в своей здоровенной лапе стакан с виски, разговаривая с пышной блондинкой, которая выпирала из почти не существующего бикини, как подходившее тесто из квашни. Остальные девицы, все в стиле Мисс Вселенная, прикрывшись парой клочков пестрой ткани, лежали и сидели вокруг бассейна. В воде никто не плавал и даже не делал попытки окунуться.
   Элегантный мужчина лет пятидесяти, весь в белом, сидел за столиком под широким зонтом, надежно защищавшим от жаркого солнца, в компании с молодым парнем, одетым в костюм спортивного покроя. Другие крепыши ходили то тут, то там без всякой видимой цели, внося диссонанс в шикарный декор бассейна и бунгало. "Телохранители", — безошибочно определил Болан. За ним наблюдали. По какому-то невидимому сигналу либо просто движимые шестым чувством, некоторые парни почти одновременно повернулись к нему, едва лишь он подошел к бассейну. Пласки приветственно взмахнул рукой, сжимавшей стакан с виски, что-то сказал блондинке, с которой до этого мило любезничал, и поспешил к новоприбывшему.
   — Похоже, что армия взяла нас в окружение, — лениво протянула одна из девиц, бросая вожделенные взгляды на симпатичного сержанта.
   — Заткнись, дура! — рявкнул Пласки, проходя мимо ее.
   Он подошел к Болану, протягивая руку, и затем, поздоровавшись, подвел его к столику с двумя мужчинами, причем вел себя так, словно сержант был его самым дорогим другом.
   — Уолт Сеймур, позвольте представить вам сержанта Мака Болана, — произнес Пласки, обращаясь к мужчине постарше.
   Эти протокольные манеры не ускользнули от внимания Мака. Он улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой и протянул руку: пришло время знакомиться с представителями высшего эшелона власти тайной империи. Рукопожатие вышло холодным, но вежливым. Зато второй, помоложе, крепко и энергично сжал его руку. Такое рукопожатие понравилось Болану, и он с симпатией посмотрел на хозяина твердой, горячей руки.
   — Меня зовут Лео Таррин, — представился тот, сверкнув белозубой улыбкой. — Говорят, вы недавно вернулись из Вьетнама. Добро пожаловать! Вы где там служили?
   — Девятый пехотный полк, — кратко ответил Болан, надеясь, что ничем не выдал волнения, охватившего его. Таррина он видел впервые и по дружескому его тону признал в нем такого же солдата, каким являлся сам. Но слова брата о том, что Кинди называла своего "работодателя" Лео, накрепко врезались Болану в память. И ему стало не по себе.
   — Я служил в "зеленых беретах", — любезно продолжал Таррин. — И тоже, представьте себе, был сержантом. С узкой специализацией.
   Болан улыбнулся, нанося первый удар:
   — Я всегда считал, что самые важные специалисты "зеленых беретов" — поставщики девок.
   Замечание произвело ожидаемый эффект. Таррин обалдело уставился на почтенного Сеймура, а затем расхохотался.
   — О-о! Ну что вы... — весело воскликнул он, но тут же замолк под ледяным и презрительным взглядом Сеймура. Бывший вояка подмигнул Болану и уселся в свое кресло.
   В этот момент к ним подошла одна из скучающих наяд, предложив Маку виски со льдом. Тот поблагодарил ее и, следуя приглашению Пласки, устроился в кресле напротив Сеймура.
   — Хороша красотка — тоном знатока заметил Болан.
   — Они все такие, — подтвердил Пласки со скукой в голосе. — Если она вам нравится, то она ваша. Можете пользоваться. После того как мы утрясем наши дела.
   Он повернулся в сторону удалявшейся девицы и внимательно посмотрел на ее соблазнительно покачивающиеся бедра, словно забыл что-то очень важное.
   Болан заметил, что телохранители расположились боевым порядком, очевидно, выполняя задачу по их прикрытию.
   — Ну что ж, давайте утрясем, — широко улыбаясь, покладисто ответил сержант. Пласки заговорил, разглядывая свой стакан:
   — Сеймур, Таррин и я были партнерами Джозефа Лауренти, одного из убитых. И, разумеется, мы хорошо знали друг друга, то есть, как бы вам сказать поточнее, между нами существовали почти родственные отношения. По этой причине мы хотели бы... помочь полиции найти убийцу. Вы разговаривали с полицией, сержант?
   Болан ожидал этого вопроса. Его вызывали в полицию рано утром, почти сразу же после посещения офиса Пласки, и он приготовил ответ заранее.
   — Да. Они заезжали за мной, и я беседовал с ними сегодня утром, — сказал он. — Почти сразу же после того как мы расстались.
   — Вы добровольно пошли в полицию, — тихим голосом заявил Сеймур.
   Болан улыбнулся:
   — Не совсем так.
   — Почему?
   — Как я уже объяснил мистеру Пласки, я не собираюсь впутываться в дело, которое поставит крест на последних днях моего отпуска.
   Тут Мак улыбнулся еще шире:
   — Но в конце концов все уладилось. Во Вьетнам я не вернусь: мне удалось добиться перевода, так что на некоторое время я останусь в Питтсфилде.
   — Почему? — продолжал настаивать Сеймур.
   — Из-за братишки. Ему четырнадцать лет, а я его единственный родственник.
   — Армейские власти поступили очень великодушно, — добавил Пласки.
   Сеймур, по всей видимости, плевать хотел на великодушие армейского начальства, его беспокоило совсем другое.
   — Итак, вы решили сотрудничать с полицией, — прокомментировал он услышанное. — Расставшись с мистером Пласки, вы узнали хорошую новость, а затем, как добропорядочный гражданин, отправились в полицейское управление.
   Болан по-прежнему улыбался:
   — Вы, наверное, плохо слышите, а? Я вам сказал, что они заезжали за мной. Этим утром, когда я вышел из офиса мистера Пласки, за моей машиной уже стоял полицейский автомобиль. Они сказали, что меня хочет видеть какой-то детектив из уголовной полиции.
   — Зачем?
   — Любопытное совпадение, — мрачно заявил Болан. — Полицейский, который занижается делом "Триангл", ведет к тому же еще и следствие по делу смерти моих родителей. Он...
   — Вашего отца тоже убили? — тут же задал вопрос Сеймур.
   — Нет. Речь идет о самоубийстве. Нервный срыв или нечто в этом роде, — ответил Болан. — Не знаю точно. В последнее время отец был подавлен, болел и имел долги. Полицейский вспомнил, что он задолжал также фирме "Триангл". Естественно, у него возник вопрос: нет ли здесь какой-нибудь связи и не я ли ухлопал тех пятерых парней из "Триангл". Он хотел поговорить со мной на эту тему. Болан знал, что сильно рискует. Он снова улыбнулся.
   — Но я не расплачиваюсь с долгами с помощью оружия. И вы это прекрасно знаете, — Мак повернулся к Пласки. — Как бы то ни было, я удовлетворил любопытство полицейского. Он поблагодарил меня за то, что я пришел, и мы расстались. Вот и все.
   — Вы забыли еще кое о чем, — лениво заметил Сеймур.
   — Да?
   — Да. Сэм Болан застрелил также жену и дочь.
   — Эй, Уолт! Поосторожнее, — вмешался Таррин.
   — Ничего, — сухо ответил Болан, впившись взглядом в лицо Сеймура. — Я не сержусь на моего старика за то, что он сделал. Послушайте-ка, я ушел из дома, как только решил, что стал достаточно взрослым для этого. Чем меньше мы будем говорить о женщинах из моей семьи, тем лучше я буду себя чувствовать. Договорились?
   Сеймур и Таррин переглянулись. "Они в курсе", — подумал Болан.
   — Конечно. Я понимаю, сержант, — быстро сказал Сеймур. — Не обращайте внимания. Просто я пытаюсь составить себе представление о вас.
   — Ну и как, составили?
   — Думаю, что да. А почему вы не рассказываете нам о том, что видели прошлым вечером? Я говорю об убийстве, — уточнил Сеймур.
   Болан холодно посмотрел на него:
   — Ас чего это я должен оказывать вам такую услугу?
   — Ну... в конце концов...
   Сеймур озадаченно потер нос, затем тихонько рассмеялся:
   — В конце концов вы тем не менее пришли ко мне, чтобы рассказать об этом, не так ли?
   — Нет.
   — Нет? — переспросил Сеймур, искоса поглядывая на Пласки.
   Болан медленно прикурил сигарету, выпустил дым вверх и заявил:
   — Мой визит в полицию все изменил.
   — Понимаю, — сказал Сеймур, хотя не понимал ничего.
   — Я действительно кое-что видел. Я находился рядом, когда все началось, и заметил типа, бегом выскочившего из здания Делси. Он чуть не сбил меня с ног.
   — Ну и?.. — мрачно спросил Пласки.
   — Ну и, само собой разумеется, я не могу сделать такое заявление. Это равносильно признанию, что я находился на месте преступления, а учитывая, что Уотерби меня уже и так подозревает, я окажусь в дурацком положении.
   — Кто такой Уотерби? — спросил Сеймур.
   — Детектив из уголовной полиции. Из отдела по борьбе с особо опасными преступниками — убийства и прочее...
   Сеймур вздохнул и снова повернулся к Пласки. Легкая улыбка тронула его губы.
   — Мы не хотим, чтобы вы оказались впутаны в эту историю, сержант, — сказал он. — Мы не сообщим о вашей информации в полицию.
   — Об этом нетрудно догадаться.
   — Вот как?!
   Болан кивнул головой:
   — Но это ничего не меняет. Послушайте, сначала я хотел просто продать нужную вам информацию. Но изменился именно этот аспект проблемы. Видите ли, в полиции мне сказали, кто вы.
   — Ну и кто мы, по-вашему?
   — Мафия.
   Улыбка исчезла с лица Сеймура. На Пласки напал приступ кашля, а Таррин нервно забарабанил пальцами по столу.
   — Так кто мы, вы говорите? — процедил сквозь зубы Сеймур.
   — Бог ты мой! Да все это знают, — ответил Болан. — Во всяком случае, в полиции. Они сказали мне, что "Триангл" принадлежит мафии.
   — Что за штучки, солдатик? — прошипел Пласки.
   — Спокойно, Нат. Спокойно, — быстро вмешался Сеймур. Он внимательно изучал Болана:
   — Допустим, полиция в этом отношении совершенно права. Что это меняет?
   — Мою цену, — невозмутимо ответил Болан, выдерживая его испытующий взгляд.
   Таррин рассмеялся, с облегчением откинувшись на спинку кресла. Пласки фыркнул и пробурчал что-то невразумительное. Сеймур сохранял полное спокойствие. Наконец он вздохнул и произнес:
   — Либо вы большой хитрец, Болан, либо неисправимый идиот. Скажите нам, чего вы хотите?
   — Я пытаюсь дать вам понять, что могу опознать убийцу. И тут вдруг понимаю, что вам это совсем не нужно. Вам абсолютно не хочется, чтобы личность убийцы установили. Послушайте меня, у нас с вами нет никаких проблем. Я знаю, как происходят такие дела. Мне не интересно, что там у вас произошло с Лауренти, зато я понимаю, что такое дисциплина. Если Лауренти пытался вести с вами двойную игру, то вы поступили совершенно справедливо. Я хочу просто-напросто, чтобы вы поняли: я не из болтливых. Особенно при общении с полицией. Короче, цена изменилась. Цены больше нет. Как нет и свидетельства. Я ничего не видел и ничего не скажу.
   От неожиданности у Пласки отвисла челюсть. В изумлении он посмотрел на Сеймура и пробурчал:
   — Он думает, что...
   — Я знаю, что он думает! — перебил его Сеймур, — Это было ясно с самого начала.
   Он не спускал своих глаз-буравчиков с лица сержанта, явно наслаждавшегося возникшей ситуацией.
   — Никаких проблем не возникало, — сказал он Болану. — То, что написали в газетах, не соответствует истине: Лауренти и его людей вовсе не ликвидировала какая-то преступная организация. Вы теряете свое время и отнимаете наше. Если вам будет угодно...
   — А не положить ли нам карты на стол?
   — Ну и каковы же ваши карты, сержант? — насмешливо спросил Сеймур.
   — Я ищу работу. Пятеро ваших людей позавчера погибли. Значит, появились вакансии. Таррин обеспокоенно зашевелился в своем кресле.
   — С чего бы это военному искать работу? — негромко спросил Пласки.
   — На мне эта форма уже двенадцать лет, — ответил Болан. — Я овладел ремеслом, но не заработал денег. У меня нет ни цента и не будет, пока я остаюсь в армии.
   Сеймур начал отходить, его взгляд смягчился:
   — О каком ремесле вы говорите?
   — Оружейника.
   — Оружейника? — рассмеялся Сеймур. — Так вы всерьез думаете, что мы пользуемся оружием? Болан проигнорировал этот выпад:
   — Я умею его изготавливать, улучшать, ремонтировать, делать к нему боеприпасы и, конечно, пользоваться им.
   Сеймур веселился вовсю:
   — Даже если предположить, что мы являемся теми, за кого вы нас принимаете, то вы явно перепутали эпохи. Мы ведь не в Чикаго тридцатых годов. Мы в Питтсфилде начала семидесятых.
   Он покачал головой и добавил:
   — Вы заблуждаетесь на наш счет, сержант. Болан подбородком указал на одного из телохранителей, державшегося в тени бунгало.
   — Вон тот вооружен, — сказал он. Затем, ткнув пальцем, показал на другого:
   — Этот тоже. Когда я вошел сюда, то насчитал пять вооруженных парней. У вас есть гражданская армия. И в ее рядах — вакансия. А я ищу работу.
   — Вы собираетесь дезертировать? — спросил Таррин. Солдат покачал головой:
   — Вы знаете, что такое инструктор по стрельбе в общественной школе, Таррин? Это ничто.
   — Поподробнее, пожалуйста, — заинтересовался Сеймур.
   — Это своего рода соболезнование со стороны армейского начальства. Меня перевели на другую службу в рамках программы военной подготовки в Франклиновской высшей школе в Питтсфилде, ведь армия поставляет инструкторов. Но это значит дать солдату пинка под зад. Нам предоставляется жилье, у нас есть рабочее время, как у других преподавателей, и мы живем как гражданские лица.
   — Вы собираетесь успевать на двух работах? Болан улыбнулся:
   — Так ведь я не единственный инструктор. Меня перевели сюда, потому что мне требовалась официальная должность. В школе уже работает один парень. Мне нужно будет подменять его время от времени, и еще... может быть, я проведу пару занятий по пользованию оружием и поприсутствую на практических стрельбах. Но мне дали понять, что я смогу приходить и уходить в любое время, когда мне будет удобно.
   — Это совсем не похоже на ту армию, которую я знал, — сказал Таррин.
   — Так точно, — согласился Болан. — Но в конце года истекает срок моего контракта. К тому же у меня на руках еще и младший братишка, а это, знаете ли, ответственность. Мне дали это место, чтобы как-то пристроить до конца года. Думаю, начальство предполагает, что к концу года я либо подпишу новый контракт, либо закончу военную карьеру.
   — Мне кажется, что вас должен устраивать такой поворот событий, — произнес Сеймур.
   — В конце концов... мне нужно теперь присматривать за братом, — заметил Болан. — И я вам уже говорил, что у меня нет за душой ни цента. Я собираюсь рассчитаться с армией в декабре. А это время перехода к гражданской жизни кажется мне несколько затянутым.
   Он снова широко улыбнулся:
   — К тому же у вас сейчас есть место.
   — У меня такое впечатление, что этот бравый сержант — невероятно везучий человек, — задумчиво произнес Сеймур, специально никому не адресуя своих слов.